Текст книги "Красные боги"

Глава 2

Небольшой пароходик «Вин Тиан» шел по реке Меконг.

Пьер Люрсак проснулся, когда почти над самой его головой, на капитанском мостике, раздался резкий гудок. Пьер спал в некотором подобии каюты, в узкой маленькой загородке около машинного отделения. Встав с постели и наскоро одевшись, он вышел на палубу.

Там на всем пространстве от кормы до носа, вповалку, едва не падая за борт, в перепутанной куче, укрывшись разными лохмотьями, спали туземцы, вьетнамцы, китайцы, камбоджийцы и лаосцы.

Заря только занималась, и в предутреннем тумане еще плохо были видны берега Меконга. Лил дождь.

На капитанском мостике стоял лоцман, напряженно вглядывающийся вперед и бросающий приказания в трубку стоящего перед ним рупора.

Лестница на капитанский мостик помещалась рядом с дверью каюты Люрсака. Поднявшись на две-три ступеньки, он поздоровался издали с лоцманом и спросил:

– Разве мы уже подходим?

Не поворачивая головы и продолжая смотреть вперед, старик-лоцман отвечал:

– Нет еще. Мы только входим в «Утонувший лес». Посмотрите.

Пьер посмотрел по направлению хода судна. Действительно, казалось, что река обрывала свое течение и упиралась в берег, покрытый густым лесом, а пароход плыл прямо на этот берег.

Пьер облокотился на перила лесенки и стал наблюдать.

Когда «Вин Тиан» подошел совсем близко к лесу и, казалось, вот-вот должен был уткнуться носом в берег, в чаще деревьев обнаружилась узкая прогалина. Это и был фарватер реки. Необычайное искусство и великолепное знание местности требовались от лоцмана, чтобы вести пароход по этому извилистому и узкому каналу, такому узкому, что деревья подчас задевали пароход своими ветвями. Пьеру теперь было видно, что деревья растут не на берегу, а в воде, и он понял, почему местность носит название «Утонувший лес».

Мало-помалу туман рассеялся. Когда посветлело, картина потеряла в своей фантастичности, но зато выиграла в своеобразии.

Пассажиры-туземцы проснулись, поднялись с пола и теперь стояли на палубе плотной кучей, изредка обмениваясь полушепотом скупыми фразами на своих гортанных и гнусавых наречиях.

Пьер стоял молча и курил. В «Утонувшем лесу» царила величественная тишина, нарушаемая только стуком пароходных машин да всплесками воды под носом.

Вдруг Пьер услышал слова, произнесенные по-французски чистым и молодым женским голосом:

– Что за забавный край!

Пьер осмотрелся вокруг. Никого нет. Но вслед за тем он услышал на капитанском мостике легкие шаги и начало разговора таинственной незнакомки с лоцманом.

– Здравствуйте, мсье Рабо. Вас удивляет, что после недели своего добровольного заключения в каюте я выползла на свежий воздух? Да, мне надоело, и я решила взобраться сюда, к вам. Было бы обидно не посмотреть на эту картину. Удивительная вещь!

– Здравствуйте, мадемуазель. Да, картина интересная. Подождите, впереди будет еще интереснее.

– Это очень хорошо!

– Для вас, может быть, и хорошо. А когда проживешь два десятка лет в этой проклятой стране…

– Ну-ну-ну, мсье Рабо, не ворчите. Здесь лучше, чем в Европе. Там жизнь так однообразна, дни так похожи один на другой, что от них устаешь скорее, чем от быстрой смены впечатлений здесь.

Они немного помолчали, а потом лоцман спросил:

– Вы еще не отказались от своего проекта?

– Ничуть. Наоборот, все больше укрепляюсь в своем решении. Я как раз сейчас вспомнила о нем и теперь, когда лучше представляю себе здешнюю жизнь, я понимаю, как он должен страдать от одиночества. О, я знаю, вы хотите мне сказать, что мое место не там и что я только стесню его. Но он один, понимаете вы – один, а для него, как и для меня, ничего нет тягостнее одиночества. Мы никогда не могли к нему привыкнуть и всегда помогали друг другу избегать его.

Опять наступила пауза, которую несколько минут спустя прервал лоцман:

– А я могу предложить вам компаньона для того, чтобы немного скрасить ваше путешествие.

Нервно и обиженно прозвучал ответ:

– Не нуждаюсь. Я предпочитаю остаться независимой.

Лоцман рассмеялся.

– Пусть так. Хорошо. Но я считаю, что на мне лежит ответственность. Я обещал облегчить вам путешествие.

И, видимо неожиданно для собеседницы, он громко кликнул:

– Мсье Люрсак!

Пьер встрепенулся, сделал два шага вперед, но фраза, произнесенная незнакомкой, остановила его:

– Нет, нет, – раздраженно говорила она. – Я не хочу. На вас не лежит никакой ответственности.

– Черт возьми! – возмутился лоцман. – Не могу же я отпустить женщину одну в путь-дорогу по тропическим лесам без провожатого. Поймите, что даже мужчины не осмеливаются здесь пускаться в путешествие, не приняв мер предосторожности. Это было бы безумием.

– Безумие или нет – мне все равно. Я так решила. И прошу вас, не будем больше об этом говорить.

– Подчиняюсь. Кстати, мы уже выходим из «Утонувшего Леса». Скоро прибудем в Хонсюд.

Пьер спустился назад по лестнице. Туман уже совсем рассеялся. Блеснули первые лучи солнца.

Деревья «Утонувшего леса» расступились, и вскоре «Вин Тиан» вышел на простор широкой реки.

Пьер Люрсак был уязвлен нежеланием собеседницы лоцмана познакомиться с ним. Он попробовал заставить себя отнестись к этому равнодушно, закурил папиросу и погрузился в созерцание смутно видневшихся берегов Меконга. Но, несмотря на все, он чувствовал присутствие незнакомки у себя за спиной и невольно задавал себе вопросы: Кто она, откуда взялась на пароходе, о ком она говорила, что хочет облегчить тяжесть одиночества.

Берег приближался. Раздалась команда замедлить ход.

– Хонсюд, – крикнул с мостика лоцман.

Палубные пассажиры-туземцы засуетились, складывая свои вещи и готовясь к выходу. Пьер прошел в каюту, застегнул пряжки своего чемодана и вышел обратно.

Два камбоджийца вытаскивали его багаж и складывали у прохода к трапу. Тут же, рядом с его громоздкими тяжелыми ящиками и чемоданами, лежало несколько изящных кожаных чемоданов и свертков, аккуратно затянутых в чехлы. Пьер догадался, что это вещи незнакомки. Он подошел поближе, стараясь отыскать где-нибудь ярлык или надпись с обозначением имени владелицы. Единственно, что удалось ему найти – это буквы «В. Р.», выдавленные на коже одного из чемоданов.

Пьеру стало досадно. Ему никак не удавалось удовлетворить свое любопытство.

Пароход остановился. Толпа туземцев устремилась по трапу и сходням на берег. Своих носильщиков Пьер задержал, пока схлынет давка.

Небольшой амбар, пять или шесть хижин – вот и все постройки пристани Хонсюд. Тут же было видно несколько повозок, около них лениво лежали быки, а на самом берегу, по колено в воде, стояли, опустив хоботы, шесть слонов. Пьер сообразил, что это тот караван, который должен доставить его к посту № 32.

Утомляющее своим однообразием путешествие на пароходе ему надоело. Он с удовольствием подумал, что теперь предстоит интересная дорога к таинственному посту № 32, где он будет жить среди новых людей на странной земле, о которой так загадочно говорил Брессон.

Надо выходить. Пьер поднялся на мостик, чтобы проститься с лоцманом Рабо. Он поднялся как раз в тот момент, когда Рабо прощался с молодой женщиной. Пьер взглянул на нее, их взгляды встретились, она ответила легким кивком на его поклон. Он успел заметить, что незнакомка была очень красивой блондинкой.

Простившись со старым лоцманом и выслушав его пожелания счастливого пути, Пьер приказал носильщикам выносить вещи. Спускаясь по трапу, он чувствовал, что молодая женщина идет за ним. Он хотел было посмотреть на нее еще раз, но уязвленное самолюбие не позволяло ему этого, и он спустился с парохода, не повернув головы.

Глава 3

Пьер сидел у окна хижины, которая заменяла ему на сегодняшнюю ночь номер отеля. Было уже поздно. Кругом не видно ни зги. Луна только начинала медленно взбираться на небо, и ее слабый отсвет играл в волнах Меконга. Другие хижины Хонсюда спали, темные, мрачные, немые. Кроме окна, у которого сидел Пьер, да фонаря на борту еще не отошедшего «Вин Тиана», нигде не было видно никакого света.

Пьеру не хотелось спать. Он вспоминал свой сегодняшний разговор с французским комиссаром пристани Хонсюда. По распоряжению из Сайгона он приготовил для Пьера караван из шести слонов и четырех повозок с быками в сопровождении двенадцати солдат-лаосцев и одного проводника. Багаж Люрсака было решено распределить так: два больших чемодана с костюмами и бельем и три ящика с книгами будут нагружены на слонов, а мелкие вещи, хозяйственные принадлежности, провизия в дорогу займут две повозки. Третья повозка будет служить для Пьера днем экипажем, а ночью спальней, для чего в ней устроили удобное ложе из камбоджийских матрасов. Четвертая оставалась свободной, и Пьер сказал о ней комиссару:

– Незачем брать эту повозку с собой. Я оставлю ее у вас.

Но тот, смеясь, ответил:

– О, нет. Я получил предписание приготовить для вас четыре повозки. Так и сделано. У жителей произведены реквизиции, документы выправлены, ваши проводники получили вперед вознаграждение. Если вы не возьмете с собой четвертую повозку, она ляжет мне на шею, и из-за нее мне придется написать тысячу бумаг, отписок, переписок. Мне сказано – «четыре повозки». И кончено. Значит, на четырех вы и должны ехать. Она у вас лишняя? Сделайте из нее все, что угодно: столовую, библиотеку, ванную, но только заберите ее у меня.

Улыбнувшись при воспоминании об этом разговоре, Пьер отошел от окна, растянулся на походной кровати, потушил маленькую лампу и решил подремать.

Он проснулся, когда сквозь сон почувствовал, что в комнате стало светлее. Открыл глаза и тотчас же встал на ноги. Через открытую настежь дверь в комнату лился лунный свет. На пороге кто-то стоял.

Едва Пьер поднялся с кровати, как стоящая у двери фигура сделала шага два вперед, закрыв за собой дверь. Комната опять погрузилась в темноту. И в этот же момент Пьер услышал женский голос:

– Может быть, вы будете так любезны и зажжете лампу, мсье Люрсак?

Пьер вздрогнул. По голосу он сразу узнал незнакомку с «Вин Тиана».

При свете зажженной лампы он действительно увидел ее, неподвижно стоящую посредине комнаты. Она была одета в серый костюм и высокие желтые ботинки. Ее руки, затянутые в серые перчатки, нервно теребили и гнули хлыст. Глаза блестели холодным блеском воли и решимости.

Пьер смотрел на нее, не говоря ни слова. С подчеркнутой непринужденностью она швырнула хлыст на кровать, не ожидая приглашения села и сказала:

– Я надеюсь, мсье Люрсак, что вы знаете, с кем имеете дело?

Хотя Пьер совсем не знал этого, но думая, что она намекает на их встречу на пароходе, отвечал:

– Да. Мы ехали с вами вместе на «Вин Тиане».

И, церемонно поклонившись, спросил:

– Чем могу быть вам полезным?

Она не спеша сняла перчатки. У нее были красивые тонкие и белые руки. На пальцах никаких драгоценностей. Немного помолчав, она сказала:

– Мсье Люрсак, можете вы уделить мне несколько минут для разговора?

Пьер не мог удержаться от иронической улыбки.

– Вопрос этот в вашем положении мне кажется очень…

Она быстро и резко оборвала его:

– Я знаю. Мое внезапное вторжение в вашу комнату не предоставляет вам выбора, но я прошу вас верить, что к такому беззастенчивому поведению меня побуждают исключительно важные причины.

– Не сомневаюсь.

– Я расскажу вам все. И тогда вы будете судить обо мне, как вам вздумается.

Люрсак закусил губу. Ему не совсем нравился высокомерный и вздорный тон гостьи. Он подумал, нельзя ли как-нибудь ее осадить, но она уже продолжала:

– Мсье Люрсак, вы с рассветом уезжаете?

– В четыре часа утра на пост № 32.

– Я знаю. Об этом я осведомлена.

Пьер, воспользовавшись случаем, дал выход своему недовольству, язвительно проронив:

– Я очень тронут и польщен тем интересом, который вы проявляете ко мне и моим делам.

От таких слов уголки ее губ дернулись столь печально, а в глазах ее на момент мелькнула такая глубокая грусть, что Пьер пожалел о своей иронии.

– Вот как раз по поводу этой вашей поездки я и хочу обратиться к вам с просьбой, – продолжала молодая женщина. – Мне нужно проехать к лейтенанту Редецкому на пост № 32. Я была бы очень благодарна, если бы вы меня взяли с собой.

Так как Пьер сделал резкое движение, она поспешила объясниться подробнее.

– Вы можете мне сказать, что я должна обратиться с такой просьбой к здешнему французскому комиссару. Я пробовала. Но он не только отказался удовлетворить мою просьбу, но и заявил, что приложит все старания, чтобы помешать мне. Он будто бы имеет распоряжение не пропускать в тот край, куда вы едете, ни одной белой женщины. Вы видите, я ничего не скрываю от вас из своего положения. И, тем не менее, я повторяю свою просьбу: возьмите меня с собой.

Пьер взглянул на гостью, прошелся несколько раз по комнате взад-вперед, раздумывая, потом сел и сухо сказал:

– Нет. Я не могу вас взять.

Она не сдвинулась с места. Глаза ее по-прежнему, с самого начала разговора, были устремлены в сторону от Пьера. И только складки на лбу после жесткого ответа Люрсака обозначились резче и глубже.

Вставая, она тихо произнесла:

– Своими собственными силами я не могу справиться, – и опустила голову.

Пьер тоже встал. Посмотрев на свою гостью, он увидел, что вся ее гордость исчезла. Казалось, что она сняла маску, которую носила на себе до сих пор, а теперь показала свое настоящее лицо, нежное и почти детское. На глазах ее Пьер увидел слезы.

– Ах! – вздохнула она. – Если бы это было несколькими неделями раньше, пока он не уехал туда, я бы могла еще увидеться с ним. А путешествие сюда было такое длинное и такое тяжелое. И у меня на свете нет никого, кроме него, никого, после того, как умерла наша мать.

– Ваша мать?

– Да, мать, – она вдруг спохватилась. – Боже мой! Ведь я же забыла сделать самое главное: представиться вам. Меня зовут Ванда Редецкая, а начальник поста № 32 – мой брат.

Ах вот как! Пьер не мог объяснить, почему, но он чувствовал, что от этого сообщения ему стало приятно.

А она продолжала:

– Да, это мой брат. Я приехала сюда из страшной дали, из Польши. Приехала для того, чтобы сказать ему: наша мать умерла, у меня никого не осталось кроме тебя, позволь мне жить вместе с тобой.

Она заплакала. Слезы катились по ее щекам. Она еще раз попросила Пьера, взяв его за руку:

– Возьмите меня!.. Возьмите меня с собой.

И тут Пьер, неожиданно для самого себя, поддавшись какому-то новому чувству, которое было сильнее его воли, сказал:

– Хорошо. Раз вы этого так хотите, едемте со мной.

Утром с первыми проблесками зари караван двинулся в путь. Свободную четвертую повозку заняла со своим багажом Ванда Редецкая.

Глава 4

Туземец, плывший на лодке, увидел, что он достиг своей цели. Вот тут, за этим поворотом, должен быть пост № 32. Он направил свою лодку к берегу. Но прибрежный ил не дал лодке подойти совсем близко. Он привязал лодку к самому толстому дереву, взял лук, колчан со стрелами и по деревьям, с ветки на ветку, добрался до твердой земли.

На берегу, на пригорке, за двойной оградой виднелись новые строения поста. Туземец направился к ним и сильно постучал в ворота. Спустя две-три минуты ворота приоткрылись, и из них осторожно выглянул человек, принадлежащий к племени мо́и.

– Что тебе нужно?

– Я хочу говорить с начальником.

– Лейтенанта нет. За него сейчас наш священник отец Равен.

– Хорошо. Тогда я хочу говорить с отцом Равеном.

– Войди. Я скажу ему.

Мо́и впустил пришедшего за первую ограду, а сам хотел бежать с докладом, но тот остановил его.

– О чем ты скажешь? Дурак!

Сбитый с толку мои, остановившись, вопросительно и недоуменно смотрел на туземца, который оказался умнее его.

– Ты ему скажешь, что я пришел с запада и принес известия.

Презрительно пожав плечами, он принялся скручивать папиросу из табачных листьев, а растерявшемуся глупому мои коротко приказал:

– Иди.

Отец Равен во внутреннем дворе распоряжался последними работами по окончательному приведению в порядок недавно отстроенных зданий поста. Под его руководством несколько линхов и около двадцати женщин убирали мусор со двора и клали последние мазки побелки на наружные стены дома. Мои доложил ему о пришельце.

– Что такое? Вероятно, курьер из Хонсюда. Приведи его ко мне.

Туземец-курьер, совершенно голый, если не считать повязки на бедрах, войдя во двор, низко поклонился священнику.

– Лейтенант Дарти с поста № 30 шлет тебе привет. Он предупреждает тебя, что седанцы в его области разрушили свои деревни и куда-то исчезли. Еще он велел тебе сказать, что в окрестностях поста происходят какие-то вещи, которых он не понимает и которые его беспокоят. Если ты будешь на западе, повидайся с ним. Он будет рад поговорить с тобой обо всем этом. А пока он предупреждает, чтобы ты был осторожнее.

Миссионер беззаботно усмехнулся.

– Ну, ладно! – сказал он. – Вот уже три года, как я здесь, и все время одни и те же разговоры. Но все-таки за добрый совет спасибо. Когда будешь возвращаться в Хонсюд, поблагодари от моего имени лейтенанта Дарти. Скажи, что при первой возможности я приеду к нему. Это все?

– Нет. На посту № 28 новый начальник. Старый уехал в Сайгон в отпуск. В Нижней области, когда я проезжал там, наводнением снесло три деревни.

– А куда делся курьер с письмами и газетами?

– Точно неизвестно. Один казенный баркас опрокинулся в воду недалеко от поста № 28. Вещи все погибли, с ними вместе, должно быть, и почта.

– Так. Ну, можешь идти отдохнуть.

– У меня есть еще известия для тебя. Инспектор Кератель из Хонсюда шлет тебе привет. Он велел сказать, что управляющий, который назначен в помощь лейтенанту на этот пост, тронулся в путь и скоро будет здесь.

– Как скоро? Раньше нам сообщали, что он будет в конце месяца, а сегодня только шестое число. Когда, по-твоему, он будет?

Курьер, взглянув на небо, немного задумался.

– Солнце не успеет умереть, как он приедет сюда. Мы выехали вместе из Хонсюда. С тех пор прошла одна луна и четыре ночи. Но потом я их покинул, чтобы идти короткой дорогой и поплыть на лодке. На мое горе разлив сделал некоторые дороги непроходимыми. Мне пришлось ожидать, пока спадет вода. От этого я опоздал на два дня, а они не должны быть далеко.

– Когда ты тронешься в обратный путь?

– Часа через два. Как только починю лодку. В ней есть повреждения.

– Превосходно. За это время я приготовлю письма, которые ты заберешь с собой. Ты ни в чем не нуждаешься?

Оскорбленная гордость мелькнула в глазах туземца. Он отрицательно покачал головой, показал на лук, бывший у него под мышкой, и на колчан, подвешенный на перевязи через плечо.

– Нет. Когда у меня есть это, я ни в чем не нуждаюсь.

И, поклонившись священнику, собрался уходить. Миссионер остановил его.

– Постой. Ты не знаешь, как зовут управляющего, который едет сюда?

– Мне говорил человек, ведущий караван, что господина зовут Люрсак.

– Хорошо. Можешь идти.

Отец Равен повторил несколько раз про себя: «Люрсак? Люрсак? Не помню такого. Вероятно, новичок. Взбредет же кому-то в голову ехать сюда».

Пожав плечами, он направился в контору поста.

* * *

– Приехали, – сказал Пьер.

Караван только что вышел из леса, и перед ним открылся пейзаж, центром которого были строения поста. Окруженный с трех сторон громадными вековыми деревьями дремучего тропического леса, обнесенный двойным рядом высоких стен с тяжелыми железными воротами, пост казался хорошо защищенным. Между крайними деревьями леса и забором поста оставалось свободное пространство в несколько десятков метров. Направо от Пьера и Ванды, внизу, в гуще деревьев текла река. Прямо перед ними, позади поста и за лесом высился огромный горный массив. Налево, перед задним фасадом главного дома, расстилалась широкая бескрайняя равнина.

– Смотрите, – сказал Пьер. – Нас заметили.

На высокой мачте у ворот поста взвился флаг, и в тот же момент послышались звуки военного рожка.

– Идемте, – предложил Пьер Ванде.

Они пошли вперед. За ними двинулись слоны и повозки, охраняемые солдатами.

Отец Равен ждал их у ворот. Когда они приблизились, он пошел им навстречу. При виде Ванды миссионер нахмурился, но, ничем не обнаружив своего удивления и недовольства, представился Пьеру:

– Отец Равен, миссионер святейшего престола в земле Бангар.

– Пьер Люрсак.

Они обменялись рукопожатиями.

– Очень рад видеть вас и поздравить с благополучным прибытием. Примите приветствия и пожелания от меня лично и от имени отсутствующего лейтенанта Редецкого.

– Как? – переспросила Ванда. – Мишеля нет здесь? Неужели он еще не приезжал?

Священник повернулся к ней и остановился в затруднении, вопросительно глядя на Пьера. Тот поспешил исправить свою оплошность и представил Ванду.

– Мадемуазель Редецкая, сестра лейтенанта.

Миссионер поклонился.

– Успокойтесь, мадемуазель. Ваш брат три дня тому назад отправился в небольшую поездку. Мы ждали мсье Люрсака не раньше чем через три недели, и к тому времени лейтенант Редецкий рассчитывал вернуться. Но что касается… я думаю, что он не ожидал… Во всяком случае, он мне ничего не говорил.

Священник слегка замялся, а молодая девушка весело рассмеялась.

– Да. Мишель ничего не знает. Он даже не подозревает о моем приезде в Индокитай. Это должно быть сюрпризом.

Пока миссионер разговаривал с Вандой, Пьер рассматривал его. Это был мужчина приблизительно лет сорока пяти. Он был одет на вьетнамский манер в черную куртку и белые брюки. Худой и высокий, но с крепкими плечами, с высоким лбом, выдающимся вперед подбородком, с коротенькой седеющей бородой, он казался человеком сильной, почти жестокой воли. Зато его глаза, мягкие, вдумчивые и умные, являлись отображением теплого и нежного сердца.

По приглашению священника все трое прошли во двор. За ними проехал караван, и ворота наглухо были заперты.

Священник повел Пьера и Ванду в квартиру начальника поста и управляющего.

– Вход во владения, – шутил отец Равен. – Дом небольшой, и осмотр не будет утомительным. Веранда и пять комнат: контора, столовая и три спальни. Чтобы избежать сырости, мы строим все здания на сваях. Расположение комнат очень простое. Все они сообщаются друг с другом. На юге окна выходят в степь, на севере – на веранду, то есть в сторону леса и гор. Что касается мебели, то, как видите, она очень скромна: кровати, несколько столов, десяток стульев. В вознаграждение за скромность меблировки у вас есть целых шесть ламп и большие запасы керосина, а это здесь большая роскошь. Со временем вы это оцените.

В одной из комнат, окна которой выходили на равнину, священник поднял занавеску, сплетенную из бамбука, и показал, где живет он сам.

– Видите вон там, налево, лес немного вклинивается в степь. Отсюда десять километров. Там моя миссия. Я – ваш сосед. Ближайшие посты – № 28 и № 30, один из них находится от вас на расстоянии десяти дней ходьбы к востоку, а другой – восьми дней к западу.

Они вышли на веранду. На дворе выпрягали быков, разгружали слонов и повозки.

Отец Равен объяснил, какие постройки имеются на посту.

– Направо – солдатские казармы, склады, кухни. Налево – сараи для животных и конюшни. А вон тот соломенный шалаш, возвышающийся над воротами – сторожевая будка. Каждую ночь, с темноты до рассвета, в ней ставится караул. Когда приедет Редецкий, он введет вас в курс дела, но до его приезда я рекомендую послушаться моего совета: постарайтесь как можно реже выходить за пределы ограждения. Во всяком случае, при ваших прогулках не уходите далеко от поста, по крайней мере, первое время.

– Почему? – спросила Ванда.

– Потому что вы находитесь по соседству с непокоренной территорией, у самой границы владений племени мо́и, куда до сих пор не проникал ни один европеец.

– Боже мой, но значит Мишель…

Священник угадал ее беспокойство и не дал закончить вопроса.

– Нет, нет. Редецкий не подвергается опасности. Во-первых, он принял меры предосторожности и пустился в путь не один, а в сопровождении восьми солдат. А во-вторых, опасность представляет только гора Пу-Кас, Редецкий же отправился не в ту сторону.

Солнце зашло. Небо быстро темнело.

– Мне пора уезжать, – сказал отец Равен. – Через несколько дней я приеду к вам в надежде, что окажусь полезным. Если я понадоблюсь раньше, вы знаете, где находится миссия. Пришлите за мной. Или, милости прошу, приезжайте сами. На лошади, это приятная прогулка на три четверти часа. А у себя дома я в полном вашем распоряжении. До свидания.

– Благодарю вас, – ответил Пьер, – мы скоро приедем.

Священник спустился с веранды и быстро скрылся в темноте. Ванда крикнула ему вслед:

– Мы непременно приедем к вам, как только устроимся. До свидания.

Уже издали донесся его голос:

– До свидания.

Облокотившись на перила и стоя рядом, Пьер и Ванда еще несколько минут прислушивались к звуку удаляющихся шагов отца Равена. Когда все смолкло, они посмотрели друг на друга и ласково улыбнулись.