Текст книги "Отряд имени Сталина"

Десант

…Открытый люк, зеленый свет в брюхе самолета, группа выстроилась как положено, по весу, зацепившись фалами за натянутый у потолка трос. Снаряжение плотно закреплено, автомат зачехлен, очки-консервы надеты. Толчок выпускающего по плечу, пошел! Вот он прыжок! Прыжок особенный, боевой…

…За ними устраивали реальные погони с натасканными собаками, учили взрывному делу, стрельбе из всех видов оружия, ориентированию на местности, топографии, разведке. Марши, марши, марши, изнуряющие пробежки и марши… Много позже Николай, или Стояк, как его прозвали сослуживцы из-за выносливости и силы воли, понял, для чего все это было нужно – основной работой разведки являлось перемещение собственных бренных тел, оружия и боеприпасов, снаряжения на большие расстояния. Нелишней была маршевая подготовка и для развития ног перед прыжками с парашютом. Парашютной подготовке вообще уделяли особое внимание, у Николая в активе за время обучения на парашютном значке повисла бирочка с числом «20» – по количеству прыжков… Прыжки были разные, дневные, ночные, с большой высоты, с малой, с грузовыми контейнерами, на лес и на воду. Не так страшно, как казалось сначала – просто способ перемещения…

Удачно вписалась в подготовку и охота на немецких парашютистов-диверсантов, которых немцы выбросили неподалеку от школы, расположенной в Московской области. Немецкий парашютный взвод курсанты-парашютисты Красной Армии перехватили быстро, фашисты даже не успели собраться в боевые порядки, чтобы дать полновесный бой. Это практическое занятие стало для курсантов хорошим уроком о том, что может произойти с десантом…

Немецкий десант разбросало ветром по всему лесу. Было неясно в принципе, на что рассчитывали фашисты, забрасывая своих так близко к Москве, всего в каких-то сорока километрах от города. По тревоге были подняты ближайшие войсковые части, подняли и курсантов со спецкурса НКВД. Лес плотно оцепили, курсанты и войсковая разведка принялись за прочесывание.

Матерые парашютисты-диверсанты, в свое время десантировавшиеся на Данию и молниеносной операцией поставившие страну на колени, выброшенные в подмосковном лесу, проиграли свой первый же бой. Их находили на деревьях, выслеживали по отчетливым следам на снегу, загоняли в овраги, в ловушки, в засады. Старались брать живьем. Первых же пойманных контрразведка допрашивала на месте.

…Николай тогда впервые убил человека. Несколько парашютистов, перемигиваясь фонариками точка-тире, нашли друг друга. Собрались вместе, видимо, собираясь прорываться из окруженного леса. И засветились по полной программе. Сдаваться фрицы не собирались; увидев преследовавших их курсантов, парашютисты залегли в круговую оборону и открыли огонь. После скоротечной перестрелки фашистов забросали гранатами. Когда Николай подошел проверить убитых, один из фашистов, не добитый гранатой, неожиданно резко повернулся к нему с автоматом в руках. Коля и глазом не моргнул, как его винтовка, будто сама по себе, хлопнула, и фриц осел с дырой в груди. Тогда Николай Удальцов не испытал никаких особенных ощущений; находясь в боевом мандраже, он механически обыскал трупы, вместе с товарищами собрал снаряжение парашютистов, отнес к грузовикам, туда, где работали контрразведчики.

…Николая тогда поздравили товарищи, командование. Оказалось, что он положил матерого диверсанта, подполковника немецкой армии, кавалера Железного Креста. Не было ни описываемых классиками душевных страданий, ни ночных кошмаров. Николай был воином и хотел убивать врагов. И делать это хорошо…

…Место высадки изучали слишком тщательно, чтобы промахнуться, погода была спокойной, безветренной. Десант прошел гладко, ни один из парашютистов не потерялся, приземлились без травм. Собирались, как и было условлено, у обозначенного на карте ручейка у подножия высокой меловой скалы, разглядеть которую удалось даже при ночном прыжке. Осмотрелись. Командир выслал тройки разведчиков. При разработке и планировании десантирования Отряда упор делался на то, что место высадки должно быть как можно более пустынным и труднодоступным. Для выполнения главной задачи Отряду имени Сталина нужна была скрытность, и обеспечить ее было приказано любыми способами.

Временный лагерь поставили быстро, но основательно. Особое внимание бойцы уделили маскировке. В Отряде работали все, невзирая на возраст и звания. Командир Отряда подполковник государственной безопасности Сергей Ерошкин, несмотря на свои сорок, наравне со всеми рубил ветки для шалаша и маскировки, лично поднялся на высотку с дозорными, расчистил и подготовил поляну для приема следующей группы.

Отряд ожидал приема еще трех групп, а также контейнеров с необходимым снаряжением. Разместить на отдых надо было всех новоприбывших, поэтому работали в ударном темпе. Поужинали на скорую руку, сухим пайком и галетами, тем более что отрядный повар Наиль Садуллоев должен был прибыть со следующей группой.

В первую ночь не спал никто. Все с напряжением ждали прибытия следующей группы. Вслушивались, вглядывались в ночное небо. Николай с удовлетворением отметил, что погода для десантирования идеальная, в небе царил полный штиль. Наконец в строго условленное время в небе послышался приглушенный гул авиамоторов. Бойцы мгновенно разожгли заранее сложенные и облитые керосином костры по краям поляны. Гул самолета приближался… Наконец долгожданный шелест парашютов. Не выдержав ожидания, ребята бросились встречать своих. Пересчитались, не хватало двоих. Командир приказал гасить сигнальные костры, оставив только один, на краю поляны. Разбились на тройки, но прочесывать лес не пришлось – «пропащие» самостоятельно выбрались. Оказалось, ребят отнесло на деревья, но совсем недалеко от полянки. Две тройки сразу отправились к указанным деревьям, высвобождать застрявшие парашюты и зачищать место высадки от следов. Уже светало, когда бойцы втянулись в заранее приготовленные шалаши, и вовремя. Над лесом показался немецкий самолет-разведчик – «рама», как его прозвали за сдвоенный хвостовой фюзеляж. К счастью, самолет даже не задержался над их поляной, стараниями маскировщиков ничем не примечательной в ряду бесчисленного количества таких же…

…Несколько секунд Ваня не мог понять, что с ним произошло. Правильно вышел из люка, купол открылся, а дальше тишина. В памяти всплыл какой-то темный силуэт, похожий на здорового мужика с распростертыми объятиями. Он осторожно открыл глаза, осмотрелся. Полная, оглушающая лесная темнота. Ни поляны, ни костров. Попробовал пошевелиться, ощутил дикую боль во всем теле, но, как ни странно, двигаться смог. Мир колыхался вокруг вкривь и вкось. Наконец Ваня понял – он попросту приземлился на деревья и, похоже, повис на парашюте. Причем вверх ногами. Нащупал висящий на плече острый нож стропорез. На месте.

Резать дорогой шелковый парашют казалось святотатством, но выбора не было. Потихоньку освободив запутанные плечи, Ваня прошелся пальцами по омертвевшим от впившихся строп бедрам. Интересно, далеко ли до земли? Но надо освобождаться как можно быстрей. Вдруг десант обнаружен и их уже ищут поисковые отряды?! Ване даже послышался лай овчарок, и он, не рассуждая больше о высоте и гравитации, принялся яростно пилить запутавшиеся стропы. Пошла… пошла! А-а-а!..

…Девушка в льняном белом платьице склонилась над ним. Соломенные, светлые волосы щекочут лицо, тонкие, нежные пальцы гладят его по голове.

– …Ваня… Ванечка… Ванюша… – Пальцы теребят его, сжимают все сильней и сильней, Иван чувствует жгучую боль.

– Да, я! Это я! – Иван кричит, начинает вырываться, что-то горячее, липкое течет по его лицу…

– …Тихо, тихо, не ори, Ванюша. Ну и крепкая же у тебя башка, – пробормотал Николай, наматывая бинт виток за витком на окровавленный затылок товарища, прямо поверх порванного десантного шлема. – Я гляжу, ты пока падал, полдерева отрубил. Ну и налил же ты кровищи…

– Слава Богу, вы меня нашли быстро, а то я бы тут и помер, – Ваня поежился. – Как ты меня так быстро, а? По запаху учуял? Или я кричал, когда падал?

– Ты ж прямо у полянки приземлился, по парашюту и нашли, вон он, светлеет. Мне еще лезть за ним. Да ты лежи, лежи, сам сниму…

Партизаны

…Николай еле слышно выдохнул и приоткрыл глаза. Летнее июньское солнышко било через листву. Шаловливый лучик пробирался сквозь ресницы, пробуждая от забытья… Николай, не шевелясь и не открывая глаз, попробовал пошевелиться. Боли не было нигде, кроме крепко контуженной головы. Как говорил инструктор, голова – не конечность, а отросток, новая не вырастет, но при беге не мешает… Что-то в новых товарищах было неправильно, настораживало. Коля, хоть убей, не мог сказать, что заставляло его сдерживаться, но чутью своему он доверял. Вроде ребята хорошие, спокойные. Дружелюбные, даже слишком. Коля водички набрать пойдет, и Федор не поленится, встанет, сразу за ним увяжется. Коля оправится, глядь, а Федька тут как тут, щерится, всем видом излучая дружелюбие.

– …Слушай, может, подержаться хочешь? – необидно спросил Коля, и Федор, автоматически улыбаясь, закивал. Потом опомнился, засмеялся, погрозил увесистым кулаком, отошел. Правда недалеко. Примостился на травке в шагах двадцати, достал пачку трофейных немецких сигарет, лениво закурил, выпуская дым в утреннее небо. Выкурил полсигареты, не затушив, беспечно выбросил длинный окурок в траву. Встал, приспустил штаны и помочился. Там же, где и сидел. От костра свистнули и помахали.

– Пошли кушать, Николай. Еда готова – брюхо тож. – Коля и не заметил, как ложка оказалась у Феди в кулаке, жрать парень был горазд. У костра собралось с десяток партизан – мужчины как на подбор, крупные, сильные и молчаливые. Каждый подошел к общему котлу, наполнил свою тару густым мясным варевом, от которого валил пар и запах, способный свести с ума любого голодного человека. Коля зачерпнул побольше себе в котелок, с самого дна, где гуща, взял ломоть черного хлеба и, достав из-за голенища ложку, принялся хлебать…

…Партизанский отряд они заметили еще издалека. Вольготно разбитый на вершине лысого холма лагерь, горящий костер. Долго присматривались, решили – Николай пойдет к партизанам, разузнает что и как, Иван покараулит поодаль. Встретиться договорились у раздвоенной сосны километров за пять от партизанского лагеря. Свой ППШ Коля отдал напарнику, взяв у того трофейный немецкий автомат. Отдал также документы и все, по чему можно было бы его опознать. Вздохнул и пошел к партизанам… А встретили его как родного, правда, долго присматривались.

…Корочкой хлеба Коля тщательно вытер свой красноармейский котелок, вздохнул и достал кисет. Его мучили вопросы и несоответствия: откуда у партизан, прячущихся в лесу больше года, такой свежий и вкусный хлеб? Откуда такое снабжение? Сигареты и спирт ребята не экономили, все ходили с немецкими автоматами, ручными пулеметами. Ведут себя беспечно, видно их издалека, они как будто и не прячутся. Почему в отряде ни одной женщины, старика… Последнее казалось самым странным – так или иначе, партизанам приходилось обременять себя, спасать от карателей тех, кого могли спасти. Тем более что часто спасали своих знакомых, близких. А здесь как на подбор – здоровые, угрюмые мужики атлетического телосложения. Была, правда, парочка ребят, отличавшихся от остальных и внешним видом и статью – восемнадцатилетние мальчишки в сильно изношенном красноармейском обмундировании. Странным казалось их поведение – увидев Николая, они словно сжались, а когда он попытался поговорить, испуганно отошли, сделав круглые глаза…

– …Значит, говоришь, бежал из плена? Ищешь, к кому бы прибиться? – Иван Иваныч смотрел дружелюбно, поглаживая седеющую аккуратную бородку, попыхивая «капитанской» трубочкой с ароматным вишневым табаком. – Коммунист?

– …Комсомолец. Война началась, не успел, – промямлил Николай, косясь назад и налево. Там, в углу землянки, на скамеечке спокойно сидел «Немой», любопытнейшая личность. Богатырь под два метра ростом, со взглядом удава, сидел спокойно, не глядя в их сторону, но Николай знал – моргни Иван Иваныч и «Немой» также спокойно и тихо удавит его прямо здесь.

– А документы твои где, сынок? Продовольственный аттестат, удостоверение личности? Где твое красноармейское обмундирование? – Иван Иваныч говорил мягко, но в глубине глаз таился какой-то холодок. Взгляд был страшный, и Коля невольно моргнул. «Так и надо, так и надо, поестественней. Бойся этого волка, ты же его боишься».

– Из какого лагеря бежал? А? – внезапно крикнул Иван Иваныч и резко хлопнул ладонью по столу. – Ты кто есть, падаль?! Ты же не был в плену! Ты посмотри на себя, какой ты откормленный! В лагерях так не кормят!

– Местный я, – выдавил Николай. – Призвали, воевал… Контузило… Один остался. К своим бросился. Прятался я тут, где придется. По сараюшкам, по подвалам ховали меня. Потом немчура и полиция зачастили, пришлось в лесу ховаться. Вас увидал… к вам подался. Товарищ! Верьте мне, да я этих фрицев зубами буду грызть!..

– Молчи уж… грызун. – Иван Иваныч заговорил неожиданно спокойно. – Нет, на фрица ты точно не похож. Не фриц. И на труса тоже – откуда у тебя автомат трофейный? Немцы – люди аккуратные, оружием не разбрасываются. Кто ты есть, мы все равно узнаем. Вот ты говоришь «товарищ». Прислушайся, какое слово! Хорошее слово. Товарищ – значит доверие. Может, тут где бродят такие же, как ты, товарищи? Так давайте дружить! Вместе и работать сподручней! Нам связь нужна… А… Молчишь… Ну-ну, молчи пока. Ты это, вот что. С утра пойдем фрицев щупать. Ты с нами. Поглядим, какой ты трус, значит…

…Мда, ситуация складывалась непонятнейшая. Раскрываться, раскрывать местоположение, да что там, само существование Отряда ни один из его членов не имел права. Колина легенда была шита белыми нитками, копни поглубже, и развалится. Какой он местный, если и местность-то эту знает еле-еле, только по карте. Говорок московский. Теперь бы уйти отсюда, да так просто не получится – Федор бродит как приклеенный. Ладно, поживем – увидим. Остается только подождать завтрашнего налета. Если это немцы, то по своим они стрелять нипочем не станут. В любом случае утро вечера мудреней…

– …Значит, герр штандартенфюрер, вы полагаете, это один из парашютистов? – почтительно спросил «Иван Иваныча» «Немой».

– Нет никаких сомнений, мой дорогой Иоахим. Ты видел его походку, движения? – Командир специального антидиверсионного отряда СС Вильгельм Штуце, он же «Иван Иваныч», не спеша выколотил трубочку, специальной ложечкой старательно очистил ее от нагара, забил новую порцию табака. Почтительно молчавший рядом штурмгауптфюрер (капитан – в соответствии с воинскими званиями РККА. – Прим. автора) Иоахим Груббер протянул начальнику горящую веточку, штандартенфюрер раскурил трубочку, затянулся… – Достаточно взглянуть на его поведение во время нашей беседы, на его снаряжение… Положительно это он… Итак, наши действия, герр штурмгауптфюрер?

– По отработанному сценарию, герр штандартенфюрер! – Иоахим улыбнулся. – Идем в деревню. Казним фашистов. Входим в доверие… к товарищам.

– Все-таки жаль, что ты плохо говоришь по-русски. Твой акцент тебя выдает. Что бы придумать, выдавать тебя за поляка? Или так и оставить немым? Ладно, не забивай голову. Главное, не спускай глаз с этого русского. Чувствую, он парень непростой… Да, и избавьтесь от антуража, от них вреда больше, чем пользы. Только тихо, Иоахим, тихо…

…Ваня пролежал не шевелясь еще целый час. Потом тихо пополз задом вниз. Прочь от этого холма. Его трясло от пережитого ужаса. Какое все-таки счастье, что он учил немецкий!..

…Вскоре после разговора ряженых эсэсовцев, который Конкину посчастливилось подслушать, когда он уже собирался уходить, шум веселой беседы и шагов, доносящийся от лагеря, заставил его насторожиться. Подошли трое: рыжий, стороживший Коляна, здоровяк-штурмгауптфюрер и один из двух красноармейцев, который плелся, опустив руки и голову, как на заклание. Троица зашла за бугорок так, что их не было видно от лагеря. Красноармеец остановился, понуро повернул голову… Дальнейшее Иван осмыслил не сразу – здоровяк подбил парня под ноги, поставив на колени, а рыжий, схватив его за волосы, полоснул по шее невесть откуда взявшимся в его руке клинком. Подержал минуту, уклоняясь от скребущих воздух пальцев умирающего и фонтанирующей из разрезанных артерий крови.

…От увиденного убийства красноармейца Конкина затрясло. Но он остался лежать на месте. Ваня был не просто двадцатилетний советский парень, комсомолец и спортсмен-разрядник. Воин-разведчик, Конкин умел думать головой и был «разведчиком от Бога», как его шутливо называл старшой. Он также неподвижно и тихо лежал, когда фашисты привели второго такого же паренька и точно также умертвили. Конкин знал, что мог запросто, одной очередью расстрелять этих ряженых партизан, спасти красноармейца, но он также знал, что попросту не имел права этого делать. Эти ребята погибли тогда, когда сдались, погибли, когда стали сотрудничать с фрицами, стали частью ловушки, расставленной на него и его Отряд… Ваня полз и полз вперед, встал на ноги только часа через два, осмотрелся, взял ближайший ориентир по азимуту, вдохнул-выдохнул и побежал. Он должен был успеть во что бы то ни стало…

Главный враг диверсанта

…В тот самый час, когда спится слаще всего, в тот поворот земной оси, когда ночная мгла со звездами сменяется предрассветной хмарью, а над полями и лугами поднимается густая дымка, партизанский отряд тихо вошел в деревню. Федор неотрывно следовал сзади.

«…Автомат вернули, заряженный, значит доверяют? Или… игра?» – Николай не мог освободиться от преследующего его чувства нереальности происходящего. Все было как-то странно – партизаны как будто заранее знали, куда им идти, знали эту деревню. Увидев стоявшего на часах полицая, Николай схватился за нож, но Федор взял его за запястье, покачал головой.

Партизаны бесшумно перелезли через плетни, окружили дома, оглушили и связали дремавшего в обнимку с карабином на лавочке пьяного полицая, сидевшего у самой большой хаты, видимо, бывшего сельсовета. Сорвав со стены полотнище со свастикой, тихо вошли в дом. Выволокли старшего полицая, еще сонного, в исподнем. Быстро связали, заткнули рот. Прошлись по избам, забрали еще нескольких. Николаю даже не пришлось ничего делать, так слаженно и быстро действовали партизаны. Полицаи практически не сопротивлялись, они ничего не понимали, трясясь от ужаса, даже не просили пощады. А пощады им никто давать не собирался…

…Заминка произошла у избы, стоящей на околице. Оказалось, что в ней заночевала немецкая интендантская команда. Кто-то предупредил немцев, а партизаны почему-то не успели окружить хату. Когда Николай подбежал, он увидел лишь серые спины вдали на дороге. Федор запоздало выстрелил им вслед, но, конечно, промахнулся. Обернулись на окрик – Иван Иваныч собирал отряд.

– Казним полицаев, эта честь – новичку. Собираем продовольствие, уходим, – сдержанно приказал командир партизан.

– Но ге… – вскрикнул один из полицаев и захлебнулся в собственной крови. Немой аккуратно воткнул нож ему под лопатку.

– Жаль, немчуру упустили, – Коля угрюмо уставился на командира.

– Ты не болтай, а дело делай! – прикрикнул Иван Иваныч. – Кровью предателей Советской власти докажи, что ты наш! Давай быстро, надо уходить.

Коля оглянулся на плененных полицаев. Вшестером, построенные у поленницы, кто в исподнем, кто в штанах и кителе, они стояли, трясясь от страха. Федор стоял рядом, невозмутимо поигрывая ножом. Партизаны молча собрались рядом.

– Давай выбирай своего! – приказал Иван Иваныч. – Побыстрее, уходить пора…

Он не договорил, Николай, с бедра не целясь, расстрелял крайнего. Автоматная очередь пробила утреннюю дремотную тишину. Тело полицая отшвырнуло к поленнице, прямо на дрова, Коля успел заметить бесконечное удивление на его лице. Тут же ожили автоматы в руках партизан, полицаев расстреляли в упор почти мгновенно.

…Партизаны уходили спокойно, без спешки. Федор похлопал Николая по плечу, и тот влился в строй, гуськом уходящий в лес. «Да, непонятка на непонятке, – на ходу задумался Удальцов. – Почему мужики не забрали винтовки полицаев? Да и деревушка какая-то странная – ни одного жителя, кроме немцев. Думай, Коля, думай». Но картинка как назло не складывалась…

– …Послушай, мы знаем, что ты из этих, парашютистов, – сказал Иван Иваныч, подавая Коле кружку с горячим чаем. – Можем играть в игры, а можем как взрослые, а? Нам как воздух нужна связь, а то мы так и будем как слепые кутята тыкаться от деревни к деревне, пока на засаду не напоремся. Ну ты же разумный парень! Что нам делать?!

– Да не могу я, понимаете? Права не имею! – взорвался Николай. – Ты, отец, тоже простой, как сибирский валенок! Я вообще ни на что никакого права не имею. Даже в этих гадов стрелять без разрешения!.. Эх, ладно! Была не была. Могу взять одного из ваших с собой, но я ничего не обещаю! Нас могут развернуть на месте, а меня еще и расстрелять за невыполнение приказа!..

– Не думаю, Коля, – Иван Иваныч хмуро улыбнулся и отхлебнул чая. – Я думаю, нам будут рады…

…Фигурка в маскхалате у раздвоенной сосны призывно махнула рукой. Странная какая-то фигурка… вроде на голову ниже Вани. Но Коля не колеблясь шагнул вперед. Федор радостно хлопнул его по плечу. Он, Немой, и еще трое партизан пошли с Удальцовым на встречу со связным. Не было ни приказов, ни добровольного волеизъявления, просто встали и пошли, как будто так и надо было. И это было странно, слишком слаженно для крестьянского партизанского воинства. Но усталый, просто изможденный, Коля устал разбираться во всех этих непонятках, решив оставить их отрядному особисту. Главное, дойти до расположения. «…Странное дело, ходьба по лесу, – думал Коля. – Всё идем и идем, вот она, сосенка, как будто на ладони, а все никак не приближается. Ладно, хватит сходить с ума, ребята правильные со мной, хоть и крестьяне беспартийные…»

…Выстрела Коля не услышал. Только шедший рядом с ним Федор вдруг страшно ощерился, выпучил глаза и, растопырив пальцы, свалился в траву. Глаза как фотоаппарат запечатлели одну маленькую дырочку на его ватнике, прямо на уровне сердца. Одновременно сзади два раза гулко ухнуло и резко застрочили автоматные и пулеметные очереди. Тело среагировало молниеносно – Николай нырнул в траву, сгруппировался и… рванул в лес на полусогнутых ногах… Моментально оказался у ближайших деревьев, приподнялся, побежал. Рванул так, как еще никогда не бегал. Пробежал метров триста по кромке леса, оглянулся – вроде никого. Рванул дальше, к сосне… Стрельба сзади не утихала… «…Внезапность, внезапность, друг и враг, – думал Коля, ломясь через чащобу ельника, не обращая внимания на ветки, раздирающие лицо. – Кто ж так ладно стреляет? Неужто чукча? Но зачем нашим валить партизан?»

Не добежав до раздвоенной сосны, Коля рухнул на землю, как подкошенный. Рывком перекатился на спину, посмотрел назад. Тишину разорвал внезапно поднявшийся с дерева ястреб… Коля не раздумывая поднял автомат, прицелился, автоматически взяв пониже, как и положено при стрельбе с возвышения… щелчок, тишина. Автомат молчал. Моментально отомкнув магазин, выщелкнул патрон, еще один. Посеревший капсюль… догадка пришла моментально…

– Сварили патроны, суки! – прошипел Николай. – Ай да партизаны!

Отбросив автомат, Николай рывком достал нож, сунул его лезвием в рукав гимнастерки и рванул вверх по холму, к сосне. Добежал, огляделся – никого… Мрачное предчувствие несчастья тисками сжало сердце. Неужто бросили?! Ванька бросил?!.. Услышав хриплое дыхание сзади, Коля оглянулся, один из сопровождавших его партизан оказался совсем рядом. Зачем-то отбросив автомат, он, плотный и коренастый, растопырив руки, побежал прямо на Николая, все ближе и ближе. Вот подбежал к сосне, ощерив рот в зловещей улыбке, ринулся на Николая… Какая-то едва заметная тень внезапно приподнялась с голой ветки сосны, нависавшей сверху, внезапно оказавшись огромной, ринулась летучей мышью вниз, на партизана…

– …Ну, чего встал?! Давай, помогай! – До боли знакомый голос командира вывел Николая из оцепенения. Подбежав, он помог подполковнику скрутить преследователя. Тот отчаянно сопротивлялся, но, получив тяжелый тычок в затылок, стих. Стропой ему быстро скрутили руки за спиной.

– Scheisse! – прошипел лежащий пленник, с ненавистью глядя вверх на присевших над ним подполковника Ерошкина и Николая…

– Молчать! – Подполковник ловко накинул удавку на шею «партизану». – Коля, ты все понял?! Ты все понял, а? Бери мой автомат, держи сосну, жди Ванюшу, он все расскажет. Прикрываете нас!

Подполковник коротко свистнул, из тени кустарника поднялись два бойца в маскхалатах, один со снайперской винтовкой, подхватили пленного за локти и ринулись сквозь чащу…