Текст книги "«Горовиц был мне, как брат…». Письма Натана Мильштейна Владимиру Горовицу: от повседневности к творчеству"

ГЛАВА III

КОНЦЕРТЫ НА РОДИНЕ

Как известно, Владимир Горовиц и Натан Мильштейн познакомились зимой 1921 г., когда после концерта в Киеве, в котором скрипачу аккомпанировал Сергей Тарновский3232
  Профессор Киевской консерватории Сергей Тарновский в 1918 году был преподавателем Владимира и Регины Горовиц. См. подробнее: [51, c. 275—289].


[Закрыть], сестра В. Горовица Регина пригласила Н. Мильштейна на ужин к ним домой3333
  Семья В. Горовица в годы революции была переселена из большой семикомнатной квартиры в п-образном доме, стороны которого выходили на улицы Крещатик, Прорезную и Музыкальный переулок, в квартиру, где жили совместно с семьей брата матери Владимира – Александра Бодика, по адресу: ул. Большая Житомирская, 10, кв. 9. См.: [50, c. 51—52].


[Закрыть]. Со свойственным ему юмором, уже на склоне лет Н. Мильштейн вспоминал об этом: «После ужина меня оставили ночевать, хотя квартира Горовицев и не была просторной. Когда-то у них была большая квартира, но после революции им пришлось переехать в жилье значительно меньшее, находившееся на улице Большая Житомирская. После моего второго концерта в Киеве было решено, что я буду жить в семье Горовицев. Можно сказать, что я зашел на чай и остался на три года» [11, p. 41].

Тогда, зимой 1921 года, Натана Мильштейна поразила широкая музыкальная эрудиция Горовица и его увлеченность музыкой. В своих мемуарах он так описывает эту первую встречу: «Ученица профессора Пухальского, Регина Горовиц [отметим, что сама Регина Самойловна всегда называла себе ученицей К. Михайлова, хотя окончила консерваторию по классу С. Тарновского. – Ю. З.] в то время была, наверное, более успешной пианисткой, чем Володя, но она играла традиционный репертуар: баллады Шопена и мазурки.

Когда за рояль садился Володя, он играл что-то совершенно необычное: свою собственную версию сцены ковки мечей из Вагнерского «Зигфрида», или импровизировал на темы оперы «Тристан и Изольда», или исполнял большой фрагмент из оперы Римского-Корсакова «Золотой Петушок». Пианисты никогда не исполняют подобные вещи на концертах! Я был ошеломлен, удивлен. Это был музыкальный ураган. Я тоже играл. Между мной и Володей произошла мгновенная химическая реакция» [11, р. 41].

С этого времени начинается дружба и совместная концертная жизнь двух великих музыкантов. Натан Мильштейн в своей книге мемуаров, естественно, не мог припомнить всю географию и хронологию концертов, продолжавшихся более трех лет, которые скрипач и пианист сыграли в СССР. Но основные города, где они были, он называет: «Сначала мы с Володей дали совместный концерт в Киеве, а потом стали ездить по Украине, понемногу расширяя географию наших выступлений. Мы ездили в Полтаву, Гомель, Харьков, Екатеринодар, Симферополь и Севастополь. Выступали в Таганроге, Новороссийске и Нахичевани, а также на Кавказе, в Батуми, Тифлисе3434
  В Грузии, где В. Горовиц давал концерты в декабре 1924 г., у профессора Тбилиской консерватории им. Вано Сараджишвили, Заслуженного деятеля искусств Грузии и Заслуженного педагога Грузии Русудан Зосимовны Ходжава, сохранилась фотография пианиста с дарственной надписью, которую он подарил ее матери – юной слушательнице этих концертов.


[Закрыть] и Баку. Интересными были поездки в Саратов и Татарскую республику» [11, р. 42].

Профессор Тбилисской консерватории им. В. Сараджишвили Р. З.Ходжава. Фото автора.

Можно в целом представить эти три с половиной года концертирования музыкантов по книге воспоминаний первого импресарио молодых музыкантов Павла Когана3535
  См.: [57, с. 17—43].


[Закрыть], биографии В. Горовица, написанной Гленном Пласкиным и мемуарам Мильштейна. Установлено примерно около 80 концертов в период с декабря 1922 г. по сентябрь 1925 г. (см. приложение №4). Как можно судить из мемуаров скрипача и известных нам биографий пианиста (а они вспоминают, что иногда давали по два концерта за день), их было как минимум в три раза больше.

Начинали они, как правило, втроем: Натан Мильштейн, Регина и Владимир Горовиц. Регина аккомпанировала скрипачу, немного играла соло, затем выступал Владимир. Имея маленькую дочь (Елена родилась в лето 1919 г.), Регина не всегда могла выезжать на длительные гастроли, поэтому двух-трехмесячные поездки, скажем в Москву или Петроград обходились без нее. Тогда Владимир Горовиц аккомпанировал своему другу.

Когда в газете «Известия» появилась статья некоего Антона Углова, под псевдонимом которого выступил влиятельный Народный комиссар просвещения А. В. Луначарский, интерес к двум молодым музыкантам был уже как бы освящен государством3636
  Газета Известия от 12 декабря 1922 г.: «Музыканты революции. Можно считать не просто очевидным, но очевидным до трюизма, что музыкальное творчество всегда есть отражение соответственной исторической эпохи, ее экономики, общественности, идеологии. Но, как вершина идеологической „надстройки“, наименее материальное из искусств, музыка более других отдалена от реальной жизни, ход ее развития в значительной степени подчинен ее собственным законам (усложнение ритмики, расширение понятие консонанса и др.). Поэтому реагирование музыки, как творчества, на социальные сдвиги обычно запаздывает, она не вполне им „соответствует“, недостаточно полно их „отражает“. Тем не менее, связь их „отражает“. Тем не менее, связь налицо и еще в древности (Вагнер, Рубинштейн и др.) констатировалась, как относительно крупного, так и мелочей. Но музыка, как исполнение? Вошло в обиход говорить о „классическом“ исполнении, как наиболее ярко передающем эпоху, когда писал автор, передающем точно стиль автора и проч. Менее часто, но все же говорят об индивидуальности исполнения. Совсем не говорят или не додумываясь, как не марксисты, или не слишком понимая (пресловутая „шулятиковщина“), как иные, даже солидные марксисты, совсем не представляют возможности исполнения в стиле эпохи же, но только не композитора, а артиста. Мыслима ли теоретически такая игра, которая „отражает“, „соответствует“ времени, как это сказывается на композиции? Да, мыслима. А если так, то значит возможна и необходима. Наши теоретики, с оглядкой или невзначай употребляли понятие „абсолютный“ (абсолютная красота, абсолютная ценность), гораздо основательнее и глубже оперируют с понятием „относительный“. Это вполне логично, ибо если диалектику и относительность признавать в сфере экономики, то и все элементы идеологии диалектичны и относительны. Значит, если теперешний композитор „под Бетховена“ – жалость и преступление, то разве иначе надо сказать про артиста „под Бетховена“? Свой небольшой академический интерес такое исполнение, конечно, имеет, но стоит ли о нем хлопотать… Есть копировщики и у Микель-Анджело, но что это – художники? Разумеется, разница между музыкой и живописью существует. Но если классик живописец имеет цену для нас an sich, в подлинных красках, пропорциях и проч. (его творчество в пространстве), то классик-композитор соприкасается с „абсолютным“ только одной, зато главнейшей, звуковой частью своих сочинений. Ритм, метр, тембры, вариации звучности и др. элементы музыкального исполнения передаются во власть артиста. И если музыкант претендует на звание художника, он должен организовывать эти вторичные элементы соответственно объективным требованиям исторической эпохи. Чтобы достигнуть максимума воздействия на современного слушателя, артист должен открыть эмоции эпохи. Должен статике композитора сообщить динамику современности. Здесь заключена объективно-творческая задача. Чем исключительное время, тем больше права дается на модернизацию. Война и революция в сильнейшей степени потрясли психику живущего поколения. К какому бы классу человек не принадлежал – победоносный ли пролетарий, недоумевающий ли крестьянин, разоренный ли собственник – на долю всякого выпало огромное количество переживаний, радостных или горестных, всегда небывалой интенсивности. Его чувства, формально говоря, притупились. Для возбуждения требуются много большие дозы раздражающих факторов. И музыка, чтобы вызвать нормальный эмоциональный эффект, требует усиление всех своих средств воздействия – должен до возможных пределов расширится их диапазон, повыситься контрасты. Медленные и быстрые темпы, внутренний ритм, слабость и сила звучания необходимо форсируются. От карикатурности удержит чувство меры. „Открытие“ динамики эпохи – не химический анализ и не микроскоп. Чуткий артист вовсе не обязан задаваться определенной целью, он постигает эпоху интуитивно. На шестой год революции мы получили таких артистов. Это – пианист Вл. Горовиц и скрипач Нат. Мильштейн, в чем убеждают их неоднократные выступления solo, due и с „Персимфаном“. Оба они молоды – дети, питомцы последних революционных годов. Совершенна несущественна степень их политической невинности – да ведь этим никогда не определяется художественный талант. Но они чужды застарелых академических традиций, в них не чувствуется „строгой школы“, – а это всегда служит только бременем для сильного дарования. Технический механизм у обоих великолепный, у скрипача – феноменально точный. Их художественное развитие шло под влиянием великих потрясений нашей революции. Их художественная структура, как чуткая мембрана, реагировала на волны и удары современности. Исполнение обоих – эмоции революции. Грандиозность и монументальность, особенно у пианиста, – вот их эстетическое credo. Начиная от внешности, техники, переходя через зияющие контрасты метра, ритма, звучаний к общей одухотворенности, т.е. к творчеству артиста, мы осязательно чувствуем бурю и натиск нашей эпохи. Вл. Горовиц – уже зрелый, сильный, разносторонний. Нат. Мильштейн – еще незрелый, потому простителен его чрезмерный уклон к виртуозности. Как бы то ни было – они первые музыканты революции. Антон Углов» [А. В. Луначарский. – Ю.З.].


[Закрыть]. И тогда предложения концертов стали буквально «сыпаться» на них. Мильштейн так вспоминал об этом: «Особенно популярными мы стали, когда Народный комиссар образования (в действительности, царь страны по культуре), Анатолий Луначарский, в правительственной газете „Известия“ написал о нас хвалебную статью. Она была озаглавлена „Дети Советской революции“, хотя, мы, конечно, совершенно не были воспитаны Советской революцией [конечно, не „Дети Советской революции“, а „Музыканты революции“, но отдадим должное возрасту интервьюируемого. – Ю. З.]. Однако эта статья произвела большое впечатление. Ее перепечатали местные газеты всей страны. Мы были сенсацией. Мы ездили по всей России, не заботясь ни о чем. Наши совместные концерты проходили так: сначала играл я, потом Горовиц, потом мы играли вместе сонату. Сейчас я могу блестнуть тем, что моим аккомпаниатором был Горовиц». [11, р. 44].

Он с восторгом описывает их совместные приключения, отмечая, что в любом городе их ждали и тепло встречали: «Кульминацией наших с Горовицем гастролей по России стало выступление в 1923 году в Петербурге. Оно прошло чрезвычайно успешно… Мы могли выступать так часто, как мы того хотели и где хотели – мы всегда собирали полные залы. Мы могли исполнять самую серьезную музыку – от музыки барокко до современных композиторов, таких как Метнер, Прокофьев и Шимановский – и это никак не влияло на кассовые сборы. К нам относились так, как сегодня относятся к рок звездам» [11, р. 55].

Скорее всего, Н. Мильштейн упоминает С. Прокофьева и К. Шимановского не потому, что они были такими уж «новыми» композиторами. Просто одно из таких выступлений очень запомнилось скрипачу, так как это было премьерное исполнение первых скрипичных концертов С. Прокофьева и К. Шимановского, прошедшее едва ли не сразу после мирового дебюта концерта для скрипки С. Прокофьева в Париже. Этот дебют состоялся в Москве: «Одним из наших наиболее важных выступлений в Москве – пишет Н. Мильштейн, – был концерт, состоявшийся в 1923 году. На концерте мы с Горовицем представляли в России премьеры Первого скрипичного концерта Кароля Шимановского и Первого скрипичного концерта Сергея Прокофьева. В обоих концертах Горовиц исполнял фортепьянную версию оркестровых партий. (Я считал, что, если играет такой великий пианист, как Владимир Горовиц, то оркестр уже не нужен!)» [11, р. 34].

Г. Шонберг вторит: «Среди их выступлений особенно выделялось одно – они исполнили Концерт №1 для скрипки Кароля Шимановского и Концерт №1 для скрипки Сергея Прокофьева впервые в России. Горовиц исполнял оркестровое переложение для рояля» [17, р. 60].

Действительно, концерт, в котором исполнялись указанные Н. Мильштейном сочинения, состоялся в Москве 21 ноября 1923 г. (мировая премьера скрипичного концерта №1 С. Прокофьева осуществлена в Париже 18 октября того же года, солировал Марсель Дарье, за дирижерским пультом был Сергей Кусевицкий). Об этом можно прочитать у В. Юзефовича, который опубликовал и прокоментировал письма С. С. Прокофьева к С. Кусевицкому3737
  См.: [127].


[Закрыть]. Мы же ограничимся письмом, в котором С. Прокофьев пишет о своем Первом скрипичном концерте:

С. С. Прокофьев – С. А. Кусевицкому 27 апр [еля] 1923, Этталь

«Дорогой Сергей Александрович, рад был узнать из газет, что ты поставил в программу мой Скрипичный концерт. Надеюсь, что это будет 10-го, т [ак] к [ак] 8-го или 9-го я приезжаю в Париж. В очень крайнем случае я б [ыть] м [ожет] смогу досидеть в Париже до 17 мая, но если ты поставишь в другие дни, то это будет весьма зло по отношению к автору. Обнимаю тебя. Целую ручки Н [аталии] К [онстантиновны].

С. П.» [Цит. по: 127].

Н. Мильштейн подтверждает, что Концерт С. Прокофьева исполнялся после премьеры в Париже и отмечает невероятный успех композитора: «Наше исполнение концерта Прокофьева состоялось лишь несколько дней спустя после его мировой премьеры в Париже. На наш концерт, который проходил под покровительством объединения „Международная книга“, Международной расчетной палаты, пришла вся артистическая элита Москвы. Среди знаменитых гостей был композитор Николай Мясковский, который, как я узнал позже, подробно описал это событие в своем письме к Прокофьеву3838
  Конечно, Николай Яковлевич не очень подробно, но действительно написал С. С. Прокофьеву об успехе исполнения его Первого скрипичного концерта в Москве, упомянув при этом и Н. Мильштейна: «… Для сведения повторю, что игралось: „Бабушкины сказки“ – дважды (Игумнов), 1-я соната, 2-я и 3-я сонаты, 4-я соната, виолончельная баллада, скрипичный концерт (очень недурно, неким Мильштейном)…» – 22 ноября 1923 г., Москва. [93, c. 176—177, письмо №184].


[Закрыть], живущему тогда в Париже. Мясковский сообщил своему коллеге-композитору, что в результате московской премьеры, популярность Прокофьева стала „почти неприличной. Вы превзошли даже таких московских кумиров, как Рахманинов и Метнер!“» [Цит. По: 11, P. 52].

После того, как «сам» Анатолий Луначарский превознес юных музыкантов, критики, в основном, пели славильные гимны. Не обращая внимание на интерпретацию, они восторгались техникой, виртуозностью и эмоциональностью молодых музыкантов. Один из примеров подобной рецензии мы разыскали в газете «Известия» за 1922 год:

«Оба еще спешат наслаждаться музыкальной жизнью. Оба еще в периоде расточительности золота своих рук. Поставьте их рядом: они братья хотя и не по крови, но по артистическому ордену, роднящих художников по темпераменту. Впрочем, один – поскромнее, другой уже начинает исподтишка кое-что подкладывать к своему артистическому весу. Один – вдумчивее, другой – поверхнестнее. Один – более интерпретатор музыкальной мысли, другой – пока только виртуоз музыкальной формы.

Мильштейн берет легкостью смычка и глубиной басового регистра своей скрипки. Горовиц – силой кисти и стремительностью темпов. Если в свое время юный виртуоз читал Майн-Рида, то с полным правом он мог вообразить себя неким Горовицем-Стальная Рука или по какой-либо итальянской новелле – «мастером-Крещендо» по взлету светотеней: от еле мерцающего пиано до огнедыщащего фортиссимо.

Стремительный каскад звуковой арлекинады, всех этих гамм, фиоритур, гаммок и флажолетов, – ослепительно брызжущие искры прибоя голубого солнечного моря – таковы пока Мильштейн – Горовиц, две первоклассных звезды, загоревшиеся на музыкальном небосклоне. Станут ли они солнцами? С. Р.» [59].

Рецензия концерта Н. Мильштейна и В. Горовица. Журнал «Театр и Музыка» 26.12.1922

Более трех лет скрипач и пианист гастролировали в городах Советской России. Их импресарио тех лет, Павел Коган, вспоминал о них с большой теплотой. В своей книге «Вместе с музыкантами» он отмечал: «В одном из последних писем ко мне [П. Когану. – Ю.З.] он [В. Горовиц. – Ю.З.] говорит: «Мне хочется, чтобы ты никогда со мной не расставался и всюду и везде был возле меня» [57, с. 24]. И еще: «Мы были почти всегда неразлучны: и в концерте, и на репетиции, и номере в гостиницы, и в купе вагона. Это были трудные годы для мальчиков, и прекрасные» [57, с. 24]. Он же отмечал и разительные отличия между ними: «Один [Горовиц. – Ю.З.] высокий блонидин, часто молчаливый и серьезный, уходящий в себя, другой [Мильштейн. – Ю.З.] — черноволосый, ниже ростом и шире в плечах – был живого склада темперамента, не склонный к пессимизму. Мильштейн любил поговорить, еще больше – посмеяться, выставляя при этом напоказ свои белые зубы. Он был любопытным и любознательным, многим интересовался, много читал, мечтая путем самообразования восполнить пробелы в своем воспитании» [101, с. 27].

Фото из книги П. Когана «Вместе с музыкантами».

Примерно так же описывает друзей и Григорий Пятигорский: «Натан и Володя вошли в мою жизнь одновременно, но они были такими разными, словно их разделяли столетия. Натан раскрывался людям всегда сразу, а Володю надо было еще „найти“. Мне нравилось наблюдать за одним и заниматься „поисками“ другого. Володя был сложной и изменчивой натурой, и успех зависел от того освещения, в каком он хотел предстать или в каком видел себя сам. И он не облегчал этих „поисков“» [100].

Григорий Пятигорский. Фото из интернета.

В своих воспоминаниях Натан Мильштейн очень подробно описывает первые концерты в Германии, затем в Париже, где они обосновались с 1926 г., останавливаясь на характеристиках известных музыкантов, композиторах, дирижерах. Необыкновенно яркие и глубокие, порой ироничные и спорные, они привлекают внимание своим изысканным вкусом и меткими обобщениями. Встречи с И. Стравинским, С. Прокофьевым, С. Рахманиновым, Э. Изаи, Дж. Баланчиным, Ф. Пуленком, А. Бергом, С. Кусевицким и многими другими «властителями дум» столетия… И, конечно, на первом месте, среди всех – Александр Константинович Глазунов. И, пожалуй, не только потому, что композитор и ректор Ленинградской консерватории был непререкаемым авторитетом в музыкальном мире, но и потому, что с этим именем связано, в первую очередь, становление Натана Мироновича Мильштейна и в большой степени – поощрение обоих молодых музыкантов.

А.К.Глазунов. Портрет И. Репина.

ГЛАВА IV

А. К. ГЛАЗУНОВ

Александр Константинович Глазунов (1865—1936]. Композитор, дирижер, педагог, музыкально-общественный деятель. Как Почетный член ИРМО (Императорского Русского Музыкального Общества), он был причастным к открытию Киевской, Одесской, Харьковской консерваториям. Несколько раз бывал в этих городах, и, естественно, не мог не сталкиваться с юными, яркими дарованиями – Натаном Мильштейном и Владимиром Горовицем.

Первая встреча Натана Мильштейна и А. К. Глазунова произошла, если верить мемуарам скрипача, в 1915 г., когда всей Империей праздновалось 50-летие композитора. Одесса не могла остаться вне этого события, тем более что в 1908 году А. К. Глазунов рекомендовал своего ученика талантливого польского композитора Витольда Малишевского на пост директора Императорских музыкальных классов в Одессе, а в 1913 году В. Малишевский стал основателем и первым ректором Одесской консерватории.

Далее предоставим слово Натану Мильштейну: «Как-то в 1915 году профессор Столярский3939
  На доме по ул. Пушкинской в Одессе установлена мемориальная доска с надписью: «В этом доме жил и работал с 1937 по 1944 г. народный артист УССР, профессор Петр Соломонович Столярский» (илл. №32-а). Не очень понятно, кто сумел убедить исполком Одессы в столь фантастической надписи, т.к. во-первых, еврей никак не мог находиться в городе, занятом гитлеровцами, во-вторых – П. С. Столярский с 1941 по 1944 гг. преподавал в Свердловской консерватории, а 29 апреля 1944 г. скончался от сердечного приступа, и об этом писали в общесоюзных газетах. Петр Соломонович жил до 1937 г. на ул. Преображенская, которая и по сей день носит это же название.


[Закрыть] позвонил нам домой. Я взял трубку (для того, чтобы достать этот старомодный телефон, мне нужно было встать на стул; я упал и чуть не сломал снова ногу). Сквозь треск и шипение я услышал голос моего учителя: «Ты играешь концерт Глазунова?»

Я, солгав, ответил: «Нет».

В действительности, я таки играл концерт Глазунова4040
  Удивительно, оборот типично одесский!


[Закрыть]; мне он нравился – он был трудный и интересный, и как я уже сказал, я тогда быстро обучался; раз, два, и произведение было уже у меня в пальцах! Однако я не говорил об этом Столярскому, потому что он всегда ворчал: «Почему ты играешь то, что нравится тебе, а не то, что тебе полезно?» Поэтому я и солгал о концерте Глазунова. Я боялся, что Столярский будет на меня кричать. Но он все равно мне не поверил и сказал: «Хорошо, позови мне твою маму».

Столярский объяснил маме, что в Одессе состоится юбилейный концерт в честь пятидесятилетия Глазунова. Из Петербурга приедет сам Александр Константинович Глазунов, чтобы дирижировать, а известная пианистка Гешелин-Чернецкая (жена доктора Ауслендера, который зашил рану в моем виске4141
  Н. Мильштейн, описывая свои занятия у П. С. Столярского вспоминает, что в доме, в котором жил педагог, была широкая мраморная лестница, с которой он однажды упал, а доктор Ауслендер, муж известной пианистки Эсфирь Гешелин-Чернецкой (1890—1922), зашивал ему рану на голове (в июне 2015 автор сделал фотографию дома, где жил П. С. Столярский и лестниицу, действительно очень крутую, откуда падал юный Натан Мильштейн. О самой пианистке следует сказать, что она была сестрой музыканта Семена Чернецкого впоследствии генерал-майора, инспектора военных оркестров Красной Армии, дирижера сводного оркестра Наркомата обороны, исполнявшего марши (в том числе и знаменитые марши Чернецкого) на Красной площади на Параде Победы в 1945 году. В доме Эсфири стоял рояль «Стенвей», подаренный ей Рахманиновым, на нем впоследствии не раз играли Гилельс и его педагог Рейнгбальд. Эсфирь окончила Московскую консерваторию по классу В. И. Сафонова, а с 1908 г. выступала в различных городах (кстати, и в Киеве) в качестве солистки и ансамблистки. Камерная музыка была близка ей по духу: она ее чувствовала как «наиболее интимную отрасль звукового искусства». После получения первой премии на конкурсе исполнителей в Санкт-Петербурге Э. Чернецкая организовала фортепианное трио, в которое вошли И. Пиастро (скрипка) и Д. Зиссерман (виолончель). Она участвовала в цикле концертов Александра Зилоти, в котором в 1911 г. исполнила вместе с Жаком Тибо вторую скрипичную сонату К. Сен-Санса. Со скрипачом Павлом Коханским играла сонаты С. Франка, Э. Грига, М. Регера, И. Брамса. См. подробнее: [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://wapref.ru/referat_polyfsqaspolpolotr.html


[Закрыть])

Дом по улице Преображенская, в котором жил П.С.Столярский. Фото автора.

Лестница подъезда, на которой разбил бровь Натан Мильштейн. Фото автора.

должна играть его концерт для фортепиано. Это был ее боевой конек. Но она почувствовала недомогание, и организаторы концерта искали ей замену.

Скрипичный концерт Глазунова – оригинальное, красивое произведение, блестяще оркестрованное (хотя Рондо немного печальное). На репетиции я сыграл что-то из начала концерта по-своему. Очевидно, я был дерзким мальчиком – присутствие композитора меня не пугало. Глазунов свысока посмотрел на меня сквозь пенсне и проворчал: «Тебе не нравится, как я это написал?» Тогда я сыграл так, как было у него, но когда репетиция подошла к концу, Глазунов повернулся ко мне и сказал: «Играй так, как хочешь!» Потому что он увидел, что мой вариант лучше» [, р. 10—11]. Таким образом, упоминание в литературе о Н. Мильштейне о том, что впервые он выступал в Одессе с концертом А. К. Глазунова в 1920 году нуждается в подтверждении4242
  Чаще всего в биографиях скрипача упоминается дебют с концертом А. Глазунова в 1920 г. См. например: [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.eleven.co.il/article/12770


[Закрыть]. «В 1920 г. дебютировал в Петрограде в труднейшем концерте А. Глазунова для скрипки с оркестром под управлением автора»4343
  Подробнее о Мише Эльмане см.: [88].


[Закрыть]. Если следовать авторам, описывающим «блистательный» дебют Н. Мильштейна с концертом А. Глазунова, то через четыре года (1920) состоялся концерт, в котором «впервые» Натан Мильштейн исполнил Концерт для скрипки с оркестром А. К. Глазунова под управлением автора. Следовательно, мы можем утверждать, что один из концертов (в 1915 г. или в 1920 г.) состоялся и скрипач, действительно играл в нем Концерт А. Глазунова.

Еще одна встреча с Александром Константиновичем произойдет у юного одесского скрипача в 1916 г., когда Натан вместе с матерью приехал поступать в Петеребургскую консерваторию. Естественно, целью Мильштейнов было не просто стать студентом консерватории, а, главное – попасть в класс великого Леопольда Ауэра, о котором знала не только Россия, но и весь мир. «Все мальчики в школе Столярского практически молились, произнося «Ауэр, Ауэр!». Он был нашим кумиром. И Ауэр должен был выступать в Одессе! Ему аккомпанировала греческая пианистка Ирина Энери4444
  «Греческая» пианистка Ирина Энери на самом деле была Ириной Горяиновой. Большую роль в ее судьбе сыграл ее учитель – А. К. Глазунов (илл. №35). См.: [100]. Впрочем, А. Гольденвейзер относил И. Горяинову к «несостоявшимся» вундеркиндам: «Пианисты – Рауль Качаловский, Паула Шалит, Тина Лернер, Ирина Горяинова, выступавшая почему-то под фамилией Энери, скрипач Франц Вечей, виолончелисты – Жан Жерарди, Рая Гарбузова и многие, многие другие. Несмотря на наличие выдающихся, а в некоторых случаях даже феноменальных способностей, никто из них, достигнув зрелого возраста, не стал особенно крупным исполнителем. Слишком ранняя эксплуатация этих юных артистов, бесконечное тасканье их с одной эстрады на другую надорвало их неврную систему и физическое здоровье, они завяли, не успев расцвесть» [цит. по: 55, с. 133—134].


[Закрыть]. Я помню, что она играла чудесно… …В один день – это было в 1916 году – Столярский объявил, что хотел бы показать меня Леопольду Семеновичу Ауэру, известному профессору Петербургской консерватории…

…Мы с мамой пошли в гостиницу «Лондон», величественное здание, где остановился Ауэр… …Но я все равно понравился Ауэру, потому что когда я закончил, он дал мне две золотых пятирублевых монеты. Тогда это были большие деньги! (Позже, в Петербурге, я узнал, что получить деньги от Ауэра, было невероятной наградой: о скупости профессора ходили легенды)» [, р. 11—12].

С августа по декабрь 1916 года концерта Л. Ауэра с И. Энери в газетах «Южная мысль», «Южный музыкальный вестник», «Театральный вестник» обнаружить не удалось!

Ирина Горяинова (Энери) со свом учителем А.К.Глазуновым (фото А.А.Оцупа).

Анонсов концертов Л. Ауэра и И. Энери в одесских газетах 1915 г. тоже нет. В 5—6 номере журнала «Южный музыкальный вестник» за 1916 год напечатана маленькая заметка о концерте учеников «скрипичных курсов П. С. Столярского», но без упоминания в ней о Н. Мильштейне. Возможно, в течение 1915 г. в Одессу действительно приезжал Леопольд Ауэр и П. С. Столярский договорился о прослушивании им своего способного ученика… Но, скорее всего, это было уже осенью, т.к. в личном деле студента Петербургской (Петроградской) консерватории Нусина Мильштейна указано время начала учебы «январь 1916 года». В таком варианте: осень 1915 г. – прослушивание, январь 1916 г. – начало учебы – больше логики. Еще раз вспомним, что книга мемуаров Н. Мильштейна «From Russia to the West» опубликована в 1991 г. и, учитывая восемь лет на подготовку к изданию, «надиктовывалась» человеком, которому уже далеко за восемьдесят.

Со дня дебюта юного скрипача (по его версии) в Одессе проходит всего один год. Учитывая документальное подтверждение студенчества Н. Мильштейна в Петербургской консерватории, с января 1916 года, четырнадцатилетний юный скрипач с мамой приехал в столицу к Новому году, или сразу после него. Отсылаем читателя к книге Н. Мильштейна и С. Волкова «From Russia to the West», в которой чрезвычайно ярко и полно описано пребывание скрипача с мамой в Петербурге. Натан Миронович разворачивает картину ЗИМНЕГО Петербурга. «Моим любимым развлечением в Петербурге было катание на санях по Невскому проспекту… …Иногда в Петербурге было настолько холодно, что я не мог заснуть» [11, р. 19]. Видимо, этому есть объяснение – Натан Миронович с мамой был в тот год с января по начало апреля, естественно, что воспоминания о студенческом времени связано с зимним городом. Мы пытались найти что-нибудь, свидетельствующее о продолжении учебы Мильштейна и в 1916—1917 уч. г., но безуспешно. Может быть именно потому, что обучение у Ауэра было столь коротким, всего три месяца, Леопольд Семенович никогда не упоминал Н. Мильштейна, перечисляя своих векликих учеников, о чем упомянул Гарольд Шонберг в рецензии на прощальный концерт скрипача в Карнеги-Холле.

Как известно, пребывание евреев в столице было строго ограничено, поэтому Мария Мильштейн обращается к директору консерватории А. К. Глазунову с просьбой дать такое разрешение. Думается, что это было сделано устно, т.к. письменного свидетельства, да еще написанного рукой матери, нет, что, впрочем, естественно, т. к. Мария-Рухля была не грамотна. В мемуарах Натана Мироновича есть описание этого визита: «Он предложил мне конфету из красивой коробки и сразу же попросил секретаря позвонить князю Волконскому, заместителю министра внутренних дел. „Послушайте, у меня тут талантливый мальчик, ученик Ауэра. Помните, я говорил вам – да, да, Мильштейн, с матерью. Поэтому, пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы их не беспокоили. И все было сделано незамедлительно!“ Когда мы в экипаже приехали домой (мы всегда брали экипаж), нас ждали управляющий и полицейский! Мама испугалась, увидев их, но полицейский не собирался нас арестовывать. Наоборот, он торжественно поприветствовал маму. Звонок Глазунова князю Волконскому сделал свое дело» [11, р. 17—18].

Таким образом, Александр Константинович, судя по описаниям Н. Мильштейна, знал юного скрипача и более того, относился к нему с определенной долей симпатии и заинтересованности.

Еще одна встреча скрипача и А. К. Глазунова произошла в Москве, когда отец Владимира, Самуил Горовиц, договорился со своим знакомым Львом Цейтлиным,

Лев Цейтлин (фото из интернета)

учеником Л. Ауэра и профессором Московской консерватории4545
  Можно только назвать имена учеников Льва Моисеевича Цейтлина: А. Горохова, Р. Баршая, С. Фурера для того, чтобы понять сколь величественной была эта фигура в музыкальном мире.


[Закрыть], о концерте молодых музыкантов с симфоническим ансамблем Персимфанс4646
  Первый симфонический ансамбль (Персимфанс). Существовал с 1922 по 1933 гг. Основатель – скрипач Лев Цейтлин. Это был полный симфонический оркестр, составом более 80 человек, без дирижера (как отмечает Г. Шонберг, «коммунистический эксперимент коллективизма» [17, p. 60]). Персимфанс стал известен благодаря своим концертам без дирижера. Многие великие исполнители и композиторы такие, как Дариус Мийо и Сергей Прокофьев, с удовольствием соглашались играть с ансамблем. Выступление с Персимфансом считалось престижным для любого молодого артиста.


[Закрыть]. В своих мемуарах Натан Миронович описывает этот концерт так: «Вот программа нашего выступления с Персимфансом: я исполнял концерт Глазунова, Володя – Третий концерт Рахманинова. Мы репетировали дважды, этого было достаточно. Мне было легче играть концерт Глазунова с Персимфансом, чем в Одессе, когда дирижировал сам композитор. Среди публики в тот вечер были Отто Клемперер и сам Глазунов. Концерт прошел с большим успехом. Глазунов вышел поклониться и спросил меня: «Играешь ли ты что-нибудь из Раймонды?» Он хотел, чтобы я сыграл что-нибудь из его произведений на бис. Я напомнил ему, что я играю его «Размышление», прекрасное произведение, которое он мне как-то аккомпанировал.

На сцену выкатили рояль. Глазунов спросил меня: «Какая тональность?» Я не мог поверить своим ушам: композитор не мог вспомнить тональность своего собственного произведения! Я проворчал: «ре мажор», осознавая, что Глазунов совершенно пьян!

Он едва мог стоять. Он с трудом сел, и мы начали играть и… остановились. В таком состоянии он не мог продолжать. Глазунов ушел со сцены в замешательстве, но публика по-прежнему продолжала восторгаться старым композитором. О нём были очень высокого мнения»4747
  По всей видимости, Натан Мильштейн заблуждался: 27 ноября 1922 г. Первый симфонический ансамбль «Персимфанс» действительно аккомпанировал Владимиру Горовицу и Натану Мильштейну. Но они исполняли 1-й фортепианный концерт Ф. Листа и скрипичный концерт Ф. Мендельсона. Вот анонс данного концерта: «В программе 26-го очередного концерта, завтра, государственный симфонический ансамбль (оркестр без дирижера) исполнят: увертюру и скерцо Мендельсона к комедии Шекспира „Сон в летнюю ночь“, симфоническую поэму Листа „Прелюдии“ и скерцо Дюка „Ученик чародея“ (по балладе Гете). Солисты концерта Вл. Горовиц, исполняющий первый фортепианный концерт Листа и Натан Мильштейн – скрипичный концерт Мендельсона» [64].


[Закрыть] [11, р. 49]. Интересно, что дата этого концерта у всех авторов (имеется в виду: Натан Мильштейн, Гарольд Шонберг, Гленн Пласкин, Дэвид Дюбаль) различна. Так, Натан Миронович утверждал, что концерт происходил примерно во время пребывания музыкантов в Москве в течение нескольких месяцев. Он подробно описывает в своей книге их совместные походы в театры и приемы в домах столичных художников и функционеров (Л. Пастернак, Е. Малиновская4848
  Елена Малиновская в то время была директором Большого театра. Она часто устраивала в своей огромной квартире музыкальные вечера, на которых приглашала Владимира Горовица и Натана Мильштейна.


[Закрыть], М. Тухачевский, И. Уборевич). Гарольд Шонберг в своей книге о В. Горовице тоже описывает долгое пребывание музыкантов в Москве4949
  См: [17, p. 60].


[Закрыть].

Скорее всего, описываемые Мильштейном события происходили от второй половины сентября до конца декабря 1922 г. (последний концерт в Киеве 5.09.1922; следующий – в Киеве 19.01.1923 (газета «Пролетарская правда» от 4.09.1922 и от 3.01.1923). Все последующие гастроли в Москве (29.04.1923; 21.11.1923; 07.05.1924 гг.) были обрамлены концертами в других городах и пребывание артистов не могло быть долгим. Таким образом, все, что с таким восторгом описывает Н. Мильштейн в своих мемуарах: театры, концерты, приемы – все это могло состояться только осенью 1922 г.

Г. Пласкин, описывая этот концерт, отмечает: «Возможно, самое необычное исполнение концерта [автор имел в виду 3-й фортепианный концерт С. Рахманинова. – Ю.З.] произошло осенью того года [Пласкин пишет о 1924 г. – Ю.З.] в Москве в сопровождении Первого симфонического ансамбля (Персимфанс)»5050
  Видимо, автор заблуждался относительно года, т.к. он тоже пишет о присутствии А. К. Глазунова. Однако известно, что этот концерт состоялся ранее, да и с Персимфансом в 1924 г. они не играли. Обнаружен только один концерт в Москве 1924 года – 7 мая 1924 г., но сольный.


[Закрыть] [16, р. 59]. Г. Шонберг относит это к 1923 г. [17, р. 59—60].

На самом деле, как мы уже знаем, концерт в Москве состоялся в 1922 году и об этом свидетельствуют документы: анонс газеты «Известия» за 26 ноября 1922 г.

Новая встреча музыкантов с Александром Константиновичем Глазуновым происходит 12 декабря 1923 г. в Петрограде (анонс в газете Петроградская правда, 11 декабря 1923 г.) в Большом зале филармонии. В программе значилось:

А. Глазунов Торжественная увертюра,

Концерт для скрипки с оркестром;

С. Рахманинов Концерт для фортепиано с оркестром №3,

Ф. Лист Концерт для фортепиано с оркестром [имеется в виду №1 Es dur. – Ю. З.].

Исполнители: Натан Мильштейн (скрипка), Владимир Горовиц (фортепиано).

Оркестр Петроградской филармонии. Дирижер А. Глазунов.

Натан Мильштейн, несколько иронично описывая А. Глазунова-дирижера, тем не менее, очарован собеседником – великим музыкантом и композитором: «Глазунов как обычно дирижировал очень флегматично, совсем не принимая во внимание наши темпераменты. Я старался следовать ему, но Горовиц был нетерпелив. Он продолжал рваться вперед.

Несмотря на это наш концерт прошел с огромным успехом. На бис я сыграл «Размышление» Глазунова; композитор аккомпанировал мне на рояле. ˂…˃ И мне по-настоящему нравился Глазунов как человек. Он робко и очень мало говорил о своей музыке, но в тот вечер он много рассказывал о Чайковском, который был его другом.

Глазунов напомнил нам, что тридцать лет назад в этом же самом зале, где мы только что играли, Чайковский сам дирижировал премьерой своей Шестой симфонии, Патетической. Ее трагический финал произвел на публику такое впечатление, что, когда Чайковский опустил палочку, никто не аплодировал. Была полная тишина и редкие всхлипывания.

У многих присутствовавших на том памятном вечере, как и у Глазунова, появилось странное предчувствие. Чайковский стоял спиной к публике, опустив голову, словно в трансе. Наконец он очнулся и начал благодарить оркестр. И только тогда публика взорвалась аплодисментами. Несколько дней спустя Чайковский умер.

Закончив свою историю, Глазунов погрузился в размышления. Мы тоже молчали. Вино закончилось. Глазунов ушел, когда уже светало.

В память о нашем совместном концерте у меня есть фотография с Глазуновым, на которой я держу книгу» [11, р. 60]..

В. Горовиц, А.К.Глазунов, Н. Мильштейн (с книгой, подаренной А. Глазуновым). Фото из книги

Чтобы завершить историю о той роли, которую сыграл в жизни Натана Мильштейна и Владимира Горовица Александр Константинович Глазунов, нужно обязательно упомянуть и приезд композитора в Киев. Случилось это событие в 1927 году, то есть за год до отъезда композитора за границу. 25 августа в Киевском оперном театре Елена Гаврилова (его приемная дочь) исполнила фортепианный концерт А. К. Глазунова.

Дирижировал сам Александр Константинович. «Ее вызывали множество раз… Безукоризненная посадка, свобода и пластичность движения рук, красивый и полный тон, изящество в закруглениях фраз, математичность в Ritordando, вкус – все это не оставляет желать лучшего. Превосходная и академическая игра», – писал один из выдающихся музыкальных педагогов В. Пухальский своему ученику, профессору Л. Николаеву, по классу которого Елена окончила консерваторию5151
  См.: [42].


[Закрыть].

Приемная дочь А.К.Глазунова, Елена с отцом. Фото А. А. Оцупа.

Семью Глазуновых (Александр Константинович, его жена Ольга Николаевна и ее дочь Елена) встречали концертмейстер студенческого оркестра консерватории, Л. Розенфельд (Регина Горовиц в 1919 г., когда она получала диплом, была замужем за Бернардом Розенфельдом, видимо, каким-то родственником скрипача и носила такую же фамилию) и пианист, профессор консерватории Сергей Тарновский (тот самый, который аккомпанировал Н. Мильштейну в Киеве 1921 года и был среди гостей дома Горовицев в тот вечер). Весной 1928 г. Елена Александровна Гаврилова выехала в Париж со своим первым мужем Сергеем Владимировичем Тарновским, вторым учителем Владимира Горовица. В июле к ним присоединились Александр Константинович Глазунов с женой.

А.К.Глазунов с женой Ольгой Николаевной (урожденной Громыко). Фото из интернета.

«…Осенью 1928 года я получил с одного из немецких курортов от Глазунова письмо и фотографию, на которой Глазунов и Тарновский с женами, во время утреннего завтрака на веранде санатория. Александр Константинович в 1928 г. женился на О. Н. Гавриловой, а до этого ее дочка, Е. А. Гаврилова вышла замуж за С. В. Тарновского» [цит. по: 52, с. 335—336]. В июне Глазунова пригласили в жюри всеевропейского конкурса на лучшую композицию завершения «Неоконченной симфонии» Франца Шуберта. Таким образом, Сергей Тарновский, как полноправный член семьи, выехал за рубеж, где и остался до конца жизни.

Сергей Владимирович Тарновский. Архив г. Киева.

Нужно сказать, что он пытался выехать из СССР и до этого. Предыдущие попытки покинуть страну большевиков успехов не имели. Так, еще в 1925 г. он обращался к руководству консерватории (в то время – музтехникум) с просьбой выдать ему справку для выезда за рубеж:

«Ректору Музтехникума

Профессора С. В. Тарновского

Заявление

Прошу выдать мне удостоверение об отсутствии препятствий к выезду за рубеж.

21/ ІІ. 1925 подпись»

Было выдано свидетельство, конечно, не удовлетворившее власть:

«№844 23/ IV.1925 ПОСВІДЧЕННЯ

Видано це посвідчення професору музтехнікума С. В. Тарновському в тім, що до від’їзду його за кордон під час літніх вакацій з боку Музтхнікума перешкод нема.

Ректор

Політком

Кер. справами. [118].

Почему этот приезд Александра Константиновича имеет такое значение для нас? Ведь ни Н. Мильштейн, ни В. Горовиц не присутствовали в Киеве в это время. Более того, когда А. Глазунов был в Киеве в 1927 г., оба находились далеко за границей. Это событие действительно не имело прямого отношения к музыкантам, но участники его, почти все, очень близкие люди, особенно по отношению к Владимиру Горовицу и его жизни. Это и его сестра Регина, и их общий педагог – Сергей Владимирович Тарновский, профессор Киевской консерватории, блестящий ученик Аннет Есиповой, благодаря которому и познакомились юные пианист и скрипач5252
  Уже самого факта знакомства этих двух великих музыкантов достаточно для того, чтобы знать: благодаря кому (или какому событию) это произошло.


[Закрыть]. «Зимой 1921 я дал два концерта в Киеве, аккомпанировал мне Сергей Тарновский. После первого концерта за кулисы пришел неожиданный гость: семнадцатилетний Владимир Горовиц. Я сразу же стал называть Горовица его уменьшительным именем „Володя“. С ним была его старшая сестра Регина, и она пригласила Тарновского и меня к ним домой. „Пойдемте к нам пить чай“, – сказала она. И я принял приглашение» [11, p. 40] – так запомнилось знакомство Н. Мильштейну5353
  В тот вечер у Горовицев были Ф. Блуменфельд и Г. Нейгауз. В архиве Ванды и Владимира Горовица есть письмо от внучки Ф. Блуменфельда – Анстасьевой Маргариты Викторовны. К нему приложены рисунки дочери Феликса Михайловича, Натальи Феликсовны Блуменфельд, на которых изображены: Ф. Блуменфельд, Г. Нейгауз и В. Горовиц.


[Закрыть].

С. В. Тарновский сыграл в жизни В. Горовица довольно значительную роль. Помимо того, что он был частым гостем семьи, педагогом Владимира и Регины, его дальнейшая жизнь также была связана с его знаменитым учеником. Известно, что после одного из концертов Владимира Горовица в США Сергей Владимирович Тарновский, пытавшийся сделать карьеру в Америке, получил от своего ученика следующую записку: