Текст книги "Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины"

Поддубный возвращался домой молча, такое сильное впечатление произвело на него выступление борцов. Он лишь слушал, стараясь запомнить фамилии атлетов, беседу Николая с Петром. Те строили прогнозы, пытаясь определить, кто же победит в самом конце.

Рабочий день в порту прошел как в тумане, словно его и не было. А вечером Иван, даже не заходя домой, сразу же вновь отправился к цирку. Погулял вокруг него, сжимая в кармане вожделенный билет. Те, кого он видел вчера на манеже, еще только готовились к выступлениям. За оградой можно было наблюдать, как перекусывают жонглеры, как дрессировщик отдыхает возле клетки со львом. Атлеты, уже одетые в сценические трико, сидели кружком и играли в шашки. Общались мирно, забыв на время о накале борьбы.

Возле Поддубного остановился молодой человек несколько проходимистого вида.

– Борьбой интересуетесь? – спросил он, перехватив любопытный взгляд Ивана, направленный на атлетов.

– Интересуюсь.

– А ставку сделать не хотите ли? Можно большие деньги выиграть.

До этого у Поддубного борьба как-то не связывалась в голове с деньгами. Ну не задумывался он о том, сколько получают атлеты за выступления, о том, что можно на чью-то победу делать ставки.

– Нет, – покачал он головой. – Я в азартные игры не играю.

– Это же не игра в карты, – усмехнулся проходимец. – Здесь все решают знания, интуиция. Главное – правильно угадать сильнейшего. Выбираете того, кого считаете самым сильным, и делаете ставку. Все очень просто и очевидно.

В разговор вмешался седой господин в пенсне. Он очень серьезно обратился к Поддубному:

– Не советую этого делать, молодой человек.

– А не подскажете – почему?

– Вы верите в то, что они борются по-настоящему?

– А как же иначе?

– Это же цирк! Представление! Они вместе с вот такими проходимцами работают, – кивнул он на букмекера. – Собирают деньги на сильнейшего, а потом тот специально поддается.

– Зачем ему поддаваться? – удивился Иван.

– Ему долю платят за поражение. Полный обман.

– Не верю.

– Как хотите, мое дело – вас предупредить, – господин в пенсне двинулся ко входу в цирк.

Так и не сделав ставки, Иван оказался под полотняным куполом. Во время представления его удивило то, что господин, выбегающий на манеж по призыву фокусника, был тем самым, что и вчера. И так же сильно этот господин удивлялся, когда у него пропали часы, и так же радовался, когда факир их вернул. Даже реплика из зала оказалась прежней насчет того, что не хотелось бы встретиться с таким фокусником на городском базаре. Стало ясно, что господин с часами «подсадной». Раз обманывают в одном, могут обмануть и в другом. Так, может, и борцы поддаются специально за деньги? Теперь Иван следил за ними внимательней, но подвоха не заметил. Напряженные мышцы, борьба, когда долгая и изнурительная, во время которой никто из противников не мог уложить другого на лопатки, и победа присуждалась по очкам, когда короткая, заканчивающаяся чистым и очевидным поражением. Но все же подвох он нашел. Судейская коллегия, сидевшая на манеже за столом, вроде бы бурно общалась, но, присмотревшись, Иван обнаружил, что они не столько говорят, сколько важно кивают, пожимают плечами, картинно взмахивают руками. Короче, работают на публику, а не совещаются.

И на этот раз Иван не решился выйти на манеж, чтобы помериться силами с настоящим борцом. Вместо этого он дождался окончания представления и, когда зрители уже расходились, улучив момент, подошел к коверному. Грузный, солидного вида мужчина в длинном сюртуке сидел на барьере, несколько помятый цилиндр лежал рядом с ним. Униформисты приводили манеж в порядок.

– Вы тут говорили, что каждый желающий… да и на афишах написано… – Иван терялся, не мог толком сформулировать мысль.

Коверный, стоило ему окинуть взглядом мощную фигуру Поддубного, тут же сообразил, про что тот хочет спросить.

– А вы, как я понимаю, и есть один из желающих? – поинтересовался он.

– Именно так.

– Вообще-то, можно. Но что вы умеете? Не могу же я просто так выпустить вас на манеж. Публике должен быть интересен ваш выход.

– Я умею гири подбрасывать. Бороться на кушаках.

– Это хорошо. Тогда давайте пройдем, и вы мне все сами покажете.

Коверный повел Поддубного за тяжелую малиновую портьеру, отделявшую вспомогательные помещения от манежа. До этого Ивану казалось, что там очень много места, иначе как там могло уместиться столько артистов? Но реальность оказалась иной. За портьерой оказалось чрезвычайно тесно. Узкие проходы между клетками с животными, нагромождение сундуков с реквизитом. Туда-сюда сновали полураздетые артисты, как мужчины, так и женщины, абсолютно не стесняясь своего вида. Вблизи было видно, что их наряды не такие уж и блистательные, а поношенные, местами даже залатанные, пропахшие потом и полинявшие от частых стирок. Лица уставшие, да и сценический грим вблизи казался картонными масками.

Особенно впечатлил Ивана клоун с побеленным лицом, на котором застыла нарисованная улыбка. Из зала только она и была видна, теперь же на ней четко читались настоящие губы, сложенные в трагическом изгибе.

– Ну-с, дорогой вы мой, – коверный подвел Ивана к полкам, на которых виднелись чугунные гири и ядра.

На полу лежала штанга с огромными шарами по концам. Поддубный потянулся к ней, желая начать с самого сложного, хотя и сомневался, что сможет поднять такую тяжесть.

– Не утруждайтесь, эта штанга для паяцев.

– Как это? – не понял Иван.

– Бутафория. Из папье-маше склеена и покрашена соответствующим образом, – коверный сперва пощелкал по «чугунному» шару ногтем, тот отозвался пустым картонным звуком, а затем одной рукой легко поднял штангу. – В цирке многое оказывается совсем другим, чем то, что видится вам из зала. А вот эти гири самые что ни на есть настоящие.

Иван взял две из них, принялся сосредоточенно подбрасывать и ловить, стараясь особо не спешить.

– Неплохо. Думаю, вам можно будет завтра выйти на манеж. Начало уже обеспечено, даже без учета того, как сложится дальнейший поединок. Только давайте договоримся, вы исполните все именно так, как я вам скажу. Это для того, чтобы публике было интересно смотреть.

– Специально поддаваться я никому не стану. Слышал, и такое у вас случается.

– Никто не просит вас поддаваться, – заулыбался коверный. – Просто каждый выход на манеж – это искусство. Бросать гири можно и в порту, здесь же – это уже искусство, выступление…

Глава 4

Каждый желающий может, но не у всякого получится. Первые проигрыши, они же и победа. Зал любит «своих». Разница между господином и синьором. И снова контракт. Ноги с кровати спустил – и ты уже на работе.

На следующий день погода испортилась. С утра моросил дождь, на море поднялись волны, оно стало темного стального цвета, словно вода превратилась в металл. О своем вчерашнем и, тем более, предстоявшем сегодня походе в цирк Поддубный соседям по квартире не сказал. То ли стеснялся такого ребячества, то ли боялся, что в результате опозорится. Чем ближе было наступление вечера, тем чаще в голову закрадывалась мысль, что стоит отказаться. Просто не пойти. Никому он ничего не должен. Разговор с коверным ни к чему его не обязывал. Но тут-то Иван знал, что обманывает самого себя. Именно себе он собрался доказать, что может многое.

«Цирковые атлеты – такие же люди, как и я, – примерно так рассуждал Иван. – Из плоти и крови. А силы мне не занимать».

Ему вспомнилось, как по-домашнему играли атлеты в шашки. Обычные улыбки, никакого геройства на лицах. Это уже на манеже они старались выглядеть по-другому – этакими непобедимыми героями. Этот образ западал в память, манил стать и самому одним из них.

И все же, вопреки рассудку, ноги сами привели Ивана к цирку. Он уже свыкся с суетой в этом месте, стал находить в ней некий смысл. Подобное однажды уже произошло в его жизни, когда он стал понимать бессистемную, на первый взгляд, портовую жизнь. И тут и там были случайные люди, но большинство четко знали свое место и свои обязанности. У каждого была своя роль. Проходимистого вида букмекер уже не стал терять время на уговоры Ивана. Он зазывал делать ставки других. Значит, запомнил.

«А может, на себя самого сделать ставку?» – мелькнула шальная мысль у Поддубного. Однако он тут же отбросил ее.

– Не говори «гоп», пока не перепрыгнул, – вспомнилась ему поговорка, услышанная от отца, и он даже проговорил ее вслух.

Публика уже втягивалась под купол цирка. Иван вошел среди последних. Он не мог сосредоточиться на представлении, да и знал его на память, мог предсказать любую выходку клоунов. Чем ближе было второе отделение, тем меньше улыбался Иван, и лишь когда, как ему показалось, коверный выцепил его взглядом из остальных, на душе стало спокойнее.

И вот оно наконец прозвучало, заветное:

– Каждый желающий может помериться с ними силами, – коверный сделал многозначительную паузу, указал на силачей-борцов, обвел взглядом зал, вздохнул:

– Ну, если и на этот раз нет желающих. Тогда…

Поддубный, хоть и был готов подняться раньше, помнил уговор – встал только сейчас и громогласно, сам робея от звука собственного голоса, проговорил:

– Есть желающие!

По уговору он оделся сегодня не по-городскому, на Иване были длинная сорочка, селянская свитка и широкие штаны, заправленные в сапоги. Зал тут же отозвался заинтересованным гулом. Коверный хитро прищурился, приложил козырьком ладонь к глазам и вгляделся в зал.

– И кто же вы такой? Кто же осмелился бросить вызов знаменитым борцам?

Атлеты тоже смотрели в сторону Ивана.

– Грузчик я портовый! – прокричал Поддубный.

– Ах, грузчик? – обрадовался коверный. – Спускайтесь же к нам. Познакомимся поближе. Похвальное рвение.

Поддубный неторопливо спускался по ступенькам, боясь оступиться. Волнение переполняло его. Ведь сотни глаз смотрели сейчас на него.

– Да это же Поддубный! Иван Максимович! – вдруг выкрикнул один из зрителей, сидевший неподалеку от прохода.

Иван покосился и тут же узнал в нем одного из биндюжников, с которым работал.

«Этого еще не хватало. Если опозорюсь, всем расскажет. Ребята смеяться станут», – пронеслось в голове.

– Иван Максимович! Докажи им за наших, – донеслось уже сзади.

Поддубный перешагнул барьер и вошел в полукруг атлетов. Возле коверного увивался клоун в огромных – не по размеру – ботинках, но пока еще ничего не говорил, только корчил рожи и гнусно хихикал, то и дело поднимая худосочные согнутые к плечам руки. Мол, и я тоже атлет, смотрите, какие у меня мышцы.

– Ну вот, теперь мы и знаем, как вас зовут, Иван Максимович.

– Он думает, – встрял клоун, – что если мешки в порту бросает, то и профессионального борца сможет на лопатки бросить! – скрипучим голосом проговорил он, чертиком вынырнув перед Иваном. – Но, почтенная публика, мешок ведь не сопротивляется! Мешок грузчика сам не бросит.

Зал отозвался смехом, стало обидно.

– А это мы еще посмотрим, – ответил Иван.

– Сколько их уже было, таких смельчаков, – вскричал коверный. – И ни один не победил. Потому что сильнейшие борцы – в нашем цирке. Выбирайте, с кем хотели бы сразиться.

Поддубный уже давно выбрал себе противника одного с ним роста, комплекции, с бритой наголо головой и такой короткой шеей, которая из головы сразу же переходила в затылок.

– Вот с ним.

– Ну что ж. Выбор вы сделали сами. Потом не обижайтесь. Никто вас не заставлял. А теперь вы должны что-нибудь нам продемонстрировать. Может, у вас и силы-то нет?

– Подкову принесите, – попросил Иван.

Подкова нашлась незамедлительно, ее сунул Поддубному в руки вездесущий клоун. Иван, как и учил его коверный, высоко поднял ее над головой, повертелся, демонстрируя залу.

Иван по гулу чувствовал, что зал пока еще на его стороне. Каждому хотелось верить, что такой же человек из народа может противостоять титулованным борцам. Он не спеша, без особого усилия на лице разогнул подкову и подал ее своему противнику. Тот так же спокойно вернул подкову в прежнее состояние.

– Пока мы квиты, – подытожил он.

– А теперь покажите нам что-нибудь посложнее, ну, хотя бы вот такое, – предложил коверный, делая жест рукой в сторону бритого.

Атлет подошел к двухпудовой гире, с десяток раз быстро поднял ее над головой, а затем принялся подкидывать. Тридцатидвухкилограммовый кусок чугуна порхал в воздухе, словно невесомый. Он пролетал то под коленом, то взмывал на уровне плеча. Атлет успевал повернуться вокруг оси и вновь поймать, перехватив его ручку.

Зал зааплодировал, но как-то вяло. Иван, сильно не торопясь, сбросил свитку, снял сапоги и босиком ступил на ковер. Подхватил гирю. Крутил он ее не так виртуозно, как предшественник, но получалось вполне зрелищно. Делая скидку на то, что перед ними не профессионал, а портовый грузчик, публика одарила Ивана более продолжительными аплодисментами, даже несмотря на то что он, в отличие от своего противника, не сумел толком повторить последний трюк с поворачиванием вокруг оси и перехватом ручки. Гиря чуть не вырвалась из пальцев, и Иван поставил ее на землю.

Коверный театрально несколько раз хлопнул в ладоши, зал его поддержал.

– Неплохо, неплохо, Иван Максимович. Для портового грузчика неплохо. Ну как, досточтимая публика, кто, по вашему мнению, выиграл?

Понять из криков, кому отдает предпочтение зал, было невозможно, а потому, подняв руку вверх, коверный вмиг заставил его замолчать.

– Получается ничья? Тогда продолжим.

Следующим соревнованием стало перебрасывание гирями между атлетами. Бритый наголо бросал, Поддубный ловил и перебрасывал назад. Он и раньше этим иногда занимался с соседями по квартире, но гири были легче, да и партнеры старались бросить так, чтобы снаряд удалось поймать. Теперь же все происходило по-другому. Гири сильно закручивались, отклонялись от выгодной траектории, да и весили они по два пуда каждая!

Однако Поддубный держался, но у него уже участилось дыхание, заломило в груди, пальцы от напряжения деревенели. Зал поддерживал именно его, Иван это чувствовал, и именно эта поддержка заставляла его держаться до последнего. И этот «раунд» ему удалось свести к ничьей. Одну гирю упустил он, другую – через минуту – противник. Коверный был явно доволен, публику заинтересовало появление на манеже свежего человека из народа. Иван нравился зрителям. А что еще нужно для цирка?

Еще один раз атлеты пытались выяснить, кто более умел в силовых упражнениях. И вновь ничья.

– Силен, силен! – нахваливал коверный Поддубного. – Но это и неудивительно – грузчик. На силе биндюжников наш город и держится. А теперь – борьба! – он выкрикнул это так, чтобы магическое слово расслышали все, и жестом предложил Поддубному вновь выбрать себе противника. – Разумно, – похвалил он выбор Ивана, когда тот снова указал на бритого. – Надеетесь, что он выдохся? Но выдохлись и вы, а публика не будет ждать, пока вы отдохнете. Представление продолжается!

Борцы сошлись, им предстояло бороться на кушаках. Этот вид борьбы был тогда основным в цирках Российской империи, его хорошо понимал простой народ. Правда, вместо настоящих кушаков – широких и длинных матерчатых поясов, борцы использовали полоски кожи. Коверный был и за судью. Он подвел Ивана к противнику, проследил за тем, чтобы они обменялись рукопожатиями, забросили ремни друг другу за спину, приняли стойку, и после этого дал отмашку.

Поддубный действовал осторожно, прощупывал противника, как всегда делал в Красеновке. Понять, что противник слабее тебя, легко, а вот что он сильнее – не сразу и сообразишь, может притворяться. Иван рванул пояс на себя, соперник не поддался, но поскольку рывок был сделан лишь в часть силы, на пробу, то Иван с радостью для себя понял – борец слабее его! Его можно уложить на лопатки! И тут, когда Поддубный в душе уже чуть ли не праздновал победу, случилось непредвиденное. Он не понял, как и что происходит. Ему показалось, что кто-то невидимый просто выдергивает ковер у него из-под ступней. Потеряв опору, Иван качнулся, а профессиональный борец подправил его падение, чтобы Поддубный не успел вывернуться. Его, как мешок с зерном в штабель, точно впечатали лопатками в ковер. Резко пригнувшийся судья-коверный честно зафиксировал этот факт, вскинул руку.

Зал разразился криками и аплодисментами. И хоть они звучали так же, как и раньше, но Иван ощущал, что предназначены они не ему, а сопернику. Он, покрасневший от напряжения и стыда, поднялся, отряхнулся. Сказать что-либо в свое оправдание ни себе, ни людям он не мог. Поражение было очевидным. Коверный взял руку соперника и высоко ее поднял, чем вызвал еще один взрыв аплодисментов. Несмотря на очевидность поражения Поддубный ощущал себя обманутым. Он точно знал, что соперник слабее его в физическом плане, просто он знал какой-то неизвестный Ивану прием, вот и уложил его на спину. Поддубный даже понимал суть приема – надо дать тому, с кем борешься, возможность приложить к тебе усилие, а потом резко уйти от него и подтолкнуть. Вот и обернется твоя же сила против тебя. Такому отец никогда не учил Ивана.

– Ну что ж! – воскликнул коверный. – Благодарим вас за смелость, за силу. Возвращайтесь на свое место! Наше представление подходит к концу…

И тут Иван даже не успел подумать, но у него уже вырвалось:

– Э нет, милейший, так не пойдет!

– А что вы еще от нас хотите? Все ваши желания мы исполнили.

– В афише что написано? Любой желающий может помериться силой с каждым из них! С каждым! Давайте еще одного!

– Возвращались бы вы на место, любезный, – посоветовал коверный.

– Форменный обман! – закричал Иван, обращаясь к публике. – Сами пишут, а потом не исполняют. Давай еще одного! Реванша хочу!

– Дайте ему шанс! – выкрикнула из зала какая-то экзальтированная мадам.

– Дайте! – нарастал гул недовольных голосов.

Коверный оценил ситуацию: идти против желания зала для артиста – последнее дело.

– Хорошо, дело ваше. Даю возможность реванша!

На этот раз Иван противника не выбирал, просто указал рукой на первого попавшегося. На этот раз он продержался минут семь и вновь оказался припечатанным к ковру тем же самым хитроумным приемом. По залу прокатился гул отчаяния, Иван уже полюбился зрителям, почти все переживали за него, и он не мог обмануть ожиданий. После того как рука очередного победителя вновь была поднята коверным, Поддубный пожелал получить еще один шанс. И снова зрители его поддержали.

Третья схватка ожидаемо окончилась поражением Ивана. Он стоял в сторонке, тяжело дышал, упершись руками в колени, пока победитель кланялся зрителям.

– Реванш! – ответил он на вопросительный взгляд коверного.

В глазах того мелькнула жалость.

– Вам же завтра в порт. Работать не сможете.

– Реванш, – как заведенный, повторил Иван.

– Ну, помилуйте. Вы всем уже доказали, на что способны. Зачем такие жертвы?

– Ничего, мы за него завтра в порту поработаем! – послышался из верхних рядов голос знакомого биндюжника.

Назад ходу не было. Поддубный проиграл и эту схватку. В его распоряжении остался только один борец. Коверный достал из кармана часы, щелкнул серебряной крышкой.

– Досточтимая публика. Осмелюсь заметить, что время, отведенное на представление, давно окончилось…

Ему не дали договорить.

– Схватку давай! Схватку!

Пришлось подчиниться. И на этот раз Поддубный решил бороться до конца, хотя разумнее было бы поддаться с самого начала. Публика бы ему это простила. Перед глазами плыли темные круги, дыхание сбивалось, все тело покрывал липкий противный пот. Соперник же был свеж и даже пах хорошим одеколоном.

– Давай, Иван Максимыч! Знай наших! – донеслось сквозь шум в ушах до Ивана.

И этот крик сделал невозможное. Поддубный толком и сам не понял, каким образом отправил соперника на ковер. Тот, как показалось ему, просто выскользнул, а сам Иван завалился на него. Профессиональный борец попытался вывернуться, чтобы не коснуться лопатками ковра, однако Поддубный уже навалился на него, прижимал к полу. Некоторое время борцу еще удавалось держать «мостик», но все решало уже только время, он не мог ни дернуться, ни пошевелиться. Коверный, касаясь щекой пола, сверлил глазами узкую световую полоску под плечами атлета и держал руку наготове, чтобы зафиксировать поражение. Зал бесновался. И вот наконец свершилось! Ослабевший борец хлопнул рукой по ковру и опустил выгнутую в невероятном напряжении спину.

Что тут началось! Не выдержав, некоторые из зрителей выбежали на манеж, но их тут же усмирили двое полицейских чинов, присутствующих в зале. Тогда самые нетерпеливые ограничились тем, что, встав на бортик, кричали и махали руками.

Иван плохо их видел. Перед глазами все плыло и кружилось, словно его затягивало в гигантский водоворот. Кто-то взял его руку и поднял.

«Да это же победа!» – сообразил Иван.

Его чествовали как победителя, хотя на самом деле он проиграл четыре схватки из пяти. Профессионалу бы поклонники такого не простили…

Борец, с которым пришлось схватиться последним, вывел Ивана на задний двор к умывальнику. Было уже темно. Поддубный смывал пот, ополаскивал лицо, фыркал. Атлет протянул ему полотенце.

– Вытрись. Ветер прохладный. А ты хорош. У кого учился?

– Отец в селе учил.

Атлет хмыкнул. Он-то ожидал услышать другое.

– Ладно. Счастливо тебе. Может, когда и увидимся.

Мужчины крепко пожали руки и разошлись. Поддубный стоял на площади перед цирком. Огни погасли, горели лишь фонари. Потерявшие свои яркие краски в полумраке, полощущиеся на ветру флажки – все казались одинаково серыми. В ушах все еще стоял восторженный гул зала. Это было чем-то вроде сладостной отравы, попробовав ее однажды, уже никогда не сможешь отказаться от нее.

– Я проиграл четыре схватки, – прошептал Иван. – Да. Но одну я выиграл!

Только сейчас он заметил, что еще не вся публика разошлась, некоторые прохаживались рядом с цирком. Другие осели в питейном заведении на краю площади. Огоньки ламп под балками открытой террасы казались желтыми звездочками. Усталость, радость первой победы, досада от четырех поражений – все смешалось в душе у Поддубного. Он знал, что, вернувшись домой, не сможет уснуть, а соседи станут укорять его – почему не сказал о том, что сегодня будет бороться в цирке. Иван двинулся туда, куда манил его свет. Заказал себе шкалик водки, бублик, задымил папиросой. Господа за соседним столиком его узнали, приветственно махнули рукой, позвали буфетчика, чтобы принес борцу из народа еще один шкалик. Пришлось поднять рюмку в сторону угощавших и опрокинуть ее в рот.

Хмель довольно быстро ударил в голову. Зато, как говорится, отпускало, уходила усталость. Иван опустил голову на кулаки и тихо затянул украинскую народную песню, которую слышал от матери. Когда же поднял ее, то увидел, что напротив него сидит тот самый коверный из цирка – даже не посчитал нужным переодеться. Перед цирковым тоже стоял шкалик с водкой. Коверный хитро подмигнул, как бы намекая на то, что реален, а не является плодом воображения подвыпившего борца из народа, и налил себе в рюмку.

– Утомили вы меня сегодня, Иван Максимович, – начал он. – Ну разве так можно?

– Жалеете, что согласились меня выпустить на ковер? – спросил Поддубный, наливая и себе.

– Ни вот столечки не жалею, – коверный почти свел большой и указательный пальцы вместе и вновь хитро подмигнул. Стало заметно, что и он немного пьян. – Но… утомили. Не столько меня, но… в первую очередь себя. Егоров я, Александр Онуфриевич, – неожиданно представился коверный.

Мужчины обменялись рукопожатием, после чего циркач сделался грустным:

– Вы, – обратился он к Поддубному, – совсем себя не жалеете. Ну разве так можно? Смотрю я на вас и думаю: вот мне бы сейчас с моим опытом да ваши годы.

Иван слушал и не мог понять, к чему клонит коверный.

– Очень хотелось мне сегодня выиграть, – проговорил он.

– Вы и выиграли, хоть и проиграли, – вновь прозвучало не слишком понятно. – Я ведь не всегда коверным был, – на лице пожилого мужчины появилась мечтательная улыбка. – Начинал гимнастом. А у гимнастов век под куполом цирка короткий. Но выступление – это как отрава. Овации зрителей, выход на поклоны, – Егоров приложил руку к сердцу. – Вот здесь оно все. А теперь я выхожу на арену, объявляю номер. Зал аплодирует, но не мне. Давайте еще выпьем. Вам сегодня можно.

Немного налили в рюмки, чокнулись, выпили. На этот раз без всяких тостов. Коверный подпер голову рукой, глядя на то, как Иван закуривает.

– Вы что собираетесь делать в дальнейшем? – поинтересовался коверный.

– Домой пойду, завтра, как вы справедливо заметили, мне в порт надо.

– Я не о завтрашнем дне. Я вообще – о жизни.

Поддубный прикусил губу, выдавать сокровенные мысли ему не хотелось, к тому же возникли они лишь в последние дни. Александр Онуфриевич помог ему.

– О цирковой карьере мечтаете. Вижу, вижу, зараза уже и в вашей душе поселилась, как когда-то в моей.

– Мечтаю.

– Думаете, что много денег можно будет заработать? – хохотнул коверный. – Большие деньги единицы получают. И сразу можете себя готовить к тому, что нормальной семьи у вас никогда не появится. Цирковая жизнь – она вся на колесах. Сегодня здесь, завтра – там.

– Есть у меня шанс? – напрямую спросил Иван.

– Шанс, он у всех есть. Но как в Библии сказано: «много званых, да мало избранных», – вновь прошелестел смешок. – От природы вам многое дано, молодой человек, однако над собой еще постоянно работать надо. Вот вы курите, к примеру. А теперь вспомните, как вам во время схватки воздуха не хватало. Ну, вспомнили? И выпиваете еще. Все эти дела приятные, но силы у человека отнимают. Я вам как бывший акробат говорю.

Иван взглянул на шкалик с водкой, на коробку с папиросками. Раньше эти вещи казались ему вполне безобидными, но сейчас он почувствовал правоту в словах собеседника. Вспомнилось, как занимало дыхание во время схватки, как иногда тяжело было работать в порту с утра после выпитого вечером.

– Мой вам совет, – подался вперед коверный. – Если решили стать цирковым артистом, то займитесь собой всерьез.

Затем, вопреки своим советам, Александр Онуфриевич предложил выпить еще по одной, но на этот раз уже по последней. Шкалики опустели, в голове приятно кружилось. Коверный и Иван вышли из питейной.

Ласково шумело, прячась в темноте, море, лишь изредка вспыхивали белым бурунчики на волнах, подкатывающихся к берегу. Ветер, дувший из степи, был теплым и сухим, дышалось легко. Мужчины неторопливо шли по опустевшему променаду.

– Ну что ж, – остановился Александр Онуфриевич и театральным жестом снял с головы помятый цилиндр. – Рад знакомству и надеюсь когда-нибудь еще с вами встретиться. У вас может сложиться неплохое будущее. Только помните, что драгоценный камень требует огранки и хорошей оправы, тогда и продается он хорошо.

– Обязательно встретимся, – пообещал Иван.

Поддубный в одиночестве дошел до конца променада, остановился под неровно мерцающим фонарем. Машинально вытащил коробку с папиросами, посмотрел на нее. Раньше практически не задумывался о том, зачем он курит, нужно ли ему это. Затем сделал над собой усилие, решительно смял картонку в могучей ладони вместе с оставшимися папиросами и бросил в урну.

В порту товарищи встречали Поддубного как настоящего героя. Никому и в голову не приходило подшучивать над его поражениями. Всех восхитила его настырность и победа в финальной схватке. Иван даже растерялся, когда его окружили биндюжники, подняли на руки и минут пять с радостными криками подбрасывали в воздух. Наконец он снова стал на землю.

– Все это хорошо, но нашу работу за нас никто не сделает, – сказал он и первым взвалил на плечи мешки с зерном.

К обеду вместе с потом вчерашний хмель вышел из него окончательно. Если раньше во время работы Иван обычно думал о родном селе – о прошлом, то теперь мысли его устремились в будущее. Он прекрасно понимал, что в ближайшее время ему нет смысла пытаться устроиться на работу в цирк. Он, если следовать сравнению коверного, драгоценный камень, но еще не получивший огранки и не имеющий оправы. Вот этим ему и предстояло заняться. В конце дня Поддубный отказался от предложения товарищей отметить его вчерашнее выступление, чем несколько их обидел и озадачил.

– Все, братва, – твердо сказал он. – С сегодняшнего дня я не пью и не курю. Лучше помогите мне в одном деле, пошли.

Вместе с двумя биндюжниками Иван отыскал расположенную в подвале скобяную лавку. Хозяин уже собирался ее закрывать, но, завидев поздних покупателей, решил задержаться.

– Что желаете приобрести, господа? – он несколько подозрительно косился на крепко сбитых молодых мужчин, оказавшихся в его магазине.

На грабителей они, конечно, мало походили, но при желании могли бы одолеть кого угодно.

– Гири собрался купить, – слегка стесняясь, проговорил Поддубный.

– Дело свое открываете? Надо понимать, весы у вас уже есть? Если еще не приобрели, то могу предложить со скидкой, – поинтересовался хозяин и указал в темный угол, где угадывались гири разных «калибров».

Иван подошел, присмотрелся, выбрал две самые большие – двухпудовые, какие уже привык подбрасывать в порту. Были бы больше, взял бы их. Поднес гири к лестнице, несколько раз поднял их над головой, перебросил из руки в руку и только потом поставил на землю. Хозяин еще не сообразил, какое такое «свое дело» собрался начать поздний покупатель.

– А штанги у вас есть? – и Иван, заметив растерянность в глазах продавца, тут же жестами показал, что его интересует спортивный снаряд.

– Теперь ясно, зачем вам гири понадобились, – заулыбался хозяин. – Я-то думал… К сожалению, штанги у меня нет. Неходовой товар.

– Жаль. Я бы купил.

– Какая именно штанга вас интересует?

Поддубный прикинул в мыслях и сказал:

– На семь пудов.

– Ого! Я могу заказать, в течение недели доставят. Вы только адрес свой оставьте, вам ее сразу же вместе с гирями и привезут на дом.

– Через неделю я сам зайду, не сомневайтесь, – пообещал Иван, расплатился, оставил задаток за штангу. – Спасибо, ребята, что вызвались помочь, – обратился Иван к биндюжникам. – Но если штанги сейчас нет, то вы мне больше не нужны. С этим я и сам справлюсь. Вот вам за труды. – Поддубный хотел дать деньги, но товарищи по работе отказались их брать.

– Сами зарабатываем. Мы же не голь перекатная.

Он без видимых усилий подхватил гири и вышел на улицу. Поддубный не терял времени даром, он даже дорогу из лавки к дому превратил в тренировку – пообещал себе, что не поставит гири на землю, пока не придет. Прохожие с удивлением и восхищением смотрели на Ивана, когда он нес тяжеленные гири по городу.

Прямо так, с гирями в руках, он и вошел в квартиру. Его соседи – ученики мореходных классов – как раз ужинали.

– Однако, – только и сказал Николай и поперхнулся.

Иван поставил свои спортивные снаряды рядом с соседскими. Петр засмеялся. Ведь двухпудовые гири были примерно настолько же больше их гирь, чем сам Поддубный – относительно своих соседей.