Текст книги "Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной"

Как только обстрел закончился, я и еще несколько мужиков из нашего расчета поползли откапывать останки полуторки. В конце концов мы все-таки вытащили раненого лейтенанта из-под земли. Так что ты думаешь? На бедном парне не было ни одного живого места. Все тело бедняги оказалось иссечено осколками, а шофера, сидевшего рядом, только оглушило. Через десять минут наш несчастный лейтенант тихо умер, а Федор пришел в себя и стал после этого лишь немного заикаться.

Кстати сказать, парень оказался таким же везунчиком, как и ты, – Старик указал пальцем на лоб Григория.

– С чего вы взяли, что я счастливчик? – искренне удивился Григорий.

– Вижу, – твердо заявил Старик и продолжил. – Забыл сообщить, что перед самым отъездом полуторки я внимательно посмотрел на Федора. Лампочка у него в голове, конечно, горела, как у всех, но так тускло, что едва просматривалась. Прямо как у тебя сейчас. По нынешним временам, это очень редко встречается. Особенно на передовой, – Старик пытливо посмотрел на лоб Григория.

– Поэтому я тебе все и рассказываю. Очень похоже, что ты выживешь на этой войне и поведаешь обо мне другим людям. Может быть, какие-нибудь умные ученые заинтересуются таким невероятным случаем.

– А про себя вы что-нибудь знаете? – смущенно поинтересовался Григорий. – Я имею в виду эту яркую отметину?

– Сколько я ни старался, ничего у меня не получилось. Рассмотреть у себя на лбу печать смерти или эту самую непонятную лампочку мне так и не удалось, – печально вздохнул Старик. – Почему-то ни в воде, ни в стеклянном зеркале, ни на боку полированного самовара это странное сияние вовсе не просматривается. Я и на себя смотрел, и на других тоже.

Просто глазами я этот блеск у всех хорошо вижу, а от других предметов он совсем не отражается. Почему? Непонятно! Загадка природы! Так что про себя я ничего не знаю. Да оно и к лучшему, зачем трястись весь остаток жизни? Хотя… Если бы встретил такого же, как я, то обязательно бы спросил. – Старик грустно умолк.

Спустя несколько секунд он спокойно продолжил:

– На следующий день мы узнали, что немцы окружили нашу дивизию. Сколько тогда молодых парней полегло, страсть. А Федору хоть бы хны. Еле-еле бредет, качается от контузии, а все мимо него летит. Смотришь, другой парень хоть куда, и тихо кругом, а вдруг откуда ни возьмись пуля просвистит, и кранты ему. Или, например, когда в атаку идешь. Всех вокруг как траву косит. Ну, думаешь, все – погибель твоя пришла. Ан нет, еще не смерть впереди, а какая-никакая жизнь.

Тогда мы, считай, целый месяц пробивались к своим и с огромными потерями все-таки смогли вырваться из кольца. Тут же налетели особисты и взяли нас в оборот. За то, что в окружении оказались, все до одного, как предатели Родины, попали в штрафбат. Построили нас в колонну и отправили назад. Идем под охраной синих фуражек к передовой. Откуда ни возьмись на санитарной машине едет майор медицинской службы. Понятное дело, что мухой проскочил мимо нашей колонны. Тем более, мы все грязные, оборванные, заросшие щетиной. Считай, целый месяц не мылись, не брились.

И из всей этой огромной колонны жутких оборванцев майор углядел-таки Федора. Остановил машину и подозвал охранника. Говорит, так, мол, и так, этот солдат – шофер из моего медсанбата. Уехал на санитарной машине за ранеными и попал в окружение. Особист ни в какую. Мол, ничего не знаю, на месте разберутся. Майор полез в кабину и достал бутылку медицинского спирта. Отдал флакон охране, а вместо него забрал счастливчика. А мы, все до единого, загремели в штрафбат. Кто жизнью искупил свою вину, а некоторым, как я, повезло, отделались малой кровью. Так что мне, считай, тоже крупно подфартило.

Вот что еще хотел тебе сказать, Гриша! – резко перескочил Старик на другую тему: – Сменил бы ты свою форму. При первом же удобном случае махни матросское обмундирование на солдатское. Я под Одессой собственными глазами видел, как немцы на месте расстреливают всех краснофлотцев. Уж очень они не любят моряков. Меж тем простых солдат фашисты запросто берут в плен. Если те, конечно, не сопротивляются.

На этом их тихий разговор прервался, и вовсе не потому, что Григорию не о чем было больше спросить. Сверху посыпались мелкие камешки, и в окоп аккуратно сполз взводный. Следом неуклюже спустился незнакомый пехотный капитан. Всем своим штатским видом он походил на обычную тыловую крысу. Старик замолчал и внимательно посмотрел на лоб только что прибывшего офицера.

– Степанов! – окликнул лейтенант Григория. – Проводи корреспондента фронтовой газеты к подбитому вчера танку. Он сделает несколько снимков, и потом вы вернетесь назад. А мне еще в штаб полка нужно позвонить. – Ротный козырнул офицеру. Пригнулся и поспешил к своему блиндажу, ловко лавируя между мертвых тел. Фотограф расчехлил свою камеру и принялся снимать убитых, лежащих вповалку на дне окопа.

– Идемте за мной, товарищ капитан, – сказал Григорий. Приподнялся с земли, взял винтовку поудобнее и показал в противоположную сторону.

– Одну минутку, – пробормотал корреспондент и продолжил увлеченно щелкать затвором немецкой зеркалки.

Старик придержал солдата за плечо и быстро прошептал:

– Держись от него подальше! Печать на нем! Причем вчерашняя! – Молодой боец неуверенно кивнул.

Тут по цепочке шепотом передали приказ:

– Всем вернуться на свои позиции. – Старик протянул широкую, как лопата, ладонь. – Прощай, Гриша. Даст Бог, еще свидимся, – они обменялись крепким рукопожатием. Мужчина тяжело поднялся на ноги и медленно двинулся в сторону соседнего участка. Григорий посмотрел ему вслед. Сердце у парня внезапно защемило, и он понял, что больше никогда не встретит этого странного человека.

Солдат тяжело вздохнул и хмуро посмотрел на суетившегося капитана. Скоро офицер закончил съемку, зачехлил камеру и удовлетворенно кивнул. Григорий повернулся и повел его к подбитой бронированной машине.

– А что за танк? – спросил корреспондент.

– Да с виду обычный «Т-3», только пушка какая-то другая. У нее ствол раза в три длиннее.

– А какой калибр? Больше тридцати семи миллиметров?

– Намного больше. С виду, так все шестьдесят будет.

Они дошли до места, где окоп нырял в небольшую ложбинку. Солдат остановился и осторожно выглянул из-за бруствера. В этом месте немецкие позиции отстояли немного дальше от русских траншей. Так что вражеские снайперы здесь не очень зверствовали.

– Далеко, – пробурчал корреспондент. – Ничего не видно.

Обладавший прекрасным зрением Григорий удивленно посмотрел на очки капитана. Маленькие и круглые, они казались совершенно нелепыми на широком мясистом лице. Парень подумал: «Уж если ты сквозь окуляры не видишь, то зачем тебя послали на передовую?»

– Мои во время бомбежки разбились, – смущенно пояснил офицер. – Эти мне наш главный редактор дал. А в них линзы совсем слабые. Почти ничего в них не вижу, – заметив недоумение на лице бойца, он добавил: – Кроме того, мне его нужно сфотографировать сбоку. Чтобы можно было по снимку определить диаметр орудия и длину ствола. Так что придется нам подползти поближе.

Парень ничего не сказал. Уперся ногой в стенку и сильно оттолкнулся. Одним скачком выпрыгнул из окопа и ничком распластался на земле. Свою винтовку он держал в правой руке. Левую протянул капитану. Неуклюжий тыловой офицер с благодарностью принял помощь. Ухватился за запястье парня и с трудом выбрался наружу. Мешком шлепнулся в пожухлую траву и принялся озираться по сторонам. Потом неуклюже вскочил на ноги почти в полный рост и рванулся к ближайшей воронке. Подскочил к огромному углублению и, нелепо взмахнув руками, тяжело спрыгнул вниз.

Григорий по-пластунски добрался до убежища капитана. Ужом сполз на дно и лег рядом с тяжело дышащим фотографом. Немцы заметили выбравшихся из траншей противников и начали за ними настоящую охоту. Глухо кашлянул миномет, и в десятке метров от них раздался мощный взрыв. Не успела осесть пыль, как капитан вскочил на ноги и бросился вперед. Пробежал несколько метров и спрыгнул в еще дымящуюся котловину.

Волей-неволей солдату пришлось последовать его примеру. Он вновь упал возле своего подопечного и с недоумением посмотрел на него. Корреспондент правильно оценил его взгляд и пояснил:

– По закону вероятности, два снаряда не могут упасть в одно и то же место. Тем более в одно и то же время. Поэтому нужно прятаться в новых воронках. Чем дольше она существует, тем больше вероятности попадания в нее другого снаряда. Это я тебе как математик говорю. Понял? – Григорий неуверенно пожал плечами.

Рядом раздался очередной оглушительный взрыв. Корреспондент перебежал в новую яму и уже оттуда позвал парня. В это время обстрел настолько усилился, что солдат немного замешкался и остался на месте. Когда мины стали падать чуть реже, он решился переместиться к фотографу. Вскочил на ноги и увидел, как в то место, где прятался капитан, ударил крупнокалиберный снаряд.

Григорий упал на дно глубокой выемки и ошарашенно подумал: «Вот тебе и теория вероятности». – Следом пришла совсем другая мысль: «Выходит, не врал мне Старик. Действительно на капитане была печать смерти, и, по его словам, она появилась ровно сутки назад».

Солдат притаился в своем убежище и просидел в нем до окончания обстрела. Потом осторожно выбрался наверх. Подполз к воронке, в которую дважды ударил снаряд, и заглянул вниз. От незадачливого математика практически ничего не осталось. Лишь обрывки обугленного тряпья слабо дымились на фоне вспаханной взрывом земли.

Парень перекрестился. По-пластунски вернулся в свою траншею и обо всем доложил лейтенанту. Офицер передал сообщение по команде, и все благополучно забыли о погибшем корреспонденте. Все, кроме Григория, донельзя ошеломленного этими странными встречами. Всю свою долгую и трудную жизнь солдат помнил о таинственном Старике и несчастном близоруком капитане.

Глава 6. Немецкий танк

На этот раз Григорий и Леонид оказались в нормальных окопах. Все здесь было сделано по науке. Глубокие, в полный профиль, траншеи в три линии. Ходы сообщений между ними. Карманы для стрелков, и блиндажи в три наката. Сразу видно, что командование готовилось долго и упорно защищать этот рубеж. Оно и понятно. До Севастополя уже рукой подать. Видимо, тамошние городские жители здесь и вкалывали денно и нощно, пока не построили эти добротные укрепления.

Часов через пять после полудня вдруг началась мощная артподготовка и не затихала почти полчаса. Сразу после бешеного обстрела из минометов и пушек началась очередная немецкая атака. В глубине их обороны взревел мощный двигатель, и на ничейную полосу тяжело выкатился гитлеровский танк. Следом за ним поднялись шеренги фашистов. Они, как черти из коробки, выскакивали из своих окопов и, стреляя из автоматов, устремлялись вперед.

– «Т-2», – с видом знатока сказал Леонид, как следует разглядев контуры машины. – К тому же, всего один. Похоже, что и у них уже танки постепенно заканчиваются. По всей видимости, скоро мы будем ходить в штыковую и драться врукопашную.

Григорий ничего не ответил. Хотя и подумал: «Жаль, что нет у нас ни одного противотанкового ружья. Из него запросто можно подстрелить механика-водителя и остановить машину. А без поддержки танком пехота далеко не уйдет. Мы ее сейчас всю здесь положим». Затем он все свое внимание сосредоточил на стрельбе из винтовки.

Нужно было выбрать ближайшую к окопам фигуру. Тщательно прицелиться и плавно нажать на курок. Обычно, если все сделать правильно, то после выстрела фашист, словно бы спотыкался на ходу. Взмахивал руками и кулем валился с ног. Убил ты его или нет, это не очень важно. Пусть ползет обратно или перевязывает раны на месте. Главное, хотя бы на время вывести противника из строя. Чтобы он прекратил наступать и не мог вести огонь, лежа на земле.

Вдруг раздался глухой взрыв. В тот же миг из-под левого трака танка взметнулся клубок огня и белого дыма. Пыль, куски земли и раскаленного металла полетели во все стороны. Гибкое соединение между широкими звеньями лопнуло. Гусеница разорвалась и с металлическим лязгом расстелилась перед бронированным чудовищем. Двигатель возмущенно взревел на холостом ходу, и машина остановилась.

Верхний люк башни открылся, и наружу высунулся немецкий офицер. Григорий повернулся в его направлении и начал перезаряжать винтовку. Боец ждал, что фашист вылезет наверх целиком. Встанет ногами на крышу и лишь затем спрыгнет на корпус, а оттуда на землю. Даже если бы фриц проделал все очень быстро, то за это время парень вполне бы успел загнать патрон в ствол, прицелиться и выстрелить.

Однако молодой танкист повел себя совершенно неожиданно. Схватившись пальцами за край люка, он быстро повернулся влево, перегнулся в поясе и головой вниз соскользнул с башни. Оперся ладонями в кожух, закрывающий гусеницы. Стремительно перебрал по ним руками. Вытащил ноги из башни и кубарем скатился на землю. Распластался на грунте и исчез из виду.

Зато все остальные члены экипажа оказались не так проворны, как их чрезвычайно ловкий командир. Едва только открылись другие лазы и наружу появились механик-водитель и заряжающий, как со стороны советских окопов грянуло несколько винтовочных выстрелов. Пораженные пулями, фашисты судорожно дернулись и повисли на броне безжизненными тряпичными куклами.

Лишенная танковой поддержки немецкая атака мгновенно захлебнулась, и ураганная автоматная стрельба тотчас стихла. Густые фашистские шеренги повалились на землю, и солдаты поодиночке начали отползать назад. Красноармейцы тоже прекратили огонь. Григорий пригнул голову и снял свою трехлинейку с бруствера. Повернулся спиной к немцам, привалился к стенке окопа и сполз на дно траншеи.

Нервное напряжение, владевшее им все время боя, стало понемногу слабеть. Григорий повернулся к Леониду и удивленно спросил:

– На чем это он подорвался?

– А кто его знает, – пожал плечами танкист. – Скорее всего, на неразорвавшемся снаряде или мине. Вон сколько немцы их в нас швыряют. Бывает, что взрыватель и не срабатывает. А стоит только его чуть тронуть, как нате вам – получайте подарок.

По траншее пробежал небольшой шумок, и возле парней появился запыхавшийся ротный. Следом за ним спешил пожилой старшина. Командир осторожно выглянул из окопа и быстро оглядел подбитый танк. Повернулся к своему сопровождающему и приказал:

– Михалыч, где хочешь, найди мне танкистов, артиллеристов или, на худой конец, трактористов. И всех их сразу ко мне, – офицер пригнулся и побежал к своему блиндажу.

Старшина вопросительно посмотрел на окружающих бойцов, и слова командира побежали по цепочке в обе стороны окопов. Леонид не стал ждать очевидного вопроса и сразу доложил:

– Леонид Скоков, механик-водитель танка.

– Дуй к лейтенанту, – бросил Михалыч. – И ты тоже, – кивнул он Григорию. – Вдруг пригодишься.

Друзья поднялись на ноги и поспешили к землянке начальства. Когда они открыли щелястую дверь и вошли внутрь, там уже стояли два незнакомых красноармейца и докладывали командиру. Оказалось, что один из них бывший шофер, а второй тракторист. Затем вошли еще трое – старшина, пулеметчик и боец, который пару недель служил заряжающим при сорокопятке. Лейтенант вопросительно глянул на Григория. Парень козырнул и сообщил, что тоже знаком с пулеметом и немного занимался самбо.

– Вот и хорошо, – обрадовался ротный. – Я только что звонил в штаб полка, – он кивнул на полевой телефон, стоявший на грубо сколоченном столе. – Доложил замполиту, что мы подбили немецкий танк и он стоит на нейтральной полосе. Мне дали приказ: «Немедленно доставить машину к нам!», – он ткнул пальцем себе за спину. – Ваша задача – добраться до этой железяки и перегнать ее к начальству. Еще там сказали, что если справитесь, то всех представят к орденам». – Вопросы есть?

– У танка траки перебиты, – хмуро сообщил Леонид. – Даже если двигатель в порядке, то с места он не тронется. Поэтому немцы и выскочили из машины. На ней теперь никуда не уедешь. Будет вертеться на месте и все.

– Постарайтесь починить гусеницу, – приказал лейтенант. – Танкист и тракторист будут работать, остальные четверо охранять, чтобы немцы не застали вас врасплох. Я думаю, что фашисты не бросят свою технику и с раннего утра попробуют уволочь ее к себе. Так что будьте настороже. Ну, а коли с ремонтом ничего не получится, то развернете машину мордой к немцам. Артиллерист и пулеметчик залезут в танк, и если немцы пойдут в атаку, то начнут лупить по ним из всех стволов. Остальные останутся рядом и будут прикрывать их от пехоты. Мы все тоже поддержим вас огнем.

Ротный немного помолчал.

– Как только я увижу, что вы развернули пушку в сторону немцев, то тут же позвоню в штаб и скажу, что починить машину на месте не удастся. Пусть присылают тягач и стальной трос. Попробуем ее зацепить и вытащить на нашу сторону.

– Думаете, они дадут нам это сделать? – задумчиво спросил старшина.

– Попытка не пытка, – отрезал лейтенант. – На всякий случай возьмете с собой веревку, – он повернулся к старшине и добавил: – Получите ее у Михалыча.

Тот неопределенно пожал плечами: «Мол, где же я ее возьму?»

Не обращая внимания на пантомиму подчиненного, командир продолжил:

– Один конец оставите в окопе. Если тягач приедет, то мы привяжем к веревке трос. Вы его подтянете к себе и зацепите за танк.

– А если немцы подтянут сюда противотанковую пушку и подожгут нас? – взволнованно спросил артиллерист, видимо не раз наблюдавший, как это бывает в таких случаях.

Лейтенант тяжело вздохнул и ответил:

– Тогда отойдете назад, – снова помолчал и закончил: – Все ясно?

– Так точно! – негромко, но хором ответили все шесть «добровольцев».

– Тогда, как стемнеет, вперед.

Ужинать парни не стали. Кто его знает, что произойдет во время этой рискованной операции. Вдруг пуля в живот угодит. Как говорят старые солдаты, если получить такое ранение на голодный желудок, то еще есть слабый шанс выжить. Ну, а коли на полное брюхо, то тут уж точно кранты. Никакой медсанбат уже не спасет.

Григорий тоже отказался от скудной еды, хотя никогда и не верил в эту странную примету. Еще давным-давно кто-то из медиков ему говорил, что в кишечнике всегда есть какие-то гнилостные бактерии. Так что, если они попадут в вены, то тебе будет уже все равно, когда это произойдет. До жратвы или после. Лекарств, останавливающих заражение крови, наука покамест не придумала, и когда они появятся, никто не знает.

Как только стемнело, шестеро «добровольцев» осторожно выбрались из окопа и по-пластунски поползли в сторону подбитого немецкого танка. Тонкий серпик недавно народившейся луны и многочисленные яркие звезды совершенно закрыли плотные осенние облака. Поэтому вокруг было так темно, что, как говорится, хоть глаз коли. Все равно ничего не видно.

Время от времени в немецких окопах раздавался глухой хлопок. Затем с громким шипением в небо взлетала очередная сигнальная ракета. Вспыхивала в вышине ярким магниевым пламенем и заливала все вокруг ослепительным мертвенным светом. После каждого выстрела все бойцы дружно опускали головы вниз, к земле и замирали на месте.

Пока горела фашистская «люстра», двигаться вперед было нельзя. Если заметят немцы, то жди немедленной пулеметной очереди себе в лицо. А после того, как она гасла, глаза, ослепленные нестерпимым блеском, совершенно ничего не видели, и опять приходилось ждать некоторое время. Неподвижно лежать и хлопать веками, пока зрение не придет в норму и ты не начнешь хоть что-нибудь различать перед собой.

Прежде чем сдвинуться хоть на полшага вперед, Григорий тщательно ощупывал землю перед собой. Мало ли на что здесь можно было наткнуться. Например, на острый осколок снаряда или на неразорвавшуюся мину. Гранату с выдернутой чекой или на чей-нибудь прогнивший труп. Пусть даже и немецкий. Если он старый, то это уже все равно. Потом дня три от мерзкого запаха не отделаешься. Куда бы ты не пошел, он будет тебя преследовать день и ночь.

Стараясь издавать как можно меньше шума, «добровольцы» добрались до носовой части танка. Притаились и подождали, пока не погаснет очередная ракета. Стараясь держаться так, чтобы корпус машины закрывал их от немецких окопов, они медленно встали на корточки. Не разгибаясь, осторожно забрались на лобовую броню и, пригнувшись, шагнули к башне. Возле самой надстройки они приподнялись, чтобы сбросить на землю тела убитых танкистов.

Вдруг на кормовой стороне танка выросли какие-то темные фигуры. В тот же миг в небо взвилась очередная ракета, и ослепительный свет залил все вокруг. Сильная вспышка резанула по глазам, и сквозь выступившие от боли слезы Григорий увидел немцев. С одной стороны машины стояло шестеро советских солдат, с другой столько же фашистов.

Перед тем как забраться на броню, и те и другие переложили оружие в одну руку. Сделали они это чисто механически, лишь для того, чтобы второй можно было уцепиться за какую-нибудь выступающую деталь. Подтянуться и подняться на высокую железную громадину. Так что никто не смог не то что выстрелить, но и как следует навести ствол на противника.

Какое-то мгновение враги с ужасом смотрели друг на друга, а затем молча бросились в атаку. Сцепились в плотный клубок и упали на горизонтальную площадку. Распались на дерущиеся группы. Скатились сначала на кожухи, закрывающие гусеницы, а затем с них уже рухнули на землю. Григорию и на этот раз жутко повезло. Он каким-то чудом оказался сверху и припечатал фашиста к земле всем своим весом.

Тот глухо вскрикнул, но сознания от удара не потерял. Уперся руками бойцу в нижнюю челюсть и попытался скинуть его с себя. Голова парня сильно отогнулась назад, и он почувствовал, как затрещали шейные позвонки. Ничего не видя перед собой, Григорий впился пальцами в запястье фашиста. Другой ладонью нащупал на земле камень. Поднял его над собой и обрушил сверху на голову противника. Раздался противный хруст ломающихся лицевых костей и чмокающий звук разрывающейся плоти. Немец содрогнулся в предсмертной конвульсии, его тело выгнулось дугой и бессильно обмякло.

В небо взлетела новая ракета и осветила жуткую картину рукопашной схватки. Со всей силы руками, ногами и головами противники били друг друга куда попало. Душили, рвали зубами или всеми силами старались разорвать рот или выдавить глаза. Страшные удары, крики и хрипы разрывали тишину осенней ночи.

В обеих линиях окопов бойцы противоборствующих армий смотрели на страшную бойню и ничем не могли помочь своим однополчанам. Стрелять было нельзя. Можно зацепить своих. Рвануться на помощь тоже никто из них не решился. Во-первых, не было команды. Во-вторых, все прекрасно понимали, что стоит кому-нибудь тронуться с места, как на него обрушится огонь с другой стороны. Поэтому все молча наблюдали за смертельной дракой. Именно так в давние века ратники смотрели на бой поединщиков, решающих на поле брани, на чьей стороне сегодня Бог!

Разобравшись с соперником, Григорий не мешкая вскочил на ноги и бросился на помощь товарищам. Увидел, что дюжий немец сидит верхом на артиллеристе и душит его своими огромными лапищами. Боец судорожно сучил ногами, хрипел и всеми силами пытался ослабить смертельную хватку противника. Почувствовав, что продолжает держать в правой руке камень, парень со всего маху врезал булыжником по затылку фашиста. С сухим треском кости вмялись вовнутрь черепа. Гитлеровец громко захрипел и упал грудью на свою жертву.

Перед глазами мелькнул острый клинок. Не зная, каким образом, Григорий все же успел поставить блок и встретить своим запястьем руку противника, летящую к лицу. От сильного удара он не смог устоять на ногах и покатился по земле. Перевернулся на спину и увидел, как на него падает немец, в кулаке которого обратным хватом был зажат острый финский нож.

Парень опять умудрился перехватить руку фашиста и остановить удар, направленный ему в горло. Блестящее острие замерло в нескольких сантиметрах от кадыка, а затем фашист навалился грудью на запятник рукояти финки. Григорий понял, что он не сможет долго сдерживать бешеный напор противника. Сейчас трясущиеся от напряжения мышцы ослабнут, и холодная сталь распорет его гортань.

Когда он уже решил, что пора прощаться с жизнью, немец сильно вздрогнул и резко прогнулся назад. Хватка фашиста ослабла. Рот оскалился в жуткой гримасе, и на лицо Григория хлынула горячая пенящаяся кровь. Собрав последние силы, он сбросил с себя бьющееся в агонии тело и увидел, что из спины противника торчит советская саперная лопатка.

Не успел он поднять голову, как со стороны немцев на танк обрушился шквал пулеметного и автоматного огня. Визжащие пули яростно впивались в землю вокруг парня. Еще не придя в себя от пережитого ужаса и не соображая, что он делает, Григорий автоматически откатился в сторону и оказался за корпусом машины. Он уткнулся лицом в землю и закрыл голову руками.

Свинцовый град часто и громко застучал по броне. В следующий миг отозвалась советская сторона. Защищая своих, красноармейцы ударили из всех стволов по немецким позициям и огневым точкам. Впрочем, позиционная перестрелка гремела совсем недолго. Все прекрасно понимали, что это пустая трата патронов, и вскоре все стихло.

Только тогда Григорий оторвал голову от земли и посмотрел по сторонам. Тут он заметил, что рядом есть кто-то еще. Парень уже собрался броситься врукопашную, когда понял, что это Леонид.

– Кто-нибудь из наших еще жив? – пробормотал он севшим голосом.

– Похоже, что нет, – отозвался танкист.

– А артиллерист?

– По-моему, фашист ему шею сломал, – ответил сержант и кивнул в сторону лежащих в обнимку бойцов вражеских армий. Чуть дальше на земле распластались еще несколько темных безжизненных фигур. Сразу и не поймешь, где свои, а где чужие.

– Что будем делать дальше? – поинтересовался Григорий.

– Пока ты тут валялся, я осмотрел разорванную гусеницу, – он немного помолчал. – Должен тебе сказать, что там два катка сильно повреждены. Так что ремонт в полевых условиях отменяется.

– И что дальше?

– Будем выполнять приказ, а пока отдыхай.

Спустя полчаса немцы немного успокоились и перестали запускать ракеты одну за другой. За это время Леонид шепотом объяснил Григорию:

– Сначала я лезу в командирский люк, потом ты. Только смотри, поаккуратней, не свались мне на голову. А то, чего доброго, еще шею мне сломаешь.

Парни дождались, когда между вспышками стали появляться достаточно длинные промежутки темноты. В один из таких моментов они быстро забрались на броню и торопливо сбросили мертвый экипаж на землю. Затем напарник ловко скользнул в нутро машины, залитое непроглядной чернотой. Следом спустил ноги в лаз и Григорий. В тот миг, когда в небо взлетела очередная «люстра», он уже спустился вниз и, наконец, оказался в непривычно тесной стальной коробке.

Никогда не бывавший в танке Григорий проявил разумную осторожность. Не зная, что его ждет в башне, он не стал опускаться так быстро, как это сделал бывалый Леонид. Он осторожно протиснулся в отверстие. Наткнулся на что-то твердое и повис на руках. Почувствовал, как танкист толкнул его ноги в сторону, и ощутил, что под ними свободное пространство. Боец разогнул напряженные руки и аккуратно сполз вниз.

В это время напарник зажег электрический фонарик, который им дал лейтенант, и осветил внутренности боевой рубки. Парень с интересом осмотрелся и увидел, что Леонид уже удобно устроился в брезентовом сиденье, расположенном слева от казенной части пушки. Под собой он разглядел другое подобное устройство. Видимо, это было место заряжающего. Боец немного поерзал и кое-как примостился на непривычном кресле.

Тем временем Леонид уже осмотрел пушку и остался очень доволен:

– У меня в «Т-30» была почти такая же. Автоматическая, двадцатимиллиметровая, – бросил он умиротворенно: – Видать, нашу по немецким чертежам делали. Мы же с ними одно время очень даже задушевно дружили. – Он повернул луч света немного в сторону: – Так, а вот и пулемет, тоже почти как наш, только, насколько я знаю, у них калибр другой. Чуть-чуть больше. – Он повозился с каким-то механизмом, и Григорий почувствовал, что башня пришла в движение.

– Сейчас развернем пушку в сторону немцев и будем ждать рассвета, – объяснил свои действия танкист. – Утром они попытаются отбить свою машину, а мы будем обороняться, сколько сможем. Ну, а дальше, как Бог даст.

– А мне что делать?

– Будешь вот эти кассеты со снарядами подавать и пулеметные диски, – Леонид кивнул на гнезда с боезапасом и показал, что и как нужно делать. – Пустые бросай вниз, – он ткнул пальцем себе под ноги, где Григорий разглядел место механика-водителя. – Я повожусь с пушкой, посмотрю, все ли в порядке, а ты пока обживайся на новом месте.

Парень с интересом повертел головой. Нашел несколько холщовых сумок, закрепленных на стенках кабины. В трех из них оказались противогазы. В четвертой находились какие-то увесистые жестяные цилиндры красного цвета. Диаметром они были миллиметров шестьдесят и длиной с указательный палец. Григорий вытащил один из них и повертел перед глазами.

Увидел на боковой поверхности немецкие надписи. Мысленно поблагодарил свою тетю – поволжскую немку, которая много занималась с ним языком. Присмотрелся к непривычному шрифту и прочитал. Оказалось, что это инструкция по пользованию сигнальной шашкой. Кроме всего прочего, там было написано: «Задержка две секунды». Парень снял ребристый колпачок с торца цилиндра и обнаружил внутри кольцо с привязанной к нему проволочкой. Стальная нить уходила вглубь и, видимо, должна была зажечь содержимое «дымовухи», если ее потянуть на себя.

«Очень хорошо, – подумал парень. – Пригодятся, когда будем удирать отсюда».

– Начинает светать, – тихо сказал Леонид и выключил фонарик. – Можешь посмотреть в боковой триплекс, – танкист ткнул пальцем в маленькое окошечко сбоку от Григория.

Парень прильнул глазами к узкой щели, но сквозь толстое, мутное и сильно запыленное стекло смог увидеть лишь сероватый свет, заливающий окружающую нейтральную полосу:

– Как танкисты умудряются хоть, что-то рассмотреть сквозь такие прорези? Тем более на ходу и во время боя? – подивился парень. – Наверное, для этого нужно очень долго тренироваться.

– Ну, вот и началось, – со злостью бросил Леонид. – Теперь не зевай! – едва он закончил, как раздался оглушительный взрыв. Уши парня заложило от страшного грохота, которому некуда было деваться в тесной коробке кабины. Пушка танка резко вздрогнула. Казенная часть стремительно откатилась назад, а затем быстро вернулась на место. В следующий миг загрохотал пулемет, закрепленный в одной маске с двадцатимиллиметровым стволом.