Текст книги "Казак в океане"

– Ката! Как долго ты не появлялась! – воскликнул Лука, подхватил женщину, бережно усадил ее на пенек.

Он торопливо поцеловал ее, она не сопротивлялась. Лука ощутил ее запах, волнение от встречи, но она внешне ничем не выдала этого. Лицо было закаменевшим и серьезным.

– Ты плохо выглядишь, Люк, – пытливо оглядела она Луку. – Болеешь или волнуешься?

– Милая моя Ката! Конечно, волнуюсь! Ты всегда стоишь у меня перед глазами. Когда ты перестанешь носиться с острова на остров? Мне так недостает тебя, любовь моя! Я тоскую постоянно!

– Я тоже, Люк! Знаешь, как я ждала этого дня? Только об этом и думала.

– Почему тогда так долго задержалась на Доминике?

– Так надо, милый. Мой народ нуждается во мне, и я не могу отказать ему. И хочу передать глубокую благодарность за оказанную помощь. Это так благородно с твоей стороны!

– Что тут благородного? Надо было помочь, вот и помог. Кстати, на острове уже знают, что оружие достал вам какой-то француз. Как это стало известно?

– Это не так страшно, любимый. Никто не знает твоего имени. Пусть ищут. Я уверена, что ни один кариб не выдаст тебя.

– Ох, Ката! Ты не знаешь, как белый человек изощрен в пытках! Они все могут вытрясти из человека. А индейцы попадают в плен и будут еще попадать. Потому я спешу побыстрее построить корабль. Да только людей мало.

Индианка нежно поглядела в расстроенные глаза Луки, прижалась к нему горячим телом. Он ощутил теплоту ее уже выросшего немного живота. Это взволновало еще сильнее. Спросил участливо:

– Как наш малыш, Ката? Растет?

– Растет, Люк! Все хорошо. Не беспокойся, прошу тебя.

– Как же не беспокоиться, если ты ввязываешься постоянно в самые опасные и трудные предприятия! Ты не обязана во всем этом участвовать. Это дело мужчин. Может, останешься со мной и переждешь войну у нас?

Она улыбнулась снисходительно. Лука понял, что уговаривать бесполезно.

– Ты же знаешь, что я не могу уйти от своего народа, но я буду осторожна.

– Знаешь что? Надо достать тебе французское платье. Ты ничем не отличаешься от смуглых француженок и, в случае захвата французами, легко выдашь себя за белую женщину, которая была в плену у индейцев. Сделай это для меня, Ката!

Она задумалась, потом улыбнулась и, кивнув, ответила:

– Ты уверен, что я смогу носить французское платье?

– Если ты несколько лет провела в плену, то могла и отвыкнуть носить европейскую одежду.

Она не ответила, потянулась губами к нему. Луке было радостно, что она не забыла его поцелуев. Они жадно ласкали друг друга, пока индианка не показала, что готова соединиться с любимым.

Лука едва сдерживался от грубости. Это ему удавалось, а Катуари не выдержала, заметив лукаво и даже с долей врожденного кокетства:

– Ты был излишне осторожен, Люк! Но и так все получилось восхитительно, любимый! Я подарю тебе хорошего сына.

– А если будет дочь? Ты будешь недовольна?

– Я да, а ты? Что ты на это скажешь, Люк?

– Конечно, сын был бы лучше, но я не обижусь, если родится дочь. Она будет такая же красивая, как и ты.

– Она должна быть намного красивей, Люк! Ведь мы зачали ее в любви, милый!

– Это верно, дорогая.

– Однако ты какой-то замкнутый, переживаешь о чем-то. Что тебя беспокоит, любимый? Расскажи мне.

Лука сделал непонимающую гримасу, пожал плечами, заметив беспечно:

– Право, не знаю, что и ответить. Разве что беспокойство о постройке судна и неприятных слухах. Больше ничего, уверяю.

– Может, Назар тебя беспокоит? Я знаю, что он влюблен в меня. Это серьезная причина для волнения.

– Не думаю, Ката. Мы все же друзья и многое вместе пережили.

– Как у вас говорят, Люк, от любви до ненависти всего один шаг. И часто он оказывается так мал, что сделать его не представляет труда. Помни об этом.

Они расстались. И Лука так и не понял, что, кроме желания встретиться с ним, привело ее сюда. А может быть, именно это желание и было главной причиной?

Он вернулся домой уже вечером. Жана поблизости не было. Лука шел один и раздумывал, что его ждет в ближайшем будущем.

Утром на верфи появились три индейца. Они о чем-то говорили с Жаном, и Лука поспешил к ним.

– Что это за люди, Жан? Что им нужно здесь?

– Это от Катуари, Люк, – тихо ответил он. – Пришли помочь в работа. Они с недостаток. Воин плохо.

– Что за недостатки? Поясни, а то я не понимаю.

– Вот этот и этот, – указал на двоих, – хромые и сильно. А третий болеть грудь и не можно много ходи. Давай им работа, Люк.

Лука удивился, подумал немного и согласно кивнул.

– Будешь ими руководить. Погляди, что они могли бы делать. – Лука улыбнулся, вспомнив Кату. Стало тепло на душе от ее заботы.

Однако дела все равно подвигались медленно. Слишком много было работы.

А события на острове развивались стремительно. Вблизи Бас-Тера индейцы напали на две усадьбы и вырезали поселенцев. Это взбудоражило народ. Быстро был сформирован отряд в полторы сотни мушкетов. Два десятка добровольцев на конях носились по округе, выискивая индейцев.

Ушли в отряд и Назар с Савком. Причем Савко не горел особым желанием, а больше шел за Назаром.

Дней десять спустя произошло большое сражение. Индейцы были оттеснены в предгорья Суфриера и там скрылись. Потери с обеих сторон были значительными. Вернулся и Савко, раненный стрелой в грудь. Его привез товарищ и оставил на попечение колдуна Эфу.

Лука не отходил от товарища, допытывался о Катуари.

– Даже не слыхал ничего про нее, – успокаивал друга казак. – К тому же я даже доволен, что получил стрелу. Рана пустяковая, но я теперь могу остаться здесь. Нас и так полегло больше двадцати человек за последние две недели.

– Так много? – удивился Лука.

– Что ты хотел? У них у половины были английские мушкеты. Правда, и мы у них выбили с полсотни человек. Да все это мне не по душе, Лука. Не стоило мне туда ввязываться.

– Пленные были? – допытывался Лука.

– Раненых добили, а нескольких пленных пытали, но что выпытали, мне неизвестно. Я как раз получил стрелу и уехал домой.

– Как ты считаешь, Савко, нашей усадьбе грозит что-нибудь?

– Бог его знает, Лука! Во всяком случае, поблизости от нас ни одна усадьба не пострадала. Больше по ту сторону горы. Но оружие надо держать наготове, это я знаю точно, Лука. А может, это твоя краля оберегает здешние усадьбы?

Сверкающие глаза Савка лукаво прищуривались, давая понять, что тайна Луки уже ни для кого не является тайной.

Исчез Жан. Лука целый день его не видел. Индейцы продолжали работать на верфи, а мальчишки нигде не было.

Лишь через три дня он появился, весь ободранный и измученный.

– Ты где пропадал, паршивец? – накинулся на мальчишку Лука.

– Быть лес, Люк. Хотеть сам поглядеть, что там делать.

– И что ты увидел? Говори же!

– Плохо, Люк! Карибы победить нет! Я плакать. Плохо!

– Ты в этом не виноват, Жан. Ты ведь очень даже многое сделал для своего народа. А Катуари? Ты ее нашел?

– Нет, Люк. Один кариб говорить, что она на гора. Прятаться.

Лука немного пришел в себя, поняв, что с Катой пока ничего страшного не случилось. Но смертельно захотелось увидеться, поговорить, убедить в бесполезности ее участия в этой бойне, исход которой предрешен.

Он понимал, что это пока невозможно, но мысль эта прочно засела в голове.

Всем было ясно, что война не закончена. Французы горели непреодолимым желанием покончить с карибами раз и навсегда и не успокаивались.

Отдельные группки индейских воинов еще появлялись то в одном, то в другом месте, с дерзостью отчаявшихся жгли усадьбы. За ними бросались отряды поселенцев, устраивали настоящую охоту.

А ряды карибов таяли почти каждый день. Их женщины и дети были первыми жертвами бойни, а мужчины горели мстительным огнем, мало помогавшим им.

Приехал Назар. Был он угрюм и неразговорчив. Лишь на следующий день у Луки появилась возможность разведать, что так повлияло на настроение друга.

– Знаешь, Лука, ты, видимо, был прав, отказываясь от участия в этой бойне.

– Что так, Назар? Чем ты расстроен?

– Ужасное зрелище! Такая жестокость! Причем совершенно бессмысленная и не оправданная. Резали, кололи всех без разбора. При чем тут малые дети и старухи? Всех уничтожали, как у нас говорят, до ноги. Ужасно! И это христиане! Жуть берет. Пираты – и те так не поступали.

– Говорят, что хуже войны ничего не может быть, – философски заметил Лука. – Идет уничтожение целого народа. Согласен, что это ужасно. Ты должен знать по книгам, как это было и у нас при нашествии татар. В Киеве никого не осталось живыми. А это тебе не горстка карибов в тысячу человек.

– Это верно. Но то были завоеватели, дикие и необузданные. А это французы! Цивилизованные люди! Словно татары. Но те хоть детей, баб да хороших мастеров в плен брали, а эти резали всех. А пленных брали лишь для пыток, чтобы выведать какие-то тайны.

Лука насторожился. Назар, конечно, не имел в виду его личное участие во всей этой истории, но одно упоминание о пытках пленных встревожило.

– Про индианку ничего не слышал? – осмелился спросить Лука. Тот покачал головой и замолчал. Потом сказал угрюмо:

– Попадись она им, тут же вспороли бы живот, как многим женщинам, особенно беременным. Как такое могут творить христиане?! В голове не укладывается!

Назар был сильно взвинчен, обескуражен и никак не хотел успокоиться. Прошел месяц. Назар понемногу успокаивался, но от предложений опять поехать в отряды французов категорически отказывался.

– Я считаю себя христианином и не приемлю такой войны, поголовного и жестокого уничтожения народа. А они тут были хозяевами, с которыми надо считаться.

– Сударь, речь идет о судьбе наших усадеб, – говорили посланцы, вербовавшие добровольцев.

– Мы несколько лет жили мирно с туземцами. Чего ради начали их преследовать? Мы готовы жить и сейчас с ними в мире и согласии. Места хватило бы на всех. Нет, я больше не участвую в ваших авантюрах. С меня довольно!

Вербовщики с недовольством, граничащим с озлоблением, покинули усадьбу.

– Это нам может повредить, – вздохнул Лука, хотя в душе был доволен решением Назара.

– Ну и пусть! Лучше терпеть плохое, чем участвовать в кровавых избиениях несчастных карибов, вина которых лишь в том, что не могут они вынести издевательства белых.

– Что ж, придется готовиться к худшему, – отозвался Лука. – Нам не привыкать. Переживем, друже.

Больше месяца их никто не трогал. Потом начались непонятные вещи. С Лукой и Назаром не хотели совершать сделки, некоторые торговцы не продавали им товар, оправдывая себя различными глупыми отговорками.

– Придется нам переходить полностью на свое хозяйство, – заметил Лука спокойно, хотя внутри бушевало раздражение и озлобление.

– Это не так просто, Лука, – ответил Савко. – Попробую я заняться делами. Все ж пострадал за общее дело. Посмотрим, как они поступят со мною.

Свои слова он вскоре проверил на практике. Поехал в поселок покупать товары для корабля и усадьбы.

Все было хорошо, и фуры уже были почти наполнены, когда торговцы узнали, что Савко приехал из усадьбы Назара.

Тут же начались трудности, торговцы стали отказываться продавать ему что бы то ни было.

– Вы что, господа! – злился Савко. – Я сам сражался, получил стрелу от карибов, а вы так ко мне! Бога не боитесь, да?

Возмущение Савко никто во внимание не принимал. Пришлось залить злость в таверне, благо там никто не обращал внимания на него.

– Точно, ребята! – кричал он, вернувшись в поместье. – Теперь мы будем вариться в собственном соку! Мало кто осмелится иметь с нами дела.

– Придется побыстрее достраивать судно, – промолвил Назар после недолгого раздумья. – Оно нам может сильно помочь в наших делах.

– Верно молвишь, Назарка, – поддержал Макей. – Пусть подавятся своими товарами! Мы в других местах сможем закупать. Еще дешевле, чем здесь.

– Не так это просто, дядько Макей, – с сомнением ответил Лука.

– И это верно, сынок. А суденышко так и так надо поспешать строить. Завтра же отправлюсь топориком тюкать. Хватит старые кости на солнце греть.

Все заулыбались, но отговаривать не стали.

А Лука уехал к соседу, живущему за восемь миль, договориться о посредничестве в закупке нужных товаров, без которых невозможно было обойтись.

Он уже давно поддерживал приятельские отношения с месье Кледоном. Тот владел среднего размера плантацией, но сильно нуждался в деньгах.

– Я понимаю ваши трудности, месье Люк, – отвечал сосед озабоченно, – но и меня надо понять. Стоит ли терять уважение общества из-за чужих, пришельцев, какими вас считают? Да, задали вы мне задачку.

– Зато вы получите определенную выгоду, месье Кледон. – Лука понимал, что сосед просто тянет время, выгораживая себя и набивая цену. – Мы готовы заплатить наличностью и немедленно. Да и товара нам нужно не так уж много.

– Договоримся так, сосед. Я вам доставлю товар, но вы будете об этом молчать. Лишних забот мне не нужно. Договорились?

– Конечно, месье Кледон! О чем речь?

Лука выложил перед хозяином кучку последних золотых монет и перечислил товары. Среди них, кроме того, что было необходимым для судна, значилось и оружие, что являлось вполне понятным в это смутное время.

– Проедете на обратном пути мимо нас, и мы быстренько сгрузим все, – попрощался Лука.

А на судне работало уже вдвое больше работников. Лука радовался, прикидывал, когда можно будет спускать корабль на воду. По его расчетам получалось, что при таких хороших темпах можно рассчитывать на это через две недели.

Сразу после спуска судна на воду пришла весть о новом всплеске войны.

Жан, уже давно ставший связующим звеном в отношениях с Катуари, прибежал с плохой вестью:

– Француз узнал наш лагерь. Ходить туда, Люк. Я мог нет ходить, предупредить. Плохой дело!

– Что у них, своих разведчиков нет?! – возмутился Лука. – И Катуари там?

– Катуари там, Люк. Уже ходить нет. Дорога, тропа закрыть.

– И нет возможности пробраться туда?

– Можно, Люк. Трудно ходи. Лес густой, долго путь.

– Пусть так, Жан! Я должен увести ее из того опасного лагеря!

Лука надолго задумался. Да, ребенком рисковать нельзя никак. Затем с отчаянной решительностью заявил:

– Завтра ты поведешь меня тем дальним путем, Жан! Собирайся!

Мальчишка вздохнул и ушел в смятении.

Лука отдал распоряжения о строительстве судна, собирал вещи в дорогу, а в голове билась одна неотвязная мысль: «Успеть бы, успеть!»

Ранним утром они на лошадях выехали к вулкану. Рядом трусил негр, он должен был забрать лошадей, когда путь на них будет уже невозможен.

После полудня негр ушел с лошадьми, а путники продолжили путь пешком.

Тропа, вскоре исчезнувшая, петляла в предгорье причудливыми изгибами. В сплетении лиан, веток и кустарника трудно было пробираться в нужном направлении. Мачете крушили зеленое безмолвие, оно сопротивлялось, цеплялось, затрудняло ход вперед. За оставшееся до ночи время путники не одолели и двух миль.

– Этак нам до вулкана недели две придется тащиться! – в отчаянии восклицал Лука, вытирал обильный пот, ругался, проклиная тяжесть груза и оружия.

– Дальше, Люк, быть трудно. Ходить в гора, много камень, ущелье, ручей.

– Не пугай, Жан! Все равно мы пробьемся! Надо успеть.

Неделя пути сильно вымотала их. Они едва передвигали ноги, но Лука требовал двигаться только вперед и без остановок.

– Люк, я больше не мочь! – взмолился Жан. Он повалился на землю и затих.

– Жан, надо успеть! Надо идти! Поднимайся!

Мальчишка не отвечал. Лука оглядел его. Тот спал, пульс колотился, голова была горячей. Лука испугался. Он торопливо достал желтый порошок и с трудом всыпал его в сухой рот мальчика. Дал запить. Сам опустился рядом.

В голове был сумбур. Все тело жаждало покоя, отдыха и сна. И он не заметил, как погружается в тяжелый сон без сновидений.

Проснулся он внезапно. Сон как рукой сняло. Лука прислушался. В отдалении услышал звук не то выстрела, не то горного обвала. В груди что-то громко колотилось, подступало к горлу, не давало дышать.

И тут он отчетливо понял, что где-то далеко идет перестрелка. Одиночные выстрелы чередовались с залпами. Это было мили за две с лишним. Стало невыразимо страшно. Страшно, что он не успел!

Лука вскочил, начал собираться, в темноте заметил, что Жан еще спит. Он не стал его будить, схватил мушкет, пистолет, флягу с водой, немного еды и бросился кромсать мачете зеленые щупальца леса.

Ориентируясь только на звуки выстрелов, он медленно продирался дальше.

Было трудно. Множество камней, расщелин, завалов сильно замедляли его продвижение, но он неутомимо лез все выше, не обращая внимания на царапины и ушибы.

Лука остановился, прислушался. Было тихо. Он не слышал больше выстрелов. Это пугало и обескураживало.

Постояв немного, Лука бросился дальше, стараясь выдерживать взятое ранее направление. Движения его становились все неувереннее, медленнее. Он изнемогал.

В предутренней тишине Лука вдруг услышал одинокий выстрел. Он прозвучал довольно близко и заставил нащупать пистолет. Потом затрещали еще выстрелы и смолкли. Это происходило в полумиле. Значит, кто-то кого-то преследует.

Лука продолжал рубить ветки и лианы. Светало, но в лесу было пока достаточно темно. Лишь посерели кусты и защебетали птицы.

И вдруг снова грянула нестройная трескотня мушкетов, раздавались одиночные выстрелы и отдаленные крики. И опять тихо стало вокруг, лишь птицы, на мгновение замолкшие, вновь заверещали, приветствуя новый день.

Он прошел еще с полсотни шагов и, услышав шум впереди, притаился. Вскоре появилась вереница индейцев с оружием, прорубавшихся немного в стороне.

Лука затаился, раздвинул ветки и с замиранием сердца стал смотреть.

Солнце уже поднялось, и лес немного осветился. Здесь, в горах, деревья росли не очень густо, и он вдруг заметил женщину в европейском платье. Оно было изорвано в клочья, она шла без груза, и было видно, что ей очень трудно. Лука присмотрелся и ахнул. Это была его Ката!

Лука выскочил к веренице индейцев. Те встрепенулись, один из них поднял мушкет и прицелился.

– Ката, это я! Не стреляйте!

Индеец не выстрелил. Лишь в недоумении уставился на продиравшегося к ним белого человека.

Индианка остановилась, пораженная. Ее изможденное лицо выражало изумление, радость и страх одновременно. Она сделала несколько шагов в его сторону и опустилась на колени.

– Ката, милая! Я спешил к тебе! Мы укроемся, и ты отдохнешь. Я понесу тебя! Вставай, нам надо идти! Враги близко!

Она молчала, потом медленно вскинула голову, пристально посмотрела на Луку, сказала тихо:

– Я больше не могу, любимый! Спасайся сам!

– Что ты такое говоришь?! – воскликнул Лука, не обращая внимания на говоривших ему что-то индейцев. – Я не могу оставить тебя, Ката!

Индейцы заговорили громче, а потом бросились бежать. Прогремели выстрелы. Пули проносились мимо, крушили ветки. Карибы скрылись, а Лука с Катуари остались на месте. Лука лихорадочно соображал, что сделать, куда скрыться.

Совсем рядом кричали люди, гремели выстрелы. В голове Луки что-то взорвалось, и он тут же упал, закрыв Катуари своим телом. Он больше ничего не чувствовал.

Он не слышал, как французы окружили его и кто-то сказал с недоумением:

– Что за черт! Откуда здесь появились эти белые люди? Что они тут делали? Ого, он вооружен! Наверное, отбивались от карибов!

– Может, пленные? – предположил другой.

– Она – может быть, но он вооружен. Романтичная парочка! Смерть настигла их одновременно. Похоронить бы…

– Вперед, ребята, вперед! Надо догнать этих краснокожих бестий! Мы не должны их упустить. Этим двоим уже ничем не поможешь! Вперед!

Отряд французов с шумом удалился, постреливая в чащу.

Ката лежала, придавленная телом Луки. Она все слышала и шептала заклинания, прося у духов быстрой и легкой смерти. Но костлявая отступила. Шум французов затих, выстрелы отдалялись, и лишь эхо громыхало в скалах.

Она осторожно поднялась, отодвинув тело Луки. Голова его была залита сгустками уже сворачивающейся крови.

Слезы текли по грязному лицу Катуари. Она приложила ухо к груди Луки. Сердце слабо стучало. Она вздохнула, размазала слезы грязной рукой. Поискала глазами, нашла флягу и осторожно обмыла рану. Пуля пропахала глубокую борозду в коже, повредила череп. Рана была серьезной.

Катуари подтащила безжизненное тело Луки к лучу света, пробивавшемуся сквозь листву, и пристально осмотрела промытую рану. Слезы закапали на голову Луки.

Женщина перевязала рану, достав чистую тряпочку из сумки Луки. В ней же находились толченые травы и пузырьки с настоями. Она попробовала их, дала чего-то попить Луке, потом развязала тряпочку и присыпала рану порошком.

Женщина села и горестно закачалась в беззвучном плаче.

Выстрелы прогрохотали еще два раза, и лес затих. Она вздохнула, оглядела близкие кусты и камни. Что делать? Как помочь любимому? Ей не под силу вытащить его отсюда. И самой не выбраться. Она стала молить духов помочь ей и Луке достойно встретить смерть.

После полудня Катуари все же сумела медленно и осторожно перетащить Луку шагов на двадцать и спрятать его среди валунов и расщелин, укрытых кустарником и лианами.

В сумке оказалось немного еды. Она поела без аппетита и пошла искать ручей. Он оказался шагах в двухстах, сочась из-под скалы тоненькой струйкой. Катуари набрала полную флягу и с трудом пробралась назад, стараясь не оставлять следов.

Лука в сознание не приходил. Он трудно дышал, тело горело в жару, и Катуари постоянно обтирала его тряпочкой, смоченной в холодной воде. Ей было нехорошо. Живот уже заметно выделялся, мешал, затруднял движения.

Она зажгла крохотный костерок из сухих сучков, раскалила несколько камушков, побросала в кружку, заварила корни какого-то растения, настояла на потухающих углях и влила в рот Луке. Тот открыл глаза, вздохнул, что-то прошептал, но Катуари не разобрала, что же именно. Она долго говорила с ним, однако он, казалось, ничего не понимал.

Катуари в отчаянии прижалась к нему. Тело горело, пришлось опять отбросить нежности и обтирать его холодной водой.

Утром Лука вновь открыл глаза. Взгляд его был более осмысленным. Он спросил тихо и едва понятно:

– Ката, что случилось? Я едва могу терпеть, так трещит голова! Что со мною?

– Тебя ранили в голову, любимый. Молчи, тебе плохо будет от разговоров. И надо выпить настой. Сейчас он будет готов.

– Дай мне желтого порошка, Ката. Найди его в сумке.

Катуари выполнила его просьбу. Лука с трудом проглотил лекарство и закрыл глаза. Наковальня в голове постепенно затихла, и он опять заснул.

Катуари вылезла из укрытия. Прислушалась. Было тихо. Французы, по-видимому, возвращались другой дорогой.

Она набрала немного ягод, орехов, выкопала из земли коренья. Набрала воды и вернулась к Луке. Тот смотрел на нее полуоткрытыми глазами и молчал.

– Тебе лучше, Люк? Ты так странно смотришь. Сейчас приготовлю поесть. А то мы с тобой так отощаем, что уже никогда не выберемся отсюда.

– Как трещит голова! Глаза больно открыть!

– А ты и не открывай. Лежи с закрытыми.

– Что с французами? Где они?

– Ты упал на меня, кровь нас испачкала, и они посчитали нас убитыми. И в ту же минуту опять погнались за нашими. Так и получилось, что мы с тобой в этом лесу остались одни. И что теперь делать, Люк? Я не смогу тебя дотащить, едва сумела сюда устроить, подальше от тропы.

– Не могу думать, голова болит. Потом.

– Хорошо, хорошо! Только попей отвара.

Время тянулось медленно. Катуари волновалась, молила своих духов о милости, проклинала французов, но сделать ничего не могла. Так прошел этот день и ночь.

Она опять искала еду, бродила по окрестным склонам и ущельям, набирала во флягу воду и старалась поддержать свои силы и силы Люка. Их было мало.

Прошел и этот день, а утром она услышала знакомый крик птицы. В это время она, как правило, молчит, и Катуари заволновалась. Наконец ответила и получила тут же очередной крик. Так они перекрикивались с четверть часа, пока голоc Жана не прозвучал совсем недалеко от них:

– Катуари! Где ты? Отзовись.

Он кричал на своем языке, и Лука ничего не понял. Он лишь догадался, что их нашел мальчишка.

– Вот мы где, Улитка! Иди к нам! Как хорошо, что ты нашел нас!

– Что с Люком, Катуари?

– Ему плохо. Он ранен и не может двигаться. Надо что-нибудь придумать.

– Что тут придумаешь? Надо только ждать, пока он сможет двигаться.

– Но мы помрем с голоду, пока это произойдет! Придумай что-нибудь!

– Ничего пока не выйдет, Катуари. Я лишь могу предложить свою помощь в отыскании еды. Буду охотиться, лазать по деревьям и рыть землю. Но мы не сможем снести его вниз.

Лука не мог разговаривать, голова медленно успокаивалась, рана еще сильно болела, но осложнения не предвиделось. Ему так казалось или хотелось.

Жан приносил мелких зверьков и птиц, орехи и плоды, которые сумел отыскать, Катуари готовила еду и ждала, когда можно будет уходить.

– Ты хоть бы рассказал, как ты искал нас, Улитка, – просила Катуари.

– Не хочу! Нечего рассказывать! Нашел вас, и все тут! Хорошо, что Люк оставил прорубленную тропу. Было легче идти.

– Ты плохо выглядишь, кариб, – не отставала Катуари.

– Сильно устал. Да и теперь приходится столько лазать по рытвинам и зарослям, а что добываю? Мелочь! Есть постоянно охота.

– Вы говорите, а я вас не понимаю, – тихо проговорил Лука. – Говорите по-французски. А то голова еще сильнее болит. Я все силюсь понять вас!

– Как длинно ты говоришь! Отживел, Люк?

– Какое там! Едва языком ворочаю.

– Через неделю обязательно начнем спускаться к усадьбе. Будь готов, Люк!

– Постараюсь, хорошая моя, – вяло ответил Лука.

Но полуголодное существование все-таки сказывалось. Силы у всех помаленьку убывали. А болезнь Луки не давала возможности начать спуск.

Жан вдруг заявил решительно, по-взрослому:

– Завтра я ухожу. Хочу наведаться в лагерь. Там может оказаться еда. А без еды нам не дойти до места.

Все возражения Луки и Катуари не подействовали. Мальчишка настаивал на своем.

– Обязательно надо глянуть, а вдруг там кто-то живой остался. Очень хочется. Может, больше никогда не получится попрощаться со всеми.

Он ушел, захватив с собой один пистолет и мачете с сумкой, и отсутствовал три дня с лишком. Вернулся истощенным, измученным и опечаленным. Сказал, бросив тяжелую сумку на землю:

– Попрощался! Все кончено! Нашего народа больше нет.

– Не говори так! – вскричала Катуари. – Многие укрылись, я ведь с ними шла! И существуют другие группы, которым удалось уйти. Я в этом уверена.

– А я уверен, что все они погибли. Сама же говорила, что французы всех убивали! Никого не щадили! Что теперь будет с нами, Катуари?!

Та лишь притянула голову мальчика к груди и погладила ее. Слов утешения не находилось. Да и что скажешь, когда все и так понятно.