Текст книги "Преступный синдикат"

Туркус арендовал весь шестой этаж отеля «Халф мун». Один из лифтов специально предназначался для обслуживания только этого этажа. Чтобы воспользоваться лифтом, надо было пройти пикет охранников в нижнем холле, затем подвергнуться тщательному обыску на выходе из кабины лифта на шестом этаже, где располагался второй пост охраны. Дальше было несколько бронированных дверей. Эйби Рильз занимал комнату 623, в самой глубине. Дверь комнаты постоянно держали открытой, чтобы восемнадцать охранников, разделенных на три отряда, не теряли заключенного из виду ни на минуту. Все были вооружены до зубов. Перед этим они прошли тщательный отбор, который проводил сам О'Двайер. Эти же охранники приносили и пищу. Время от времени Рильзу разрешали принимать жену, которая уже произвела на свет младенца… Она посетила Рильза и накануне знаменательного дня – среды 12 ноября 1941 года (до начала процесса над Бухалтером, Войсом и Капоне оставалось десять дней). В среду в 6 часов 45 минут полицейский офицер Джеймс Бойл заглянул в комнату Рильза. Тот спал крепким сном, развалившись на своей мягкой постели. Незадолго до семи часов Эл Литцберг, управляющий гостиницей, живший в номере на третьем этаже как раз под комнатой гангстера, слышал какой-то шум на террасе, которая одновременно служила крышей для части помещений, расположенных на третьем этаже. Три первых этажа гостиницы образовывали нечто вроде выступа и значительно выдавались вперед по сравнению с остальной частью здания. В 7 часов 10 минут инспектор Виктор Робинс вошел в комнату Рильза, чтобы провести очередное обследование. Эти проверки осуществлялись регулярно с интервалом в пятнадцать минут. Робинс, таким образом, опоздал на десять минут. На этот раз кровать оказалась пустой, на ней не было простыней, окно в комнате было широко открыто. Полицейский подбежал к окну, выглянул наружу и зло выругался. Тринадцатью метрами ниже, на террасе третьего этажа, лежало тело, сведенное предсмертной судорогой. Это был Эйби Рильз по кличке Кривой. Он был полностью одет. Рядом с ним валялись простыни, связанные электрическим проводом наподобие каната. Смерть наступила мгновенно от переломов черепа и шейных позвонков, не считая других телесных повреждений. Труп покоился в шести метрах от степы основного здания. Как эпитафия этому человеку, заставившему содрогнуться преступный синдикат, прозвучали циничные и торжествующие слова Лаки Лучиано, узнавшего приятную новость в тот же день: «Кенары умеют петь, но, к их несчастью, не умеют летать!…»

Для О'Двайера и Туркуса удар был сокрушительным. Окружной атторней потребовал от капитана Фрэнка Балса, командира отряда следователей и ответственного за безопасность Рильза и Танненбаума, детально разобраться в этом деле. За несколько часов Балс на скорую руку провел расследование. По его мнению, в том, что перед моментом падения Рильз находился и комнате один, не было ничего особенного. В ночное время всегда так и было. Во всяком случае, дверь оставалась открытой постоянно, обходы совершались регулярно каждые четверть часа, и его телохранители бодрствовали в соседней комнате. Эта версия, однако, полностью противоречила показаниям Алли Танненбаума, находившегося в аналогичных условиях содержания под стражей. По его словам, заключенные ни на секунду не оставались одни, даже когда они спали или справляли свои естественные надобности. Расследование Балса породило версию о трагически окончившемся, но довольно естественном несчастном случае: Рильз хотел сбежать, чтобы передать жене припрятанные им сто тысяч долларов. Вскрытие не показало каких-либо следов яда или наркотиков, но, когда в 1951 году акт вскрытия будет представлен комиссии Кефовера, выяснится, что Кид, который никогда не пил, перед смертью употребил значительное количество алкоголя. Но если он был в полном сознании во время своего падения, то как объяснить, что он даже не вскрикнул и никто не слышал его воплей?

Он сам якобы связал свои простыни, чтобы сделать веревку и добраться таким образом до пятого этажа, но она оборвалась, он упал и разбился. Можно только удивляться, что никому не пришло в голову обеспечить блокировку или вставить решетку в окно столь драгоценного и находящегося под угрозой уничтожения свидетеля. Но предполагать, что этот заключенный захотел сбежать, он, который не сделал бы и десяти шагов вне своей «тюрьмы», как его тут же прикончили бы, и который знал, что, где бы он ни спрятался, синдикат перевернет небо и землю, чтобы покарать его, – предполагать это было по меньшей мере неразумно.

К тому же он мог рассказать жене о местонахождении своего капитала во время ее посещений. Перед лицом всеобщего возмущения, вызванного заключениями следствия, капитан Балс рискнул выдвинуть другую гипотезу, еще более смехотворную.

Эйби Рильз, как известно, слыл весельчаком и был всегда готов разыграть охранников. Его любимая шутка состояла в том, что он через окно спускался до пятого этажа и, с тем чтобы попугать и посмеяться над охранниками, кричал им оттуда: «Ку-ку! Я здесь!» По словам Балса, утром 12 сентября он просто хотел повторить свою шутку. Но на этот раз она не удалась. Более откровенную галиматью трудно придумать! Поползли слухи, ставившие под сомнение невиновность капитана Балса и его полицейских агентов. Тогда, чтобы раз и навсегда пресечь разговоры, полиция Бруклина сделала то, что она должна была сделать в самом начале: было официально объявлено, что Рильз, измученный угрызениями совести и зная, что синдикат не отступит и будет преследовать его всю жизнь, предпочел покончить с собой. Но эта третья гипотеза несколько запоздала. К тому же она не могла объяснить и присутствия связанных простыней, валявшихся рядом с трупом, и того, как удалось Рильзу оказаться в шести метрах от стены здания. Не мог же он прыгнуть на такое расстояние.

Да и образ отчаявшегося окончательно доносчика не совсем увязывался со свидетельством полицейского, который видел его храпевшим за десять минут до того, как он «выбросился» из окна. С другой стороны, известный радиокомментатор Уолтер Уинтшелл обнаружил неопровержимые доказательства того, что Рильз получил несколько писем с угрозами расправиться с его женой, если он не раскошелится.

Эти попытки вымогательства были предприняты одним из приятелей Шолома Бернштейна. Для полноты картины следует добавить, что Кида Твиста ненавидели даже сами его коллеги-доносчики: Алли Танпенбаум, Маггун и Каталано.

Сегодня среди ответственных работников нью-йоркской полиции бытует другая офциальная версия, наиболее достоверная. Синдикат подкупил многих полицейских и следователей на всех уровнях. При посредничестве Костелло были подкуплены некоторые из ближайших сотрудников О'Двайера и Туркуса, а уже через них – ряд полицейских, охранявших обитателей отеля «Халф мун». После этого устранение Эйби Рильза оставалось только вопросом времени и величины вознаграждения, а, как известно, организация готова была заплатить максимальную сумму, чтобы заставить навсегда замолчать неистощимого болтуна из комнаты 623. Эйби Рильза, таким образом, выбросили наружу его собственные охранники, презиравшие его за грубость и заносчивость. Они же подбросили к трупу связанные простыни, чтобы подкрепить версию о попытке совершить побег.

Один человек не мог, однако, справиться с этим «кенаром», весившим девяносто килограммов и обладавшим богатырской силой. Тем более что он не был отравлен и не принимал перед смертью, официально по крайней мере, никаких наркотиков. Вероятно, его сначала прикончили с помощью полицейских дубинок, обернутых тряпками, чтобы не осталось кровоподтеков. Это в некоторой мере объясняет тот факт, что он упал без крика, а его сосед Алла Танненбаум не слышал никакого шума борьбы.

И все же скандал вокруг объяснений, сделанных капитаном Балсом, поднялся невообразимый. Все детективы, обеспечивавшие наблюдение за Рильзом, были разжалованы до рядовых полицейских и переведены на патрулирование улиц. После нескольких лет немилости капитан Балс, однако, был назначен комиссаром отдела нью-йоркской полиции. Интересно, что решение об этом принял О'Двайер, как только его в 1945 году избрали мэром Нью-Йорка! По словам многочисленных гангстеров и шефов столичной полиции, основной функцией Балса с этого времени было получать и распределять между продажными полицейскими Нью-Йорка манну небесную в виде субсидий, регулярно выдаваемых преступным синдикатом.

Спустя годы Багси Сигел даст свою личную версию устранения Эйби Рильза, в которой он претендовал на роль вдохновителя и главного организатора.

По его словам, как только ему поручили миссию по ликвидации «стукача», он раздобыл тщательно разработанные планы внутренних помещений отеля| «Халф мун» и скрупулезно изучил личности полицейских, обеспечивающих охрану и наблюдение за помещениями шестого этажа. Один из них, которого всегда именовали не иначе как Инсайдер,[69]69
  Тот, кто орудует внутри.


[Закрыть] особенно привлек внимание Сигела своей одержимостью двумя пагубными страстями – к деньгам и женщинам.

Чтобы заручиться его поддержкой и склонить к сотрудничеству, Сигел подослал к полицейскому Эвелин Миттелмен, полагаясь на талант экс-любовницы казненного Страуса. Девица по кличке Смертельный поцелуй применила все свое обаяние и хитрость, помноженные на незаурядные актерские способности. Ей удалось окрутить Инсайдера с первой же встречи. Через четыре месяца она сделала из него настоящую марионетку. Он полностью оказался во власти ее прихотей и был готов ради нее на все. В это же время Карбо, доверенный человек Сигела, за десять тысяч долларов склонил к сотрудничеству одного из администраторов «Халф мун», которому дали кодовое имя Мидл мэн (Посредник). Этот человек должен был проследить, чтобы комната, расположенная под комнатой Рильза, оставалась свободной до тех пор, пока в один прекрасный день не появится «турист» из Монреаля и не сделает заранее оговоренный знак. Ему и сдадут эту комнату. «Туристом» был убийца, подобранный Сигелом специально для выполнения столь трудной миссии. Его звали Фрэнк Левек. Уроженец Квебека, он не был известен американской полиции и потому не рисковал оказаться разоблаченным до начала операции. На протяжении нескольких недель, уединившись на ранчо Багси Сигела, расположенном в укромном месте, Левек тренировался в лазании по отвесной каменной стене высотой около двадцати метров, на которой декораторы киностудии, не зная истинного назначения своей работы, воспроизвели мельчайшие детали фасада отеля «Халф мун», а также планировку и обстановку комнаты Рильза и той, которая располагалась прямо под ней на пятом этаже, Сигел контролировал ход приготовлений Левека, которому в этом помогали два других сообщника – Пит Монахам и Поль Келли, исполнявшие на ранчо роли Инсайдера и Мидл мэна.

Когда они были достаточно подготовлены, прекрасная Эвелин убедила своего нового любовника в необходимости встречи с Сигелом. Ее ласки и сто тысяч долларов умаслили полицейского, и он согласился участвовать в устранении Рильза с обязательным условием, чтобы это имело все признаки самоубийства или несчастного случая. Сделка состоялась. Инсайдер, хорошо знавший все привычки и манеры заключенных и их охранников, помог Левеку разработать окончательный вариант плана. Когда все было выверено с точностью до секунды, Сигел разрушил стену, служившую тренажером, и, сдавшись властям 8 октября 1941 года, расположился в тюремной камере, дабы обеспечить себе надежное алиби. Его заключение в тюрьму представляло собой пустую формальность. Сигел мог ежедневно выходить на свободу, заказывать себе любые яства, вина и принимать по своему желанию весь цвет киномира.

Инсайдер и Эвелин Миттелмен возвратились в Бруклин, а Левек – в Квебек.

В конце октября в «Халф мун» появился «турист». Он с готовностью дал себя обыскать полицейским, наводнявшим отель. Администратор признал его и, как было уговорено, выделил ему пустующую комнату на пятом этаже. В течение пятнадцати дней Левек изображал из себя скромного коммерческого представителя, постепенно приучая охранников к своим регулярным приходам и уходам, к своему лицу, усыпляя их недоверие своим добродушием и внешней незначительностью. К концу второй педели ни одному полицейскому уже и в голову не приходило уделять ему сколько-нибудь существенное внимание. Он превратился для них в одного из постоянных обитателей отеля, не вызывающих никаких подозрений.

11 ноября Левек обратился с просьбой выделить ему другую комнату. Администратор тут же предложил ему другой номер, но при этом сделал– так, что комната на пятом этаже после него снова оставалась свободной. К этому времени у Левека уже был дубликат ключа от нее. В этот же вечер к Рильзу приходила жена и они крупно поссорились. Когда в 23 часа Рози покинула своего мужа, он был вне себя от злости. Никогда не бравший в рот спиртного, он вдруг без особых колебаний согласился выпить и сделал большой глоток из бутылки, предложенной Инсайдером. В виски было добавлено снотворное. Вскоре Кид Твист крепко уснул.

Ночью Левек тайком покинул свое новое жилище и пробрался в комнату на пятом этаже, воспользовавшись изготовленным ключом. В 5 часов 30 минут, проводя обход, Инсайдер заглянул к Рильзу, храпевшему что было сил. Он опустил через окно провод, достававший до пятого этажа, и зажал его рамой. Левек был наготове. Он привязал к нижнему концу провода веревочную лестницу с двумя стальными крючками, обернутыми ватой, чтобы не оставлять следов на стене.

В 6 часов 45 минут детектив Джеймс Боил, совершая очередной рейд, не обнаружил ничего подозрительного в комнате Рильза. В 7 часов следующую проверку производил Инсайдер. Он быстро открыл окно, подтянул веревочную лестницу и закрепил крюки за подоконник. Спустя несколько секунд к нему присоединился Левек. Вдвоем они быстро одели сонного Рильза, раскачали его и выбросили наружу, сбросив вслед за ним связанные простыни. После этого Левек тем же путем вернулся на пятый этаж, захватив с собой веревочную лестницу и провод. Он закрыл за собой окно и, уходя, запер комнату на ключ.

В 7 часов 10 минут детектив Виктор Робине обнаружил отсутствие Рильза, а спустя несколько секунд увидел его труп на террасе. Левек дождался 8 часов 30 минут утра, уплатил по счету и покинул отель. Перед этим он любезно согласился наряду с другими клиентами ответить на вопросы следователей капитана Балса, даже не подозревавшего о тех необыкновенных акробатических трюках, которые проделал этой ночью «простодушный» канадец.

А Багси Сигел, как только узнал эту замечательную новость, попросил доставить дюжину бутылок шампанского, чтобы прямо в тюремной камере отпраздновать случившееся со своими надзирателями и многочисленными гостями.

Несмотря на кажущуюся привлекательность, версия, изложенная Багси Сигелом, никогда не вызывала особого доверия экспертов. Они считали, что Сигел выдумал всю эту историю с начала до конца, с тем чтобы продемонстрировать, насколько он изобретательнее других, главарей преступного синдиката, а также чтобы скрыть истинных палачей – личных охранников Рильза.

Как бы там ни было, цель была достигнута. О'Двайер и Туркус потеряли своего главного помощника. Кроме того, стало ясно, что правосудие, несмотря на небывалые предосторожности, не в состоянии обеспечить безопасность своих свидетелей, даже самых ценных и полезных.

Демонстративное устранение Эйби Рильза напугало других «кенаров». Разумеется, они не могли отказаться от уже данных показаний, по в дальнейшем их намять стала обнаруживать странные и многочисленные провалы, а их обличительные свидетельские показания уже не выглядели столь убедительными, как прежде.

30 января 1942. года, когда Багси Сигел, Фрэнк Карбо и Чамп Сегал в очередной раз предстали перед судом по обвинению в убийстве Биг Грина Гринберга, то даже Танненбаум, доставленный по этому случаю в Калифорнию, был настолько сбивчив и неубедителен в своих свидетельских показаниях, что произвел на суд самое нежелательное впечатление. Присяжные оправдали трех убийц. 21 февраля следующего года они были освобождены.

* * *

Но смерть Рильза все-таки не спасла ни Бухалтера, ни его лейтенантов – Мэнди Вейса и Луиса Капоне. Улики и доказательства против них были слишком вескими, и Алли Танненбауму не удалось свести на нет значение своих свидетельских показаний. Кроме того, его могли обвинить в клятвопреступлении и самого отправить на электрический стул. Бухалтер и его приспешники потеряли всякую надежду на успех. Для оставшихся же на свободе главарей преступного синдиката принесение в жертву этих обреченных представляло собой некоторого рода уступку разбушевавшемуся общественному мнению, полагавшему, что от него пытаются скрыть правду. По личному приказу Лаки Лучиано, утвержденному несмотря на возражения Анастасии, высший совет отступился от Бухалтера и его пособников, оставив их на произвол судьбы.

* * *

Дьюи, убежденный, что войну надо довести до конца, продолжал преследовать Бухалтера, врага общества номер один, по всей строгости закона. 21 сентября 1941 года зловещее трио – Бухалтер, Мэнди Вейс и Луис Капоне – предстало перед уголовным судом Бруклина, который уже отправил на электрический стул Хэппи Мойона, Аббандандо, Сэма Голдштейна и Страуса. В роли обвинителя на этот раз опять выступал грозный Туркус. Не изменяя своим правилам, он решил добиваться эффективного и скорейшего осуждения, сознательно ограничившись только одним, основным пунктом обвинения, касающимся всех троих подсудимых и позволяющим надеяться на вынесение смертного приговора каждому из них. Он выбрал обвинение в убийстве Джозефа Розена. Убийство была совершено в 1936 году, но четыре следователя, поочередно занимавшиеся этим делом, так ничего и не смогли выяснить и один за другим были отстранены. Только показания Рильза позволили раскрыть это преступление.

Розен управлял в Нью-Йорке небольшим предприятием, осуществлявшим грузовые перевозки для изготовителей одежды. После того, как Бухалтер прибрал к рукам контроль за этим сектором, он, угрожая расправой, потребовал от Розена, чтобы тот прекратил всякие транспортные операции с теми фабрикантами готового платья, которые отказывались выплачивать дань. Розен вынужден был подчиниться. Но при этом он сначала потерял свою клиентуру, а затем и работу. Естественно, он возненавидел Бухалтера, несмотря на несколько подачек, которые тот ему бросил. Доведенный до отчаяния махинациями гангстеров, Розен через шесть месяцев сменил профессию и занял денег, чтобы открыть небольшой кондитерский магазин в Браунсвилле.

Когда Дьюи начал расследовать рэкет, которым руководил Бухалтер, Розен, надеясь испугать вымогателя и выудить у пего деньги в обмен на молчание, открыто заявил о своем намерении дать показания окружному атторнею. Этим он сам вынес себе смертный приговор. Бухалтер сразу же направил против неосмотрительного упрямца отряд палачей, возглавляемый Луисом Капоне.

13 сентября 1936 года в 6 часов 45 минут, в момент, когда он открывал свой магазинчик, Розен был изрешечен семнадцатью пулями, из которых семь оказались смертельными. Стреляли Мэнди Вейс, Гарри Страус и Джимми Феррако. Шолом Бернштейн управлял машиной, в которой расположились убийцы. Выполнив свое задание, они тут же отправились доложить об этом Луису Капоне.

Спустя четыре года Эйби Рильз рассказал все об этом деле, но только 21 сентября 1941 года Туркусу удалось предъявить обвинение и предать суду троих оставшихся в живых преступников. Питсбург Фил уже окончил свою жизнь на электрическом стуле, а Феррако был прикончен палачами Сигела во время истребительной войны.

Во время процесса над Бухалтером и двумя его подручными были приняты самые строгие меры предосторожности. Туркус был предупрежден о том, что синдикат отрядил трех самых лучших «курков», поручив им ликвидировать свидетелей даже в зале суда, если это окажется возможным. Вокруг свидетелей крутились и другие убийцы. Туркус усилил обычную охрану специальным отрядом в пятьдесят человек, которых он лично отобрал из числа предложенных детективов.

Обвиняемые наняли настоящий легион адвокатов из самых выдающихся криминалистов и бывших судебных чиновников, отличавшихся хитростью и изворотливостью. Среди них, конечно же, был и непревзойденный Сэм Лейбовиц. Синдикат выделил на защитников не менее четверти миллиона долларов. Они получили свои деньги заслуженно. Зная, что дело почти безнадежно, они с самого начала повели нескончаемые атаки с целью отсрочить, а затем затянуть слушание дела. Понадобилась неделя только для того, чтобы утвердить одного из присяжных, после того как отвод был дан двумстам пятидесяти кандидатам, и пять недель на то, чтобы окончательно решить все проблемы, связанные с формированием скамьи присяжных. Споры по другим процессуальным вопросам оттянули начало прений до 21 ноября. К этому времени Рильз, основной свидетель обвинения, был выброшен из окна, не дожив до начала процесса всего десять дней!

Но его устранение не спасло обвиняемых, которым грозили разоблачения их бывших сообщников, особенно Макса Рубина, старого друга Розена, силой завербованного все тем же Бухалтером. Гангстеры устроили охоту на Рубина уже за то, что он привлекался в качестве пассивного сообщника при экзекуции и уничтожении Джозефа Розина. Несомненно, Макс Рубин никогда бы не отважился говорить, если бы, вынудив его сначала долгие месяцы скрываться, Бухалтер не совершил роковой ошибки, пожелав окончательно заткнуть ему рот. 1 октября 1937 года среди бела дня на Макса Рубина было совершено нападение. Он получил пулю в затылок от одного из палачей Бухалтера (предположительно – Мэнди Вейса). Это происходило как раз напротив больницы. Последнее обстоятельство спасло ему жизнь. Благодаря вовремя проведенной трепанации черепа Рубин чудом выжил после того, как в течение восемнадцати дней балансировал на грани жизни и смерти.

Оправившийся после болезни Рубин круглосуточно находился под охраной трех детективов, выбранных из наиболее метких стрелков. Их бдительность позволила предотвратить многочисленные попытки «курков» Багси Сигела доделать то, что начал Мэнди Вейс.

Вопреки нависшей над ним смертельной угрозе, несмотря на уже предпринятую попытку его убийства, Рубин, парализованный страхом, долгое время отказывался свидетельствовать против Бухалтера, хотя О'Двайер и Туркус обещали ему неприкосновенность и полную гарантию от всяких новых нападений.

Возможно, угрызения совести и желание отомстить за своего друга Розена, помноженные на беспредельную ненависть к Бухалтеру, подтолкнули Рубина к сотрудничеству с представителями закона. К тому же он окончательно понял, что глава «Мёрдер инкорпорейтед» отныне не способен что-либо предпринять против него. На процессе, несмотря на попытки адвокатов Бухалтера дискредитировать Рубина, он был одним из самых ценных свидетелей. Он со всей определенностью обвинил гангстера в сговоре, который позволил тому в 1937 году избежать наказания, когда он предстал перед Верховным судом штата Нью-Йорк по обвинению в тяжких преступлениях.

– В тот момент, когда я получил пулю в голову, – утверждал Рубин, – я направлялся в Верховный суд, и только немногие из его членов знали, кто я такой, зачем меня пригласили и в какой день должен состояться мой допрос…

Свидетельские показания Рубина, поднявшегося из могилы, словно статуя Командора, произвели огромное впечатление на присяжных. Указывая на Бухалтера, побледневшего и застывшего в изумлении, Рубин беспощадно продолжал:

– Этот человек хотел убить меня за то, что я в мельчайших деталях знал всю правду об убийстве Розена. Я был участником и свидетелем всех приготовлений к этой расправе. Что же касается обстоятельств ее проведения, то о них я узнал со слов Лепке. Он сообщил мне об этом, надеясь меня запугать и внушить, что никто из предавших его не может избежать мести, пусть его окружают хоть пятьдесят полицейских… Ему это удалось: я замолчал, я пошел на обман, я даже совершил клятвопреступление, чтобы спасти свою жизнь. Но и этого оказалось мало для маниакально подозрительного человека. Когда он почувствовал, что стал мишенью для Дьюи, то, несмотря на все доказательства моей верности, он не мог успокоиться, не заткнув мне рот навсегда.

Примеру Рубина последовал Шолом Бернштейн, а затем и Поль Бергер, который служил им наводчиком и показал несчастного кондитера его убийцам. Оба они подтвердили слово в слово показания Рильза, данные им еще при жизни, а также показания Рубина и Танненбаума.

Последнего Туркус выпустил в самом конце. «Кенар» сообщил, что вначале он поддерживал контакты с Мэнди Вейсом и Капоне. Но именно Бухалтер во время одного из совещаний в его резиденции в «Рели мануфактуринг компани», находившейся на Пятой авеню, утвердил задание и назначил дату проведения операции.

Глава «Мёрдер инкорпорейтед» совершил вторую роковую ошибку, установив вопреки сложившимся правилам непосредственный контакт с убийцами. А его помощник Мэнди Вейс совершил еще одну оплошность, добившись привилегии самому участвовать в нападении.

Алли Танненбаум со всевозможными подробностями рассказал о том, как он, Питсбург Фил, Вейс и Феррако убивали Розена.

Мертвая тишина воцарилась в зале суда, когда он давал свои показания. Напрасно защитники Бухалтера старались рассеять то ужасное впечатление, которое произвел рассказ Танненбаума. Они подвергли его перекрестному допросу, длившемуся больше часа. Напрасно верховный глава «Мёрдер инкорпорейтед» и два его лейтенанта ожесточенно доказывали свою непричастность к убийству Розена. У них даже не было никакого приемлемого алиби. Последний удар им нанес Маггун, показавший, что слышал от Луиса Капоне рассказ об устранении Розена.

Защита решилась на крайнюю меру и представила СУДУ лжесвидетеля, одного из приятелей Розена, который попытался выгородить обвиняемых. Когда его под присягой заставили подписать протокол, он растерялся, отказался от своих слов и признался в даче ложных показаний. То же самое произошло с Гюрахом Шапиро, с женой Мэнди Вейса и его братом, пришедшими в суд засвидетельствовать, что они находились соответственно один с Лепке, другие – с его помощником в тот момент, когда было совершено преступление.

Отныне дело представлялось почти решенным. В течение трех дней после страстной обвинительной речи Туркуса адвокаты Бухалтера из последних сил еще пытались подвергнуть сомнению доказательства и свидетельские показания, полученные заместителем окружного атторнея. Безуспешно! Защитники Мэнди Вейса и Луиса Капоне были не более удачливыми…

В ночь на 30 ноября 1941 года, в 22 часа 15 минут, присяжные удалились на совещание. К полуночи судьба трех обвиняемых была решена. Они единогласно были признаны виновными в совершении убийства первой степени. Это случилось в субботу, а в понедельник, всего за девять минут судебного заседания, Бухалтер, Мэнди Вейс и Луис Капоне были приговорены к смертной казни на электрическом стуле. Они должны были направиться к месту казни в тюрьму Синг-Синг, где приговор должен был быть приведен в исполнение в течение недели, начинавшейся 4 января 1942 года. За всю историю организованной преступности это был первый случай, когда смертный приговор был вынесен в отношении главарей преступного синдиката.

Но защитники осужденных развернули отчаянную борьбу за отсрочку трагического исхода, используя для этого, кроме законных средств, всевозможные меры политического воздействия на всех уровнях. Они делали это настолько вызывающе, что Дьюи, ставший к тому времени губернатором штата Нью-Йорк, дошел до того, что публично обвинил президента Соединенных Штатов, самого великого Рузвельта, в том, что тот пытается помешать правосудию.

Во всяком случае, непрекращающиеся отсрочки позволили задержать казнь чудовищного трио до 1944 года. Однако бесконечные обжалования во все вышестоящие инстанции одно за другим оказались отклоненными, так же как и ходатайства о помиловании. Наконец после двух лет изнурительного судебного крючкотворства осужденные, содержавшиеся до этого в федеральной тюрьме Нью-Йорка, были отправлены в Синг-Синг, где их казнь была назначена на ночь 2 марта 1944 года. В 22 часа 40 минут, одетые в специальные костюмы, Бухалтер и его приспешники были препровождены в помещение, которое на языке преступного мира называлось «танцевальным залом», – в прихожую комнаты смерти. До казни оставалось восемьдесят минут. Им разрешили последнее свидание с родными. Бухалтер, ухмыляясь, успокаивал свою жену и двух лейтенантов. Что-то должно было произойти. Он это знал!

И действительно, за пятнадцать минут до начала казни это «что-то» обрело форму телефонного звонка от губернатора. Исполнение приговора откладывалось на неделю, до того момента, пока Верховный суд штата, получивший последнее прошение от защитников осужденных, не примет решения о допустимости казни.

В следующую субботу утром это прошение было отклонено и казнь была назначена на 23 часа того же дня. На приговоренных это особого впечатления не произвело. В Синг-Синге не казнили по уикендам. Такова была традиция. Поэтому все трое с аппетитом истребили свой обильный ужин, уверенные, что их последняя трапеза в любом случае будет перенесена на понедельник.

– Это позволит нам набить желудки еще разок за счет налогоплательщиков! – зубоскалил весьма довольный Мэнди Вейс. Ведь Лепке Бухалтер заверил его и Капоне, что за воскресенье произойдет еще кое-что новенькое.

Но их радужные надежды неожиданно рухнули, когда в 21 час 55 минут начальник тюрьмы сообщил им, что он связался последний раз по телефону с губернатором Дьюи, от которого зависело решение о переносе казни на понедельник. Порвав с традицией, которая неизменно соблюдалась все двадцать семь лет существования тюрьмы Синг-Синг, Томас Дьюи отказал в очередной отсрочке, произнеся всего лишь два лаконичных и решительных слова: «No change!» – «Без изменений!»

В 22 часа 02 минуты Луис Капоне вошел в комнату смерти, наполненную журналистами, молча уселся на электрический стул. Тремя минутами позже с ним было покончено. В 22 часа 10 минут наступила очередь Мэнди Вайса. Уже с покрытой черным колпаком головой он продолжал вопить: «Я не виноват! Я только козел отпущения! Передайте моей семье, что я их всех очень люблю!» Разряд в 3200 вольт оборвал его последний крик.

В 22 часа 15 минут пришел черед того, кого все поджидали, словно какую-то знаменитость, – Луиса Лепке Бухалтера. Он окинул присутствующих журналистов полным нескрываемой ненависти взглядом. Спустя несколько минут глава «Мёрдер инкорпорейтед», шеф убийц, виновный в сотнях смертей, получил наконец по заслугам. В 22 часа 19 минут судебный медик официально констатировал его смерть.