Текст книги "Искушая судьбу"

Глава 6

Мара резко обернулась на звук раздавшегося за ее спиной глубокого мужского голоса.

У нее перехватило дыхание. В дверях стоял он, граф, собственной персоной, и выглядел даже крупнее, чем она себе его представляла. Висевший на лестнице портрет не льстил ему. Собственно говоря, наяву он выглядел даже еще более грозным. Мара быстро нацепила на нос очки Арабеллы, и его черты расплылись в тумане.

Прежде чем заговорить, она вынуждена была нервно сглотнуть и возненавидела себя за этот страх.

– Добрый вечер, милорд. Я восхищалась этим замечательным портретом.

Он подошел поближе и, прислонившись к высокой книжной полке, скрестил руки на груди.

– Замечательный портрет, не правда ли? Он остался от прежних владельцев Кулхевена и каким-то чудом уцелел после того, как замок был взят штурмом. Висел среди прочих в галерее, но изображенная на нем особа так заинтересовала меня, что я решил перенести портрет сюда, чтобы иметь возможность видеть его почаще.

«Остался от прежних владельцев…» После этих слов куда-то исчезло волнение, охватившее Мару при встрече лицом к лицу с ним – ее врагом. Ей очень хотелось сказать ему, что портрет никто не оставлял, наряду со всем прочим он, скорее, был украден у ее семьи войском «круглоголовых», но придержала язык.

Она должна думать, поступать и отвечать так, как это могла бы делать Арабелла. А Арабелла никогда бы не рискнула противоречить ему или говорить, когда от нее этого не ждут. Ей это даже и в голову не могло бы прийти.

Поэтому вместо этого она потупила взор и как можно нежнее ответила:

– Портрет просто замечательный, милорд. Но не кажется ли вам, что эта женщина выглядит слишком дерзкой, слишком уверенной в себе? у Сент-Обин помолчал, глядя на нее со странным выражением на лице, потом, отвернувшись, пересек комнату.

– Хотите чего-нибудь выпить, мисс Вентворт?

Маре хотелось бы знать, почему он не ответил на ее вопрос, но она решила не добиваться ответа.

– Да, милорд, с большим удовольствием.

Опустив голову, она поверх очков могла вполне ясно видеть Адриана, который подошел к буфету, чтобы налить спиртное. Он был одет совсем просто, в черные бриджи, белую рубашку и черные сапоги до колен. На нем был небрежно повязанный шейный платок, обшлага рукавов были закатаны до локтей, обнажая загорелые руки, которые, казалось, могли задушить и медведя.

Все в этом человеке говорило о силе и властности.

Даже то, как его большие руки держали бутылку с алкоголем. Она поймала себя на том, что смотрит на ровную и твердую линию его челюсти, на то, как светятся в свете очага его густые волосы, цвет которых гармонировал с золотисто-карими глазами.

Он искоса посмотрел на нее, и Мара быстро отвела глаза.

– Надеюсь, что вы извините меня за некоторую небрежность в одежде, мисс Вентворт, Здесь, в Кулхевене, я предпочитаю удобство приличиям.

– Нет-нет, милорд. Я не возражаю.

Собственно говоря, подумала она про себя, она бы и сама с огромным удовольствием сию же минуту сняла бы эти дурацкие очки и отодрала с платья Арабеллы душащий ее воротник. Она направилась было к нему, но он протянул ей бокал.

– Если хотите, мы можем посидеть здесь, возле огня.

Она села в мягкое кресло, которое он ей пододвинул, и поискала взглядом, куда бы поставить свой бокал, но, не найдя ничего в том тумане, который стоял перед ее глазами, продолжала держать его обеими руками, поставив на колено.

– Ужин будет подан через несколько минут, – сказал он, разглядывая в свете камина содержимое своего бокала. – Я думаю, что мы можем использовать это время для того, чтобы получше узнать друг Друга.

Сама не зная почему, Мара начинала чувствовать, что Сент-Обин не очень рад ее пребыванию здесь. Странно, подумала она, особенно если принять во внимание то, что они должны пожениться. Чтобы смягчить внезапно пересохшее горло, она отпила глоток из бокала. Питье; приготовленное из смородины и вишни, было вкусным и немедленно вызвало ощущение тепла в желудке.

– Вы, кажется, нервничаете, мисс Вентворт. Это из-за меня?

А что он предполагал, черт бы побрал эти его глаза?

– Нет. Это просто вызвано незнакомой обстановкой, милорд. Я чувствую себя несколько одинокой и чужой среди ваших людей. Не то чтобы они вели себя негостеприимно. Нет, совсем наоборот. Все были очень приветливы. Но пребывание в новом месте, особенно таком, как это, всегда немного пугает. Я уверена, что со временем привыкну.

Он кивнул:

– Жаль было услышать, что ваша мать оказалась не в состоянии сопровождать вас в поездке. Я уверен, что ее присутствие помогло бы вам легче переносить пребывание здесь. Хантингтон, мой камердинер, сказал мне, что она заболела перед самым вашим отбытием из Англии. Полагаю, заболевание не очень серьезно?

Поборов возбуждение, вызванное первой встречей, Мара начала входить в роль Арабеллы.

– Это случилось с ней в последнюю минуту. – Она помолчала, пытаясь, чтобы ее слова прозвучали как можно убедительней. – Хотя отец заверил меня, что беспокоиться не о чем. Я надеюсь, что очень скоро она поправится и сможет присоединиться к нам. Мне немного трудно здесь, милорд. Извините, если вам покажется, что я слишком много говорю об этом. Просто здесь все так непривычно для меня. До этого я никогда не уезжала так далеко от дома, не говоря уже о другой стране. Хотя это и может показаться увлекательным приключением, но вместе с тем несколько утомительно. – Она опустила глаза и скромно добавила:

– Вы были совершенно правы, когда сказали, что в присутствии моей матери мне было бы намного легче.

Адриан отхлебнул свое бренди.

– Надеюсь, что ваша мать приедет скоро и нам не придется слишком надолго откладывать нашу свадьбу.

Черт побери! В своих попытках получше сыграть свою роль она зашла слишком далеко. Отложить свадьбу? Ни в коем случае! Она должна сыграть на его мужском инстинкте. Сделать так, чтобы он отказался ожидать прибытия матери. Но как она может этого добиться, выглядя в глазах всех очкастой монахиней?

Адриан прервал воцарившееся молчание:

– Разумеется, это целиком зависит от того, примете ли вы мое предложение.

Это заявление застало Мару врасплох. Ей казалось, что условия брака определены окончательно.

– Но разве это не является причиной моего прибытия сюда?

Адриан поднял бровь:

– Не совсем. Вы никогда раньше меня не видели.

К примеру, вы могли бы найти мою наружность отвратительной и отказаться от договоренности. Могли бы обнаружить, что у меня гнилые зубы и изо рта пахнет, как из уборной.

Он улыбнулся, и от этого вежливого поддразнивания Мара почувствовала себя спокойнее, – Я уже видела ваши зубы, милорд, и они выглядят вполне белыми и чистыми. – Она наклонилась к нему так, что ее лицо оказалось на расстоянии в несколько дюймов от его. – Что же касается дыхания, – она вдохнула – то, уверяю вас, это совсем не тот случай.

Когда она взглянула на него, он пристально смотрел ей в глаза. Мара откинулась назад, наблюдая за ним из-под полуопущенных ресниц.

– Но кто может гарантировать, что, увидев меня, вы сами не откажетесь от договоренности.

Уголок его губ слегка скривился.

– Заверяю вас, мисс Вентворт, что ваша наружность никоим образом не отталкивает меня, Но остается еще вопрос моего прошлого.

– Вашего прошлого, милорд?

– Да, вы, без сомнения, слышали о скандале, связанном с моей семьей?

Мара помедлила. Она кое-что знала о лежащем на его репутации пятне, о том, почему он стал известен как незаконнорожденный граф, но не была уверена, какую часть своего знания может открыть перед ним.

– Мне что-то говорили о том, что ваш отец виноват в смерти вашей матери. Для вас это должно было стать настоящей трагедией.

Челюсти Адриана напряглись.

– Если говорить более откровенно, мисс Вентворт, мой отец убил мою мать. Хладнокровно. Но прежде чем каждый из нас даст согласие на этот союз, я хотел бы, если вы, конечно, не будете возражать, выложить все карты на стол. Попытаюсь быть кратким. Когда моя мать еще только носила меня в чреве, отец из неизвестного до сих пор источника узнал, что у нее был тайный роман с другим человеком почти с самого первого дня их свадьбы. Этим человеком был мой дядя, Джеймс Росс.

Этого Мара не знала:

– Ваш дядя Джеймс? Человек, оставивший вам этот замок?

– Да, именно он. Как вы понимаете, поскольку мать была, – он помедлил, – в интимной близости с обоими, я никогда не был уверен в том, кто из них на самом деле является моим истинным отцом, хотя всегда сердцем чувствовал, что им был дядя, а не отец. Полагаю, что дядя чувствовал то же самое, потому-то и оставил мне замок, но признать меня своим сыном означало объявить меня незаконнорожденным в глазах всего общества. Кроме того, это помешало бы мне унаследовать от отца то, что, как он полагал, по праву принадлежало мне – титул графа Сент-Обина Но эти соображения не сдерживали моего отца, и если дядя молчал, то отец молчать не собирался. Он публично объявил о том, что вот уже несколько месяцев, как не был близок с матерью, и что, если я не появлюсь на свет к десятому сентября, меня нельзя будет считать его сыном. К несчастью для него, я родился как раз в тот самый день, который он назвал, десятого сентября. – Он улыбнулся и добавил:

– За пять минут до наступления полуночи Адриан замолчал, как будто ожидая, что она на это скажет.

Ответ Мары прозвучал просто:

– Но это должно было уверить всех в факте его отцовства.

– Каждый подумал бы так же, но отец по-прежнему не был убежден, и это не помешало ему, несмотря ни на что, попытаться от меня отказаться. Он подал королю петицию, содержание которой не скрыл ни от кого, петицию, в которой обвинял мою мать в нарушении супружеской верности и объявлял меня незаконнорожденным, зачатым не от него. Однако поскольку в предполагаемый день зачатия он находился неподалеку от матери, а я родился в назначенный им самим день, то король отказался объявить меня незаконнорожденным.

– Вероятно, ваш отец был этим очень недоволен?

– Это, мисс Вентворт, еще очень мягко сказано.

После неудачи у короля отец решил, что больше не может жить с матерью, и попытался получить развод через акт парламента, но и тут потерпел неудачу. Все это заняло у него около десяти лет, и, исчерпав все возможности, он решил заняться этим делом сам. Взял очень старый и ценный дуэльный пистолет, которым графы Сент-Обины владели из поколения в поколение, выпил две бутылки бренди и, пока мать спала в своей постели, застрелил ее. Насмерть. Потом, в своей обычной трусливой манере, он обратил пистолет против себя, избавив меня от необходимости самому убить его.

К тому времени как он закончил свой рассказ, глаза Мары были уже полны слез.

– Как это грустно, милорд.

– К тому времени мне было уже пятнадцать лет.

Такие вещи не происходят быстро. У моего отца все это время ушло на апелляцию к королю, парламенту и обществу. В течение почти двадцати лет это был самый сенсационный скандал, о нем распевали песенки, долгие годы его обсуждали за всеми обеденными столами Лондона. В конце концов я все-таки унаследовал титул, к большому, полагаю, разочарованию для моего отца. Но с этого дня меня стали называть незаконнорожденным графом Сент-Обином, несмотря на то, что я официально был объявлен наследником.

Хотя Мара и знала , о скандале, с которым было связано его происхождение, она не имела никакого понятия о том, что у него было столь несчастливое детство Повинуясь порыву, она коснулась его плеча:

– Это не ваша вина. Вы не должны винить себя.

– Я не виню себя ни в чем. Я просто конечный результат предательства и обмана. Запомните это, пожалуйста, мисс Вентворт, в том, конечно, случае, если решите, что все еще хотите выйти за меня замуж Он спокойно посмотрел на нее, вдруг его взгляд потемнел.

– И я не потерплю предательства от своей жены.

Мара с трудом проглотила комок в горле, образовавшийся после его слов, потому что он не шутил.

– Вы не должны беспокоиться на мой счет по этому поводу, милорд. Уверяю вас, что я не прячу от вас никаких тайных связей. Я признаю только доверительные отношения между супругами.

– Очень рад этому, мисс Вентворт. Потрудитесь, пожалуйста, всегда придерживаться этой нормы Я также буду выполнять это обязательство. А теперь, зная все о моем прошлом, желаете ли вы по-прежнему выйти замуж за незаконнорожденного графа Сент-Обина?

Мара нахмурилась.

– Вы не незаконнорожденный, и да, я по-прежнему желаю выйти за вас замуж.

– Кроме этого есть еще кое-что, – добавил он.

– Что, милорд?

– Вы слышали что-нибудь о Проклятии?

Мара сделала вид, что не понимает.

– О проклятии, милорд?

– О Проклятии Кулхевена. Видите ли, – продолжил он, сделав жест в сторону портрета ее матери, – говорят, что женщина, изображенная на этом портрете, когда явились солдаты, чтобы конфисковать это владение, наложила на Кулхевен проклятие.

– С ее стороны это было большой дерзостью.

Обычно я не подвержена суевериям, но это любопытно.

Каково же было это проклятие, милорд?

– Легенда гласит, что у хозяина Кулхевена не родится ни одного живого наследника, пока в ребенке не будет течь ее кровь. Мой дядя, который жил здесь до меня, кажется, только подтверждает действенность проклятия. Его жена до того, как умереть при родах четвертого ребенка, родила ему трех мертворожденных. В своем дневнике он писал, что во сне его преследует дух этой женщины. Огненной Леди. С тех пор среди местных жителей ходят слухи, что этот призрак даже столкнул его с башни.

– Как странно. А вы видели когда-нибудь эту Огненную Леди, милорд?

Адриан помедлил, припомнив видение, за которым наблюдал у того озера. Может ли быть?.. Он покачал головой, отказываясь принимать такое объяснение увиденного.

– Нет, я сам не видел, однако Проклятие Кулхевена живет в сердцах и умах многих живущих здесь людей, так же как и образ Огненной Леди. А поскольку из семьи этой женщины-духа в живых не осталось никого, заклятие, по-видимому, никогда не будет снято.

– А почему вы так уверены в том, что в живых не осталось никого, милорд?

– Судя по тому, что мне рассказывали, муж этой леди, граф, в начале войны был арестован и посажен в Дублинский замок. Там он подхватил сыпной тиф и умер.

Сыпной тиф? Значит, голод у них сегодня называется так? Интересно, как много знает Сент-Обин?

– А почему граф был арестован?

– Очевидно, что, являясь сильной крепостью, Кулхевен был одним из владений, намеченных Протекторатом для конфискации. Подобно многим землевладельцам граф отправился в Дублин искать правосудия.

Там он был арестован по подозрению в принадлежности к католическим конфедератам.

– Он был ирландец?

– Нет, он был англичанином, но взял в жены ирландку.

– В этом и заключалась его поддержка конфедератов?

До тех пор, пока граф с недоумением не посмотрел на нее, Мара не осознавала, что говорит все громче.

– Простите, милорд. Я мало что знаю о войне, только то, что слышала время от времени. Мой отец не верит, что женский ум может постигнуть подобные вещи. Он говорит, что женщины понимают только в рукоделии и приготовлении пищи, но я очень интересуюсь военными делами.

Адриан улыбнулся.

– Тогда, вероятно, вам нужно было бы работать на своего крестного отца. – Его улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. – Я, однако, не придерживаюсь одного мнения с вашим отцом и полагаю, что женский ум вполне способен понимать подобные вещи. – Он помолчал, затем добавил вполголоса:

– Как, впрочем, и многие другие.

– Что вы сказали, милорд?

– Ничего. Как я уже сказал, у старого графа было, кажется, четверо детей – три сына и дочь. Два старших сына в самом начале войны присоединились к ирландской армии, они были виновны в смерти многих англичан и погибли в битве под Дрогедой.

– А еще один сын?

– В то время ему было, как мне кажется, девятнадцать. Но он не присоединился к ирландской армии, как его братья. По слухам, он, кажется, пристал к банде мародеров тори, грабящих на большой дороге только замлевладельцев-англичан. Насколько мне известно, три недели тому назад он был арестован и повешен в Голуэйе.

При этих словах Мара вся похолодела. Так, значит, Оуэн мертв. Однако постаралась скрыть свою вполне естественную реакцию на известие о гибели брата.

– А дочь, милорд?

– Она была самой младшей из всех детей, по-моему, в то время ей было восемнадцать. Как обычно, женщины были оставлены одни в замке, и, когда пришли солдаты, мать, которая и изображена на портрете, отказалась сдать Кулхевен. Она удерживала его почти год, сражаясь доблестно и, как мне говорили, с искусством, достойным любого генерала, но в конце концов победили солдаты парламента.

– А дальше…

Адриан пристально посмотрел на нее:

– Мне кажется, продолжать не стоит, мисс Вентворт.

– Почему? Она спаслась? А что с ее дочерью?

Пожалуйста, милорд, если уж мне действительно суждено стать хозяйкой Кулхевена, я должна знать все, что здесь произошло.

– Я скажу только, что солдаты не могли по-доброму обойтись с женщиной, оказавшей им такое сопротивление. Это были жестокие люди, самый сброд, стремящиеся отомстить ирландцам. Любому ирландцу. Они отомстили ей за сопротивление единственным способом, который знают подобные люди. Говорят, что ее застрелили прежде, чем смогли схватить. Можно лишь милосердно надеяться на то, что она умерла от пули, а не от того, что они сделали с ней впоследствии.

Осознав ужасный смысл его слов, Мара закрыла глаза.

– Извините, если я оскорбил ваши чувства. – Голос Адриана смягчился.

– Нет-нет, все нормально. А дочь, милорд? Что случилось с дочерью?

Адриан, не глядя на нее, покрутил бокал с бренди между пальцами.

– Ее судьба остается загадкой. Никто с уверенностью не может сказать, что с ней сталось, потому что больше ее не видели. Поэтому я предполагаю, что она разделила судьбу своей матери.

Мара взглянула на него. Он смотрел на портрет ее матери каким-то отстраненным взглядом, тем невидящим взглядом, который говорил ей, что его мысли где-то далеко Губы скривились в грустной усмешке. О чем он может думать? Если бы перед ней сидел другой человек, она могла бы предположить, что его расстроили события прошлого. Но разве может он быть расстроен этими событиями, если является одним из тех, кто несет за них ответственность?

– Но война предполагает подобные вещи, – сказал он наконец, отставляя бокал Потом встал и предложил ей руку. – Не приступить ли нам к ужину, пока я совсем не испортил вам этот вечер?

Мара взглянула на него Наконец-то встретившись с ним лицом к лицу и увидев, что он собою представляет, она внезапно засомневалась, не откусила ли она кусок больший, чем сможет проглотить Этого человека вряд ли удастся так легко обмануть. Как он поступит, когда узнает правду?

«Обратной дороги нет» – эти слова, отдавшиеся эхом в ее мозгу, вернули ей храбрость. Она должна увидеть, чем все это кончится.

Глубоко вздохнув, Мара приняла предложенную ей руку и пошла к столу.

Когда Мара открыла дверь своей комнаты, часы как раз пробили полночь Пока Сайма расчесывала ей волосы и заплетала их на ночь в косу, Мара рассказала ей все, о чем узнала за последние несколько часов, начав с деталей скандала, связанного с прошлым Адриана, и кончив, спустя час, сообщением о смерти Оуэна.

– Оуэн знал, на что идет, когда вышел на большую дорогу с этими бандитами тори, – сказала Сайма. – Теперь-то ты понимаешь, что должна бросить все эти глупости и бежать отсюда, пока это еще можно?

– Нет. Я же говорила тебе, Сайма, теперь, когда это зашло уже так далеко, я не остановлюсь. Если прежде я еще и сомневалась, то теперь, как никогда, уверена в том, что смогу заполучить Кулхевен назад. Известие о смерти Оуэна только укрепило мою уверенность Теперь я осталась одна, Сайма. Единственная из клана Диспенсеров. И если я хотя бы не попытаюсь что-то сделать, то для Кулхевена не останется никакой надежды.

– Никак не пойму, что связывает тебя с этой кучей камней?

– Кулхевен – больше чем просто куча камней, Сайма. Неужели ты не понимаешь этого? Для меня это смысл жизни. Я обещала умирающей матери, что вернусь сюда. Это все, о чем она просила, и я должна выполнить ее просьбу.

– Ты уже нашла гобелен? – спросила Сайма.

Мара пока еще не имела времени даже вспомнить об этой части завещания матеря.

– Нет, пока что у меня не было возможности для поисков. Слишком много времени ушло на то, чтобы воскресить прошлое. На виду он нигде не висит. Мне кажется, для дальнейших поисков, чтобы не возбудить подозрений, я должна буду подождать отсутствия Сент-Обина. У меня есть такое ощущение, что, если гобелен сохранился, он должен быть где-то в этой части замка. По-видимому, все, что осталось от моей семьи, сосредоточено здесь. Как только у меня появится возможность, я пойду туда, где, по словам матеря, он должен быть. Если его там не будет, я начну искать здесь.

– Надеюсь, что его не уничтожили и не продали.

– Я не думаю, чтобы Сент-Обин стал продавать его. По-моему, он знает цену вещам и непохож на человека, легко расстающегося с тем, что ему дорого.

Сайма прищелкнула языком:

– Что ты можешь знать об этом человеке? Ты только что увидела его в первый раз. Он просто-напросто кровавый убийца, как ты и предполагала.

Мара покачала головой:

– Он совсем не такой человек, каким я его себе представляла, Сайма. Точнее, он – полная противоположность тому. Мне казалось, что он старше, гораздо старше своих двадцати трех лет и гораздо жестче.

– Что ты имеешь в виду?

– Зная, что он доверенный человек Кромвеля, я ожидала встретить человека, похожего на тех солдат, которые убили мою мать. Ведь эти люди обезглавили своего короля. Поэтому я ожидала увидеть холодного, бесчувственного человека, ненавидящего ирландцев, но он не кажется таким. Иногда, когда граф говорил об этой войне, мне казалось, что он сожалеет о ней. О своей роли в ней он почти не упоминал, сказал только, что перед тем, как поселиться в Кулхевене, занимал какой-то пост в Дублине. Но не сказал, по какой причине оставил его.

Мара замолчала, припомнив, что она увидела в глазах Адриана, когда он рассказывал о Дублине, – вспышку боли, такую острую, что у нее сжалось сердце, и такую мимолетную, что она почти забыла о ней. Интересно, что там с ним случилось?

– Ты не должна забывать, кто он такой, – сказала Сайма, обойдя ее кругом и с тревогой заглядывая в глаза. – Ты все время говоришь о том, каким хорошим кажется этот человек, а не о том, что он союзник того, кто несет ответственность за смерть твоих родителей и братьев. Да, ты единственная, кто остался из Диспенсеров. И все из-за него. Он думает, что женится на крестнице Кромвеля, девочка. Ты не должна забывать о том, что это ублюдок, грязный, лживый англичанин, такой же, как и все они.

Мара потупилась, чувствуя свою вину за то, что защищала Адриана. Сайма была права. Нельзя позволить себе забыть о том, зачем она здесь находится – Не беспокойся, я никогда не буду чувствовать к этому человеку ничего, кроме ненависти.

Сайма бросила на нее взгляд, полный недоверия. И разве можно было ее в этом винить? Даже сама Мара была не слишком уверена в том, что сказала.

Ей вспомнилось, как Адриан взял ее руку и приложился к ней губами. Обычный невинный жест вежливости, но ее поразила собственная реакция на него.

Даже сейчас при воспоминании о прикосновении теплых губ к ее коже сердце забилось сильнее.

– Вся проблема теперь в том, как заставить его жениться на тебе немедленно, не дожидаясь приезда матери Арабеллы. В противном случае тебе конец.

– Если я по-прежнему буду выглядеть, как Арабелла, то он должен быть либо глупцом, либо слепым, чтобы захотеть жениться на мне.

Сайма потерла щеку, задумчиво глядя в пространство.

– По-моему, единственный выход состоит в том, чтобы его светлость лишил тебя невинности перед свидетелями, чтобы у него не осталось никакого другого выхода, кроме как поступить так, как в таком случае обязан поступить каждый джентльмен.

– Я тоже так думаю, весь вопрос в том, как это подстроить?

Сайма кончила расчесывать волосы Мары, перевязала их белой лентой и перекинула тяжелую косу через плечо.

– А это, девочка, можешь предоставить мне.