Текст книги "Государь Иван Третий"

Встреча с Обухом становилась решающей. Или Кузнецкая слобода вновь возьмет верх, или… Обух не очень осторожничал. Это было видно по тому, как он держал опущенные руки. Только глаза зорко следили за купчиком. «Сейчас я тя успокою!» – говорили его мясистые губы. И… неожиданный выпад. Его пудовый кулачище просвистел в воздухе. Казалось, невозможно спастись от такого резкого, неожиданного выпада. Однако… Василий не зря потратил год, чтобы научиться увертываться от удара. Тот слегка задел его ухо. Но это был пустяк. Ответ последовал незамедлительно. Бил он левой, снизу вверх, попадая в скулу. Удар, в который купчина вложил всю свою силу, был настолько силен, неожидан, что голова Обуха откинулась назад, а в шее что-то щелкнуло. Руки у него вдруг повисли, он глотнул воздух и, выпучив глаза, грузно повалился на Василия. Тому даже пришлось отскочить в сторону. Все застыли на какое-то мгновение. Товарищи Василия, почуяв, что победа почти в их руках, ринулись на кузнецких слободчан. Те какое-то время отбивались, но потеря Обуха сказалась на их воинственном пыле. Они… позорно бежали. Как оказалось, за ходом кулачного поединка с интересом наблюдал великий князь. Его увидели, и толпа закричала:

– Великий князь, награду! Награду! Награду!

Тот поднял руку. Толпа стихла, и все услышали задорный голос:

– Бочку браги и жареного быка!

Награда понравилась толпе.

– Слава Ивану! – закричали тысячи глоток.

Князь довольно улыбался.

Вернувшись домой, Василий, переполненный радостью от победы над самим Обухом, не мог ни с кем ею поделиться. Мать была категорически против его участия в боях, говоря, что не купеческое это дело – биться, как простолюдины спьяну, на кулаках. Она даже не стала слушать Василия, который пытался рассказать ей о бое. Поняв, что речь пойдет о кулачном бое, она, плюнув, произнесла:

– И это мой сын, как какой-то черный простолюдин, дерется на кулаках! Тьфу! – и демонстративно покинула комнату.

– Когда батяня вернется? – крикнул он ей вдогонку.

Но мать не ответила. Егор сказал ей, что отъедет на несколько деньков. Куда, зачем, пояснять не стал. Она хорошо знала: муж из-за суеверия ничего никому не скажет.

А он, готовясь к поездке в Кафу, рыскал в поисках подходящего судна. На его взгляд, старые кербаты, лодии, учаны, паузки и прочие плавающие судна для поездки в Кафу не годились. Он видел хорошие, емкие судна, корабли с каютами и пытался такие найти. И… нашел! И не где-нибудь, а в Подмосковье. Подумать только! До сих пор строительством подобного рода никто здесь отроду не занимался. Но нашелся один, боярин. И не очень знатный, Петр Нарыш.

А все началось в Великом Новгороде, куда Нарышу пришлось приехать. Когда Иван Васильевич как почетный гость стал посещать именитых новгородцев, про боярина забыли.

И вот боярин, гонимый тоской от безделья, начал ездить не только по городу, но и по его окрестностям. Посещал старые монастыри, разговаривал с монахами об их жизни. Много услышал и о былом. Даже узнал, что находились смельчаки атаманы, которые забирались далеко, за три моря. Добычу привозили богатую. Им, монастырским, хорошо помогали.

Может, этот случайный рассказ и натолкнул боярина на какую-то мысль. Однажды, в одну из подобных поездок, он встретил странный обоз. На нескольких десятках подвод везли хорошо отструганные доски, полуизогнутые и почти квадратные, поделки, бревна, напоминающие корабельные мачты.

– Неуж корабль везете? – спросил он у переднего возчика.

– Корабль! – ответил тот и хлестнул коня. – Но-о!

Спрыгнув со своей лошади, держа ее за узду, он попросил разрешения присесть рядом.

Мужик покосился на него. В его голове пронеслось: «Однако, непростой он – по шубе видно. Уж не боярин ли?»

– Садись, коль хочешь. – Мужик подвинулся.

– А где корабль-то срубили?

– Да на Онежье. Лесу там – ой, мать родная! Руби, не ленись. А вот везем на Балтию. Там соберем.

– А-а-а, – понятливо протянул Петр.

– А не скажешь, мил человек, тя-то как кличут? Мня Петро, а тя?

– Да я Иваном буду. Но-о! – и дернул вожжами.

– Скажи, Иван, а кто… умелец такой? А?

– Умелец? Да немец Курт. Он позади в кибитке едет. Он учил и следил.

– А сколь он взял, не знашь? – спросил Петр, поправляя мачтовую деревягу, упершуюся ему в бок.

– Да берет в год… деньжищи огромные… пятьдесят рублей, еще двадцать его помощнику. Ну, кормежка, крыша – все давай.

Мужик, видя, как задумался боярин, решил ему помочь.

– Выгодное это дело, – промолвил, – отвезешь раз-другой купцов, и все вернул. А корабль-то сколь может, если не утонет, прослужить! Его только по весне просмолить надо. И готов. Но-о!

– На, держи! – Петр достал из кисета рубль и подал мужику.

Тот от изумления даже открыл рот: «Такую деньгу за такой пустяк…»

– Ну, бывай! – кивнул боярин и спрыгнул на землю. Конь, послушно следуя за возком, доверчиво ткнулся мордой в щеку хозяина.

– Подожди, дружок. – Хозяин ласково похлопал его по морде.

Кибитка, в которой ехал немец, подошла, и боярин постучал в дверцу, ведя за собой коня. Дверца открылась, и показалась голова в мохнатой шапке. Увидев прилично одетого незнакомца, немец спросил:

– Вам чего?

– Разговор есть, – ответил боярин.

Немец посмотрел по сторонам. Увидев, что незнакомец один и держит за уздцы хорошего коня, ответил:

– Слушаю.

Недолго боярин уговаривал Курта. Мужик оказался прав. Запросил немец столько, сколько тот сказывал. Вскоре кибитка выехала из общего строя и, дождавшись, когда проедет обоз, повернула назад, а Курт появился в боярском тереме. Он оказался весьма деловитым. Тотчас попросил, чтобы нашли дровосеков – готовить лес.

Когда прошла большая вода, боярин и Курт поехали вниз по реке, нашли укромную заводь, где Курт и начал свое строительство. Петр понимал, что местные мастера могут и сорвать работу, побоявшись, что заказы на их устаревшие суденышки могут закончиться, ибо судовладельцы захотят иметь новые корабли. Поэтому боярин все держал в строжайшей тайне даже от великого князя, которого мечтал покорить построенным кораблем. Хватит ездить во Владимир! И в Москве будут свои корабли.

Когда корабль был почти готов, немец предложил купцу тайно приехать и осмотреть его. Вот туда-то и отправился Егор на встречу с Нарышем. Осмотр просто покорил его. Такого чуда он не видел нигде. А сколь товара можно поднять! Не надо много людей, как раньше было. А какая каюта! Да в такой и на край света можно.

Домой купец возвращался в приподнятом настроении. Цена его вполне устраивала. Скоро спуск, и… до свидания, Москва!

Егор вернулся домой поздно ночью. По его цветущей физиономии матушка поняла, что хозяин вскоре отбудет невесть куда. Она только вздохнула и спросила:

– Есть-то будешь?

– Не-е, – веселым голосом ответил он, – с боярином Нарышем отобедали мы.

А утром, встретившись в едальне с Василием, он осмотрел его лицо.

– Ты… Что, не было? – спросил батяня, садясь за стол и беря кусок свежего хлеба.

Понюхав, он отщипнул кусочек и бросил его в рот.

– Было, – ответил Василий, и глаза его засияли.

– Что… побил? – поинтересовался отец.

Сын, растаяв, рявкнул:

– Побил. Побил самого Обуха!

Отец тяжело вздохнул, словно сбросил с плеч куль с мукой.

– А у меня тоже радостная весть: скоро поплывем в Кафу!

– Да ну, – удивился сын, – нашел лодии?

– Что лодии? Корабль!

– Корабль? Да откуда он у нас? – удивился Василий.

– Есть, однако, у нас головы, что думают, как нашему брату лучше сделать. Вот великий князь оглядит – и в путь.

– Ну, батяня, порадовал! А то я было затосковал. Дома-то что? Надо товар искать.

– Свой отвезем, а у них купим, – сказал отец.

Но радость была преждевременной. Ночью к ним неожиданно кто-то постучал в ворота. Мужик, сходив к воротам, быстро вернулся и поднял хозяина.

– Там, Егор, тя боярин Нарыш кличет.

– Что такое? – в тревоге сбросив покров, вскочил Егор.

Набросив на плечи кафтан, выскочил во двор. Там боярин, нервно постукивая плетью по перилам крыльца, ошарашил Егора.

– Корабль… сожгли! – чуть не рыдая, сообщил Петр.

Егор, как мешок, опустился на ступеньку крыльца.

Глава 8

Рим справлял праздник. Площадь Святого Петра забита народом. Все разряжены, кто во что: много пиратов, разбойников, бандитов, ведьм, чертей… Почти все в масках. Узнай, кто под ней. А сколько разных лоточников, которые разносили свои товары! Тут и серьги, ожерелья, бусы, кольца… А разной еды – от пирогов до копченостей! Слюни текут! Кругом смех, радость.

Только вот с завистливым взглядом стоит семейство Палеолог. Судьба до сих пор насмехалась над когда-то знаменитым семейством. Деньги, принесенные Виссарионом, закончились. А он не появлялся. Жили на то, что удавалось продать из рукоделия Софии, из остатков мебели.

Андрей грозился уехать к дяде, да все как-то не решался. Неожиданно к ним подошел какой-то незнакомец в образе венецианского дожа.

– Отчего нет радости на ваших лицах? – насмешливым голосом спросил он. – Веселитесь! Ведь сегодня День святого Петра!

– Иди отсюда! – в сердцах бросил Андрей, поправляя выцветшую куртку.

– Ты зря мне грубишь, – пробасил вдруг ряженый дож, – я хочу вас порадовать! Держи! – И он подал Софье кошель.

В нем звенели монеты.

– Радуйся, красавица! – крикнул он и исчез в толпе.

Андрей выхватил из ее рук кошель, да так быстро, что она не успела опомниться, и развернул его. Там сверкали золотые дукаты!

– Ура! Живем! Бог не оставил нас!

Блеск золота затмил все мысли, кроме одной: поскорее поесть. Да, так приземленно мечтало семейство, носящее фамилию людей, владевших половиной мира. Такова превратность судьбы. И они, не сговариваясь, ринулись к близстоящему лоточнику. Покупали все, что попадалось им под руки.

– Эй, вы! – крикнул напуганный торгаш. – А деньги?

– Держи. – Андрей сунул ему в руки золотой дукат. Торговец опешил.

У него едва хватило суммы на сдачу, которую он собирал несколько дней.

– Сдачи не надо, – великодушно заявил Андрей.

Но его перебила Софья:

– Нет, нужно. Деньги даны мне!

Торгаш посмотрел на Андрея. Взгляд его, молящий и просящий, не подкупил Андрея.

– Да, – тягостно вздохнул он, поняв свою ошибку, – она хозяйка.

И их кошель потяжелел от медяков.

За всем происходящим, не спуская глаз, смотрел какой-то мужчина. Одет он был во все черное: черный плащ, черная маска на лице, черная, с широкими полями, шляпа. Его вид говорил о том, что он не хотел, чтобы его узнали. Наблюдая за происходящим, он сказал себе два слова: «Пора приступать». И, натянув шляпу еще ниже на глаза, повернулся и заспешил прочь.

Приглашение к кардиналу Виссариону видного римского строителя Марка Фрязина весьма удивило и обрадовало его. «Наконец-то признали мой талант», – собираясь на встречу, подумал он. У входа во дворец его встретил приходивший к нему монах. Тихо сказал:

– Следуйте за мной.

Он повел его таким лабиринтом коридоров, что Марк подумал: «Уж не заблудился ли он?» Но монах привел туда, где его ждал кардинал. Это было узкое серое помещение с высоким потолком и небольшим окном наверху. Мебели почти не было. Но было много старых книг, которые, видимо, берегли пуще глаза. Посередине – стол с двумя стульями. На нем горела толстая свеча и стоял кувшин с двумя глиняными бокалами.

Увидев вошедшего, человек в сутане и с клобуком на голове поднялся.

– Проходи, сын мой, – послышался его довольно приятный голос.

Он ободрил Марка. Указав на стул напротив себя, он сел. Сел и Марк, пытливо глядя на кардинала. Но взгляд того оказался жестким, и Фрязин, не выдержав, отвел свой взор. Поглядев на серые стены, он подумал про себя: «Это какая-то пыточная комната». Кардинал понял его мысль и произнес:

– Да, наша вера порой бывает сурова с теми, кто хочет нарушить ее догмы.

Марк быстро взглянул на Виссариона, как бы говоря: «Я знаю это».

– Сын мой, – начал разговор кардинал, – давно ли ты получал вести от брата Ивана с далекой Руси?

Этот вопрос удивил Марка: «Откуда он знает, что Иван там?» – подумал он. И опять кардинал прочитал его мысль:

– Нам хорошо известно, куда порой отбывают наши люди. Нам небезразлично, что они могут отвезти туда и привезти оттуда.

– Я думаю, вы, святой отец, имеете в виду только религиозные дела? – как-то неуверенно произнес Марк.

– Разумеется, сын мой. Но при этом нам важно, чтобы каждый католик нес нашу веру тем людям, которые до сих пор блуждают в темноте и ждут нашей помощи.

Марк, похоже, понял его. Речь шла не о его работе; ему хотят предложить что-то такое, что связано с верой. Но что он может? Он – простой католик, даже не знающий многих молитв. И опять кардинал поразил его.

– Нам не надо рекламировать нашу веру, – успокоил тот. – Но на вас выпал божий жребий – сделать великий шаг к спасению нашей веры.

Эти слова заставили пришедшего удивленно взглянуть на кардинала. За его взглядом последовал вопрос:

– Святой отец, простите, но я не вижу, что моей вере что-то угрожает.

Кардинал усмехнулся:

– Пока Бог хранит нас. Но он ждет от нас решительных действий. Тебе, Марк, должно быть известно, что над христианством нависла ужасная опасность.

Марк что-то слышал об этом, но плохо понимал. И опять Виссарион по озадаченному лицу прочитал его мысль.

– И все из-за глупого упрямства одной из ветвей нашей веры – православия. Они не желают объединиться с нами, католиками, чтобы совместно отразить угрозу нашей вере.

Просветлевшее чело Марка говорило о том, что он начал понимать кардинала.

– Что же я должен сделать? – спросил он.

Виссарион не сразу ответил на вопрос своего гостя. Он задумчиво смотрел в окно, видимо, взвешивал все, что ему удалось постигнуть за короткое время встречи. Наконец заговорил, вероятно, решив окончательно, что ему можно доверить эту сложную, опасную, но столь необходимую миссию.

– Турки смертельно угрожают нам, но не все это понимают. Остаются еще страны, приверженцы христианства, которые не чуют своей гибели. Только вместе мы отстоим нашу веру. Сегодня только Русь, где проживает твой брат, – главная носительница православия и главный враг нашему общему делу. Мы пытались на Флорентийской унии урезонить несговорчивых православных. И нам удалось это сделать. Митрополит всея Руси подписал нашу конвенцию. Но… правитель, не понимая происходящего, пока твердо стоит на своих старых позициях. И это не позволяет объединить наши силы.

– Но я не смогу его уговорить, – вставил неожиданно Марк.

Кардинал ответил:

– Тебе и не надо будет этого делать. Твоя задача…

Он, приподнявшись, наклонился через стол и стал что-то нашептывать Марку.

Когда он кончил, гость вскочил.

– Нет, я не сводник! – воскликнул он.

– Ты не понял, – спокойно произнес Виссарион и опять потянулся к уху Марка.

Закончив нашептывание, он достал из-под рясы кошель и положил его на стол. Он был тяжел.

– Нет, – Марк произнес упрямо, – я не могу.

– Тогда я хочу тебе напомнить, с чего начался наш разговор…

Только что сладко звучавший голос стал жестким. И Марку стало страшно. Эти слова воскресили в памяти Марка сцены сжигания еретиков на кострах. Он слышал и о других пытках.

– Ладно, – вздохнул он, – я… согласен.

И он потянул кошель к себе.

– Прекрасно! – Голос Виссариона опять стал мягким.

Когда Марк ушел, Виссарион задумался. Его мысли унеслись в маленький дом на окраине Рима.

«Сейчас надо решать, кто у нее будет очередным женихом».

В доме Палеологов царила радость. Никому из них не хотелось думать, что будет завтра. Сегодня появились деньги – сегодня радость. Когда веселье несколько улеглось, Андрей, глядя на Софью, спросил:

– Интересно, кто это тебе пожертвовал такую сумму? Ты, кажется, говорила о каком-то Медичи.

– Ага, – подхватил Мануил, – когда Виссарион услышал о нем, мне показалось, что он побледнел.

– А что ему бледнеть? – сказала Софья. – Ему бы только меня сбыть, и руки у него будут развязаны.

– Нет, – заметил Андрей, – тут что-то не то. Боюсь, Софьюшка, твой Виссарион теперь не тот, что был раньше. Как-никак, ему надо перед папой выслуживаться, – сказав, он посмотрел на остатки пиршества и взял апельсин.

– Хочешь? – и протянул его Софье.

Та отрицательно покачала головой и сказала:

– Что он для меня может сделать, чтобы порадовать папу?

– Отдать тебя замуж, чтобы это было выгодно папе, – ответил за Андрея Мануил.

– Я – христианка и служить папе не буду, – высокомерно ответила она.

– Эх, Софьюшка, Софьюшка! – качая головой, сказал Андрей. – Вспомни, что ты говорила только вчера.

– Не помню, – капризно промолвила сестра и отвернулась.

– А говорила ты, что согласна за…

– Да остановись ты! – вступился за сестру Мануил. – Сейчас нам всем надо думать, чем заняться, чтоб обеспечить себе жизнь.

– Сегодня, – Софья поправила прическу, – я ни о чем думать не хочу.

Но о ней думали другие. Через несколько дней после радостного события Виссарион встречался с папой. Сикст очень интересовался развитием событий и спросил кардинала:

– Скажи мне, а будет ли… как ее…

– Софья, – подсказал Виссарион.

– Эта Софья, – продолжал папа, – будет отстаивать нашу линию? Сумеет ли она ее отстоять?

Виссарион, задержавшись с ответом, молвил:

– А кто у нас есть, кроме Софьи? Она Палеолог! И этим все сказано. Вряд ли кого другого мы можем предложить. Да и кого примут эти варвары? Я думаю, что одно только это великое имя, – подчеркнул кардинал, – сможет помочь нам.

– И все же… – Папа посмотрел в окно.

Синее небо молчало. А кардинал понял: сомнение у папы осталось.

– Сейчас необходимо отыскать нужного жениха, – поспешил сказать кардинал. – Я думаю, она тогда будет весьма сговорчивой.

Марк Фрязин, придя домой, посчитал, сколько ему отвалил кардинал. Церковь денег не пожалела. В кошельке было больше тысячи золотых дукатов.

– Ого! – воскликнул он. – Половину я, пожалуй, оставлю дома. Брат писал, что добраться до Руссии ему стоило чуть больше ста дукатов.

Сборы были недолги. На всякий случай он прихватил несколько чертежей домов, крепостных башен. Будет повод объявить, что его приезд – строительство этих объектов. Мучило одно: сборы завершались, а от кардинала никого не было. «Это к лучшему. Не принесут… пусть пеняют на себя», – решил он.

Но он жестоко ошибся, надеясь уехать, не получив соответствующего материала. Утром в дверь постучали. На пороге стоял монах, вызывавший его к Виссариону. Молча протянул тугой небольшой мешочек с каким-то веществом. Марк попробовал его пальцем. «Все же не забыли, гады», – подумал он и улыбнулся монаху.

Глава 9

Успокоившись на некоторое время, Великий Новгород дал возможность Ивану Васильевичу заняться внутренними делами княжества. Князь ясно понял, вернувшись из Новгорода: чтобы править на Руси, надо иметь сильный кулак. И состоять он должен не из нанятых людей, которые завтра могут поднять «хвост» и только их и видели, а из служивых людей, имеющих поместье и двор, данные князем. Это его опора – дворяне. Они составляли в основном конные полки. Первым делом он решительно начал перевооружать армию: мечи менялись на сабли, луки – на ручницы, легкое огнестрельное оружие. Появились отряды пищальников, а за ними и артиллеристы. Иван Васильевич разработал четкую систему набора ратных частей – наказы. Они поручались воеводам.

Почувствовав за собой силу, он стал действовать. В продолжение идеи его отца Василия Темного не иметь удельных князей, а только служивых людей, Иван Васильевич обратил внимание на одно из слабых к тому времени княжеств – Ярославское. Там правили два брата, сумевшие сохранить свои владетельные права. Для разведки, что там делается, он отрядил толкового дьяка Алексея Полуэктова.

Появившись в Ярославле, Алексей был удивлен видом, который имел город. Улицы грязные, замусоренные. Деревянные настилы давно прогнили или были разбиты. Посетил и рынки: южный и западный, которые выглядели в сравнении с московскими просто нищими. Кроме местных поделок и овощей, другого товара найти было нельзя.

Он прошел к княжеским хоромам. Здесь было немного почище. Однако частокол, огораживающий княжеский двор, во многих местах упал и его отчего-то не поднимали. Хоромы почернели от времени. Увидев все это, Алексей усмехнулся.

– Ну и ну! – произнес он вслух и дернул за кожаный конец кольца.

На его звон вышел человек, хлопнув дверью.

– Чего надо? – спросил он.

– Я дьяк московского государя великого князя Ивана Васильевича Алексей Полуэктов, прибыл по его поручению. Доложи князю.

Человек исчез за дверью. Вскоре послышались быстрые шаги, и ворота распахнулись. Перед ним с испуганным лицом стоял князь.

– Прошу, прошу! – лепетал он, низко кланяясь.

Этого было достаточно Полуэктову, чтобы понять обстановку, царившую в городе. Князь чувствовал себя временщиком. А что творилось в хоромах, уже не удивило дьяка. Князья сами бегали в поварню, стараясь угодить посланцу. Отобедав, дьяк встал, величественно попрощался. Князья выразили желание проводить его за ворота. Там он опять с великим достоинством им поклонился, поблагодарив за прием, и направился в резиденцию московского князя.

А на другой день, узнав о приезде дьяка, его начали оседать бояре да купцы – кто с жалобами, кто доверительно поговорить. Все сетовали на слабость княжеской власти. «Сидят вдвоем в хоромах, людям не покажутся», – жаловались они. «Разбой развели, спасу нет», – добавляли купцы.

– Кто хочет поехать в Москву? – спросил Алексей.

Все замялись, посматривая друг на друга. Полуэктов их понял и решил приглашать поодиночке. Выбрав самых именитых людей, он давал им сопроводительное письмо, чтобы их встретили в столице, помогли обосноваться. Полтора месяца такой работы… и Ярославль остался совсем без денег. Князья видели, что творится в городе, но боялись противиться, решили и сами податься на запад, захватив все ценное, пока не отобрали.

Алексей, прослышав про их сборы, явился к ним с бумагой, где говорилось, что они отказываются от своих прав на княжение и на все земли, принадлежащие им. Прочитав бумагу, братья долго глядели то на нее, то друг на друга. Помог им все тот же Полуэктов.

– Я знаю, – сказал он, – что вы забираете с собой княжескую казну. Подпишите бумагу и ступайте с Богом на все четыре стороны. Если не подпишете, князь пришлет полк дворян и у вас заберут все, вас же отправят на Север, как было со многими до вас князьями.

Они знали о таких случаях. Переглянувшись, старший взял бумагу и размашисто подписал. Это же сделал и второй брат.

На следующий день переполненный радостью и гордостью Полуэктов отправился в столицу докладывать князю о его победе. Ехал, а сам думал, какую награду он получит от Ивана Васильевича. Князь даст поместье? Или земли? Сделает главным дьяком? Наградит деньгами? Сколько? Что он с ними сделает? Купит хорошие боярские хоромы? А может, сделает еще и боярином? До самой Москвы все это вертелось в его голове. Когда прибыл в столицу, решил сразу ехать к князю и обрадовать его. «Услышав, что я приехал, примет меня в первую очередь». И гордость обуяла его. Он появился в княжеских хоромах и голосом, не допускающим возражения, сказал встретившему его дворскому:

– Доложи государю, великому князю, что прибыл дьяк Алексей Полуэктов из Ярославля с хорошей вестью! – и, не глядя на других ожидающих, сел на первую скамью.

Каково же было его удивление, когда вернувшийся от князя дворский, сдерживая ехидную улыбку, весьма холодно, с какой-то внутренней радостью заявил:

– Великий государь тя сегодня принять не может. – Сказал, повернулся и пошел прочь.

Алексей не выдержал и догнал его.

– Стой, братец, я из Ярославля. Ездил туда по поручению великого князя. Мне надо доложить, что я сделал.

– Когда государь решит, тогда и доложишь, – важно повернулся дворский и не спеша пошел по проходу.

Алексей стоял, точно оплеванный: «Как же так? Я же ему принес целое княжество! А он? Теперь пусть сам зовет. Больше не пойду», – со злом подумал он.

Дома его жена, Наталья, обрадовалась приезду мужа и бросилась ему на шею. Он отстранил ее довольно холодно и, не сказав ни слова, прошел, не раздеваясь, в свою опочивальню. Наталья долго, прислушиваясь, на цыпочках ходила около двери. Потом, не выдержав, приоткрыла ее. Муж лежал на одре в одежде и, как ей показалось, был чем-то сильно взволнован. «Наверное, там что-то случилось. Уж не прогнали ли его? Что тогда князь скажет? Господи! Помоги! Не губи несчастного!»

– Ты, что ли? – грубо спросил он.

– Я, я, – просунув голову в дверь, откликнулась жена.

– Иди сюда. – Он поднялся и указал ей место рядом с собой.

Человеку, объятому горем, всегда хочется с кем-то поделиться. Этим он как бы сбрасывает тяжелый груз. То же сделал и Алексей. Когда жена обо всем услыхала, она всплеснула руками:

– Да как он так может поступать! Я пойду к нему сама и не посмотрю, что он князь, все ему выскажу. Ты принес без войны целое княжество, а он?

– Сиди, – рявкнул муж, – я сам. Сам разберусь!

Через несколько дней явился посланец и передал, что завтра пополудни великий князь примет Полуэктова. Это известие тут же рассеяло всю злобу, что накопилась за эти дни. «Тогда у него было много дел, – убаюкивал он себя, – а сейчас он хочет не торопясь выслушать меня. И наградит. Да, поди, еще как!»

В приподнятом настроении вошел Алексей к государю. После похода в Великий Новгород, где Ивана назвали государем, дошло это обращение и до Москвы. И здесь его так стали величать, отмечая, что это ему нравится. Вопреки ожиданию увидеть улыбающегося Ивана Васильевича, он был встречен насупленным взглядом. «Кто-то испортил ему настроение, – подумал Алексей. – Сейчас я порадую его».

– Государь, великий князь, дозволь доложить, что Ярославский удел стал… твоим! – И он демонстративно достал бумагу и расстелил ее перед очами великого князя.

Князь только скосил на нее глаза, ничего не сказал и спросил:

– Где казна?

Вопрос этот ошарашил Алексея.

– Казна? Они ее взяли с…

Алексей не успел договорить. Крепкий кулак князя грохнул по столу.

– Дурак! – воскликнул он. – Без казны эта бумага – ничто! Зачем я поднимал им налоги? – спросил князь не мигая у Полуэктова. – Да затем, чтоб они на коленях приползли ко мне, отдав все, что у них есть, только бы я оставил им свободу. А ты… Эх! На эти деньги они начнут строить против меня козни. Понял ты, ослиная голова?

– Да я, великий князь, старался, чтоб княжество перешло к те. Ты уж прости мня, грешного, без злого умысла, по добру хотел.

– Ладно, – смилостивился князь. – Ты просил когда-то мня принять твою жену в обслугу к великой княгине. Так вот, пускай приступает. А ты иди с глаз моих. Иди! – И он махнул рукой.

Алексей вышел как побитый, глаза его блестели. Он сам не помнил, как ноги принесли его в кабак. Но с кем там можно поделиться своим горем, той несправедливостью, какую допустил против него великий князь?

Компания мужиков, видать, прибывших издалека, усаживаясь за столик, удивленно посмотрела на небедно одетого человека. Но они тотчас занялись своими разговорами:

– …он мне по полтине за голову, а я ему: нет, господин хороший, добавь еще монетку.

– Добавил? – спросил рыжеватый парень, ломая на куски принесенную буханку хлеба.

– Добавил. А куда деваться? Таких полей, как у мня, поди поищи.

– Есть и лучше, – произнес рыжий и добавил: – Давай, мужики, разливать, а то брюхо аж скулит.

Они жидко рассмеялись.

– Нет! Нет правды! – стукнул по столу кулаком хорошо одетый господин.

Он, пошатываясь, поднялся и, придерживаясь за столы, заковылял к выходу.

Встретившей его жене брякнул:

– Иди… завтра… к княгине, – и упал посреди прохода.

Ничего не поняв, Наталья попыталась было узнать, что он этим хотел сказать, но ничего не добилась. Он в ответ только мычал. Она в досаде схватила его под мышки и поволокла в опочивальню. Раздев и уложив его в постель, она в расстроенных чувствах, тяжело дыша, вышла на крыльцо.

И тут к ограде подъехала чья-то колымага, и сидевший на облучке кучер крикнул:

– Эй, хозяйка, как проехать до Фрязинской слободы? – и натянул вожжи.

– Прямо езжай, а там свернешь, – ответила она и ушла в дом.

– Езжай прямо, а там свернешь. Где свернешь? Тьфу, чертова баба! Но-о, пошли, хорошие.

Кони устало поднимались вверх. А кучер, не получив должного ответа и не видя, у кого можно было бы узнать дорогу, зафилософствовал: «И что мне эта слобода, за столь верст ехать. Сидел бы дома. Ан нет, черт попутал везти этого гуся!»

– Эй, милый, – крикнул он, увидев мужика, – как во Фрязинскую слободу проехать?

– Так ты не туда едешь. Надо назад. До березы доедешь, повернешь налево. Минуешь мостик и подымайся направо. Там и найдешь свою Фрязинскую слободу.

– Эхма! – крикнул кучер, разворачивая коней.

Иван Фрязин, увидев вылезшего из повозки Марка, выронил из рук топор, которым обстругивал палку.

– Марк? Ты откуда? – и, расставив руки, пошел ему навстречу.

Марк хотел было сразу начать рассказ, но Иван перебил его:

– Раз ты на Руси, привыкай к здешним обычаям. Сейчас я растоплю печь и попарю тя в бане, а попарившись…

– Что это такое? – перебил Марк.

– О! Это одно из лучших изобретений русских. Сам увидишь.

Марк попарился. Очень понравилось. Пока гость, сидя в деревянном кресле и укрытый простыней, приходил в себя, Иван готовил стол.

– Все будет по-русски, – объявил он, крупными кусками нарезая хлеб.

В чашки положил чечевицу с маслом, поставил жареные грибы, сыр, соленую рыбу, овощи, вино в бутыли.

– Ну, идем, – позвал Иван брата.

Когда Марк увидел стол с таким угощением, он остолбенел.

– И это все зараз? – спросил он.

На что Иван ответил:

– Это еще что! Вот попадешь к боярину, увидишь русский стол.

– Да… – усаживаясь, протянул Марк.

– С приездом! – И Иван налил вино в большие кружки.

Когда они насытились, Марк поведал о новостях из Рима. Услышав рассказ, Иван встал. На его лице появилась тревога:

– Убрать княгиню Марию, чтобы прислать на ее место племянницу погибшего на стенах Константинополя последнего императора Константина из династии Палеологов?! – воскликнул не без удивления хозяин. – Ты думаешь, что Марию отравили? Нарочно?

– При дворе у папы я слышал, что ей через подставных лиц прислали в подарок перчатки, ядом пропитанные, и потому она умерла.

– А доказательства тому есть или только слухи?

– Доказательств я представить не могу. – Марк тяжело вздохнул.

– Тогда нечего воду мутить, – строго сказал Иван. – Конечно, князь Иван любил Марию, но он – государь и в поступках своих опираться на одни лишь слухи не может. Поэтому он тебя и слушать не станет, если вдруг решишь поведать ему такое. А может и голову отрубить. Как гонцу, принесшему плохую весть.

– Да я… – начал было Марк.

– После договорим, – оборвал его Иван и вышел из комнаты.

Жилье Ивана состояло из поварни, горницы, опочивальни и кабинета, где были книги, какие-то чертежи. Обслуживала его весьма добросовестная русская баба. Он не слышал, когда она ушла. Хотя разговаривали они на родном языке, но все же Иван счел необходимым все проверить. Убедившись, что в доме никого нет, он плотно закрыл входную дверь на засов, прикрыл окна. Но этого ему показалось мало, он вышел во двор и спустил с цепи огромного пятнистого кобеля.