Текст книги "Обитатели вечной ночи"

Глава третья
где мы узнаём о привидениях крепости Копорье, колдовской книге шведского полководца и способах использования борщевика

Дорога в Копорскую крепость пролегала практически по границе Балтийско-Ладожского уступа – великой нерукотворной стены, протянувшейся от Таллина до Старой Ладоги.

– Унылые какие-то места, – заметила Светлана. – Поля, кучи валунов, коровы на выпасе…

– Ижорская возвышенность, – уточнил Манцев. – Самое удачное в регионе место для сельского хозяйства. Аллювиальные почвы, нуждающиеся в минимуме удобрений, радон, поступающий в родниковую воду от залегающих под известняками диктионемовых сланцев, даровая энергия падающей с уступа воды, богатые залежи строительного камня; под уступом – влажные густые леса, полные дичи; на всём плато – точки выноса подземного тепла, где располагались языческие святилища… Культовые валуны, к которым до сих пор приносят жертвы знающие люди; святые источники, которые по-прежнему исцеляют больных… Удивительные места. Вы смотрите, но не видите. К сожалению, это характерно для гостей из столицы. Вот, взгляните направо… и притормозите чуток…

С горки, куда поднялась дорога, была видна долина, поросшая густым лесом. Западный ветер разогнал дымку, и вдали поблескивали волны Финского залива. У берега возвышались циклопические параболы градирен атомной электростанции. За ней вплоть до уступа, на котором застыла машина, шевелился лес – тёмно-зелёный, похожий на шкуру мифического зверя, совсем как у братьев Стругацких в «Улитке на склоне»…

– Это поселок Воронино. Мы сейчас находимся на территории усадьбы Енгалычевых, – сказал профессор. – Впрочем, она сменила многих хозяев. Когда-то река Воронка была полноводной и на её бурных водах стояла деревянная мельница. Сейчас осталась старая запруда. В Воронку втекают подземные источники, обогащающие её воду радоном. К моменту покупки усадьбы Ельпидифор Парфентьевич Енгалычев дослужился до поручика уланского полка.

– Поручик в отставке… – промолвила Светлана. – Как у Окуджавы.

– Именно. Так вот, все постройки, дошедшие до нашего времени – и каменный господский дом, и конюшня с каретником, и оранжерея – всё сделано было при Енгалычевых.

– Оранжерея – это те развалины с колоннами?

– Именно так. И весь спуск к реке был облагорожен. Там был разбит фруктовый сад…

– А эти дубы…

– Одни из самых старых в регионе. Удивительно, что они живы до сих пор и по-прежнему служат пристанищем десятков птиц разных видов…

Один из дубов действительно производил удивительное впечатление. На фоне неба его изогнутые ветви казались одеревеневшими щупальцами медузы – или застывшими змеями.

По еловой аллее от барского дома они вышли к спуску к реке.

– Енгалычевы – древний род татарских мурз, пытавшихся доказать родство с потомками Чингисхана, – продолжал профессор. – Наш отставной поручик, даром что из татар, стал предводителем местного дворянства.

Но самой известной представительницей этой фамилии была барыня-разбойница Мария Алексеевна Енгалычева, грабившая помещиков и воевавшая с войсками Анны Иоанновны в Темниковском уезде Тамбовской губернии в 1740-е годы. Те места удивительны даже по здешним меркам. В двух днях пути от Москвы ещё в восемнадцатом веке там была настоящая тайга, заселенная финно-угорскими племенами. Название уезда происходит от слова «тумен», из-за того, что там стояло татарское войско. Потомками тех татарских воинов и были Енгалычевы. Неизвестно, что подвигло княжну Марию уйти в леса и объявить войну всему миру. Но вот что интересно – ранее, лет за семьдесят, то есть в семнадцатом веке, во времена разинского восстания, там же воевала знаменитая Алёна Темниковская, ушедшая из монастыря инокиня. Она всерьёз сражалась с посланными из Москвы войсками. Её отряды даже захватили уездный центр – Темников. Каратели сожгли её заживо.

– Удивительное совпадение… – произнесла Светлана. Они уже спустились в каньон Воронки.

– Скорее закономерность, – сказал Манцев. – Места, где было сильно угро-финское жречество, всегда оказывали большое влияние на женщин. Впрочем, у меня есть подозрение, что мы ещё вернёмся к этой закономерности и история рода Енгалычевых вспомнилась нам не случайно… Пойдёмте-ка к автомобилю, нам пора….

До крепости от Воронина добрались за десять минут. Правда, Андрей Петрович сказал, что она в аварийном состоянии, и велел остановиться возле усадьбы Гревова, неподалёку.

Светлана съехала с шоссе, остановилась на обочине, и они пошли по старинной аллее на шум: в глубине усадебного двора что-то скрежетало, свистело и завывало.

У развалин бывшей оранжереи, на колоннах портика которой ещё сохранилась белая краска, стоял человек в космическом скафандре, в гермошлеме с надписью «СССР» и с выключенной газонокосилкой наперевес. Видимо, что-то попало в зубья дисковой пилы, и космонавт неуклюже ковырялся в ней прямо пальцами, затянутыми в жёсткие перчатки.

Заметив вновь прибывших, человек отложил газонокосилку, снял гермошлем, и взорам Светланы и профессора открылось молодое веснушчатое лицо, русые вьющиеся волосы, широкие скулы и, главное, глаза столь пронзительной синевы, что сразу закрадывалось предположение о цветных контактных линзах.

– Профессор! – вскрикнул космонавт-газонокосильщик. – Как неожиданно!

– Господин Губин, краевед и изобретатель, – отрекомендовал его Манцев. – Светлана, корреспондент газеты «Кожаный чулок»…

– Журнала «Следопыт», – поправила Светлана.

– Да, конечно, – не стал спорить профессор. – Из самой Москвы!

– Да хватит уже дразниться! – возмутилась Светлана. – Чем вы занимаетесь, Губин?

– Кошу борщевик, как видите, – попытался пожать плечами под скафандром Губин. – На топливо. Перегоняю в спирт, на спирту у меня и дизель-генератор работает, и мотоцикл.

– И половина деревни, вероятно, – добавил профессор.

– А вот и нет! – возмутился Губин. – Жили раньше у нас две семьи водколаков – да в Питер подались. Здесь сейчас у нас времена трудные. Кто не работает – не ест. И не пьёт. Да. Кстати. Может, с дороги чаю хотите? Вы, девушка, любите «Принцессу Канди»?

– Не люблю, но буду, – ответила Светлана, неожиданно процитировав Москвину.

Губин прямо в скафандре – даже шлем надел – встал под летний душ, где вода нагревалась солнцем в кубовом баке на высоте человеческого роста, и смыл с себя ядовитый сок борщевика. Затем все втроём пошли по аллее назад, к дому Губина у шоссе.

Хозяин накрыл гостям стол на веранде, где по-летнему были сняты рамы.

Ветер колыхал тюлевые занавески, отгоняя мух и комаров. К чаю были предложены пряники, домашний хлеб с домашним же маслом, мёд и засахарившееся варенье из райских яблочек.

Пока накрывали на стол, пока кипятили воду в электрическом самоваре, пока заваривали чай – в пакетиках, прямо в чашках – Губин успел рассказать, что недавно, пока поля ещё не заросли высокими травами, сходил к валуну «Русич», что у Ломахи, на краю Ижорского плато, лечил там спину – потянул её, два дня разогнуться не мог, а как смог – сразу к валуну поехал, на нём полежал, и всё как рукой сняло…

Профессор Манцев в свою очередь рассказал Губину о пропаже Пифагора.

Солнце клонилось к закату и начинало припекать сильнее. На синем небе не было ни облачка. Ветер доносил запахи цветущих лип и свежих яблок. У веранды летали ласточки – кормили птенцов, уже оперившихся для вылета. Гнездо было как раз под карнизом веранды.

– А я видел его, – неожиданно произнёс Губин. – Прошёл мимо, кивнул, не остановился – спешил куда-то… Впрочем, понятно куда – в крепость…

– Дату не помните?

– Вот чего нет, того нет… В начале июня дело было. Днём, к полудню. В крепость никого не пускают, ну да Саша ходы знал…

– Так он всё же нашёл подземный ход? – удивился Манцев.

– И не один, как говорил… А вот колдовскую книгу не нашёл.

– Что это за книга? Второй раз слышу, – вступила в беседу Светлана.

– Я про неё тысячу второй раз слышу, – сказал Губин. – Колдовская книга Делагарди.

– Которого из них?

– Понтуса, – пояснил Губин. – Впрочем, вам лучше об этом с Лидией Сергеевной поговорить.

– Хранительница фондов в Выборгском замке, – ответил на вопросительный взгляд Светланы профессор. – Спец по эпохе Делагарди, то есть по концу шестнадцатого – началу семнадцатого веков.

На веранде было хорошо. Уходить не хотелось. Антрацитовой полоской промелькнул в траве уж. С запада потянуло свежим ветром. Тени удлинились.

– Великий шведский полководец, уроженец Лангедока, Понтий Делагарди, по общему мнению, знался с нечистой силой, – начал рассказывать Губин. – Сам злобный перкеле, дьявол по-фински, водил с ним дружбу. Как холодный северный ветер, проносились войска Делагарди по всей Ингрии. Не останавливали их ни горы, ни болота, ни реки, ни леса. Одним своим видом брали они самые неприступные крепости и города. Вражеские войска при одном его имени сдавались в плен. До сих пор по всей Ингрии остались дороги, проложенные солдатами Понтия Делагарди, и места, где стояли лагерями его храбрые солдаты. И вот пришло время умирать великому полководцу, и приказал он записать все свои подвиги и военные секреты в волшебную книгу.

Кто сможет овладеть той волшебной книгой, тот будет побеждать всех врагов на свете.

Повелел Делагарди запереть книгу в толстый железный сундук, оковать его железными цепями, опустить в самое тёмное подземелье Копорской крепости и запечатать семью секретными печатями…

Прошло сто лет, и на шведский престол взошёл молодой король Карл, а на московский трон сел царь Пётр. Оба молодых правителя узнали от своих советников про волшебную книгу полководца и захотели покорить мир. Стали они искать волшебную книгу.

Царь Пётр, когда покорил Ингрию, прибыл к крепости и приказал своим солдатам искать сокрытый фолиант. Король Карл, как узнал об этом, предложил царю в обмен за волшебную книгу сначала три огромные пушки, потом три огромных военных корабля, а потом даже три года кормить всё московское войско. Но царь Пётр отказался и всё продолжал искать книгу в подземельях Копорья. Говорят, что до сих пор в подземельях Копорской крепости бродит призрак московского царя и всё ищет книгу…

– Не слишком я верю в то, что Делагарди что-то написал вообще, – заметил профессор. – К смерти он не готовился. Хотя солдату всегда следует её ожидать… Погиб он при очень странных обстоятельствах: пятого ноября 1585 года его лодка на реке Нарве, уже приближаясь к причалу Нарвской крепости, была атакована неизвестным подводным существом. Днище лодки было пробито, и губернатор вместе с сопровождавшими его людьми утонул…

– Может быть, дело было в полузатопленном бревне? – спросила Светлана.

– Может быть и так. Но обращает на себя внимание, что гибель полководца произошла после того, как он попал в колдовскую засаду в урочище Красные сосны… Теперь там город Кировск. А ранее был духовный центр древних финнов. Собиралось вече, приносились жертвы, чинился суд старейшин. После очередного жестокого сражения Делагарди расположился на отдых прямо в священном урочище. Как только он заснул, вокруг его шеи обвилась корнями огромная сосна. Только с помощью перкеле Делагарди удалось освободиться от колдовских чар волхвов. Но наутро полководец собрал всё своё войско и исчез с земли Ингрии. С тех пор его никто не видел – во всяком случае, так говорит легенда, – досказал историю профессор.

– Книги, может, и нет – но кто-то что-то в подземельях ищет, – пожал плечами Губин. – Я и сам ночами вокруг крепости видел белесые фигуры, в основном когда туман. И под мостом, и в каньоне реки Воронки. Да и Пифагор рассказывал…

– Неужели вы думаете, что это призрак Петра Первого? – удивился Манцев. – Уж скорее тогда призрак жены князя Наримонта, замурованной в опору моста крепости.

– Профессор, но это же позднейшее заимствование! – не согласился Губин. – Подземные ходы в крепости есть, идут отсюда к имению Альбрехтов, но вот попасть в них уже во время войны было невозможно… Что Пифагор – «Аненербе» пыталась…

– «Аненербе» на удивление мало у нас обнаружила, – подтвердил Манцев. – Такое ощущение, что им кто-то глаза отводил… А призрак Зиновьева? Может, это он?

– Которого Зиновьева? – поинтересовалась Светлана.

– Ну не Григория, конечно… – улыбнулся Манцев. – Дмитрия Васильевича Зиновьева, хозяина этой усадьбы, чья усыпальница до сих пор сохранилась в крепости. Его, говорят, даже днём видят в образе благообразного старца – как раз возле усыпальницы. Сын Дмитрия Васильевича, Александр Дмитриевич, был губернским предводителем дворянства и с 1903 по 1911 год – петербургским губернатором. А внук, сотник Зиновьев, погиб во время Русско-японской войны…

– Расскажите, Андрей Петрович! – попросил Губин.

– Он был военным разведчиком, – продолжил профессор. – Находясь в тылу японских войск, поднялся на верхушку холма, надеясь высмотреть оттуда движения японских частей, но был замечен противником. Японцы окружили холм и хотели взять его в плен. Не желая сдаваться, Александр Александрович стал отстреливаться из револьвера, но был ранен в ногу. Приподнявшись, он смог с двадцати метров тяжело ранить ближайшего японского солдата. Тот, несмотря на ранение, выстрелил в ответ и попал Зиновьеву в сердце.

Японцы предали тело сотника Зиновьева земле со всеми воинскими почестями. Кроме того, Зиновьев-отец получил посылку с тщательно уложенными шейными образками, бумажником с письмами, залитыми кровью, и часы убитого сына…

Убивший его японский воин Сатаро ежегодно заказывал панихиду в православном храме Воскресения Христова в Токио…. А поэт Вячеслав Иванов – ему Александр приходился племянником жены – посвятил погибшему стихи…

 
Поникли нежные посевы,
Встаёт врагами вал морей,
И жертв невольных чьи-то гневы
У тёмных косят алтарей…
 

– Удивительно современные строки, – подумав, отметил Губин.

– А усадебный дом сохранился? – спросила Светлана.

– Только фундамент, – ответил Губин. – В пятидесятых годах сам дом был то ли уничтожен, то ли разобран и перевезён на дачу коммунистического аппаратчика… После Октябрьского переворота здесь всё в запустении. Борщевик наносит уже завершающий удар. Не случайно вновь появились привидения – считай, с Хрущёва о них не слышно было…

– Вот именно! – обрадовался Манцев. – Вы гений, Губин. Приведения исчезли с разрушением малых ГЭС, в которые преобразовали старые мельницы! Светлана, мы, кажется, нашли ключ!

– Ничего не понимаю, – ответила Светлана.

– Это не страшно. – Профессор внезапно стал спешить. – Едем.

– Куда?

– В Выборг. К Лиде. За консультацией по Делагарди.

Попрощавшись с Губиным и сев в машину, они двинулись вниз, в лес, съехав с Великого Уступа в сторону атомной электростанции и города Сосновый Бор…

Задание № 4.

А вас, друзья мои, ждёт новое задание. Поройтесь в Интернете. Выясните, как получать топливо из борщевика, при этом не опасаясь его ядовитого сока. Соберите аппарат, как у Губина, и переведите ваш загородный дом на возобновляемую энергетику.

Глава четвертая
в которой повествуется о языческих капищах, змеиных принцессах, Лёньке Пантелееве и Марусе Климовой, приоткрывается тайна золотого ключика, а Сидоров получает зачёт

Едва красный «форд» Светланы съехал с уступа, природа за окном резко изменилась. Вместо полей с разбросанными по ним валунными кучами, поросшими редким кустарником, вокруг показался тёмный заболоченный густой лес.

– Совершенно другая природа, – подтвердил Манцев. – Низменность, глины, сверху, с плато, стекают ручьи. Зато много зверя. Верх плато заняли земледельцы; здесь же обитали охотники, рыболовы… и разбойники, конечно же… А на балтийском берегу – пираты.

Знаете что такое «береговое право»? Всё, что выбросит море на берег, принадлежит первому, кто найдёт. Штормы здесь часты. А если что, так стихии и помочь можно – развести, например, сигнальный костёр около мелей… Тем прибрежные жители и промышляли… Это потом, во времена империи, они переквалифицировались в лоцманов и стали не наводить корабли на мели, а наоборот…

Они проехали мимо корпусов Ленинградской атомной станции и через пару километров оказались в Сосновом Бору. Дома здесь строили прямо посреди соснового леса, в дюнах, между двух уступов – берегов древнего моря. Поэтому, вероятно, даже панельные многоэтажки выглядели загадочно; казалось, что в них живут совершенно необыкновенные люди.

Да и сам город выглядел непривычно – слишком чисто, ухоженно, весь в цветах, насквозь продуваемый ветром с моря… Здесь почти не пахло автомашинами.

– Едем в гостиницу, – сказал профессор. – Там приличный ресторан.

– Мы же только что ели! – возмутилась Светлана.

– Это пару пряников-то? – удивился Манцев. – Едемте. Прямо и направо, за мэрией. К тому же мне надо посидеть в покое, кое-что обдумать и кое с кем посоветоваться.

…Ресторан гостиницы имел грамотную планировку – выступы стен делили его на ниши, что создавало ощущение уюта; интерьер был оформлен с учётом морской тематики; в углу на фортепиано наигрывала мелодии Вертинского симпатичная девушка; официантом был красавец-мулат. Светлана заказала щучьи котлетки на пару, Манцев – тушеные бычьи хвосты и салат с маринованной говядиной.

– «Наполеон» здесь изумительный, попробуйте, – посоветовал он Светлане.

Тоска в её глазах без слов объяснила, что держать фигуру девушке тяжело.

– Обратили внимание? – спросил Манцев, когда принесли кофе. – Это место тоже на границе суши и моря. Но не только. В нескольких шагах отсюда проходит литориновый уступ – берег древнего Литоринового моря. Вода отступила отсюда всего пару тысячелетий назад. Так что у нас есть вероятность встретить здесь кого-то из обитателей «ночной стороны».

– Они нам чем-то смогут помочь? – скептически поинтересовалась Светлана.

– Смотря кто… – задумался Андрей Петрович. – На «ночную сторону» ушло не очень чтобы много людей, но так как там можно жить практически вечно… В конце концов, мы с вами занялись сыскной работой, не являясь специалистами в этой области. Так что, пожалуй, нам лучше обратиться к профессионалу. Но после обеда…

– Знаете, Андрей Петрович, – несколько раздражённо заявила Светлана, – вот мы фактически день с вами работаем, а к разгадке даже не приблизились.

– Зато мы знаем больше, чем вчера, – не стал вступать в спор профессор.

– Мы даже не знаем, что искал Пифагор! – сказала Светлана.

– Ну подумаешь, бином Ньютона, – отмахнулся Андрей Петрович.

Ему как раз принесли салат.

– Что всегда, то же и сейчас искал. Ходы какие-то подземные. А вот где… Вот в чём загвоздка. Салат очень неплох, кстати. Вы злитесь, потому что вынуждены себя ограничивать в еде. Прошу вас, возьмите хотя бы тарелку печеных овощей…

Светлана надулась, но овощей заказала – без сметаны и масла, разумеется…

И тут их трапезу довольно бесцеремонно прервали.

– Профессор! – Молодой человек в джинсах и ковбойке умоляюще глядел на Манцева. – Какое счастье! Какая неожиданность! Я не помешал?

– Присоединяйтесь, Сидоров, – вздохнул Манцев. – Светлана, это мой студент-заочник, Иван Сидоров.

– Нет-нет, спасибо, профессор, я тут тоже не один… Мы на террасе устроились, вот. Всего пять минут, профессор! Ну спросите меня о чём-нибудь! Хотя бы на «тройку», профессор….

– Погодите, какая «тройка»? У вас не сдан зачёт за прошлую сессию!

– Да… Верно… Но вы знаете, вот, я летом учил… Я, можно сказать, всё лето занимался, профессор…

– Ну хорошо, Сидоров. – Андрей Петрович решил, что принять экзамен – наилучший способ избавиться от неожиданного сотрапезника. – Где поблизости от вашего родного Соснового Бора, скорее всего, могло сохраниться языческое святилище?

– Это… Вот вы учили, что на границах между разными там средами…

– Ну, ну, – подбодрил Манцев.

– На берегу! – радостно выпалил студент. – Вот!

– Ага. На пляже прямо… Нет. Не угадали. На острове посреди озера. В атлас давно заглядывали? На Горовалдайском озере – остров; сейчас, правда, озеро обмелело, он стал полуостровом. Старики рассказывали, там змеиная принцесса жила… Ладно. Следующий вопрос. Вот это – что такое?

Андрей Петрович показал Сидорову листок с шифром, срисованным с камня у заброшенной мельницы.

– Это… Ну, профессор, вы смеётесь, что ли? Это понятно же! Вот! Четыре группы по четыре символа – итого шестнадцать цифр. Только некоторые цифры пропущены.

– Почему именно цифр?

– Потому что шифровальные знаки – буквы, вот. А первая строчка не зашифрована, там другое что-то… Видимо, ключ… Чтобы понятно стало, что цифры означают… Так вот – это координаты! Восемь цифр – широта, восемь других – долгота…

Значит, первые цифры – двенадцать градусов пятьдесят девять минут, вот. Это где же у нас… Ого! Я понял! Вы едете искать Ковчег Завета! Осталось определить долготу…

– А почему восемь цифр, а не четыре? Мне всегда казалось, что географические координаты обозначаются четырьмя цифрами, – медленно проговорил Манцев.

– Вот, сразу видно, профессор, что вы не играете в геокэшинг, – улыбнулся Сидоров. – Это чтобы город какой на карте найти, четырех цифр достаточно. А если подвал в этом городе отыскать надо… Или там люк канализационный…

– Понятно… – сказал Манцев. – Что же, благодарю. Зачёт, считайте, вы получили. А на экзамен все же приходите в начале учебного года…

Сидоров, далеко не полностью удовлетворённый, ушёл к своим друзьям на террасу – им как раз шашлык принесли.

Светлана иронически смотрела на Манцева.

– Догадка с координатами места правильна, – признал профессор. – Но дальше – какая-то чушь. Какая двенадцатая широта, если мы живём на шестидесятой… Нет, надо посоветоваться с Леонидом Ивановичем…

Андрей Петрович нажал на кнопку вызова официанта, вделанную заподлицо в столешницу, и, когда мулат появился, попросил у него, во-первых, еще кофе, а во-вторых, разрешения немного поиграть на фортепиано – благо пианистка ушла отдохнуть. Разрешение было получено, кофе был доставлен прямо к инструменту, профессор сел на круглый вращающийся стул, пробормотал «детский сад какой-то» и заиграл.

Сперва просто пальцами по клавишам пробежал, потом сыграл первые музыкальные фразы из «Мурки»… Потом подвинул поближе микрофон и запел, аккомпанируя:

 
Ленька Пантелеев,
Сыщиков гроза:
На руке браслетка,
Синие глаза…
Нараспашку ворот
В стужу и мороз.
Говорить не надо –
Видно, что матрос.
 

Звякнул колокольчик входной двери, и в ресторан вошли двое – в потертых кожаных куртках на белые нейлоновые рубашки. Брюки, черные и узкие, по моде шестидесятых; остроносые ботинки… Оба коротко стрижены, оба – ровесники, то есть достигшие неопределенного возраста «под пятьдесят». Только и разница, что один из них был женщиной.

– Очень важно знать, где и что можно играть, – вместо приветствия сказал профессору первый вошедший, действительно с открытым воротом. На руке поблескивала золотая браслетка, под курткой плохо скрывалась кобура, лицо привлекало неброской уголовной красотой. Слегка портили дело оттопыренные уши.

Его спутница, простоватая, скуластая, чуть наклонила голову в знак приветствия и промолчала.

– Это что, спиритический сеанс? – скептически подняла бровь Светлана.

– Господь с вами, барышня, – ответил Леонид Иванович. – Мы с товарищем Климовой – вполне живые люди. А голова отрезанная, что в лаборатории юридического факультета на Васильевском острове, – не моя, а Сашки-Пана, устал уже объяснять… Труп мой, кстати, в городском морге десять дней на всеобщем обозрении лежал – никто ведь не опознал, как ГПУ ни старалось. Да и Мария Прокофьевна благополучно ту одесскую операцию завершила и звание капитана запаса имеет… С 1956 года на ночной стороне обретаемся… Кое-какие дела подчищаем – но больше так, для собственного удовлетворения. Вы поймёте, барышня…

Задание № 5.

Новое задание для вас, дорогие друзья! А если бы профессор Манцев сыграл бы другую песенку – скажем, «Медвежонка» – кто бы пришел к нему на встречу вместо Лёньки Пантелеева? Подумайте, а я вам напомню первые строфы:

 
Помню я, тихою зимнею ноченькой
В санках неслись мы втроём.
Лишь по углам фонари одинокие
Тусклым горели огнём.
В наших санях под медвежьею шкурою
Желтый стоял чемодан,
Каждый невольно дрожащей рукою
Щупал холодный наган.
 

– Светлана, корреспондент, – представил наконец свою спутницу профессор. – Леонид Иванович, Мария Прокофьевна. Чекисты. Работали под прикрытием. Кстати – на счету Леонида Ивановича успешный побег из Крестов, кажется, единственный… Заказать что-нибудь?

– Как-то без еды обходимся. Нет, из Крестов, кроме меня, ещё два раза успешно соскочили, – ухмыльнулся Пантелеев. – Я так понимаю, тут дельце какое образовалось?

– Человек пропал, – сказал Манцев. – Вот непонятный мне шифр. Возможно, координаты места, куда он направился, а возможно, и ложный след. И единственная зацепка – похоже, место это связано с водой.

– Почему? – цепко спросил Пантелеев.

– Последние дни перед исчезновением он посещал места, где находились старые плотины или мельницы… Искал подземные ходы.

Леонид и Мария переглянулись. Затем Леонид как-то с неохотой произнёс:

– Вот что значит дела не доделывать… Да, в шестидесятых пытались разъяснить эту тему… Рушили старые плотины. На них тогда уже везде ГЭС стояли. Воду спускали. Вода вниз уходила… И всё равно не помогло. Остались ходы, конечно, остались. Как не остаться, их сотни ведь! Даже на гербе – вы, профессор, в курсе, почему на гербе области золотой ключик нарисован?

– Пограничное положение региона символизирует… – ответил профессор.

– О! Правильно! – Пантелеев хлопнул Манцева по плечу. – Пограничное, именно что! Только не с финнами. Подземный мир – он под нами всюду… Тут границы не линии, а плоскости… А плотины – они всегда энергию давали, раньше – механическую, затем – электрическую. Энергия туда уходила. Значит, по проходам нашим-то… Правильно ваш друг там искал. Лаврентий Палыч, не к ночи помянут будет, как взялся их извести, тоже так рассудил – что в подземелье главное? Ну, вода, еда, тепло – там это всё есть. А вот избытков энергии – нет. Надо с поверхности качать. А самая простая энергия – это когда вода сверху вниз падает. С Ижорского плато она со всех сторон стекает. Вероятно, ваш человек по краям плато ходил. Да только напрасно, наши там ещё в конце двадцатых всё подчистили, все ходы позасыпали. «Дело краеведов» – помните? Сколько народа из-за этих ходов пересажали…

– А золотой ключик – это символ или действительно есть где-то дверь, которую он может отпереть? – спросила Светлана.

– А то как же, – улыбнулся Леонид Иванович. – Чтоб ключик был, да замка не было! Золотой ключик отпирает самый первый и самый главный вход, на Васильевском острове, там сейчас дворец князя Меншикова стоит. Только вот где ключ и сохранилась ли дверь, никто не знает.

– Вот именно, – неожиданно вступила в разговор товарищ Климова. Голос у неё оказался хриплым, как у старого курильщика. – Пехаль киндриков куравь, пехаль киндриков лузнись – смуряком отемнеешь.

– Что, простите? – спросила Светлана.

– Век живи – век учись – дураком помрёшь, – перевёл профессор. – Вряд ли мы во второй раз обнаружим тот же ход, что нашёл Пифагор. Но есть малая вероятность, что ходы связаны в систему. Тогда нам достаточно найти хотя бы один действующий вход в неё.

– Что же делать? – спросила Светлана. – Пифагор на эти поиски угробил два десятилетия.

– Да, метличка, – улыбнулась Мария Климова. – Без мастыры не подъюхлишь и псалугу из дрябана.

– Без труда не выловишь и рыбку из пруда, – пояснил Пантелеев.

– Верно.

– Ну так что же… Кто не мастырит – тот не бряет[2]2
  Кто не работает – тот не ест.


[Закрыть], как говорят классики, – ответил Манцев. – Едем в Выборг, к Лиде.

– Куда на ночь глядя? – спросила Светлана.

– В эту ночь в Выборге не будет спать весь замок и полгорода в придачу. Сегодня завершающий день кинофестиваля «Окно в Европу»! Вы с нами, коллеги?

– Пожалуй, мы пойдём иным путём, – задумался Пантелеев. – Бывайте! Встретимся ещё…

Задание № 6.

Леонид Пантелеев обмолвился о «деле краеведов» ОГПУ 1930-31 годов, объяснив причину репрессий тем, что краеведы узнали что-то, чего были знать не должны.

А как по-вашему, в чём причина разгрома краеведческой науки? И почему репрессии против краеведов в разных своих проявлениях продолжались до 60-х годов XX века?