Текст книги "Папина дочка. История о счастливой, но очень недолгой любви"

Он опустился на топчан, прикрыл глаза и стал размышлять. С чем связано его задержание? Скорее всего, с той заварушкой вокруг «Феникса»…

Однако, он чист. Реально доказанных фактов криминала ему инкриминировать нельзя. На чем же станут его «колоть»? Огнестрельное оружие? Как сотрудник частного охранного предприятия, имеет полное право на его ношение… Что еще? Могут подбросить в комнатушку дурь, а потом, в присутствии понятых, «найти»… Не исключено. Эти шустрые ребятки и не на такое способны…

А потом начнется торг. Ты выкладываешь все, что тебе известно о деятельности «Ржевского» и его «псов», а мы снимаем с тебя обвинение…

Он опять ощутил приступ злости. А вот хер вам! Отсосите, холуи. В свое время отмотал я годик в местах, не столь отдаленных, и ничего. Жив-здоров, как видите. А Ручьёва раскручивайте без меня. Тут я вам не помощник. «Феникс», может, и сборище головорезов, но не сброд предателей.

Он откинулся на спину. Ну-ну. Помаринуйте меня, раз вам это кажется

целесообразным. Я уж постараюсь убедить вас в обратном…

Кажется, он даже ненадолго задремал, но тут же вскочил, когда раздался лязг железных запоров. Если пришли избивать (на их языке – прессовать), это, конечно, хреново… но не смертельно. Главное, вовремя сгруппироваться…

– Орлов, на выход! Руки за голову!

Послушно завел руки за голову, двинулся по узким коридорам.

– Сюда… входи.

Сильный тычок в спину. Он обернулся. «Я тебя срисовал, холуй. Пеняй теперь на себя. Уверен, свидимся еще».

За столом – полу-лысый, в очках, мужчина. На вид лет тридцать пять. Может, чуть больше.

– Садитесь. Моя фамилия Григорьев. Петр Николаевич. Я занимаюсь расследованием убийства Орловой Марины Алексеевны.

Вначале ему показалось, что он ослышался.

– Чьим… убийством?

Быстрый взгляд поверх очков.

– Вашей бывшей жены. С которой вы официально развелись два месяца назад. Ее труп был обнаружен в ее же квартире.

Он вдруг ощутил тонкий, противный звон в ушах.

– Как… она была убита? – спросил, не узнавая собственного сдавленного голоса, Снова острый, испытующий взгляд. Пауза. Значительная.

– Шесть ножевых ранений. Из них три, как минимум, могли являться смертельными. Из квартиры пропали ценности и, судя по всему, некоторая сумма денег. Итак… где вы находились вчера вечером, между пятью и десятью часами?

Он шумно вздохнул.

Так, Митяй, сосредоточься. Дело-то нешуточное… Мотив очевиден – неприязненные отношения бывших супругов… Да, вот так, красавица. Быстро же ты поплатилась за свою стервозность… И пары месяцев не прожила в новенькой, подло оттяпанной у бывшего мужа-лоха квартирке…

– Вчера до семи вечера я находился на дежурстве. Служба безопасности «М-банка». Мое алиби подтвердят, как минимум, человек шесть.

– А после семи?

А после семи он, как последний идиот (впрочем, почему идиот? Знать бы, где упадешь…) поперся в городской сад, зашел там в пивбар… Что ж. При должном старании и тут ему могут обеспечить алиби. Кто? Барменша Светка, которую он периодически «имеет»? М-да… Хреновое алиби…

Ну, а потом… Одна надежда, что старуха полоумная, семидесятилетняя, засвидетельствует, что с девяти вечера он торчал дома, наедине с телевизором…

– Орудие преступления вы, конечно, не нашли?

– Отчего же? – голос следователя холоден и бесстрастен. – Она была убита обычным кухонным ножом. Следов пальцев рук на нем не обнаружено.

Отличненько, и тут все не в его пользу… Что же делать? Думай, Орлов, думай, вспомни, что у тебя, помимо накаченных мышц, имеются и мозги, недаром же в свое время политех закончил с красным дипломом… М-да. Лучше б ты, Орелик, юрфак закончил…

– Я вас ни в чем не обвиняю, Дмитрий Евгеньевич, – голос следователя теперь звучит мягко. Вкрадчиво. – Припомните, может, у вашей бывшей жены имелись… м-м… сомнительные контакты?

Контакты? Да сколько угодно! Откуда ему знать, с кем эта курва контактировала,

когда он находился на ночных дежурствах или в командировках?

Ох, дерьмо… Ладно, время работает на него. В сущности, кроме весьма сомнительного мотива, у органов на него ничего нет. Он, слава Богу, никогда не был в оттяпанной Мариной квартирке – следовательно, и пальчиков его там быть не должно…

А мебель? Она же хапнула секретер, трюмо…

Он откинулся на спинку стула, на пару секунд прикрыл глаза. Ну, ладно. Даже если и предъявят ему обвинение, всегда остается надежда на «Ржевского» – тот «псов» своих и не из таких передряг вытаскивал…

Да вот только загвоздочка состоит в том, что «Ржевскому» сейчас самому приходится шкуру свою спасать…

А если нажать на него? Шантаж?

Нет. Нет, это исключено. В свое время Ручьёв выволок его из дерьма, а он таким образом его «отблагодарит»? Нет, шантаж исключен. Остается надеяться…

– Что же вы молчите, Дмитрий Евгеньевич? Я задал вам вопрос…

Он с усилием выпрямился, заставил себя смотреть следователю в глаза.

– Я думаю, Петр Николаевич. Думаю. Вспоминаю… ее контакты. Контакты? Контакты?!

Ослепительно ясное озарение, и следом за ним – приступ сильнейшей тошноты. Нет, это невозможно. Решительно невозможно…

А с другой стороны – кто еще мог это сделать?

Человек, которого она хорошо знала. Человек близкий. Она же была патологически пуглива и осторожна, она ни-ко-му, даже почтальонам, даже представителям коммунальной службы не открывала дверь, предварительно не накинув цепочки. Однажды промурыжила за дверью пятнадцать минут представителя горгаза, дозваниваясь в соответствующую службу и выясняя, работает ли там такой-то, такой– то…

Значит, Максим. Этот прыщавый наркоман. Братец родной, единокровный… младшенький. Она все отказывалась верить, что он дурью увлекается, и бесполезно было ей что-либо доказывать… А он-то с первого взгляда определил, что пацан прочно сидит… возможно, даже на игле. Характерно суженные зрачки, остекленевший взгляд, нездоровое возбуждение, растягивание гласных при разговоре… Наконец, тембр речи. Да все, все говорило о том, что он наркоман!

Ну, а на что эта публика способна ради дозы, знают, пожалуй, уже и детсадовцы…

Он сглотнул слюну и покосился на графин с водой (чудовищно грязный графин с мутной водой, но на безрыбье…)

– Знаете, кое-какие соображения мне в голову пришли… Но можно мне вначале глоток воды? И сигарету…

«Полцарства… за пачку „Явы“.»

* * *

6.

Свиридов (семнадцать лет назад)

Директор гимназии оказался толстяком с обширной лысиной и добродушной физиономией. Впрочем, добродушие это являлось кажущимся. Достаточно было столкнуться с ним взглядом. Взгляд у него был умный, острый, хваткий, оценивающий.

– Простите, чем обязан? Вы…

Он улыбнулся. Улыбнулся как можно неотразимее. Обаятельная улыбка – тоже необходимое условие успешного бизнеса. Так же, как и безупречный внешний вид – элегантный, но неброский костюм, со вкусом подобранный к светлой (но не белоснежной) сорочке галстук, сверкающие ботинки… аккуратная прическа. «Ноблесс оближ», как когда-то со смешком говорила Ирина, экипируя его перед деловыми встречами.

– Добрый день. Моя фамилия Свиридов. Игорь Генрихович Свиридов.

– Свиридов? – мгновение взгляд озадачен, но тут же проясняется, а добродушная физиономия расплывается в широкой улыбке, – Неужели – древесина и стройматериалы?

– Именно. Прошу, моя визитная карточка…

– Очень… очень приятно, – пухлая ладонь неожиданно оказывается очень сильной, он оценил это по крепкому рукопожатию, – А я Олег Сергеевич. Признаться, не ожидал, что «король древесины» столь молод…

– Мне тридцать один.

– Да-да, пожалуйста, присаживайтесь…

Мягкое, обитой кожей кресло. Явно не для простых посетителей.

– Так чем же мы обязаны вашему визиту?

– Видите ли, все просто. В вашей гимназии учится моя дочь, Вероника. Первый «Б» класс.

– Прекрасно. Одну минуту… – пухлый палец ложится на кнопку селектора, – Саша, будь добра, пригласи ко мне Валентину Михайловну Изергину, – взгляд в его сторону, – Это учительница первого «Б». Да, Сашенька, и кофейку нам, пожалуйста.

Теперь маленькие острые глаза устремлены на него.

– Вы считаете, у вашей… э-э… девочки проблемы с учебой?

– О проблемах я хотел бы услышать от вас, – мягко сказал он, – Вы ведь понимаете, по роду своей деятельности я, к сожалению, не могу уделять дочери достаточно времени… («Но я исправлюсь, принцесса, честное слово, исправлюсь…”) А мать Веры… в общем, несколько месяцев назад ее не стало. Лейкемия.

Добродушная физиономия тут же приобретает приличествующее случаю печальное выражение.

– Простите, искренне вам сочувствую…

«Как же, жучила… Сейчас ты попытаешься выжать из меня максимум – такая „золотая рыбка“, да сама в руки плывет…»

В кабинет вплыла смазливая длинноногая секретарша с подносом.

– Кофе, пожалуйста, Олег Сергеевич…

– Спасибо, дорогая. Проблемы… – вздох, – Признаюсь вам откровенно, дорогой Игорь… э-э…

– Генрихович.

– Да, Игорь Генрихович. Проблем хватает и у нас…

Он подавил насмешливую улыбку. Кто бы сомневался? Чем богаче спонсор, тем больше проблем.

– Вызывали, Олег Сергеевич? – тоненькая девушка (от силы лет двадцати пяти на вид) неуверенно переступила порог кабинета. Миловидное лицо, темные волосы, очки в элегантной оправе, строгий костюм. Необыкновенно приятный голос. В ней было обаяние. Много обаяния. Он решил, что такую училку дети должны любить. Определенно, голоса она на них не повышает.

– Прошу, Валентина Михайловна, это отец одной из ваших учениц. Тонкий палец в замешательстве тянется к дужке очков.

– Простите, но мы… разве знакомы?

– Увы, – вот тут бы тебе, Свиридов, следовало смутиться. Жаль, положение не обязывает. Бизнесмен не имеет права смущаться. – Мы с вами действительно не знакомы, – он встал с кресла, – Свиридов. Игорь Генрихович.

– А, отец Ники Свиридовой? – у нее действительно обаятельная улыбка. А на тонком безымянном пальце правой руки нет обручального кольца, – Очень приятно… Я действительно хотела бы поговорить с вами о Нике…

– Да вы присаживайтесь, Валентина Михайловна, – мягко предложил директор, —

Присаживайтесь… и без утайки расскажите нам обо всем, что вас беспокоит… Она послушно опустилась на стул, прямая как струна; напряженная.

– Я все понимаю, Игорь Генрихович, вам, конечно, и без того нелегко… и очень вам сочувствую…

– У Веры какие-то проблемы с учебой? – перебил он, стараясь сделать это как можно мягче, – Она испытывает трудности?

Палец снова тянется к переносице, на щеках появляется слабый румянец. «Сейчас она сама напоминает гимназистку», -подумал он.

– Нет-нет, с учебой как раз все нормально, Ника очень способная девочка, сообразительная, но… так сказать, не слишком коммуникабельна, понимаете? Хотя, конечно, она пережила сильную душевную травму…

– Довольно о травмах, – мягко сказал он, – Пожалуйста, выражайтесь яснее. В чем заключается ее некоммуникабельность? Она агрессивна?

Легкое пожатие плечами.

– В чем? Нет, Ника вовсе не агрессивна, напротив… она, я бы сказала, несколько пассивна. Говоря простым языком, она девочка… несмелая. Немного замкнутая.

– Интроверт? – негромко уточнил он.

– Ну, пока рано говорить о том, насколько она интроверт…

– А в чем выражается эта «несмелость»? – вступил в разговор директор, – Поподробней, пожалуйста, Валентина Михайловна.

– Она редко поднимает руку, хотя, как правило, в материале разбирается зачастую лучше других детей… – неуверенная улыбка, – Друзей у нее немного… так, пара девочек, с которыми у нее, скорее, приятельские отношения. Хотя, казалось бы, у вашей дочери имеются все данные для того, чтобы стать в коллективе популярной.

– Ее мать являлась типичным интровертом, – тихо заметил он, – Не любила шумных сборищ… и была очень разборчива в выборе друзей.

Молодой педагог вздохнула.

– Хорошо. Хотите пример? Недавно у нас проводился праздник, к празднику мы ставили спектакль… короткая версия «Золотого ключика». Так вот, Ника идеально подошла бы на роль Мальвины, думаю, вы со мной согласитесь? Роскошные светлые волосы, прелестная внешность… отличная дикция…

– И что же помешало? -к горлу внезапно подкатил ком.

– Она просто отказалась. Наотрез, – симпатичная Валентина Михайловна в очередной раз слегка смутилась, – И, если хотите знать мое мнение относительно того, почему она это сделала… – девушка подалась вперед, – Она знала, что никто из близких не придет на нее посмотреть. Никто из людей, чье мнение для нее очень важно, ею… не восхитится. Вот и все. Я ни в коей мере вас не осуждаю, вы наверняка человек очень занятой…

– Господин Свиридов руководит крупной фирмой, – негромко, но с весьма жесткими интонациями сказал директор, – И упрекать его за то, что он не смог явиться на школьный спектакль, это, Валентина Михайловна, простите, инфантилизм. Понимаете? Инфантилизм.

Он еле заметно усмехнулся. Вы определенно отличный хозяйственник, Олег Сергеевич. Блюдете свои интересы исправно…

– Я все понял, – спокойно сказал он, – Более того, я согласен с вами. Но давайте исходить из того, что мы имеем. Моя дочь неконтактна? Мне не просто неприятно это слышать. Меня это всерьез беспокоит. Вы можете предложить что-то реально, чтобы исправить существующее положение вещей?

– Конечно! – воскликнул энергичный директор, – У нас в гимназии работает трое детских психологов, и у них, разумеется, имеется множество методик для того, чтобы…