Текст книги "Индейские войны. Как был завоеван Дикий Запад"

Пока индейцы получали пайки, Татум настрочил докладную Шерману, и послал гонца. Генерал, прочитав послание, сразу назначил вождям встречу. Те откликнулись незамедлительно. Они наивно полагали, что после совета им выдадут ружья.

– Лагерь Пинающей Птицы и Спотыкающегося Медведя находился неподалеку от форта. Кто-то из друзей предупредил их, что им не следует идти на совет, а лучше сняться и увести людей подальше. Вожди совету не вняли. Они давно выступали за мир, и надеялись своим присутствием остановить кровопролитие. На всякий случай они приказали женщинам собрать пожитки, чтобы при малейшей опасности бежать, а сами поехали в форт.

– Встреча проходила на веранде дома командующего фортом полковника Гриерсона. Там уже собралось много офицеров и кайовов. Двое пехотинцев с ружьями стояли на страже возле лестницы. Других солдат видно не было. Яркое майское солнце слепило глаза. Казалось, никто не хотел выходить из прохладных комнат казарм. Завидев приближавшихся всадников, Сатанта окликнул их, предлагая поспешить. Ему, вероятно, не терпелось снова произнести пламенную речь, превознося свои воинские подвиги. Возможно он вспоминал, как однажды получил большой выкуп за белых пленниц, и надеялся, что и в этот раз армейские чины станут подарками добиваться от него мира и спокойствия. Снова все внимание будет приковано к нему, а не к тем, кто давно пытается идти «тропою белого человека». Он видел, как на ступенях офицеры тепло приветствовали Пинающую Птицу, дружески пожимая ему руку. Сатанта попытался шагнуть на лестницу, но пехотинцы встретили его штыками, принуждая остановиться. Только тогда он заподозрил неладное. Природное чутье подсказывало ему, что сейчас было бы лучше находиться в другом месте. Когда Шерман попросил Пинающую Птицу привести из лагерей остальных индейцев, Сатанта вызвался заменить его. Шерман отказал. Голос генерала был слишком тверд, чтобы усомниться в его решимости.

«Оратор Прерий» остался на месте. Он растерялся, пожаловался Спотыкающемуся Медведю, что с ним обращаются недостойно. Опытный боец, Сатанта не боялся драки, да и силы кайовов и находившихся на веранде офицеров были приблизительно равны. События развивались совсем не так, как он надеялся. Ему не выказывали уважения, перед ним не трепетали.

Когда Пинающая Птица вернулся с десятком кайовов, Спотыкающийся Медведь тихо высказал ему свои опасения: «Нас всех убьют». Вождь Пинающая Птица мог уйти, солдаты не стали бы его удерживать. Он остался.

Шерман открыл встречу вопросом о нападении на караван и убийстве погонщиков. Сатанта снова взял инициативу в свои руки, пустившись в красноречивое описание произошедшего. Пинающая Птица пытался остановить его, но Оратор Прерий одарил его презрительным взглядом, и ударил себя ладонью в грудь со словами: «Я – мужчина!» Дальше он говорил, Шерман слушал. Напыщенность Сатанты спала в одно мгновение, когда генерал вдруг объявил, что его, Сатанка и Большое Дерево отправят под конвоем в Техас, где будут судить за убийство. Выражение лица «Оратора Прерий» переменилось. Теперь он наконец понял, что сболтнул лишнего, и мгновенно припомнил «важные» детали – лично никого не убивал, управлял воинами с расстояния, да временами дудел в любимый горн. Шерман, по мнению Сатанты, должен был сразу осознать свою ошибку, и признать его невиновным. К тому же, среди бойцов отряда тоже были потери, а потому дело это стоит замять, и разойтись по-хорошему.

Шермана оправдания Сатанты не впечатлили. Он не преминул заметить, что атаковать таким числом горстку горемык-погонщиков считает действом трусливым. Погонщики не умеют воевать, сказал он. Если Сатанта хочет узнать, что такое настоящая битва, солдаты форта всегда к его услугам.

Спотыкающийся Медведь, 1870 г.

Глаза незадачливого оратора сузились от закипавшей в нем злости. Он воскликнул, что никуда не пойдет, что готов умереть здесь и сейчас, после чего выхватил спрятанный под одеялом револьвер. В этот миг распахнулись ставни и в проемах окон блеснули стволы дюжины ружей. Где-то рядом протрубил горнист, послышался топот десятков копыт – невесть откуда взявшийся отряд кавалеристов окружил здание.

– Не стреляйте, – сжимающая револьвер рука Сатанты опустилась. Он понял, что проиграл.

Это, однако, вовсе не разрядило ситуацию. И белые, и краснокожие были напряжены до предела. Малейшее неверное движение с любой стороны и начнется кровопролитие. Никто из индейцев не хотел отдавать троих лидеров в руки американского правосудия – все они знали, что «закон белых людей» даже невинных краснокожих отправляет на виселицу. Известный своим миролюбием Пинающая Птица оказался самым решительным из кайовов. Он был зол на лидеров, втягивающих кайовов в бессмысленную войну. Пинающая Птица хотел лишь одного – чтобы его народ жил в мире.

Прежде Одинокий Волк, Сатанк и Сатанта насмехались над ним, говорили, что его сердце размякло. Однажды «Оратор Прерий» снисходительно заметил, что Пинающая Птица, хотя и великий воин в прошлом, теперь «будет скорее ковыряться в земле, чем сражаться». Многие кайовы отвернулись от вождя, авторитет его стремительно падал. Соплеменники обвинили его в том, что он хочет дружбы с белыми по причине трусости, обозвали бабой и отказались прислушиваться к его советам. Все больше и больше его последователей уходило к Одинокому Волку и Сатанте. Но Пинающая Птица никогда не был трусом. Дабы доказать свою храбрость, летом 1870 г. он собрал «последний военный отряд», покинул резервацию и направился в рейд на Техас. Вблизи станции Рок-Стейшн воины Пинающей Птицы атаковали почтовый дилижанс. Из форта Ричардсон в погоню за ними был выслан отряд из 56 кавалеристов во главе с капитаном Кервином Макклелланом. Солдаты наткнулись на небольшую группу кайовов, но к индейцам подоспело подкрепление. Кайовы окружили кавалеристов, и Макклеллан дал приказ отступать. Двигаясь на юг, они отбивались от наседавших кайовов четыре часа. Одного из кавалеристов убил сам Пинающая Птица. Согласно Макклеллану, его солдаты убили 15 кайовов, но это, как нередко случалось с армейскими рапортами, было откровенной ложью. Если бы отряд Пинающей Птицы понес такие потери, он не только не смог бы восстановить свой авторитет, но утратил бы его навсегда. В бою вождь проявил такое хладнокровие и воинские способности, что даже заслужил слова уважения командующего силами противника. По возвращению в резервацию Пинающая Птица снова начал говорить о мире с белыми и соплеменники, убедившиеся в бесстрашии вождя, стали прислушиваться к его аргументам и в большинстве случаев следовать его советам. Теперь же действия прежних острословов снова ставили под удар зыбкий мир.

Большое Дерево, вождь кайова

Пинающая Птица обратился к Шерману, уговаривая не отправлять троицу в Техас, настаивал, что впредь они будут жить в мире, но генерал оставался непреклонен. Вождь не хотел отдавать своих людей. Заметив поодаль восседавшего на коне Одинокого Волка, вождь окликнул его:

– Твое место среди твоего народа!

Это был вызов. Пинающая Птица мог уйти, его бы никто не остановил, но сейчас, рискуя собственной жизнью, он в который раз преподал урок мужества лидерам «враждебной» части племени, ведь говорить о войне, нападать на поселенцев легко, сложнее оставаться мужчиной, когда на тебя нацелены десятки ружей. Если секундой раньше Одинокий Волк решал, встревать в сложную ситуацию или нет, то теперь Пинающая Птица не оставил ему выбора. Ускакать прочь означало навсегда покрыть себя позором. Одинокий Волк ударил коня пятками, галопом поскакал к веранде. Когда он спрыгнул на землю и скинул с плеч одеяло, глазам присутствующих предстал целый арсенал: два ружья «Спенсер», револьвер за поясом, лук с полным стрел колчаном за спиной. Револьвер он сунул в руку ближайшему воину, лук со стрелами передал Спотыкающемуся Медведю, сам взвел затвор «Спенсера».

Спотыкающийся Медведь не отрывал взгляда от ходящего взад-вперед по веранде Шермана, боевой дух затмевал его разум. Привычным движением наложив на лук стрелу, он до упора натянул тетиву, нацелился в генерала. В следующее мгновение стоявший рядом со Спотыкающимся Медведем индеец успел перехватил его руку и предотвратить убийство. Стрела, просвистев возле Шермана, ударила в потолок веранды. Полковник Гриерсон вцепился в Одинокого Волка, помешав ему воспользоваться ружьем… Все было кончено. Шерман приказал солдатам опустить ружья.

Ни Сатанк, ни Сатанта сопротивления не оказали. Вместе с Большим Деревом их заковали в кандалы и препроводили в помещение гаупвахты.

Арест трех кайовских лидеров стал одним из немногих случаев в истории взаимоотношений между индейцами и армией США, когда подобная напряженная ситуация закончилось без ненужного кровопролития. Несомненно, следует отдать должное Шерману за проявленное хладнокровие и способность контролировать своих солдат. Окажись на его месте другой офицер, история индейских войн пополнилась бы еще одной резней.

Сатанте, Сатанку и Большому Дереву предстояло предстать перед судом в Техасе. Их заковали в кандалы и наручники, усадили в фургоны. Сатанта и Большое Дерево не сопротивлялись, а заартачившегося Сатанка пришлось заталкивать силой. Сопровождал пленников эскорт солдат и несколько скаутов из племени тонкава – давних врагов кайовов.

Старик не собирался отдавать себя на волю белого человека. После гибели сына ненависть к американцам не утихала в нем. Сатанк сидел, укрывшись одеялом, и никто не видел, как, сдирая в кровь кожу, он высвободил руки из наручников.

– Приготовься, сын мой, – услышали его голос Сатанта и Большое Дерево. – Набей табаком трубку, ибо мы выкурим ее сегодня вместе. Приготовь место для меня, я скоро буду с тобой.

Ехавшему поблизости скауту Кэддо Джорджу он сказал на языке команчей, который тот понимал:

– Передай моему народу, что я умер у дороги. Они найдут мои кости здесь. Пусть соберут их и унесут отсюда. – Затем кивком указал вперед: – Видишь дерево? Когда вы доберетесь до него, я буду мертв.

Заметив рядом скаута тонкава, Сатанк пристально посмотрел на него. Кайовы ненавидели людей этого племени за их пристрастие к человеческому мясу, и всегда истребляли при первой возможности.

– Можешь забрать себе мой скальп, – с сарказмом сказал он. – Волосы плохие, никчемные, но ты можешь взять их. – Старик издевался, показывая врагу, что в честном бою тому не под силу добыть столь ценный приз.

Он затянул песнь Настоящих Псов, которую всегда пел раньше, отправляясь в битву:

 
О, солнце, ты останешься вечно, но мы Каитсенко умрем.
О, земля, ты останешься вечно, но мы Каитсенко умрем…
 

Сатанка везли отдельно от Большого Дерева и Сатанты. В фургоне вместе с ним ехали капрал Джонсон и рядовой Кэннон. До сих пор остается загадкой, откуда у пленника, которого обыскали прежде чем заковать в кандалы оказался нож. Сатанк атаковал с быстротой разъяренного гризли. Лезвие полоснуло ногу капрала Джонсона, и он вывалился наружу визжа от боли. Кэннон не стал дожидаться удара и сам выскочил из фургона. Сатанк схватил брошенный капралом карабин, передернул затвор. Оружие заклинило.

Командир эскорта лейтенант Джордж Терстон быстрее других пришел в себя, во всю глотку заорал команду «огонь». Сраженный пулей старик повалился на бок все еще пытаясь высвободить заклинивший патрон, но шанс был упущен. Одно за другим ружья изрыгали пули. Солдаты стреляли с такой поспешностью, что даже ранили возницу одного из фургонов. Через минуту все было кончено. Смертельно раненого старика бросили у дороги. Он лежал на спине залитый кровью, едва шевеля губами – может пел песню смерти, а может снова говорил с любимым сыном. Оба они были воинами, оба погибли в бою. Не пристало настоящему воину окончить жизнь на виселице, не пристало вверять свою жизнь на волю победителю. Сатанк всегда был бойцом, и умер, как подобает бойцу. Тело его осталось лежать у дороги, фургоны продолжили путь.

Тонкавы слезно умоляли офицера позволить им содрать с трупа скальп, поскольку в прошлом этот человек убил нескольких их соплеменников. Получив отказ, они взмолились отдать им хотя бы запятнанное кровью одеяло вождя. Офицер кивнул, позволяя забрать окровавленную тряпку. Тонкавы не скрывали радости. Спустя несколько часов они плясали, празднуя «победу» над воином, которого никто не смог победить в равном бою…

Суд над Сатантой и Большим Деревом проходил под усиленной охраной на втором этаже здания суда графства. Чиновники опасались толп линчевателей, но все обошлось. Адвокаты кайовов не только перечислили многочисленные злодеяния белых людей в отношении краснокожих, но и оспорили право штата судить находившихся под федеральной юрисдикцией индейцев. Обвинитель в свою очередь заявил, что преступлений, совершенных обоими кайовами, «достаточно, чтобы осудить любого белого человека», называя при этом Сатанту «дьяволом», а Большое Дерево «демоническим тигром». Сатанта отклонил все обвинения, пригрозив, что если его осудят и повесят, «это будет подобно зажженной спичке, брошенной в прерии» и «ничто не сможет остановить пожара», однако если ему сохранят жизнь, обещал «контролировать свой народ». Красноречие «Оратора Прерий» впечатления на присяжных не произвело, суд приговорил обоих к повешению, назначив приведение приговора в исполнение на 1 сентября 1871 г.

Шерман писал генерал-лейтенанту Шеридану: «Пинающая Птица и Одинокий Волк очень просили за Сатанту, но я считаю, что пришло время положить конец его карьере… Старого Сатанка следовало пристрелить еще много лет назад».

Местная пресса горячо приветствовала приговор, надеясь, что это послужит примером «остальным дикарям», однако не все считали его разумным. Осужденные нашли неожиданного защитника в лице агента Татума, написавшего письмо губернатору Техаса Эдмунду Дэвису с просьбой сменить наказание на пожизненное заключение. Еще два мертвых индейца, по его мнению, ничего не решат, а вот будучи постоянными заложниками хорошего поведения племени, Сатанта и Большое Дерево принесут гораздо больше пользы. Дэвис признал доводы Татума разумными. Второго ноября началось заключение двух кайовов в тюрьме Хантсвилла. Шерман не мог сдержать гнева: «Сатанта должен быть повешен, это решит все проблемы». Генерал не сомневался, что кайовы начнут постоянно просить о его помиловании и, возможно, добьются своего. «Его никогда не следует выпускать из тюрьмы, – писал он, – и я надеюсь, что Военный департамент никогда не согласится на его возвращение к племени. Что касается Большого Дерева, его заключение не кажется мне столь существенным, но не вижу ничего дурного в том, чтобы он составлял компанию Сатанте».

Сатанк

Татум ошибся. Не прошло и нескольких месяцев после заключения двух лидеров, а кайовы вновь возобновили набеги на Техас. Оправдались лишь опасения Шермана. Не меньшее беспокойство доставляли и команчи.

Карательный поход полковника Рэналда Маккензи с 600 кавалеристами против квахади Куана Паркера и Бычьего Медведя (Парраукума) в октябре 1871 г. был неудачен – дав солдатам бой, команчи ушли в Льяно-Эстакадо, а войска из-за холодов не смогли преследовать их. Результат всей экспедиции – два убитых команча! Индейцы были более удачливы: угнали 70 кавалерийских лошадей, убили одного солдата и троих ранили, в том числе и самого полковника Маккензи. Покарать свободных команчей тогда так и не удалось.

Зимой 1871–1872 гг. команчи оставались спокойны, и все, кроме квахади, мирно получали пайки в агентстве. Весной 1872 г. набеги возобновились – команчи и кайовы мстили за совершенные белыми убийства и истребление бизонов. Попытки установить мир не увенчались успехом, и набеги продолжались. В 1872 г. индейский агент сообщал, что, хотя кайовы регулярно приходили в резервацию получать положенные им по договору продуктовые пайки, заверяя власти в своем дружелюбии, едва летом их кони набрали форму, они, вместе с команчами и кайова-апачами, отправились в рейды и за несколько месяцев угнали сотни лошадей и мулов, захватили в плен нескольких женщин и детей и убили около двадцати человек в Техасе, не считая погибших от их рук жителей Нью-Мексико и других районов. Так, 20 апреля 1872 г. отряд из сотни кайовов и команчей под предводительством Белого Коня и Большого Лука атаковал караван из десяти фургонов у Ховард-Велл, штат Техас. Индейцы убили большинство мужчин, а некоторых привязали к колесам фургонов, облили керосином и сожгли. Они увезли двух женщин – одна позднее была отбита солдатами, а вторую убили. Отряд кавалеристов нагнал налетчиков, произошел серьезный бой, но добиться результатов солдатам не удалось. Несмотря на сообщение о десятке погибших краснокожих, лишь два воина получили ранения, но никто из них не погиб. Вернувшись на следующее утро к месту нападения на караван, солдаты похоронили 11 человек.

В сентябре 1872 г. полковник Маккензи выступил из форта Гриффин и 29 сентября внезапно атаковал лагерь котсотеков и квахади вождей Кайвотчи и Моувэя на р. Макклеллан-Крик у устья каньона Бланко. Отряд из 80 воинов сдерживал 231 солдата до захода солнца, но затем был вынужден отступить. Солдаты убили около 30 человек, в том числе вождя Кайвотчи, захватили 130 женщин и детей и огромный табун, после чего сожгли лагерь со всем его содержимым. На следующий день команчам удалось отбить табун, который, по разным оценкам, насчитывал от 1000 до 3000 голов. После этого Маккензи приказал расстреливать всех захваченных у индейцев лошадей. Команчи вступили в переговоры и зиму 1872–1873 гг. провели у агентства близ современного города Лоутон. Часть команчей зимовала севернее – на р. Чандлер-Крик.

Пытаясь наладить отношения с южными племенами, правительство организовало поездку их вождей в Вашингтон для переговоров. События двух последующих лет показали, что особых результатов это не принесло. В конце 1873 г. губернатор Дэвис помиловал Сатанту и Большое Дерево с условием, что если они вновь окажутся втянуты в набеги на поселенцев, их упекут в тюрьму навсегда. Негодующие жители Техаса подняли вопрос о смещении губернатора, а Шерман отправил ему письмо, в котором предрекал – «Сатанта и Большое Дерево еще отомстят» и недвусмысленно пожелал Дэвису, что «если они начнут сдирать скальпы, первым должен стать ваш».

Северные и центральные равнины. Столкновения 1840–1860 гг

Основными противниками на пути «продвижения цивилизации» на Северных и Центральных Равнинах, через которые пролегали пути к Западному побережью, стали племена сиу, шайенов и арапахо.

Равнинные сиу. Западная часть племен группы сиу, принадлежит к сиуязычной семье, известна как «лакоты» или «тетоны», занимала земли на северных и центральных равнинах. Состоит из семи самостоятельных племен: 1. оглалы (Разбрасывающие); 2. миниконжу (Сажающие семена у речных берегов); 3. сичангу (брюле, Обожженные Бедра); 4. оохенонпы (Два Котла); 5. итазипчо (санс-арк, Без Луков); 6. сихасапы (Черноногие сиу); 7. хункпапы (Ставящие палатки в оконечностях лагерного круга). Самыми крупными из этих племен были сичангу и оглалы. Сиу всегда были яростными и храбрыми воинами, доказав это в многочисленных битвах с индейскими врагами и американскими солдатами.

Отношения с американцами постепенно накалялись и в итоге привели к войне, которая с временными перемириями продолжалась до конца 1870-х гг. Для сиу было очень сложно сохранять продолжительный мир с кем-либо из соседних племен или белыми американцами – они были слишком многочисленны, воинственны, разбросаны на огромной территории и управлялись разными людьми. Сиу были слишком сильным народом, чтобы спокойно смотреть, как гибнут от болезней соплеменники, дети голодают, а белые поселенцы захватывают их земли. Дениг еще в 1855 г. предсказал, что сиу несомненно станут нападать на караваны, грабить и убивать переселенцев, пока правительство не примет меры «к их полному уничтожению». Он с сожалением отмечал, что обстоятельства складываются таким образом, что избежать такого развития событий просто невозможно.

Шайены. Алгонкиноязычное племя, состоявшее из двух народов: тсистсистас и сутайо. Последние присоединились к тсистсистасам, когда те переселились западнее р. Миссури, и произошло это приблизительно в начале XVIII в. В результате строительства в верхней части р. Арканзас в 1832 г. торгового поста Форт Бента, часть племени переселилась на юг, тогда как остальные продолжали кочевать у истоков рек Северный Платт и Йеллоустон. Так племя разделилось на две части, ставшие известными, как северные и южные шайены. Переселение на юг положило начало жестокой войне шайенов с кайовами и команчами, закончившейся в 1840 г. заключением мира. Самым серьезным сражением этой войны была Битва на Волчьем ручье в 1838 г., в которой со стороны шайенов участвовали все воины племени. С обеих сторон погибло так много известных людей, что вожди племен задумались о прекращении кровопролитной войны. Мир с кайовами и команчами, заключенный в 1840 г., дал возможность южной группе племени продвинуться далее на юг.

Вакантаишни, хункпапа-сиу

Арапахо. Кочевое племя алгонкинской языковой семьи, близко связанное с шайенами в течение XIX века. Себя называли «Инунайна», что можно перевести как «Наши Люди» или «Наш Народ». Происхождение названия, под которым они широко известны не определено. Данбар предположил, что оно берет свое начало из языка пауни – «тирапиху» или «тарапиху», что означает «торговец». Сиу и шайены называли их «Люди Голубого Неба», «Люди Голубого Облака» или «Облачные Люди».

В XIX в. арапахо состояли из двух ветвей – южной и северной, но деление это скорее географическое. Окончательно закрепилось оно с помещением их в разные резервации. Северные арапахо считались материнским племенем и хранили священные племенные талисманы. Северные арапахо разбивали лагеря у предгорий около истока р. Северный Платт, тогда как южные продолжали уходить вниз к р. Арканзас. Берландье писал о южных арапахо в 1828 г., что «их очень боятся жители Эль-Пасо-дель-Рио-дель-Норте и всего приграничного района (мексиканского – Авт.) штата Коауила, куда они совершают постоянные набеги и рейды». Их постоянными врагами до заточения в резервации были шошоны, юты и пауни. По мнению полковника Хосе Франсиско Руиса в 1828 г. арапахо были самым коварным народом юга из тех племен, которые он знал. По его словам, даже их друзья не доверяли им. Но уже к середине века об арапахо сообщали, как о народе храбром, но менее воинственном, чем их союзники сиу, шайены, команчи и кайова.

* * *

До начала массовой эмиграции на Дальний Запад (совр. штаты Орегон, Невада, Калифорния), отношения сиу, шайенов и арапахо с белыми людьми складывались вполне миролюбиво, хотя иногда мелкие группы путешественников подвергались нападениям с их стороны. Первый договор с правительством США они подписали в 1815 г. у Портаж-де-Су, и он был подтвержден договором от 22 июня 1825 г. у форта Лукаут, штат Южная Дакота.

Когда в 1839 г. несколько человек из партии Пеория были захвачены сиу на «Орегонской тропе» на р. Южный Платт, 400 шайенов появились в селении сиу и сдерживали молодых воинов, пока белым не удалось спастись. Спустя два года, весной 1841 г., Николас Доусон отъехал от каравана трапперов и мехоторговцев, чтобы поохотиться, и вернулся испуганный, без мула, ружья и пистолета. Белые поставили фургоны в круг в ожидании нападения краснокожих. Вскоре появилась группа шайенов. Они были настроены мирно и сообщили, что разоружили Доусона, дабы тот с испугу не убил кого-нибудь из них. Шайены вернули ему все вещи, добавив по подарку за каждую отобранную вещь.

Воин шайенов с женой

В том же году около 500 шайенов, сиу и арапахо атаковали селение шошонов, в котором находилась часть охотников Генри Фраеба. Остальные трапперы, вместе с Фраебом были на охоте. Трапперы приняли участие в бою на стороне шошонов, в результате чего трое из них были убиты. Чуть позже разъяренные индейцы атаковали возвращавшихся к селению трапперов Фраеба. Основной бой вели шайены и сиу, а арапахо лишь следили за ходом сражения, подбадривая союзников. Индейцы убили еще троих трапперов, в числе которых оказался и сам Генри Фраеб.

Племена были раздражены потерями в схватках с трапперами Фраеба, и в следующем году прочесывали территорию к западу от Ред-Бьютс в поисках белых людей. Вблизи Индепенденс-Рок 350 шайенов, оглалов и арапахо окружили отряд Элайджа Уайта, проводником которого был знаменитый Томас Фицпатрик. На переговорах индейцы предупредили Фицпатрика, что эта тропа закрыта и любая группа белых людей, обнаруженная здесь впоследствии, будет уничтожена. Последовали мелкие стычки с американцами, которые в скором времени сошли на нет. В последующее десятилетие отношения между американцами и сиу, шайенами и арапахо, складывались мирно.

В 1841 г. первый крупный караван белых переселенцев прошел по земле сиу в далекую Калифорнию, за ним последовали другие. Одних переселенцев манили золотые прииски, других возможность бежать от нищеты восточных штатов, обзавестись «ничейной» землей, построить на ней дом и разбогатеть наконец.

Летом 1845 г. на землях сиу появились первые солдаты – дабы индейцы не трогали переселенцев, правительство направило к форту Ларами полковника Стивена Кирни в сопровождении пяти эскадронов драгун. Полковник прошел вдоль р. Платт во главе отряда драгун, чтобы продемонстрировать племенам силу американского оружия, встретился с вождями сиу на р. Ларами и предупредил, что «Великий Белый Отец» разгневается, если «его краснокожие дети» станут обижать «его белых детей», то есть если индейцы вздумают доставлять переселенцам неприятности, солдаты серьезно их покарают.

Десятки тысяч человек прошло мимо Ларами в сторону Орегона, Юты и Калифорнии. Индейцы с удивлением взирали на такое количество белых людей, полагая, что вскоре все белокожие переселятся на запад, и их караваны прекратят распугивать дичь. Но белые все шли и шли, и, казалось, им не будет конца. Индейцы наблюдали за медленно ползущими по степи, фургонами, не понимая, сколько бед принесут они им. В 1845 г. исследователь Джон Фримонт слышал от сиу, что караваны распугали бизонов и им приходится уходить все дальше и дальше, чтобы найти мясо для своих семей. К 1846 г. численность бизонов заметно уменьшилась. Переселенцы сжигали на кострах и без того редкую растительность, их стада и табуны уничтожали пастбища. Поток караванов был таким, что бизоньи стада, напуганные грохотом фургонов и поднимаемыми ими клубами пыли, уходили прочь. Голод перестал быть редкостью в индейских лагерях.

Удивление индейцев сменилось раздражением. Нередко они останавливали караваны и требовали мзду за право пройти по их земле. Как правило, было достаточно поделиться с ними сахаром, кофе или табаком. Переселенцам даже советовали брать с собой дополнительные припасы на случай встречи с краснокожими.

Острый Нос, северный арапахо

К началу 1850-х гг. отношение разных племен сиу к белым людям стало заметно меняться. Сичангу, оглалы и оохенонпы были приветливы и радушно принимали торговцев и путешественников в своих лагерях. С оглалами у торговцев редко возникали проблемы, и они считали их «одними из лучших индейцев на этих землях». Миниконжу были более агрессивны и, по словам торговца Эдвина Денига, «всегда были самыми дикими из всех сиу». По поводу оставшихся трех племен Дениг писал: «Хункпапы, сихасапы и итазипчо занимают практически единый район, лагеря часто ставят рядом друг с другом и действуют сообща». Он отмечал, что их отношение к торговцам всегда было враждебным и сообщал: «Сегодня торговцы не могут чувствовать себя в безопасности, вступая в их лагеря… Они убивают каждого встреченного белого человека, совершают грабежи и уничтожают любую собственность вокруг фортов на Йеллоустоне… С каждым годом они становятся все более враждебными и на сегодняшний день являются даже более опасными, чем черноногие».

Индейцы с настороженностью встречали первые караваны. Худ. Ирвинг Бэкон

Путь в Орегон и Калифорнию по «Орегонской тропе» вдоль р. Платт проходил через страну сиу, и когда потянулись караваны переселенцев, начались проблемы с мирными до того племенами. Переселенцы не только распугивали и убивали дичь, сжигали и без того небольшое количество растущих на равнинах деревьев, но и принесли страшные болезни, к которым у индейцев не было иммунитета. В результате эпидемий холеры, кори и оспы 1849 и 1850 гг. умерли сотни индейцев. Ближе всех к путям переселенцев оказались сичангу и они более других сиу пострадали от оспы, холеры, кори и прочих болезней. Если прежде, по словам Денига сичангу «были превосходными охотниками, обычно хорошо одевались, имели достаточно мяса для пропитания и огромное количество лошадей, проводили время за охотой на бизонов, ловили диких лошадей», то к середине 1850-х гг. их положение кардинально изменилось. «Сегодня они разбиты на мелкие общины, плохо одеты, на их землях почти нет дичи и у них крайне мало лошадей», – писал Дениг. Оглалы также стали враждебными, а остальные племена сиу, как указывалось выше, и до этого не отличались особой любовью к белой расе. Только малочисленные и более миролюбивые оохенонпы не проявляли враждебности. Дениг: «Они мало воюют с кем-либо и очень много охотятся, хорошо относятся к белым людям и имеют среди них много друзей».

Сиу и шайены начали говорить о войне. Во избежание назревавшего кровопролития в 1851 г. у форта Ларами прошел грандиозный совет с индейцами разных племен – сиу, шайенами, кроу, шошонами и другими. Индейцы обещали прекратить воевать друг с другом и не нападать на переселенцев, а правительство США, в свою очередь, выплачивать им ежегодную ренту в товарах. Поскольку вести дела с вождями многочисленных общин было сложно, индейцам предложили выделить от каждого племени по единому верховному вождю. Для свободных сиу идея показалась абсурдной. Они представляли собой конфедерацию независимых племен, к тому же не все из них присутствовали на договорном совете. Сиу не могли принять решения, тогда за них его приняли члены комиссии. Они сами назначили верховным вождем всех сиу лидера небольшой общины сичангу Атакующего Медведя. Для индейца назначение оказалось такой же неожиданностью, как и для его соплеменников. Он пытался возразить, что есть много более достойных людей, что вождя всех сиу должен избирать совет, а не белый человек, да и вообще, если бы он знал, что его назначат верховным вождем, то никогда бы не пришел на этот совет. Атакующий Медведь говорил долго, и было очевидно, что он не хочет брать на себя такую ответственность, но в итоге его удалось убедить. Так у сиу появился первый верховный вождь, не обладающий, однако, абсолютно никакой властью над людьми. В будущем американцы станут придерживаться подобной практики своевольного назначения вождей. Сиу назовут таковых «бумажными вождями».