Текст книги "Субмарины-самоубийцы. Секретное оружие Императорского флота Японии. 1944-1947"

Глава 4
МОЙ ПЕРВЫЙ ВЫХОД НА «КАЙТЭНЕ»

Известия об успехе группы «Кикусуи» держали нас в восторженном состоянии несколько недель. Все мы рвались в бой, хотя и понимали, что пройдет еще довольно много времени, пока кого-нибудь из нас направят на задание. Часть водителей с Оцудзимы были полностью подготовлены к самостоятельным действиям. Мы были уверены, что именно они станут первыми. Это вскоре подтвердилось. На следующее задание группа «Конго» вышла с Оцудзимы. Эта операция была задумана как гораздо более масштабная атака, чем первая. В ней были задействованы шесть подводных лодок – «1–36», «1–47», «1–48», «1–53», «1–56» и «1–58». Им предстояло нести двадцать четыре «кайтэна», сам же план заключался в нанесении врагу одновременных ударов в различных точках его дислокации. После успеха, достигнутого на атолле Улити, по мнению наших стратегов, еще один успешный удар, нанесенный по врагу в один и тот же день в нескольких, удаленных друг от друга точках, должен был ошеломить врага и остановить его продвижение на время, достаточное, чтобы наш флот мог перевести дыхание. Тем временем наши военачальники смогли бы подготовиться к одному решающему сражению, что всегда было их заветным желанием.

Согласно этому плану, группа «Конго» должна была нанести удары по врагу не менее чем в пяти различных точках. Капитан 3-го ранга Дзэндзи Орита, чья «1–47» столь успешно выполнила задание с группой «Кикусуи» на атолле Улити, должен был направиться в район Холландии на Новой Гвинее, где боевые действия разворачивались столь неудачно для Японии.

Целью подводной лодки «1–56» под командованием капитана 3-го ранга Масахико Моринаги стали острова Адмиралтейства, расположенные к западу от Новой Британии, где, как предполагалось, американцы и австралийцы организовали большую якорную стоянку для своих кораблей. Как и «1–47», эта субмарина должна была нести четыре «кайтэна».

Капитан 3-го ранга Ивао Тэрамото, имея на палубе четыре «кайтэна», должен был снова отвести свою «1–36» к атоллу Улити для повторной атаки по той же самой цели. Мишень, которая оставалась нетронутой в ходе миссии группы «Кикусуи» из-за того, что «1–37» была потоплена по дороге к ней, становилась целью подводной лодки «1–53» под командованием капитана 3-го ранга Сэйхати Тоёмасу. Ударную группу из четырех «кайтэнов», отправлявшихся с этой лодкой, должен был возглавлять младший лейтенант Хироси Кудзуми, выпускник Военно-морской академии.

Капитан 3-го ранга Мотицура Хасимото, которому в недалеком будущем выпала судьба пустить на дно тяжелый крейсер США «Индианаполис» и стать необычным свидетелем на суде военного трибунала над его американским капитаном, командовал подводной лодкой «1–58». Она несла на своей палубе четыре «кайтэна», водителей которых возглавил младший лейтенант Сэйдзо Исикава, также выпускник Этадзимы.

И шестую группу «кайтэнов» возглавил человек из Этадзимы, младший лейтенант Кэнтаро Ёсимото. Вместе с ним еще три человека шли на задание на подводной лодке «1–48» под командованием капитана 3-го ранга Дзэнсина Тоямы. Первые пять субмарин должны были нанести удар по своим целям 11 января 1945 года. Шестой же из них, «1–48», предстояло ошеломить неприятеля, нанеся по нему удар в атолле Улити, крупнейшей островной якорной стоянке на Тихом океане, девятью днями позже.

Со времени операции группы «Кикусуи» произошло много событий. Враг захватил острова Миндоро из архипелага Филиппинских островов и, как предполагалось, базируясь на них, планировал совершить новый бросок, гораздо более протяженный, далее на север. С тех пор мы потеряли еще две весьма значимые для нас подводные лодки – «1–46» и «1–365». Наши пилоты-камикадзе на Филиппинах продолжали наносить значительный урон американскому флоту, но их усилия становились все менее и менее ощутимыми по мере того, как громадные стаи американских самолетов, взлетавших с авианосцев, наносили удары по Филиппинам, уничтожая наши самолеты на земле еще до того, как те успевали подняться в воздух.

Тем временем вражеские подводные лодки спокойно крейсировали у наших побережий. Это происходило благодаря позиции Генерального штаба военно-морских сил, с самого начала войны недооценивавшего всю важность противолодочной обороны страны. Крупные удачи японского флота 1941-го и 1942 годов, когда наши подводные лодки обстреливали из орудий американское побережье, топили американские суда буквально в пределах видимости с берега и даже дважды подвергали бомбежке с самолетов объекты в штате Орегон, пропали втуне. Американцы стали уделять особое внимание охоте за подводными лодками, тогда как наши высшие военные руководители, наоборот, перестали этим заниматься. В результате наш подводный флот сошел на нет, тогда как у врага он стал куда мощнее, чем раньше.

Из двадцати четырех «кайтэнов», с которыми вышла на задание группа «Конго», на врага были выпущены только четырнадцать торпед. Капитан 3-го ранга Орита лишний раз подтвердил свое исключительное мастерство, выпустив все четыре «кайтэна» в заливе Гумбольдта у Новой Гвинеи, уклонившись от встречи с эсминцем и патрульными самолетами уже на подходе к месту старта торпед. Четырем водителям «кайтэнов», лейтенантам Кавакубо и Харе и старшинам Мурамацу и Сато, удалось потопить каждому по одному крупному кораблю – свидетельством этого их подвига стали громадные столбы огня, наблюдавшиеся капитаном Оритой и его артиллерийским офицером спустя пятьдесят минут после старта первой из торпед. После атаки лодки «1–47» пришлось спешно уходить от погони, но несколько позже, когда она подвсплыла, ее радист слышал, как враг панически шлет в эфир сигналы «Вижу подлодки неприятеля!» всем находящимся поблизости кораблям.

Капитан 3-го ранга Хасимото благополучно подошел к порту Апра на острове Гуам и выпустил все четыре «кайтэна». Ведомые лейтенантом Исикавой младший лейтенант Кудо и старшины Мори и Мицуэда чуть позже потопили авианосец эскорта и два больших транспортных судна.

У островов Адмиралтейства капитан Моринага продемонстрировал все свое недюжинное искусство кораблевождения, незаметно подойдя на лодке «1–56», но затем у него начались неприятности. Противник весьма искусно поставил противолодочные сети, они оказались на довольно значительном расстоянии от того места, где корабли стояли на якорях, и были так удачно расположены, что «1–56» не могла преодолеть их. Капитан Моринага делал попытку за попыткой – субмарина едва не запуталась в сетях, – но в конце концов сдался и скомандовал отбой атаки. Водители его «кайтэнов», Какидзаки, Маэда, Фурукава и Ямагути, о которых я еще упомяну позже, надеялись, что капитан сможет найти другие цели для них, но были вынуждены вернуться, опечаленные, на базу.

Но особенно не повезло подводной лодке «1–53». Капитан 3-го ранга Тоёмасу подтвердил высокий профессионализм наших командиров-подводников, незаметно выдвинувшись к точке в районе прохода Коссоль у Палау, где вражеское судоходство было весьма оживленным. Затем, когда он уже готов был выпустить торпеды, «кайтэн» младшего лейтенанта Кугэ не смог стартовать. Негодуя на неудачу, капитан выпустил «кайтэн» младшего лейтенанта Кудзуми, который по неизвестной причине взорвался, едва удалившись от подводной лодки-носителя. Последняя пара торпед стартовала вполне нормально. Младший лейтенант Ито и старшина Аримори чуть позже смогли потопить каждый по транспорту большого водоизмещения.

Для капитана 3-го ранга Тэрамото неприятности начались с приближением к атоллу Улити. Подводная лодка «1–36» наткнулась на подводную отмель и застряла на ней, представляя собой завидную мишень для любого корабля, который ее обнаружит. Но капитан смог сняться с мели и благополучно выпустить все «кайтэны». Официальное заключение по итогам его действий гласит, что им были потоплены четыре корабля, в том числе линкор и танкер-заправщик.

О подводной лодке «1–48» никаких вестей не было. Лишь несколько позже стало известно, что 22 января 1945 года она была потоплена американским эсминцем на подходе к атоллу Улити. Поскольку это произошло через два дня после предполагаемой даты ее атаки, то стало считаться, что все четыре «кайтэна» были выпущены и нашли свои цели.

И снова 6-й флот решил предпринять атаку, хотя одна из ценных подводных лодок и была потеряна. На базе Хикари мы испытывали печаль по нашим товарищам, погибшим вместе с субмариной «1–48», не успев, как и на подлодке «1–37», нанести удар по врагу. Мне оставалось только молиться о том, чтобы, когда наступит мой черед, мне было бы даровано счастье сойтись лицом к лицу с врагом и отомстить ему за моих погибших товарищей.

Все эти новости дошли до нас, разумеется, лишь в начале февраля. Тем временем я упорно занимался, мечтая о том моменте, когда начну подводные тренировки на своем собственном «кайтэне». Мы отбыли с Оцудзимы за четыре дня до того, как группа «Кикусуи» отправилась 20 ноября на первое задание, и с того самого момента мечтали быть отобранными для выполнения другой миссии. Но никто, разумеется, не мог рассчитывать на это до той поры, пока он не окажется в результате долгой подготовки способным такую миссию выполнить. К середине декабря мне стало казаться, что для меня такой шанс уже никогда так и не наступит. Я хотел бы вернуться снова на Оцудзиму. Там, по крайней мере, сама атмосфера базы была хоть какой-то компенсацией за то, что тебя пока еще не посылают на задание. Там редко кому доставалась добрая затрещина за то, что он сделал что-нибудь не так или что-то забыл. Мне представляется, это происходило потому, что большинство людей на Оцудзиме были моряками. Подобно подводникам во всем мире, они выработали свой собственный кодекс поведения. Офицеры всегда были предельно доброжелательны к унтер-офицерам, в особенности к тем, с кем они раньше служили, а сержанты и старшины, в свою очередь, дружелюбно относились к рядовым, отнюдь не подавляя тех. Они старались учить, но не властвовать над новенькими. И все они были по-доброму расположены к нам, прибывшим с Цутиуры. Вся база была – иначе это не назовешь – одним большим домом, в котором жила одна большая семья.

Поэтому мы все впали в уныние, когда было объявлено, что часть из нас переводят на новую базу «кайтэнов», которая организуется на Хикари. Никто не жаждал отправиться туда, поэтому все надеялись быть оставленными на старой базе.

Моему подразделению не повезло. Когда катер, на котором мы должны были отправиться туда, не смог появиться 15 октября, мы было воспрянули духом. Может быть, командование передумало? Увы, мы надеялись зря. Уже на следующее утро все сорок восемь из нас стояли на палубе катера, направляясь на новую базу, а через два часа выгружались на Хикари. И с первых же минут нам дали почувствовать, что представляет собой наше новое место службы.

Сойдя на берег, мы разобрали свои пожитки, построились в две шеренги и неспешной походкой направились было к зданию штаба, когда по дороге нас перехватил офицер.

– Что за выправка! – заорал он на нас. – Кругом! Вернитесь на пристань и пройдите как следует!

Мы бегом вернулись обратно, снова выстроились в две шеренги и строевым шагом направились к штабу.

– Так-то лучше! – удовлетворенно произнес офицер. – Надеюсь, урок пойдет вам впрок. С этой минуты, если вы сделаете что-то не по уставу, будете повторять снова и снова, пока не научитесь делать правильно!

Однако следующие слова, которые мы услышали от него, заставили нас тут же позабыть то первое неприятное впечатление.

– Вы уже получили достаточно основательную подготовку, – сказал он, – поэтому мы планируем допустить некоторых из вас к самостоятельным выходам в море. И сделаем это немедленно! Завтра же! А пока что устраивайтесь на новом месте. Я – старший лейтенант Кэйскэ Мията, являюсь заместителем начальника базы. Позднее вы увидите и других офицеров базы.

Но еще больше нас впечатлили отведенные нам помещения. Их вполне можно было назвать превосходными. Комнаты оказались очень просторными, а меблировка просто потрясла нас. На Цутиуре мы спали в гамаках, а на Оцудзиме – на татами. Здесь же у нас были настоящие кровати западного типа. Нам предстояло жить не в стандартной казарме, а как будто в большом современном отеле со всеми удобствами. Может быть, жизнь на Хикари окажется, в конце концов, не столь уж мрачной!

Тем же вечером был объявлен общий сбор, и нам представили наших новых командиров. Мы сразу почувствовали себя более спокойно. Речи, сказанные этими офицерами, ничем не отличались от тех, что нам уже приходилось и раньше слышать много раз, поэтому они не произвели на нас большого впечатления. Кроме того, мы начали понимать, что наша интенсивная подготовка на Оцудзиме сделала свое дело – мы уже знали «кайтэны» не хуже людей, стоявших сейчас перед нами. В нас начинало формироваться чувство превосходства, и первая резкая встреча с лейтенантом стала постепенно забываться. Слушая вполуха давно набившие оскомину речи, мы думали только о предстоящем ужине. За время дороги на базу мы все сильно проголодались.

Но под конец этого мероприятия мы здорово повеселились. Один из последних выступавших перед нами офицеров вышел вперед, держа в руке короткий стек. Он указал этим стеком на нас и произнес намеренно низким, идущим из самого нутра голосом:

– Я – младший лейтенант Мамору Миёси! Здесь все меня называют Миёси Сэйкай Нюдо!

Никто из нас не смог удержаться от смеха. Этот человечек с совершенно детским личиком присвоил себе известное всем из нашей истории имя, имя сильнейшего человека, создателя одного из самых популярных в Японии видов спорта – национальной борьбы сумо. Этот худощавый офицер, сто шестьдесят восемь сантиметров роста, стоявший сейчас перед нами и претендовавший на то, чтобы выглядеть более сильным и солидным, чем он есть на самом деле, представлял собой воистину комическое зрелище.

На следующий день мы все с горящими от оптимизма глазами принялись за работу. На базе Хикари имелось уже семьдесят «кайтэнов» и, хотя всего курсантов было более двухсот человек, мы, прибывшие с Цутиуры, чувствовали, что нам вскоре предстоит выйти в залив на настоящих торпедах. Примерно половина из этих двухсот курсантов совсем недавно прибыли из Нары, мы же, безусловно, были подготовлены гораздо лучше них. И хотя я еще не выходил на «кайтэне» в море, даже в качестве «пассажира», мои шансы выглядели достаточно хорошо. Если пока отбросить этих сто человек с Нары, получалось семьдесят «кайтэнов» на сотню курсантов. «Ждать осталось уже недолго», – твердили мы друг другу.

Но выйти в море в этот же день не получилось. Несмотря на то что имелось около шести дюжин «кайтэнов», ежедневно в море могли выходить только около двенадцати курсантов, человек шесть в первой половине дня, а остальные – во второй. Причина крылась в нехватке техников, обслуживавших торпеды. На базе имелось только примерно сорок пять технических специалистов, имевших опыт обслуживания торпед модели 93 и «кайтэнов». «Кайтэны» были новейшим оружием, и требовались усилия команды из семи техников, чтобы проверить и подготовить каждую из торпед к учебному выходу в море, а после выхода снова проверить ее и заправить жидким кислородом. Этот процесс занимал от четырех до пяти часов, считая с того момента, как «кайтэн» снимали с колодок, на которых он покоился на складе, и до того, как он снова оказывался там. Нас снова охватило уныние. Похоже было на то, что корабли врага успеют задымить во Внутреннем море Японии, прежде чем мы сможем нанести по ним удар.

Свою роль в снижении темпов нашей подготовки сыграли и американские подводные лодки. К этому моменту они потопили сотни наших судов, в том числе и много танкеров, которые доставляли сырую нефть из Голландской Ост-Индии в Японию. Каждый «кайтэн», выходивший в залив, сопровождался скоростным торпедным катером, аналогичным американскому катеру серии РТ. Моторы этих быстроходных катеров работали на высокооктановом бензине, который становилось все труднее и труднее доставать. Наши офицеры не уставали напоминать нам, что по всей Японии люди, даже военные, все больше и больше переходят на гужевой и газогенераторный транспорт.

– Извлекайте максимум пользы из каждой минуты, проведенной в воде, – говорили они. – Наши торпедные катера не могут крейсировать неограниченно долго. В наши дни каждая капля высокооктанового бензина столь же драгоценна, как и капля человеческой крови!

И вот при всем при том вечером 22 декабря на доске приказов я увидел свое имя в списке назначенных на выход в море на следующий день. Не веря своим глазам, я вчитался в текст приказа. Нет, все правильно: главный корабельный старшина Ютака Ёкота, «кайтэн» номер 27, выход назначен на утро следующего дня. Пришло, наконец, время и для меня! Это первое испытание в море выявит, смогу ли я управлять боевым оружием. И если я выдержу его, меня допустят к дальнейшей подготовке, а потом, возможно, и назначат на задание. Сломя голову я помчался в свою комнату поделиться новостями с моим лучшим другом, главным корабельным старшиной Ёсихито Ядзаки. Свой первый выход на «кайтэне» он совершил только вчера. Я засыпал его вопросами, так что он в конце концов поднял руки, сдаваясь.

– Да успокойся ты, Ютака, – остановил он поток моих вопросов. – Тебе вряд ли стоит меня так расспрашивать. Каждый из нас должен сам почувствовать «кайтэн». И все «кайтэны» хоть немного отличаются один от другого по своим свойствам. Так что ты должен сам все это освоить. Здесь я тебе не помощник.

Но он все же помог мне тем, что набросал на бумаге схему, которую я мог использовать для ориентировки под водой. На ней я отметил все курсовые углы, скорости и, самое главное, время в секундах, то есть обозначил свой путь на каждом отрезке своего маршрута. Шел уже двенадцатый час ночи, когда мы стали укладываться спать. Раздеваясь, Ядзаки приостановился и произнес:

– Не оплошай завтра, Ютака. Если все пройдет нормально, тебя допустят к дальнейшему. Здесь любят тех, кто лихо носится на своем «коне». – Сказав это, он лег и сразу же уснул.

Но мне не спалось. Я продолжал прокручивать в мозгу все те вопросы, о которых следовало позаботиться. Не села ли батарейка в моем карманном фонарике? Я не мог позволить себе остаться без запасного освещения, если бы вдруг вырубилось электричество в моей кабине. А мой секундомер? Как давно я проверял его на точность хода? Если он подведет меня, я могу врезаться в скалу или пойди на дно как камень. И вся моя предыдущая подготовка пропадет впустую.

Затем я подумал о своем завещании. Вдруг завтра под водой со мной что-нибудь случится? Я хотел бы оставить хоть несколько слов. Так что надо будет захватить с собой карандаш и бумагу.

Все эти мысли и множество других крутились у меня в голове, не давая заснуть. Не в силах лежать в кровати, я встал и начал разбирать свои пожитки. Будет нехорошо, если кто-то станет копаться в них перед отправкой на родину и обнаружит беспорядок. Я заглянул в свою тумбочку, и то, что я там увидел, заставило меня ужаснуться. Все ее верхнее отделение было забито грязным бельем и одеждой, являя собой в высшей степени отвратительное зрелище. Что же случилось с всегда щеголеватым курсантом летного училища Ёкотой с Цутиуры? В летном училище от меня, как и от всех других, требовали, чтобы мы хранили каждый предмет нашей одежды на раз и навсегда определенном для него месте. Каждый вечер я стирал все испачкавшееся за день, так что мои личные вещи на следующий день могли пройти самую тщательную инспекцию. Но в расслабляющей атмосфере Оцудзимы я явно забросил старые привычки. Ну и неряхой же я стал! Я отобрал грязные вещи, чтобы пойти их постирать. Старшина Одзава, разбуженный моей возней, сердито выглянул из-под одеяла.

– Что ты там затеял, Ёкота? – свирепым шепотом спросил он, старясь не разбудить остальных. – Мне кажется, тебе завтра утром надо выходить в море? Марш спать! Тебе надо отдохнуть.

– Никак не могу заснуть, Одзава, – ответил я. – Послушай, можешь выручить меня? Если завтра со мной что-нибудь случится, разбери, пожалуйста, мои вещи. То, что вам понравится, возьмите себе. Но там есть четыре или пять грязных фундоси. Так заверни их во что-нибудь и выброси, чтобы я не опозорился перед всеми.

Представив себе, что он выбрасывает мои фундоси, то есть набедренные повязки, Одзава расхохотался так, что едва ли не перебудил всех остальных.

– Да не волнуйся ты так! – отсмеявшись, сказал он. – Тебе ведь предстоит пройти четыре или пять миль по заливу. Ничего с тобой не случится!

С этими словами он снова нырнул с головой под одеяло, а я остался стоять, чувствуя себя дурак-дураком. В конце концов я плюнул на все, снова засунул вещи в тумбочку и тоже нырнул в постель.

На следующее утро, сразу после завтрака, я бросился в эллинг с «кайтэнами», находившийся недалеко от уреза воды. Вот и мой номер 27 покоится на двух опорах. Рядом с ним я нашел и Ивао Китагаву, старшего техника, начальника технической службы.

– Вы выходите сегодня на нем? – спросил он меня.

– Так точно! – ответил я, вытягиваясь по стойке «смирно».

– Вам с ним повезло, – сказал техник. – Двигатель в отличном состоянии. Хотя все же не помешает быть поосторожнее. Всегда с ними одна и та же беда, пока не разработаются. Клапаны несколько туговаты.

– И насколько они туги? – спросил я.

Тугие клапаны для меня означали то, что при управлении торпедой придется прикладывать большие усилия на рычаги.

– Да в общем-то ничего страшного, – успокаивающе улыбнулся он мне. – Думаю, вы сможете с ним справиться без особых проблем. Главное, не волнуйтесь. А сейчас садитесь и осмотритесь.

Мой «кайтэн»! Я быстро поднялся по приставной лесенке и через верхний люк опустился на место водителя. Этот же люк использовался для покидания торпеды, что было предусмотрено в соответствии с распоряжением Генерального штаба военно-морских сил. Но никто из нас никогда даже в разговорах не касался этого вопроса. Каждый намеревался оставаться в торпеде вплоть до попадания в цель.

Вокруг сиденья блестели и сверкали новенькие рычаги управления. Освещение работало безупречно, но везде виднелись следы тавота – механики не пожалели его на смазку. Рычаги ходили туговато, но я понял, что для тридцатиминутного маршрута «кайтэн» находится во вполне удовлетворительном состоянии. Теперь я должен был доложить командиру базы. Я выбрался из отсека, сказал старшему технику, что я удовлетворен осмотром, и отправился искать командира. Он стоял на ступенях здания штаба.

– Разрешите доложить! – отрапортовал я. – Главстаршина Ёкота готов к тренировочному выходу на «кайтэне» номер 27! Район действия – номер 1! Скорость не более двадцати узлов! Продолжительность выхода тридцать минут! Цель – отработка погружения, всплытия и ориентирования под водой! Выход назначен на 8.30!

– Ваш первый выход? – спросил он.

– Так точно!

– Видимость сегодня не очень хорошая, – предупредил он, – так что будьте очень внимательны при всплытии. «Кайтэн» проверили?

– Так точно!

– Кто вас сопровождает?

– Торпедный катер номер 220, сэр! Командует лейтенант Цубои!

– Отлично. Действуйте!

Вернувшись к эллингу с торпедами, я обвел взглядом поверхность бухты. Командир был прав относительно видимости. Над водой висел довольно плотный туман. Может быть, когда солнце поднимется повыше, он развеется? Волнения на воде не было – что идеально подходило для «кайтэна». Но от воды тянуло промозглым холодом. И это снова заставило меня вернуться к мыслям о моей возможной неудаче во время выхода. Не хотелось бы покидать торпеду в такой холодной воде.

Техники выкатили мой «кайтэн» из эллинга на пирс, и с этого момента все мое внимание было сосредоточено на нем. Лагом к пирсу стоял торпедный катер 220-й, ожидая, когда мой «кайтэн» спустят на воду. Я снова забрался через верхний люк и ощутил мгновенный приступ страха, когда люк над моей головой закрылся. Включив свет, я снова окинул взглядом все циферблаты и приборы управления, а затем занялся перископом. Изобретатели «кайтэна» предусмотрели совсем незначительное пространство для его водителя. Даже мне, не очень крупному человеку, было трудно поворачиваться в тесноте отсека.

Прямо перед лицом находился монокуляр перископа и две его рукояти. Справа от меня располагалась рукоять для подъема и опускания перископа. Справа вверху имелся рычаг скорости, регулирующий подачу кислорода в мощный двигатель, работавший в отсеке у меня за спиной. Опустив другой рычаг, я включал стартер и открывал кран подачи горючего. Вверху слева от моей головы имелся рычаг для изменения угла наклона горизонтальных рулей моего оружия. Отклоняя их в ту или другую сторону на больший или меньший угол, я мог изменять скорость погружения или всплытия. Слева от меня внизу, у самой палубы, находился вентиль клапана для впуска забортной воды в балластную цистерну. Это было предусмотрено для стабилизации веса «кайтэна» по мере расходования кислорода, используемого в качестве окислителя. Справа от меня располагался руль направления. Во время выполнения задания прикосновение его станет моим последним ощущением – его я буду сжимать в руке, направляя торпеду прямо в борт вражеского корабля.

Человеку, которому суждено управлять «кайтэном», надо было бы иметь шесть рук. И примерно столько же глаз, чтобы следить за всеми приборами на пульте управления. На нем располагались циферблаты гирокомпаса, часов, глубиномера, указателя расхода горючего и манометр, показывающий давление кислорода. Все эти параметры надо было постоянно отслеживать, а находившийся здесь же перископ так и норовил ударить вас по голове, если вы чересчур резко развернулись или врезались в какой-нибудь подводный объект. Недаром так много курсантов на базе Хикари постоянно красовались с забинтованной головой.

Ожидая, покуда кран снимет «кайтэн» со мной с транспортной тележки, я принялся мурлыкать себе под нос что-то мало мелодичное. Но это все же помогло мне справиться с волнением, к тому же снаружи меня никто не мог услышать. Я понял, что нашел прекрасный способ снять предстартовое напряжение. Вскоре я почувствовал, что «кайтэн» подняли в воздух. Ощутил я и тот момент, когда его опустили в воду. Стали слышны удары волн по его бортам. Я также слышал скрип тросов, которыми мое оружие найтовили к борту торпедного катера № 220.

Затем у меня над головой прозвучали три удара по корпусу. Это мои товарищи спрашивали, все ли у меня в порядке. Я ответил им тоже тремя ударами, подтверждая, что все нормально. Вслед за этим сквозь металл бортов проникла вибрация – торпедный катер запустил моторы, и мы двинулись на просторы залива. Вскоре катер уже вышел на исходную точку моего старта. Снова несколько стуков по корпусу – мне давали знать, что через десять секунд я должен стартовать. Медленно досчитав до десяти, я глубоко вздохнул и, нашарив рукой рукоять стартера, повернул его вниз. Я вышел на маршрут!

В этом своем первом выходе я должен был отработать погружение и всплытие, а также движение под водой. Итак, насладившись несколько секунд скольжением по поверхности воды, я вспомнил о столь драгоценном высокооктановом бензине и принялся за работу. Переложил горизонтальные рули на минус четыре градуса и стал погружаться, следя за глубиномером. Тридцать футов… сорок пять… шестьдесят футов! «Слишком быстро, Ёкота», – сказал я сам себе и стал выравнивать торпеду. Все рычаги ходили довольно туго. Они либо вообще не хотели поддаваться моему нажиму, либо срабатывали чересчур сильно, когда я давил на них изо всех сил. В конце концов мне удалось выровнять «кайтэн» на семидесяти пяти футах, хотя и с большим трудом. Слава богу, сказал я про себя! Еще футов пятнадцать, и я бы врезался в илистое дно залива.

Но теперь, поскольку я переложил рули слишком интенсивно, мой «кайтэн» шел к поверхности под углом три градуса. Горизонтальные рули ходили туго, и я не мог установить их на нулевой угол. Со стыдом я увидел показания глубиномера – торпеда уже была на поверхности моря. Наверное, моряки на катере тоже увидели ее и теперь хохочут надо мной. По заданию же я должен был идти под водой на глубине не более пятнадцати футов, опускаясь чуть ниже этой глубины и вновь поднимаясь к ней.

Я взглянул на секундомер, который был у меня при себе, затем на картушку компаса. Кроме прочего, мне следовало выдерживать определенный курс и скорость, поскольку я должен был выйти в море и вернуться к месту моего старта через определенное время. Убедившись, что я держу упрямый «кайтэн» на требуемом курсе, я снова погрузился и затем всплыл. На этот раз мне удалось остановить погружение на пятнадцати футах и вести мою торпеду на этом уровне. Именно на такой глубине «кайтэну» предстояло идти на врага, чтобы поразить его в самое уязвимое место, то есть ниже ватерлинии.

Убедившись, что мне удалось удерживать «кайтэн» на глубине пятнадцати футов, я решил поднять перископ, чтобы осмотреться. Это оказалось тоже не просто сделать, и мне пришлось приложить все силы, чтобы поднять его. К тому времени, как мне удалось справиться с ним, беглый взгляд, брошенный мной на глубиномер, сказал мне, что «кайтэн» идет уже на глубине шести футов. Меня снова выбросило на поверхность моря!

На коленях у меня лежало полотенце. Я весь обливался потом, он заливал мне глаза. Вытерев полотенцем лицо, я принялся успокаивать себя. «Успокойся, Ёкота! – сердито повторял я. – Ты волнуешься, поэтому и делаешь все не так. Если это будет продолжаться, тебе не светит стать водителем „кайтэна“. Тебя больше даже близко не подпустят к нему!»

Мне все же удалось немного успокоиться и сосредоточиться на управлении торпедой. Этому помог и взгляд, брошенный мной через перископ. Остров Усидзима, находившийся у выхода из залива, просматривался слева от меня, градусах в двадцати по курсу. Если я буду продолжать идти этим курсом до тех пор, пока самая высокая точка этого острова не окажется точно на траверзе слева от меня, я достигну нужной точки, исходя из которой мне надо описать широкую дугу, чтобы лечь на обратный курс. «Ну уж на этот-то раз я сделаю все правильно», – сказал я себе.

Я снова погрузился под воду. Рычаги ходили теперь чуть свободнее, и я смог спокойно уйти на тридцать шесть футов. Затем подвсплыл до пятнадцати футов, стандартной глубины подводного хода. С этой глубины водитель может на краткий миг поднять перископ над водой, чтобы быстро сориентироваться. Теоретически каждая субмарина-носитель может положением своего корпуса задать «кайтэну» требуемый курс, а пилоту останется только выдерживать его строго по компасу. Офицеры в центральном посту лодки в состоянии даже рассчитать для каждого водителя все данные для атаки. Если противник идет определенным курсом относительно субмарины, ее офицеры могут сделать быстрый расчет для «кайтэна», что поможет ему перехватить врага. Водителю достаточно, например, услышать следующее: «Следуйте курсом тридцать градусов при отходе от лодки. Идите на скорости 25 узлов в течение двенадцати минут и тридцати секунд». Если расчет будет правильным и водитель выдержит эти параметры, то, подняв перископ, он увидит врага прямо перед собой и окажется в четырех-пяти сотнях метров от него. Затем ему останется только дать полный ход 40 узлов, направляя торпеду врагу под ватерлинию.