Текст книги "Невеста моего сына"

Жасмин Майер
Невеста моего сына

Саша

Снег летит в лицо, а мороз пробирается под распахнутое пальто, которое я так и не застегнула. Выпрыгнув из такси, Адам решительно тащит меня к родительскому дому, а я только и могу думать о том, что это самое неподходящее время для такого знакомства.

На мне даже нет нижнего белья.

Сегодня я планировала танцевать до упаду в своих мегаудобных каблуках и ультратонком серебристом платье. А после полуночи в день рождения Адама сообщить ему шепотом, что на мне нет трусиков.

Но по дороге на вечеринку Адаму внезапно позвонил отец, и он, к моему шоку, попросил таксиста развернуться. И вот теперь я пытаюсь устоять на заснеженном тротуаре на восьмисантиметровых каблуках перед элитным жилым комплексом, думая о том, что собираюсь знакомиться с родителями парня, будучи при этом без трусиков.

– Может, в другой раз? – кричу я.

– Нельзя! Отец приехал! – перекрикивает в ответ метель Адам. – Черт его знает, сколько времени он пробудет в Москве на этот раз, а я хочу, чтобы он познакомился с тобой! И еще мне обязательно нужно поговорить с ним о делах.

Портье сразу узнает Адама и без проблем распахивает перед нами тяжелые дубовые двери, легко пропуская нас в фойе, больше похожее на холл отеля, чем жилого дома. Мы несемся к хромированным лифтам, и как только за нами закрываются двери, Адам прижимает меня к себе и целует, пробираясь ледяными пальцами под пальто.

– Замерзла?

Я киваю, пока Адам прижимает меня к себе и целует, глядя на нас в многочисленных отражениях. Он любит смотреть, поэтому у него зеркала даже на потолке в спальне. Но я очень надеюсь, что он не обнаружит свой подарок прямо сейчас.

– Хочу, чтобы отец увидел, какая ты у меня красивая, – шепчет Адам, пока его руки скользят по моему телу. – Знаешь, моему отцу постоянно не нравились девушки, с которыми я его знакомил. Говорил, что я выбираю только недалеких и легкодоступных. Хочу увидеть его лицо, когда он познакомится с тобой!

Адам смеется, а мне вот совсем не до смеха. С ужасом смотрю на свое отражение в начищенных до блеска зеркалах.

Короткое блестящее платье на тонких лямках чересчур вызывающе обнажает бедра. По ярко-красной помаде, чуть размазанной из-за поцелуев, никак не догадаешься, что последние полгода все свободное время я провожу в библиотеке университета. Волосы взъерошены метелью и выглядят так, будто я занималась сексом вплоть до выхода из дома. Не скажешь, что я убила два часа времени на укладку, надеясь добиться небрежных кудрей.

И в довершение всего на шее желтеет почти сошедший с кожи засос, который мне едва удалось замаскировать тоналкой.

Недалекая и легкодоступная – сейчас я именно такая.

– Может, не надо меня сейчас знакомить с твоим отцом? Может, завтра?

Или никогда? А там и жуткий отец снова уберется в Северную столицу, кажется, в основном он живет именно в Питере, а не Москве.

– Я сейчас не одета для такого знакомства, Адам.

Не хочется портить ему сюрприз, поэтому я не могу сказать прямо о деликатной ситуации. К тому же я ведь знаю Адама, он будет только рад при каждом удобном случае подразнить меня. Пусть остается в неведении. Пока.

– Ты в любой одежде прекрасна, Саш… Но мне очень нужно поговорить с ним именно сегодня. Не знаю, сколько времени он еще проведет на этом континенте, но, боже, Саша… Если бы я только мог закончить побыстрее с делами…

Его пальцы сжимают мои ягодицы через платье, и сейчас он как никогда близок к тому, чтобы самостоятельно добраться до своего подарка, но в этот момент лифт останавливается. Фух.

Из лифта Адам вывел меня за руку и подвел к единственной двери на этаже. Ждать долго не пришлось. Нам открыла брюнетка с ярко-красными пухлыми губами, и прежде всего она с недовольным видом уставилась на меня, но потом наконец-то заметила Адама.

– О, Адам! Какой сюрприз. Привет.

Похоже, отец Адама не счел нужным предупредить ее о том, что ждет сына в гости.

Для матери Адама она слишком молода, а еще слишком ревниво сканирует меня с головы до ног, пока Адам помогает с пальто. Ее дыхание сбито, а на щеках горит воинственный румянец.

Сначала мне почему-то кажется, что мы помешали старичкам зажечь этой ночью, прервали ее горячие поцелуи с отцом Адама, ведь он только вернулся в Москву. Может быть, он даже не всегда способен на такой подвиг и принял по такому случаю какую-нибудь специальную таблетку, которая значительно улучшает настроение мужчинам в его возрасте. Но поджатые губы и хмурый вид брюнетки исключают всякую романтику.

Похоже, она недовольна не тем, что мы помешали их романтическому вечеру после долгой разлуки. Мы просто пришли в разгар ссоры. Потрясающе.

– Это Саша, моя девушка. Давно хотел познакомить ее с отцом, да все не было случая. А это Алена, девушка моего отца.

В ответ Алена едва заметно кривится, как будто рядом пробежала мышь. Не нравится быть чьей-то девушкой в таком возрасте, понимаю. Ей ведь уже около сорока? Ужас.

Она была в красивом и очень дорогом красном платье, с такой же небрежной, как у меня, укладкой, которая, должно быть, отняла еще больше времени. Ее расфуфыренный внешний вид и дорогущие украшения наводят на мысль, что они с отцом Адама тоже не собирались сегодня сидеть дома, но по какой-то причине задержались. Может быть, как раз из-за ссоры.

Следую за Адамом в просторный белый холл, обставленный мягкой белой мебелью, огромными зеркалами в золотой раме и неживыми золотыми цветами. Без верхней одежды чувствую себя неуютно и снова жалею о том, что остановила свой выбор именно на этом платье.

Тонкая ткань приятно скользит по телу, но без белья ощущаю себя почти что голой. Вот бы закутаться в какой-нибудь мягкий плед с головы до ног, но в безупречном дизайнерском интерьере все, на что я могу рассчитывать, – это только шкура белого медведя, растянутая на блестящем, как ледовый каток, полу.

Неужели настоящая?

– Отец его сам застрелил, – перехватывает мой взгляд Адам.

Это не прибавляет очков отцу Адама в глазах такой ярой защитницы дикой природы, как я. И Адам это понимает.

– На самом деле он очень много помогает животным, – пытается реабилитировать он отца в моих глазах.

Ну да, истребляя вымирающие виды.

– Приятно познакомиться, Саша.

Алена наконец-то эволюционировала от ревнивой амебы до гостеприимной хозяйки и даже решила заговорить со мной. Впрочем, это все, чего я достойна, судя по тому виду, с каким видом она еще раз оглядывает мои голые ноги.

– Пойду расскажу твоему отцу. Он будет в восторге, что ты приехал, Адам.

Алена процокала на своих наверняка настоящих «лабутенах» куда-то вглубь ледяной пещеры, которая совсем не похожа на жилой дом. С каждой секундой все тяжелее надеяться на то, что люди, которые живут здесь, вообще способны оказать мне теплый и радушный прием.

– Хочешь шампанского? – улыбнулся Адам, словно читая мои мысли. – Садись, Саш. Не нервничай, это всего лишь мой отец.

Он указал на белые кожаные кресла, а сам отправился к стойке возле самого настоящего бара, заставленного десятком алкогольных бутылок.

Я снова поежилась в своем слишком тонком платье, и чертова лямка не упустила случая, опять сползла с плеча.

Адам разлил шампанское по бокалам и протянул один мне.

– За нас! – Он улыбнулся и осушил свой бокал залпом. – Какая же ты красивая, – пробормотал он, скользнув взглядом по моему абсолютно голому плечу. – Тебе так идет это платье.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня. А еще Адам не стал терять времени, моментально накрыл ладонью грудь.

И тогда же раздалось надменное покашливание.

Мы моментально отпрыгнули друг от друга.

– Отец! – улыбнулся Адам как ни в чем не бывало.

В огромную гостиную с панорамными окнами следом за Аленой вошел мужчина. Его высокомерный сапфировый взгляд только на миг прошелся по сыну, но надолго остановился именно на мне.

Приехал он, похоже, не из Питера, раз его кожа приобрела такой теплый медовый оттенок. Слегка вьющиеся волосы цвета мокрого песка были идеально уложены, волосок к волоску. На острых скулах темнела щетина.

На нем был безупречный темно-синий костюм с острыми манжетами дорогущей рубашки и с запонками из белого золота, инкрустированными сапфирами. А безумно сексуальный, терпкий аромат мужского парфюма – бергамот с лимоном и тяжелый шлейф терпких дорогих сигар – моментально распространился по стерильной, как операционная, комнате.

Под силой этого властного сапфирового взгляда я медленно вернула лямку на плечо, проклиная тот час, когда я выбрала это платье.

А еще я почему-то сильнее стиснула бедра.

Холодный сапфировый взгляд скользнул по моей коже, как кубики арктического льда. И теперь мне вдвойне не нравится отсутствие на мне трусиков.

– Отец, хочу познакомить тебя со своей девушкой… Саша?

Перед смертью не надышишься. Заставляю себя подняться и сделать эти два шага. Вижу перед собой только начищенные до блеска темные мужские туфли – это знак, что пора остановиться.

Веду взглядом вверх, по брюкам со стрелками и очень стараюсь не задерживаться на внушительном бугре в паху. Это явно не то достоинство, что стоит рассматривать, когда знакомишься с отцом своего парня.

Глаза скользят выше, по ровному ряду белых пуговиц, из которых лишь две самые верхние сейчас расстегнуты. На нем нет галстука или бабочки.

Понимаю, что так и стою, задержав дыхание. Легкие горят огнем, и я сдаюсь. Делаю полный вдох, и голова идет кругом, когда аромат бергамота с лимоном проникает в мое тело.

– Отец, это Александра, моя девушка. Саша, это Николай Евгеньевич Одинцов, мой отец.

Сам Адам редко упоминал про отца и за год, что мы встречаемся, кажется, лишь однажды виделся с ним без меня.

Так что я представляла его отца… Ну таким среднестатистическим мужчиной сорока лет, у которого есть брюшко, заботы, кредиты, бизнес и нет времени на взрослых детей.

Но оказалось, что Николай Одинцов плевать хотел на статистику.

Он совсем не похож на образ, который я слепила, исходя из окружавших меня в университете мужчин его возраста.

Перестаю гипнотизировать его загорелую шею и, минуя твердую линию губ, орлиный нос, тону в ледяном сапфировом море.

– Рада встрече, – произношу я едва слышно.

Волосы у Адама темные и прямые и совсем не вьются. Хотя глаза у Адама тоже синие, но при этом взгляд в сто раз мягче, и он совсем не пробирает до костей, чего не скажешь о сапфировых глазах его отца.

Его глаза – мой персональный ад. Делаю рваный вдох и снова чересчур сильно сжимаю кулаки. В ледяных глазах Одинцова-старшего нет ни одной подходящей случаю эмоции. Радости встречи с сыном, любопытства, удивления, усталости, наконец.

Сапфировые глаза скованы льдом, как промерзшая насквозь Антарктика, но он ведь должен хоть что-то чувствовать?

Я-то решила, что ему перепадал секс раз в пятилетку. И что он даже готовится к постельным подвигам заранее, принимая волшебную таблетку, но теперь я прекрасно вижу, что ему это совсем не нужно.

И это знание почему-то заставляет мое тело вибрировать, а щеки – гореть маковым пламенем.

Одинцов

Глазам своим не верю.

Из-за того, что я постоянно мотаюсь по миру, мы с сыном и без того мало видимся, но почему каждый раз рядом с ним оказывается какая-то размалеванная полуодетая девица, готовая вот-вот раздвинуть ноги?

Впрочем, наверное, я слишком многого от него хочу. Адаму только девятнадцать. Был ли я таким же в его возрасте? Увы, нет. В его возрасте у меня уже были обязательства, которые вынуждали работать по двадцать часов в сутки.

Не пожелал бы такой жизни никому, когда ночью приходится работать, а днем – продолжать учебу, так что пусть малец развлекается, пока свободен.

Хотя тенденция мне не нравится. Адам начал знакомить меня со своими девушками лет так с шестнадцати. И ни одна не годилась на большее, чем на несколько ночей. Сегодняшняя – такая же. Хватает беглого осмотра, чтобы это понять. Слишком длинные ноги, слишком мало одежды, слишком яркие губы. Всего слишком.

Хотя стоит отдать моему сыну должное – у него хотя бы есть вкус.

Девица горячо отвечает на его поцелуи, пока Адам лапает ее грудь. Прямо посреди моей гостиной. Ничего не меняется.

Подозреваю, что у сына имеется и некая склонность к эксгибиционизму, но пока он не начал бегать голышом по паркам, и ладно. В четыре он то и дело срывал с себя одежду, в десять постоянно теребил пах, а с его шестнадцати я постоянно застаю голых девиц рядом с ним в разных позах. Не пацаны – и то на том спасибо. Так что я почти смирился.

Несмотря на развратное платье, во время нашего знакомства девица продолжает строить из себя невинную крошку. Глаза в пол, губки бантиком. Какая прелесть.

Смотрю на ее такие модные сейчас платиновые волосы, на припухшие от поцелуев губы. Плечи тонкие, шея длинная, а ноги – от ушей. Кожа почти фарфоровая, только розоватая на щеках. Острые ключицы сильно выпирают вперед, и все это время она тяжело дышит. Волнуется, или ее так сильно возбуждает мой сын?

– Рада встрече, – произносит она едва слышно.

– Рад познакомиться, – откликаюсь я. – Александра, зовите меня просто Николай. Без отчества. Адам, останешься на ужин? Думаю, ты не просто так приехал?

Я знаю своего сына. Теплые родственные связи нас никогда не связывали, и если он приезжает, то строго по делу.

– Но у нас заказан столик на двоих… – мнется Алена.

– Мы никуда не поедем. Ко мне сын приехал. Закажи еду на дом.

Ее истерики стали надоедать. Я достаточно трачу на нее, чтобы не выслушивать лишнее. Но оказывается, все ее подруги зимуют в Таиланде, Австралии, а третьи в Испании. И только она вынуждена морозить свой зад в Москве. Я чуть не сказал: «Скатертью дорога», помешал только приход сына.

Алена с перекошенной физиономией уходит, а я снова смотрю на невинную овечку в развратном платье.

Одна из лямок то и дело спадает с плеча, обнажая верхнюю часть высокой девичьей груди. Да, пожалуй, я очень хорошо понимаю, чем она привлекла моего сына.

Адам провожает взглядом Алену и смотрит на меня:

– А куда делась Вероника?

– Пришел учить меня жизни? Интересно, – вскидываю я бровь.

– Остынь, отец. Я пришел поговорить о деле.

Это звучит так же смешно, как его разговоры о моих женщинах. Яйцо не понимает, почему курицу так раздражает, когда кто-то учит ее жизни.

– Поговорим за ужином, – киваю я, краем глаза замечая, как с плеча Александры снова сползает лямка.

Кривая у нее спина, что ли?

Девушка не делает ни одного движения, чтобы поправить лямку. Сидит, глядя в пространство темными глазами. Необычное сочетание с белыми волосами. Должен признать, у нее яркая и необычная красота. Даже с таким цветом волос, который сейчас у каждой третьей. Платиновые блондинки были даже у меня. Когда-то.

Правда, им было лет на десять больше, чем этой.

Из-за острого голого плеча не могу сосредоточиться на разговоре. Ну же. Просто подними эту чертову лямку. У тебя так все платье сползет до талии, а ты и не заметишь.

– Александра? – произношу, не выдерживая.

Она замирает и медленно останавливает на мне свой темный взгляд.

– Да?

– Вы где-то учитесь? Работаете?

Вижу, как Адам подбирается, распрямляя плечи. Звездный час для девушки. Но сама Александра ничего не отвечает, только смотрит на меня в упор, как если бы не поняла ни слова.

У меня закрадывается нехорошее предчувствие, особенно когда она произносит:

– Я сейчас… Мне нужно… Где здесь? – она смотрит на Адама, но тот только непонятливо сдвигает брови у переносицы.

Ну и где чертова Алена, когда она так нужна? Впрочем, наверное, легче завести слуг, чем надеяться на любовницу. А еще придется разобраться с этим лично.

Указываю Александре рукой вперед и произношу:

– Пойдемте. Я покажу.

Она семенит следом, вцепившись в крохотную сумочку, я же украдкой смотрю на ее профиль. Совсем ведь еще ребенок, и как дошла до такой жизни?

– Сколько вам, Александра?

– Девятнадцать.

Голос у нее хриплый, тихий, а взгляд рассеянный. При этом она почти не смотрит мне в глаза. И ее немного шатает. Великолепный выбор, сын. Ты переплюнул сам себя.

Показываю ей на дверь туалета, жду, пока зайдет внутрь. Слышу, как шумит дверь кабинки, а потом, судя по звукам, она снова возвращается к раковинам, но за дверью все остается по-прежнему тихо.

Сжимаю челюсть и даю девчонке время одуматься и вовремя выйти, чтобы избежать того, что я собираюсь сделать. Но ничего не происходит – дверь остается закрытой, звуков воды или сушки для рук нет.

Выждав время, достаточное, чтобы вымыть руки, неожиданно распахиваю дверь туалетных комнат. Александра моментально пугается. Вздрагивает всем телом и заводит руки за спину, пряча от меня то, что держит в руках.

К сожалению, я не ошибся. Чутье не подвело.

В два шага оказываюсь рядом и прижимаю девицу к стене. Ее соски моментально упираются мне в грудь, и даже через разделяющие нас слои одежды чувствую, насколько они твердые.

Но я здесь не для этого. Так что пусть даже не пытается меня отвлечь своими прелестями.

– Покажи, что у тебя в руках.

Ее глаза расширяются от испуга, но она упрямо трясет белобрысой головой.

В два счета отрываю ее от стены и вдавливаю грудью в мраморную столешницу возле раковины, как группа ОМОН при захвате. Блестящее платье из-за нашей борьбы настолько задралось, что теперь я вижу даже округлости розовых ягодиц, когда укладываю ее прямо на голый холодный камень.

Она тяжело и нервно дышит, маняще приоткрыв пухлый рот.

– Отпустите!

– Покажи мне, что у тебя в руках. Я ведь должен объяснить сыну, почему сейчас вышвырну его девушку за дверь. А наркотики в моем доме недопустимы.

– Это не то… Что вы подумали!

Смотрит на мое отражение в зеркале черными глазищами, сверкая гневом. Чертово платье вообще не держится на ее плечах – теперь я вижу практически всю ее грудь. Увидел бы больше, если бы она не лежала на столешнице. А так довольствуюсь только краем нежно-розовой ареолы, но вкупе с ее оголенными ягодицами хватает и этого.

Член в штанах дергается, но я усмиряю желание. У меня не встанет на малолетнюю наркоманку, а еще я сделаю все, чтобы избавить сына от ее общества.

– Не то, что я подумал? Но если тебе нечего скрывать, почему ты до сих пор держишь свои руки сжатыми, пряча от меня это?

Она шипит, как разъяренная тигрица. Бьет каблуком, но промахивается мимо моей ноги. Вполголоса материт меня, прожигая черными глазами отражение. А после сдувает белобрысую прядь и… сдается.

– Ладно. Черт с вами, я покажу, – выплевывает она. – Только отпустите.

Перестаю выкручивать ей руки и отхожу на шаг назад.

Она тут же выпрямляется, приводит в порядок одежду, возвращая чертовы лямки на место, а после швыряет то, что держала в плотно сжатых кулаках, прямо в меня.

Без единого звука, как будто ничего не весит, этот предмет сначала летит мне в грудь, а после приземляется на пол между нами.

Александра тут же пулей вылетает из туалета и, проводив ее взглядом, я опускаю взгляд ниже.

На полу лежат крохотные трусики.

Саша

Конечно, они у меня были.

Я взяла на всякий случай самые крохотные, какие у меня только были, бикини-ниточки, чтобы надеть после, если из клуба мы все-таки не сразу вернемся домой.

Не знала, насколько сильно Адаму понравится мой сюрприз и какие у него дальше были планы. Обычно Адам любит гулять всю ночь, поэтому решила оставить себе место для маневра. Не то чтобы я часто прибегала к такому обнажению… Для меня и самой это было в новинку. Но Адам любил смотреть, ему нравилось касаться меня прилюдно, под столом, в темноте кинотеатра. Он никогда не заходил далеко, хотя и намекал, что совсем не против, если однажды на мне не окажется трусиков.

Ну, вот я и решилась. Все-таки это его день рождения. Мне и самой было любопытно, что я буду испытывать при этом.

Очень вовремя. Ничего не скажешь.

Может быть, я бы и смогла высидеть без белья, будь кто-нибудь другой отцом Адама, но не теперь, когда им оказался такой мужчина, как Николай Одинцов. Не понимаю, что со мной происходит, но мне точно не нравится сидеть практически голой в его присутствии.

Надеялась, трусики помогут вернуть самообладание. Но не надевать же их посреди гостиной? Мы ведь на не общественном пляже, где заняты все кабинки для переодевания. Вот и попросилась в туалет. И надо же было ему заподозрить меня в том, что я принимаю в его туалете наркотики.

Господи! Не знаю, от какого унижения сильнее горят мои щеки во время ужина – что я так паршиво выгляжу, что похожа на наркоманку. Или что теперь отец Адама точно знает, что на мне нет белья. Никакого.

Я не стала их надевать после всего.

Не с пола.

И не при нем.

Так и вылетела в гостиную, пока он таращился на кусок шелка на полу.

К этому времени уже доставили ужин, а Алена командовала парнями из кейтеринга, как накрыть на стол. И из-за общей суматохи ни Адам, ни Алена не заметили, что нас с Одинцовым не было какое-то время. Как и того, что мои щеки горели так, будто я умывалась кислотой.

За столом я сосредоточилась на морепродуктах в своей тарелке, спрятав лицо за волосами. В беседе тоже не участвовала. А зачем? Никакое впечатление мне уже не произвести, а отец Адама и так сделал самые ужасные выводы, какие только мог.

Нет смысла убеждать его, что я отличница-студентка, а еще работаю волонтером в благотворительной организации по защите окружающей среды. Все достижения полетели к чертям, и наше столкновение в туалете перечеркнуло все впечатления, на какие я только могла рассчитывать.

Адам говорит с отцом о делах – и хорошо. Я ничего не смыслю в конструировании солнечных батарей, а именно это основной бизнес Одинцова. Знаю только, что Адама не подпускают и близко к семейному бизнесу, но именно это его и манит. Не гостиничное дело, торговля элитными автомобилями, долями в которых тоже владеет его отец, и не благотворительность.

Только со слов Адама знаю, что его семья тратит очень большие средства на благотворительность, но теперь уже и не верю в это. Разве такой монстр, как его отец, вообще способен к сочувствию? Наверное, занимается этим для галочки.

Адам долго вынашивал план-инновацию о реконструкции солнечной батареи и теперь пытается донести до отца всю важность этой идеи, но тот слушает, кажется, только из вежливости. Родители все одинаковы. Когда я давала советы маме, как жить, она слушала меня так же – с долей скепсиса и пренебрежения. А потом я просто уехала и стала жить, как сама считаю нужным.

Сидящая напротив Алена пару раз пыталась заговорить со мной о вечеринках, клубах и модных тусовках, но быстро поняла, что я птица не ее круга. Если мне и были знакомы фамилии тех людей, что она называла, то оказывалось, что я знаю младшее поколение. Алена же вращалась среди их отцов и матерей.

Думаю, именно из-за пропасти между нами в почти десять лет ее перекосило только сильнее. Кажется, теперь она видит во мне соперницу, как та старая королева с волшебным зеркальцем из сказок.

Ума не приложу, как я умудрилась испортить отношения сразу со всеми, исключая Адама. Но ведь еще не вечер.

Одинцов

Пытаюсь сосредоточиться за ужином на делах, ведь в кои-то веке Адам предлагает что-то действительно интересное, но перед глазами, хоть тресни, так и стоят розовые ягодицы, едва прикрытые платьем.

Вместо оптимизации потребления энергии думаю только о том, где же мои девятнадцать, когда было так умопомрачительно прекрасно узнать, что твоя девушка вдруг не надела трусики.

Зная пристрастия Адама, легко могу представить, что именно эта пикантная деталь и была сюрпризом на его день рождения. Они ведь ехали на вечеринку, но мое внезапное возвращение на родину перекроило их планы.

Судя по всему, Адам действительно интересуется инновациями в разработке солнечных батарей, раз пренебрег даже вечеринкой. Хотя, возможно, они еще отправятся туда. Ведь в девятнадцать после полуночи жизнь только начинается.

И на этот раз на его девушке действительно не будет нижнего белья. Вообще никакого под этим тонким, ужасающе тонким платьем, которое не скрывает девичьих угловатых бедер. Ни лифчика, ни трусиков – как я уже мог лично убедиться. Ничего.

По уму я виноват. Очень перед ней виноват. Не каждый отец выкручивает руки девушке своего сына, любуясь при этом ее голой задницей.

И по справедливости должен извиниться. Но я совершенно не знаю, как и когда.

Очень часто в путешествии мечтал о хорошем ужине из любимого ресторана, но теперь мне и кусок в горло не лезет, хотя еще час назад чувствовал зверский голод.

Саша больше не поднимает глаз, не произносит и десяти слов за ужином, отделавшись от Алены и ее трепа кивками и однотипными ответами. И ежу понятно, что больше она не останется со мной наедине ни при каких условиях, а извиняться при сыне за то, что сделал, я не буду.

Не хочу рушить этот неожиданный ужин. Впервые мы с Адамом разговариваем как два взрослых человека. И мне даже интересно.

Еще бы не всплывали постоянно перед глазами ярко-розовые ареолы с твердыми сосками.

Это мог бы быть лучший вечер в моей жизни, ведь пьяной тусовке сын предпочел важную беседу о семейном бизнесе, но при этом из-за Саши это худший вечер в моей жизни.

В штанах становится тесно только оттого, стоит мне снова взглянуть, как она прикусывает губу. Или когда снова возится с чертовой лямкой.

Мой голод по женскому телу понятен. Я провел вдали от цивилизации и нормальных женщин почти два месяца, а встреча с Аленой принесла только упреки и претензии. Но это совсем не значит, что это нормально, когда у тебя стоит на девушку сына.

Она ребенок. Все еще ребенок. Между нами двадцать лет разницы, и даже для мимолетной связи я выбрал бы девушку старше. Мои женщины всегда были или ровесницы, или младше меня максимум лет на пять. Но никогда на целых двадцать.

Когда она родилась, у меня уже был сын. И вот он сидит рядом с ней и снова лезет ей под юбку. При мне. И может быть, он знает, что на ней нет белья, а может быть, это все еще приятный сюрприз для него.

Я всегда закрывал глаза на эти заигрывания, ведь Адам не в первый раз тискает при мне своих девушек. Но сейчас почему-то не могу даже смотреть на это, и мне не нравится, что мои чувства как-то очень уж напоминают… зависть?

Да. В точку.

Я завидую тому, что именно он сегодня прикоснется к ее отзывчивому молодому телу, сорвет с нее эту блестящую тряпку, которая не в состоянии удержаться даже на ее плечах.

И потом…

А вот чем мой сын займется с ней потом, лучше не думать. Просто надеюсь, мой сын умеет обращаться с тем, что у него в штанах и чем его наградили природа и мои гены.

Впервые в жизни мне хочется выпроводить сына из дома как можно скорее. Поставить Алену раком и просто спустить пар. Должно полегчать. А в следующий раз иди знай, когда мы увидимся с этой Сашей. Может, никогда, и в следующий раз Адам вообще приведет другую. В его возрасте это нормально. Ни одну его девушку я не видел дважды.

Адам фонтанирует идеями, и я впервые слушаю собственного сына с интересом. Все портят только тонкие ключицы, под которыми все чаще вздымается острая девичья грудь. К ним мой взгляд возвращается с завидной регулярностью. Но даже разговор о деле не мешает Адаму лезть к Саше под юбку.

Нет, этого я точно не могу выдержать. Пора заканчивать.

Заранее с днем рождения не поздравляют, поэтому отделываюсь обещанием позвонить завтра. Обещаю встретиться с ним через три дня, после благотворительного мероприятия, на которое он точно не пойдет. К тому, чем я занимаюсь в свободное от основного бизнеса времени, нужно прийти самостоятельно. И я ничего не выиграю, если силой отвезу Адама со мной в страну, которая завладела моим сердцем. Как и с солнечными батареями, он либо сам придет к этому, либо нет.

Наконец Адам принимается вызванивать такси, но машин нет. Оно и немудрено. За окном настоящий буран.

Вижу по глазам Саши, что она скорее пойдет пешком, чем останется рядом со мной еще хоть одну лишнюю минуту. Целиком разделяю ее чувства, но отпускать ее без белья, в тряпке и на каблуках в метель тоже не буду.

– Собирайтесь, я вас отвезу.

– Ты? – удивляется Адам.

– Я не пил за ужином, в отличие от тебя, что тебя так удивляет?

– Просто… Даже в десять лет ты отправлял меня обратно к матери вместе с водителем. А теперь вдруг вызвался сам отвезти?

Воспоминания сына царапают сердце. Прошлого не изменить, но у меня еще есть шанс не испортить будущее.

– Все равно я не вызову сейчас Гришу, уже поздно, да и погода не даст ему добраться, так что да, отвезу вас сам. Вы домой? Не подумай, что я читаю тебе морали, просто вы не выберетесь потом со своей вечеринки.

Скажи, что ты отвезешь свою полуголую девушку в кровать, а не в переполненный клуб, где каждый пьяный мужик захочет облапать ее через эту тонкую тряпку.

Адам смотрит на Сашу, и в глазах той я вижу отражение своих мыслей. Если поначалу прогулка без трусиков казалась ей веселой забавой, то больше нет. И за это она может сказать спасибо только тебе, Одинцов.

– Ты не сильно расстроишься, если мы поедем домой? Мы ведь можем повеселиться и завтра, верно, малыш? Мне так не терпится засесть за расчеты.

– Конечно! – с радостью отвечает Саша.

Пьяному угару сын предпочел дело, которое помогло мне сколотить состояние. Даже не мечтал, что доживу до этого.

Мы быстро одеваемся и спускаемся на подземный паркинг. Дороги чистят, но безрезультатно. Машина тащится со скоростью черепахи, но когда слышу с заднего сиденья: «Замерзла, малыш?» – делаю все, чтобы ехать быстрее.

Ночь, метель, романтика и молодость. Кто бы поступил иначе? Не могу винить сына, но близок к тому, чтобы заорать: «Убери руки и просто дай мне спокойно доехать до твоего чертового дома!»

В зеркале заднего вида в свете фонарей отражаются белые длинные ноги. Адам водит по ее бедрам рукой, чтобы согреть. Пальцы движутся все выше и выше.

Прямо туда.

– Холодно? – громко спрашиваю я.

Я уже врубил обогрев сидений, печку и все, что только можно было.

– Все нормально, – отвечает Адам.

Да уж тебе, конечно, нормально.

Даже в скупом отражении вижу, как закаменела Саша. Как стиснула ноги, не позволяя Адаму зайти дальше. Но мой сын умеет быть настойчивым. Его руки скользят по ее телу под пальто, а губы касаются ее.

В других обстоятельствах я бы даже порадовался за него, но сейчас почему-то не могу.

Когда-то давно я также вез друзей с дискотеки, – тогда они еще назывались именно так, а не клубами, – и вот тогда с небывалой жадностью следил за происходящим на заднем сиденье. Ведь по прибытии я присоединился к ним, но кто бы мог подумать, что по прошествии лет я превращусь в старого брюзгу, который будет так сильно против прелюдии в машине.

Я теперь как те бедные таксисты – должен просто смотреть на дорогу. И не думать. Не вслушиваться в шорохи. Не обращать внимания на ножки, которые она все-таки слегка расставила для него шире.