Текст книги "Невеста моего сына"

Все-таки смог. Мой парень.

Но лучше бы он этого не делал.

– Приехали! – громко возвестил я. – Приятно было познакомиться, Александра.

– Спасибо, отец. Хорошего вечера!

– И тебе, – проскрежетал я в ответ, выезжая из сугроба. – И тебе.

Саша

На заднем сиденье шикарного внедорожника Одинцова-старшего мне уж точно было не до заигрываний. Сначала я пыталась стряхнуть руки Адама со своих бедер, но намеков он не понял. Я же не могла вытерпеть этого при его отце. Особенно если учесть, что сидела посередине и очень даже хорошо отражалась в зеркале, в котором иногда ловила сапфировые быстрые взгляды.

Но в какой-то момент Адам с силой, невзирая на мое сопротивление, все-таки раздвинул мои ноги. Я опешила от такого поворота и едва не наорала на него. Спасло только то, что мы уже приехали. Иначе я бы влепила ему пощечину прямо при отце и тогда брела бы по сугробам в поисках попутки. А при моем нынешнем виде это чревато.

Моего недовольства Адам явно не понял. Тепло попрощавшись с отцом, он притянул меня к себе уже в лифте, стоило нам войти в новостройку, где отец на совершеннолетие купил ему квартиру.

Теперь мы были одни, и наконец-то можно было прояснить ситуацию, так что я отстранилась. Посмотрела на своего парня и почувствовала слабый укол разочарования – его глаза не были такими ярко-синими, как у отца, скорее, дымчато-серыми. А ведь мне раньше нравился цвет его глаз.

– Не надо было делать этого при отце, Адам.

– А что не так? – удивился он. – Отец давно в курсе, что я, вообще-то, даже сексом занимаюсь.

Да, но этой ночью ты хочешь заняться им со мной.

И Одинцов-старший тоже об этом знает.

Еще один странный укол, как будто таблетка не в то горло попала. Черт. Да почему меня это так задевает? Встряхнула влажными от снега волосами, как будто могла выкинуть отца Адама из головы в буквальном смысле. Какого черта он стал незримым третьим в наших отношениях? Даже сейчас, когда его нет рядом!

– Послушай, Адам. Я была против и держала ноги крепко сжатыми. Разве это не было понятно? А ты применил силу и сделал в машине все по-своему.

Адам пожал плечами.

– Я думал, ты просто дразнишь меня.

– «Нет» значит «нет», Адам.

Он поднял руки.

– Да понял я, понял. Что ты взъелась так, Саш? При отце тебя не трогай, а сейчас прямо послушать, так я чуть ли не насиловать тебя собрался. «Применил силу», господи! Я просто гладил твою коленку.

Лифт открылся, и мы молча вышли на этаже.

Мы встречались почти год, – девять месяцев, если быть точной, – но я до сих пор жила в общежитии университета и только иногда ночевала у Адама на выходных. Меня это устраивало. Раньше.

Сегодняшний же вечер вымотал меня подчистую. Впервые я пожалела о том, что в такие вечера у меня даже не предусмотрены пути для отступления. А ведь так хотелось вернуться к себе, надеть любую пижаму и свернуться клубком под одеялом, надеясь, что сапфировые глаза чудесным образом сотрутся из памяти. Зачем он смотрел в зеркало? Не насмотрелся в туалете? Он бы еще вслух Адама предупредил о том, что я сижу без нижнего белья.

Адам распахнул дверь и включил верхний свет. Сбросил свою куртку и подошел ко мне сзади, обнимая за талию.

– Иди ко мне, Саш, – прошептал Адам, снимая с меня пальто и целуя в плечо. – Сейчас я сделаю так, чтобы ты расслабилась.

Но я почему-то дернула плечом, не давая ему снять с меня пальто.

– Да что теперь-то началось?! – рявкнул Адам.

– Нет настроения. Прости… Я, наверное, поеду.

– И куда ты поедешь, ненормальная? Там к утру разве что расчистят. Нормально же все было, что случилось?

– Просто я… Не понравилась твоему отцу. И…

– Глупости.

Адам легко поцеловал меня в щеку и снова потянулся к верхней одежде.

– Раздевайся, Саш, – промурлыкал он. – Уже полночь. Мой день рождения официально наступил, хочу отметить это с тобой.

– А где твоя мама, Адам?

Он резко отстранился.

– Нет, ты серьезно? Я не хочу говорить об этом сейчас! Я вообще не хочу больше говорить ни о чем, Саш! Я хочу оказаться в постели со своей девушкой, но ты сегодня просто невыносима!

– Просто ты никогда не рассказывал о своей семье.

Адам шумно втянул воздух через нос.

– Не о чем рассказывать. Мама умерла от рака, когда мне было три. А отец всю жизнь работал, попутно пропадая на месяцы в разных частях света. Что тут интересного?

– Да так… А у них с Аленой все серьезно?

– Мне-то откуда это знать, Саш? – всплеснул руками Адам. – Короче, понятно. Я в душ, потом спать.

Он развернулся и ушел в ванную комнату, оставив меня одну в коридоре.

Я посмотрела на летние туфли, голые ноги и пальто, которое не могло согреть, учитывая, что под ним я была почти что голая. И даже позвонить некому, чтобы меня забрали и увезли домой. А пешком идти в ночь и метель – самоубийство.

Нехотя стянула пальто, нашла тапочки и прошла на кухню. Поставила чайник, обхватила себя руками и посмотрела на снежную сказку за окном. Хлопнула дверь ванной, но на кухню Адам не зашел. Сразу пошел в спальню, а после выключил свет.

Наша первая ссора. В его день рождения. Класс.

И «благодарить» за это надо Одинцова-старшего.

Одинцов

– Куда теперь, Николай Евгеньевич? – спросил Гриша, когда я вернулся в машину.

– К университету, Гриш, – ответил я, расстегивая пуговицы пиджака. – Последняя остановка на сегодня.

– Понял.

Откинулся на спину, на миг прикрыв глаза, пока он вливался в городской трафик. Голова гудела. На пребывание в Москве я оставлял слишком мало времени, а поэтому за тот короткий период нужно было решить так много вопросов, что в сутках едва хватало часов. Этим я и занимался последние несколько дней, прошедших с моего возвращения.

У моих заместителей или партнеров не было полномочий на решение этих вопросов, а передать дела мне по-прежнему было некому. До этого дня Адама не интересовал семейный бизнес, но его внезапный интерес давал шанс, что однажды я смогу еще меньше вопросов решать удаленно, а остаток жизни посвятить тому, что действительно было по душе.

Вспомнил, что хотел изучить разработки Адама, которые он все-таки выслал мне вчера, но я освободился слишком поздно, чтобы заниматься ими.

Потянулся к телефону сейчас, чтобы пробежаться по схемам сына, пока стояли в очередной пробке. Открыл письмо Адама и сразу нажал на значок скрепки.

Дождался, пока картинка загрузится.

И чуть не выронил телефон.

С экрана мне улыбалась голая девчонка с платиновыми волосами.

Твою мать!

Адам, ну ты бы хоть смотрел, какие файлы присоединяешь. Вышел и еще раз проверил. Да, все так.

«Привет, пап, высылаю разработку. Кое-что допилить, конечно, надо, но в целом идея должна быть понятна».

И вместо чертежей – голое фото собственной девушки.

Открыл еще раз.

Не знаю зачем.

Может, чтобы убедиться, что мне не показалось и это действительно письмо сына, а не очередное спам-приглашение на какое-то онлайн-шоу.

Нет. Это не случайная девушка.

Это Александра.

Твою мать.

Голая, поперек постели.

И судя по ракурсу фото, Адам стоял позади нее, пока она лукаво улыбалась ему через плечо. Обнаженная попка и две ямочки над ягодицами так и притягивали взгляд. Смотрел так долго, как будто это была не фотка, а кадр из хоум-видео. Но изображение не ожило, а голая Александра так и осталась лежать на животе.

Нажал «Ответить» и написал Адаму, что будь я его работодателем, не стал бы с ним возиться после такого. И попросил внимательнее относиться к тому, какие файлы он отправляет другим людям, нельзя же так халатно относиться к личной жизни.

Ответ от сына пришел незамедлительно:

«Черт, пап! Случайно не туда ткнул».

Я тяжело вздохнул, отбросив телефон в сторону.

– Тяжелый день? – спросил Гриша, не оборачиваясь.

Еще какой.

– В Москве иначе не бывает, – вслух ответил я.

Снова попытался привести чувства в равновесие, но острые голые плечи так и стояли перед глазами. Ей определенно стоит провериться на сколиоз, это ведь ненормально, что одежда на ней вообще не держится.

Член в штанах снова начал подавать признаки жизни. Лежать! И даже не сметь думать, что может быть иначе. Это все еще девушка моего сына. Ничего не изменилось.

По крайней мере, пока.

Никаких «пока», Одинцов! Даже если бы она была просто студенткой, разница в возрасте между мной и ребенком – просто возмутительна. Она мне в дочери годится.

Хотя чувства мои далеки от отеческих.

Наверное, все дело в том, что у меня так и не было секса.

После того как я вернулся домой, Алены там уже не было. Решила показать характер и ушла первой. Как чувствовала, что я собирался поставить точку. И я бы обязательно разорвал с ней отношения, только из-за Александры сделал бы это ровнехонько перед поездкой. Чтобы мне было с кем трахаться все оставшееся в Москве время!

А не как сейчас. Я и кулак.

Алене я так и не звонил, а она была слишком гордой, чтобы связываться со мной первой. Вот только у меня не было времени, чтобы искать себе новую любовницу, да еще такую, которая потом не создаст новых проблем. Да и не вызывать же проститутку. Я умею доставлять удовольствие и люблю, когда женщине хорошо со мной. Опыт секса со жрицами любви подсказывает, что в таком случае проще спустить в кулак в душе, чем выслушивать имитацию множественных оргазмов, достойных «Оскара».

Алена кончала по-настоящему, а не притворялась. Вот не выедала бы мозг тем, что ей обязательно нужно зимой свалить на курорт, вообще хорошо было бы.

И все-таки придется позвонить первым. Вот если бы не проблема «Александры», так бы и разбежались, а потом я бы опять улетел.

Снова потянулся к телефону, чтобы все-таки набрать Алену. Но стоило разблокировать экран, как я снова уставился на голую женщину в постели.

Именно женщину.

Вот что сбивает с толку мой член. Голая и в постели, она уже не выглядит ребенком. Судя по румянцу и припухшим губам, она только что занималась сексом и, наверное, занялась им еще раз сразу после этого злосчастного снимка.

Что ж…

Моему. Сыну. Повезло.

Кажется, это становится моей персональной мантрой.

Удалил письмо к чертям во избежание эксцессов. Эдак вместо того, чтобы идти в душ, в следующий раз спущу штаны, только глядя на эту задницу.

Черт-те что.

– Приехали, Николай Евгеньевич! – возвестил Гриш.

Слава богу! Хоть отвлекусь.

Саша

– Не волнуйтесь так, Александра, – приободрил меня Валерий Бенедиктович. – У вас замечательная презентация, нет задолженностей по профильным предметам, отличные оценки. У вас есть все шансы попасть в эту экспедицию.

Я улыбнулась, собирая бумаги в папку. Репетиция прошла хорошо, ведь я все-таки выучила свою речь, несмотря на то, что последние три дня перед таким важным событием мне никак не удавалось собраться с мыслями.

После знакомства с Одинцовым-старшим, глядя на Адама, я не могла перестать их сравнивать. И неважно, чем мы при этом занимались. Ужинали, смотрели кино или встречались с его друзьями на следующий день по случаю дня рождения, я то и дело ловила себя на мысли, что чересчур внимательно рассматриваю Адама. И подмечаю разницу с его отцом – во всем, начиная от формы носа до разреза глаз.

Сложней всего было заняться с ним сексом. Я так и не смогла расслабиться! Не говоря уже о том, чтобы получить удовольствие. Пришлось сказать, что просто устала.

Меня не покидало ощущение чего-то горького, неправильного, упущенного, как будто мне было уже под тридцать и половина жизни осталась позади.

Но ведь мне только исполнилось девятнадцать, я молода и полна сил, так какого же черта мне кажется, что я совершила какую-то непоправимую ошибку?

Я все-таки нашла время и смоталась в торговый центр, чтобы выбрать Адаму нормальный подарок. Не собиралась краснеть второй вечер подряд из-за отсутствия белья. Так что, уважаемые редакторы женских журналов, засуньте себе в задницу советы о том, что «ваш парень будет в восторге, когда узнает, что под платьем на вас нет нижнего белья».

Парень, может, и будет, а вот как насчет отца парня, который случайно обнаружит этот факт первым?

Целый год я готовилась к важнейшему выступлению в своей жизни, после которого руководители фонда по защите природы выберут единственного кандидата для участия в экспедиции, а в итоге, когда этот день наступил, ощущала себя так, как будто меня пропустило через мясорубку.

Собрав документы, я снова посмотрела на своего преподавателя. Он снова мне улыбнулся:

– Проходите в зал, Александра. Желаю вам удачи!

Знаю, он может быть необъективным. Очень уж Валерий Бенедиктович хорошо ко мне относится, да и зоопсихология у меня любимый предмет.

В актовом зале, когда я пришла, уже было необычайно многолюдно.

– Саш, я заняла нам места! – помахала мне Кристина.

Я с трудом протиснулась к ней, то и дело извиняясь.

– Ну что сказал Бенедиктович? Все норм?

– Похвалил, – сдержанно отозвалась я. – Но что-то я вообще не чувствую в себе уверенности.

– Ничего, это все нервы, – успокоила Кристина. – Перегорела, пока готовилась. Ой, смотри! Приехали!

– Где? – я покрутила головой, но людей в зале стало только больше.

Кристина аж вытянулась, поднявшись на носочки, чтобы разглядеть руководителей фонда.

– Да вот там Бенедиктович с ним здоровается… А не, тебе не видно, Саш. Далеко, и люди вокруг… А он ничего, – неожиданно выдала она. – Судя по загару, молодец, не сидит в кабинетах, как все остальные. О, вот он к сцене идет. Сейчас увидишь.

Она мигом опустилась на сиденье. А по лестнице сбоку от сцены поднялся мужчина. И при виде него земля ушла из-под моих ног.

Безупречную фигуру подчеркивал костюм идеального покроя, а в свете софитов блеснули холодными искрами запонки на манжетах.

Меня окатило волной жара. Почему-то представила его полностью одетым, в то время как абсолютно голая Алена, едва выбравшись из постели после ночи любви, помогает ему застегнуть запонки.

Черт возьми, почему Адам не рассказал мне, какой именно благотворительностью занимается его отец?!

А впрочем, чему я удивляюсь? Адам пропускал мимо ушей все, чем не интересовался лично, я проверила это на себе. А последние полгода его занимали исключительно солнечные батареи.

Николай Одинцов сбросил пиджак на спинку стула, занял свое место за столом председательской комиссии, а после с легкостью сам справился с запонками и даже закатал рукава белоснежной рубашки до локтей.

При виде обнаженных загорелых предплечий, массивных часов на запястье и тугих вен под бронзовой кожей – мне стало еще хуже.

Жесткие тени софитов только подчеркнули его острые аристократичные скулы, которые придавали его лицу хищное выражение.

У Адама, кстати, таких скул тоже не было.

– Ты чего так побледнела? – прошипела Кристина. – Не волнуйся, все будет хорошо! Кто, если не ты, должен туда поехать? Никто из всего нашего потока не сделал столько, сколько сделала ты за этот год ради этой поездки.

В этот момент своим сапфировыми лазерами Одинцов лениво прошелся по зрительному залу, как военачальник оглядывает ряды солдат. Но от безмятежности не осталось и следа. Его взгляд вдруг запнулся, потемнел и остановился на мне.

Одинцова аж перекосило. Он уставился на меня, явно не веря своим глазам, а я почему-то снова задержала дыхание. Ощущение было, словно он подставил к моей коже горящую спичку, а ведь между нами было более десяти забитых под завязку зрительских рядов.

Под этим тяжелым, как бетонный каток, взглядом, я в очередной раз поправила свитер с широким горлом. И хотя под ним у меня была даже водолазка, я ощутила себя почти что голой.

Снова.

Сапфировые глаза Одинцова моментально впились в мое плечо, на которое я тщетно попыталась водрузить свитер. Ясная синева потемнела, а брови сошлись на переносице. Чего он злится? На мне сегодня одежды раз в пять больше, чем тогда! Чем я ему снова не угодила?

– Саш! – зашипела Кристина. – Заснула, что ли? Бенедиктович зовет! Дуй на сцену!

На абсолютно ватных ногах я поднялась и прошла к сцене, не сводя глаз со своего преподавателя. Итак, главное правило сегодняшнего дня – не смотреть на Одинцова. Только не сейчас!

Его взгляд обладает надо мной поистине гипнотизирующей магией. Боюсь, что стоит мне посмотреть на него в ответ, как я забуду не только речь, которую писала последние полгода, но даже собственное имя.

Я улыбнулась Валерию Бенедиктовичу, стараясь не фокусироваться на том, как горит кожа под мрачным взглядом Одинцова. Он невзлюбил меня с первого раза, и теперь уже ничего не исправить.

Нужно было поприветствовать комиссию, и я надеялась, что это и будет единственный раз, когда я взгляну в лицо отцу Адама.

Так и произошло.

Вот только именно в этот момент, когда наши взгляды скрестились, Николай Одинцов сделал едва уловимое движение рукой. В его пальцах на долю секунду мелькнуло… хорошо знакомое кружево.

Мои трусики.

У него.

В кармане!

ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС.

– Начинайте, Александра, – поторопил меня Валерий Бенедиктович. – И не волнуйтесь.

Не волноваться? Да я в шаге от гребаной панической атаки. Мой звездный час кончился еще до того, как начался. И в этом опять виноват только Николай, чертов Одинцов. Отец моего парня, который хранит мои трусики у себя в кармане пиджака!

Одинцов

Да, в тот вечер я подхватил ее трусики с пола и спрятал в кармане. Зачем? Не знаю. Не оставлять же их на полу в собственном доме, чтобы их нашла Алена и закатила скандал почем зря.

В любом из вариантов, трусики Александры – девушки моего сына! – были источником головной боли, поэтому я решил, что возьму их с собой и избавлюсь где-нибудь вдали от дома. Но дел в эти дни было столько, что стоило выйти за порог, как я принимался решать действительно важные вещи, а кружевные улики отступали на задний план.

Вот поэтому изо дня в день я только перекладывал комок шелка из одного пиджака в другой, и так они оказались у меня на презентации в университете, где одной из выступающих оказалась их владелица.

А вдруг заметил кто-то еще? Где была моя голова, и почему я поступаю как последний придурок рядом с ней? Ответов не было.

Зачем я вообще показал их ей? А ведь она точно увидела черное кружево в моем кармане, судя по тому, как кровь отлила от ее лица.

Мне даже понравилось, что она запинается и заикается из-за меня, хотя и продолжалось это недолго. Александра сумела взять себя в руки и закончила выступление без сучка и задоринки. Идеально, интересно, четко, а после, гордо вскинув белесую голову и так и не взглянув на меня, покинула сцену под оглушительные аплодисменты.

Я ей не хлопал, только сжимал в кармане ее трусики и понимал, что все это зашло слишком далеко.

Меня цепляла за живое эта несносная пигалица. И самое ужасное было в том, что я никак не мог позволить ей выиграть грант и стать одним из членов экспедиции.

Мой скорый отъезд должен был помочь с тем, чтобы больше ее никогда не видеть и со временем выкинуть из своей головы. Надежда была только на это. Ведь за три прошедших дня я не только не забыл ее, но и думал о ней каждую свободную минуту, когда натыкался на черный шелк в своем кармане.

А теперь, если я не отыграю роль мерзавца, Александра не только не останется в Москве. Она еще и поедет вместе со мной. А этого я допустить не могу.

Она была не единственная, чьи презентации мы выслушали, но легче не стало. Это были невразумительные советы желторотых юнцов, которые если и видели больших кошек, то только на картинках учебников. Александра была единственной перспективной студенткой, при взгляде на которую даже хмурый Бенедиктович молодел и распрямлял плечи. И вот он уж точно относился к ней по-отечески, в отличие от меня.

Да и она вряд ли швыряла в академика свое нижнее белье и не сверкала перед ним голой задницей. Не говоря уже о том, что он вряд ли разглядывал ее обнаженные фотки, поправляя член под брюками.

Когда все закончилось, я вышел со всеми остальными представителями комиссии в пустую аудиторию рядом с актовым залом. Мы должны были принять окончательное решение о том, кто из студентов удостоится наивысшей части ехать в экспедицию, но решать, на самом деле, было нечего. Самым достойным кандидатом была Александра.

– Что ж, – обратился к нам Валерий Зелинский. – Думаю, наш выбор очевиден, коллеги?

Я впился ногтями в податливые кружева в своем кармане и, ненавидя самого себя за то, что собираюсь сделать, произнес:

– Да, думаю, тот парень… Сергей Буланов достоин того, чтобы поехать с нами.

В аудитории повисла тишина. Зелинский выглядел опешившим.

– Николай Евгеньевич, позвольте, но моя студентка… Александра Рудазова…

Нет. Она никогда не поедет туда вместе со мной. Во-первых, я видел ее голой и очень хочу увидеть еще, во-вторых, она девушка моего сына, и в-третьих, у меня на нее стоит.

Так что нет.

Но вслух сказал:

– Для такой серьезной и опасной экспедиции, как эта, у нее есть один существенный недостаток. Она девушка. Ей будет сложно в полевых условиях. Мы будем жить в палатках, вы же знаете, и предполагалось, что студент будет находиться постоянно под моим контролем. Мне будет легче, если моим коллегой будет парень.

О чем я думал, когда соглашался взять перспективного студента даже в свою палатку, мать вашу? И как мне теперь объяснить академику Зелинскому, что таким отвратительным поступком я спасаю самого себя от непоправимой ошибки?

Валерий Бенедиктович растерянно огляделся, но остальные члены комитета сосредоточились на тарталетках, четко понимая, что решение всегда остается за руководителем, а также важнейшим спонсором. Это я оплачиваю поездку этого студента. Мне и решать, с кем спать в одной палатке.

– Что же это? – выдохнул Валерий Бенедиктович, разом постарев лет на десять. – Николай Евгеньевич, вы ведь ломаете карьеру самому перспективному зоопсихологу. Может быть, у вас сложилось ошибочное мнение о том, какая она девушка, но, положа руку на сердце, могу обещать, что она не доставит вам никаких проблем в дороге.

Еще как доставит.

При плюс тридцати по Цельсию на ней будет какая-нибудь едва прикрывающая задницу тряпка, в которой она, по крайней мере, дважды в день будет забираться и выбираться из моей палатки на четвереньках. А голые плечи?

Я не железный.

На академика было жалко смотреть. Игнорируя противный вкус желчи на языке, я качнул головой.

– Она со мной не поедет.

Зелинский стиснул ссохшиеся ладони.

– Понятно, – проскрежетал он и вышел.

Я осушил стакан воды залпом, надеясь, что противное ощущение, как будто я наелся дерьма, все-таки пройдет. Никогда не был таким мудаком, каким приходится быть из-за Александры. Раз за разом. Потрясающая способность выводить меня из равновесия.

С аппетитом саранчи остальные члены комитета продолжали методично уничтожать тарталетки. Редкостные мудозвоны. Один академик вступился за студентку, а остальные – твари дрожащие.

Отсутствовал академик недолго. Уже через минут пять вернулся с непроницаемым выражением лица. Вот выдержка у человека.

Но следом за ним в аудиторию внезапно ввалилась целая толпа студентов, и не успел я и глазом моргнуть, как вперед они вытолкнули… Александру.

Она снова смотрела только в пол, делая вид, что я для нее – пустое место. Хотел бы я относиться к ней так же.

– Что происходит, Валерий Бенедиктович? – холодно уточнил я.

Но академик проигнорировал мой вопрос и даже повернулся ко мне спиной. Я прекрасно знал, чем заслужил такое отношение, но не был намерен его терпеть.

– Валерий Бенедиктович, отправьте всех в зал, комиссия готова огласить результаты… – начал я, но академик прервал меня.

– Ребята! – возвестил бодрым голосом Зелинский, игнорируя мою просьбу. – Мы решили обойтись без официоза и готовы назвать имя победителя прямо сейчас! Вы ведь знаете, кто это?

– Александра, Александра, этот город наш с тобою… – вдруг запела толпа.

Вашу мать, нет!

– Саша, выйди сюда! Не прячься, – возвестил академик. – Комиссия выбрала тебя!

В этот миг с нее все-таки слетело оцепенение, в которое она всегда впадала рядом со мной.

Саша вдруг улыбнулась так широко и радостно, что отвращение от самого себя только усилилось. Она все-таки подняла глаза и посмотрела на меня с такой благодарностью, как никогда еще не смотрела. Скрывать эмоции она не умела. В ее взгляде черным по белому читалось все то, что она думала обо мне, и то, как рада она была, что ошиблась.

– Спасибо, – прошептала она, улыбаясь.

Знала бы она, что не ошиблась. Именно таким мудаком я и был.

Я не остался на банкет и вручение сертификатов и дипломов остальным участникам. Еще по дороге на парковку, где меня ждал Гриша, достал телефон и, наплевав на собственную гордость, набрал Алену.

– Ты хотела отправиться зимовать в теплые страны? – процедил я без всякого приветствия.

– О, дорогой, да! Спасибо! Я так рада это слышать! Куда мы поедем? Таиланд? Мексика? Австралия?

– Так ты поедешь вместе со мной, да? – уточнил я.

– Конечно, Николай! Я ведь так люблю тебя! И сейчас же начну собирать вещи, только скажи, куда мы едем?

– В Африку, дорогая. Через неделю ты летишь вместе со мной в Уганду.

Саша

Звонок Адама отвлекает меня от непривычной возни перед зеркалом – уже битый час я никак не могу решиться, что надеть.

Первый совместный сбор членов экспедиции, направленной на восстановление численности львов в национальном парке Руанды, запланирован на сегодняшний вечер. И мне не совсем понятно, почему я отметаю наряд за нарядом перед деловым, по сути, собранием. Может быть, это оттого, что я слишком хорошо уяснила, что встречают именно по одежде и только провожают по уму.

Звонок Адама к тому же застает меня врасплох. Вот уже второй день после моей презентации в университете я не могу рассказать своему парню о том, что выиграла конкурс и скоро уеду на сорок дней из Москвы.

И я совершенно не понимаю, почему я не могу заговорить об этом с ним первой. Может быть, потому что я жду, когда он сам вспомнит и спросит, как все прошло. Но Адам не задает ни одного вопроса, хотя и видел, сколько времени я готовилась.

– Привет! Чем займешься сегодня? – весело интересуется он.

Прошлым вечером Адам снова встречался с отцом, а я сослалась на то, что ничего не понимаю в солнечных батареях, хотя на самом деле с меня было достаточно встречи с Одинцовым-старшим в стенах университета. Особенно зная, что в одном из его пиджаков до сих пор лежит мое бикини. Я просто не представляла, как смотреть ему в глаза.

– Ммм… Да ничего особенного, а ты уже закончил с солнечными батареями?

Я обязательно расскажу Адаму про поездку, но не по телефону ведь?

– Да, мы закончили основную работу, хотя мне еще есть, что доводить до ума, – отзывается Адам в трубке. – Послушай, раз ты не занята, давай я заеду за тобой сегодня вечером? Отец пригласил нас обоих в ресторан.

Перспектива увидеться с Николаем Одинцовым дает неожиданные результаты – глядя на груду сваленной за два часы одежды, я вдруг мгновенно понимаю, что надену сегодня вечером.

– Ммм… А во сколько? Мне тут еще нужно кое-что сделать по учебе.

Если все сложится удачно, то я успею всюду, а вечером расскажу Адаму про поездку. И желательно раньше, чем это сделает его отец.

– Я заеду за тобой в шесть тридцать, идет?

– Не нужно! Я приеду сама! – быстро отвечаю я. – Диктуй адрес.

Ресторан, который назвал Адам, находится рядом с читательским залом, в котором встречаются зоологи. Одна станция на метро, так что я даже не опоздаю после собрания, которое назначено на четыре часа дня.

– Люблю тебя.

– И я тебя.

Положив трубку, натягиваю узкие темно-синие джинсы и любимый свитер с широким горлом и крупной вязкой из белой шерстяной нити. Под него надеваю бюстгальтер цвета ярко-розовой фуксии, чтобы широкая лямка выделялась на плече. Этот свитер именно так и носят, оставляя одно плечо голым, а благодаря шерстяной нити в нем все равно очень тепло.

Волосы собираю в высокий пучок, освобождая несколько прядей у висков. В сумку кидаю паспорт, толстый блокнот для пометок и очки для чтения в толстой черной оправе на всякий случай. Напоследок провожу помадой по губам и немного подкрашиваю ресницы.

Натягиваю сапоги, когда с чашкой чая в руках появляется Кристина.

– Не верю, что ты до сих пор не рассказала собственному парню о поездке. Может, у вас не так все серьезно, как ты думала?

– Ты не верила и в то, что я по-прежнему буду жить с тобой в общежитии, встречаясь с самим Адамом Одинцовым, – ухожу от неудобного вопроса. – У нас все отлично, пока!

Хотя я не опаздываю, к метро все равно иду очень быстро, а после даже бегу по эскалатору вниз. В вагон я практически залетаю, а сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди.

Наверное, я просто нервничаю из-за поездки. Это невероятный шанс для такого молодого специалиста, как я, и я рада, что Николай Одинцов не стал впутывать личные разногласия. Я была о нем худшего мнения и заранее распрощалась с таким завидным шансом.

Выхожу на красной ветке и снова бегу к своей станции, как будто счет идет на минуты. Ощущение, что я опаздываю на самое важное свидание в своей жизни, только усиливается.

В читальном зале, куда я добираюсь в считанные минуты, уже не протолкнуться. Поначалу мне хочется улыбаться каждому встречному, но потом меня отпускает. Хватает несколько минут, чтобы убедиться – Одинцова-старшего здесь нет.

Можно выдохнуть. Никто не будет шантажировать меня нижним бельем, прожигать сапфировыми лазерами и подозревать в самом худшем. И замечательно, что Николай Одинцов не поедет вместе с нами в Африку.

Отец Адама просто богатый меценат, и только. Свое дело он сделал, одобрил мою кандидатуру, и он вовсе не обязан присутствовать на организационном сборе, на котором участники обсуждают многочисленные технические нюансы поездки, вроде визового режима и часов работы прививочного центра.

Только здесь, среди будущих участников, понимаю, что поездка в Африку – самое настоящее и очень серьезное приключение в моей жизни.

Достаю блокнот и очки, но вместо того, чтобы сосредоточиться на деле, зачем-то пытаюсь представить отца Адама среди красной пыльной саванны. Как бы он выглядел, если бы все-таки поехал с нами.

Воображение работает со скрипом. Я даже не могу представить его в повседневной одежде, ведь оба раза я видела его в костюмах. И от картины «Одинцов в подогнанном по фигуре и сшитом на заказ костюме с сапфировыми запонками ходит по селению полуголых пигмеев» чуть не прыскаю вслух во время важной речи.

Ну да, такой, как он, даже на Царя Зверей глядел бы с превосходством. А учитывая шкуру убитого им белого медведя на полу гостиной, за львов можно только порадоваться, что Одинцов остается в Москве.

Да, такой, как он, скорее заплатит кучу денег за возможность кого-нибудь убить, а не сохранить жизнь.

Нет, совершенно невозможно представить его вдали от цивилизации. И хорошо, что там его не будет. Смогу окончательно выкинуть его из головы и избавиться от морока, который на меня наводит его сапфировый взгляд.