Текст книги "Собрание сочинений в шести томах. Том 2"

Л.З. молотил арфой по экрану и по самому ящику… не слыша ее криков и воплей… заткнуть все это в их глотку… паскуды… но то диктор, то дикторша, омерзительно артикулируя профессиональными изрыгателями трупных новостей, патетически огрызались на удары обезумевшего от невыносимого отвращения Л.З. …Небезызвестный Джеймс Рестон, которого уж никак нельзя заподозрить в просоветских симпатиях… Расстановка сил на международной арене… Обречена на провал… Латинская Америка бурлит… лучше подохнуть… подохнуть… чем жрать это говно… проклинаю… не-на-ви-жу… Великий корифей всех наук, родной Сталин, вдохнул новую жизнь в мировое языкознание…

Выкрикнув этот бред, телевизор заагонизировал… затрещал… зашипел… задымил, наконец, жалобно пукнул от последнего удара, и яркая звездочка умирания, тихонечко померцав на мертвенно посеревшем экране… печально царапнула выпученные зрачки Л.З. и упала вниз, в угол… истлела…

Выпала арфа из совершенно ослабевших рук Л. З. Стон ее измученного ударами унижения естества так и растекся по полу. Л. З. Ус… Ус… уставился на фото Хозяина. Губы дрожали. Ноги подкашивались. Голоса своего не слышал – так он был слаб, – но говорил, превозмогая страх и ненависть… тебе все еще мало?… может быть, хватит?… тебе осталось съесть Мехлиса, как шашлык… ешь… ну ешь… что же ты не ешь?… хотел поглазеть, как подыхают коммунисты, чтобы самому было легче?… поглазей… пи-дарас царской охранки…

Выговорившись, Л.З. спохватился. Огонь в толчке совсем погас, но плотная кипа записок, полученных в президиумах разных сборищ, еще тлела. Жарок на глазах зарывался все глубже под чернь сгоревших бумажонок. И сквозь чернь проглядывали следы человеческих почерков… бездарных… островъедливых… хамоватых… наивных… вопящих в частном порядке… параноидальных… недовольных… восторженных… тупых… безликих… зачем?… зачем?… кто писал?… кому писал?… Л.З. удивился всему этому как чему-то абсолютно лишнему и ненужному, а не то что бы бесконечно далекому, что было странно.

Ведь он буквально обожал… голос человека из гущи масс… так и не взялся за труд «Избранные ответы»… схлопотал бы «сталинку»… плевать…

Сунул в тлеющие бумажки чье-то письмо. Встал на колени и начал раздувать пламя. Клочья сажи взлетели мимо лица, закружились над склоненной над толчком головой, падали за шиворот. Он не замечал их, но дул… дул… дул… страстно желая только одного – вспышки огонька как явления хоть какой-нибудь живой твари в могиле этого проклятого дома. И когда огонек вспыхнул-таки, Л.З. ощутил себя таким заслуженно счастливым существом, каким не чувствовал даже при награждении первым орденом Ленина, а также при присвоении звания генерал-полковника.

Он, разумеется, не мог осознать всего этого как примету явления образа настоящего дела, истинно, а не ложно прочувствованного первый раз в жизни, но не мог также не ощутить прилива животворных сил, всегда сопутствующих любому нормальному человеческому труду… плевал бы я, сволочи, на вашу ебаную Вершину из своей пещерки… ползите… грызитесь… топчитесь… воняйте в носы друг другу… плевать… огонь… парочка Танек-Лялек… никаких Верочек… хватит с нас грязных блядей школьных парт… тигровая раскладушка… снайперское ружье и… пропадите все пропадом… э-эбу, понимаете, э-э-бу. Кремирую партбилет… с предварительным облевом… надругаюсь вовсю…

Пламя вновь забушевало в толчке. Л.З., предчувствуя, что сейчас опять должны начаться какие-нибудь муки и мысли о… нет… нет… нет… только для того, чтобы отвлечься, начал читать какое-то письмо. Оно выпало из «Комсомолки». Л.З., собственно, бросил его в огонь, но вытащил обратно, потому что вид у письма был весьма необычным.

Грязноватый треугольник. Бумага в клеточку… из школьной тетрадки… ну-ну… сколько девочек добивались у Мех-лиса приема, но… Разворачивая, тщательно сложенное письмо, вымазал листки копотью… Долго не мог сообразить что к чему, но по стилю и фразеологии с ходу угадал политическую и философскую образину безымянного пока еще корреспондента… с чего это вы его подкинули?… только не заливайте мне мозги, дорогие товарищи, никаких случайностей у нас с вами в эти дни быть не может… Мехлис пережил такое, что… конвертик, видите ли, самодельный… в клеточку… так… так… допустим…

Дорогой Лев Захарович……не могу поверить, что, получив уже три моих письма… вы ни на одно не ответили… Вы, несомненно, поймете специфику почтовых условий, в которых… с пионерских лет мечтал примкнуть к светоносному институту политработников… на переднем крае… вы были примером… не жалея сил… на всех порученных участках… с беззаветной преданностью… идеалы Маркса… нес сначала в массы… дошел почти до Берлина… логово мирового фашизма… переживаю трагедию… для коммуниста худшая из всех… страшней смерти быть обвиненным в предательстве своих идеалов… грубая стряпня циничных чинуш… если Госконтроль привлекает к ответственности за… а также простаивание мощностей… позволительно спросить… готов на любую черную политическую работу… не считая себя никогда евреем, подобно Карлу Марксу… Латинская Америка бурлит… наши глобальные интересы в Азии и Океании требуют… рабочие волнения в Европе благоприятствуют общей… прошу вашего содействия… любой подрывной работе… выбранного лично вами региона… страшно отлучение… переносить лишение свободы… уже в заключении полностью доказал как филолог… поскольку именно Израиль является форпостом американского… на Ближнем Востоке… в свою очередь, ключ от нефти… и прекращения влияния продажных социал-демократов… евреи уже несколько столетий гордо несут звание граждан мира, поэтому… как коммунист коммунисту… не более… ленинским приветом… временно заключенный Опелев… неужели не комично чистить картошку на синхрофазотроне… специалиста… был бы незаменим… полным инкогнито… желаю долгих лет и здоровья… благо пролетарского… мечты лучших умов человечества…

Начало письма Л.З. пробежал с тошнотворным омерзением. Вопль о помощи не мог не показаться штампованным, поскольку письмами такого рода бывшие политработники… сволочи, так и не осознали своей вины… буквально забрасывали из лагерей и тюрем того, кто всегда был для них воплощением идеального военного комиссарства, а в мирное время… бэ-зус-лов-но… являлся совестью Государственного Контроля СССР.

Отчаянные эти вопли Л.З. считал также верхом наглости и политического лицемерия… если Мехлис плевать хотел уже двадцать лет на наши говенные идеалы, то вы хотите сказать, что… не думайте, гаврики… в Госконтроле нет дурачков… трудом искупите свою вину в…

Но, пробегая брезгливым взглядом… логически хитро-мудро организованный наборчик, понимаете, псевдомарксистских аргументиков… подавай ему, видите ли, подрывную работу в любом регионе… Л.З. вдруг почувствовал какую-то странную, даже, пожалуй, навязчивую направленность тошнотворного послания прямо на себя. Даже забыл о твердом решении кремировать партбилет с предварительным над ним надругательством.

Если бы не ужасная изможденность серого вещества, он мгновенно отреагировал бы на то, что вдруг почудилось между строк какого-то… как его?… Опелев… я бы расстрелял замполита с такой капфамилией прямо в логове фашизма… конечно, шпион… мессершмитт, понимаете, круппов нашелся…

Замызганный треугольничек несчастного лагерного письмеца уже подладился от догорающей просьбы другого туповатого романтика… считать его секретарем лагерной парторганизации с пересчетом-вычетом партвзносов из…

Л.З. успел по-горно-орлиному наброситься на последнюю полоску письмеца… Примял быстро огонек и ползущую по краешку жгучую змейку тления… затрясшей его при чтении «ксивоты» зависти к тому, кто где-то там… посиживает, понимаете… но освободится со временем, если не подохнет от безумного удивления перед происшедшим… жить будет… бабы… пистон иваныч… выпивон степаныч… какая идеология?… какая политработа?…

Его начала наполнять вдруг всеразрешающая догадка, но стоять по слабости он уже не мог и поэтому присел прямо рядышком с толчком. Облокотившись на него снова, напомнил сам себе, как тогда с Ройтманом… удачлив был сифилитик в Разливе… чирикал, подлец, на пенечке, а власть сама перла ему в руки, тогда как… но отмахнулся от нелепых мыслишек и боялся взглянуть еще раз на остаток письмеца с обрывком одного слова «ым» и целым-целехоньким словом инкогнито. Оно чем-то походило на худющего, как Мефистофель, длиннющего и упоительно всемогущего фокусника в цирке детства. Черный плащ… белое, как маска, лицо… не верится, что он может быть…

Сначала Л. З. замер от счастья, умоляя сердце не разорваться… это был бы анекдотец… Затем сник… письмо попало в руки случайно… он там не мог не знать, что Мехлису, понимаете, не до чтения всяких «ксив» и писулек… а если бы не прочитал?… оно уже горело… прах… а вот для того и существует, товарищ, политическое руководство… до вас дошло бы это иными путями… Партия знает, что такое историческая необходимость…

Л.З. как бы испытывал на прочность невообразимо хрупкую надежду… невидимую совершенно соломинку спасения. Прикидывал так и эдак. Сопоставлял. Презирал себя за детскую пронзительность доверия к чудесам гороховым…

И, наконец, трепетно уверовал, что все обстоит именно так… именно так, а не иначе, потому что абсолютно ранее необъяснимая идея несусветных похорон… колонных… митингов… газеты… мировое общественное мнение коммунистических и рабочих партий… семья… соратники… кремация – все моментально вставало на свои места в полнейшем соответствии с художественно-политическим замыслом… гений… чистый гений… Мехлиса же надо убить… нет – мало убить… лишить партстажа… прости… прости… Счастье, что не кремировал партбилет… счастье…

Л.З. подполз под фотопортрет Хозяина, встал на колени и глубоко поклонился. Его трясло так, как ни разу не трясло за все эти безумные дни, от всеразрешающей догадки, при-стыженности, признательности, от яростного сознания своей мозговой нерасторопности и ужаса перед тем, что могло случиться, если бы он успел совершить… говнюк… диверсию в собственном организме… довести до инфаркто-ин-сультов… тут поповщина права… нельзя накладывать… но не случилось… спасибо… прости… прости…

Он обращался к Хозяину как к отцу – на «ты» и, если бы тот сказал сверху: возьми штатский галстук и собственноручно удавись, Л.З. немедленно удавился бы восторженно и аккуратненько… да… аккуратненько… после того, как схамил ему по телефону… приятного вампиршества… обвинил черт знает в чем, а главное, не разгадал далеко идущего… мало убить… убить мало… прости…

С трудом встав на ноги, подтянулся на цыпочках, поцеловал угол фотографии и приложился к ней лбом… прости… спасибо… я докажу… умру за тебя… прости…

Так и стоял некоторое время. А все случившееся за эти дни обрело в его голове окончательный смысл в свете изумительно счастливой догадки и потрясло непостижимой глубиной и стройностью… хорошо, что заквасил и глотнул коньячку… прости за подозрение в ядах… сейчас врезал бы уже дуба раньше похорон и сразу же после кремации… клянусь, Иосиф Виссарионович, подробно описать свой антипартийный сон и понести любое партийное взыскание вплоть до… клянусь… а ты, Семен, все равно – ничтожество…

Л.З. почуял вдруг необыкновенное благодушие и даже пожалел, что сгорел лагерный адрес… как его?… вражеская фамилия… Клопшток?… Золлинген?… это была, я вам скажу, бритва… Бенц?… Фольксвагенов?… впрочем, таких, как этот тупой слюнтяй… полна Колыма… найдем работников поскромней, поумней и без ленинского аппендицита в черепе… Мехлис не искал, понимаете, подрывной работы… не клянчил и не надоедал писульками… работа сама нашла Мехлиса… а теперь… Хватит соплей, говнюк. Соберись с мыслями. Не забудь написать докладную в ЦК насчет поломанной мебели, уничтоженных произведений искусства, часов и прочего трофейного имущества… подлец… я бы на его месте после всего, что… никаких похорон… никаких словопрений и залпов… вон из партии – и гей навек в автономную еврейскую область…

Л.З. вынужден был прилечь. Прилег и подумал, что, если бы каждый настоящий советский человек мог увидеть при жизни собственные похороны, мы бы уже давно жили при коммунизме…

Ничего более чудесного, легкого, пьянящего, словно в юности бабы и удачи карьеры, давно уж не испытывал Л.З., чем валяться вот так… плевать на полный разор… на измождение… начинается новая жизнь и деятельность… подремон-тируемся… чем валяться вот так и лакомиться… другого слова не подберешь… подробностями замысла Хозяина, за частичное постижение которых даже не жаль выглядеть в собственных глазах скудоумной, запаниковавшей крысой… но эту врачиху… дрянь сионистская… я не прощу… вот до этого Мехлис не опустится ни-ког-да… тут уж вы будьте уве-рочки… не задумываясь дам на блядей показания… столько лет орудовать, понимаете, рядом с…

От размышления о Верлене и Версте Л. З. постарался отвлечься. Их роль во всей этой истории была ему совершенно не ясна… все откроется само собой… вполне возможно – они будут засланы вместе со мной… хотя там полно свежа-тинки… Восток… как бы то ни было… в принципе и строго между нами… ебал я верность Ленину и Сталину в лице этих моих многолетних личных провокаторш… Ильичу с Малиновским было не так приятно, как Мехлису… и то…

Л.З. не помнил более тяжких дней в своей жизни. Бывали в ней смертельные опасности, провалы, удручающиеошибки, немыслимые, соответственно, взлеты и спасительные повороты, но таких вот дней, вытянувших из жил почти все силы жизни, сводивших с ума и, по сути дела, форсированно уничтожавших его личность… что-то, дорогие товарищи, Мехлис не припомнит… Все немыслимые для превозможения нормальным человеком унижения, а их Л.З. перенес немало и от самого, и от политбюровской шоблы, не говоря уж о кадровых военачальниках, показались ему вдруг дерьмом по сравнению со значением, придававшимся ему… вот что оказывается… Хозяином, с колоссальным доверием партии и, конечно, с важнейшей порученной ролью… будьте уверочки – кто-кто, а Мехлис наведет там порядок в последней инстанции…

Встать Л. З. уже не мог. Но он и не понимал, в каком физическом состоянии находится. Ему и не нужно было этого, как он полагал, понимать, потому что он и теперь под тщательным наблюдением… Сталин всем им оторвет головы, если… в свой час подремонтируемся…

Вот он лежал и в полудреме обозревал поразительный замысел Хозяина… поколения будут славить его организаторские способности и умение работать с людьми… над Мехлисом, конечно, похохочут, но я им не желаю… в моей шкуре десяти минут… и в основных чертах замысел этот, любовно реконструированный Л.З., выглядел приблизительно так…

Рябая лапуля, бэ-зус-лов-но, признал правоту Мехлиса, откровенно изложившего свое резко отрицательное и принципиально враждебное отношение к содействию СССР… в области, понимаете, образования этого клерикального Жидостана… снимите, Иосиф Виссарионович, умоляю вас, галифе с любого Бен-Гуриона и с Голды Меир – и вы увидите, что каждый социал-демократ в первую очередь еврей, сионист и расист… уверяю вас: Голда – тщательно законспирированный гермафродит. Это данные английской и таиландской разведок… если бы, поверьте мне, наша Фурце-ва с Мариэттой Шагинян тоже были двуснастными, то они не были бы такими дурами… кроме того, некоторых советских евреев начнет тянуть, как магнитом, в родной Жидо-стан, потому что – это объективные данные своевременно запрещенной нами генетики – так называемый «еврейский вопрос», давно ушедший в небытие, продолжает смердеть не в социально-этнической плоскости, а кое-где, понимаете, поглубже… поглубже… что мы будем делать с учеными, композиторами, писателями, инженерами, администраторами и даже с талантливыми жуликами-снабженцами? Придется сажать в первую очередь врачей, бухгалтеров, различных Бусей… есть – не трогать Бусей, Иосиф Виссарионович… всяких Ойстрахов, Пляттов и прочих Райкиных с Кобзончиками, пока они еще пребывают в змеенышах… Зачем нам совать в рот совевреям соску вековечной мечты о Земле Обетованной, когда мы имеем незаселенной одну шестую часть света, понимаете… я верну вам все ордена Ленина, если через два-три года Бен-Гурион не продаст Израиль США. И мы придем гораздо раньше к коммунизму, чем к ключевым позициям Персидского залива…

Много еще чего излагал во время памятного разговора с Хозяином Л. З., излагал с лакейским рвением, смущающим зачастую даже крайне циничных хозяев. Уверял, что трудовая и коммерческая практика хитрых кибуцев перечеркнет и резко скомпрометирует гениальную идею тотальной, насильственной коллективизации. Что евреи неизбежно организуют мобильные вооруженные силы, оснащенные последними новинками американской и советской техники, отбитой у арабов. Что в конце концов этот проклятый, предательский Жидостан, не задушенный нами, понимаете, еще в колыбели, станет опасным средоточием в смертельной борьбе с главным противником – США и их сателлитами…

Сталин, казалось, пропускал мимо ушей и точные аргументы Л.З., но непонятно почему то и дело интересовался различными проблемами, связанными с феноменом гермафродитизма в некоторых отдельно взятых гражданах.

Л.З. вынужден был, потакая, очевидно, тайным, далеко идущим интересам Хозяина, выдумывать на ходу научно-похабные сведения и байки.

Так, например, когда он просто уморил Сталина рассказом об интеллигентной беседе голых Крупской, Розалии Землячки и Стасовой в номенклатурном номере Сандунов-ских бань, тот вызвал Поскребышева и приказал что-то записать. Л.З. обмер от ужаса, поняв, что погиб, если Хозяин решил проверить его разведданные о банном разговоре трех больших интеллектуалок нашей партии.

Надо сказать, что Сталин, с неясной для самого себя и подпитанной смутно-ассоциативной мыслью железной логикой, приказал тогда секретарю срочно наладить производство технических гермафродитов, то есть отечественных амфибий с широким назначенческим профилем… на базе танка «KB», но не «ИС»… Ход мысли вождя был, как всегда, непредсказуем.

После ухода секретаря попросил Л.З. еще раз повторить донесение наших замечательных разведчиц, работающих в бане. Л.З. подумал, что… начинается та самая партконференция о народорождаемости с Пушкиным и Бусей под столом. Сам был не рад, что изоврался, но, рассказывая второй, третий, одиннадцатый раз, странно уверовал, что все так оно и было в Сандунах на самом деле, и мог бы чистосердечно подкрепить большевистскую уверенность партийной клятвой…

…Попивая холодное пивко и сдирая три шкурки с каспийских вобл, голые, распаренные до кардинальской лило-вости, партайгеноссенен вели разговор о необходимости создания в одной отдельно взятой стране искусственной теплой погоды.

– Это позволило бы нам прекратить производство кальсон и трико, а высвобожденные суммы бросить на увеличение выпуска детских тетрадей в клеточку. Нонсенс, но вся бумага идет знаете куда? – сказала Крупская.

– Знаем, – мрачно ответила Стасова. – Но без краткого курса мы не можем. Лучше иметь краткий, чем никакого длинного. Диалектично?

– Ты забыла, Надежда, что при коммунизме старости не будет. Ее навсегда ликвидируют. Что-то ты совсем перестала мечтать по-ленински.

– Мечты, мечты, где ваша сладость, – сказала Землячка, – смахивая с грифьего клюва мутную каплю пота. – Я вот скрыла от партии, что являюсь с рождения гермафродитом, а сама мечтала всю юность быть коммунисткой, произвести революцию и переделать мир к лучшему. Мы победили, угробили уйму народа, разрушили царскую Россию, а пописать, извините, из мужского члена мне так и не удалось.

– Ах, не все ли равно, девчонки, из чего архиписать и квазимочиться? – воскликнула прекраснодушная идиотка

Стасова. – Хотя я уже в пятнадцать лет верила, что революция навсегда покончит с месячными…

– Нет, не все равно, товарищи. Когда ты всю свою личную жизнь подчиняешь с юности воле партии и вдруг думаешь, что вот помрешь, а побрызгать тебе из мужского члена так и не удалось… это, знаете ли, крушение всех грез… Душу разъедают сомнения, стоило ли вообще городить огород, вступать и так далее?…

– Уверяю тебя, Розаличка, ты чудесно пописаешь именно из него при коммунизме, – воскликнула Крупская, выпучив базедовы очи на конспиративный лобок беспощадной чекистки и совести красного террора.

– Скорей бы уж, – устало ответила романтичная мечтательница, прикрыла скрытое от партии хозяйство дубовым веником и виляя, как пожилая чернышевская девица, костлявым тазом, скрылась в клубах пара…

Сталин во время неоднократных повторений бесстрашно сымпровизированной Л.З. байки не просто слушал и похохатывал, но думал… думал… думал…

Наконец, после того, как Л.З. бухнулся ему в ноги и отчаянно взмолился:

– Не создавайте это государство, Иосиф Виссарионович!

Сталин отрезал:

– Мы проголосуем в ООН «за». Создание государства

Израиль – дело, решенное историей…

И вот, полежав перед трудящимися в Колонном, креми-ровавшись, поучаствовав в траурном митинге на Красной площади и замуровавшись в Кремлевской стене, Л.З. осознал, насколько Сталин был прав и дальновиден.

Теперь все становится на свои… местечки, дорогие товарищи… на свои местечки… спасибо, Коба, прости… прости… и положись на Мехлиса… второй крымской операции не повторится… только ты мог провернуть в наше время такой грандиозный маскарадище… такой всемирный фокус-покус.

От каждой новой догадки до каждого нового втискивания многочисленных кусочков головоломки на свои места Л.З. косел, как косеют от очередных рюмашек розовые новички в делах суровой пьяни…

Больше всего его мучал один лишь, в сущности, вопрос: для чего?… вот для чего, идиотина ты госконтрольная… Вася с Курской аномалии… Мехлиса выставляют в Колонном, кремируют и вмуровывают с высшими почестями, чтобы воздать ему должное за… на всех участках… ты понимаешь, что это – раз?… при этом убивается второй зайчик: советские евреи отвлекаются от жуткой депрессии в связи со страхом массовой репрессии… если, понимаете, Мехлиса так хоронят, то, извините, нам можно теперь жить… Сталин – не Гитлер… разве трудно стать из-за этих врачишек антисемитами?… да мы бы… своими руками… под агицын паровоз… это – два… и гарантия, что отъезд в таежные бараки будет проведен спокойно и на классной организационной высоте… затем – в связи с широко освещаемой мировой прессой кончиной Мехлиса, дискредитируется буржуазное общественное мнение и бурно успокаивается совесть магнатов еврейского капитала, финансирующих восстановление и развитие народного хозяйства нашей Родины. Это – заяц номер три… охота, понимаете, не окончена… перестав существовать в умах современников, Мехлис перекантовывается навек в «БСЭ» на букву «М», рядышком с «Мехико», «меховой промышленностью» и турецким султанеусом Мехмедом II… зай гезунд… Мехлис двинулся на вечное сохранение памяти о нем в ваших, так сказать, сердцах, образно выражаясь, дорогие товарищи… вы думаете: это все?… это не все… то, что остается от Мехлиса, валяется не в какой-то там пепельнице, а пепельница вмурована и так далее, в рабочем порядке… нет… то, что остается… а ну-ка поглядим на то, что остается от Мехлиса и кто от него остается?… но это еще – не четвертый зайчишко…

Кое-как поднявшись, но не реагируя на свое состояние, Л.З. доплелся до ванной. Опирался по дороге на стены и вещи. Доплелся и, взглянув на себя в зеркало, не увидел ничего, кроме какой-то странной серовато-зеленой облуп-ленности, похожей на засохшую харкотину в сортирах Госконтроля СССР для простых служащих. Отстранился, как бы налаживая фокус на резкость, – все то же самое: невыразительная облупленность… без намека на чью-либо пер-сональность… Пощупал стену… амальгамностью и не попахивало, как прежде… Вот-вот рухнул бы от очередной неизвестности и постылого сквозняка ужаса между ног, но радостно вдруг обмяк и пожурил себя саркастичной ухмылкой за рецидив недогадливости… дурак… зачем тебе зеркало?… до знакомства с легендой привыкай к внешности какого-нибудь Лейба Вейзмирцуреса… теперь ты – главный резидент Сталина на Ближнем Востоке и, возможно, генсек компартии Израиля… вот вам, товарищ, – заяц номер четыре…

Однако Л. З. не настолько отстранился от себя психологически, чтобы не попытаться как-либо зрительно убедиться в существовании… того, кто…

В столовой валялись приличные куски граненых, хрустальных стекол укокошенного вусмерть буфета. Поднял стекло. Приложил к черному манжету траурного камзола. Приблизил согнутый, подрагивающий от легкого этого напряжения локоть к глазам… и восхитился, совершенно себя не узнав.

Разбитое стекло прекрасно отражало чье-то лицо, до того не похожее даже на лицо востроносого Мехлиса в высококачественном гробу, что Л.З. высоко оценил проделанную партией работу… это по-деловому… зачем тратить валюту на пластическую операцию?… если бы, понимаете, во всем были такими вот экономами… давно бы уж снизили цены на каракулевые папахи… а какой поразительно красивый ход он сделал с папахой… хорош был бы Вейзмирцурес в генеральской папахе в центре Тель-Авива… все, товарищ Мехлис, зай гезунд… с партийным приветом… до новых встреч на мировой арене в тюбетейке генсека…

Л.З. снова улегся, вернее, свалился в кровать, не замечая по-прежнему своего состояния, и происходило это оттого, что сама жизнь перестала в какой-то момент замечать Мехлиса. Она собирала монатки… не дай Бог что-нибудь позабыть… и ожидала смиренно положенного срока… чтобы присесть на дорожку… чтобы все, как у людей, перед провалом в ждущую ее и любящую тьму натурального безвременья…

Сознание Л. З., снова почуяв вдруг что-то неладное, слегка засуетилось… подозрительно долго не было мочеиспускания и отделения кала… все же умотал семгочки, севрюжки, калача с икрою… пил коньяк… странно… ах, неужели не понимаешь, что вместе с едой ты принял секретное средство, замедляющее… вот и все… как всегда – просто и гениально… у этих идиотов фантастов сверхлюди спят тысячелетиями в состоянии… атеросклероза?… цирроза?… биоценоза?… и летят несколько парсеков… что касается генсеков… я поставлю рябой папульке одно условие: открытые счета в банках Швейцарии, Бейрута, Касабланки и так далее… работы в этом регионе невпроворот… валюта со временем окупится во сто крат… он сам это прекрасно понимает и никогда не жалеет средств на стоящее дело… возьмем Курчатова… Он сжался в комочек от неслышного смеха, вспомнив одну из странных и диких выходок рябой миляги.

Хозяин говорил на заседании политбюро и коллегии МГБ о необходимости похищения у США основных ядерных секретов и ряда новых технологических принципов, связанных…

– Неужели среди миллионов советских людей мы не можем найти двух-трех Робин Гудов, которые экспроприи руют чертежи ядерной бомбы у империалистов и переда дут их мировому пролетариату в лице наших вооруженных сил?… Возьмем Курчатова и Королева…

Сказав последнюю фразу, Сталин сделал паузу и отошел к маленькому столику. Он молча занялся прочисткой трубки и набивкой ее папиросным табачком. Берия заерзал на стуле, взглядом спрашивая остальных членов политбюро, а также высших военачальников, приглашенных на заседание: «Как быть, елки-палки, господа?» Все благоразумно помалкивали. Сам Мехлис вдумчиво рисовал в блокноте Розалию Землячку с двумя снастями. Вдруг Буденный высказал мнение:

– Если товарищ Сталин сказал «возьмем Курчатова и Королева», значит, надо брать. Не нас же с вами…

Сказал он это внушительным шепотом и распушив усы. Берия быстро выскочил в секретариат и дал по телефону соответствующие распоряжения. Сталин еще не успел набить трубку. Закурив, он заговорил о дальнейшем развитии физкультуры и спорта в СССР и о выходе его на международную арену. Заседание окончилось.

Через некоторое время Сталин поинтересовался, как идут дела у Курчатова и Королева. Берия ответил, что оба дела закончены. Вскоре состоится суд. Сталин спросил, по чьему распоряжению арестованы ведущие специалисты. «По вашему, – сказал Берия. – Вы сказали „возьмем Курчатова и Королева…“ по совету Буденного мы их взяли немедленно…»

Сталин приказал немедленно доставить к нему Буденного, живого или пьяного – все равно. Берия лично снял усатого жеребчика с одной из умирающих балетных лебедиц и доставил в кальсонах, священно нестиранных со времен гражданской войны, в Кремль. Правда, Буденный успел все же захватить с собой шашку, с которой не расставался даже во время половых актов. Он любил хвастаться, что с помощью именного оружия может превратить в постели любую корову в умирающего гуся-лебедя…

Ах как отрешенно и славно обмирал от хохотунчика Л.З., вспоминая… Репин… просто – Репин… картину публичного унижения своего основного личного врага…

Сталин надавал пощечин Буденному, как по команде подставлявшему то левую, то правую щеку под руку вождя и учителя. После дюжины пощечин он продолжал по инерции вертеть башкой, пока Сталин не гаркнул «смирр-на!». Затем приказал маршалу взять шашку «на-го-о-оло» и немедленно сбрить усы.

Мехлис тогда встал на всякий случай поближе, дав понять присутствующим, что он заслонит Хозяина, понимаете, в нужный момент от…

Буденный моментально сбрил усы острейшей шашкой. Сталин приказал ему съесть усы. Буденный давился, но ел под дружный, продолжительный хохот членов политбюро и собственное плебейское фиглярничанье. Затем Сталин распорядился послать Буденного с кавалерийским полком освобождать взятых Курчатова и Королева. Увидев из окон Генштаба боевую конницу-буденницу и краснощекого, чисто выбритого командира в залихватски сбитой набок легендарной папахе, генералы и другие талантливые злодеи нашего времени будто бы поклялись в кратчайшие сроки закончить скачок от кавалерии к межконтинентальным ракетам и супербомбам.

Тем временем разгорелся последний и решительный бой конницы-буденницы с бдительной охраной лагеря тюремного типа, уже много лет дожидавшейся попытки освобождения врагов народа извне. Когда вся охрана была перебита и мастерски перерублена, лошадь маршала с ходу одолела шлагбаум у вахты и первой ворвалась через сорванные с петель ворота на территорию врага, то есть в зону. Все заключенные, особенно старые большевики и следователи дзержинско-ежовского призыва, были уверены в том, что партия вырвала-таки наконец их родную власть из изувер-ско-узурпаторских лап грузинского бонапартишки. Повсюду появились грязные простыни с объективно антисоветскими лозунгами, как, например: «Даешь свободу!», «Мир хижинам – война дворцам!», «К широкому ответу нарушителей ленинской законности!» и так далее. Кое-кому из прибывших в кавалерийских шинелях стало ясно, что простыни заготавливались подпольно, долго и впрок…

Буденный же рассвирепел так, словно нажрался не усов, а мощного японского возбуждающего средства. Он успел рассечь шашкой на ровные половинки двух старых зеков. Сначала – бышего своего сослуживца, демонстративно кичившегося глубокой порядочностью при зверской ликвидации тамбовского восстания крестьян, а еще раньше при совершении прогрессивных еврейско-погромных рейдов на Украине. Затем – не узнавшего Буденного и потому бросившегося целовать его серебряные шпоры генерал-танкиста – давнившего, заклятого врага кавалерии.