Текст книги "Бизерта"

Ксения, захваченная эмоциональным рассказом матери, не менее восторженно захлопала в ладоши, а на ее глазах выступили слезы радости. Однако она все-таки неуверенно спросила у матери:

– А почему, мама, два столба воды? Ведь у линкоров, как, к примеру, у «Генерала Алексеева», на котором сейчас находится Павлик, у каждой башни главного калибра по три орудия.

Та изумленно посмотрела дочь, а затем, наконец, сообразив, в чем дело, пояснила:

– Это, Ксюша, на новых линейных кораблях, построенных уже после Русско-японской войны. А вот на старых броненосцах, к которым относилась и «Слава», было по два орудия в каждой башне главного калибра, – пояснила она. – Да что там далеко ходить? Ты только внимательно посмотри на броненосец «Георгий Победоносец», когда он придет в Бизерту, и посчитай количество орудий в двух его башнях главного калибра. Он ведь однотипен со «Славой».

– Я обязательно это сделаю, мама, будь уверена! – опять же безапелляционно заверила та.

– А я ничуть и не сомневаюсь в этом, Ксюша, – с улыбкой кивнула головой Ольга Павловна и продолжила: – Конечно, противостоять огневой мощи линейного корабля эскадренные миноносцы не могли, а внезапность торпедной атаки была ими упущена. И германские миноносцы, круто развернувшись, ушли восвояси.

Ксения в порыве радости обняла мать.

– Какой же отважный и решительный у нас папа!

– Вот за это, Ксюша, он и был награжден орденом Георгия четвертой степени!

– Этим белым эмалевым крестом на его шее с изображением всадника, поражающего копьем змея?

Ольга Павловна утвердительно кивнула головой.

Ксения задумалась, а затем как-то смущенно, чем очень удивила ее, спросила:

– А как ты познакомилась с папой? – И тут же поспешно уточнила: – Если это, конечно, не тайна…

«Растет дочь, – сделала очередное открытие Ольга Павловна, – и простой отговоркой тут уже не отделаться. А ее ведь, как я понимаю, интересует не столько сам факт нашей встречи со Степой, сколько мое эмоциональное состояние при этом. Ну что же, – вздохнула она, – придется быть откровенной…» И, видя ждущий взгляд дочери, рассказала:

– Мы всем медицинским персоналом лазарета, который размещался на госпитальном судне «Монголия», возвращались из Порт-Артура во Владивосток из японского плена под подписку о нашем дальнейшем неучастии в Русско-японской войне.

– Так ты, мама, оказывается, была в плену у японцев?! – ужаснулась Ксения.

– Так уж получилось после падения Порт-Артура, – пояснила та. – Ведь весь его гарнизон, а также и моряки кораблей, потопленных в его гавани, оказались в японском плену. – А затем, переждав, когда снова позволит говорить комок, застрявший в горле, продолжила: – Когда же наш поезд прибыл на железнодорожный вокзал Владивостока, расположенный у самого берега бухты Золотой Рог, то там Марию, мою подругу еще по медицинскому училищу, встречал Андрей Петрович, твой дядя, который был знаком с ней еще в Порт-Артуре, а папа лишь сопровождал своего старшего брата. Но при первом же взгляде на него меня как будто пронзило электрическим током, а когда мы с ним встретились взглядами и он улыбнулся мне, то я сразу же поняла, что наконец-то встретила своего долгожданного «принца»… – доверительно рассмеялась она, поведав уже повзрослевшей дочери одну из самых сокровенных своих девичьих тайн.

– Любовь с первого взгляда? – лукаво спросила Ксения, завороженно слушавшая признание матери.

– Ты-то откуда знаешь? – рассмеялась Ольга Павловна. – Ведь подобные тайны доступны только женщинам, пережившим это на собственном опыте.

Ксения с долей обиды посмотрела на нее:

– Ты, наверное, забыла, что я же много читаю?

– Небось, Мопассана? – спросила Ольга Павловна, настороженно глянув на дочь.

– И его тоже, – с вызовом ответила та и с назидательным тоном уточнила: – Только об этом чувстве, мама, пишут и другие писатели. И к тому же нередко.

– Сдаюсь, Ксюша! – призналась Ольга Павловна и чуть было не воскликнула, что, мол, в ее время девочки ее возраста об этом еще не читали. Но вовремя остановилась – не время читать нравоучительные нотации дочери во время столь интимного и доверительного разговора. – Но это, не скрою, было именно так.

Та же порывисто обняла ее:

– Какая же ты счастливая, мама! И я так рада, что ты встретила именно нашего папу.

– Ничего, Ксюша, придет и твое время… – задумчиво сказала Ольга Павловна, поглаживая дочь по голове.

– А разве мне может встретиться такой же человек, как наш папа? – недоверчиво, с замиранием сердца спросила та.

«И все-таки ты у меня еще совсем ребенок, Ксюша», – улыбнулась про себя Ольга Павловна, а вслух уверенно сказала:

– Непременно. И не волнуйся – сердце тебе само подскажет.

– Как тебе, мама?

– Как мне, Ксюша, – счастливо улыбнулась Ольга Павловна, нежно поцеловав дочь.

Ксения же была на вершине счастья – ведь впервые у нее с мамой состоялся настоящий разговор «по-взрослому».

* * *

На другой день капитан сконфуженно просил извинения у пассажирок за свое, как ему показалось, довольно грубое вчерашнее поведение по отношению к ним. Но те все уже поняли, что значит резкий мужской окрик при возникновении паники, да еще среди женщин, и были весьма благодарны ему за его столь решительные действия в критической ситуации.

Плохая погода хоть и не сразу, но прекратилась, и остальная часть пути прошла более или менее спокойно.

Однако этого нельзя было сказать про переход других кораблей. Так, старый броненосец «Георгий Победоносец», переквалифицированный после окончания Русско-японской войны в разряд линейных кораблей, только чудом не разбился во время жестокого шторма о скалы у Сицилии. А малые миноносцы «Жаркий» и «Звонкий» чуть было не потонули, и поскольку их машины отказывались служить, то командиры попытались даже идти на них под парусами. Однако ввиду отсутствия у их офицеров опыта управления парусными судами от этого в конце концов пришлось отказаться.

Кое-как, но они все-таки дотянули до Аргостоли, порта на греческом острове Кефалония, куда в соответствии с планом должны были заходить корабли и суда Русской эскадры.

Когда же «Жаркий», уже идя на буксире у морского буксира «Голланд», у которого и своя-то машина была далеко не в полном порядке, вышел из порта, море было спокойное, и целый день стояла хорошая погода, но к вечеру у берегов Калабрии, самой южной части Италии, их настиг шторм.

Как он не затонул в эту страшную ночь, одному Богу известно. Миноносец вдруг лег, опрокинутый крутой волной, на левый борт, и один из буксирных тросов оказался у него под кормой. Огромные волны, перекатываясь по палубе, сносили все, что было возможно: бочки с нефтью, вспомогательную динамо-машину, а также сорвали прожектор с мостика. Пожар бушевал в его кают-компании. К тому же «Голланд» и сам оказался без хода. И в эти безысходные минуты в эфир полетел призыв о помощи: «SOS» – «спасите наши души»…

К счастью, к ним пришел на помощь миноносец Национального итальянского флота под зелено-бело-красным флагом, сопровождавший Русскую эскадру, и дотащил-таки «Жаркого» на буксире до итальянского порта Котрона с удобной гаванью.

Командир этого итальянского миноносца, вспомнив Мессину*, пригласил русских офицеров на обед. Однако узнав, что те колебались за неимением приличных мундиров, он, не без юмора, заявил, что приглашает не шинели, а товарищей по беде. Этот братский вечер вокруг гостеприимного стола, где вермут имел вкус времен давно прошедших, где воспоминания о глубокой древности, о Пифагоре и его законах отодвинули на миг тяжелую действительность, остался светлым пятном в этом трудном плавании.

Вопрос нехватки топлива снова возник, когда «Жаркий» не встретился с «Кронштадтом» у берегов Сицилии, где он должен был загрузиться углем. Оставалось только одно: идти на Мальту, несмотря на строгий запрет проникать в английские воды.

Избегая лоцмана, которому нечем было заплатить, «Жаркий» вошел в Ла-Валлетту и стал на якорь посреди порта. Реакция портовых властей не заставила себя долго ждать. Английский офицер в полной форме появился на его палубе уже через пять минут. Он был любезен, но тверд: английский адмирал, будучи очень занятым, освобождал командира русского миноносца от протокольного визита к нему и просил не спускать никого на берег.

– Замечательный народ эти англичане! Умеют говорить самые большие грубости с безупречной вежливостью! – усмехнувшись, заметил командир «Жаркого», старший лейтенант Манштейн своему старшему офицеру.

Тот согласно кивнул головой, безоговорочно, как и положено по его должности, поддерживая своего командира.

Но как быть с углем? Однако этот вопрос благополучно разрешился на следующее утро. Помощник начальника штаба английской эскадры, офицер, прослуживший все время мировой войны на русском фронте и награжденный орденами Владимира и Станислава, дружески представился своим бывшим соратникам. Он предложил лично от себя обратиться к французскому консулу, который, в свою очередь, очень любезно и с согласия Парижа, полученного по телеграфу, снабдил миноносец углем.

«Жаркий» покинул Ла-Валлетту в праздничный день нового, 1921 года, и вслед ему долетали на плохом русском языке пожелания новогоднего счастья, и даже несколько букетиков фиалок, брошенных с мальтийских гондол, крутились в струе воды за его кормой.

А через непродолжительное время он уже был в Бизерте, несмотря на то, что ввиду его запаздывания командующий Русской эскадрой вице-адмирал Кедров считал вполне возможным и даже вероятным неподчинение молодого и увлекающегося, по его мнению, командира, который мог зайти в Грецию или в один из портов Италии и остаться там. Не мог же знать адмирал о том, что на «Жарком» просто-напросто вышел из строя радиопередатчик…

А вот конвоировавший отряд русских кораблей французский сторожевой корабль «Бар ле Дюк» в жестокий шторм затонул в ночь с 14 на 15 декабря 1920 года у мыса Доро греческого острова Эвбея.

* * *

Казалось чудом, что все корабли и вспомогательные суда Русской эскадры, вышедшие из Константинополя, смогли все-таки без потерь дойти до Туниса. И тем не менее это так.

Несмотря на все трудности, к середине февраля 1921 года в Бизерту все-таки прибыли все корабли и суда Русской эскадры – 33 корабля, включая линкоры «Генерал Алексеев» и «Георгий Победоносец», крейсера «Генерал Корнилов» и «Алмаз», 10 эскадренных миноносцев, 4 подводные лодки и 15 вспомогательных судов и транспортов. К тому же на судах помимо матросов и офицеров флота находилось около 5400 беженцев, включая и значительное количество раненых.

Рано утром 23 декабря 1920 года «Великий князь Константин» первым из всех русских кораблей и судов, вышедших из Константинополя, благополучно миновав волнорез, поврежденный германской торпедой, вошел в Бизертский порт.

Особенно торжественно был отмечен приход флагманского трехтрубного крейсера «Генерал Корнилов», бывшего «Кагула», а еще раньше «Очакова», с которого в уже далеком 1905 году лейтенант Шмидт руководил Севастопольским восстанием. Ведь «Корнилов», как и положено флагману, покинул Константинополь последним. Командующий эскадрой вице-адмирал Кедров со своим штабом стоял на мостике крейсера и приветствовал каждый русский корабль и каждое судно, уже стоявшие в порту.

Таким образом, тысячи русских людей оказались вдали от своей Родины, уже на африканской земле. Одни из них вместе со своими семьями спасались от грозившей им смертельной опасности, а попросту от гибели в условиях тотального красного террора. Другие же потому, что не могли принять власть большевиков, несовместимую с их представлениями о справедливом устройстве общества, несмотря на то что и существовавшая до октябрьского переворота система государственного устройства также устраивала их не в полной мере.

Но как бы то ни было, какие бы причины ни заставили их стать беженцами, изгоями на чужбине, все эти люди, без исключения, свято верили в то, что их многострадальная Россия все-таки возродится, скинув ненавистное им большевистское иго, и они непременно вернутся на свою ставшую такой далекой родину. И эта святая вера в справедливость объединяла их здесь, за многие тысячи километров от своего горячо любимого Отечества, и помогала пронести светлую память о родной земле через остаток полной лишений жизни.

Ведь они, несмотря на неопределенность их положения и лишения, которые им еще только предстояло пережить, по-прежнему оставались русскими людьми, жившими с непоколебимой надеждой вернуться в свободную и возрожденную Россию.

Глава IV
Последний причал

Вне всякого сомнения, появление целой эскадры, где на военных кораблях женщины и дети чувствовали себя как у себя дома, стало необычным событием для жителей маленького городка, которые смотрели на это зрелище с интересом и даже с симпатией. Для беженцев же после всего пережитого этот последний причал казался залогом более спокойного, хотя и неизвестного будущего. Они с интересом разглядывали пляжи и пальмы, новенькие дома и минареты мечетей, и красочную толпу вдоль оживленной набережной – много красных фесок и белых широких восточных одеяний среди строгих костюмов европейцев и военных мундиров.

* * *

Плиний Старший, знаменитый римский ученый и историк, назвал Бизерту «безмятежным городком», ревностно берегущим свой покой, привлекающим многочисленных римских вельмож свежестью климата и ласковым летом. Этому описанию около двух тысяч лет.

Бизерта была основана финикийцами почти одновременно с Карфагеном в начале IX века до нашей эры и сыграла важную роль в истории благодаря своему уникальному географическому положению. Белый мыс – самая северная точка Африки в центре Средиземноморья, колыбели западной цивилизации. И все суда, пересекая Средиземное море с запада на восток или с востока на запад, не могли, да и не стремились миновать ее гостеприимную гавань. Старый порт, являясь природной гаванью и сообщаясь каналами с внутренними озерами, служил надежным убежищем для всех мореплавателей.

Находясь на перекрестке главных морских дорог, Бизерта представляла собой своеобразный водоворот, в который попадало и неизбежно перемешивалось множество народов, образуя за тысячелетия бесконечный людской поток, который оставил след в ее культуре, образе жизни и даже в цвете кожи ее коренных жителей. И каждый народ давал городу свое название – Гиппон, Акра, Диарритус, Бензерт, Бизерт и, наконец, Бизерта. Во всяком случае, след, оставленный основателями города – финикийцами, – сохранился надолго. Эти отважные мореходы, отправляясь в неизведанные края, преследовали только мирные цели, устанавливая торговые ряды по всему побережью Средиземного моря, что способствовало и взаимному культурному обогащению народов, его населяющих.

Начиная с XVI века Бизерта – настоящая пиратская база Средиземноморья, разгульная, богатая, разбойная и бесшабашная. Считают, однако, что корсары того времени только добавили перца в бизертскую кровь, обогатили город, снискали ему славу, но тем не менее не сделали его жителей жестокими.

Изгнав в XIX веке пиратов и разбойников, город зажил степенной и размеренной жизнью рыболовов и земледельцев. Так, эрцгерцог Луис Сальвадор писал: « Маленький белый городок грациозно отражается в кристаллах вод уснувших к вечеру каналов… Каналы начинают мерцать в мягком свете звезд, огнях базаров, кафе, загадочных жилищ… Бизерта осталась в моей памяти одновременно как сказка Востока, воплотившаяся на юге Средиземноморья, и как прелестная и пленяющая новая Венеция…»

Но в 1881–1883 годах Франция взяла Тунис под свое покровительство и установила так называемый протекторат, втянув его в состав своей колониальной империи.

Все каналы, которыми любовался австрийский эрцгерцог, засы́пали в начале 90-х годов XIX века. На громадной искусственной насыпи площадью более 750 гектаров был построен новый современный город. В 1895 году открылся и новый порт для международной торговли, ставший одной из военно-морских баз французского флота.

И символично, что первый иностранный визит в новый порт совершил русский крейсер «Вестник» в 1897 году. А еще через три года контр-адмирал Бирилев (будущий морской министр России), прибывший на эскадренном броненосце «Александр II» в сопровождении миноносца «Абрек», нанес визит французскому губернатору и по его предложению посетил недавно построенный на возвышении форт Джебель-Кебир в окрестностях города. Мог ли он на пороге XX века предполагать, что всего лишь через двадцать лет этот рейд станет последней якорной стоянкой последней эскадры когда-то могучего Российского Императорского флота. Интересна и такая деталь: корабли 3-й Тихоокеанской эскадры под командованием контр-адмирала Небогатова бросали здесь якоря, делая остановку на пути через Суэцкий канал из Балтики в Японское море, к Цусиме, в то время как многочисленная 2-я Тихоокеанская эскадра под командованием вице-адмирала Рожественского шла на Дальний Восток вокруг Африки.

Для строительства этого порта было использовано большое и достаточно глубокое озеро, расположенное в нескольких километрах от морского берега с рекой, вытекающей из него в море. Поэтому французам было достаточно лишь превратить реку в судоходный канал, чтобы создать надежное убежище для огромного количества судов какого угодно размера. Утверждали, что Бизертское озеро, имеющее поверхность в 150 квадратных километров, смогло бы вместить в себя все военные флоты мира. И это утверждение не было голословным.

На южном берегу озера, противоположном каналу, французы создали крупный арсенал военно-морского ведомства под названием Сиди Абдалла в честь тамошнего арабского святого. В этом арсенале было два сухих дока, построенных по чертежам русских инженеров, соответствовавших размерам новейших русских линейных кораблей постройки 1912–1916 годов. Дело в том, что по договору, подписанному в начале Первой мировой войны министром Сазоновым и союзниками, Россия, в случае победы над Германией, должна была получить кроме Черноморских проливов Босфор и Дарданеллы еще и Бизерту в качестве базы русского Средиземноморского флота.

В те времена Бизерта насчитывала 20 тысяч жителей, приблизительно половина из которых были французы и итальянцы, переселенцы из бедной близлежащей Сицилии. Арабское население занимало свою часть города, окруженную стеной и характерную своими мечетями и жилыми домами. В то время как европейское население жило в так называемом новом городе, прилегающем к старому арабскому, построенном французами за последние три десятка лет в особом колониальном стиле, где белый камень чередуется с красным кирпичом.

Вначале, на протяжении около двух километров со стороны моря, канал идет строго прямо при ширине около ста метров, с пристанями для стоянки пассажирских и торговых судов, по берегам которого среди пляжей и пальм тянутся, видимо, административные строения в два или три этажа. Дальше, к озеру, канал постепенно расширяется в виде устья реки и служит внутренним рейдом для стоянки судов на бочках или якорях.

На этом-то внутреннем рейде и стояли на якорях русские корабли и суда, пришедшие из Константинополя.

* * *

Что испытывали моряки эскадры, члены их семей и ее пассажиры, оказавшиеся на севере Африки? Всех, без исключения, этих разных по социальному положению людей, по собственной воле ушедших в изгнание от большевистской тирании, объединяла общая надежда – непременное возвращение в Россию, в свое горячо любимое Отечество. Пусть и не сразу, пусть через несколько или десяток лет, но обязательно вернуться туда, откуда они, скрепя сердце, бежали в неведомое.

Сейчас же надо было как-то обустраиваться на чужой земле, приспосабливаться к жизни на ней, чтобы выжить…

* * *

Местные власти приняли эскадру довольно холодно. Да это и понятно. Ведь она прибыла из страны, пораженной красной духовной заразой. А как раз этой заразы французы и боялись пуще всего. Так, начальник службы безопасности в Бизерте доносил: « Поскольку из шести тысяч человек большинство пропитано коммунизмом, мне кажется необходимым укрепить предписанную службу политической безопасности, которая явно недостаточна». Во всяком случае, все офицеры эскадры были обезоружены.

Потому-то на кораблях и судах эскадры по мере их прибытия в Бизерту поднимались желтые карантинные флаги – никто не имел права в течение сорока суток съехать на берег, и никто не имел права подойти к ним. Полная изоляция от внешнего мира…

И уже 23 декабря 1920 года в одной из крупнейших газет «Тюнизи франсэз», издававшейся в Бизерте и отражавшей взгляды французских колониальных властей, была опубликована статья под заголовком «Русские Врангеля в Бизерте», в которой писалось: « Кто эти люди, мы не знаем. Среди них, возможно, есть элементы, особо опасные тем, что в состоянии спровоцировать столкновения с нашими войсками. Мы рекомендуем всем торговцам в Бизерте относиться к русским с осторожностью: какой валютой собираются они оплачивать свои покупки? Жаль, что Тунис не имеет достаточно сильного голоса, чтобы заявить о нежелании быть страной, на которую свалилась эта неприятность».

Что касается местного арабского населения, то постепенно первоначальная их настороженность к русским исчезла. И арабы, местные жители, подчеркивая присущую основной массе русских эмигрантов интеллигентность и образованность, стали называть их «ле рюс Блан» («белые русские»).

* * *

А в это время разгорелась борьба за будущее кораблей Русской эскадры. Французское правительство вынашивало далеко идущие планы. Разрешив русским привести их в Бизерту, оно намеревалось под каким-либо предлогом отослать экипажи русских обратно в Россию, оставив корабли под надсмотром французских рабочих технических бригад, чтобы оценить стоимость приобретенного имущества. Особый же интерес для французов представлял новейший линейный корабль «Генерал Алексеев», большие нефтяные миноносцы и плавучая мастерская «Кронштадт».

В то же время адмирал Дюмениль, пользовавшийся большой популярностью у русских моряков, прекрасно понимал, что те надеются продолжать борьбу с большевиками, передав свои корабли в распоряжение будущего «Русского правительства за границей».

Морской префект в Бизерте адмирал Дарье сообщал в Париж: «Я видел адмирала Кедрова… По его словам, он никогда не слышал о предложении Врангеля отдать флот в залог Франции». Префект одновременно объяснял, что невозможно оценить корабли, пока они находятся у русских. С одной стороны, под предлогом «санитарных причин» они были поставлены в карантин. С другой стороны, адмирал Кедров принял меры, чтобы не допустить вмешательства французских техников, объяснив сразу же, что в его распоряжении находятся русские квалифицированные инженеры.

К тому же парижское министерство финансов проявило вполне серьезный интерес к будто бы находящемуся на одном из кораблей «золотому запасу правительства Юга России». Осторожные расследования привели, в конце концов, к «Кронштадту», на котором действительно «открыли» 275 миллионов бумажных рублей, не имеющих больше абсолютно никакой ценности.

* * *

Как только «Гневный» стал на якорь на внутреннем рейде Бизерты, его командир тут же приказал спустить ялик на воду и, впрыгнув в него, направился к «Великому князю Константину». И когда тот еще только приближался к пассажирскому пароходу, с его борта раздался звонкий восторженный детский крик:

– Папа!!!

Степан Петрович, встав с банки* ялика во весь рост, снял с головы фуражку, приветственно помахал ею и приказал матросу:

– Греби, Плетнев! Греби!

– Есть грести, вашскобродь! – с готовностью ответил тот, налегая на весла. – Только бы вот ненароком весла не сломать! – озорно глянул он на командира.

И ялик стал рывками быстро приближаться к пароходу.

– Никак ваша дочка, вашскобродь? – натужно сделав очередной мощный гребок, понимающе спросил матрос. – Ксюша? – уточнил он после очередного гребка.

– Она самая, Плетнев, она самая, – благодарно улыбнулся капитан 1-го ранга. – Стало быть, запомнил мою стрекозу?

Тот удивленно глянул на своего командира:

– А как же, вашскобродь?! Ведь она же была любимицей всей команды нашего миноносца при переходе из Севастополя в Константинополь, – пояснил он.

Матрос лихо подвел ялик к трапу, и когда Степан Петрович нетерпеливо взбежал по нему на верхнюю палубу, буквально забитую пассажирами, к нему тут же кинулась Ксения.

– Здравствуй, папа! – радостно воскликнула она, когда тот подхватил ее на руки.

– Здравствуй, родная моя! – ответил Степан Петрович и обнял Ольгу Павловну, подбежавшую к ним.

Женщины, окружавшие их, не скрывали слез радости при виде встречи семьи командира «Гневного», за которым наблюдали с момента его выхода на рейд из канала. Как, впрочем, и каждого корабля, входящего на рейд Бизерты. Ведь «Константин» прибыл сюда первым из кораблей и судов эскадры, и его пассажиры с нетерпением и тревогой ожидали остальные, растянувшиеся в бурном море от Босфора до Туниса. «Когда же и мы увидим своих дорогих мужчин?!» – легко читался в их глазах немой вопрос.

– Как добрались, Степан Петрович? – несколько смущенно спросила подошедшая к ним супруга старшего офицера «Гневного», прекрасно знавшая, что старший офицер корабля не имеет права покинуть корабль в отсутствие его командира.

– С Божьей помощью, Софья Кирилловна! – ответил тот, галантно поцеловав ей руку. – Как только освобожусь и вернусь на «Гневный», то сразу же пришлю к вам Владимира Аркадьевича, который, как и я, с нетерпением ждет встречи со своей семьей. Но служба есть служба…

– Спасибо за заботу, Степан Петрович! – улыбнулась та, заметно порозовев от предчувствия уже скорой встречи с супругом. – И можете не беспокоиться – я прекрасно знаю основы флотской службы.

Степан Петрович, благодарно глянув на супругу своего ближайшего помощника, опустил Ксению на палубу.

– Ну что же, Ольга Павловна, приглашайте гостя в свою каюту, – улыбнулся он.

– Дорогого, очень дорогого гостя! – уточнила та, засветившись от счастья, и, взяв его под руку, прижалась к его плечу, в то время как тот держал за руку Ксению, которая с восторгом смотрела на отца.

И их дружная семья через проход, образованный расступившимися пассажирами, направилась в свою каюту.

– Наконец-то мы собрались все вместе, – заметил Степан Петрович, когда они вошли в каюту. – Не хватает только Павлика… Кстати, он просил передать вам большой привет.

– Ты что же, папа, встречался с ним после нашего выхода из Константинополя?! – с загоревшимися глазами воскликнула Ксения.

– В Наварине, Ксюша.

– Мы тоже видели там «Алексеева», но только издалека, – вздохнула Ольга Павловна.

Степан Петрович понимающе кивнул головой.

– А вот мой «Гневный» подходил к его борту для дозаправки мазутом, – пояснил он.

– Какой же ты все-таки счастливый, папа! – с нескрываемой завистью заметила Ксения.

Степан Петрович обнял ее.

– Просто у меня больше, чем у вас с мамой, возможностей, Ксюша. Разве не так?

– Уж это точно, – смиренно согласилась та, в то время как Ольга Павловна с тревогой посмотрела на него.

– Как он себя чувствует, Степа? Какое у него настроение?

– Не волнуйся, Оля. И самочувствие, и настроение у него прекрасные. Там кадеты всей ротой съезжали на берег, где настоятель Георгий Спасский отслужил панихиду на братской могиле русских моряков, погибших в Наваринском сражении. Это одна из традиций русского флота. Именно тогда, Оля, я и почувствовал, что юные моряки получили заряд уверенности в том, что русский флот не только жив, но и будет жить в дальнейшем, опираясь на его славные традиции.

Ольга Павловна благодарно обняла его:

– Спасибо Всевышнему за то, что ты есть у нас, дорогой! Ведь когда ты рядом с нами, нам не страшны никакие трудности, а все наши страхи пропадают как-то сами собой. Ведь так, Ксюша?

– Конечно, так, мама! Ведь папа – это самое дорогое, что есть у нас с тобой! И наша защита, и наша опора… – Степан Петрович даже вздрогнул, услышав столь возвышенные слова из уст своей дочери-подростка. – Вот только жаль, конечно, что с нами нет еще и Павлика.

Степан Петрович ласково потрепал ее по голове:

– Не расстраивайся, Ксюша! «Алексеев» вышел из Наварина после нас, так что скоро должен быть уже здесь, в Бизерте. Ведь этому исполину не страшны никакие штормы и бури.

Дочь благодарно и преданно посмотрела на отца.

– А что будет с нами, Степа, дальше? – озабоченно спросила Ольга Павловна.

– Пока, Оля, никаких конкретных решений, я думаю, нет. Ведь в Бизерту еще не прибыл даже командующий эскадрой. А вот когда она вся соберется здесь, то совместно с французскими властями и будет определена дальнейшая судьба всех беженцев из России, находящихся в Тунисе. Во всяком случае, на мой взгляд, семьям офицеров не стоит особо беспокоиться.

– Да мы и не будем беспокоиться до тех пор, пока будем видеть твой миноносец, стоящий на рейде. Ведь так, Ксюша? – улыбнулась Ольга Павловна.

– Конечно, так, мама! – беззаботно рассмеялась та, а Степан Петрович неожиданно для себя уловил так знакомый ему призывный взгляд, как бы вскользь брошенный на него супругой.

«Истосковалась по мне Олечка… – с радостно забившимся сердцем благодарно понял он. – Да и я, пожалуй, не меньше ее, – усмехнулся он про себя. – Но что же делать – ведь рядом же с нами Ксюша?..» – растерянно подумал он. И тут его блуждающий взгляд остановился на графине с небольшим количеством воды в нем почти у самого дна. «Вот же он, выход из положения!» – мелькнула догадка в его возбужденной голове.

– Не могла бы ты, Ксюша, принести свежей воды, а то что-то пересохло во рту?

– Конечно, папа! – с готовностью согласилась та. – Только питьевая вода находится у нас в титане на другой палубе. Но я мигом обернусь.

И, взяв со стола графин, выбежала из каюты.

Ольга Павловна, обвив его шею руками и крепко прижавшись к нему своим еще по-девичьи гибким телом, почти простонала:

– Как же, Степа, я истосковалась по тебе, мой милый… Когда ты был вдалеке от меня, то еще было ничего, терпимо. А сейчас, когда ты рядом, меня просто покидают силы от желания…

Тот же, почувствовав так знакомую мелкую дрожь ее спины у себя под рукой, сдавленным голосом глухо произнес:

– Я что-нибудь придумаю, Оля…

– Придумай, придумай, милый… И как можно быстрее, умоляю тебя… А то прячемся с тобой, как школьники, ради нескольких мгновений счастья. У меня же больше нет сил, чтобы ждать… Ты-то хоть понимаешь это?!

Он нашел своими губами ее ждущие трепетные губы, и они слились в долгом страстном поцелуе…

– Прямо как во Владивостоке, когда мы еще только начали встречаться с тобой, – смущенная их порывом, счастливо прошептала она.

– Дай Бог, чтобы это так и осталось между нами еще на многие-многие годы.