Текст книги "Битва при Пуатье"

Глава III
Внезапное нападение

Все согласны с тем, что арабское завоевание отличала необыкновенная стремительность, но также и с тем, что его сложно точно описать. Прежде всего следует вместе с Соважем[85]85
  J. Sauvaget, Introduction à l'histoire de l'Orient musulmane, 2e ed, p 115.


[Закрыть]отметить: для того чтобы по-настоящему понять весь механизм, не довольствуясь простым перечислением сражений, необходимо знать политическую, административную, социальную и экономическую ситуацию в странах, завоеванных арабами. Однако имеющуюся информацию никак нельзя назвать удовлетворительной, к тому же она неодинакова в зависимости от страны. Если Египет той эпохи изучен достаточно хорошо, во-первых, по многочисленным египетско-греческим папирусам, во-вторых, по коптским сочинениям или переводам с коптского, и, наконец, благодаря арабским историкам,[86]86
  См. особенно Е. Amehneau, «La conquête de l'Egypte par les Arabes» в кН. Revue historique, 1915.


[Закрыть] то в том, что касается Сирии, которой история уготовала ключевую роль, поскольку при Омейядах она стала политическим центром и великим очагом исламской культуры, наши познания практически равны нулю, и едва ли мы лучше осведомлены относительно Ирака. По нашему мнению, мы можем, самое большее, извлечь определенную пользу из вышеупомянутого удачного, но слишком краткого очерка о значении арабского языка,[87]87
  Risler, La Civilisationarabe, p. 44.


[Закрыть] предлагаемого нам Рисле. Что же касается хронологии и описания битв, то это главным образом заслуга арабских историков. Когда речь идет о них, нужно прежде всего отметить, что они писали спустя очень долгое время после самих событий. Так, первый рассказ о завоевании Северной Африки и Испании, которым мы располагаем, это труд Ибн Абд-аль-Хакама, и А. Гато, который его перевел, сообщает нам во введении: «В том виде, в каком наш автор описывает историю арабских завоеваний, мы можем принять ее как правдивую в основных чертах. Однако при желании глубже вникнуть в нее и дойти до деталей мы ощущаем, что не знаем главного. В то время, когда наш автор составлял свою работу, от первого вторжения его отделяло около двух столетий. Так что не стоит упрекать его за его неточности и лакуны».[88]88
  A. Gateau, в Revue tunisienne, N 6, p 233, 1931.


[Закрыть]

Но представим себе, что было бы, если бы мы знали о Семилетней войне[89]89
  Семилетняя война (1756–1763 гг.) – война, в которой участвовали почти все европейские государства. Главными причинами конфликта были противоречия Англии и Германии, а также завоевательные планы прусского короля Фридриха II – Примеч. ред.


[Закрыть] из единственного рассказа, написанного нашим современником, опираясь на длинную устную традицию. Могли бы мы тогда претендовать на какую-либо объективность? Что касается Ибн Хальдуна, хотя и далекого по времени, но все же лучшего из этих историков, то Готье написал превосходную главу о состоянии духа последних,[90]90
  E.-F Gautier, La Passéde l'Afrique du Nord, les siècles obscurs, Payot, 1952, p. 103.


[Закрыть] и прежде чем указать на чрезвычайную сложность их точного перевода, он отмечает, что в отличие от европейцев, их концепция истории была не географической, а биологической. В кочевниках Ибн Хальдуна интересует то, что он называет «духом плоти», а именно сострадание и воспитание, которое приводит каждого индивида к тому, чтобы рисковать жизнью ради спасения близких. По его мнению, этот дух проявляется только в людях, связанных кровными узами. Впрочем, «духу плоти», вероятно, стоит предпочесть «дух клана». Тогда мы сможем увидеть отличие от нашей концепции. Для нас родиной является страна с географическими рамками, и мы прежде всего озабочены тем, чтобы установить границы и размах какого-то завоевания. Клан же, напротив, представляет собой группу людей разных поколений, понимаемую независимо от ее регионального субстрата, расу, биологический вид. Речь идет о крови, а не о почве. Это объясняет нам, почему в глазах арабов разница между генеалогами и историками столь невелика, тем более что Пророк сказал: «Узнавайте свою родословную». Равным образом, это помогает нам понять то, почему, несмотря на достаточно многочисленные свидетельства, нам бывает чрезвычайно трудно доподлинно выяснить, докуда докатился тот или иной арабский набег и какие именно территории при этом были завоеваны. Вернемся опять к взятому нами примеру Семилетней войны: предположим не только, что впервые речь о ней зашла сегодня, то есть почти через два столетия после ее завершения, но еще что при этом не упоминается о Парижском соглашении и его территориальных последствиях, а вместо этого нам сообщают обо всех предках маркиза Монкальма или принца де Субиза со времен Людовика Святого. У арабов, когда дело касается рассказа о битвах, последние предстают в ореоле всевозможных романтических перипетий, причем на удивление схожих. Это дает нам право подозревать, что все они сфабрикованы по единому шаблону.

Можно попытаться преодолеть это препятствие, отметая арабских историков, когда это возможно, и привлекая, особенно в отношении Египта, коптских авторов. У них свои недостатки. Они погрязают в христианских чудесах и не отличают их от исторических событий, создавая из них поучительную картину, призванную высветить Божье всесилие. Иногда они даже заранее описывают, в форме предсказания, бедствия, ожидающие их народ. В этом случае о событиях рассказывается до того, как они начнут разворачиваться. Например, во вступительном слове к «Великому житию» Шноуди читаем:[91]91
  Цит. по E Amehneau, op cit, p 225.


[Закрыть] «Персы причинят Египту большое несчастье, ибо они возьмут из церкви священные сосуды и будут без трепета и страха пить из них вино перед алтарем…» Таким образом, заключает Амелино, нельзя считать, что коптские авторы заслуживают полного доверия; к тому же либо их повествование идет окольным путем, настолько, что их интересует только жизнь того или иного патриарха, а арабского завоевания они касаются лишь вскользь, либо они отделены от этого события слишком долгим временным промежутком, чтобы рассказ о нем мог быть достоверным.

Остается последний источник: египетско-греческие папирусы. Они обладают преимуществом в силу того, что их сохранилось довольно много: это архивы монастырей, частных домов и тех, кого можно называть «министерскими чиновниками» той эпохи. Таким образом, мы располагаем не только подробными указаниями наместника Египта от лица правящего халифа, но еще и податными списками. Благодаря им мы можем воссоздать гражданскую и коммерческую жизнь Египта того времени. К несчастью, сведения этих многочисленных документов о поведении арабов и его особенностях очень скудны, поскольку завоеватели полностью сохранили греческий язык и институты, так что по этим документом мы не ощущаем никаких заметных изменений, произошедших до или после завоевания.

Таковы наиболее заметные трудности, подстерегающие того, кто попробует воссоздать различные фазы арабского завоевания. Чтобы, несмотря ни на что, попытаться восстановить их, мы, в частности, возьмем в помощь, помимо уже упоминавшихся работ, исследование Жоржа Марсэ в книге «История средних веков», том III, а также его книгу «Мусульманская Берберия и Восток в Средние века»,[92]92
  Aubier, Paris, 1946


[Закрыть] и, конечно же, Шарля-Андре Жюлиана, t. II, в издании под редакцией Роже ле Турно.[93]93
  Payot, Paris, 1964


[Закрыть] Из более старых работ мы воспользуемся, в частности, книгой Мориса Клоделя.[94]94
  Maurice Claudel, Les Premières Invasions arabes dans l'Afrique du Nord, Paris, 1900


[Закрыть] Из арабских историков мы будем чаще всего упоминать Ибн Абд-аль-Хакама[95]95
  Издание Gateau в кн. Revue tunisienne.


[Закрыть] и Ибн Хальдуна.[96]96
  Перевод Slane, с 1852 г., 4 vol., Alger


[Закрыть]

Мы долго говорили о том шансе, который ислам получил благодаря Мухаммеду. Однако после его смерти все могло, даже можно сказать, логически все должно было рухнуть. Кочевые племена согласились подчиниться Пророку, и только ему одному, именно ему лично присягали все правоверные. Можно ощутить их смятение из-за невозможности в первый момент поверить в его кончину. Он вознесся на небо и скоро воскреснет. Передача власти не предусматривалась, и отсутствие наследника мужского пола лишало ее этого единственного, приемлемого для всех, гаранта законного наследования. Дочь Пророка Фатима отстаивала права своего мужа Али, но дочери мало учитываются в арабской системе наследования. Аиша, любимая жена, могла законно утверждать, что большая часть откровений имела место в ее присутствии, при этом ее знание Корана, а это было в тот период, когда письменная традиция еще не зафиксировала его на бумаге, было таково, что именно к ней чаще всего обращались мусульмане, желая узнать, что сказал или собирается сказать Мухаммед. Ее религиозный авторитет усиливало еще и то, что Мухаммед умер и был погребен в ее комнате. Помимо красоты эта женщина обладала живым умом и тонким пониманием интриги, будущее продемонстрировало грандиозность ее политических амбиций. Мы ощущаем, какую роль ей выпало сыграть по тому остервенению, с которым традиция Али стремится ее оклеветать: она-де не была верна Пророку, и вовсе не у нее он умер. Вслед за этими семейными раздорами, разумеется, снова обозначилось соперничество между Мединой и Меккой, мухаджиров, эмигрировавших в ходе хиджры,[97]97
  Хиджра – переселение Мухаммеда и его приверженцев из Мекки в Йасриб Медину – Примеч. ред.


[Закрыть] и ансаров, обратившихся в ислам жителей Медины Абу Бакр был отцом Аиши, что в глазах правоверных делало его преданность Пророку в тяжелые минуты безупречной. Этот богатый мекканский купец был хорошо знаком с менталитетом крупной буржуазии своего города. Кто же из этих двоих подталкивал другого, Аиша или Абу Бакр? Трудно сказать. Вполне возможно, что это была Аиша, поскольку Абу Бакр, почти разорившийся в результате той поддержки, которую он оказывал Мухаммеду, и потрясенный его уходом из жизни, в тот период помышлял лишь о том, чтобы руководить молитвой, эту миссию он принял на себя в последние дни жизни Пророка, слишком больного, чтобы осуществлять ее самому, и о сохранении духовных ценностей ислама. Мединцы разделились, мухаджиры форсировали события, и Абу Бакр стал первым преемником Пророка (халифом).

На самом деле, более удачного выбора и быть не могло, и хочется спросить, удалось бы кому-то другому, кроме Абу Бакра, сохранить ислам или нет? Горячая вера и абсолютная честность, не исключавшая трезвости опытного государственного мужа, позволили ему преодолеть все препятствия. Первую организованную им экспедицию отмечает уважение к памяти Мухаммеда: как и задумал Пророк, она была послана в регион к востоку от Иордана. Ему потребовалось большое мужество, чтобы отдать такой приказ, отказавшись от других возможностей, ведь это значило лишить себя сил, которые могли оказаться незаменимыми на месте. Весь полуостров был охвачен лихорадкой. На роль продолжателя дела Мухаммеда претендовало множество пророков. Племена восстали и отказались платить подать, а Абу Бакр не стремился к полюбовному соглашению на эту тему, поскольку, по его мнению, такой отказ не только лишал ислам необходимых средств, но еще и являлся отступничеством. Как только войска вернулись, первый халиф, поручив командование ими мечу ислама, Халиду, послал их против мятежников; разбив Тулайха, лжепророка из Неджда, он двинулся к Персидскому заливу, чтобы покарать племя бену тамим. Затем он вернулся в центральную часть полуострова, где его передовой отряд был разбит Мусайлимой, другим самозванцем, которого он внезапно атаковал и уничтожил вместе с последователями в углу их оазиса, впоследствии названном «загоном смерти». Другая мусульманская армия, преодолев считавшуюся непроходимой пустыню Дахна, покорила племена Бахрейна, в то время как на юго-востоке Икрима, командовавший разбитым Мусайлимой отрядом, на этот раз одержал победу у южного побережья в Омане и Махре. Йемен также находился под властью лжепророка Аль-Асвада.

Здесь делу ислама способствовало противостояние, имевшее место между кланом персов, некогда хозяев страны, и местными жителями-химьяритами, ставшими союзниками Аль-Асвада. Армия под командованием Муджахида истребила еретиков и соединилась с Икримой. Вдвоем они завоевали Хадрамаут. Таким образом, через год после смерти Пророка Аравийский полуостров во второй раз покорился исламу.

Абу Бакр определенно желал только одного – чтобы все арабы признали единственного истинного Пророка, и, должно быть, предпринятое им завоевание византийской Сирии и сасанидской Месопотамии, с которой все и началось, совершилось без предварительного умысла. Сохраняя верность своей программе и стремясь ее довершить, он направил войско в Бахрейн, чтобы напомнить об исламе племени бакр, обратившемуся, но частично отпавшему от новой религии после смерти Мухаммеда. Эти силы под командованием Халида намеревались вклиниться между Персией и Византией, которые уже так давно воевали между собой, что взаимно обескровили друг друга. По-видимому, верх взяла Византия. В 628 г. Ираклий разграбил дворец в Ктесифоне. Но его армия была изнурена, воины отказывались подчиняться, а военачальники замышляли мятеж; религиозные споры разъединяли провинции, но особенно они свирепствовали в Сирии. По выходе из полосы военных неудач Персию начали терзать дворцовые перевороты. За период между 629 и 532 гг. там сменилось не менее восьми государей. Наконец, знать пришла к общему решению возвести на трон Йездигерда III, ставшего последним из Сасанидов. Некогда Персидская империя создала небольшое вассальное государство Лахмидов со столицей в Аль-Хире, чтобы защитить свои западные границы. Однако в 610 г. объединенные силы арабов разбили персидское войско, и это буферное государство прекратило свое существование. Среди победителей фигурировало крупное племя бакр, и военному вмешательству, задуманному Абу Бакром с единственной целью вернуть все части этого племени в лоно ислама, суждено было положить начало завоеванию Персии. Заручившись поддержкой Халида и его людей, ставший правоверным вождь Аль-Мусанна начал набеги на территорию Персии. Халид овладел Аль-Хирой, бывшей столицей государства Лахмидов. Христианский военачальник, представляющий там власть Сасанидов, стал данником ислама. Тогда наместник Хурмуз собирает все свои силы, пытаясь защитить свою провинцию. Но тщетно, он был побежден и убит в битве при Аль-Казиме, в которой мусульмане захватили колоссальную добычу. Персы выслали подкрепление, но и оно было разбито. Вдохновленный этими победами, Абу Бакр отдал приказ Халиду вторгнуться в Палестину. Тогда Аль-Мусанна разбил лагерь на берегу Евфрата.

Каково бы ни было мнение восточных источников, которые полагают, что халиф дал своим войскам конкретные указания, имея в виду длительную оккупацию завоеванных территорий, он, вероятно, видел в этих операциях главным образом повод к укреплению союза, хрупкость которого он осознавал лучше, чем кто-либо другой, и удалению от Медины войск, способных вызвать там всяческие неприятности. В любом случае вторжение в Палестину выглядит таким же спонтанным, как и в Ирак. Тогда из столицы выступили сильные отряды, в каждом из которых было по три тысячи человек, под командованием Йазида, сына Абу Суфйана, и Амра, сына Аль-Аса.

Патриций Сергий, наместник Кесарии, выступил им навстречу, чтобы преградить путь. Столкновение произошло в Аль-Арабе, к западу от Мертвого моря. Это был первый крах византийской армии, вероятно, по численности уступавшей арабскому войску. Сергий возобновил наступление с более многочисленной армией. Он встретил свою гибель в Дасине, и Палестина оказалась открытой для завоевателей. Наконец, правительство Сирии пришло к пониманию того, что имеет дело с чем-то посерьезнее незначительного набега. Тогда оно произвело полную мобилизацию и смогло собрать значительное войско, хотя и посредственного качества. Встревоженные этими приготовлениями, арабы запросили подкрепления у Медины, откуда Халиду поступил приказ присоединиться к войскам Йазида. Он принял на себя командование и одержал победу при Аджнадайне. Вскоре после этого успеха Абу Бакр скончался. Он позаботился о преемнике, назначив имамом Омара. За два года Абу Бакр не только восстановил ситуацию, пошатнувшуюся в результате ухода Мухаммеда, но еще заложил фундамент для будущей экспансии ислама. Толчок же ей дал Омар, чья политика, естественно, была более воинственной, чем у его предшественника. Омар не пользовался популярностью из-за своего резкого характера, но все признавали его компетентность и верность, поскольку, добровольно отказавшись предлагать свою кандидатуру на пост наследника Пророка, он стал самым преданным и деятельным помощником первого халифа. Таким образом, он без борьбы получил высшую власть, повелел похоронить Абу Бакра рядом с Мухаммедом и предложил верующим вступить в армию, чтобы поддержать своих братьев в Ираке. Они во множестве откликнулись на его призыв, и в результате в евфратский лагерь, где мы оставили Аль-Мусанну после ухода Халида, прибыли значительные силы. Медина еще не была вполне уверена в верности вождя кочевников и назначила командиром Абу Убайда.

Сасанидский царь Йездигерд III знал, что на карту поставлено будущее его империи. Рустам, наместник Хорасана (который, как и все восточные провинции, был густонаселенной местностью), набрал там огромную армию и лично возглавил ее, имея своим заместителем превосходного стратега Бахмана; цель его состояла в том, чтобы очистить свою территорию от арабов и вернуть Аль-Хиру. Абу Убайд, несомненно, не мог оценить размера сил, которые стояли перед ним. Опьяненный первым успехом, он совершил серьезную ошибку, переправившись через Евфрат по мосту, составленному из лодок. И начал военные действия против главных сил противника, имея за спиной реку. Вид слонов испугал лошадей, началось беспорядочное бегство, Абу Убайд был убит. Аль-Мусанна сумел переправить обратно остатки армии. Положение арабов в Ираке стало шатким. К счастью для них, Бахман был вызван царем в Ктесифон, прежде чем успел воспользоваться своей победой. Аль-Мусанна чудесным образом оправился от поражения, получив подкрепления от всех арабских племен и даже от христиан, живших на границе. Ему удалось разбить персов при Бувайбе, под Аль-Хирой, чего они никак не ожидали. Более того, он переправился через Евфрат, но на этот раз втайне. Двигаясь вдоль рек, он достиг Ктесифона, столицы государства, грабя и разоряя все на своем пути; однако Рустам преградил ему путь во главе новой армии, и Аль-Мусанна спешно вернулся в Медину, прося подкрепления. Прельстившись сказочной добычей, отправиться на войну пожелало огромное количество кочевников, как мусульман, так и неверных, однако и на этот раз Аль-Мусанне было отказано в командовании ими. Оно досталось Са'ду ибн Абу Ваккасу, одному из соратников Пророка, которому, в отличие от его предшественников, по прибытии в Ирак хватило мудрости принять во внимание мнение бедуинского вождя, в совершенстве владевшего техникой войны с персами.

С учетом силы неприятеля было принято решение применять осторожную тактику и покинуть Аль-Хиру. Через четыре месяца взаимного наблюдения две армии встретились лицом к лицу в Кадисии, расположенной достаточно близко к этому городу. Арабские авторы с удовольствием описывают наводящий ужас вид персидской армии. Рустама окружало пятеро военачальников. Тридцать три слона несли башенки, полные лучников, и знамя Хосрова, сделанное из тигровых шкур, усыпанных драгоценными камнями.[98]98
  Здесь мы следуем лекции G. Marçais, op cit., p. 191.


[Закрыть] Мусульмане декламировали Коран, их сопровождают поэты, нараспев читающие воинственные стихи; одна за другой произошли три битвы; первая, названная днем Армата, не стала решающей; вторая, или день Агхвара, оставила преимущество за арабами; третья, день Амаса, закончилась смертью Рустама и полным разгромом персов[99]99
  Sédillot, Histoire des Arabes, p 129.


[Закрыть] из-за подхода к мусульманам подкрепления из Сирии, что предопределило победу и окончательно склонило чаши весов в сторону арабов. Оборона империи рухнула под ударами правоверных. Для них теперь был открыт путь на Ктесифон, где их ждала добыча, еще более фантастическая, чем они могли мечтать. По обычаю, который стал у них обиходным и обнаруживается особенно в Северной Африке, они соорудили два укрепленных лагеря, Басра (современная Басора) и Куфа, к югу от развалин Вавилона. Таким образом, они создали опорные базы, послужившие отправными точками для будущего завоевания. Йездигерд тщетно затевал сражения, пытаясь этому помешать, и дошел до того, что обратился за помощью к китайскому императору (любопытно, что его сын, Фируз, впоследствии стал генералом китайской гвардии). Последняя крупная битва, при Нихавенде, сделала арабов хозяевами Центральной Персии.

Последний из Сасанидов был убит в Хорасане. Вместе с ним исчезла империя, восходящая к Александру, могущество которой долгое время противостояло Византии.

Отныне все усилия Омара были направлены против нее.

Сирия была более легкой добычей, чем Персия. В отличие от нее, ее не защищали крупные реки или высокие горы. Ее население, если не считать жителей городов, говорило на арабском языке. Она больше симпатизировала исламу, жесткий монотеизм которого лучше сочетался с ее монофизитством, чем византийское православие с его догматом о Троице, который в глазах сирийцев выглядел проявлением многобожия.[100]100
  Вопреки мнению авторов, монофизиты, как и православные, исповедуют догмат о Троице. Их расхождение с православием связано с христологическим догматом и не имеет никакого отношения к триадологии. – Примеч. пер.


[Закрыть] Наконец, евреи, претерпевшие гонения при Ираклии, встретили арабов как освободителей.

В 635 г. мусульмане были уже под стенами Дамаска. Они осадили город, не предпринимая попыток штурма. Через пять месяцев он сдался. Тогда Ираклий набрал наемников и создал армию, превосходившую их по численности. Они отступили и ждали нападения на южном берегу Йармука, впадающего в Иордан. Тридцатитысячная армия под командованием сакеллария Феодора поражала своими размерами, но ей не хватало сплоченности. Прямо в ее лагере мятежники-армяне провозгласили собственного императора. Во время битвы сирийские арабы покинули поле боя. Феодор был убит, мусульманская конница прорвала ряды неприятеля и рассеяла их. За этим последовала новая капитуляция Дамаска, потом Алеппо, а после Антиохии. Еще через два года пал Иерусалим. Омар вошел в него как паломник в плаще бедуина. Но, поклонившись священному городу, он вместе с арабскими вождями создал систему управления Сирией и столкнулся с чумой, которая поразила каждого десятого победителя. Йазид, поставленный наместником Дамаска, умер; на его место был назначен его брат Муавия, которому предстояло заложить в Сирии основу величия Омейядов. Падение Кесарии (640 г.) сделало завоевание окончательным. Один из отрядов поднялся по Евфрату до Мосула и тем самым подготовил вторжение в Армению. В 642 г. ее столица Двин оказалась в руках мусульман.

Можно ли объяснить завоевание Египта счастливым стечением обстоятельств, как и в предыдущих случаях? Некоторые утверждают, что экспедиция, возглавляемая Амром, стала следствием событий в Сирии. Будучи недоволен возвышением Муавии, он покинул лагерь в Кесарии вместе со своим войском, чтобы самовольно, без приказа халифа пересечь границу Египта. Более правдоподобным выглядит предположение, высказанное Амелино,[101]101
  E. Amehneau, «La Conquête de l'Égypt par les Arabes», в Revue historique, t CXIX, année 1915, p. 309. Цифры Масперо приведены на стр. 304.


[Закрыть] что успех арабских войск в битве при Йармуке убедил прежде колебавшегося халифа. Тогда он дозволил Амру выступить в Египет с армией в три тысячи пятьсот или четыре тысячи воинов. Но самому Амру это предложение показалось столь невероятным, что он, очевидно, опасаясь отмены этого приказа, не переходил границы, остановившись в Эль-Арише, и не получил от халифа последних распоряжений. Малочисленное, по сравнению с занимавшей страну византийской армией, войско, которое было поставлено под его командование, так же как и последовавший успех, заставляют задуматься. Не желая приуменьшать значение арабских побед, следует все же как можно точнее установить соответствующие цифры. Занявшись скрупулезным разбором греко-египетских папирусов, о которых мы уже упоминали, Жан Масперо подсчитал, что количество солдат, находившихся в Египте накануне завоевания, не должно было превышать двадцати пяти – тридцати тысяч, поделенных между удаленными друг от друга гарнизонами, что не позволяло им оказывать друг другу помощь.

Если верить арабским авторам, подкрепления, полученные Амром, довели численность его армии до сорока тысяч, а более вероятно, до двенадцати тысяч пятисот человек. Это различие в численности было менее значительным, чем то, что имело место в момент решающих и победоносных сражений в Ираке и Сирии.

Кроме того, египетскому диоцезу, управляемому патриархом Киром, также не хватало единства. Ираклий позаботился о том, чтобы урезать полномочия лидера, который мог стать его соперником. Основной задачей представителей Византии был сбор подати и снабжение Константинополя зерном. Армия исполняла роль полиции, но нападение извне казалось немыслимым. Как и в Сирии, здесь народ разобщали религиозные распри. Копты ненавидели греков и очень мало сочувствовали центральной власти, стремившейся силой восстановить единство веры.

Появление на границе Амра и его воинов обычно относят к концу 639 или началу 640 г. Они воспользовались полной неожиданностью своего нападения и захватили Фараму, находившуюся на месте древнего Пелусия;[102]102
  И снова мы следуем лекции Амелино, цит. ст., Revue historique, no 120, p 1–2, которая кажется нам в этом вопросе наиболее предпочтительной, чем работа Марсэ.


[Закрыть] сколько длилась осада, месяц или даже два, ответственность за это промедление следует возложить не на неприятеля, а на разлив Нила, затруднивший доступ к городу. Затем мусульмане заняли Бильбейс, на краю пустыни. В результате они, так и не замеченные, достигли самого сердца Египта. Когда паводок отрезает деревни от остального мира, новости распространяются медленно, а те, что смогли достичь правительства, убедили его лишь в том, что речь идет о незначительном набеге, которые в то время частенько случались в этом регионе.

Тем не менее, выйдя из Гелиополиса и приблизившись к Вавилону,[103]103
  Очевидно, здесь речь идет не о городе в Халдее, а о другом, расположенном к северу от Мемфиса, на месте которого сегодня находится часть старых кварталов Каира.


[Закрыть] Амр понял, что столкновение с главными силами византийской армии, поспешившими на помощь столице, неизбежно, и малочисленность его трех тысяч воинов была тем более ощутимой, что для осады этой цитадели требовались куда более значительные силы. Тогда он обратился к халифу Омару, который прислал ему Зубайра с четырьмя или пятью тысячами человек.[104]104
  Марсэ говорит о четырех тысячах, а Амелино – о пяти.


[Закрыть] Византийская армия совершила ошибку, устремившись на открытое поле на равнине Гелиополиса. Это дало возможность пятистам всадникам атаковать ее во фланг, что и определило победу арабов. Мусульманам удалось даже обосноваться в предместье Вавилона. Тогда патриарх Кир решил договориться с победителями и отправился в Константинополь с тем, чтобы Ираклий утвердил заключенный им договор. Последний, разгневавшись, отказался сделать это, обвинил патриарха в измене и осудил его на изгнание. Не выдержав ожидания, Вавилон сдался. Таким образом, Верхний Египет, за исключением крупного порта Александрия, оказался открыт для завоевателей. Будучи уверен в поддержке населения и присоединившихся к нему партизан, в числе которых были мятежные египетские солдаты, Амр без колебаний осадил этот город. Батлер считает,[105]105
  Butler,The Arab Conquest of Egypt and the last thirty years of the Roman dominion, Oxford, 1902


[Закрыть] что в распоряжении арабского военачальника находилось от четырнадцати до двадцати тысяч воинов, а гарнизон Александрии насчитывал пятьдесят тысяч человек. Амелино, как и Масперо,[106]106
  J. Maspéro, L'Armée Byzantine en Egypte, p 31-39


[Закрыть] цифры кажутся преувеличенными, и он сокращает их до двенадцати тысяч с обеих сторон. Осада затягивалась: после смерти Ираклия Кир получил свободу, снова возглавил правительство Египта, и на него возложили ответственность за проведение переговоров с арабами. Его роль в этом деле вызывает споры и остается достаточно туманной.[107]107
  Амелино силится снять с него обвинение в предательстве, настаивая на его популярности в Александрии и на том факте, что переговоры с арабами в то время казались единственным спасением. Марсэ в этом отношении отличается большей строгостью.


[Закрыть] Он подписал с Амром договор, зафиксировавший передачу города и падение Египта.

Чтобы закрепить свое завоевание, Амр дошел до Киренаики и заложил мусульманский город Фустат, военную базу и религиозный центр на месте лагеря, разбитого под Вавилоном.

За десяток лет двум первым халифам удалось завоевать для ислама значительные территории и чрезвычайно богатые страны, населенные немусульманами. Омар сумел дать им административную систему, иногда рабски подражавшую ранее существовавшей, но цель ее состояла в том, чтобы обеспечить новому государству ресурсы, в которых оно нуждалось для организации и улучшения своих завоеваний. Если бы не была введена эта хорошо задуманная и эффективная система, то натиск ислама оказался бы не более чем минутной вспышкой и не привел бы к образованию империи, прочность которой удивляет нас еще и сегодня. Истинным инициатором этого снова является Мухаммед, так как в основе всей организации по-прежнему остается Коран. Но заслуга его практического применения с учетом обстоятельств, которые Пророк не мог предвидеть, принадлежит Омару.

Согласно Откровению, земля принадлежит Аллаху, который отдает ее в пользование мусульманам,[108]108
  Здесь мы продолжаем следовать Марсэ, дополняя предоставляемую им информацию за счет Les Institutions musulmanes Годефруа-Демомбина, Paris, 1921, p 145.


[Закрыть] по крайней мере, когда ее оккупация является результатом принуждения или насилия (анват), хотя и не без какого-либо соглашения с побежденными (кулх). В первом случае земли составляют часть добычи (ранима), четыре пятых которой распределяются между воинами, а халиф получает пятую долю, пятину. На практике побежденные продолжали обрабатывать свою землю, продукцию которой они по большей части отдавали своим новым хозяевам. Но во втором случае, когда заключался договор, за побежденными оставалось своеобразное право распоряжаться землей, которая тем не менее являлась собственностью мусульманской общины, и они могли передать это право кому угодно при условии выплаты хараджа, ежегодного налога, размер которого устанавливается договором. Следовательно, вопрос о договоре, предупреждающем завоевание, имел большое значение для побежденных и часто вызывал ожесточенный торг, который вынуждает упрекнуть мусульман в отступлении от собственной веры: когда речь идет о настойчивом стремлении к переговорам, это анват или кулх? Разумеется, Кир согласился на встречу с Амром именно для того, чтобы обеспечить Египту и Сирии выгоды кулха, и, возможно, именно неуважение к этому сговору стало причиной подозрений в предательстве.

По существу, это налог для «неверных», мусульмане не были обязаны его платить. Но он связывался исключительно с самой землей, так что даже после обращения ее владельца в ислам представители власти продолжали требовать уплаты налога. «Люди Писания», желающие остаться в лоне своей религии (то есть иудеи, христиане и, в широком смысле, зороастрийцы), должны платить другой, персональный налог, джизью (поскольку этот налог приносит хороший доход, можно утверждать, что мусульмане вовсе не были заинтересованы в обращении неверных или в их преследовании и при оккупации завоеванных территорий на деле доказали свою огромную веротерпимость, вопреки заявлениям христианской традиции). На самом деле, эта теоретическая система допускает подгонку к условиям конкретной страны, при этом араб не становится администратором, оставляя на своих постах местные власти, и административный язык остается таким же, как и до завоевания. Например, в Египте со времен фараонов земледелец был лишь пользователем своего земельного участка; в Сирии и Ираке крупными императорскими, муниципальными и церковными владениями распоряжались крупные арендаторы и обрабатывали их, используя труд колонов. Таким образом, ужесточения повинностей не происходило, просто прибыли отправлялись в другие руки. Они-то и становились собственностью победителей, которые не имели права владеть землями за пределами Аравии. Представляется, что именно поэтому в чужих странах они строили лагеря и не оседали в них, питали отвращение к жизни в старых городах и строили новые, которые прежде всего представляли собой военные базы; их главным занятием по-прежнему оставалось воинское ремесло. Кроме добычи они получали денежное довольствие, которое колебалось в зависимости от ранга в мусульманской иерархии и распределением которого ведал халиф. Именно эта система способствовала росту его авторитета, но в то же время порождала интриги среди его приближенных и даже стремление устранить его у тех, кто считал себя обиженным. Вероятно, именно по одной из причин подобного рода в ноябре 644 г. Омар был убит персидским рабом.