Текст книги "Невеста моего сына"

И вот я здесь, в метро, куда не спускался уже лет пять, как чертов бедный студент, выслушиваю от нее какой-то бред про возраст и пенсионеров. Надеялся, что еще смогу уговорить от поездки, но стоило ей заговорить о львах, и это уничтожило мою решимость.

Одной из немногих женщин моей жизни, с которой я до хрипоты обсуждал поведение больших кошек, была Зина. Но с ней я никогда не хотел сделать и десятой доли того, что хочу рядом с белобрысой Александрой. Почему так?

Только поцелуем я могу наконец-то заткнуть ей рот, потому что ее дерзость затмевает разум так же, как сладкий дым самокруток, которые курят пигмеи.

Когда я веду языком по приоткрытым для меня губам, остальной мир меркнет. Перестает иметь хоть какое-то значение, и все мои чувства сосредотачиваются на женщине, которую я держу в своих руках. Сколько времени я пытался убедить себя, что в свои девятнадцать она еще ребенок? Скорее я сам бы состарился, чем убедил себя в этом.

Тщетно.

Ее поцелуй отвечает за нее, она – женщина. Желанная, отзывчивая, невыносимая, хрупкая.

От удивления она ахает прямо мне в губы. Замирает, оставляя меня гадать, неужели так и не ответит? Каменеет под моими руками, пока я языком очерчиваю ее губы. Я уже готов отступить, позорно капитулировать ни с чем, как вдруг она отвечает на поцелуй.

Чувствую, как вытягивается под моими руками и с таким неожиданным напором переплетает наши с ней языки, что сердце чуть не выпрыгивает из груди.

Ее руки ложатся мне на плечи, а ногти царапают чувствительную кожу на затылке, ероша волосы.

– Хватит…

Моргаю.

Чужой женский голос разрушает иллюзию. Возвращает меня на землю. В кровать, где передо мной распласталась совсем другая обнаженная женщина, в которую я врезаюсь бедрами.

Твою мать.

Темные, рассыпавшиеся по простыням волосы слишком непохожи на платиновый шелк с ароматом персика, прикосновение к которым до сих пор помнят мои руки.

– Я больше не могу, – стонет Алена. – Хватит! Три оргазма мне было более чем достаточно за ночь.

Отпускаю ее бедра, в которые впился пальцами до синяков. Она падает на кровать и стонет, подтягивая колени к груди.

– Каждый день по два раза! Николай, я не могу так, – ворчит она. – Почему у тебя так стоит? Это ненормально!

– Спи, – грубо обрываю ее.

Поднимаюсь с кровати, но опять слышу:

– Серьезно! Это ненормально! Чтобы в твоем возрасте у мужика так стояло! Я ходить больше не могу, а тебе хоть бы хны…

– В каком возрасте? – рявкаю громче.

Еще одна хочет записать меня в старики.

Хватаю халат и, не зажигая света, иду в душ. Мимоходом смотрю на часы и понимаю, что можно уже не ложиться. Выспаться все равно не удастся. Стыковочный рейс в Стамбул у нас в пять утра, так что выезд из дома совсем скоро.

Время для сна я, как бы сказать мягче, про… зевал.

Сбрасываю халат и встаю под прохладный душ. Сверху вниз смотрю на причину всех моих бед. Ну какого черта тебе надо? Багровый член качается тяжелым маятником. Похоже на извинения за то, что кончить с другой женщиной для него теперь миссия невыполнимая.

Не после того, что случилось в метро три дня назад.

Упираюсь лбом в прохладный кафель, подставляя под прохладные струи напряженное тело. Закрываю глаза в надежде, что вода все-таки принесет облегчение.

Как бы не так.

Стоит закрыть глаза, я снова вижу ее.

Александра.

Черт. Нет, это ненормально.

Я запомнил каждую деталь того вечера. Ее растрепанные под моими руками волосы. Горящие темным пламенем глаза. И особенно ощущения от прикосновения с ее горячим, как ад, ртом.

Когда в последний раз я так упоительно целовался? Да хрен его знает. Что такого может быть в поцелуях, если можно приступить сразу к делу?

Не касаюсь члена. Нет, нет и нет.

Я не буду фантазировать на ее образ и ее губы.

Тяжелый маятник упрямо качается из стороны в сторону, пока я выключаю воду и, намотав на бедра полотенце, иду одеваться.

Нет, я сказал!

Я так надеялся, что незаменяемых женщин нет. Но ошибся.

И теперь остался со стояком и совершенно затраханной женщиной, которую даже не замечаю в своей постели. Секс с ней безликий, безвкусный, а теперь еще и заканчивается без оргазмов для меня. В какой бы позе она ни стояла, как бы глубоко ни глотала, показатель моего удовольствия равен нулю.

Кровь кипит в жилах только, если вспомнить другую. То, как она вся под моими руками вытянулась в струнку, поднимаясь на носочки, лишь бы ответить на мой поцелуй.

Помню, как пальцы пробежались по ее ребрам. Как другой рукой зарылся в распущенные мягкие волосы. Проклятый свитер без горла на ощупь оказался таким мягким, нежным и податливым, что я больше не мог его ненавидеть.

Это я прервал тот поцелуй. Начал первым и первым же его оборвал. Дождался ее стопроцентной отзывчивой реакции, а после просто развернулся и ушел.

С того вечера в метро Александру я больше не видел. Надеялся за это время буквально вытрахать из своей памяти ее губы, но уже через пять часов мы окажемся в замкнутом пространстве кабины самолета. А следующие сорок дней она будет постоянно рядом.

Маятник между ног в ответ одобрительно качнулся.

С сыном я в оставшиеся до поездки дни тоже не виделся. Оправдывался тем, что совершенно нет свободного времени из-за подготовки. Только думал каждый разговор с Адамом: что, если они помирились и Александра рассказала ему о том, как я на нее набросился?

Но Адам никак не выказывал недовольств и не звонил с проклятиями. Только уточнял необходимые характеристики батарей и отключался.

Похоже, Адам оказался обидчивым. И не простил девушке того, что она не поделилась новостью сама. Хотя, зная Александру и то, сколько она готовилась, по словам Зелинского, я скорее поверю в то, что Адам ни во что не ставил ее собственные интересы, при этом, впрочем, не упуская случая поговорить с ней о солнечных батареях. Он убежал из ресторана, но не пошел за ней. А я пошел.

Одевшись, привычно тянусь в карман повешенного в шкафу пиджака, но там пусто. В очередной раз забыл о том, что вернул ей трусики. Непонятно только, почему перекладывание ее белья из одного пиджака в другой уже стало для меня таким незаменимым утренним ритуалом.

От безделья еще раз проверяю «от и до» снаряжение, которое везу с собой. Да и к чертям сон этой ночью. Так лучше будет.

Тогда меня срубит прямо в кресле сразу после взлета. А значит, не будет желания глазеть по сторонам, пожирая глазами тонкую шею или платиновые, собранные в пучок на затылке, локоны, которые пахнут персиками.

Я твердо решил, что в Уганде Александру поставлю в пару к Зине, и плевать, что раньше студентами занимался лично. Ночевать в палатках и отелях буду с Аленой. Так мы с ней почти не будем пересекаться. Должно сработать. Я взрослый мужчина, в конце-то концов. Почему член вообще управляет моей жизнью? А как насчет мозгов?

Когда приходит время, бужу Алену, которой нужно подняться раньше, чтобы накраситься и привести себя в чувство. Не стесняясь, она материт меня за ночные подвиги и плетется «рисовать лицо». Все время, что мы проводим вместе, мы почти не разговариваем. Мне кажется это нормальным. Ведь не могут люди, которые и так проводят двадцать четыре часа в сутки, постоянно трепать языком? Откуда столько тем для обсуждения? Еще и утром?

В аэропорту оставляю машину, которую после заберет Гриша, и выгружаю снаряжение. Гружу в тележки, но на подходе к аэропорту натыкаюсь на радостную толпу студентов с плакатами, которые шумно и с песнями кого-то провожают. С душой подошли к проводам, ничего не скажешь.

Холодею, когда слышу песню из «Москва слезам не верит».

– Александра, Александра… – поют они нестройным хором.

Тут же нахожу ее.

Нет ни одного гребаного шанса, что я могу пропустить ее в толпе. Только не ее.

С собранными в неизменный высокий пучок волосами, Александра улыбается долговязому парню, который лапает ее во время дружеских объятий. Прекрасно вижу, что она пытается вырваться, и едва сдерживаюсь, чтобы не гаркнуть на пацана, но на выручку Александре приходит подруга. Велит мудаку отойти в сторону и сама обнимает ее, а после замечает меня и что-то говорит Саше на ухо.

Та моментально вытягивается, напрягая спину, как солдат при виде генерала, но при этом так и не поворачивается ко мне лицом.

Ну и ладно. Меня это не задевает и задевать не должно.

Просто интересно, как много Александра рассказала подруге? Обсуждала с ней, как всегда делают это девчонки, до глубокой ночи свой первый со мной поцелуй? А может, наоборот, чистила зубы до кровоточащих десен и рассказывала подружке о том, до чего это была ужасная и противная ошибка?

Замечаю, что Адама в толпе студентов нет. И впервые допускаю мысль о том, что будет, если к тому времени, когда мы вернемся, Адам уже найдет себе другую?

С другой стороны, Александра тоже еще может встретить кого-то, кто будет лучше подходить ей по возрасту. Они оба с Адамом слишком молоды. А первые отношения чаще всего обречены на провал. Судя по количеству парней вокруг, скучать она долго не будет.

Но если они будут не вместе, как сын в таком случае отреагирует, если я когда-нибудь все-таки решусь на этот шаг? Все равно будет злиться?

А вдруг что-то может получиться?

– Надо поговорить.

Алена словно возникает из ниоткуда. С удивлением перевожу на нее взгляд. Мне бы привыкнуть, что она теперь постоянно рядом, но не получается.

А ведь я собственными же руками связал себя этим предложением, а Алена теперь так легко не сдастся. Она сделала все прививки и получила необходимые сертификаты, терпеливо прошла инструктаж о поведении в местах, где живут дикие животные. И даже продержалась эти дни, пока я спал с ней, эмоционально не включаясь в процесс.

– Сейчас у нас уже регистрация на рейс. А мне нужно еще зарегистрировать снаряжение. Сейчас мне некогда трепаться.

– Ну тогда в самолете, – пожимает она плечами. – Или в Стамбуле. Мы ведь проведем целых пять часов на стыковке между рейсами, верно? Чем-то же нужно будет заняться.

И я обязательно найду чем заняться, но разговаривать? Пять часов? С ней?

– Во время полета я буду спать, – отрезаю я.

– Да, в самолете тебе лучше поспать, – неожиданным елейным тоном произносит она. – Выглядишь уставшим после этой бессонной ночи, дорогой, – она смахивает с меня невидимую пылинку, бросая быстрый взгляд поверх моего плеча.

Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, на какого зрителя рассчитан этот спектакль. Разъяренная фурия с платиновыми волосами тут же проносится мимо, исчезая первой в людском потоке.

Алена провожает ее глазами, а после снова смотрит на меня, улыбаясь ярко-накрашенными губами. Она даже не пытается скрыть торжество во взгляде, в котором ясно читается, что теперь никуда мне от нее не деться.

– Нам определенно есть о чем поговорить, Николай.

Одинцов

Говорить я не собираюсь. Даже если бы Алена знала, как создать вечный двигатель или обрести бессмертие, я бы не изменил своего мнения.

Все разговоры после взлета, как только оказываюсь в своем кресле, пресекаю на корню. Прошу у стюардессы стакан томатного сока, после втыкаю в уши музыку, складываю под голову куртку, не забыв предупредить стюардессу о том, чтобы меня ни в коем случае не будили во время разноса еды. От голода за три часа полета не умру.

Алена сидит в кресле с таким видом, что есть вероятность того, что обивка ее кресла скоро самовоспламенится. Но мне плевать. Я давно научился спать в любых условиях. Для крепкого сна мне не нужны ортопедический матрас, комфортная температура в спальне или анатомическая подушка. И даже пристальный взгляд не помеха.

Александра где-то рядом, я слышу ее тихий смех, и этот звук помогает быстрее успокоиться и заснуть. Хотя думал, будет ровно наоборот.

Разбудил меня чувствительный тычок между ребер. И это явно не стюардесса постаралась.

– Выспался? – рычит благоверная. – Мы идем на посадку.

– Ага, – поднимаю кресло и сажусь ровнее. – Теперь я собираюсь поработать, плотно поесть и проспать оставшуюся дорогу от Стамбула до Уганды. Никаких бестолковых разговоров, ясно?

Одно только выражение ее лица сказало мне все, что она думала обо мне в этот момент. А ведь это только начало. Впереди сорок дней вдали от цивилизации. Как долго она продержится? И зачем я ее провоцирую, если сам же выбрал на роль громоотвода?

Самолет, дернувшись, замер, и люди стали вскакивать с мест. Понял, что даже не могу смотреть на Алену долго. Секунда, и вот я уже отвожу взгляд в сторону и ищу взглядом белобрысый, вероятно, растрепавшийся после полета пучок.

К сожалению, не могу найти его в мельтешащей перед глазами толпе.

Поэтому поднимаюсь во весь рост и моментально чувствую, как в груди теплеет. Да, вон она, здесь. За два ряда от меня.

На Александре очки в темной оправе, она кивает, прикусывая кончик карандаша, и внимательно слушает Зину. Судя по всему, три часа полета даром не прошли. Зина о многом может рассказать Саше, которая в такой экспедиции впервые, и по ее выражению лица понимаю, что она впитывает любую информацию с благодарностью и восторгом.

Саша прячет уже знакомый потрепанный ежедневник, ручку и очки в рюкзак, который легко набрасывает себе на плечо. Сегодня она не оставила открытой ни одну частью своего тела. Вняла моим предупреждениям? Или просто случайность?

На ней плотная водолазка цвета десертного вина, перетянутая широким черным поясом, на ногах узкие темные джинсы и полуботинки. Она собрана, серьезна, и по ней видно, что она готова учиться и еще раз учиться.

– Может, ты мне поможешь?

Перевожу взгляд на Алену, которая пыхтит над тремя сумками с логотипом дома высокой моды.

– Это твоя ручная кладь, не моя. Я сейчас должен проверить и проследить за погрузкой хрупких инструментов, и для этого у меня должны быть свободные руки. Ты знала, куда едешь, – пожимаю плечам. – Это не Бали и не Пхукет.

Никто не тащит чужие рюкзаки в экспедиции. Пусть привыкает, что весь вес, который у нее с собой, нужно нести только на себе. Там нет носильщиков, такси, а я не мальчик на побегушках, который будет с радостью возиться с ее сумочками.

Я жду взрыв. Но он не наступает.

Алена только касается кольца с бриллиантом, проворачивает его на пальце, а после молча возвращается к своему багажу.

А она крепкий орешек.

– Николай Одинцов! – слышу свое имя.

– Кстати, это за мной, – говорю Алене и выскальзываю в забитый людьми ряд.

Из самолета с помощью стюардессы выхожу первым. И пока все пассажиры садятся в автобусы, проверяю целостность груза. Работники таможенного контроля бесцеремонно перекидываются чемоданами рядом со мной, но моего груза им касаться строго запрещено.

Когда все закончено, расписываюсь в планшете о том, что снаряжение прибыло в Стамбул в целостности, и бегу в уже забитый автобус, который ждет только меня. Другой автобус уже уехал. Наверное, вместе с Аленой. Понятия не имею, в какой из них она села.

Место есть только на подножке, у дверей, которые тут же с тихим шорохом закрываются за моей спиной. Автобус трогается с места, и я хватаюсь за поручень, чтобы устоять на ногах.

И тогда же легкие наполняются ароматами персиков. Передо мной стоит именно Саша. В забитом автобусе я не могу сдвинуться от нее ни на шаг, и сейчас обтянутая темными штанами девичья задница вжимается прямо мне в пах.

– Хорошо прошел полет, Николай Евгеньевич? – Зина стоит ко мне лицом, прямо перед Сашей.

Вижу, как спина Саши мигом напрягается.

О, Зина, знала бы, насколько все ужасно.

– Да, с оборудованием все в порядке, – хрипло отвечаю я, пытаясь отодвинуться.

Саша делает то же самое, но в забитом автобусе любые маневры обречены на провал. И получается, что она только трется ягодицами о мои бедра, не сдвигаясь ни на сантиметр. Как и я. Это слишком похоже на другой танец, который я мог бы исполнить с ней, но не здесь же.

Впиваюсь пальцами в ее бедра и цежу прямо в ухо:

– Просто. Замри. На месте.

Аромат персика, исходящий от ее волос, забивает легкие, будит не утихшее за ночь желание, которое медленно крепнет в штанах от этой опасной близости.

А ведь не хотел ее больше касаться. Но теперь, волею случая, моя рука снова на ее узких бедрах. Острые лопатки так соблазнительно выпирают на ее напряженной спине прямо передо мной, а бордовая ткань тонкой водолазки буквально позволяет пересчитать ее позвонки, убегающие ниже, под широкий пояс.

Что я и делаю. Но не взглядом.

Рукой. Потому что не касаться ее, когда она так близко, невозможно.

Аккуратно, оставаясь незамеченным для всех остальных пассажиров, провожу подушечками пальцев по ее позвоночнику от поясницы до самой шеи. И вижу, как от моих прикосновений ее кожа чуть ниже линии волос покрывается мурашками.

Крылья тонкого носа раздуваются, а желваки играют на стиснутой челюсти. Александра все-таки поворачивается ко мне вполоборота, прожигая штормом в потемневших, без единой искорки глазах.

– Ох, а я вас и не заметила. Доброе утро, Николай Евгеньевич.

Клянусь, она выплевывает мое имя, как надоедливую безвкусную жвачку. Скрыть презрение она не пытается даже ради Зины, которая стоит непозволительно близко. Вот кто взрывается при любой малейшей возможности и у кого нет той брони, какую успела отрастить Алена. Все ее эмоции как на ладони.

– Просто хочу убедиться, что у тебя действительно нет проблем с осанкой, – тихо произношу я.

Я сошел с ума. Не иначе. Но мне нравится дразнить ее, ходить по краю, даже зная, что нельзя пересекать черту.

Во второй раз веду рукой сверху вниз по центру ее спины, но задерживаюсь между лопаток. Если я так хорошо вижу ее позвонки, то должен чувствовать и бюстгальтер.

Но ничего нет.

На ней нет лифчика, чтоб ее черти драли! Перед глазами темнеет, и только одна часть моего тела рада такому решению Александры. Член салютует ей, распрямляясь в полный рост. А она – клянусь, специально! – немного трется об него ягодицами.

Черт возьми, если со мной ей найти общий язык не по силам, то подход к этой дубине она нашла сразу же.

– И почему у тебя такие сложные отношения с нижним бельем, Александра?

От моих слов она вздрагивает всем телом.

Теперь понятно, почему тут парень возле аэропорта так жаждал ее затискать. Я бы поступил точно так же.

Автобус останавливается у входа в здание стамбульского аэропорта, и я выпрыгиваю первым. Скидывая на ходу куртку, набрасывая ее на сгиб локтя, чтобы скрыть предательские реакции своего тела. А то турецкие пограничники решат, что я чересчур люблю их родину.

Саша

За пять часов стыковки между рейсами в стамбульском аэропорту имени Ататюрка к нам должны присоединиться и другие члены экспедиции, но, как обычно, все идет не по плану.

Я рада, что могу помочь Зине со сборами «потеряшек».

Пока бегаю между гейтами, чтобы собрать опоздавших, Зина обзванивает тех, у кого включен роуминг. И хотя бы в это время мои мысли не заняты исключительно Одинцовым.

Мужчиной, которой за каких-то неполных две недели перевернул мою жизнь с ног на голову.

И продолжает делать это каждую нашу встречу.

Вместо того чтобы держаться в стороне, Одинцов только подначивает мое любопытство. Подкидывает все новые необъяснимые поступки, которые загоняют меня в тупик.

Зачем он вообще поцеловал меня в метро? Зачем бросился следом за мной из ресторана? Все оставшееся до перелета время я ломала голову над этими вопросами, но вот я уже в Турции, а по-прежнему не нашла ответов. А к прежним вопросам прибавились новые – зачем дразнил в автобусе?

Я совершенно не понимаю его чувств и не знаю, что он думает обо мне. Но судя по тому, как меняется выражение его лица при виде меня, единственное, что он испытывает ко мне, это ярость.

Ладно.

Еще эрекцию.

Я не была уверена в свои ощущениях в метро, но сегодня, в автобусе, гарантированно убедилась. Николай Одинцов еще не настолько стар, как мне думалось в нашу первую встречу. А Алена уже дважды зачем-то расписала при мне его постельные подвиги.

Черт возьми, я снова думаю не о том!

Хочется приложиться головой о колонну между гейтами восемь и девять, где, по поручению Зины, я вылавливаю заблудившегося путешественника из Индии, но меня останавливает только то, что если меня арестуют, ни в какую Африку я не улечу. Да и вряд ли даже сотрясение вытряхнет из моей головы Одинцова.

И мысли о нем без одежды.

Черт возьми, он мой без пяти минут женатый начальник и вдобавок отец моего парня, а мой ум занимает только его член! Это ненормально, Саша!

Я надеялась, может, в автобусе это не было реакцией именно на меня? Иди знай, чем они занимались с Аленой во время полета. У них медовый месяц, и может быть, у всех счастливых женихов всегда такое… Кхм, приподнятое настроение.

Я бы с радостью поверила в то, что Одинцова возбуждает его невеста, но до сих пор не забыла его пораженческое: «Хочу», которое он прошептал мне в метро.

«Очень хочу», если быть точной.

Может быть, поэтому он и злится на меня? У него есть невеста, а тело подводит, хочет другую. Вполне весомая причина для ненависти, ведь я…

Девушка его сына.

Бывшая, наверное, но все же. Хотя мы с Адамом так и не поговорили до моего отъезда. Он так и не позвонил, а я не считала, что должна пытаться первой загладить недоразумения.

А может, и не хотела.

Ведь я ответила на неожиданный поцелуй Николая в метро.

Крышесносный, сильный и такой решительный поцелуй. И тесные, боже, до чего это были тесные и сильные объятия. Казалось, ребра хрустнут, когда он прижал меня к себе. Когда он коснулся моих губ, я забыла обо всем на свете. Растворилась во властном напоре, с которым он раздвинул мои губы языком. Он брал то, что хотел. С ним не могло быть иначе.

А потом он отшатнулся от меня, как будто понял, с кем он и где, развернулся и просто ушел. И самый невероятный поцелуй в моей жизни стал самым постыдным.

Я так никому и не призналась, что целовала его в метро. Просто не могла слова вымолвить. И сама поверить в не могла, что не оттолкнула, не осталась стоять с надменным выражением лица. Стоило ему меня коснуться, как я поплыла, как ледяная шапка под озоновой дырой. Как так?

Кристине сказала только, что поругалась с Адамом, она и то сразу стала уговаривать помириться. Ведь он такой богатый, внимательный, заботливый и прочая, прочая, прочая.

Как рассказать, что теперь я и сама не знаю, чего хочу? И что она подумает обо мне, если, даже официально не расставшись с парнем, я уже целуюсь с его отцом?

Он отец моего парня, господи! Ему тридцать восемь!

Но, кажется, даже возраст больше не пугает меня, как раньше.

– Уверена, Адам может спать спокойно, пока ты в Африке. Ведь за тобой в этой экспедиции присмотрит сам Николай Евгеньевич! – сказала мне перед полетом Зина, а я только криво улыбнулась, сжимая подлокотники кресла. – Ты побледнела. Не любишь летать?

И вот еще один, уж точно не лучший момент, чтобы откровенничать о том, что, вообще-то, я рассталась со своим парнем и теперь думаю, как бы подкатить к его без пяти минут женатому отцу!

Путешественник из Индии все не появлялся, и я все-таки коснулась лбом холодной поверхности колонны. А предварительно убедившись, что никто не бежит ко мне с наручниками, даже легонько треснулась об нее головой.

Но разве это поможет выбить его из моей головы?

За эти несколько дней, что мы не виделись, я поверила в то, что теперь всю экспедицию Николай, судя по его поведению, собирается держаться от меня подальше. Как потом случился автобус.

И его пальцы на моей спине.

Он мог бы поднести к моей коже горящую спичку и просто сжечь одежду, эффект был бы такой же. Я чувствовала себя голой рядом с ним, и плевать, что у меня даже водолазка была с высоким воротом. Только лицо и руки были голыми, но, кажется, впору покупать в Турции паранджу.

Когда Николай касается меня, я перестаю дышать. В груди сразу же щемит от восторга, а перед глазами мелькают звездочки, как от сотрясения. Ни на одного мужчину я еще не реагировала так остро, особенно когда от бергамота с лимоном сердце заходится в рваном галопе, а градус тела стремительно повышается.

И что самое поразительное. Совершенно не важно, раздета я, как в первый раз, или одета, как сейчас в автобусе, реакция на меня у Николая Одинцова, как у собаки Павлова, – моментальная.

И впечатляюще твердая.

После объятий в метро я все-таки не была уверена, чем конкретно он вжался в мое бедро. Но после случая в автобусе я четко поняла – это был не телефон.

И даже не планшет.

Нет, нет. Все намного прозаичней.

А еще, теперь я знаю, что Одинцову есть чем впечатлить женщину. И это не только богатырский рост или косая сажень в плечах.

Если раньше его возраст пугал, то теперь он производит на меня совсем иное впечатление. Хочется узнать, чему он успел научиться, учитывая его многолетний опыт… Ведь наверняка он точно умеет пользоваться тем, что так замечательно ощущается даже через одежду и чем его, как мужчину, наградила природа.

Боже!

О чем я только снова думаю?!

– Вы Саша? – слышу от парня с огромным туристическим рюкзаком за спиной, который не оставляет сомнений в том, что он тот, кто мне нужен. – Мне только что звонила Зина, описала вас и сказала ждать здесь. Я Витя.

– Да, это я. Добрый день! Вы ведь только из Индии? Как так? Из одной экспедиции в другую?

Молодой и загорелый Витя в видавших виды походных ботинках ослепительно улыбается.

– О, просто я ненавижу цивилизацию! – смеется он. – Изучал в Индии тигров, а сейчас буду помогать Нику со львицами. Вы тоже биолог или просто как туристка едете?

– Давай на «ты», – улыбаюсь я. Судя по внешнему виду, он немногим старше меня. – Я студентка, выиграла грант.

– Поздравляю! Это отличный шанс! Правда, я так и не закончил обучение, – смеется Витя. – Как уехал на втором курсе с Ником, так и странствую по миру до сих пор. Люблю больших кошек.

Вместе мы дошли до кофейни, в которой члены экспедиции организовали штаб и уже заняли все столики. Многие были знакомы между собой, потому что, как и Витя, путешествовали не впервые.

Цивилизацию Витя, может, и ненавидел, а вот поговорить явно любил. Я только успевала кивать, вставить ни слова он не давал. Витя пожал руки первому именно Одинцову, а после обошел остальных, при этом продолжая рассказывать истории про индийские джунгли и стычки с тиграми и не отпуская меня ни на шаг.

Было неловко прервать его, потому что казалось, он, как Робинзон, впервые вырвался к людям после долгих странствий по странам, где мало кто понимал русский.

Да и смех у Вити был заразительным, так что я сама расхохоталась, а потом и поняла, что наконец-то расслабилась рядом с ним, а то после случившегося в автобусе так и стояла с ровной спиной, как будто штырь проглотила.

Мы заняли место у стойки, и Витя угостил меня кофе.

– Что-то наш начальник сам не свой, – нагнулся ближе ко мне Витя. – Таким хмурым я его еще не видел, даже когда мы остались без крыши над головой во время тропического ливня. Или когда мы в ЮАР остались без провизии, он и то улыбался больше. Чем вы ему тут не угодили?

Я мельком обернулась, чтобы убедиться – мрачный Одинцов сидел перед бумагами и смотрел невидящим взглядом в экран тонкого ноутбука, а рядом с ним за столом весело щебетала по телефону Алена. Кажется, он пытался работать, но бессмысленный разговор с подружкой не давал сосредоточиться.

Я бы сказала, что это его естественное состояние, но спорить с Витей не стала. Витя знал Николая лучше, я же только таким его и видела – мрачным, недовольным, хмурым. При мне он редко улыбался. А мне – так вообще никогда.

– Наш начальник теперь с невестой, – ответила подошедшая к нам Зина. – Мы тут ни при чем. Ну, привет, Робинзон. Вот ты бороду, Витька, отрастил! Пытаешься переплюнуть Конюхова?

Витька чуть шею не вывернул.

– С невестой? – хмыкнул он. – Это она, что ли? Я думал, кто-то из работников аэропорта. Неужели она еще и едет с нами в этой шубке и на каблуках?

Зина шлепнула его по руке и процедила:

– За словами следи, лесоруб.

А потом вздрогнула и шепнула быстро:

– А ну тихо, она к нам идет!

И действительно, Алена, перестав говорить по телефону, изящно выскользнула из-за стола, взбивая на ходу блестящие темные локоны. Подошла к нам, широко и приветливо улыбаясь. И с прищуром взглянула на доску с меню, написанном на английском.

– Ох, – вздохнула она. – Николай попросил меня сделать заказ, но я совсем не понимаю, что здесь и как. Поможешь мне, Саша? Ты ведь знаешь английский?

– Кхм, ну да. Какую позицию меню вам перевести?

– О, просто закажи ему что-нибудь, а я пока схожу в отдел с косметикой. Представляешь, они продали мне ночной крем вместо дневного! Вот до чего доводит незнание языка. Пойду, поменяю, пока мы не улетели.

– Так вы… Хотите, чтобы я сама заказала еду для Николая Евгеньевича?

– Ну да, – широко улыбнулась Ален. – И поскорее! У нас была насыщенная ночка, а в самолете его просто тут же сморило, ты же понимаешь, о чем?

Невероятным усилием воли заставила себя расслабить сжатые в кулаки руки. Но ответить не смогла. Только кивнула.

– Ну вот и здорово, а я побегу менять крем.

Она помахала мне рукой, на которой снова блеснул бриллиант. Развернулась на каблуках и с невозмутимым видом поцокала в сторону отдела с косметикой.

– Тебе лучше бы поторопиться, подруга, – доверительно прошептал Витя. – А то, судя по виду начальника, на завтрак он готов съесть даже тебя.

Саша

– Что это? – спросил Одинцов, когда я поставила перед ним тарелку.

– Ваша еда.

– Разве я похож на жвачное животное, которое может питаться одной травой?

Ох, черт возьми. Так вот почему Алена сбежала.

Одинцов и до этого не пылал радушием, а уж теперь, когда был голоден, стал по-настоящему невыносим. Ну, спасибо, Алена, за подставу.

Сапфировый взгляд вонзается в меня острым кинжалом.

– Так ты объяснишь мне, что это за еда и где нормальная?

– Это салат с руколой и помидорами, – терпеливо объяснила я, как будто он был слепым.

Одинцов даже отодвинулся немного и посмотрел на меня снизу вверх с нескрываемым презрением в злых сапфировых глазах.

– Я вижу, что это салат. Поэтому я и спрашиваю, с чего ты решила, что я буду завтракать салатом? Похоже, чтобы я держал диету?

Витя, оставшийся у барной стойки, возле которой пил кофе вместе с Зиной, перехватил мой взывающий о помощи взгляд и показал два больших пальца. Держись, мол, ты сможешь.

Я поставила на стол возле салата стакан с ярко-красной густой жидкостью.

– Еще я принесла вам томатный сок.

– Сок и салат, – повторил Одинцов раздраженно. – Потрясающе. А настоящая еда есть? Почему ты выбрала для меня именно этот набор худеющей барышни? Не надо приписывать другим людям свои вкусы, Александра!

– Я заказала именно эти блюда, потому что вы жить не можете без помидоров, Николай Евгеньевич.

В кафе вдруг воцарилась тишина. Бесплатный театр, добро пожаловать! Занимайте места в первом ряду.