Текст книги "Всё, что должно разрешиться… Хроника идущей войны"

И что, российской армии пришлось бы пойти, сопровождаемой улюлюканьем, домой? А зачем она приходила тогда?

Возьмём другой вариант: Россия могла ввести войска и сохранить полностью две независимые области – Донецкую и Луганскую.

Но как бы на это посмотрел Харьков? С его десятками, если не сотнями тысяч пророссийских активистов, митинговавших неделями?

Русские встали бы на границе и молча бы смотрели, как там давят людей, ждущих помощи? Или войти и в Харьков тоже? А потом? И в Запорожье направить танковый клин? И в Днепропетровск? И в Чернигов?

Вновь ведь начинается сказка про белого бычка. Вернее, про бычка кровавого.

Взять Крым было возможно, Крым этого жаждал. Взять всю Украину – нет.

Никакого пресловутого «хитрого плана Путина» не было просто потому, что его не могло существовать в принципе. Ситуация сложилась патовая.

Неуёмные московские аналитики твердят: хотя бы Луганску и Донецку надо было помогать лучше. Да, в этом есть безусловная правда.

С другой стороны, министр информации ДНР Виктор Яценко сказал мне как-то: Россия помогала ровно настолько, насколько жители Донбасса сами были готовы участвовать в борьбе за свою свободу. «Помощь была соразмерна вкладу здесь», – спокойно констатировал Яценко, как про очевидный факт.

Позже, один неплохо осведомлённый человек в Москве, будто в подтверждение слов донецкого министра (которых он, тем не менее, никогда не слышал), говорил мне: изначально речь шла о том, что Донбасс выставит сорок тысяч ополченцев. Не то чтоб существовал подобный приказ – кто и кому мог приказывать весной и в начале лета? – но были такие ожидания. А Донецкая область выставила к тому моменту четыре тысячи бойцов. Поэтому ориентировались на эти четыре тысячи. И ещё на примерно такое же количество бойцов в Луганской области. (Плюс добровольцы из России.)

В итоге к середине лета расклад был плюс-минус следующий: 10–12 тысяч ополченцев против 44 тысяч бойцов ВСУ и добровольческих батальонов (цифры Минобороны Украины).

Люди на Донбассе готовы были голосовать, они всем сердцем, с радостью и готовностью приняли возможность вернуться в Россию. Но убивать за это они не хотели. Не были готовы! И это можно понять.

Никаких аналогов «Правого сектора» на Донбассе не было и в помине.

Кто-то из донецких моих собеседников с некоторым сожалением признал: взинченность, мотивированность и, что скрывать, озлобленность активистов киевского Майдана была повыше и пожарче, чем спокойное и твёрдое желание жителей Донбасса держаться от новой киевской власти подальше.

Между тем, даже наспех к июню собранная армия в сорок тысяч безусловно удержала бы за собой Донецкую область целиком. Исключительно своей – очевидной и наглядной! – массой.

Вместо этого в городках региона стояли гарнизоны ополченцев в несколько десятков человек.

Когда ВСУ всё-таки решилось идти вперёд, выяснилось, что, к примеру, город Красный Лиман, павший 5 июня, защищают полюс-минус тридцать ополченцев и ещё тридцать казаков. (А брали город три воздушно-десантные бригады ВСУ!)

Та же самая ситуация была и в Мариуполе. При очевидном перевесе сторонников свободного Донбасса в этом городе, отряд ополчения насчитывал порядка пятидесяти человек – а ведь Мариуполь был буквально обложен многократно превосходящими силами ВСУ и добровольческих батальонов. В итоге 13 июня город пал.

Конечно же, говоря о цифрах, мы должны понимать, что набрать добровольцев на сорокамиллионной Украине, исходя из элементарного арифметического расчёта, куда проще, чем на четырёхмиллионном Донбассе.

Со временем ополчение вырастет до сорока тысяч человек.

Однако к тому моменту нужно было бы выставить – ну, пусть не четыреста тысяч, – но хотя бы сто.

…Те, кто поднялись сразу, – заплатили втрое, вдесятеро за тех, кто поднялся следом.

* * *

До этой войны на Саур-Могиле ежегодно проходили масштабные церемонии – президенты приезжали, венки возлагали: в Отечественную здесь были бои.

Многое может измениться во временах: вчерашняя семья распадётся, брат пойдёт на брата, – а география веками остаётся прежней. И господствующие высоты находятся на тех же местах.

Саур-Могила – это курган, 278 метров высотой, с которого огромная равнинная местность просматривается на десятки километров.

Вершина кургана защищена широким парапетом, как частью огромного памятного мемориала. На самой вершине – памятная стела, а в основании стелы – разнообразные хозяйственные помещения: раньше там был музей.

Спустя 71 год с лета 43-го на той же Саур-Могиле развернулись новые и трудные события.

И стела, и парапет, и бывший музей – всё это пришлось очень кстати. И немецкие окопы тоже.

Ополченцы рассказывали, как, заново роя окопы, попадали ровно в линию укрепрайонов, сделанных в 1942–43 годах, и находили то немецкие, то русские кости, останки, вещи.

…Теперь там всё смешалось заново. Посыпались каменные лица советских солдат на постаменте.

Уже 12 июня удача выпала ополченцам: ими была захвачена стратегическая высота – Саур-Могила. Захват осуществила группа под командованием Ли́са из батальона «Луны». Группа отбила шесть мощнейших атак, которые лично возглавлял генерал Виктор Муженко – скоро он станет начальником Генерального штаба украинской армии.

Затем группу Лиса сменили бойцы «Востока» под командованием Душмана (бывшего афганца Юрия Проценко) – в ходе героической обороны Саур-Могилы его бойцы будут несколько раз вызывать огонь на себя.

– Знаешь, что самое страшное на Саур-Могиле было? – говорит Захарченко. Я не знаю: по мне, так всё ужасно, но Захарченко уточняет: – Не было воды… Я дважды к ним приезжал, и второй раз когда заехал, сразу уйти не смог… Мы зарывались под памятники побитые и получалось, что эти памятники – они сверху нам помогали, а мы под ними сидели. Только прямое попадание – это жутко. А я сидел возле «Зинки». «Зинка» – это «ЗУшка»[9]9
  Зенитная установка.


[Закрыть], мы её звали Зина. Она героически погибла. Как настоящий боец. Последний раз, когда я её видел за три дня до смерти, она уже стояла на каких-то деревянных чурбаках, там были деревянные клинья подбиты, то есть она уже наполовину стреляла с дерева, но стреляла. Пять раз стрельнет, и мы её заново собираем. Первые сутки, когда у меня выплёскивает адреналин, я хочу пить. Я могу выпить ведро воды. Вот Кот – мой командир разведки – он жрёт. Он, наверное, лошадь на адреналине может сожрать. При мне он съел три килограмма колбасы докторской с батоном – такая громаднейшая палка колбасы. И он её утоптал. У всех по-разному это происходит. Семён из моей охраны – на адреналине чихает. Дима вообще приходит в себя только через неделю после боя. У каждого своё. Для меня, когда воды нет, – это жуть. Хрен с ним, что нет возможности помыться и воняет от тебя как от последнего козла: жара, лето, разгрузка, автомат…

Мы говорим с Захарченко о том, что упавший памятник советскому солдату на Саур-Могиле надо оставить: вот в таком виде, чтоб помнили.

– И часовня там нужна… – добавляет он. – Я обещал. Сделаю.

Тот июнь был бешеный, новости шли каждый день.

12 июня украинская армия впервые обстреляет Славянск запрещёнными фосфорными боеприпасами. После этого в июне трижды состоятся бомбёжки с воздуха фосфорными и кассетными бомбами Славянска и Семёновки.

12 июня в Донецке диверсионная группа расстреляла микроавтобус сопредседателя Верховного Совета ДНР Дениса Пушилина – самого его в автобусе не было, погибли три человека, в том числе помощник Пушилина.

Обстрелы и убийства диверсионными группами ополченцев, попытки терактов в отношении политических и военных лидеров народной республики случатся в течение лета в Донецке не раз.

13 июня, разведгруппа Стрелкова атаковала украинскую колонну, перевозившую «Ураганы», а под Славянском сбили украинскую «Сушку».

14 июня под Луганском был сбит военно-транспортный самолёт Ил-76. На борту было 49 человек – украинская десантура и экипаж; все погибли. Жуть ситуации в том, что, по словам украинских солдат из той же бригады, что перешли на сторону ополчения, среди десантников были «штрафники» – те, кто не хотел воевать или плохо воевал против ополченцев. Точно известно, что двое десантников были из Донецка. Бо́льшая часть остальных – из Днепропетровска.

Также появлялась информация, что на борту было шесть наёмников из Литвы (согласно этой информации, в самолёте было не 49, а 56 человек).

Самолёт шёл в сторону луганского аэропорта, находившегося тогда под контролем ВСУ.

Помимо бойцов, на борту было три БМД.

Это был уже 28-й (и последний) рейс поддержки аэропорта. После потери ИЛ-76 «воздушный мост» был закрыт.

В тот же день автоколонна Государственной пограничной службы Украины попала под Мариуполем в засаду ополчения.

В самом Мариуполе в результате «зачистки» пропало 74 человека – из числа «сепаратистов» и сочувствующих. По сей день никто этих людей не ищет, и пока Мариуполь под властью нынешнего Киева, искать не станет. Большинства из них, скорее всего, уже нет в живых.

14 июня Су-25 разбомбила водоочистные сооружения в городе Дружковка.

В тот же день самолёт украинских ВВС нанёс авиаудар по Горловке – ровно по казарме бойцов ополчения. В кои-то веки сработала украинская разведка!

СМИ писали о семи погибших, но на самом деле погиб один боец.

15 июня произошли бои в районе Ямполя и Кировска. Бомбили Черевковку, попали в Храм преподобного Серафима Саровского – тогда ещё этим попаданиям удивлялись; потом перестали.

16 июня бомбили Краматорск – попали в хладокомбинат, автошколу и туберкулёзный диспансер. На другой день по Краматорску будет нанесён удар из РСЗО[10]10
  Реактивная система залпового огня.


[Закрыть] «Град».

Бомбёжки Славянска стали обыденностью. (Позже на горе Карачун – стратегической высоте, с которой велись обстрелы, – останется 16 тысяч отстрелянных орудийных гильз калибра 122 мм. Хорошая иллюстрация для многочисленных высказываний украинских аналитиков и российской либеральной публики о том, что «сепаратисты обстреливают себя сами».)

В тот же день на Саур-Могиле появились гаубицы: орудия подтащили ополченцы батальона «Восток», через девять дней нежданно вернувшиеся после неудачного штурма Мариновки с территории России.

На тот момент Россия, несмотря на многочисленные заявления украинского руководства, никакой помощи живой силой сепаратистам не оказывала. Однако стрелковое вооружение неведомыми путями поставлялось – чаще всего с крымских складов, что не давало возможности уличить РФ в поставках оружия: маркировки на стволах стояли украинские.

При этом стоит заметить, что ещё в мае США открыли воздушный мост, по которому на Украину начало поступать со складов НАТО снаряжение, средства связи, сухпайки, медицинское оборудование. Летом ополченцы обнаруживали всё это добро в огромном количестве на отбитых базах и блокпостах.

В киевских кабинетах власти советники из спецслужб США начали занимать кабинет за кабинетом – по непроверенным данным (кто ж их даст проверить!) в летнюю кампанию на Украине побывало до трёх тысяч различных инструкторов и специалистов. Стоит заметить, что примерно столько же к началу лета российских добровольцев вступило в ополчение.

Хотя в ближайшие полгода поток ополченцев из России вырастет многократно: к зиме будет называться цифра порядка 30 тысяч человек, побывавших на Донбассе.

Да, есть пресловутые «международные нормы», но справедливости ради заметим, что для России и миллионов российских граждан ситуация на Донбассе в прямом смысле была родственной, своей. Многие ополченцы элементарно ехали к родне и товарищам. А что там забыли ребята из США? Кто на Украине был у них роднёй?

И, конечно же, не только американцы отметились на Донбассе.

В основном через Польшу на Украину поехали многочисленные наёмники. Впервые об этом написал в своих публичных отчётах Стрелков – когда на поле боя остались убитые с бело-красными нашивками: эмблемами польской армии. Потом известия об иностранных наёмниках стали частыми и даже обыденными.

Олег Царёв, тогда ещё глава Парламента Новороссии – структуры, которая должна была начать работать, но так и не заработала, – рассказывал мне, что летом ему передавали в руки, в качестве отчёта, около двадцати польских паспортов.

Чернокожих наёмников мои знакомые ополченцы видели с завидной периодичностью на разных участках фронта. Поборникам чистоты белой расы из добровольческих батальонов это вовсе не мешало.

На стороне ополчения, замечу мимоходом, воевал, почти с самого начала, только один чернокожий – Бэно Айес, национал-большевик из Латвии, совершенно героический персонаж. По крайней мере, других чернокожих в ополчении я не встречал и не слышал о них. Но, естественно, не огорчился бы, если б встретил.

Примерно тогда или чуть позже появились в украинской армии отдельные подразделения из числа антикадыровских чеченцев.

В этом смысле нелепы все сетования замайданной интеллигенции на тему: ах, на каком основании на Донбасс приехали ополченцы из России?

Резонно спросить: а вам зачем столько наёмников, ребята?

Всё это, впрочем, не помогло Киеву провести блицкриг. Помимо Мариуполя, на защиту которого у ополчения элементарно не хватило наличного состава, украинским силовикам похвастаться было нечем.

Стоит вспомнить попытку взять под контроль границу с Россией в Луганской области. В июне ВСУ действительно пробили – при минимальном, опять же, за неимением сил, сопротивлении – коридор длиной почти 100 км. Но дальше их наступление остановилось, и смысл наступления обнулился – у ополчения осталось ещё 120 км границы. Поток добровольцев и разнообразной контрабанды просто сместился в сторону.

22 июня, по инициативе Киева, были затеяны первые мирные переговоры.

Председатель Совета министров ДНР Александр Бородай объявил о прекращении огня до 27 июня.

Вместе с тем Стрелков написал в своём обращении, что перемирие с ним не согласовано, и его подразделение соблюдать договорённости не будет.

24 июня под Славянском был уничтожен украинский вертолёт Ми-8, погибло 9 человек, среди них 4 сотрудника СБУ.

У Славянска были свои резоны и свои, уже непоправимые обиды. На тот момент в городе сильнейшим образом, в несколько заходов, разбомбили улицу Русскую – в чём, возможно не без оснований, видели целенаправленное действие.

Очевидцы запомнили сцену, когда священник отпевал целый подъезд сразу.

* * *

«Трудолюбивые и мирные люди, которыми являются большинство дончан и луганчан, почувствовали нашу симпатию, любовь и уважение, – заявил 1 июля Пётр Порошенко. – Вооружённые силы Украины, Национальная гвардия, другие подразделения никогда не позволят себе применить силу против мирных людей. Они никогда не будут бить по жилым кварталам. Украинские солдаты и гвардейцы будут рисковать собственными жизнями, чтобы не подвергать угрозам женщин, детей, пожилых мужчин… Такова вечная рыцарская природа украинского воинства».

3 июля был назначен новый министр обороны Украины, Валерий Гелетей, пообещавший провести следующий парад победы в Севастополе.

В тот же день начались массированные бомбёжки Славянска, Краматорска, Ямполя, Николаевки и посёлка Семёновка – возле которого как раз и стоял взвод Моторолы.

С июля украинские военные будут применять РСЗО «Град» масштабно и не особенно скрываясь.

До лета киевская замайданная интеллигенция и представители российской общественности, кривящейся от самого словосочетания «русская весна», ещё пытались держать лицо. В мае, в начале июня шли с их участием споры: ах, кто же это обстреливает мирные кварталы? Ах, что же это за люди? Всё-таки это сепаратисты стреляют во все стороны.

Когда стало очевидно, что обстреливают ВСУ, большинство аналитиков просто замолчало. Ну, обстреливают и обстреливают. Что ж теперь.

Всё разом, как-то незаметно, разрешилось. Ни один из профессиональных гуманистов не изменил взглядов, не покаялся, не извинился.

Гуманизм оказался сезонной вещью. В этом сезоне его носить было уже не модно.

Самые отвратительные из их числа теперь потирали руки и повторяли: ну как вам «Русская весна»? Хотели «весны»? Вот она прилетела.

Существует мнение, что совершенно зверское и циничное поведение ВСУ во многом объясняется влиянием иностранных советников.

Андрей Пургин, ещё в пору нахождения во власти, по этому поводу достаточно убеждённо говорил: «Из-за вмешательства штабных американцев были начаты обстрелы по площадям для создания паники населения, выводились из строя электрические подстанции и водоводы. Фактически, войну начали не с блокпостами и ополченцами, а с народом… Всё было на грани антихристианства: попытки вывоза больничного оборудования и специалистов, неоднократные попытки взорвать ядерный могильник “Точками-У” на территории Донецкого завода химизделий… Под Славянском осмысленно разрушили водонасосную станцию, которая питает 2,5 млн человек. Били по трубам, зная, что восстановлению они не подлежат. Мы ожидали чего угодно, но не борьбы против местного населения».

«Такова вечная рыцарская природа украинского воинства», – хуже и подлей не скажешь в этой ситуации.

Смутную совесть киевской, европейской и российской промайданной интеллигенции могли успокоить непрестанно поставляемые известия о том, что российские войска находятся на территории Украины. Ведь если там российские войска – тогда все эти вопиющие безобразия оправданы.

Но российских войск, увы, всё не было. Российская армия как призрак летала над территорией Донбасса и никак не могла материализоваться.

Уже два с половиной месяца украинская война с Россией шла без участия России.

5 июля Стрелков, избегая окружения, стремительным маршем вывел из города бойцов своей бригады (по одним данным, на 1 июля бригада насчитывала 2100 человек, по другим – свыше четырёх тысяч, плюс их семьи), оставив Славянск.

Захарченко позже признался, что был шокирован этим решением: на 7 июля была назначена операция по деблокации Славянска.

Стрелков неоднократно будет пытаться опровергнуть слова Захарченко – но его мотивации понятны: ему крайне не хотелось бы выступать в роли человека, нарушившего приказ и оголившего фронт, в результате чего передовая сдвинулась непосредственно к Донецку.

Позже позицию Стрелкова поддержит и Александр Ходаковский. По его версии, в июле все ключевые вопросы решались между председателем Совета министров ДНР Александром Бородаем и собственно Ходаковским. Ничего на тот момент о деблокировании известно не было, – будет настаивать Ходаковский.

Нам придётся опровергнуть эту точку зрения.

Со второй половины июня среди, скажем так, всех заинтересованных лиц, за исключением Стрелкова и Ходаковского, которых не поставили в известность, уже сложился определённый консенсус: основная ставка была сделана на Захарченко.

Достаточно привести один факт: три четверти поставок вооружений тогда шли исключительно на «Оплот Донбасса» Захарченко, в обход остальных подразделений ополченцев.

План деблокирования, судя по всему, существовал, просто Ходаковский об этом не был осведомлён.

В отличие от Игоря Стрелкова.

Есть непосредственный свидетель происходившего тогда, отвечавший – внимание! – за связь. Он констатирует: Стрелкову было прямо сообщено, что помощь – будет, и оставлять Славянск нельзя.

Скорей всего, Стрелков доверился активно циркулировавшим тогда в Сети паническим слухам, что Славянскую бригаду решили «слить».

В итоге город был оставлен. Украинская армия победным маршем вошла в Славянск, который так и не смогла взять с боем.

Вскоре туда прилетел Пётр Порошенко, чтоб сфотографироваться на фоне трофеев или пленных русских солдат. Но трофеев и пленных для общей фотографии не обнаружилось.

Тем не менее, всё было представлено как великая победа.

«Нону» перегнали в Киев с целью демонстрации «трофейного российского вооружения». Стоит напомнить, что эту «Нону» ополченцы отжали в апреле у 25-й бригады ВСУ.

В Славянске повсюду расставлены урны с надписью «Сдай сепаратиста».

В последующий месяц в Славянске и Краматорске были схвачены более ста местных граждан. Насколько известно, подавляющее большинство из них просто пропало. Очевидцы рассказывают, что часть жителей, заподозренных в поддержке сепаратистов, были расстреляны во дворах и на огородах в день входа украинских войск.

* * *

В июле ополченцы оставили Северодонецк и Лисичанск: там воевала бригада «Призрак» Алексея Мозгового.

Тем летом у Захарченко случились первые большие потери в его подразделении. Не по его вине.

О мёртвых либо хорошо, либо ничего, но… В общем, Захарченко грешит на Мозгового.

В помощь ему он передал тогда роту бойцов, 124 человека. Живыми оттуда вернулись 57 человек.

– Сармат тогда четыре пули получил в живот, две пули в грудь, и он ещё раненый командовал, пока его волокли до Лисичанского поста, – говорит Захарченко, весь морщась, как от зубной боли. – Потом сделали Сармату операцию, и он, слава богу, жив остался.

Забирать остатки роты Захарченко поехал сам.

В ту поездку случилась жуткая история, о которой Захарченко вспоминает постоянно.

В овраг у дороги сносили раненых ополченцев, их там лежало несколько десятков. Туда заехал украинский танк, и решил всех передавить: двинул прямо по раненым.

Один из них, пацан лет восемнадцати, на глазах у Захарченко, обвязавшись гранатами, бросился под гусеницы.

Никто так и не узнал, кто он, из какого подразделения – в карьере были раненые с нескольких отрядов, ведущих в этом районе бои.

– …Потом я шесть дней, по просёлочным дорогам, по каким-то перелескам, по полям выводил роту, – рассказывает Захарченко. – Шесть суток из Лисичанска шли домой. Шесть дней пешком. На носилках несли раненых… Двое умерли по дороге – потеря крови.

К тому моменту ополчение контролировало только крупные населённые пункты и блокпосты на основных направлениях, но огромные участки территорий были оголены. Украинские «силовики» сообразили, что у ополчения элементарно не хватает сил, поэтому было совершено множество «разрезов»; республики буквально раскромсали.

Вся эта история, с шестидневным переходом, – о ней нужно долго говорить и вспоминать. Разодранная территория Донбасса, где никакие границы ещё толком не установлены, а добровольческие батальоны или бойцы ВСУ могут появиться откуда угодно. И, по жаре, идёт группа битых-перебитых людей.

Может быть, позже кино об этом снимут. Или, как чаще всего бывает, нет.

– Потом уже, – рассказывает Захарченко, с белеющими, как у него всегда бывает в бешенстве, глазами, – когда Мозговой приехал ко мне, я его спросил: «Слышь, Лёх, а нахера ты их бросил? Неужели нельзя было забрать автобусы у кого-нибудь? Какие-то машины, вывезти пацанов раненых? Просто вывезти их и всё?» Ну, это же, говорит, частная собственность. Я ему говорю: «Ты что, гонишь?» А Мозговой приехал – на «Порше Кайен». «Он что у тебя, купленный за деньги?».

Захарченко смотрит на меня. Я молчу. По мне, Мозговой был крутым командиром. Но какое значение имеет то, что думаю я.

– …Ко второму году войны из первых командиров осталось процентов двадцать – каждый пятый, – говорит Захарченко. – Кто-то уехал в Россию, кто-то в Крым…

– А что? С ними что-то случилось? Их… что-то изменило?

– Власть и деньги. Нельзя привыкать к убийствам. Убить на войне можно, никуда не денешься. Но нельзя привыкать убивать.

– А кто привык?

Захарченко называет короткий, из трёх букв, позывной одного из легендарных «полевых командиров». Сейчас он уже ушёл с Донбасса.

* * *

17 июля 2014 года на востоке Донецкой области Украины – в районе села Грабово, недалеко от города Торез, у границы с Луганской областью, – был сбит самолёт Boeing 777 авиакомпании «Malaysia Airlines», выполнявшего плановый рейс из Амстердама в Куала-Лумпур. На борту находилось 283 пассажира и 15 членов экипажа. Все они погибли.

Правительства Украины сразу бросились утверждать, что имеется достаточно доказательств того, что самолёт был сбит ЗРК «Бук», находившимся в руках пророссийских повстанцев. Руководители Донбасса в ответ резонно отвечали, что не располагают средствами, которыми можно было бы сбить самолёт на такой высоте.

Что мы имеем в остатке?

Судя по всему, «Буки» имелись и у ополченцев, и у ВСУ.

ВСУ могли произвести пробный выстрел из «Бука» в ходе учений: они всерьёз готовились к войне с Россией и объявляли о российском вторжении минимум дюжину раз – и хотя всякий раз этого вторжения не случалось, страх оставался, и подготовка к противодействию шла.

Ополченцы били по всем украинским военным самолётам, забомбившим к тому моменту сотни мирных людей и разрушивших колоссальное количество жилищных коммуникаций.

Ни те, ни другие и подозревать не могли, что над зоной постоянных боёв может пролетать мирный самолёт.

Хотя киевская власть, обязанная официально, через диспетчеров, «закрыть небо» над территорией полномасштабной войны, осмысленно этого не делала.

Спустя всего несколько часов после трагедии украинская сторона обнародовала ряд доказательств виновности пророссийских повстанцев: перехваченные переговоры ополченцев о сбитом самолёте.

Но вскоре выяснилось, что перехваты оказались фальшивкой и склеены из разных разговоров. Судя по тому, что файлы оказались в Сети стремительно, готовили их загодя.

Российская сторона по сей день ведёт себя не совсем адекватно, время от времени помещая на редкость абсурдные заказные материалы в федеральных СМИ: то интервью с украинским лётчиком, якобы сбившим Boeing 777, то приказ с печатью о транспортировке «Бука» в зону военных действий. Все эти документы тоже со временем оказываются фальшивками.

Не менее странно ведут себя США, которые должны иметь данные космического слежения, но отчего-то их никому не показывают.

Окончательный вердикт всей этой истории так и не вынесен.

Едва ли это кого-то успокоит, но всё-таки нужно осознавать: ни одна из противоборствующих сторон не собиралась сбивать пассажирский самолёт.

Это ужасающий рикошет войны.

Кто бы ни оказался в итоге виноват – вина лежит на всех.

* * *

21 июля ополчение оставило Дзержинск; в тот же день начались бои в пригородах Донецка – в Песках, в Карловке, в Авдеевке.

Однако одновременно сложился «котёл» под Изварино, где в окружение попали 72-я и 24-я механизированные, 79-я аэромобильная бригада ВСУ, подразделения «Национальной гвардии» и 3-го полка спецназа.

21 июля 80 бойцов 79-й аэромобильной бригады вырвались из котла. 22 июля ополченцами были взяты Кожевня и Червоная заря, в результате чего был отсечён «южный котел».

Одновременно 22 июля украинские силовики деблокировали Донецкий аэропорт.

23 июля под Лисичанском попал в засаду отряд «Национальной гвардии» во главе с полковником Александром Радиевским, который был убит в бою; погиб или был взят в плен весь офицерский состав этого подразделения. Посмертно Пётр Порошенко присвоил Радиевскому звание генерал-майора – таким образом, он стал ещё одним украинским генералом, погибшим в ходе АТО.

23 июля ополченцы оставили Карловку, а также два населённых пункта между Донецком и Карловкой – Нетайлово и Первомайское.

В тот же день авиация ВСУ бомбила фосфорными бомбами Донецк.

Следом ополченцев выбили из Кожевни и Червоной зари. Александр Захарченко, получивший 24 июля звание майора, лично возглавлял контратаку «Оплота Донбасса» на Кожевню и получил ранение в руку (второе ранение за эту войну).

26 июля ополченцы взяли Мариновку, сорвав операцию ВСУ по установке контроля над границей с Россией.

29 июля ВСУ взяли Дебальцево, оставленную казачьим подразделением, а 30 июля Авдеевку: причины этих неудач вещей нами назывались выше – нехватка людей и бронетехнике. Например, в Авдеевке находилось 40 бойцов ополчения, а брала города 93-я бригада при поддержке «Правого сектора» и десяти танков. Силы были несопоставимы.

Первую половину лета шли тяжелейшие бои за город Шахтёрск, которые в каком-то смысле стали Сталинградом и Курской дугой для Донбасса – по крайней мере, там часто так говорят.

Впрочем, памятуя о том, что под Шахтёрском было подбито более 120 единиц украинской бронетехники – осознаёшь, что некоторые основания для таких сравнений есть.

Захарченко уверен, что в полном смысле армия Донбасса – из отдельных, более или менее обстрелянных и опытных подразделений, – сформировалась именно там.

27 июля украинский десант осуществил бросок к Шахтёрску – с целью рассечь ДНР и ЛНР и взять под контроль место падения самолёта Boeing 777. Кроме того, взятие Шахтёрска и Дебальцево означало окружение Донецка. Из Шахтёрска ВСУ должно было наступать на Торез и Снежное.

Чтобы спасти ситуацию, под Шахтёрск была переброшена часть подразделения «Оплот Донбасса».

– По моему, Константин Симонов сказал, что на передовой проявляется человеческая сущность, оголяется всё, – рассказывает Захарченко. – Близость смерти счищает всю шелуху, которая была, и оставляет только то, что есть внутри, то, что не уходит. Я сталкивался с тем, когда в бою поднималось необстрелянное подразделение и половина сразу же убегала, и это нормально: люди боятся. Если из ста человек остаётся пятьдесят, а у врага – триста, то шансы на победу резко падают, а когда соотношение один к трём – это нормально. Когда мы выходили на Шахтёрск, я построил остатки своего батальона: две роты послуживших бойцов у меня было и рота новобранцев – они даже курс молодого бойца ещё не прошли. То есть человек шестьсот передо мной стояло. И я сказал следующую фразу: «Со мной идут только добровольцы. Домой вернутся не все. Мне в бою нужны люди, на которых я могу рассчитывать. Если кто останется здесь – по-человечески пойму и ничего не скажу. Служить будете и дальше. Если вы сейчас останетесь – это не предательство. Но если вы начнёте уходить в бою, буду расстреливать. Всё».

178 человек шаг вперед сделало, и вот с ними я и поехал. Если всех вместе сосчитать, то с танкистами, с БМПшками – было двести человек.

Где-то две с половиной тысячи наступало с той стороны на Шахтёрск, по всем канонам военной науки и тактики нас должны были снести и не заметить. Просто численностью задавить. У них было двести единиц боевой техники, у нас… шесть. Шесть!

Шахтёрск ополченцы взяли за два дня; и потом отстояли, не сдали. В Шахтёрске украинская армия впервые применила тактический ракетный комплекс «Точка-У»: воронка от неё была глубиной в два человеческих роста и пятнадцать метров в диаметре.

Именно под Шахтёрском, в окопах, Захарченко познакомился с Владимиром Кононовым, начавшим воевать ещё со Стрелковым в Донецке, а в Шахтёрске командовавшим сводной бригадой.

– Под Шахтёрском я должен был встретиться с ополченцем «Батей» для координации дальнейших действий, – рассказывает Кононов. – Приезжаю и спрашиваю: «Где найти “Батю”»? – «В окопе спит». Он до этого сутки не отдыхал. Я нашёл его, бужу его и представляюсь: «“Батя”, я “Царь”, поговорить надо». А моим позывным был «Царь», это ещё со студенческой молодости прозвище. А он открыл глаза и отвечает: «А я император!», поворачивается на другой бок и снова засыпает… Так мы и познакомились.