Текст книги "Баба вне закона"

– Вот и все, Тимоша, – прошептала девушка, глубже всаживая в его грудь стальное лезвие охотничьего ножа. – Прощай…

Она скинула с себя ослабевшее тело бывшего возлюбленного и вскочила на ноги, отступив на пару шагов назад от койки.

Как в давнем страшном сне, мужчина сидел на постели, неуклюже развалившись и склонив голову на плечо так, что его кепи соскользнула и упала рядом на измятую подушку. Из груди Тимофея торчал его собственный нож, загнанный по самую рукоятку. Багряное пятно быстро расползалось по иссиня-белой полосатой тельняшке.

Где-то на подсознании, Аглая накрыла ладонью то место под грудью, где у нее самой была сквозная рана от выстрела в спину. Оторвав руку, Демидова медленно опустила глаза и посмотрела на свою ладонь. Последняя, как ни странно, оказалась совершенно чистой, за исключением старого зарубцевавшегося шрама – клятвенного пореза в верности и любви.

– Пока смерть не разлучит нас, – подытожила Аглая, не отводя взгляда от безжизненно угасающих глаз Тимофея «Жигана».

Здесь же в сторожке она заметила свою сумочку и чемодан с оставленными в побеге вещами. Затем наклонившись к полу, девушка подняла пистолет, проверила обойму на наличие патронов и спрятала оружие в сумочку. Там же под столом Аглая заметила нетронутую бутылку водки и выволокла ее наружу, водрузив на стол среди остатков недавнего одиночного пиршества.

Девушка плеснула водки в граненный стакан и в алюминиевую кружку поровну. Опустошив содержимое кружки и шумно выдохнув, она отрезала от буханки ломоть хлеба и положила его поверх нетронутого стакана с водкой.

За вышедшей из сторожки Аглаей тихо закрылась дверь.

* * *

Оперативная группа во главе со следователем Сидором Ивановичем смогла добраться в Дурниху только к полудню. Сбегавший в сельсовет и доложивший о ночном происшествии Афанасий Наумович теперь заботливо крутился около своей жены: то ли подносил студеной воды, то ли менял ручник на морщинистом лбу старухи, то ли поправлял одеяло. Натерпевшись страху, Настасья Захаровна все это время лежала в постели и тихо стонала. Следователь пару раз попытался обратиться к ней с вопросами в интересах следствия, но старик грудью загораживал жену и обещал Сидору Ивановичу ответить на все сам.

– Четверо трупов, шутка ли, – угрюмо пробурчал следователь, краем глаза следя за работой экспертов. – Как вам это удалось, Афанасий Наумович?

– Разбойники ведь, – пожал плечами старик, не оборчаваясь.

– Разбойники, – согласился Сидор Иванович. – Но все же… Один со вспоротым горлом… Я полагаю этим самым серпом, так?

Он указал на серп, торчащий из глазницы грязного от запекшейся крови лица бандита, удерживая огрызок карандаша в крепких, но невольно дрожащих пальцах. Прошедший всю войну, но так до сих не привыкший к зверствам соотечественников, совершенным в мирное время, Сидор Иванович заметно нервничал, торопливо составляя протокол.

– Так, – кивнул Афанасий Наумович, одарив следователя безучастным взглядом.

– Второй, получил ранение, повлекшее к смерти, – сипло продолжил Сидор Иванович. – Тем же самым серпом. Так?

– Как видите, товарищ следователь, – подтвердил старик.

– Как так?

– Жену и себя защищал, – пожал плечами хозяин дома. – Человек, знаете ли, способен на многое в экстремальной ситуации.

– Это верно, – внося кое-какие заметки в протокол, пробурчал следователь.

Он поднял глаза на экспертов и постучал тупым концом карандаша по столу, привлекая их внимание к себе.

– А по отпечаткам у нас что-то нарисовывается?

– Сложно сказать, Сидор Иванович, – пожал плечами седобородый криминалист. – Где-то четко, где-то смазано…

– Четыре трупа, – снова пробубнил следователь.

– Троих я завалил, – в который раз подтвердил Афанасий Наумович. – А четвертого…

Он махнул рукой на сидящего около стены бандита с характерной дырой во лбу; Сидор Иванович проследил за жестом взглядом. Затем старик довольно театрально, плавно пронес указательный палец перед лицом следователя, остановив тот на лежащим под столом телом главаря банды.

– Шальная пуля, – пояснил он, заметив вопросительный взгляд Сидора Ивановича. – Мне должна была быть, когда я разбойника этого связать хотел… Он еще жив был, только малость оглушенный.

– Кем оглушенный? – торопливо заметил следователь.

– Да старухой моей, – ухмыльнулся Афанасий Наумович. – Я и сам не понял, как она его хвать тазом ляминевым по башке-то.

– А этот в вас стрелял? – снова уточнил Сидор Иванович, указывая на труп под столом.

– Так я и говорю, стрелял супостат, – кивнул тот. – Да в своего же и попал. В аккурат в лоб гадине.

– Ладно, ладно, – часто закивал следователь. – Поверим, проверим.

– Проверяйте, – кивнул старик. – Я понимаю, служба есть служба. Сам-то егерем сколько лет отслужил, старая не даст соврать.

– Егерем, говорите? – снова переспросил Сидор Иванович.

– Егерем при барине нашем, значит, – уточнил тот. – Ох, хороший у нас барин был… Расстреляли, правда… Ну, это… Раскулачили, значит.

– Хороший барин?

– Хороший… Когда Пасха, так в каждой избе кулич, – ответил Афанасий Наумович. – А то и подарок какой дорогой. Люди говорили о нем не иначе, как «наш Кузьмич», и о другом и думать боялись.

– Вот как…

– Ага! – Афанасий Наумович пригладил усы и важно выпятил грудь. – Знаете, товарищ следователь, выйдет барин бывало в поля… Подглядит, как девки поют… К мужикам подойдет, а посля, значит, сядем рядышком, вместе и пьем.

– Хорош, – усмехнулся один из экспертов, но тот час же поймав укоризненный взгляд следователя, торопливо вернулся к своим прямым обязанностям.

– Знамо дело, хорош был барин, – продолжал Афанасий Наумович. – И румян, и пригож сам-собой. В Белокаменной учился, когда еще его батюшка тут хозяйничал. А как вернулся в деревню, все переиначил. Каждой губернии бы такого, может и не было бы революции-то… Ой, простите, товарищ следователь… Я не имел в виду…

– Это к делу не относится, Афанасий Наумович, – пообещал Сидор Иванович. – Но впредь придерживайте язык за зубами.

– Так точно, – виновато кивая, ответил старик. – Больше не повторится.

– Афоня, – тихо вздохнула с постели Настасья Захаровна. – Аглая-то как?

– Аглая? – встрепенулся следователь.

– Уехала она, Настя, – подбежал к жене старик, поправляя одеяло.

– Кто эта Аглая? – переспросил Сидор Иванович.

Подав старухе кружку воды и тем самым на время лишив ее сболтнуть лишнего, Афанасий Наумович пожевал сухие губы и неторопливо обернулся к следователю.

– Аглая-то? – пожал плечами он. – Да, девка соседская… Дурнушка, прости Господи. Без мозгов отродясь, товарищ следователь. Но по хозяйству нам помогала исправно… Не долго… Своих родственников искала, не нашла… Так и уехала.

– Когда уехала?

– Да уж, дня два как, – неопределенно махнул рукой старик.

– Ладно, ладно, – кивнул Сидор Иванович, размашисто зачеркнув что-то в протоколе.

Кашлянув в кулак, Афанасий Наумович облегченно выдохнул. После того, как Аглая скрылась за воротами, он вернулся в избу и застрелил единственного уцелевшего бандита, аккуратно направив руку мертвого главаря банды с зажатым в ней пистолетом. Внутренний голос подсказывал Афанасию Наумовичу, что девушке совершенно не нужно быть замешанной в этой истории. По пути в сельсовет в голове бывшего егеря, агронома и председателя колхоза сложилась правдоподобная версия ночного происшествия, которую он и пересказал представителям власти.

Энергично постучав в запертую дверь и получив разрешение следователя войти, в комнату вбежал молоденький сержант-стажер.

– Товарищ Москалев, – начал он с порога. – Сидор Иванович, тут это…

– Что, это, Овескин? – нахмурился следователь.

– Еще труп… в сторожке, что около реки, – выпалил сержант.

– Час от часу не легче, – вздохнул Сидор Иванович, косясь на притихшего около жены Афанасия Наумовича. – Дуй обратно, и смотри мне, чтобы никто там не шастал.

– Есть, – бросив руку к мокрому от пота виску под козырек форменной фуражки, отчеканил Овескин и скрылся за дверью.

– Афанасий Наумович, – попросил следователь. – Вот тут распишитесь, пожалуйста.

– Где? Тута? – щурясь переспросил старик. – Вижу плохо…

– Тем не менее с бандитами расправились геройски, – заметил Сидор Иванович.

– Это случайность, – пожал плечами старик, расписываясь в документе. – Повезло, прямо скажем… Иначе бы не говорил с вами тут.

Сидор Иванович поднялся из-за стола и жестами распорядившись заканчивать без него, вышел из избы. Эксперты-криминалисты принялись выносить тела следом. И только оставшись наедине со своей женой, Афанасий Наумович обернулся к красному углу избы, где за старым шкафом по-прежнему располагался иконостас, набожно перекрестился.

Стоя перед койкой с лежащем на ней трупом Тимофея, Сидор Иванович долго хмурился и растирал виски пальцами обеих рук. Торчащую из груди бывшего уголовника рукоятку охотничьего ножа обрамляло давно запекшееся бардовое пятно крови.

Довольно быстро эксперты закончили свою работу. Седобородый криминалист отшагнул в сторону от тела Тимофея, потирая руки. Следователь поднял на него вопросительный взгляд.

– Этот убит человеком мощного телосложения, – сказал эксперт, приняв то, что Тимофей навалился на Аглаю за прямой удар в сердце. – Вполне похоже на одного из тех… в избе.

– Допустим, – неохотно согласился Сидор Иванович.

– Чувствую, Иваныч, – тихо добавил седобородый. – Намаешься ты с этим делом…

Присаживаясь за стол для заполнения нового протокола, взгляд следователя упал на оставленный ломоть черного хлеба, венчающий наполненный водкой стакан. Сидор Иванович небрежно ухмыльнулся и принялся за заполнение документа.

– «Опрос соседей и возможных свидетелей положительных результатов не дал. Экспертами найдены следы ног как минимум четырех взрослых мужчин, которые тянутся в сторону леса. Осмотр лесной территории не проводился, согласно инструкции, которая запрещает подобные мероприятия сотрудникам милиции без сопровождения автоматчиков, в количестве не менее взвода. Смею предположить связь между убийством в сторожке и происшествием в деревне, как внутренние разборки криминальных элементов до момента самообороны сельских жителей. Дело считаю закрытым за отсутствием веских причин к возбуждению.»

Сидя в душном, трясущемся рейсовой автобусе «ЗиС», Аглая без интереса смотрела в окно. Чем ближе подъезжая к московскому автовокзалу, тем больше она путалась в мыслях, решая, что ей делать дальше.

Мимо проплывали старые, низкие домики и бараки, еще уцелевшие в бурно развивающейся стройке столице. Подмосковные деревни все дальше и дальше отступали, предоставляя место высотной архитектуре.

Не помня себя, девушка оказалась на углу улицы Чайковского и Большого Девятинского переулка. Она некоторое время простояла около стены между первым и вторым окнами от плотно запертой двери подъезда неопрятной двухэтажки, прежде чем решившись постучать условной дробью.

Едва дверь скрипнула и приоткрылась, Аглая прошмыгнула в образовавшуюся щель, оказавшись в кромешной темноте узкого коридора.

– Шастают день и ночь, – злобно прошамкал знакомый старческий голос. – Чего шастают… Пыль гоняют.

Не утруждаясь ответом девушка поднялась на второй этаж и вежливо постучала. Дождавшись приглашения, чего не делала никогда раньше, Аглая толкнула тяжелую дверь и переступила порог. Хозяин сидел за столом, беззаботно потягивая ароматный кофе из фарфоровой чашечки. В пепельнице под светом настольной лампы в зеленом абажуре, как и прежде, тлела папироса.

– День добрый, дед, – произнесла Аглая, без приглашения присаживаясь на край стула у стены.

– Аглая, девочка моя? – удивление старика было неподдельным. – Какими судьбами? Ты жива?

– Вашими молитвами, я полагаю, – отшутилась девушка.

– Не ждал, – признался тот, но тут же добавил. – Не верил… Сказывали, тебя Жиган хлопнул.

– Не совсем так, Матвей Петрович, – пожала плечами Аглая, перейдя к официальному тону. – Инцидент имел место быть, но…

– Дело молодое, – прервал старик. – Найдешь еще себе по душе. Чтобы любил и лелеял, как положено. Тем не менее… Чем могу быть полезен?

– Должок за вами имеется, – напомнила та. – Хотелось бы получить расчет.

– Какой это должок?

– Дед!.. Я ни за что не поверю, что ваш уважаемый возраст все же повлиял на вашу уникальную память, – отшутилась Аглая. – Тем не менее, вы так и не рассчитались со мной в прошлый раз.

– Ах, да, конечно, – засуетился Матвей Петрович, выдвигая ящик стола, но подняв взгляд на нежданную гостью, старик увидел направленный на него ствол пистолета.

Ухмыльнувшись, он медленно достал руки из-под стола и бережно положил на зеленое сукно «Смит-Вессон», ловко вынутый им секундой назад.

– Не шутите со мной, Матвей Петрович, – нахмурилась Аглая. – Я же всем сердцем не хочу желать вам зла.

– Аглая, девочка моя, – спокойно ответил старик. – Деньги конечно же любят счет, тебе ли не знать об этом… Но раз уж пошел такой разговор… Карты под стол, стволы на стол.

– И тем не менее, – кивнула девушка, все же не опустив руку с «Люгером».

– Давай посмотрим, – медленно подняв руку и средним пальцем поправив сползшие на кончик носа очки, улыбнулся тот. – Грев на киче получала?.. Получала… Масть утратила?.. Утратила… Смотри, девочка моя, я не осуждаю, мне на то дела нет, но уважаемые люди с меня ведь спросят. Сама должна понимать… Да и, пускай Жиган не выполнил наказа, решение сходняка срока давности не имеет. Ты это тоже прекрасно знаешь.

– Знаю… От того и не лезу на рожон, – фыркнула Аглая. – Ты, дед, мне денежку отслюнявь, я и уйду.

– Так вот, – словно пропустив ее слова мимо ушей, продолжил тот. – За минусом расходов и снижения твоего положения в обществе…

– За минусом каких к черту расходов, дед?! – рявкнула девушка. – Несколько кусков мыла, курьево и тряпки? Мне то и даром не надо… Я хочу свои деньги. Сейчас. И точка.

– Тише, тише, девочка моя, – поднял обе руки вверх Матвей Петрович. – Без паники. Деньги любят тишину. Была бы ты в законе, как прежде…

– Да, я больше не в законе, – прервала его Аглая. – Но долг платежом красен. Получу расчет и знать вас больше не желаю.

– Хорошо, хорошо, – часто закивал старик, разворачиваясь к скрытому за пыльной портьерой сейфу.

– И без глупостей! – рявкнула та, пристально следя за телодвижениями уголовного банкира.

– Конечно, конечно, – пробормотал Матвей Петрович, доставая толстые пачки денежных купюр и бережно складывая их перед собой на столе. – Но пойми же ты и меня… С меня ведь спросят…

– Это больше не мое дело, – фыркнула Аглая. – Мне не дали слова, осудили не разобравшись.

Старик долго отсчитывал купюры, тщательно слюнявя пальцы буквально после каждой третьей банкноты. Все говорили только о том, что он тянет время. Это понимала и Аглая, прислушиваясь к тишине за тяжелой дверью. Наконец, Матвей Петрович откинулся к спинке кресла и тяжело вздохнул.

– Вот, забирай, – сказал он. – Но знай, девочка моя… С тебя еще спросят.

– Посмотрим, – ответила Аглая, поднявшись со стула и шагнув навстречу сидящему за столом банкиру.

Не сводя со старика глаз, она подошла к столу и поставила чемоданчик, распахнув его крышку. Взяв пистолет в левую руку, девушка торопливо переложила пачки денег в недра чемоданчика и самодовольно улыбнулась.

– Вот и спасибо, Матвей Петрович, – подытожила она, опуская крышку. – Мне очень не хотелось вас убивать…

Едва она закрыла чемодан, как из-за него показалось направленное на девушку дуло револьвера. Краем глаза отметив, что «Смит-Вессон» по-прежнему лежит на столе около пепельницы, Аглая завороженно уставилась на ствол «Бульдога», маленького и столь удобного для скрытого ношения. Матвей Петрович злорадно оскалился кривой улыбкой и нажал на спусковой крючок. Револьвер глухо щелкнул, отчего сердце девушки неконтролируемо сжалось, а веки дернулись, но выстрела не произошло.

– Вот же не задача, – выдохнул банкир, удивленно опустив взгляд на «Бульдог», неожиданно предавший хозяина.

Он несколько раз торопливо нажал на спусковой крючок, но револьвер лишь глухо щелкал курком и пустым барабаном. Аглая наотмашь махнула левой рукой с зажатым в ней пистолетом, целясь в седой висок старика. Удар достиг цели и голова Матвея Петровича по инерции отвернулась лицом к сейфу с тошнотворным хрустом. Из рассеченной дряблой щеки сочилась кровь, но старик не шевелился. Обмякшее тело медленно сползло в кресло, склонив голову со свернутой ударом шеей к левому плечу. Нижняя челюсть отвалилась, оголив кривые желтые зубы и болезненно-белый язык.

Подергав ручку предусмотрительно запертого сейфа, Аглая забрала из ослабевшей руки старика миниатюрный револьвер и спрятала его в карман. Затем она выдвинула ящик стола и сгребла все имеющиеся в нем патроны разного калибра, пересыпав те в свой чемоданчик. Следом за ними на пачки денежных банкнот улегся и «Смит-Вессон».

Покинув дом уголовного банкира тайком от ворчливой бабки-сторожихи, живущей на первом этаже, Аглая уверенно шагала по городу. За последнее время на ее руках осталось так много чужой крови, что девушка окончательно утратила чувство страха. Уверенности в себе девушке добавлял чемоданчик, набитый деньгами, и собранный арсенал в три ствола и несколько десятков патронов. Тем не менее, Демидова твердо решила покинуть Родину, грозящую ей либо расстрелом после первой же поимки сотрудниками милиции, либо убийством руками уголовников. Причем последние должны будут ужесточить меры в поиске раскоронованной воровки, едва до них дойдут слухи об убийстве Тимофея и Матвея Петровича, а это должно случиться уже очень скоро.

* * *

Выездной туризм появился в СССР еще в начале 1930-х годов после создания «Совтура», который занимался как внутренним, там и внешним туризмом. Однако до 1955 года, за исключением организованных «Совтуром» теплоходных круизов для передовиков, выездов не было. В середине же пятидесятых международный туризм какбы возродился, на что повлияли такие факторы, как разрядка международных отношений после смерти Сталина в 1953 году и то, что советское руководство во главе с Хрущевым понимало, каков мог быть экономических эффект от организаций зарубежных поездок.

Осуществить же выезд за пределы Советского Союза Аглае Демидовой мешал фактор отсутствия каких-либо документов.

Добравшись до почтового отделения, девушка на секунду приостановилась на ступеньках, в очередной раз вспоминая адресные данные человека, занимающегося подделкой документов. Риск того, что «Ксива» сдаст Аглаю уголовникам не отрицался, но Демидова решилась на этот шаг, имея в наличии крупную сумму денег, явно гарантирующую возможность перекупить и расположить мошенника к себе.

Выждав небольшую очередь, девушка подошла к окошку и, мило улыбаясь, попросила бланк телеграммы.

– Аглая Михайловна? – восторженно вздохнула девушка и крепко зажала себе рот ладонью, оглядываясь по сторонам.

– Софья? – вспомнила Аглая имя недавней знакомой. – А ты тут что делаешь?

– Работаю, – ответила та, все еще искренне трепеща от радостной встречи. – Я же вам говорила… Меня тетка устроила, помните?

– Да, да, что-то припоминаю, – кивнула девушка с неуверенной улыбкой на лице.

– Так вам бланк?

– Какой бланк?

– Для телеграммы, – напомнила Алферова. – Вы же только что просили.

– Да, будь любезна, – пробормотала Демидова, озираясь на очередь позади нее. – Впрочем… Не нужно. Я потом зайду… Завтра…

– Аглая Михайловна, – заговорщицким шепотом прошелестела Софья. – Я вас так просто не отпущу.

– В смысле?

– У меня смена заканчивается в шестнадцать тридцать, – пояснила девушка. – А у меня завтра день рождения и… праздновать одной совсем не весело.

– День рождения это хорошо, – согласилась Аглая, быстро сообразив, что у добродушной девушки можно переночевать без опасения за свою жизнь.

– Так вы меня дождетесь? – восторженно вскрикнула та.

– Дождусь, если кричать не будешь, – строго, но с улыбкой ответила Демидова.

– Я буду тише воды, ниже травы, – прошелестела Софья.

– Тогда до вечера.

Аглая подмигнула девушке и отошла от окошка. Писать телеграмму «Ксиве» расхотелось.

– Аглая Михайловна, – снова позвала девушка, выглядывая через свое окошко. Демидова нахмурилась, но обернулась.

– Чего еще?

– Возьмите, пожалуйста, ключ, – предложила Софья, пожимая плечами. – Тетки до послезавтра не будет дома. А у вас чемодан тяжелый, и я подумала…

– А давай, – торопливо согласилась та.

Оказавшись в знакомой квартире, Аглая закрыла за собой дверь и устало опустилась на пол в прихожей. Она растерла виски руками и шумно выдохнула.

– Крыша над головой это уже кое-что, – сказала она самой себе. – Еще бы горячая вода была…

Скинув обувь, девушка быстро прошла в ванную комнату. Горячей воды в кране естественно не оказалось. Аглая разогрела на плите тяжелый, громоздкий чайник и вместе с ним вернулась в ванную.

Насвистывая услышанную где-то новомодную мелодию, Демидова стояла перед большим зеркалом старого трюмо, высушивая мокрые волосы полотенцем, когда в отражении зеркала мелькнула Софья. Аглая обернулась взглянув на девушку через плечо и благодарно улыбнулась. Но та не разделяла с ней недавней радости. Напротив, Алферова теперь замерла, как статуя в парке Культуры и Отдыха. На лице девушки читался неподдельный ужас.

– Что случилось? – первой нарушила затянувшуюся паузу Аглая.

– Аглая Михайловна, – с трудом выдавила из себя Софья. – Что с вами случилось?

– В каком смысле? – переспросила та, не догадываясь о сути вопроса.

– В вас стреляли? – пробормотала девушка и ее глаза заблестели, наполняясь слезами.

– Представь себе, девочка, – кивнула Аглая, подхватив со спинки стула нижнюю сорочку и торопливо натягивая ту через голову. – Мир жесток… И я, помнится, тебя об этом уже предупреждала.

– Да, да, я помню, – часто закивала Алферова. – Я больше ни-ни… Вы не подумайте… Я на почте иногда в две смены работаю.

– Чаем напоишь? – сменила тему разговора Аглая.

– Чем? – зачем-то переспросила девушка, но тут же виновата заулыбалась и снова часто закивала в ответ. – Чаем? Конечно… Пойдемте в кухню.

– Спасибо, – поблагодарила Аглая.

Засидевшись далеко за полночь, две девушки разговаривали на отвлеченные темы. Точнее сказать, говорила в основном Софья, делясь с Аглаей своими девичьими переживаниями в отношении юноши из соседнего двора.

– Бери быка за рога и в стойло, – посоветовала Демидова, слегка захмелев от вишневой настойки, давно заменившей чаепитие.

– Что вы такое говорите, Аглая Михайловна, – заплетающимся языком ответила та.

– Ты что, девочка моя? Еще с мужчиной не была? – предположила Аглая.

– Я-то?.. Была, конечно же… раза два или три, – пробормотала девушка, застенчиво пряча глаза.

– Ну, да, я так и подумала, – кивнула та, подливая наливку в рюмочки.

– Толик просто совершенно другой, – начала оправдываться Софья. – Он в консерватории учится. А как на скрипке играет… заслушаешься!..

– Музыканты до бабьего тела тоже охотчи, – махнула рукой Аглая. – Был у меня один баянист… Такое пальцами вытворял! Мать моя комсомолка!

– Аглая Михайловна, – сгорая от стыда, встрепенулась девушка.

– На баяне разумеется, – уточнила Демидова. – А ты, негодница, что подумала?!

– На баяне… Ага, – рассмеялась та. И зараженная заливистым девичьим смехом, Аглая засмеялась следом. – Видели бы вы свое лицо, Аглая Михайловна… Когда баяниста этого вспомнили…

– Брось, дура-девка! – отмахнулась Демидова, не в силах унять смех. – Бока болят так ржать… Хватит! Довольно!

– А Толик не такой, – все еще сдавленно хихикая, Софья вновь вспомнила о своем. – У него семья интеллигентная. К ним на кривой козе не подъедешь. А я что?.. Вот вы правильно сейчас сказали, Аглая Михайловна… Дура-девка. Кому я такая нужна… Да еще без приданного.

Аглая протянула руки и нежно погладила девушку по лицу ладонями. Ее руки скользнули по тонкой шее к узким плечикам и Софья вся сжалась, перестав дышать. Демидова задорно прихлопнула девушку по обеим плечам и подмигнула.

– Глупышка! – сказала она. – Твое приданное при тебе. Самое главное украшение девушки – это ее молодость… Пользуйся, пока есть.

– Вы думаете?

– Я знаю! – утвердительно кивнула Аглая.

Она оперлась руками о стол и поднялась на ноги. Поймав на себе вопросительный взгляд гостеприимной хозяйки, она кивнула в ответ и вышла из кухни.

– Я сейчас, – не оглядываясь, бросила она.

В отсутствие гостьи Софья тайком достала крошечное зеркальце и некоторое время рассматривала свое отражение, явно найдя себя привлекательной и оставшись довольной собой. За этим занятием ее поймала Аглая, вернувшись в кухню через несколько минут.

Девушка виновато опустила глаза и спрятала зеркальце. Демидова же оставила этот эпизод без внимания, удобнее устраиваясь на стуле за столом.

– Ты говорила, у тебя день рождения завтра, – сказала Аглая. – Судя по тому, что мы с тобой засиделись… уже сегодня.

– Ой и правда, – согласилась девушка. – Вы наверное спать хотите, а я вас совсем заболтала.

– Поспать уже тоже пора, – кивнула Демидова. – Вот только сперва я все же хочу тебя поздравить с днем рождения.

– Ну, что вы, Аглая Михайловна, – воспротивилась та. – Не стоит. Мне приятно, что вы откликнулись на мое приглашение и просто пришли.

– И тем не менее, – покачала головой Аглая. – Вот… Держи.

Она положила на стол перед девушкой три увесистые пачки денег и откровенно улыбнулась той. Софья мгновенно поменялась в лице и испуганно уставилась на гостью, отодвинувшись от стола на шатком табурете назад.

– Не надо, Аглая Михайловна, – пролепетала она. – Это ж какие деньжищи-то… Куда мне столько.

– Бери, пользуйся, – заверила Демидова. – Деньги – что? Бумага… Приносящая короткие радостные моменты в нашу нелегкую жизнь. Ты заслужила, девочка моя.

– Чем?

– Добротой, – пожала плечами та и, мельком взглянув на циферблат настенных часов, добавила. – Только спрячь куда получше и все сразу не трать… Мильтоны это дело быстро секут и ох как не любят. А теперь спать!

– Спасибо вам, Аглая Михайловна, – Софья бросилась на шею Демидовой и крепко обняла ту. – Я чувствую себя Золушкой… А вы… А вы, как Добрая Фея.

– Спать, я сказала, – с трудом отрывая от себя благодарную девушку. – А то… тыква превратится в… тыкву. Или как там?

Обе девушки громко засмеялись. За окном неожиданно пошел сильный, проливной дождь и пришлось впопыхах закрывать распахнутые настежь створки.

Лежа на скрипучей койке, Аглая долго смотрела в потолок на играющие тени ветвей и блики бегущих по стеклу дождевых струек. Настенные часы с кукушкой тихо выстукивали утекающие минуты. Ровное, умиротворенное дыхание Демидовой постепенно становилось тише, растягиваясь в томное сопение. Тяжелые веки закрылись сами собой и девушка провалилась в глубокий и даже как-то по-детски чистый, спокойный сон.