Текст книги "Уральские россыпи"

8

Заболела дочь. Первенец у Георгия с Ниной. И что там, в чистейшем лесном воздухе Северного Урала, нашла малютка в восемь месяцев своим дыханием, что там её подкараулило – но вот ведь, температура, тяжелый кашель, не ест, не спит. Нина вся с ней извелась, сил нет. И бабушки как раз нет дома, бабушка уехала навестить свою Уфалейскую квартиру – что там, да как.

Не хочет сдавать квартиру, боится умереть на чужбине, вдали от могилы отца, боится, что похоронят её на местном кладбище, на Исовском, и что она там, на этом незнакомом ей кладбище, одна будет? Вот и ездит туда-сюда. Как станет полегче, так к сыну едет, как ухудшается здоровье, так быстрей домой, не умереть бы на чужой земле. Господи, Георгий уже измаялся с матерью, всё убеждает – хватит тебе путешествовать, живи спокойно, чего тебе у нас не хватает, куда ты ездишь со своими болячками? Нет, ни в какую! В последний раз уехала, когда Георгий был в Павде, на сотой драге. Приезжает, а матери нет, уехала, говорят ему дома, в Уфалей, квартиру проведать. Вот ведь неугомонные эти старики. Ну что им не живётся, чего не хватает! Тепло, светло, обута-одета, накормлена, нет, всё равно что-то надо, куда-то спешит, чем-то озабочена.

Георгий съездил за матерью, прямо на машине съездил. Забрали с ней какие-то ей необходимые вещи, без которых она ну уж совсем жить не может. Побывали с ней на могиле отца. Георгий здесь, прямо на могиле поклялся матери, что – где бы с ней не случился последний смертный день, он, Георгий, если господь-бог его сохранит раньше твоей, мама, смерти, обещает похоронить её вот здесь, в этой могиле, рядом с отцом.

– И ты здесь пообещай, мама, что перестанешь отныне бояться чего не надо, жить станешь спокойно у нас дома, в нашей семье, что бы там с нами со всеми не приключилось. А смерти бояться не надо – все там будем. Но каждый – в строго ему одному назначенное время.

С тех пор мать успокоилась и уже не уезжала в страхе в Уфалей при каждой появляющейся «болячке».

…Много позже, когда пришло всё же то время, когда мать распрощалась с миром людским, с земной своей жизнью, так и сделал Георгий – увёз мать на Уфалейское кладбище, похоронил её рядом с отцом, в одной с ним могиле. И проводили её в этот последний путь все её многочисленные родственники – и из Челябинска, и из казачьих станиц Чебаркульских да Травниковских. Все её дети, внуки и появившиеся кое-где уже и правнуки!

Но до этого еще – жить да жить…

Светлана разболелась не на шутку. Георгий приходил домой поздно, мать уже сил не имела успокоить капризничающую дочь. Георгий брал её на руки и ходил, баюкал, напевал ей песни колыбельные. Особенно нравились Светлане «Спи моя радость усни…» и старая казачья песня «ты скачи, скачи, мой конь». Девочка удобно устраивалась на руках отца, мгновенно засыпала, но спала чутко, и как только отец, усыпив девочку, пытался переложить её в кроватку, она тут же просыпалась и строго приказывала отцу – «пой, папа, пой», и снова засыпала под отцовское мурлыканье колыбельной песни. Так по полночи не давала спать отцу.

Утром он уходил на работу невыспавшийся, хмурый, разбитый, с тяжелой головой, а на работе столько дел! Вот и не выдержал Георгий, съездил за матерью. Дочь одну бабушку и слушалась. И в здоровом-то состоянии она признавала только бабушку, а уж когда заболевала, даже если заболевала чуть-чуть, даже если когда делала вид, что заболевала, кроме бабушки ни с кем не общалась. Но отца поджидала, не могли её убаюкать ни мать, ни бабушка, а когда забиралась на руки к отцу, долго ещё командовала – «папа пой, пой!» Женился Георгий в одну неделю, как только вернулся из отпуска. Ещё когда жил в Павде, когда запускал сотую драгу, познакомился на каком-то праздничном вечере в клубе с симпатичной девушкой. Нина. Нина Александровна. Работала она бухгалтером на местной машиносчетной станции. У них было что-то около месяца знакомства, пока Георгий был в Павде. Этот месяц они проводили все вечера вместе. Купались в тёплой августовской Ляле, уходили в тайгу, бродили там по вечерам по лесным полянам, валялись в густой прибрежной траве. Им было хорошо вдвоем, но о женитьбе речь всё же не заходила. А когда Георгий уехал с матерью в Одессу, то и вовсе всё это вроде бы успокоилось. Они не давали друг-дружке никаких обязательств, разъехались, вроде и думать о возникших у них отношениях больше не думали.

После происшествия на сотой драге, когда пришлось её срывать с борта котлована, когда после холодного купания с тяжелым плетнем в водосливе все дражники уехали париться в баню, Фролов предложил Георгию:

– А тебе, тебе-то куда так уж спешить? Ты ведь тоже заболеть можешь! После холодного купания! Поедем ко мне, у меня баня топится, погреемся, попаримся, подымем бокалы праздничные. Праздник же продолжается, а ты сегодня такую работу сделал, ну кто тебя осудит за задержку? Поехали!

Георгий позвонил Короткову, доложил обстановку, рассказал о павдинских событиях.

– Теперь всё в порядке, Александр Романович, драга на ходу, но в работу пойдет только во вторую смену, бригаду отправил париться, согреться, чтобы не заболели люди.

– Я же сказал тебе, не лезь в «омут», а ты что мне ответил?

– Так получилось, Александр Романович, но дело сделано. Я хочу на пару дней здесь остаться. На выходные. Сам попарюсь, вот Фролов приглашает в свою баню, отогреюсь, осмотрюсь здесь ещё, что и как, а уж в понедельник и вернусь в Управление.

Не возражаете?

– Да что ж с тобой поделаешь! Давай, лечись, только возвращайся здоровым, болеть нам с тобой некогда.

Попарились, разогрелись. А вечером Георгий прямо домой к Нине и заявился. И оказалось, что они очень друг по дружке соскучились. И что им раздельно, порознь, друг без дружки очень даже нехорошо, плохо им раздельно, тянутся они друг к другу.

Через неделю Георгий привёз свою возлюбленную домой, в новую свою, но такую одинокую без женщины, квартиру. Без любимой женщины.

А как мать обрадовалась!

– Наконец-то. Я уж думала не дождусь! Ни женитьбы твоей, ни внуков своих не дождусь. Дожила. Слава Богу, дожила! А то, что надолго, я знаю. Казаки дважды не женятся!

Обошлись без пышных празднеств, без шумных свадеб, так, собрались в Уфалее друзья близкие, кое-кто из родни подъехал, из челябинской родни, скромненько посидели, отметили торжественное событие.

И вот она уже дочь, ловкая, хитрющая, но светленькая вся, радостная, любимая.

Бабушка быстро поставила внучку на ноги, прогрела, чем-то попоила, помазала, та и побежала, как будто никогда ничего и не было!

Родили они дочь тоже – как-то не так, не традиционно, что ли, не как «серьёзные» люди рожают. Нина была уже на девятом месяце беременности. Мать тогда еще частенько ездила в Уфалей, «квартиру проведать». Вот и под Новый год мать уехала в Уфалей. Ну что она там одна будет? Решили Георгий с Ниной ехать туда же, к ней, в Уфалей.

У Георгия там полно друзей, не забыт еще Георгий в Уфалее.

Коротков охотно отпустил Главного на новогодние праздники.

– Поезжай, правильно, поберечь мать надо. Да обратно и привози её сюда. Да чтобы постоянно жила здесь с вами, не каталась чтобы туда-обратно. Поезжай. Справимся мы здесь без тебя в эти праздничные дни, не волнуйся. Гидравлики, да и почти все драги стоят. На зимнем ремонте. Ничего, поезжай. Заодно и отдохни. И отпразднуй. Встретишь Новый год в родном городе.

Это ли не Новогодняя радость! Поезжай.

Встретили Новый Год в местном Дворце культуры. Настроение у всех прекрасное. Георгий пел праздничные песни – пели тогда уже с микрофоном, легче петь было. В зале не шум стоял – гвалт новогодний! А потом танцы, пляски. Разошлась и беременная Нина. Рожать ей уже срок подходил, но животик небольшой, легко носила она свой «животик». Все друзья и знакомые утверждали, по животику этому – «парня родишь, Нина Александровна!». Один Георгий против – «нет! Первая будет дочь!».

Со всеми, кто с ним спорил, заключил «пари» на шампанское – будет дочь!. Нина вечер новогодний отплясала – на девятом месяце беременности да в присядку! – а через день у ней схватки и начались. Увезли её в роддом. Георгий узнавал постоянно – как там у нас дела? Главный врач Варвара Александровна, друг ещё с юности, охотно давала справку.

– Ты, Георгий, нас не торопи. Всё мы сделаем в отведённое природой время!

День проходит без изменений, второй наступает. Анна Ильинична, директор Дворца культуры, предложила:

– У нас сегодня большой концерт, Георгий. Все лучшие силы нашей городской самодеятельности выступать будут. Ты спой свои «серенады». С нашим эстрадным. С Сашей Волковым.

Мы тебя поставим в конце программы, а до твоего сольного выступления помоги Вале Петровой вести концерт. Номеров много, ей одной тяжело будет. Вот в работе этой и забудешься, перестанешь волноваться. Мы из кабинета телефон перенесём прямо на сцену, за кулисы. С Варей я договорюсь – как только что-то случится в роддоме, она нас тут же поставит в известность. Она там дежурит сегодня. Сложные роды какие-то у них там наметились. Да не пугайся ты так! Не ваши эти трудные роды, не ваши! Соглашайся давай с моим предложением, поработай, отвлекись, а то «больно» на тебя смотреть, на твои страдания.

Георгий согласился. Они с Валей вели концерт. Георгий был «в ударе», каждое представление очередного номера сопровождал уместными стихами, юморесками, анекдотами, но сам спеть не успел.

Он объявил сольный номер эстрадного оркестра, после чего и должен был сам спеть две-три «серенады». С этим оркестром.

Но за кулисами раздался звонок. В двадцать три сорок.

– Передайте Георгию, у него родилась дочь!

Георгий как сел на стул, здесь же за кулисами, так и не смог подняться. Саша Волков, наигрывая какую-то мелодию на аккордеоне, медленно подошел к кулисе.

– Ну, чего ты сидишь? Выходи! Время же!

– Не могу, Саша, сил нет.

Саша, так же наигрывая ту же мелодию, на своём огромном аккордеоне, медленно подошёл к микрофону и, не прерывая мелодии, объявил в микрофон:

– Дорогие товарищи! Друзья! Краснопёров петь не будет. Он просто не может! У него только что родилась дочь! Я вас всех с этим событием и поздравляю! И по этому поводу объявляю – Концерт окончен!

Все участники праздничного концерта быстро поднялись в кабинет Анны Ильиничны. У Георгия там запасён ящик шампанского. Снизу гремели по лестнице бегущие в кабинет старые друзья. И тоже с шампанским. И все «проигравшие» Георгию «пари» тоже спешили с шампанским. Как все разместились в небольшом кабинете Анны Ильиничны – вспомнить потом никто не смог. В общем, отметили рождение ребёнка как следует.

А часам к трём ночи все артисты, с Сашей Волковым и его оркестром, с классным баянистом, виртуозом, Лауреатом многих республиканских конкурсов, Валей Сониным, собрались под окнами роддома и устроили «ночной концерт». Молодые мамы, роженицы выглядывали в окна, кричали что-то, какие-то приветствия, конечно, все же друзья, все же знакомые, вся же знакомая с детства молодёжь, дружная с самого того детства, все эти роженицы, несмотря на запрет, на внутренние больничные распорядки, кричат какие-то приветствия, пока, наконец, не вышла Варя и не спровадила всех по домам.

Но разошлись по домам не все. Кто не захотел уходить, заражённый общим весельем, плясками, песнями, все собрались в небольшой Уфалейской квартире Георгия и веселились еще добрых два дня. Мать еле поспевала выдавать хоть какую-то свежеиспеченную закуску. Пирожки, в основном, да беляши какие-то. Нажарь-ка, да навари на такую «ораву»! Каждый день, с самого утра в их небольшой квартире полно народу. И все с какими-то сувенирами, с подарками. Да с бутылками.

Как на Руси без пития по такому радостному событию – Человек родился!

Георгий дал на прииск телеграмму о задержке – в связи с рождением дочери. Коротков отправил в Уфалей машину.

«Привези их, – приказал водителю, – устанут в дороге. Да ещё с дитём, как бы не застудили. Поезжай, привези!».

Краснопёровы, после того, как выписали мать-роженицу из роддома, всей, теперь уже большой, семьёй, простившись с Уфалейскими друзьями, поехали на прииск.

В Свердловске задержались снова. И не на один день. Теперь уже свердловские друзья устроили в ресторане гостиницы, где Красноперовы остановились отдохнуть – тяжело роженице ехать по Уральским дорогам сутками без отдыха – торжественный ужин. Мать с ребенком поселили в гостиничный номер, а сами гуляли почти до утра там же, в гостиничном ресторане.

Уехали из Свердловска только на третий день.

Так появился этот ребёнок. А теперь вот – «пой, папа, пой!».

9

Звонок прозвучал поздней ночью, где-то под-утро. Георгий телефон перенёс на кухню, чтобы не будила, не пугала нетерпеливая телефонная дрель маленького ребёнка. А сам к утру разоспался – не разбудить. Вот телефонистки и подняли «тарарам» на всю квартиру. Мать еле растолкала Георгия – «телефон. Беспрерывно. Вставай. Там у вас опять что-то случилось». Ночной телефонный звонок – верный признак, что-то произошло. Просто так Главному ночью звонить не будут.

А случилась действительно беда – затонула двадцать девятая драга.

Затонула мгновенно.

Махина весом в полторы тысячи тонн ушла под воду за одиннадцать секунд.

Это уже позже, при расследовании причин аварии, подсчитала экспертиза.

Ничего не предвещало аварии. Драгёр Онищенко спокойно дорабатывал «забой». Дело шло к завершению – зачищался «плотик», уже где-то на пятнадцатом метре зачищался. На всю глубину отработал уже «забой» Онищенко. Скоро «зашагивать» – переходить на новый забой надо. На три метра вперёд надо «зашагнуть» драгёру. Драгой.

«Вот, дойдем сейчас до левого угла забоя, и будем подымать раму».

Вдруг левый борт понтона резко поднялся, как будто кто-то приподнял его гигантским краном, драга резко накренилась вправо, левый борт поднялся над водой метра на полтора, не меньше. И, буквально через мгновение, рухнул вниз. Как в пропасть. Драга – махина, в полторы тысячи тонн весом, снова резко накренилась, но уже на левый борт. И стала оседать. Под воду.

Драгёр успел подать команду – всем немедленно покинуть нижнюю палубу! Всем срочно подняться наверх, к самому «фонарю»!

Старший машинист побежал было к люку понтона. Надо спуститься в понтон, посмотреть, что там случилось, он же старший машинист, он же ответственный за состояние понтона!

Но ему навстречу резко хлынула вода, он еле-еле успел выскочить и убежать на верхнюю палубу. Когда все дражники собрались наверху, драга уже выровнялась и спокойно осела на дне котлована. Над водой остались только самые верхние надстройки. Понтон, нижняя палуба, привод стакера, шлюзы, площадка промывочной «бочки» – всё скрылось под водой. Все агрегаты – насосы, электродвигатели, всё электрооборудование, кладовки, столовая, бытовки, раздевалки – всё тоже оказалось под водой. Никто не успел опомниться, что-то сообразить – и вот, оказывается, утонули…

Верхняя отметка драги по надстройке – двадцать пять метров.

А утонули на пятнадцать. Вот верхушка драги, и не такая уж маленькая, всё же десять метров, вот эта верхушка и торчала над водой.

От посёлка драга находилась в сорока километрах. На машине подъехали бы быстро. Но до двадцать девятой можно проехать только железной дорогой. Ох уж эта железная дорога! На прииске её постоянно строили и поддерживали не один десяток лет, еще прежние хозяева, до революции еще построили эту дорогу. Драги уходили всё дальше, меняли места отработки, осваивали новые речки, ручьи, новые россыпи, и везде за драгами тянулась эта узкоколейка. По железной дороге возили людей, материалы, запасные части – вся жизнь драги обеспечивалась железной дорогой.

Георгий позвонил диспетчеру, заказал дрезину, а на железной дороге свои правила оформления выезда – пока всё оформили, согласовали, пока подошла эта дрезина – Георгий попал на драгу уже во второй половине дня. Осинцев – начальник драги – встретил на разгрузочной площадке промежуточной станции.

С Георгием приехали и главный механик, и главный энергетик.

Приехали проектировщики – мало ли что, что-то срочно «нарисовать», посчитать, спланировать.

Георгий впервые столкнулся с такой аварией. Он и не представлял себе, что драги тоже могут тонуть! С их-то непотопляемым понтоном!

Маркшейдера уже снимали «ситуацию» – надо выдать все отметки проектировщикам. Главный энергетик, Владимир Александрович Бутков, на лодке переправился на выступающие из воды остатки строений драги и что-то там с дежурным электриком уже бурно обсуждал, размахивая руками.

Георгий, с Осинцевым и Абакумовым, сели на пригорке, так чтобы сверху, с их этого пригорка, всё видно было. Обсуждают ночное происшествие.

Картинка не радостная – драга «клюнула» носом под воду.

Носовая часть понтона на глубине, а корма сидит на эфельных отвалах. Труба «стакера» почти уперлась в галечный отвал, обе сваи сброшены, но возвышаются над «надстройкой», упираются канатами в свои лебёдки – они, лебёдки эти, пожалуй, единственное серьёзное оборудование не залитое водой. Высоко стоят свайные лебёдки, воде не достать.

– Ну, что будем делать, товарищ начальник?

Осинцев повернулся к Георгию, посмотрел на него долгим взглядом, вздохнул.

– Я ведь тоже впервые сталкиваюсь с такой аварией, Георгий Александрович. Но думаю, главное, что сейчас от нас требуется – это не растеряться! Люди должны видеть, что мы знаем, что надо делать. Не надо сейчас искать виноватых, специалисты, экспертиза разберутся. Нам надо наметить план подъема драги. Всплыть! Вот главное, что нам надо сейчас. Надо всплыть.

– Павел Яковлевич, мы найдем на прииске свободный, не задействованный в каких-то разработках, плавучий насос. Чтобы полностью был смонтирован на поплавках, на понтоне?

– Вот! Это уже кое-что, молодые люди. Я твою мысль понял, Георгий Александрович. Проблем с плавучим насосом не будет.

Если и не найдем, смонтируем здесь, на месте.

– Что, хотите откачать речку? – Осинцев неловко улыбнулся.

– Главный механик меня понял сразу. Вот, Георгий, задача для тебя. Я сейчас даю команду перегнать сюда наш скреперно-бульдозерный отряд. Бульдозеры перевезём на платформах, скреперы пройдут своим ходом. Двадцать километров дороги у нас есть, ну а еще двадцать пролезут по бездорожью. Ничего, сейчас сухо. За сутки пройдут. Как только соберём всю технику в кучу, твоя задача, Георгий, «обваловать» драгу. Отсыпать вокруг затонувшей драги земляную плотину. От борта, дугой вокруг драги и снова к берегу. Настоящую плотину! Вам, Павел Яковлевич, срок тоже сутки – или привезите готовую насосную с понтоном, или монтируйте здесь. Ставим её в самом глубоком месте, пусть качает воду. Осушим понтон драги, найдем пробоину и заварим понтон как следует. Как? Принимаем такую схему?

– А что, – Осинцев оживился, – должно получиться!

– Как, Виктор Александрович? – Красноперов обратился к Новикову. К группе специалистов, что собрались вокруг Георгия, подтянулись вернувшиеся с драги, вернее с того, что торчало от неё над водой, Новиков, начальник проектного отдела, Бутков, главный энергетик, Буторин, главный горняк-проектировщик.

Все слышали последнее заключение Главного инженера, все оживились – появилась конкретная цель, конкретная задача!

«Должно получиться»! – все были единодушны.

– Георгий Александрович, – вмешался Буторин, – мы сейчас эту «обваловочку» просчитаем, минутное дело, а нельзя ли понизить уровень воды в общем водоёме? Если напор уменьшим, если уменьшим внешнее давление, внешней фильтрации меньше будет, легче и быстрее нам будет откачать котлован. Тот, в обваловке.

– Это же надо взорвать плотину. Внизу. Что нам этот мощный сброс воды наделает, в чем опасность? Мы это знаем? Всё же пять миллионов кубометров воды. И сразу. Не устроим паводок?

Не снесем внизу поселок, Нясьму? Посёлок этот вроде и высоко стоит на склоне горы, а вдруг? Просчитайте, Аркадий Георгиевич. Потом подумаем. А ты, – обратился он снова к Осинцеву, – пошли Георгий кого-то из своих на склады ВВ, пусть на всякий случай оформят взрывчатку. Получать пока не надо, но документы все оформите. Понадобиться, сразу получаем, и в работу.

Над драгой завис вертолет. Прилетел Смирнов. Георгий коротко доложил, что спланировали.

– Я вызвал водолазов из Качканара. Завтра приедут. Осмотрим понтон, подумаем, сможем ли заделать пробоину под водой. Они под водой металл «варят». Сваркой. Если заделаем, может всплывём и без ваших земляных оболочек?

– Одно другому не мешает, Владимир Павлович. Знаете ведь, как «варится» понтон. Иногда сантиметра не «доваришь» и сутками стоишь над этим сантиметром, наращиваешь пузырящийся от воды шов. Давайте делать параллельно – и варить под водой, и осушать котлован. Да еще и сумеют ли водолазы работать со сваркой, в нашей-то грязи. Сумеют ли что-то увидеть? Смотрите, вода наша, что глиняный раствор, что там в ней увидишь?

– Ничего, за сутки отстоится, чище вода будет, прозрачней.

– Откачивать воду всё равно надо будет. Хоть и заварим понтон, воду надо же всё равно откачать! Сначала над понтоном, потом из понтона. А реку не откачаешь. Нет, обваловка в любом случае нужна. А потом, Владимир Павлович, ну согласитесь! Если даже вода и отстоится, какой там над тем металлом в понтоне слой глины будет? Вы что, думаете, под водой слой этот можно будет очистить до такого блеска, что и сварка с ним, с этим глинистым слоем, справится?

– Да. Пожалуй ты прав.

Водолазы ныряли целый день. Определили размер пробоины. В днище понтона вырвало «треугольник» с высотой девяносто сантиметров и основанием шестьдесят.

Проектировщики тут же подсчитали – с такой пробоиной драга тонула всего одиннадцать секунд! Водолазы нашли и виновника аварии – огромное бревно. Бревно намокло, плавало в затопленном состоянии, прицепилось к днищу понтона и гуляло вместе с драгой вдоль забоя. До поры, до времени. И вот, наконец, драга, подходя к углу котлована, уперлось в это бревно. Мощная лебедка вдавило его в боковой забой, бревно уперлось в днище понтона, встало «на попа», вертикально, и двенадцатимиллиметровое железное днище не выдержало веса полутора тысяч тонн, хрустнуло, даже не прогнулось, кусок железного листа вырвало сразу, бревно вошло внутрь отсека основного понтона, вода хлынула в открывшееся отверстие. Драгу не могло спасти ничто! И никто.

– Мы бы и рады вам помочь, но такое отверстие под водой не заварить. – Начальник отряда водолазов смущенно смотрел на строгого Смирнова. – Легче откачать воду и варить посухому. Нужно же деформированный лист вырезать и наложить новый лист! Такое невозможно сделать под водой, да еще такой грязной водой. Там, Владимир Павлович, на днище, глины отстоялось сантиметров пять. Если не все десять. Чисто эту работу нам не сделать. Да и сами подумайте! Это же элементарно и всем нам понятно, что место сварки мы не сможем зачистить. Значит, не сварим надёжный шов. Да какой там надёжный, никакой мы там шов не сварим!

Водолазы сделали всё, что могли. Они сделали главное – теперь была ясна причина аварии! И её размеры. Да и направление аварийно-ремонтных работ четко определилось.

Смирнов отпустил водолазов. «Теперь наша работа».

– Завтра приедет комиссия главка. Вы хотя бы начните выполнять свой «план ликвидации аварии»! Показать хоть начальству, что мы делаем. – Смирнов заметно нервничает.

– Покажем, Владимир Павлович! И покажем и докажем!

Снова на борт водоёма драги приземлился вертолет. Что-то уж очень большая приехала комиссия. Походили, посмотрели, ни у кого ничего не спросили, поговорили только со Смирновым. Мацкепладзе, председатель комиссии, начальник Горного Управления «Главзолото», что-то помахал руками, покричал там что-то на борту котлована и всех членов комиссии направил обратно на вертолёт.

– Георгий Александрович, подойди сюда – Смирнов явно чем-то озабочен.

– Слушай, вот Председатель комиссии Главка говорит, что завтра будет заключение комиссии, а через десять дней мы получим приказ по Минцветмету – драгу списать, ликвидацией аварии не заниматься! Нечего, говорит, государственные деньги на ветер выбрасывать. Как тебе это нравится?

– Через десять дней? Так через десять дней драга у нас будет работать!

– Ты кто? – Мацкепладзе смотрел на Георгия явно снисходительно.

– Я главный инженер прииска. Красноперов Георгий Александрович.

– Я думаю, уважаемый Главный, драгу вы запустите как минимум месяца через два. А может и через три. Если вообще запустите. Поверь мне, я имею опыт работы с драгами. Ты хоть соображаешь, что ты сейчас сказал? У вас же всё вымокло, всё оборудование, вся электрика, вся электропроводка! Вся автоматика вышла из строя! Это же, сколько надо времени, чтобы перемонтировать всё! Да легче новую драгу построить! – Помолчал. Походил по тропе, вдоль «берега». – Но, хорошо, давай подумаем. Я готов потерпеть. Я привык уважать мнение специалистов на местах. Ты сказал десять дней? Заметь, никто тебя за язык не тянул, никто тебе сроков не устанавливал. Ты этот срок запуска драги после аварии назвал сам! Хорошо! Согласен! Если через десять дней драгу обещаешь запустить, что ж, мы пока подождём с документами – и с заключением, и с приказом. Но через десять дней, если драга не будет работать, выйдет приказ о списании драги и о снятии с работы Главного инженера прииска. Согласен?

– Нет, не согласен. Что еще за условия? Не нужны мне никакие условия. Я сказал – драга будет работать. И без всяких условий. А уж остальное – это ваши дела, министерские. Как решите, так и будет. Можете списывать драгу, можете списать и главного инженера!. Только смешно будет, если Министерство спишет работающую драгу. Это ж какой материал для журналистов!

– Да он у тебя еще и нахал, а, Владимир Павлович?

– Да уж какой есть. Лучше-то все равно никого нет!

– Ну, смотрите. Я свое слово сказал. Теперь дело за вами. – И улетела комиссия.

Георгий собрал всех специалистов, прямо здесь, на берегу.

Коротко рассказал о разговоре с Мацкепладзе.

– Я думаю, за неделю всё мы здесь сделаем. Механизмы что, железные болванки, вычистим, смажем. В редукторах масло заменим. Вот как с «электрикой», Владимир Александрович? Успеем мы высушить электрооборудование?

– За электриками, Георгий Александрович, задержки не будет. Что-то из мелочёвки просушим, а что-то просто заменим.

Мазырин, начальник электроцеха, уже подбирает оборудование, материалы. Но, уверяю вас, Георгий Александрович, много замены не будет. Да и просушки, тоже немного будет. У нас же все кабельные проводки, все материалы, основное оборудование выполнено в водостойком, в водозащитном варианте. Успеем всё подготовить к пуску драги. Главное нам сейчас – всплыть. Чтобы хоть сколько-то времени на перемонтаж да на просушку осталось.

Главное всплыть. Электрикам нужна неделя. Дадите нам неделю?

– Как, начальник драги, дадим неделю электрикам и механикам?

– Георгий Александрович, вот, всё на виду. Техника работает.

Нижние слои обваловки, те, что под водой, уже отсыпаны, а это самый большой объём, гребень обваловки поднялся над водой и насос уже работает. Проектировщики подсчитали, что завтра к вечеру понтон можно будет чистить и варить. А оборудованием – и механическим, и электрикой, можно заняться уже сегодня.

Ко второй смене, я думаю, палуба понтона будет сухой. Так что, работайте, товарищи электрики, есть у вас время. А мне бы с механизмами, да с грязью в понтоне управиться! – Осинцев вёл себя твёрдо, уверенно, чувствовалось, он сам поверил в скорое всплытие и запуск драги.

Десять дней Георгий, все занятые на ликвидации аварии специалисты прииска и Смирнов Владимир Павлович, жили в палатках на берегу водоёма. Но через десять дней начальник драги Георгий Осинцев рапортовал плановому отделу прииска о первых после аварии переработанных кубометрах горной массы и добытых граммах золота и платины.

… Когда, года через два утонула такая же драга на алмазном прииске на Вишере, Мацкепладзе вспомнил «нахального» Главного инженера на Ису и посоветовал директору алмазного прииска Майорову Юрию Федоровичу обратиться за помощью именно к нему. Георгий съездил тогда на Пермский прииск, осмотрел аварию, посоветовал, что надо сделать по горным работам, а на подъём драги отправил «аварийную» бригаду во главе с Павел Яковлевичем Абакумовым. Там положение было посерьёзней – драга частично сидела на борту котлована и опасно накренилась. Чуть не перевернулась драга у Уральских алмазников. Павел Яковлевич со своей бригадой за неделю подняли драгу, выправили на плаву и запустили в работу.

С тех пор, что бы где не случалось на предприятиях «Главзолото» – обязательно обращались на Ис за помощью. Подымали драги исовчане в Забайкалье, на Зее, и даже на Дарвазе, что в Таджикистане. Строили гидравлику в Узбекистане и даже чуть не уехали в Чили, помогать чилийцам запустить драгу на добыче платины. Пиночет со своим путчем помешали. Сорвался тогда этот чилийский аварийный выезд.

Мацкепладзе давно ушел на пенсию, а специалисты «Главзолото» всё продолжали отправлять «исовскую бригаду» на разные аварийные работы, что случались, и не так уж редко, на подведомственных Главку предприятиях.