Текст книги "Баба в законе"

– Господи, ну за что? За что мне такое унижение? – Людмила заметно выбилась из сил и рухнула на скамейку рядом с пенсионерками, вздымая руки к небу.

Изменник же неожиданно заплакал сам, упал на колени, подполз к Людмиле и нежно припал к ногам жены, умоляя о прощении. Пенсионерки принялись на чем свет стоит ругать изменника, а тот, стоя на коленях, каялся, мол, это Прянникова его охмурила, а он просто слабовольный дурак.

– Прянникова? – переспросила Виолета Пантелемоновна.

– Значит, Прянникова ее фамилия, – уточнила Инесса Евлампьевна. – Эка ж негодница…

– Ты ее знаешь, Евлампьевна?

– Не знаю и знать не хочу! – уверенно заявила та.

Когда дверь квартиры захлопнулась за убегающей за угощением Ирой, а через приоткрытое окно послышались гневные крики Людмилы и мольбы ее блудного супруга, Аглая резко поднялась с дивана на ноги. Она крепко потерла ладони одну о другую в предвкушении продолжения тщательно спланированной операции.

Профессиональная квартирная воровка быстро подошла к платяному шкафу и стала выдвигать один ящичек за другим. Вскоре поиск увенчался успехом и из найденного в женском белье мешочка драгоценности посыпались в раскрытый на диване военный чемоданчик. Аглая доставала то золотой браслет, то серьги с драгоценными камнями, то кольца и отправляла все нажитое Тамарой Ильиничной в свой чемоданчик. Потом она подошла к буфету и столовое серебро перекочевало вслед за украшениями. С мастерством опытного сыщика, женщина простучала стены в нескольких определенных местах, отыскала тайник и извлекла из него десяток пухлых денежных пачек. Закрыв солдатский чемоданчик, Аглая остановилась посреди комнаты и огляделась. Ухмыльнувшись своему отражению в большом зеркале, она неспешно вышла из квартиры.

В разгаре семейного скандала никто не заметил выходящую из подъезда женщины в форме капитана госбезопасности. Аглая прошла вдоль стены дома и свернула за угол. Вскоре Виолета Пантелемоновна, первой устав от скандальной сцены, предложила перемирие.

– Прости, упыря эдакого, – попросила она Людмилу. – Все-таки ребенку отец нужен.

– А будет обижать, – вставила и свое слово Инесса Евлампьевна. – Зови нас.

– Прости, а? Люсь, – взмолился валяющийся в ногах мужчина.

– Тьфу на тебя, – огрызнулась Людмила, но тут же обняла голову супруга и крепко прижала ее к своей груди. – Горе ты мое луковое.

Супружеская пара распрощалась с пенсионерками и, взявшись под руки, покинула дворик на Таганке. В ближайшие дни их ждали подобные представления во дворах на Тверской и в Хамовниках.

Шествуя уверенным шагом по широкой улице, Аглая с улыбкой провожала встречных прохожих, одаривающих ее учтивым взглядом. Неожиданно впереди показался отряд конной милиции, неторопливо цокающий кованными копытами по самому центру проезжей части дороги. Бравые милиционеры в белоснежной парадной форме, верхом на холенных лошадях приближались к замершей на месте Аглае медленно, но уверенно. Бежать и прятаться во дворах не имело смысла и грозило неизбежным преследованием. Тогда девушка пошла ва-банк.

Она сняла с головы фуражку и кокетливо поправила пышную гриву черных волос. Это не осталось незамеченным. Милиционеры все, как один, обратили внимание на красивую женщину-офицера средних лет. Затем Аглая снова водрузила фуражку, выровняла ее по всем правила военного устава и, затаив дыхание, вздернула ладонь к виску, отдавая милиционерам честь. Проезжающие мимо грузовики-полуторки сбавили ход, лошади фыркали и рвали кованными копытами асфальт, шумно перешептывались сотрудники правопорядка. Само время, казалось, застыло на месте.

– Равнение напра-во! – громогласно объявил чей-то строгий голос.

Весь отряд конной милиции выпрямился в седлах и торжественно отдал честь ряженной в форму госбезопасности авторитетной «воровке в законе» Аглае Демидовой.

* * *

Потягивая из граненного стакана минеральную воду вприкуску с заварным пирожным, Аглая сидела в плетенном кресле в тени раскидистой кроны огромного дуба. Поднимающиеся со дна пузырьки газа игриво щекотали небо и били в нос, отчего девушка жмурилась и улыбалась самой себе.

От нечего делать она наблюдала за снующими по дорожкам Московского зоопарка людям, замирающим около высокой сетки ограждения вольера. Редкие покупатели заглядывали в окошко ларька с витиеватой вывеской «Воды». Получив стакан газировки или пирожное, они присаживались за свободный столик с голубой в белый горошек клеенкой или же просто прислонялись к стволу дерева. Если женщины бросали колкий, завистливый взгляд на Аглаю, то девочки с любопытством оглядывались на нее и шушукались между собой. Представители же сильного пола, от шумных мальчишек до взрослых мужчин, откровенно или украдкой, но не без интереса засматривались на красивую, одиноко-сидящую девушку.

Сзади к Аглае подошел Тимофей и она, не оборачиваясь, узнала его по шаркающей походке «вразвалочку». Мужчина положил широкую пятерню на ее плечо и девушка запрокинула голову, одарив Тимофея лучезарной улыбкой.

– День добрый, красавица, – обронил он, игриво перегоняя окурок папиросы из одного угла губ в другой.

– Здравствуй, Тимоша, – ответила она.

Мужчина сплюнул окурок в сторону через плечо и резко наклонившись, поцеловал Аглаю в губы. Девушка ответила взаимностью, не сопротивляясь и не обращая внимания на осуждающие вздохи свидетельниц происшедшего.

– Чем охлаждаешься? – оторвавшись от ее губ, спросил Жиган.

– Газировка, – ответила та. – Хочешь?

Она опустила подбородок к груди, но вид стакана с минеральной водой загораживал букетик полевых цветов, тайком протянутый Тимофеем, пока она была занята поцелуем.

– Да ну ее, – брезгливо поморщился мужчина. – Может махнем в ресторацию, да по шампанскому, а?

– Потерпи, – попросила Аглая.

Жиган обошел сидящую девушку и плюхнулся в соседнее плетенное кресло, забросив ногу на ногу и выуживая очередную папиросу из мятой пачки.

– Чего терпеть? Лавэ имеется, – пожал могучими плечами тот, снимая кепку и протирая рукавом пиджака вспотевший, гладко выбритый череп.

– Квартирные вопросы деда я решила, – полушепотом и с улыбкой сказала Аглая. – Расчет получу и махнем с тобой на юг. Дед обещал отпустить, да еще подсобить с хорошим пансионатом.

– На юга, это хорошо, – признал Тимофей. – Да только…

– Дед сказал, там хорошие люди встретят.

– Тем более! – отмахнулся мужчина. – Тебе ли не знать, красава…

– К чему ты клонишь, любимый? – нахмурилась Аглая.

– Мы же с тобой, – ответил он, указывая взглядом на украшающий указательный палец девушки наколку-перстенек. – По особой дорожке ходим.

Мужчина сбросил ногу с колена и всем телом подался вперед, к самому лицу Аглаи. Она вопросительно заглянула в глаза возлюбленного.

– По воровским понятиям, Аглаюшка, – продолжил Жиган заговорщицким шепотом. – Коронованные не имеют такого права обзаводиться законными супругами.

– А я замуж и не прошусь! – резко отстранившись от Тимофея и откровенно рассмеявшись в голос, сказала девушка. – Любить всегда буду, как давеча обещала, а большего и не проси. Да и мне от тебя ничего не надо.

– Базара нет, – оскалился в улыбке Жиган, вскинув обе руки вверх, открытыми ладонями к Аглае.

– Пошли, проводишь, – поднимаясь с кресла, сказала девушка. – Женишок!

– Пошли, – поднимаясь вслед за ней, кивнул Тимофей.

Выйдя за ворота Московского зоопарка, влюбленная пара прогулочным шагом направилась по Красной Пресне к центру столицы. Предвечерний ветерок ласкал теплым дыханием и ничто не сулило перемен к худшему. Аглая и Тимофей говорили на отвлеченные темы и строили планы на грядущую поездку к морю, легко избегая блатного жаргона, что могло бы привлечь внимание не только бдительных граждан, но и сотрудников правоохранительных органов.

На перекрестке Большой Никитской и Моховой они остановились. Аглая приподнялась на носочках и нежно поцеловала Тимофея в губы, но ему показалось этого мало. Мужчина схватил девушку в охапку, оторвал от земли и закружил на руках, ловя ее губы своими.

– Пусти! – наконец попросила она. – Люди смотрят.

– Пускай смотрят, – отказался он, но Аглая все же выскочила из его рук и встала ногами на землю.

– Позавидуют и сглазят, – нахмурилась она.

– А мы им кукишь покажем, – Тимофей скрутил пальцы, сжав их в увесистый кулак и ткнул едва ли не в лицо проходящему мимо хлипкому мужчине в очках.

– Простите, – извинилась за Жигана Аглая. – Он случайно.

– Форменное безобразие! – огрызнулся тот, но едва встретился глазами с суровым взглядом Тимофея, поспешно ретировался прочь.

– Мне туда, – отсмеявшись, сказала девушка, махнув рукой в направлении Манежной площади.

– Я думал мы еще погуляем, а потом я тебя домой провожу, – предложил мужчина, тут же заигрывающе подмигнув. – Или ко мне заглянешь?

– Не сегодня, Тимоша, – отрицательно замотала головой Аглая. – Мне еще в ЦУМ надо заскочить.

– Тебе с квартир мало досталось? – нахмурился Жиган. – Жадность фраера сгубила, слыхала?

– Слыхала, – фыркнула девушка. – А в ЦУМ я за обновками… Подруга товар придержала. Или мне на курорт в старом ехать?

– Ладно, иди, – сдался Тимофей. – Или может вместе?

– Вот вместе точно не нужно, – отрезала Аглая. – Иди, Тимоша. Я к тебе завтра заскочу.. Или нет, лучше давай встретимся на Арбате. Я после полудня у деда буду. Думаю, он на долго не займет.

– Хорошо. Тогда на Арбате, – Жиган снова схватил девушку в объятья, но она легко вырвалась и его губы лишь скользнули поцелуем по ее румяной щеке.

Аглая хихикнула и торопливо пошла прочь. Тимофей раздосадованно пнул кем-то брошенный окурок, вытряхнул из мятой пачки папиросу, прикурил и, засунув руки в карманы брюк, вразвалочку побрел в противоположном Аглае направлении.

Сжимая подмышкой сверток с обновками, Аглая вышла из парадных дверей Центрального Универсального Магазина и довольная собой пошла вдоль стеклянных витрин. Неожиданно ее внимание привлек молодой мужчина в добротном пальто. Он стоял около последней витрины ЦУМа, отвернувшись лицом к глухой стене здания. Тяжелый портфель заметно мешал ему, выпадая из подмышки, но поставить его на землю около ног мужчина не решался, видимо опасаясь за содержимое. Время от времени он настороженно оглядывался, провожая прохожих взглядом и снова возвращался к торопливому и неуклюжему пересчету денежных купюр. Последних было много. Мужчина то доставал деньги из кожаного портмоне, то прятал их обратно, неуклюже пересчитывая раз за разом. Фраер выглядел настолько беспомощным, что успех планируемого мероприятия был гарантирован.

Как это случалось неоднократно, ловкие длинные пальцы Аглаи, как мотыльки порхали по карманам зевак на рынке или в очередях магазинов, пока те рассматривали дефицитный товар или роскошную, магнитирующую грудь девушки. Зная о своей красоте, она не стеснялась использовать ее в качестве приманки в «ловле на живца».

От нахлынувшего предвкушения легкой добычи у Аглаи засосало под ложечкой и она хищно облизнула губы. Девушка пристроила свой сверток с покупками поудобнее подмышкой и шагнула навстречу намеченной жертве. По пути она расправила на плечах пуховый платок, чем открыла чудный вид на красивую, налитую жизненным соком грудь, плавно покачивающуюся в глубоком декольте.

Будто случайно задев мужчину локтем, Аглая вскрикнула и выронила свой сверток ему под ноги. Мужчина оглянулся и необдуманно наклонился поднять сверток. В этот же момент девушка сама присела за упавшей ношей и сначала соприкоснулись их руки, а потом встретились глаза. Аглая мило улыбнулась, плавно взмахнув густыми ресницами очаровательных карих глаз.

Она поднялась на ноги первой, дав мужчине возможность поднять ее сверток самостоятельно, что тот незамедлительно и сделал. Протягивая сверток Аглае, несчастная жертва обмана не мог не обратить внимания на роскошную грудь девушки, буквально застряв в ее декольте взглядом.

– Простите, я такая неловкая, – вздохнула Аглая, отчего грудь естественным образом поднялась, а затем плавно опустилась на выдохе.

– Не стоит …э, беспокоится, – ответил мужчина. – Мне даже… так сказать, приятно, что ваша гру… ваш… э, сверток… упал именно возле моих… ног.

– Премного вам признательна за помощь, товарищ, – снова глубоко вздыхая, пролепетала девушка. – Вы позволите?

– Что, простите? – переспросил он.

– Мой сверток, разумеется, – чарующе улыбнулась Аглая, забирая ношу из окаменелых рук мужчины.

– Ой, да… Простите… Я засмотрелся… В смысле, задумался, – пролепетал он. – Да, да, конечно… задумался я.

– Всего доброго, – снова вздохнула девушка, принимая сверток из рук мужчины и в это же время вторая рука девушки уже нырнула в карман его пальто, где должен был быть оставленный без внимания портмоне с деньгами.

Неожиданно для Аглаи, мужчина изменился в лице, оскалившись страшной гримасой хищника, а не жертвы. Гуттаперчево извернувшись, он схватил девушку за руку и с силой оттолкнул к стене здания, тотчас же прижав ее своим телом.

– Ну, здравствуй, Демидова, – сдавленно прорычал он, не давая ей ни малейшего шанса к побегу. – Советская милиция давно по тебе соскучилась…

Народный суд совещался не долго. Все четверо присяжных заседателей осуждающе смотрели на красивую девушку, стоящую перед ними, как ведьма на эшафоте. С гордо поднятой головой и холодным, бесчувственным взглядом карих глаз Аглая выслушивала совещающихся и перечень собственных провинностей. Припомнили ей и колонию для несовершеннолетних, и три взрослых срока.

– Трудом искупить вину! – доносились до ее сознания обрывки фраз. – Вину перед Родиной и Советским обществом!..

– Расстрелять! – крикнул кто-то из зала. – Вы посмотрите на нее!.. Демидова скорее руку себе отгрызет, чем возьмется за лопату!

– Пять лет в колонии общего режима, – огласили вердикт. – Магадан!

Знакомая картина таежного пейзажа предстала перед Аглаей словно выплыла из туманного сна. Всю дорогу на этапе она думала только о Тимофее, всем сердцем рвущаяся к нему. Девушке казалось, что она будто заточенная в клетку вольная птица, бьется грудью о решетку, а вокруг кружат оскалившиеся, истерично ржущие гримасы и тычущие в нее кривые, грязные пальцы.

* * *

Дощатые бараки, окруженные высоким забором с паутиной колючей проволоки, а сразу за ним бескрайняя тайга. Даже если и мелькнет у арестантов мысль о побеге, куда бежать: либо звери задерут, либо преследователи догонят – все одно, верная погибель.

Прибывших новым этапом разместили в «отстойнике», где женщины простояли на ногах в ожидании распределения по отрядам и баракам несколько долгих часов. Благо погода выдалась хорошей для местного сурового климата: тепло, свежо и без дождя. Строй разноликих женщин, одетых кто во что горазд: модные шляпки, платья, плащи и пальто, туфли и осенне-весенние босоножки. Кружевные носочки и чулки давно потеряли свой вид, сильно загрязненные в пересылке. Косметика расползлась грязными смазанными пятнами от слез и пота.

Невооруженным взглядом легко распознавались те, кто попал впервые, и те, кому зона знакома не по наслышке. Среди последних встречались и представительницы древнейшей профессии, и воровки всех мастей. Проститутки даже тут пытались отшучиваться и вести себя, как на воле, заигрывая с конвоирами и подтрунивая друг над другом. Воровки вели себя значительно сдержанней и смотрели на других надменно, свысока.

Еще со времен Российской империи повелось так, что проститутки – это вторая по значимости после воровок группа женщин блатного мира, значительно большая, чем воровки. Кроме непосредственной торговли своим телом, они участвуют, когда надо, в кражах, наводках, стреме, укрывательстве и сбыте краденного, но полноправными членами блатного мира проститутки никогда не были.

Аргументом к такому разделению по иерархической лестнице является один из основополагающих запретов уголовного мира. Любой контакт с интимными органами мужчины ведет к потери человеческой чести. Изначально этот запрет распространялся на половые отношения между мужчинами, но и проститутки попадали под его влияние, не смотря на то, что сильный пол уголовного мира охотно пользовался услугами жриц «продажной любви».

Ограничение свободы и непосильный труд каторжан не отрицали попыток воспроизвести привычный быт граждан. Серые стены, узкие шконки, серые уставшие лица, под глазами синяки от тяжелой работы, недосыпа и отсутствия нормального питания. Тем не менее, в этот вечер в одном из бараков громко и пышно гуляли свадьбу. Сидящие вокруг сымпровизированного стола, приглашенные на праздник женщины обнимались, разливали спирт по алюминиевым кружкам, орали блатные песни. Единственным украшением собравшихся, в противоположность серо-черным юбкам, солдатским гимнастеркам и ватникам-безрукавкам, являлись цветные платки, повязанные на головы.

– И вот сижу я в Туруханском крае, где часовые грубы и строги, – тянула одна зечка, подмигивая соседке. – Я это все, конечно, понимаю, как обострение классовой борьбы.

– Всю жизнь в грехах мы с ходу сознавались, этапом шли навстречу злой судьбе, – вторила подруга. – Мы так вам верили, товарищ Сталин, как, может быть, не верили себе.

– То дождь, то снег, то мошкара над нами, а мы в тайге с утра и до утра, – продолжили они уже хором. – Вы здесь из искры раздували пламя. Спасибо вам, я греюсь у костра!

Молоденькая девушка в такой же лагерной робе, но с отрезком полупрозрачной тюли, характеризующий свадебную фату, сидела во главе стола, понуро опустив голову. Слезы не переставая текли из ее больших зеленых глаз, придавая последним изумрудную радужность. Лариса Липина, бывшая комсомолка, прозванная от звучности фамилии «Липочкой», заливалась стыдливым румянцем на бледном измученном лице. Ей впервые предстояло поцеловаться публично. Все бы ничего, да только женихом Ларисы была женщина – Верка «Карма».

– Ай, Липочка, – слащаво оскалившись и качая головой, вздохнула Варвара Красильникова. – Не порть себе праздник, душенька.

– Верно говоришь, Краса, – подтвердила Наталья «Заноза». – Такого жениха отхватила, и сидит, рыдает… Не благодарная!

– Бросаешь нас, Карма, – подхалимно заскулила Краса.

– Все, девки. Конец моей вольной жизни, – отшутилась Верка, затягиваясь папиросой и окутывая «невесту» сизым облаком табачного дыма.

На правах пахана, бывшая проститутка побоями и угрозами сломала Ларису и заставила стать ее своей любовницей на ровне с другими шалавами и ковырялками. Верка по-хозяйски обхватила девушку одной рукой за хрупкие плечи и с силой потянула ближе к себе. Липочка подняла на нее мокрые и красные от слез глаза. Затравленный, молчаливый взгляд девушки молил о пощаде, но не был услышан.

– Горько! – заорали девки и Верка впилась в бледные, искусанные губы «невесты» страстным поцелуем.

В этот момент дверь в барак отворилась и на пороге возникла новенькая, прибывшая с утренним этапом. На секунду задержавшись в дверном проеме, уверенной поступью девушка перешагнула порог и захлопнула дверь за собой. Дощатый пол захрустел под добротными кирзовыми сапогами вошедшей. Выплывая из сизого облака табачного дыма, Аглая остановилась посреди барака и огляделась.

– Вечер в хату, каторжане, – процедила она сквозь зубы, сжимающие окурок папиросы.

Присутствующие замерли, бросая косые взгляды то на паханшу Верку, то на новенькую. Корма затянулась папиросой и пренебрежительно выпустила густое облако дыма, не проронив ни слова в ответ.

Аглая подошла к столу брачующихся, достала изо рта окурок и неторопливо затушила его в ржавой консервной банке, служившей пепельницей. Она смотрела глаза в глаза Верке, в то время, как сидящие за столом девки не могли не заметить авторитетной наколки на указательном пальце Аглаи.

– Воровка, – шепнула Варвара соседке.

– Коронованная, – также тихо подтвердила Наталья.

Косой взгляд Демидовой скользнул по заплаканной «невесте» и она лишь цыкнула сквозь зубы. Не смотря на то, что лесбийская свадьба довольно частое явление на женской зоне, Аглая никогда не скрывала личного отвращения к этому суррогату брачной церемонии, но сегодня ей было наплевать на маромоек. Все ее мысли были далеко, рядом с Тимофеем, которому и сообщить об ее аресте не представлялось возможным. К тому же, в незнакомом для девушки ранее лагере необходимо было поставить на место обитательниц барака и заявить свой статус, чтобы можно было спокойно отдохнуть и собраться с мыслями.

– Так, коблы, – спокойно сказала Аглая, скользнув взглядом по всем выстроенным вдоль стен нарам. – Козырная шконка – моя. Мне так положено.

Демидова направилась вглубь барака к самому хорошему месту у окна. Она небрежно скинула с них чужие вещи и улеглась, разминая скрепленные в замке руки со звонким хрустом суставов.

– Карма, – тихо прошипела Варвара «Краса». – Это же твоя шконка.

– Сама знаю, дура, – огрызнулась Верка.

Перед глазами бывшей проститутки се еще стоял образ козырной наколки на пальце Аглаи, но спирт затуманил сознание Верки, подгоняя ее пойти против коронованной законницы. Мало того, что Аглая испортила свадьбу своим приходом, так она еще и осквернила брачное ложе брачующихся. Стерпеть такое значило опозориться перед присутствующими в бараке, а уж «сарафанное радио» разнесло бы эту весть по всему лагерному обществу.

– Корма, не надо… любимая, – безуспешно попыталась удержать Верку поднявшаяся навстречу Сонька «Драга».

– Отвали, шмара, – огрызнулась Корма, с силой оттолкнув девушку прочь. Она смело направилась к лежащей Аглае. – Ковыряй с моей шконки, курва!

– Тебе, что, сука? – устало посмотрев на Верку, насмешливо фыркнула в ответ Аглая. – Жить надоело?

Карма замерла на полпути, не решаясь то ли избежать конфликта, то ли бросится в драку. Неспешно поднявшись со шконки, Демидова вытряхнула из пачки папиросу, прикурила ее и молчаливо уставилась на переминающуюся с ноги на ногу бывшую проститутку.

Рука Верки нырнула в карман и между ней и Аглаей блеснуло стальное жало заточки. Демидова насмешливо улыбнулась и выжидающе затянулась папиросой, а затем выдохнула табачный дым в лицо оскорбленного ей «жениха». Разум Верки помутнел окончательно и она с криком кинулась на обидчицу.

Аглая легко увернулась от неуклюжего, пьяного выпада, отвела руку Верки с заточкой в сторону и со всей силы ударила нападающую в правую скулу кулаком. Карма не удержалась на ногах и отшатнулась к стене, крепко приложившись головой. Вторая атака также не принесла бывшей проститутке успеха. Аглая выбила заточку из ее рук и, крепко приложившись сапогом в грудь нападающей, отправила ту на пол, под ближайшие нары. Весь барак с замиранием сердца ждал развязки. Ни одна подруга не вступилась за Верку – женщин пугала наколка Аглаи, утверждающая, что за ее плечами стоят авторитетные воры.

Поднявшись на ноги со шконки, Демидова наклонилась над лежащей на полу Кармой и схватила ту за волосы.

– Теперь это моя шконка… Ясно? – безапелляционно заявила Аглая, глядя той в глаза пронзительным, испепеляющим взглядом.

– Нет, не ясно, – огрызнулась Верка и попыталась вырваться и ударить девушку в ответ.

Аглая увернулась от неуклюжих ударов пьяной женщины и скрутила неугомонную в удушающем хвате. И без того раскрасневшееся лицо Кармы залилось краской, бегающие в ярости глаза полезли из орбит.

– Ясно? – повторила Демидова.

– Да, – хрипло простонала Верка и была отпущена.

– Все, коблы! Представление окончено! – громко объявила Аглая, распрямляясь в полный рост.

Она подошла к столу, сорвала с головы Ларисы фату и пренебрежительно бросила тряпицу на пол. Спасенная «невеста» разрыдалась и прошмыгнула к своей шконке, забравшись на нее с ногами. Девки молча наблюдали смену власти, не решаясь произнести ни слова упрека, ведь Верку, ранее издевающуюся над зечками, впервые опустили в этом бараке. Сама же Карма закипала от бессильной злобы, ведь жизнь в бараке ей больше не подчинялась. Пары спирта постепенно выветривались и, приходя в сознание, она более не смела открыто противостоять авторитетной воровке, но затаила лютую злобу.