Текст книги "Баба в законе"

Баба в законе
Жан Гросс-Толстиков

© Жан Гросс-Толстиков, 2017

ISBN 978-5-4485-9235-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

***

Дребезжащий и натужно стонущий трамвай скользил по рельсам в меру своих сил, сонно отсчитывая остановки в направлении Тушино. Тускло мерцали лампочки, то теряя подпитку электроэнергией, то неожиданно ярко вспыхивая желтоватым светом. Салон старого трамвая опустел еще несколько остановок назад, и только одна единственная женская фигура все еще оставалась сидеть около окна. Неразборчиво, искаженно частотами охрипших динамиков вагоновожатая пробубнила название следующей остановки.

Поднявшись с места, молодая, чрезвычайно красивая девушка прошла по салону трамвая и повисла на поручне около закрытых дверей. Аглая устало смотрела в непроглядную ночь за пыльным стеклом.

Пятидесятые годы были непростым временем для Советского Союза – страна с трудом восстанавливалась после кровопролитной войны. Во многих регионах жизнь оставалась такой же трудной, как и в сороковые годы: не хватало самого необходимого, и проходилось много работать, чтобы хоть как-то прокормить себя. Но настроение у людей было радостным – война осталась позади, и от будущего ждали только хороших перемен.

Аглая не была исключением в ожидании светлого будущего, но вместо тяжелого труда на благо Родины всецело и придирчиво следила за своим внешним видом. Весь ее наряд крикливо отрицал принадлежность к коренным жителям Подмосковного Тушино, слишком занятых строительством коммунизма и не так рьяно следующих за модой. Длинная, расклешенная клетчатая юбка свисала колоколом от строгого приталенного пиджачка, приоткрывая таинство стройных ног от узких щиколоток до чуть ниже колена.

Пиджачок же с облегающим лифом в свою очередь четко выражал женские формы: крутые бедра, узкую талию, налитую жизненным соком грудь. Нитка жемчуга плотно обвивала длинную женскую шею, игриво поблескивая в желтоватом свете электрических ламп. Завершали наряд модная шляпка с выбивающимися из-под нее густыми локонами стильной прически и пара перчаток с миниатюрной сумочкой мягкой формы, напоминающей ридикюль.

Редкие фонарные столбы пятнами желтого света выхватывали из темноты очертания деревенских домиков за низкими заборчиками и утопающих в благоухающей зелени.

Выскочив в открывшиеся перед ней створки дверей, Аглая оступилась на неровной дорожке и чуть не упала. Оперевшись рукой о фонарный столб, девушка проверила исправность каблука. Последний, к счастью, оказался цел. Затем она стянула перчатки и достала из сумочки крошечное зеркальце. Данные от природы, выразительные черты лица – черные дуги бровей, густые ресницы, обрамляющие огромные карие глаза – отрицали необходимость косметики, за небольшим исключением светлой помады на губах. Аглая лишь поправила шляпку, самовлюбленно улыбнувшись отражению в зеркальце и только тогда смело шагнула в темноту давно спящей улицы.

К монотонной дроби женских каблучков неожиданно прибавился шаркающий шаг чьей-то тяжелой походки. Не сбавляя темп, но и не ускоряясь, Аглая продолжала идти вперед. Оглянулась она лишь перед тем, как свернуть в более глухой переулок. Незнакомый мужчина неторопливо нагонял ее в десятке шагов позади. Именно в эту минуту он шагнул в свет уличного фонаря и тот предательски выхватил из темноты грузную, широкоплечую фигуру в широком мешковатом костюме. Гладко выбритая голова сверкнула отразившимся в ней светом.

Мужчина с помощью языка игриво перекинул тлеющую папиросу из правого угла губ в левый, не доставая сильных рук из карманов брюк. Аглая пренебрежительно цыкнула сквозь зубы и резко свернула в переулок, но уже через мгновение перед ней выросла другая фигура. На этот раз это был молодой парень в солдатской гимнастерке и брюках-галифе, заправленных в нечищеные сапоги, и в надвинутой на глаза кепке. Сизое облако табачного дыма вырвалось навстречу Аглае и девушка остановилась, замахнувшись сумочкой и готовая дать отпор.

Но тут же сильная рука легла на ее плечо и резко рванула в сторону, прижимая Аглаю спиной к неотесанным доскам старого забора. Мгновение назад рука, схватившая ее за плечо, переметнулась к шее и крепко сжала пальцы под широкими скулами девушки. Глядя глаза в глаза обидчику, Аглая не показывала и толики страха. Мужчина же по-прежнему игриво перекатывал окурок папиросы из одного угла губ в другой, оценивая ситуацию.

– Глянь-ка, Кирпич, какую фройляйн к нам занесло, – насмешливо процедил сквозь зубы мужчина.

– А то, Жиган! Может ее сначала того… на пару? – предложил молодой парень, злорадно облизываясь из-под кепки и делая шаг ближе к намеченной жертве. – А потом отпустим с миром да без кошелька.

– Можно, – согласился Жиган. – Я бы даже…

Но не успел он договорить, как Аглая цепко обхватила запястье мужчины одной рукой, в то же время легко выбросив вторую навстречу Кирпичу. Сталь заточки сверкнула около шеи парня, мгновенно остановив того на месте.

– На гоп-стоп решили взять, фраера позорные? – прохрипела девушка, сильно сжимая удушающую ее руку Жигана за запястье. – Берега попутали?

Переводя взгляд на девушку, мужчина нырнул рукой в карман своего пиджака, но заточки там не оказалось. Взгляд упал на красивые, длинные пальцы, цепко сжимающие его запястье и рука Жигана разжалась сама собой. На указательном пальце Аглаи красовалась редкая наколка – перстень с короной, без сомнений указывающий на принадлежность его обладательницы к «ворам в законе».

– Так то, мальчики, – усмехнулась девушка, все еще упираясь острием заточки в шею Кирпича и медленно отрываясь спиной от забора.

Жиган отступил на шаг назад, поднимая обе руки открытыми ладонями вверх. Ведомый жаждой жизни, Кирпич так же послушно шагнул назад, не сводя бегающих глаз с девушки и холодной стали заточки. Последняя удалилась от его шеи, но гарантировать, что Аглая не метнет оружие вдогонку, парень не мог.

– Простите, фройляйн, – первым нарушил затянувшееся молчание Жиган. – Бес попутал.

– А ты красивый, – с улыбкой отметила Аглая, кокетливо поправляя шляпку. – Жаль было бы убивать.

– Ага, – торопливо согласился Жиган.

– Я надеюсь, наш инцидент исчерпан? – уточнила девушка, отходя в сторону от замерших уличных грабителей и постепенно скрываемая темнотой.

– Чего? – хрипло промямлил Кирпич, все еще не веря во избежание смерти и поэтому поглаживая вспотевшую шею рукой.

– Я говорю, могу идти? Не обидитесь? – улыбнулась Аглая.

– Ага, – не сводя с нее глаз, кивнул Жиган.

– Доброй ночи, – девушка резко развернулась на пятках и шагнула в темноту переулка.

– Как звать-то тебя? – неожиданно для напарника и самого себя, мужчина крикнул вслед девушке.

– Демидова… Аглая, – отозвалась темнота.

– Да ладно! – выдохнул Кирпич.

– Заточку верни! – снова крикнул Жиган. – Аглая!

В следующую же секунду что-то с хрустом впилось в доску забора в паре-тройке сантиметров от лица мужчины. Жиган медленно перевел взгляд вправо, тупо уставившись на рукоятку торчащего из забора оружия. Кирпич подошел ближе, взялся за рукоятку и с трудом выдернул заточку из доски.

– О, как! – восторженно ухмыльнулся парень.

– Че ты? – нахмурился мужчина.

– Это ж сама Демидова была, – протягивая заточку напарнику, пояснил Кирпич.

– И кто это?

– Аглая… это, Михайловна, – пожал плечами тот.

– Прям так: Михайловна? – придирчиво заметил мужчина. – Девице и двадцати лет-то наверное нет.

– Двадцати нет, – согласился Кирпич. – Да, авторитет наработала. – Городушница она. Фартовая, страсть… Хотя пару раз уже по малолетке чалилась. Красивая, умная, словом огонь-баба! Авторитетные воры к ее мнению прислушиваются, а для жуликов вовсе, как икона.

– Ты-то откуда знаешь? – недоверчиво хмыкнул Жиган.

– Я не в понятках, почему ты про нее не знаешь, – парировал Кирпич, бросил взгляд в темноту, где исчезла Аглая и восторженно вздохнул. – Видал, как заточку вернула?

– Не попала ведь, – отмахнулся мужчина.

– Хотела бы, попала, – часто закивал в ответ парень. – Люди сказывали, Демидова что заточкой, что финкой владеет в совершенстве. не хотел бы я на ее пути недругом стать. Считай, Бог миловал… надо бы завтра в церковь зайти, свечку поставить.

– Тьфу, дурак! – огрызнулся Жиган и быстро зашагал прочь.

– Надо бы, надо бы, – бубнил на ходу Кирпич, спеша вслед за напарником.

* * *

Сидя в душном, трясущемся рейсовом автобусе «ЗиС», Аглая без интереса смотрела в окно. В мыслях она была где-то совсем далеко, о чем говорила легкая, едва заметная улыбка на лице девушки. Мимо проплывали старые, низкие жилые застройки, тесно соседствующие с бурно развивающейся высотной архитектурой столицы. От подмосковных деревень, таких как Щукино, Строгино, и многих других расположенных в пределах МКАД, постепенно мало что оставалось.

Старые бараки и деревянные дома теснили новые, многоквартирные и многоэтажные здания жилого, социального и муниципального назначения. То тут, то там возносились новостройки и виднелись громады «журавлей» строительно-подъемных кранов.

И будто насмехаясь над техническим прогрессом, быстрое движение мощных автомобилей то и дело прерывали медлительные гужевые повозки в одну старую, уставшую лошадиную силу.

Оказавшись на советской площади, Аглая протиснулась сквозь толпу беззаботных школьников к окруженной ими продавцу мороженого. Женщина средних лет в белом халате и таком же платке, из-под которого вырывалась непослушная челка ловко пересчитывала горсть мелочи, краем глаза отмечая безуспешные попытки мальчишек увести с ее прилавка румяный пирожок.

– А вот руки оторву, чем в носу ковырять будешь! – без злобы приструнила она очередного хулигана.

– Да я только посмотреть поближе, – со смехом отозвался тот. – Али свежие, али нет.

– Свежие, – усмехнулась женщина. – Так, молодежь, прилавок не загораживаем. Рассчитались, получили и отошли! Шустро!

Небольшой столик застеленный белой скатертью, стеклянный куб с предлагаемыми покупателям пирожными и горкой румяных пирожков, и переносной холодильник с мороженым, вот и все, чем едва ли не на правах хозяйки распоряжалась Анна Никитична.

Оживленная площадь кипела полноценной жизнью, не смотря на ранний час. Мимо переносного отделения московского общепита сновали толпы прохожих, недовольно сетующих на школьников, мешающих общему продвижению. Впрочем шумно галдящие ребята не обращали на взрослых особого внимания, занятые своими разговорами и сбором мелочи по карманам. Кто-то жевал пирожки, обжигая губы, кто-то торопливо, чтобы не успело растаять, надкусывал мороженое, жмурясь от бьющего по зубам холода.

– Доброе утро, Анна Никитична, – приветливо поздоровалась Аглая.

– Доброе, девочка моя, – помахала в ответ рукой женщина. – Пирожок?

– Не откажусь, – кивнула та. – Позавтракать не успела.

– Давай, подойди, – поманила Анна Никитична. – А ну-ка, брысь, молодежь. Расступись!

– Чего это без очереди? – вторили сразу несколько детских голосов.

– По праву того, что старшим нужно уступать, – фыркнула женщина.

– Да, я не тороплюсь, – улыбнулась Аглая, бросив взгляд на ручные часики.

– Давай, давай, не стесняйся! – воспротивилась продавец. – Детвора, как воробьи, все порасхватают, голодная останешься.

Она завернула два пирожка в салфетку и поверх голов школьников протянула Аглае. Та с улыбкой приняла угощение, в ответ протягивая мятый рубль.

– Вот еще! – отмахнулась Анна Никитична. – Копейки тут. После рассчитаемся.

– Спасибо, – махнула на прощание рукой Аглая и, подхваченная толпой, уплыла вдаль по улице.

На углу улицы Чайковского и Большого Девятинского переулка Аглая прошла мимо низких, едва ли не вросших в тротуар окон двухэтажного жилого дома, облезшего и неопрятного. Девушка на ходу легонько постучала во второе от угла дома окно и едва миновала третье окно, как старая подъездная дверь отворилась с ужасным скрипом проржавевших петель. Аглая прошмыгнула в приоткрытую створку и дверь тот час же захлопнулась следом за ней.

– Доброе утро, – поздоровалась девушка с древней старушкой, что тенью скользнула за ее спиной.

– Шастают день и ночь, – злобно прошамкала та в ответ вместо приветствия. – Чего шастают? Пыль гоняют…

Старушка исчезла за одной из многочисленных дверей длинного узкого коридора. Аглая же поднялась на второй этаж и, вежливо постучавшись, вошла в тесную комнатушку. Из-за плотно зашторенных окон, в помещении царил полумрак, нарушаемый лишь настольной лампой в зеленом абажуре.

Не смотря на тлеющую в пепельнице папиросу и дымящийся ароматный кофе в фарфоровой чашечке, за столом никого не было. Аглая мельком бросила взгляд на старый потертый диванчик около стены и присела на край, прислушиваясь к мерно тикающим часам на стене.

Впрочем хозяин комнаты не заставил себя долго ждать и вернулся в комнату через пару минут после того, как Аглая пришла. Седой старик с испещренным глубокими морщинами и шрамами лицом угрюмо хмыкнул, поймав на себе взгляд Аглаи.

– Доброе утро, – улыбнулась девушка.

Старик не ответил. Он прошел к столу и, устало опустившись в кресло, долго рылся в ящиках.

– Дед, я хотела.., – начала Аглая, но получив колкий взгляд из-под густых седых бровей, замолчала и опустила взгляд в пол.

Неожиданно дверь снова отворилась и в комнату вошел мужчина. Все еще глядя в пол перед собой и не видя вошедшего, девушка отметила для себя, что поступь вошедшего показалась из знакомой. Она медленно подняла глаза и уставилась в широкоплечую фигуру в мешковатом костюме. Мужчина держал руки в карманах брюк, отчего казался еще огромнее, чем был на самом деле.

– Жиган, – не отрываясь от поиска, прошамкал старик. – Метнешься в Ростов к Каленному. Он проводит куда надо… Там от моего имени слушать будешь. Делать ничего не надо, просто послушаешь, что люди скажут и мне слово в слово расскажешь.

– Дед, – мужчина достал руки из карманов брюк и развел их в стороны. – Я, как бы вор, а не совразка. Послать больше нет кого?

– Чего? – рявкнул старик, подняв на мужчины колкий, холодный взгляд. – Мал еще сявку раззевать!

– Ладно, ладно, поеду, – торопливо согласился тот, безапелляционно поднимая руки перед авторитетом старика.

– Поезжай, – мгновенно смягчившись, кивнул старик.

– Ага, – кивнул Жиган и развернулся лицом к двери, но тут же столкнулся взглядом с девушкой, молча наблюдающей за ним со спины. – Аглая?

– Жиган, – улыбнулась та и приветливо кивнула ему.

– Поезжай! – снова рявнул старик. – Чай не дом свиданий.

Мужчина кашлянул в кулак и грузно вышел из комнаты. Старик же поманил девушку к себе и та послушно подошла.

– А тебе вот, – сказал он, протягивая листок бумаги с рукописным текстом.

Аглая уронила взгляд на бумагу, отметив для себя список адресов. Она пару раз пробежала глазами по бумаге и протянула ее обратно.

– Все запомнила? – переспросил старик.

– Не в первый раз, – улыбнулась та.

– Умница, – кивнул он. – Ступай.

Девушка кивнула в ответ и молча направилась к выходу, но старческий голос снова окликнул ее.

– А чего сказать-то хотела?

– Я попросить хотела, – обернувшись, ответила она.

– Проси, – разрешил старик.

– Крестьянский рынок – место прикормленное, – начала она. – Да пора бы точку менять. Опасаюсь, примелькалась я там. Может больше в ЦУМе поработаю?

– Ладно, – чуть призадумавшись, согласился старик. – На рынок больше не ходи. Твоя правда, давно менять пора было, да все оттягивали… И в ЦУМ не части. Там мильтонов в разы больше, чем на рынке, бывает… Мне терять тебя сейчас не на руку.

– Спасибо, – улыбнулась Аглая.

– Ступай, – махнул рукой он. – Квартиры отработаешь, на юг поедешь… Отдохнешь на море… Пансионат там хороший на нашем счету. Уважаемые люди примут. Все красиво, по масти будет.

– Спасибо, – еще радостнее отозвалась девушка и едва ли не бегом выскочила из комнатушки.

Самостоятельно отворив подъездную дверь, Аглая вышла на улицу и зажмурилась от резкого дневного света. Дверь гулко захлопнулась за ее спиной, и все тот же старушечий голос прошамкал вдогонку.

– Шастают день и ночь… Пыль гоняют… Чего шастают?

Аглая невольно улыбнулась, растирая глаза рукой и оставляя им время привыкнуть к свету, как вдруг совсем рядом, над ухом послышался приятный мужской голос.

– А я тебя ждал.

– Жиган? – зачем-то переспросила Аглая, часто моргая и глядя глаза в глаза мужчине. – Зачем? В Ростов тебе надо, я слышала.

– Ростов подождет… Поезд только вечером, – отмахнулся он. – А вот к тебе разговор имеется. Прошлый раз как-то не договорили, мало познакомились.

– Тебе показалось мало? – усмехнулась та.

– Погуляем? – вопросом на вопрос парировал Жиган. – Меня Тимофеем зовут.

– Я знаю, – кивнула Аглая, беря мужчину под руку, чего от явно не ожидал и удивленно посмотрел на нее. – Спрашивала, кто мне по улице ходить мешает.

– Бес попутал, – пожал могучими плечами тот, уводя девушку под руку.

– Я помню, – улыбнулась та. – Зла не держу.

– Простила?

– А то, – рассмеялась Аглая и, подмигнув Тимофею, добавила полушепотом. – Больно красивый. Сразу понравился…

* * *

В центре жилого двора Таганки между двух столбов растянулось полотно волейбольной сетки. Пятеро девчонок отважно сражались против тройки шустрых пацанов, с криками перебрасывая старый потертый мяч друг другу и через сетку на сторону спортивного противника. Здесь же невдалеке мужики грохотали о дощатый стол костями домино, из-под полы потягивая пенное пиво. Небольшая стайка мальчишек помладше, которых не брали играть в волейбол, вилась около толстого дядьки, ковыряющегося под капотом личного автомобиля. Пара подруг-пенсионерок уютно устроилась в тенечке на давно облюбованной ими скамейке, откуда открывался панорамный вид на весь двор.

Завсегдатаи наблюдательного дворового поста, насмешливо прозванные ребятней «Таганскими церберами общественной морали», с утра до ночи сидели на скамейке. Местный участковый, старшина Плевок, изредка обходил дворы, где и не требовалось проводить дополнительных бесед с общественностью. Большую часть времени он отсиживался в кабинете, где мог совершенно беззаботно спать, читать газеты или слушать радиоприемник. На примере Инессы Евлампьевны и Виолеты Пантелемоновны, в каждом дворе были какие-нибудь пенсионерки, которые вместо участкового зорко блюдили за правонарушениями общественного порядка, по собственной воле и от нечего делать охотно сотрудничая с органами. Без их ведома не то, что чужой человек, а мышь не могла проскочить незамеченной.

В этот день пенсионерки, как обычно, заняли свой пост, обсуждая детали личной жизни соседей.

– Ты слыхала, Пантелемоновна, – сказала Инесса Евлампьевна, подпирая дряблую щеку сухим морщинистым кулаком. – Тамарка-то, что из пятой квартиры хахаля завела.

– Дело молодое, Евлампьевна, – неохотно отозвалась подруга. – Мужа ейного уж поди, как десять лет нет. В самом конце войны убило… Хороший мужик был, царствие небесное.

– А хахаль-то ейный – физкультурник со школы, где моя Настасья учится, – не унималась Инесса Евлампьевна. – Срам! Прости Господи!

– Так что с того? – пожала плечами Виолета Пантелемоновна. – Тамарка – завмаг обувного, что в Петровском Пассаже. Зарабатывает-поди хорошо. Может себе нахлебника завести.

– А дочь ейная, Ирка-то! Как ей, дитя неразумному, на срам этот смотреть? Чему такая мать научит?

– Брось, Евлампьевна! Научит себя любить.

Внимание пенсионерок неожиданно привлекла незнакомая молодая женщина, вбежавшая во двор и всем своим видом выражающая волнение в поиске кого-то или чего-то. Заметив пристально следящих за ней пожилых женщин, незнакомка сама направилась к их скамейке.

– А вы к кому, милочка? – хором поинтересовались пенсионерки вместо приветствия.

– Здравствуйте, – на сбившемся дыхании пролепетала та. – А вы не подскажете в какой квартире живет… Валентина?

Прежде чем ответить, пенсионерки окинули молодую женщину придирчивым взглядом. Синяя атласная блузка, расклешенная белая юбка в красный горошек и такой же ткани платок поверх модной прически, перчатки и сумочка-ридикюль – женщина явно была обеспечена материально.

– Какая именно? – спросила одна пенсионерка.

– Фамилия у твоей Валентины имеется? – уточнила вторая.

– Да, если бы я знала ее фамилию, – тяжело вздохнула женщина.

– Здесь Валентин никаких с роду не было, – развела руками Инесса Евлампьевна.

– Погоди ты, Евлампьевна, – отмахнулась соседка. – Валентина, говоришь? А блондинка или брюнетка? А может шотенка?

– Я не разглядела… издали, – понуро опустила глаза незнакомка.

– А тебя, милочка, как звать?

– Людмила я, – представилась та.

– Людочка, – продолжила Виолета Пантелемоновна. – В нашем дворе Валентины есть… даже не одна. Может хоть возраст ее знаешь? Хоть бы приблизительно, а?

– Лет тридцати, тридцати пяти… не разглядела я… издали, – пожала плечами Людмила.

– Мало, ох мало информации, – задумчиво ответила Инесса Евлампьевна.

– Сложно будет найти, – согласилась с соседкой Виолета Пантелемоновна.

– Вы думаете? – замялась Людмила и на ее глазах заблестели слезы отчаяния. – Может быть в каком-то соседнем дворе?

При виде слез молодой женщины пенсионерок захлестнуло двое большая волна любопытства. Они сердобольно заохали, усадили Людмилу на скамейку между собой и принялись наперебой выпытывать причину ее слез.

– Валентина эта. Змеюка подколодная, – сквозь слезы стонала женщина. – Отбивает у меня законного супруга… Представляете?

– Ах ты ж страсти-то какие, – сетовала Инесса Евлампьевна.

– Он бегает к ней уже совсем открыто, – продолжала Людмила. – А я на третьем месяце беременности… Мне волноваться никак нельзя.

– Ты ж моя бедненькая, – сочувственно закивала Виолета Пантелемоновна.

– Вот слово себе дала: выведу их на чистую виду, – уверила обманутая женщина. – Проследила я за ним… В ваш двор заходил, а потом потеряла.

Пенсионерки участливо кивали, успокаивающе поглаживая молодую беременную женщину.

– А вот Тамарка у нас тут, – снова вспомнила Инесса Евлампьевна.

– При чем тут твоя Тамарка? – огрызнулась Виолета Пантелемоновна.

– А при том, что… может физкультурник ейный тоже женат? А дома вот такая жена сидит, страдает, пока мест он тут развлекается…

– Погоди ты с этой Тамаркой, – снова остановила увлекающуюся подругу Виолета Пантелемоновна. – Тут помочь делом надо… Смотри, Людочка. Женщин с именем Валентина в нашем доме четверо. Двоих сразу отбрасываем. У одной муж-грузин, узнает про измену, всех вместе убьет. Она о таком даже думать побоится. Второй уже далеко за восемьдесят. Не думаю, что твой муж от такой молодой, красивой, по старым бегать будет. Еще две остается…

– Вальке Петровой из четырнадцатой квартиры еще и шаснадцати нет, – вспомнила Инесса Евлампьевна. – Да и она вся балетом увлекается, не до любовных интриг ей. Кожа да кости, смотреть не на что… На чем только душа держится?

– Валентине Шишкиной, что из девятой квартиры, где-то за сорок. У нее своих детей трое, – продолжала перечислять Виолета Пантелемоновна. – Муж у нее так себе, работяга… Но на любовный роман, я думаю, она тоже не пойдет. Ни сил, ни времени не хватит. Дети все занимают.

– А больше нет? – заметно успокоившись, уточнила Людмила, оглядываясь по сторонам.

– Больше нет, – задумавшись, хором ответили пенсионерки. – Мы тут всех знаем.

– Разве что в соседнем дворе, – неожиданно вспомнила Виолета Пантелемоновна. – Там новоселы были. Может и Валентины среди них есть.

– Спасибо вам, – криво улыбнулась молодая женщина. – Пойду я, поспрашиваю еще.

– Иди, милочка, – кивнула Инесса Евлампьевна.

– Ступай, – вторила ей подруга.

– До свидания, – попрощалась Людмила, поднявшись со скамейки и удаляясь со двора.

– Какая хорошая девочка, – вздохнула Виолета Пантелемоновна, провожая молодую женщину взглядом.

– Какие мужики пошли, – закивала Инесса Евлампьевна. – То ли раньше были.

В это время за их спиной торопливо прошла женщина в военной форме капитана госбезопасности. В одной руке она держала тяжелый солдатский чемоданчик, в то время, как в другой руке офицер держала букет цветов. Незаметно для пенсионерок, капитан госбезопасности вошла в прохладный полумрак подъезда и быстро поднялась на нужный этаж. Изящных длинный палец с характерной наколкой «перстня с короной» на фаланге вдавил кнопку звонка, заставляя последний громко затрещать по ту сторону двери.

В большой комнате около приоткрытого окна за обеденным столом сидела девочка четырнадцати лет. Отглаженная школьная форма аккуратно висела на стуле, а на Ире было легкое ситцевое платье и белые носочки с узорными кружевами. Параллельно читая книгу, девочка ела гороховый суп вприкуску с поджаренными на сковороде солеными кусочками хлебных гренок. Раздавшийся в дверь звонок, оторвал Иру от книги и она побежала в коридор.

– Кто там? – спросила девочка, дожевывая хлеб.

– Здравствуй, Ира, – отозвался приятный женский голос из-за двери. – Меня зовут Валентина Прянникова, я капитан госбезопасности. Ты не могла бы открыть мне дверь?

– Мамы нет дома, – отозвалась девочка.

– Как жаль, – расстроенно ответила женщина. – Но мы могли бы подождать ее вместе с тобой. Я привезла тебе памятный подарок от твоего отца и у меня…

Девочка торопливо открыла дверь, не дослушав до конца. Перед ней стояла приветливо улыбающаяся Аглая в форме капитана госбезопасности. Профессионально нанесенный на лицо театральный грим прибавлял девушке добрый десяток-полтора недостающих лет.

– И у меня есть разговор и к твоей маме… Тамара Ильинична, если я не ошибаюсь, – закончила начатую фразу Аглая.

– Нет, не ошибаетесь, – взволнованно подтвердила Ира. – Проходите, пожалуйста, товарищ капитан гос…

– Зови меня просто Валентина, – попросила Аглая, переступая через порог и закрывая за собой дверь.

– Хорошо, Валентина, – с улыбкой согласилась девочка. – Проходите, пожалуйста, в комнату. Хотите супа? Я сама сварила.

– Какая ты, Ира, молодец! Совсем взрослая. Настоящая хозяюшка. Но, спасибо, я не голодна, – вежливо отказалась женщина. – А твоя мама когда придет?

– Думаю, еще часа через два, – взглянув на циферблат настенных часов, пожала плечами Ира.

– Я не тороплюсь, – ответно улыбнулась Аглая. – Если ты не против, мы подождем Тамару Ильиничну вместе.

– Конечно, конечно.

Молодая женщина и девочка прошли в большую комнату. Аглая устало опустилась на диван, поставив свой чемоданчик около ног. Она долго и пристально смотрела на девочку, откровенно любуясь ею.

– Ты так похожа на своего отца, – грустно вздохнула Аглая. – Он и мне был, будто отцом… За те страшные годы на фронте. Мы столько пережили бок о бок.

– Правда? – на глазах девочки навернулись слезы и она опустилась на стул. – Вы хорошо знали его?

– Очень хорошо… замечательный был человек.

– К моему сожалению, я совершенно не помню его, – всхлипывая, призналась Ира и чуть замешкавшись, тихо попросила. – Расскажите, пожалуйста, как он погиб.

– Давай, не будем сейчас о грустном, – предложила Аглая. – Я расскажу… потом… когда-нибудь в другой раз.

Она расстегнула нагрудный карман гимнастерки и бережно достала из него небольшой сверток. Развернув тряпицу, Аглая протянула девочке офицерскую кокарду. У Иры перехватило дыхание и она крепко прижала к сердцу отцовский подарок.

– Ой, я от волнения перед нашей встречей, совершенно забыла купить что-нибудь сладкое к столу, – молодая женщина перевела тему разговора в другое русло. – А ноги гудят, не бежать же до магазина.

– Вы отдыхайте, Валентина. Я могу сбегать, – предложила девочка, все еще бережно поглаживая офицерскую кокарду. – У меня есть деньги. Мама оставила. На пряники хватит.

– Брось, какие пряники, – улыбнулась Аглая, доставая из кармана мятую купюру. – Знаешь, чего бы мне сейчас хотелось больше всего?

– Чего?

– Пончиков! – торжественно объявила женщина. – С кремом! И еще шоколадных конфет «Красный Октябрь», а?

– Да, – улыбнулась Ира.

– Будь другом, сбегай, – попросила Аглая, настойчиво всунув в руку девочки купюру.

– Это очень много, – испуганно сказала Ира, разглаживая на ладони мятую двадцатирублевку.

– Я тебе доверяю! – кивнула женщина. – Сбегаешь?

– Конечно, – согласилась та, тронутая доверием офицера госбезопасности и фронтового друга ее погибшего отца. – Я мигом. Вы отдыхайте пока.

– Спасибо, – крикнула Аглая вдогонку выбегающей из квартиры девочке. – Только мигом у тебя вряд ли получится, глупышь…

Аглая предусмотрительно рассчитала все наверняка. Отсылая девочку за дефицитными конфетами, она знала, что та простоит в очереди не менее часа, если не больше того. Не взирая на то, что промышленность активно развивалась, любые товары и продукты не покупались, а именно добывались в километровых очередях. После отмены карточной системы Советский народ, изголодавшийся в военное время, наверстывал упущенное, сметая с продуктовых прилавков все подряд.

Выскочив из подъезда, Ира стремительно бросилась в сторону магазина и едва ли не столкнулась с неожиданно выскочившим из-за угла незнакомым мужчиной. Последний бежал, как от огня, при этом рубашка и брюки на нем были застегнуты небрежно, второпях, не на все пуговицы. Следом за мужчиной неслась разъяренная Людмила. Ира отшатнулась в сторону, пропуская скандальную пару мимо и только потом побежала дальше по своим делам.

Обернувшиеся на шум пенсионерки, узнали недавнюю их знакомую и без сомнений догадались, что Людмиле все же удалось отыскать блудливого супруга.

Неожиданно для всех, спасающийся от рассерженной жены мужчина подбежал к пенсионеркам и спрятался за их скамейкой. Людмила настигла его, но никак не могла к нему подступиться. Отчаянно размахивая над головой своей сумочкой-ридикюлем. При каждом шаге жены мужчина делал маневр в противоположную сторону и сумочка не достигала цели. А Людмилу просто колотило от ярости.

– Сволочь! Скотина! – кричала она. – Я тебе башку оторву!

– Люся, не надо, – взывал к благоразумию он. – Побойся наказания за предумышленное преступление.

– Ишь, Гоголь мне тут нашелся! – свирепствовала Людмила.

– Люся, это написал Достоевский, – парировал блудный муж. – Стыдно не знать!

– Идиот! – продолжала кричать Людмила.

– Совершенно точно, – соглашался он, ловко уворачиваясь от ударов сумочкой. – И это тоже Федор Михайлович.

– Подлец! Я оторву тебе не только башку, но и все остальное! Чтобы и желания по бабам шляться не было!

– Люся! Прошу тебя, – умолял изменник. – На нас же люди смотрят…

– Люди? Да! Люди добрые! Помоги же мне, – взмолилась женщина. – Схватите этого мерзавца.

Попавшие в эпицентр скандала, пенсионерки лишь крутили головами, с трудом поспевая за мельтешащими вокруг них супругами, и сочувственно охали.

– Так ему! Поделом! Дай ему еще! – подстрекала Инесса Евлампьевна Людмилу.

– Прекратите это безобразие, – призывала к спокойствию Виолета Пантелемоновна.