Текст книги "Отремонтированный снег"
Автор книги: Юрий Татаренко
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Затишье
В зимнем парке холодно словам
И квадратам сетки волейбольной…
И снежинки липнут к рукавам
И к воротнику. И все довольны.
Парк от стадиона далеко.
Заболел учитель физкультуры.
Потому у всех снеговиков
Очень неспортивные фигуры.
Зная все на свете наперед,
«Яндекс» потепленье обещает.
И никак в отставку не уйдет
Телевизионное вещанье.
И сойдутся стыд и ремесло,
Глупость, миллионы и Кокорин…
И зачем-то девушка с веслом
Аккуратно спилена под корень.
My way
Моя весна полна грязюки
Непросыхающей.
На фото – мотоцикл «Сузуки».
Он потрясающий.
Мое вчера – духи, колготки,
Билет на «Золушку».
Мои стихи – бутылка водки
С отбитым горлышком.
Речушка с жадностью глотает
Плевочки с мостика.
На ужин – вновь филе минтая.
Мне сорок с хвостиком.
Моя тропинка – в небе звездном.
Петляет, дурочка.
Когда тоска целует в десны —
Заешь огурчиком.
Дорога дальняя
За окном воробьи
Не хотят прекращать свою ругань:
Слышал, альфа убита —
Но бета не ходит одна…
Нам не нужно любить.
Мы и так уже любим друг друга.
Но впечатаны в небо
Не наши с тобой имена.
Абонент недоступен.
К такому с трудом привыкаешь.
Предсказанье сбылось.
И рассвет откровенно не нов.
Светофор, не мигай!
Ты на что мне, подлец, намекаешь?
Остановка пустая.
Стаканчик зато до краев.
Все, что в рифму писал, —
Удалить. Сохранить измененья.
Слишком стихоопасной
Считается эта весна.
И все планы на лето,
Похоже, накроются медью.
И подстелешь соломки,
Не зная о ней ни хрена.
И колотишь в угаре
Плафоны, трюмо и посуду.
Звезды помнят тебя —
Я им всем по заслугам воздам…
И расплющен апрель —
У подъезда, за домом, повсюду.
А ты вышел с кувалдой —
Узнать, что опять опоздал.
Все сложно
За окном непонятное. Дождь ледяной.
Без синичек береза совсем одичала.
Минус-чувства пришли – и ко мне, и за мной.
Через час после марта начнем всё сначала.
СМС без ответа. Билет в Барнаул.
Мой поступок, наверное, слишком весенний.
Но тебя же никто за изюм не тянул…
Он хороший отец, но плохой собеседник.
Весна в своем репертуаре
С тобой пил чай. Курил. И это был не я.
И втайне от луны снежинки танцевали.
Стоял в шкафу-купе обиженный коньяк,
Покоя не давал соседке бабе Вале.
С тобой пил чай, курил. И это был не он.
Чихал, читал, мечтал – отличная простуда.
Слов нет, здоровья всем. Закапан гриппферон.
На письменном столе медикаментов груда.
Пил чай с тобой. Курил. И это был апрель.
И это было в кайф. И ночь не наступала.
И в пятисотый раз я ставил песню «Belle» —
И мерзли в плейлисте Сташевский и Топалов…
И снова в семь ноль-ноль начнется «Идиот».
И снова до тебя не дозвонюсь в антракте.
И выдумщица-грусть прошепчет: «Все пройдет».
Собьется вальс весны с анапеста на дактиль.
В воде сосновый лес в микрорайоне «Щ».
На вешалке висит знакомый полушалок.
Сквозь неботишину – наощупь, натощак —
Бредут мои стихи. И крепнут с каждым шагом.
Именины
Рассвет. Коньяк. Послеапрелье.
Мы снова дачники – ура!
Луна в созвездии Безделья.
И в подпол черная дыра.
И дядя Юра Землянухин
Башку откусит огурцу.
И слезы одинокой мухи
Приснятся пауку-вдовцу.
И эсэмэска без ответа.
И на земле велосипед.
И ты не знаешь тайны этой —
Как жить без тайны о себе.
И снова колеса зигзаги,
И речка кажется смешной…
И притворятся тишиной
Слова в оберточной бумаге.
Внутренний монолог
Кешбэк – достиженье безнала.
Весна – приближение к пенсии…
Ах, если бы молодость знала
Недобрые старые песни!
Да знает – чего разворчался…
Откуда – оттуда, неважно…
А сами не шлялись ночами?
А пили одну простоквашу?
И кровь разыгралась пожаром,
И замерло стихотворение.
Пойду, прогуляюсь, пожалуй.
Полпервого – детское время.
Смешны Центробанка резервы.
Подростки не копят на старость.
Гормоны играют на нервах,
Поспешно освоив гитару.
Рубли превратились в копейки.
Моря превратились в озера.
И школьники топчут скамейки:
«Мы лед под ногами майора…»
Первая любовь
Сосулька не мечтает выйти замуж
И не спешит поэтому в Тикток.
Десятый «б». Молоденькая завуч.
Апрель, стихи, гормоны между строк.
И тянется урок литературы.
И нашатырь торопится к ноздре.
И комнатной всегда температуры
Слезинка из-за тройки по физре.
Кусочек мая
Чулки. Родителям вранье. Конспектов залежи…
Куда страшнее для нее экзамен завтрашний.
И не пугает, а смешит в парнях застенчивость.
И добрались карандаши до прозы Сенчина.
Какая вкусная весна! Добавь подливочки!
Уже не терпится узнать – а что под лифчиком?
Порозовевшая щека краснеть готовится.
Скользит по гладкому рука, не остановится.
И подавал дурной пример трудяга маятник.
И в телевизоре премьер казался маленьким.
Не тот, не там погашен свет – момент трагический.
Как нелогичен факультет филологический…
Измятый ситец голубой – в малине-ягоде.
Стихи про первую любовь не пишут загодя.
И наполнялся коридор ленивым тиканьем…
И тихо говоришь с тех пор: «Ну, все – иди ко мне».
Несовпадения
Вместо кофе – смайлики.
Вместо секса – кофе.
Спутал Рэмбо с Маугли —
Так похожи в профиль.
Шторы носят темное —
Цвета одеяла.
На раздачу теплого
Солнце опоздало.
Пасмурно за стеклами.
Без очков прохладно.
Дядьки дружат с тетками —
Часто, многократно.
Завтра в семь в «Республике».
Ты приходишь с мамой.
Вместо счастья – бублики.
Свеженькие. С маком.
Иня-Инюшка
Речка шелковой водой
Нас не отпускает.
Песня Юрия Лозы
Вспомнится на треть.
Между небом и бедой
Хайп словил пескарик…
И не страшно до грозы
В домик не успеть.
У любви малины вкус,
Запах трав сушеных.
Чаепитие начать
Гром дает сигнал…
Снова выключен блютус.
Снова голышом ты…
Я не знал, что… Как сказать…
Ничего не знал.
Середина июня
Купались в речке нагишом
Под крики: «Хэппи бездэй!».
И на песке карандашом
Писали письма звездам,
И в подкидного дурака
Играли за обедом…
И жизнь пьянила, как строка.
И называлась – летом.
Неприкаянные
Как много глаз полузакрытых,
Как много хриплого молчанья…
Луна в отряде белокрылых
Без нас, конечно, одичает.
И расцарапаны обои.
И снится гроздьям винограда,
Как сложно
В зиму
Нам с тобою
Пройти по спискам листопада…
Ночное пиршество
Срастается правда и кривда.
Черешни к нулям сведены.
Удачно подобранной рифмой
Открою шкатулку луны,
А косточка там – как влитая…
И вновь проявилась, увы,
Преступная тяга трамвая
Поджечь мостовые Москвы.
На горсть золотых украшений
Нечаянно воду пролью…
И дождик твердит на волшебном
Упругую строчку свою.
Под первым попавшимся пледом
Мы смотрим спектакль «Фома».
Как только я выключу лето,
Скажи, чтоб включилась зима.
11 глаголов
Стихи приходят парами.
Их фуры слепят фарами.
И молнии выцеливают дом.
И в звуках свет теряется.
И ночь с грозой смиряется.
Листва намокла. Шелестит с трудом.
Июль уходит засветло,
Жару закинув за спину.
Ревнивец-гром вдогонку не трубит.
Над улицей Пархоменко
Две тучи хорохорятся.
И безмятежно сын в кроватке спит.
Полнолуние
…И был арбуз от слез соленым.
И треугольными кубы.
Быть к августу приговоренным
Совсем не то, что просто быть.
И наливаешь сам себе.
И вспоминаешь с неохотой,
Как новенький велосипед
Купил по праву пешехода.
А ты… Тебя… Тебе… Тобой…
Местоимения разрыва.
В окне березовая грива.
Стихает ночь. Утихла боль.
Обкусанные заусенцы.
Ночная тяжесть головы.
Луна как вырванное сердце.
Забыть себя. Смотреть и выть.
Обитель номер три
Рассыпать яблок полное ведро —
И оживить чердак. И затаиться.
Дрожат страницы в томике Дидро.
Прищепку терпит платьице из ситца.
И на лице сухое большинство.
Одну слезу удочерит газета.
Дождливый август только для того,
Чтоб вспоминать, не зажигая света.
В чужих стихах искать свое нутро.
Положен белый шарф под поясницу.
Позавчера я вышел из метро —
И в голове все стало проясняться.
Чем пахнет убегающий трамвай?
Похоже, улетающей ракетой.
Солоноват на улице вайфай.
Гордится урна розовым букетом…
Месье Дидро, я нездоров, неспа?
Вдруг неразборчив стал страничный шелест.
И все болит – от горла до пупа.
И все болит – от пояса до шеи.
Дачник
Пол на кухне помыт.
Но рассыпаны чайные ложки.
Грязно-серое небо
Висит несъедобным пюре.
Начинается счастье
Малиново-сладким тире.
Начинается жизнь
Многоточием грязной картошки.
Я не дома. А где?
Ну, сказал же уже: я – не дома.
Ждет ударов судьбы
И не спит порошок «Пемолюкс».
Темнота не страшна.
Темнота – это друг астронома.
Вечерком опельменюсь.
А утречком опохмелюсь.
Подведет кто-то в белом
Стеклянные наши итоги:
«Ну-ка, водку допей
И к окошку скорее прильни!»
И промчатся стихи —
С ветерком, по любимой дороге:
Мимо пыльной полыни
До полуживой полыньи.
Завьялово
Пятилетний Витек увязался за мною на берег.
И весь день в тишине мы сидим совершенно одни.
В голове у меня – Чарли Чаплин, Феллини и Бергман.
В голове у Витька – кто бы знал, но пока не они.
Как себе объяснить, почему вдруг за августом осень?
Поплавок утонул – но его почему-то не жаль.
Чешуя облаков не счищается ежиком сосен.
Почему грибники на рыбалку идут без ножа?
И смешаются мысли со скоростью восемь в неделю,
Удивительно, но ни одна не спешит на язык.
И в раздумьях судак перед голым крючком самодельным…
И вернуться домой хорошо бы успеть до грозы…
Собранный чемодан
Захлопнута книга.
И сразу не стало любви
У Вронского с Анной,
У августа с креслом-качалкой.
И дождь моросящий играет с окном в «селяви»,
И счастливы грядки с капустою белокочанной.
И просятся в поезд айфон, ноутбук и блокнот,
И все же за старших все трое останутся дома…
И дочь-семиклассница вилку в розетку воткнет,
И вздрогнет закладка в начале девятого тома.
Бывшие
Я на даче труженик, не дачник —
На потеху Витьке-алкашу,
Что стреляет сотни без отдачи
С клятвами: «Расписку напишу!»
Прибежит с бутылкой: «Будешь третьим?»
Бывший друг – как прелая листва.
Будет топора железный жребий
Справедлив к березовым дровам.
Развестись – не трезво и не больно.
Жить в обмане – это не по мне.
Радио мурлыкает довольно
На своей классической волне.
У
Тебя
Другой
Завелся
Кто-то…
Колуном машу, как заводной.
На траве дрова – моя работа.
Вот и завершился выходной.
На всю мощь – кантату Берлиоза!
Витька заорет: «Что за дела?!»
Под навесом – бывшая береза.
Та,
Что ты
Кудрявушкой
Звала.
Брянск
Накрапывает что-то не мое —
Ни приручить такое, ни присвоить.
Не высохло соседское белье —
А облако, похоже, грозовое.
Там, где вода, – стихи уходят в тень.
Там, где вода, – напряжена салфетка.
Домой загонит радостных детей
Унылая нетрезвая соседка.
В заброшенный колодец накричать
Придется завтра вымокшим салагам.
Как недруг волейбольного мяча,
Пережидаю лето по оврагам.
Напомнят «ты не дома, а в гостях»
Подушки на большой железной койке.
Рассказывают в теленовостях
О перспективах точечной застройки.
У молнии – весьма сварливый зам.
Сегодня оба, кажется, не в духе.
Свечкует город – страшная гроза
Идет сводить рекламные татухи…
Раскаты грома – только вам дано
Убавить звук семейного скандала!..
Ура! За стенкой кончилось кино
С участием российского Ван Дамма.
И вновь сосед с фингалом, но побрит,
Соседка – в новом порванном халате.
И вечер экономно фонарит,
Как будто света до утра не хватит.
Немосковское лето
Мне казалось всегда,
Что поэты сродни облакам:
Тише, медленней птиц,
Но улечься в теньке – не судьба.
Чистый лист для поэта
Полезней ведра молока.
Синеве безразлична
Твоя полнота-худоба.
Облакам все равно,
Что творилось на влажной земле.
Никогда, ни за что
Не поместится облако в гроб.
Я-то думал,
Поэт – кому вечно нужны сто рублей.
Оказалось,
Поэт – кто из молнии делает гром.
Бабье лето
Молодой ты, да ранний.
Только что-то не то.
На осенней веранде
Помирает пальто.
У соседей Сердючка.
Перестук каблуков.
Извелась авторучка
Без попыток стихов.
Не хватает черемух
Ароматных длиннот.
Почитаешь Ерему —
И отложишь блокнот.
Дядя Ванечка Жданов
Сделал воздух другим.
И лежишь, наслаждаясь
Обнуленьем своим.
«Все влюбляются в небо…»
Все влюбляются в небо,
Что выбрито до синевы.
Про внушаемость ветра
Все знает полыни настойка.
Раздраженность тумана,
Депрессию радуг кривых
Наблюдать не пришлось.
Я внимательный. Но не настолько.
Он живет для тебя.
Ты живешь на восьмом этаже.
Ничего мы с тобою
Не знаем про несовпаденья.
И всю душу роса
Вложит в утренний летний сюжет.
И напишется
Это осеннее стихотворенье.
Сентябрь наизнанку
Маляр закрасит надпись: «Лена – космос».
К чекушке – полторашка лимонада.
И бабье лето выпьет за знакомство
С обратной стороною листопада.
И желтый лист иллюзий не питает,
На пользу ли зеленое смиренье…
Она зачем-то в семь перечитает
Написанное в шесть стихотворенье.
Стаканчики валяются под лавкой.
И красным перечеркнута страница…
«Отцы и дети» – в темноте над лампой.
И желтый вечер длится, длится, длится.
Заочники
«Пора в дорогу, старина, подъем пропет».
Слова и строки одеваются в кавычки.
И не решил туман, во что же он одет.
И не дочитаны Стендаля две странички.
Настойка МКАДа «Невеселая Москва».
Квадратносуточный ларек «Сосиска в тесте».
Я в душ – ты в зум. Кто в лес, кто по дрова.
А тучи и за горизонтом лягут вместе.
Заочники-2
Как страшен дождь…Страшнее только жизнь.
По четвергам с шести до полседьмого.
Соседской койки жуткий скрип пружин —
Как крики птиц, летящих на зимовку.
Не все вернутся в отчие дома.
Не все дома своих жильцов дождутся.
Сойти на нет. Потом сойти с ума.
И долго думать: сдаться или сдуться.
Воздушный шарик спит под потолком.
А мне не спится. Холодно в общаге.
И «Доширак» ошпарен кипятком —
И еле слышно молит о пощаде.
Детали
Брошена куртка —
И прямо на обувь в прихожей.
Видно, хозяйка была не в себе
Сто пудов —
Странно, зигзагами шла,
Удивляя прохожих…
Вот и сценарий короткого метра
Готов.
Теплой водой
Заполняется белая ванна.
Черная куртка
Не вызовет на дом врача.
Двери закрыты.
И все остальное неважно
Куртке на кнопках
С чужого, мужского плеча.
Осенние ночи
Костровище плевками расстреляно.
Уголечки презреньем горят.
Отвратительно пахнет апрелем
В Подмосковье в конце сентября.
И ничто уже не удивляет.
И айфон заряжаться устал.
Льва Толстого из Красной поляны
Депортируют на пьедестал.
И не спится, и некуда деться.
И никто уступать не готов.
Все несчастны: и шлюха с младенцем,
И бомжиха с букетом цветов.
Кто-то просто гуляет ночами.
Кто-то бьется о стенку башкой.
Все закончится чашкою чая
И словами: «Горячий какой…».
И плевать на законы Вселенной!
Крыша съехала – это судьба.
Облака не готовы вселяться,
Но у каждого ордер в зубах.
Для кого-то прогулки во благо.
А кому-то нести ерунду:
Дескать, ножницы, камень, бумага
Лучше куклы, забытой в саду.
Октябрь
Пока мы спали, кончилась война,
Взошла луна и победила дружба.
О том, что ты мне все еще нужна,
Нас известит пернатая пресс-служба.
И по-солдатски быстро рассвело.
И собирали рать в краю далеком…
И наступила осень – в потекло.
И разносила слякоть по дорогам.
Десять минут октября
Кладбище. Вторник. Холод.
Зонтик над головой.
Васька по кличке Хобот
Все еще – как живой.
Тесть, как всегда, набухан.
Пара больших глотков.
Вечность для сильных духом.
Осень для слабаков.
Вряд ли кто может смело
Глину назвать ручной.
Завтра дождю со снегом
Быть на одной волной.
В Ботсаду
Пришло шестое октября. Плюс двадцать в Новосибе,
И дождь со снегом от Москвы до самых Жигулей,
И обнуляются стихи, и звезды негасимы,
И за плечами рюкзачок несыгранных ролей.
Осинку желтою рукой дубок за шкирку сцапал.
И с биссектрисой незнаком гусей кривой косяк.
И заполняется Ботсад народом без Ватсапа.
И стопки холодом обдаст из термоса коньяк.
И сладко-сладко на душе от синей карамели,
И скомкан фантик облаков, и выброшен в закат…
И откровенничать с тобой сегодня я намерен.
И жаль, что душу распахнуть боится листопад.
Пятнадцать лет пишу стихи. К чему мне этот опыт?
Отцу-поэту нелегко понять подростка-дочь.
Но если осень перейдет на теплый влажный шепот…
Я знаю, что подобный бред легко принять за дождь.
24 октября
Остатками радуги – орденской планкой небес —
Москва поражает осеннее воображенье.
Проводит для нас листопад желто-красный ликбез.
Квартира. Остатки пирожного. Изнеможенье.
С утра на рабочем столе идиотский скриншот.
Под вечер стихи о любви вызывают улыбку…
Не спрашивай девушку, было ли ей хорошо.
Для радуг и девушек каждый вопрос – на засыпку.
Последняя ночь
Утихло пружин пиццикато.
Ресницы озябли во сне…
А где-то брусничней закаты
И круглогодичнее снег…
И в Замоскворечье, и в Сочи
Влюбленные – словно в раю!
Моя кинестетика хочет
Покрепче обнять твою.
31 октября
Будут тыквы гореть.
Изнутри – но мерцающим светом.
Будет Невский проспект
Притворяться, что этого ждал.
И надеется зрелость,
Что пиво окажется свежим.
И уверена юность,
Что ссора – еще не вражда.
Мы дождемся, что счастье наступит.
На черную кошку.
Мы дождемся вопросов:
Как так? почему? нахрена?..
Вот и снег.
Вот и секс.
Вот и СНИЛС.
Вот и «Спутник» под кожу.
Это страх.
Это страсть.
Это страйк.
Это наша страна.
Первый снег
Гражданином зимы
В понедельник незрячий
Ощутишь, если лоб
Припечатать к стеклу.
Накануне считал себя
Списанной клячей
В ожидании
Шороха мыши в углу.
Документ на руках,
Но не вписано имя.
Фотографию вклеить —
Нет смысла и лень.
Паспортистке
На память останется иней.
Над кроватью
Пасется красавец-олень.
Как же хочется лета
И рук обнаженных,
Перекрывших, допустим,
Созвездье Стрельца,
И минуты,
Когда недозрелый крыжовник
На ладони моей
Тяжелее свинца…
Начало ноября
Друг приехал, Леонид.
Помидоры режет. Крупно.
Дед за стенкою. Бубнит.
Видно, воспаленье бубна.
Небо снегом замело —
Ну, чем рады, тем богаты…
Запотевшее стекло
Не мешает жить закату.
Первые стихи Василия Сарафанова
Соленое по краю головы
Размазать без платка не удается,
Окажутся вдруг чем-то липовым
Страданья, и придется удаляться —
Куда-то, с гордо сгорбленной спиной,
За фонари, потухшею походкой,
Успев прикрикнуть: «Не ходи за мной!»,
Успев услышать: «Топай, ипохондрик!» —
И очутиться на краю бухла
И сломанной скамьи посередине,
И спеть, что ты всегда такой была,
А слез-то нет и не было в помине.
Звукоряд
Об ароматах трудно спорить с трубачом
Тому, кто смог сродниться с бас-гитарой,
Кто раздружился вусмерть с лечащим врачом,
Кто присобачил мышь на аватарку…
Старик бубнит с утра – про тот и этот свет.
Твердит студент про клады и караты.
Окно захлопнулось. А крышка гроба – нет.
Ребенок в ней кричит, что он – кораблик.
Накануне
Пустой квартирой мир не удивить.
Родился месяц – изымать излишки.
В копилке – два развода по любви.
Две с половиной сотни – на сберкнижке.
Мала рубашка. Надо же, мала.
А в небе звезды – словно метастазы.
Матрас и чайник. Вот и жизнь прошла.
В углу – плита. Могильная. Без газа.
Чита
Тело управляет телом,
А стакан – стаканом.
И доволен жизнью в целом.
В семи днях за МКАДом.
Серый волк и поросята.
Тройка по черчению.
Гаджеты семидесятых —
Горка да качели.
Плачет девка в мятой блузке.
«Нерчинск» – не команда.
По последней. Без закуски.
У военкомата.
Северное слияние
Наливая, посмотришь в окно:
К небу за ночь налип серый мусор.
Не попросит монетки на дно
В шутку названный городом Мурманск.
Здешним волнам неведома грусть:
Щедро делятся музыкой техно.
Одиночество вцепится в грудь
Незаконченной фразой: «За тех, кто…».
И поймешь, хоть и пьяный в умат —
Вкус картошки не знает селедка.
Наихудший январь – это март.
Наилучший июнь – это водка.
Фейк-стихи
«Падать не духом»
Сложить в понедельник и выпить.
Вычесть субботу
Из мощного ведомства. Уф.
Встретить бомжа.
Показать документы. Не выкать.
Не рифмовать
Аюдаг, мускатель и Гурзуф.
Самое главное
В людях и снах – оболочка.
Вологду все-таки
Не отличить от Керчи.
Не прислоняться.
Ни к небу, ни к гению. Точка.
Двери вагона метро
Тоже в список включи.
«А что у нас с тобой?..»
А что у нас с тобой?
Наверное, рассвет.
Предчувствие дождя.
Креветки-трехминутки.
Бокал бокалу брат.
И от помады след
Не просится в стихи
Уже вторые сутки…
Прекрасен, как всегда,
Заваренный «Ахмад».
И строчки облаков —
Без проблеска таланта.
А что у нас с тобой?
Наверное, Арбат.
Про Лиговский проспект
Ему ни слова, ладно?
Волонтеры
Звездами черный квадрат незаметно зарос.
Строчки без подписи вдруг на листке появились…
– Может, за встречу?.. – Прости, это странный вопрос.
Сделайте, будьте любезны, два кофе навынос.
Скрип тормозов – продолжение песни любви.
Тополь прошепчет «привет» – но стоит, подбоченясь.
Ты наконец-то покажешь мне окна свои.
Цвет подоконников – вот что имеет значенье.
Несовпадения-3
Отпустить? Не на час, а с вещами.
И подарки вернуть в упаковке.
В телевизоре что-то вещают.
Про ракеты и боеголовки.
Удержать? Проще пареной репы.
Просто ставишь к нулю единичку.
Клей «Момент» – ровным слоем на рельсы.
Лишь потом подзывай электричку.
И беги под откос каменистый.
И танцуй там – желательно голым…
И научишься у машинистов
Ездить. Не выбирая глаголов.
Видение
Мы помиримся тихо, как мирятся ветки.
А потом – ураганно, как в фильмах для взрослых.
В принесенной с работы рекламной газетке
Ты прочтешь про Шукшинские чтения в Сростках.
Я успею посуду помыть за собою.
А потом ты из комнаты выйдешь нагая…
А наутро мы в детской поклеим обои.
И прошепчет твой сын, что они – вверх ногами.
Двое на «Войковской»
Маленький город оставлен на тридцать часов.
– Ты переедешь?
– Не знаю. Пока не могу.
Губы немели. И час оставался на сон.
Ей – в электричку.
Его отправляют в Юргу.
…Слово «тук-тук» отыскалось у рельса внутри.
Где бессердечные буквы —
Там смятый листок.
Что интересного может присниться в Твери?
Надо проверить.
Но поезд идет на восток.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.