Текст книги "Богиня в бегах"

Домик был двухэтажным и явно относился к старой, еще довоенной застройке. Такие домики обычно охранялись государством как объекты культурного наследия, и интерьер их почти не менялся.

Внутри Полина увидела узкий холл и в конце его винтовую лестницу. На подоконниках низеньких окошек стояли орхидеи: все до одной цветущие. У лестницы за столиком вязала длинный разноцветный шарф тощая девица в круглых очках, в оправе под бронзу.

– Аглая Александровна, – обрадовалась она и воткнула спицы в клубок. – У нас новости: хорошие и не очень. Хорошие: муниципалитет наконец-то взялся за рассмотрение нашей заявки на аренду старого общежития. Плохие – Ира Морозова в больнице.

Аглая жестом попросила Полину задержаться, и Полина присела за столик, разглядывая полоски будущего шарфа: оранжевую, оливковую, желтую, снова оранжевую…

– Ира вернулась по месту жительства… Девочки говорят, муж ее устроил шоу «это было в последний раз», она поверила, взяла сына и поехала домой. Дальше имеем, что имеем. Подробностей нет. Аня Савина повезла ее в травматологию, но Ира впервые фиксирует побои, то есть, все, что мы сможем сделать – это получить с ее мужа пять тысяч штрафа по закону о шлепках.

– А сын где?

– С отцом остался… Ира рвется ехать забирать.

Аглая поджала губы, подумала немного.

– Аня приедет – выписку из травматологии мне занеси, пожалуйста. Посмотрю, что можно сделать.

– Хорошо.

И девица снова взялась за свои клубки. Рядом с ними на столике стоял небольшой ноутбук и чашка с давно остывшим кофе, наряженная в вязаный свитерок с пуговицами.

Полина подумала, что это очень милая рукодельная мелочь, и ахнула, войдя вслед за Аглаей в комнату, где в вязаной одежде щеголяло буквально все! В вязаных юбках сидели горшки с цветами, вязаную шапочку с помпонами носили настенные часы, вязаные подушки покрывали стулья, кресла и диванчики, стаканчики с ручками красовались в вязаных шарфиках, вязаные коврики устилали полы, и вязаные же портьеры прикрывали клетку с попугаем.

Аглая бросила ключи от машины на стол и жестом фокусника сдернула эти занавеси. Попугай, бело-желтый, большой, тут же оживился и пополз по прутьям, цепляясь за них синеватым клювом.

– Кофеварка на тумбочке, – сказала Аглая, щедро насыпая попугаю зернышек из картонной коробки, – там и кружки, там и сахар. Печенье было, по-моему… или я съела уже? Не помню. Сделаешь кофе сама?

– Конечно, – сказала Полина и занялась кофе.

Она заметила, что Аглая перескочила на «ты», но это не царапнуло ее. Она понимала, что какие-то очень важные и грустные дела отвлекли Аглаю и ей не до церемоний. И еще – было в этом переходе что-то доверительно-дружеское, беззлобное.

Кофеварка загудела, и ей в ответ залился быстрым щелканьем попугай.

– Эти вязаные вещи удивительные, – сказала Полина, опускаясь на стул с чашкой кофе в руках.

– Это Сонечка, – рассеянно ответила Аглая, – Сонечка вяжет, остановиться не может… Нам нравится.

– Мне тоже.

Аглая взяла свою чашку, уселась за стол и включила ноутбук.

– Я сейчас посмотрю по базе, какие дела Центр мог иметь с твоим мужем, – сказала она. – У нас все ходы записаны.

Несколько минут Полина молчала в томительном ожидании, а Аглая, прищурившись, пила кофе и набирала что-то на клавиатуре.

– Вот, – сказала она. – Вот почему я его помню.

Сложив руки перед собой, она взялась объяснять, медленно и вдумчиво, постоянно что-то припоминая.

– Год назад мы участвовали в благотворительном форуме, рассказывали потенциальным спонсорам о наших целях и задачах. После форума Захаржевский написал мне письмо. Оно сохранилось: он пишет… ммм… вот – пишет, что ознакомился с нашей деятельностью, считает ее важной и актуальной, сожалеет, что проблема существует в развитом цивилизованном обществе… Он предложил встречу. Дважды я приглашала его к нам в Центр: приезжал, знакомился, общался. Однажды он пригласил меня встретиться лично. У меня записано: двенадцатого апреля, в шесть часов вечера, Вишневая улица, дом 17, Глеб З. Гугл-календари – так удобно, правда? Я в них влюблена. Итак, мы встретились, он рассказывал мне о том, что увидел пробелы в концепции работы Центра и предлагает серьезную финансовую помощь при условии, что будут внесены некоторые коррективы в эту концепцию. Я поинтересовалась, какие именно коррективы, и Глеб предложил мне взять на работу, по его словам, хорошего психотерапевта и психиатра, который якобы специалист по реабилитации женщин, пострадавших от всех видов насилия. Я внимательно ознакомилась с этой кандидатурой. Прочла статьи, отзывы, кое-что узнала об этом специалисте через знакомых и отказалась от предложения Глеба. Больше мы не виделись.

Аглая замолчала.

Полина, слушавшая ее, словно прозревала. Ну конечно же! Благотворительность! Глеб часто занимался благотворительностью, он видел в этом бизнес-выгоды. Все так просто!

– Поняла, – сказала она и смущенно рассмеялась, – прости, что приехала истеричка-истеричкой. Теперь я все поняла! Глеб правда хотел помочь. Знаешь, он очень хорошо разбирается в таких проблемах. Он бы мог каждой несчастной женщине подсказать, как себя вести, чтобы найти нового мужа. Или, если женщина так хочет остаться с прежним мужем, как ваша Ира Морозова, то он мог бы сказать, как ей наладить с ним общение! Если бы он посоветовал, тот бы никогда больше не тронул Иру, это точно. Меня Глеб ни разу не тронул.

Аглая слушала, спокойно и внимательно глядя прямо в ее глаза.

– Возьми мою визитку на всякий случай. И звони в любое время, – сказала она, когда Полина закончила болтать и начала собираться восвояси.

– Спасибо, – поблагодарила Полина и сунула визитку в карман кардигана. – Приятно было познакомиться.

– Подождите, – окликнула ее в холле Сонечка. – Презент от Центра!

Полина вернулась и получила в подарок только что связанный пушистый цветок, еще теплый от женских рук.

На улице пахло сиренью и свежей выпечкой. Полина покрутила носом и пошла на сладкий коричный дух. Ее немного пошатывало: отпустило нервное напряжение, и осталась только дрожь в ослабевших коленях.

Слегка волновало теперь только странное и неведомое ощущение свободы. Куда идти теперь? Завершать ли расследование?

Полина прокручивала в голове разговор с Аглаей и гордилась Глебом. Он так внимательно отнесся к проблемам женщин, что готов был стать крупным спонсором реабилитационного центра, рекомендовал центру специалистов… Наверняка и остальные женщины из списка (Полина действительно написала список имен и адресов и носила его в кармашке кардигана) тоже связаны с ним по работе или по делам благотворительности.

То, что Полина не была в курсе – так это в порядке вещей. Глеб мало когда заводил разговор о своих делах – говорил, что нечего ей об этом думать, да и ему не хочется обсуждать дома профессиональные вопросы. Дом – это раковина, тыл, уютное место для отдыха, а не филиал офиса. Полина знала об этом, и вопросы задавала обычно нейтральные: как настроение? Как погода? Что он хочет на обед?

Запах выпечки усиливался. Полина остановилась у витрин кофейни, увитой диким виноградом. За чисто вымытыми стеклами лежали аппетитные рыжие плюшки, пончики в белейшей пудре, толстые вафли с начинками. Дверь открылась, смеясь, выпорхнули две девушки, а за ними потянулся аромат крепкого кофе.

Полина шмыгнула в кофейню, не в силах удержаться. Она заказала капучино, две вафли с кленовым сиропом и десерт-корзиночку с кремом маскарпоне и припущенными в вине грушами.

Ей выдали флажок с номерком, и она присела у окна в венский соломенный стул. В кафе было тихо: в углу листала книгу пожилая леди с аккуратными завитками седых волос, да пила в уголке чай какая-то пара, переговаривавшаяся тихими голосами.

Полине нужно было время побыть наедине с собой. Раньше это время занимали домашние заботы, теперь же оно требовательно звало ее в уединение собственных мыслей.

Хотелось все разложить по полочкам. Первая полочка: Полина и ее прошлое.

По словам Глеба и по записи в паспорте, Полине тридцать пять лет. Родилась она в неполной семье и воспитывалась одной матерью. Об отце Глеб ничего не знал, но считал, что официально мужем ее матери он не был. Полинина мама, как он говорил, родила ребенка «для себя». С одной стороны, это был неблаговидный поступок: ребенок должен расти в полной семье, а с другой – любая нормальная женщина хочет детей, вот и Полинина мама захотела и родила, что оценивалось Глебом положительно: нельзя бабе быть пустоцветом. Пустоцвет – это нереализованная баба, наплевавшая на свое природное предназначение. Она пошла против природы, и потому – никто в этом мире, пустышка, неродиха.

Полина вспомнила унизительную сдачу анализов на антимюллеров гормон. Сам анализ ничего особенного из себя не представлял: обычный забор крови. Но унизительность его заключалась в том, что Полину Глеб проверял, как породистую корову на удой, проверял ее возможность стать матерью. Ожидая результата анализа, Полина мучительно придумывала фразы, которые скажет Глебу, если ее фертильность окажется спорной: «Любимый, мы же не из-за детей вместе?»; «Я думаю, можно попробовать какие-нибудь гормональные средства, правда?» и «Ты же не бросишь меня из-за этого?..»

Глеб мог ее и не бросить: все-таки он любил ее. Так говорила Марго, а со стороны виднее. Но как тяжело было бы ощущать себя пустышкой-неродихой!

К счастью, анализ показал, что Полина вполне готова стать матерью.

И тогда произошел следующий разговор, к которому Полина не готовилась вовсе. Она считала, что с детьми можно повременить – год, два, три… Пока не восстановится ее память и не появится снова то желание иметь детей, которым она бредила прежде, до потери памяти.

Главное – у нее есть возможность, и реализовать ее можно когда угодно.

Глеб же придерживался другой точки зрения:

– Почему – не сейчас? – спросил он.

– Я пока не готова, – честно призналась Полина. – Я не очень хочу…

Ее действительно не радовали те образы, которые мелькали в голове. Вот она огромная, как дом, в фиолетовых отметинах стрий, неопрятно жует все подряд: мясо с чесноком, йогурт с колбасой, яблоки с майонезом. Вот она с опухшей от молока грудью лежит в безразмерной ночнушке, а к ней присасывается маленькое существо с красным лицом.

Вот она качает коляску, сидя на крылечке. Вот моет это существо, вот запихивает пеленки в стиральную машину, вот снова кормит, качает, запихивает белье в стиральную машину… и так до бесконечности, день за днем, год-два-три. И самое страшное: вот она просыпается утром и не помнит, как зовут это существо и откуда оно взялось.

– Не хотеть детей для женщины – это ненормально, – припечатал Глеб.

– Я хочу, но не сейчас, – в отчаянии доказывала Полина, в ужасе от перспективы оказаться «ненормальной». – Пожалуйста, дай мне хотя бы год.

Глеб не ответил. Он явно был сильно раздражен, но Полина знала, что он не заставит ее беременеть и не откажется от контрацепции без ее ведома, поэтому считала разговор оконченным в ее пользу.

Несколько месяцев после все было тихо: изредка только Глеб вскользь шутил, что зря тратит на нее деньги, если толку чуть.

Но это были всего лишь шутки, и Полина смеялась, и удваивала усилия: дом сверкал чистотой, обеды перешли на ресторанный уровень.

Год прошел, и Глеб вернулся к разговору о детях. Тогда и всплыла история о Полининой маме.

– Даже престарелая тетка без мужика, и та одумалась и нашла, от кого залететь! – сказал Глеб. – Потому что нормальная женщина понимает, что ей надо рожать, иначе – зачем она небо коптила? Если каждая дуреха будет носом крутить «хочу-не хочу», – вымрем к черту все!

– Глеб, а когда мы поедем на мамину могилу? – робко спросила Полина, переждав бурю. – Я даже лица ее не помню… вдруг вспомню – по фотографии?

Глеб, уже успокоившийся, хоть и задумчивый, обнял ее и сказал:

– Девочка моя, ты еще очень слаба. Такие потрясения тебе не по плечу. Может случиться срыв…

Вот и вторая полочка: Карл Валерьянович Шелепа. Это был ее личный доктор, отличный психотерапевт и психиатр. Под его неусыпной заботой Полина возвращалась в мир после страшного забытья. Это был кругленький немолодой мужчина в безвкусно-ярком костюме, с почтенной зеркальной лысиной.

Он успокаивал Полину, когда она рвалась прочь из кажущегося ей чужим дома, от кажущегося ей чужим мужа, когда она рыдала, сходя с ума от того, что родилась уже взрослой – без детства, без воспоминаний о школе, о первой любви, о друзьях. Он приучал ее к Глебу, учил видеть в нем то, что она когда-то полюбила настолько сильно, что согласилась выйти замуж.

Он рассказывал ей о массе похожих случаев, закончившихся хорошо, о том, какая она стойкая, умная и сильная, он вселял в нее веру преодоления.

Он же как-то принес ей книжку о настоящей женственности и сказал:

– Вы не бойтесь, Полина Сергеевна, что сил на ребеночка не хватит. У женщин так устроен организм, что с беременностью случается полное обновление, перезапуск всех систем, если хотите. Вам бы ребеночек новый смысл придал, жизнь стала бы определеннее…

Полина прочитала книгу от корки до корки и ничего нового не нашла, кроме как удививших ее советов не носить трусы, чтобы питать матку энергией земли.

Все остальное: быть опорой, поддержкой, проявлять нежность, уступчивость, излучать веселость и радость – все это она знала и без книги. Уступчивость – в чем угодно, но только не заставляйте меня рожать, думала она, и изо всех сил пыталась показать Глебу, что она женщина, настоящая женщина, хоть и без младенца на руках…

Третья полочка. Сама Полина. Эта полочка появилась недавно, и Полина попыталась представить себя саму, грея руки о чашку капучино, вдыхая аромат вафель.

Она красивая. Очень красивая. У нее отличная фигура (ох, какое же послабление она себе дает с этой новоприобретенной свободой! Утром – круассан, в обед – снова выпечка). Она добрая и хозяйственная. Она рукодельница. Она нежна в постели. Она умница.

Разве этого мало?

Да, ей нет места в мире большого города. Она не сможет, как Аглая, бороться с законами и быть директором большого центра. Она не водит машину, она не выбирает себе одежду, она не может зарабатывать. Но разве в этом счастье?

Просыпается ли Аглая рядом с любимым мужчиной? Построил ли кто-нибудь для Аглаи дом ее мечты? Есть ли у Аглаи время на косметологов и массажистов? Есть ли у нее вечерок, который можно провести за вышивкой прекрасной картины?

Определенно нет. Аглая не ходит, а бегает – вон как скоро она шла к авто, Полина еле ее догнала. Аглая сидит сейчас в офисе и возится с чьими-то проблемами, копается в каких-то бумажках… Разве это счастье?

Полина допила последний глоток капучино, и вдруг ее безоблачное, в общем, настроение, снова заволокло тучами.

Одежда. Выбор одежды. Зачем Глеб подбирал Аглае платья? Разве что для встреч с будущими спонсорами? То есть, с самим собой?

Почему он решал за другую женщину, что ей носить?

Полина вынула из кармана листочек и расправила его на столе. Нет, еще рано сдаваться. Нужно проверить хотя бы еще одну девушку. Вот, например, Ангелину… Она работает в фитнес-клубе в центре города. Клуб называется «Дельфин».

Есть и отличный повод туда наведаться: Полина виновато посмотрела на пустое блюдечко с капельками кленового сиропа. Что же она творит! Ей, может, придется бороться с соперницами, а она все жрет и жрет сладкое без остановки!

Полина ощутила сильнейший приступ отвращения к себе. Ее тело вдруг показалось ей громоздким и толстым. Она физически прочувствовала, как съеденные калории переплавляются в мерзкий жир и складками свисают с ее боков.

На секунду мелькнула мысль, что было бы неплохо завернуть в туалет и вытошнить все съеденное. Хороша она будет к приезду Глеба, если продолжит так жрать!

Нет, нет… успокоила она себя. Не надо тошнить. Нужно просто завернуть в ближайший магазин, купить спортивную форму и отправиться в «Дельфин». Там и дело сделается, и калории лишние исчезнут. Два, нет, три часа тренировки! И больше ни кусочка сладкого. Есть же в кафе и ресторанах салаты? Обычные салаты из яблочка, сельдерея и огурца?

– Уже уходите? – раздался голосок над ее ухом.

Улыбающаяся официантка в синем фартучке протягивала ей бумажный белый пакет.

– Комплимент от нашего пекаря. Настоящий немецкий штрудель – впервые в нашей кофейне. Приходите к нам еще!

Полина из вежливости взяла хрустящий пакетик, расплатилась и вышла на улицу, где безжалостно выкинула «комплимент» в ближайшую мусорку, как только та встретилась ей на пути.

Глава 5
В которой Полину томят воспоминания о былой любви, а девушка с ангельским именем предлагает ей заняться боксом и заодно приоткрывает дверцу тайны Глеба

И все-таки приключения этого утра Полину вымотали. Она вернулась в отель, где почти сразу уснула, подложив под голову подушку в шелковистой розовой наволочке. Спала она безмятежно, и снились ей сны – тоже розовые. Расцветали и опадали лепестки сакуры, кружились легкие газовые покрывала, катились жемчуга, легко постукивая о мраморную столешницу. Тук-тук-тук. Тук-тук.

Стук и разбудил ее. Поправив взбившиеся волосы, она открыла дверь номера и увидела сначала огромный, как колесо, букет, а за ним – улыбающееся лицо курьера.

– Полина? – осведомился он. – Это вам. С посланием!

Вручил букет и исчез.

Полина растерянно повертела цветы в руках. Множество свежих белых роз доверчиво смотрели ей в лицо. Плотно скрученные изящные бутоны только готовились раскрыться. Среди них Полина заметила крошечную открыточку.

Быстрым твердым почерком в ней было написано: «Простите за бестактность. Петр С.»

В номере оказалась ваза. Полина наполнила ее водой и поставила букет на столик, а сама присела рядом – в задумчивости. Незваное благоухание наполняло ее сердце нежной волнующей тоской.

По чему она тосковала? По прошлому, забытому напрочь? Прошлому, в котором ей наверняка дарили цветы влюбленные в нее мальчишки, потом юноши, а потом – молодые мужчины?

По тем забытым волнениям первой любви, по томлению, знакомому каждому, кто ожидал чудесных слов признания? Взгляда, полного тайны?

Были ли в ее жизни эти моменты? Дрожала ли она от нечаянного прикосновения к своей руке? Поднималась ли в ней волна счастья, кружащего голову, чарующего счастья взаимности?

Почему ничего из этого она не смогла сохранить и запомнить?

Глеб говорил, что любил ее десять лет – долго ухаживал за ней до свадьбы, а она уперлась в свою карьеру и глупила, не собираясь выходить замуж, хотя и была влюблена в него как кошка.

Где же воспоминания об этой влюбленности? И были ли другие?

О других Глеб никогда не расскажет, а она никогда не посмеет спросить.

Эх, Петя Бобер, как же ты счастлив! Ты носишь в себе драгоценное воспоминание, украшающее твою жизнь, а Полина лишена этой радости…

Рядом с букетом на столике Полина вдруг заметила небольшую карточку. На ней было написано: «Wi-fi akapulko, ваш пароль a1234231o. Пароль действует на все время пребывания в гостинице».

Вытащив ноутбук, Полина призвала на помощь все свои силы и вспомнила, куда нажимал и что делал парень, который подключал ее ноутбук к домашнему вайфаю. Со второй попытки она нашла нужный значок (сначала ей попался информатор об заряде аккумулятора), и в списке с радостью обнаружила нужное ей подключение. Дальше все стало очень простым и понятным. Полина мысленно поздравила себя с технологическим прорывом и нашла в поисковике адрес и телефон нужного ей фитнес-центра.

На фото он выглядел очень презентабельным: огромный тренажерный зал, бассейн и даже пляж!

Пляж в центре города! Как интересно! Полине захотелось разлечься в шезлонге с бокалом безалкогольного коктейля, и чтобы синяя-синяя вода плескалась у самых ног.

Она набрала номер.

– Здравствуйте. Я хотела бы посетить индивидуальную тренировку с инструктором Ангелиной. Она сегодня работает?

– Вас интересует фитнес или бокс?

Полина немного растерялась.

– Конечно, фитнес… Какой бокс? Я же к женщине иду. Ангелина, инструктор по фитнесу, правильно?

– Да, все верно. Просто Ангелина ведет еще и женскую группу бокса. К ней многие ходят. Не хотите попробовать? Вечером как раз групповое занятие.

– Ой, нет, – сказала Полина, – я хочу… похудеть. Индивидуально.

– Хорошо, – согласилась собеседница, – есть свободное время на восемь часов вечера. Вам удобно?

– Да. Записывайте.

– Возьмите удобную спортивную одежду, кроссовки для зала. Можете взять купальник – бассейн при условии заказа индивидуальной тренировки у нас бесплатный. Ждем вас!

– Спасибо.

Интересно, а магазин со спортивной одеждой есть где-нибудь поблизости?

Полина увлеченно защелкала по клавишам, удивляясь, как легко ей дается быстрая печать.

«Спорт – ВСЕ!» – так гласила первая же ссылка по ее запросу. Этот торговый центр обещал полную спортивную экипировку и находился в паре кварталов от отеля. Полина снова влезла в свое персиковое платье, схватила сумочку и вышла из номера, бросив прощальный взгляд на чудесный букет.

Она смело отправилась в путь, ощущая себя полностью самостоятельной женщиной. Город жил: гудели машины, трепетали на ветру листья, стояли высокие свечи каштанов, уже начинающие увядать. Теплый ветер иногда доносил тончайший аромат меда от волнующихся лип. По пути попадались женщины в костюмах, женщины в платьях, женщины на велосипедах, женщины накрашенные и нет, с прическами и с короткими стрижками, и всех Полина рассматривала с интересом: как же течет их жизнь? Сажают ли они цветы на лужайке?..

Ее размышления прервал телефонный звонок. Его трель прозвучала для Полины так же, как для солдата-новичка горн, призывающий в атаку. Она облилась холодным потом и дрожащими руками вытащила мобильник из сумочки.

Марго.

Несколько мучительных секунд Полина раздумывала, что ей делать: куда бежать, где спрятаться? Куда деваться от городского шума, выдававшего ее с головой?

В конце концов она решилась и взяла трубку.

– Да? – Ее голос прозвучал жалко и умоляюще.

– Где ты, Полька? – сердито спросила Марго. – В огороде ковыряешься? Я домашний оборвала. Ну что, Захаржевский уехал? Так гуляем! Везу две бутылки вина. Приготовь закусочки. Буду через час.

Час! Полина ни за что не успеет добраться до дома!

– Я… болею.

– Чем?

– Да все тем же… простудилась.

– Ну так сделаем глинтвейн и подлечимся!

– Я не могу, Марго.

– Почему? – насторожилась Марго. – В чем дело? Полька, это что за шум? Ты на улицу вылезла, что ли? Вернись! Глеб тебя убьет!

И почему-то последняя фраза прозвучала для Полины как приговор. Она вдруг поверила, что Глеб действительно ее убьет. Возьмет за горло и будет душить, пока из Полины не уйдет последняя капелька жизни.

– Вернись домой немедленно! – почти закричала в трубку Марго. – Дура бесполезная! Ты же опять голову потеряешь, если что-то случится! Ты свихнешься!

Полина вжала голову в плечи. Она стояла посреди улицы, уронив сумочку, а крупные слезы текли и текли по щекам.

Марго была права. Ей необходимо вернуться, пока окружающий ее мир не нанес удар, от которого она не сможет оправиться. Но ей так хотелось еще немного побродить по городу! Хотелось посмотреть на людей, послушать, как звонко стучат каблучки по асфальту, хотелось купить купальник и нырнуть в васильковую воду бассейна «Дельфин»! Она так многое запланировала, ей так хорошо здесь… а дома: снова вышивка, сад и готовка. Годами, годами одно и то же! Можно же хоть немного побыть свободной, пока Глеб в командировке? А потом, когда он приедет, Полина все-все ему расскажет… выберет удачную минутку и расскажет, что ей удалось погулять по городу и не свихнуться, и тогда он, может быть, отвезет ее на могилу мамы!

Случайный прохожий обернулся на нее с тревогой. Взглядом спросил: «Все ли у вас хорошо?», и Полина решилась.

– Марго, я жду тебя в гости завтра, – отчеканила она, – сегодня у меня дела. Извини.

И она сбросила звонок. Ей хватило смелости на эту фразу, но не хватило смелости на то, чтобы слушать дальше настойчивые трели разрывающегося в панике телефона. Она его отключила.

Дальше она не шла, а почти бежала. Бежала, чтобы спрятаться от страшной фразы Марго: «Он тебя убьет». Глеб никогда ее не бил, но Полина знала, что в гневе он способен на многое. Он был сильным мужчиной, и Полина расценивала это как комплимент себе: она под защитой, ее муж – настоящий воин, но также исподволь иногда ощущала, что эта сила – жестокая. Несколько раз в ее семейной жизни эта жестокость выползала наружу: иногда она прорывалась в сексе, и Полина терпела, потому что не хотела отказывать мужу в удовольствии. Иногда она показывалась в грубом жесте, которым он отстранял ее с пути, когда спешил или не хотел разговаривать. Однажды она показала себя в виде черно-синего браслета синяка на ее запястье.

Об этом случае Полина постаралась забыть, а сейчас он всплыл в ее памяти так свежо, как свежо держатся воспоминания о тех случаях, когда оказываешься на тончайшей грани жизни, за которой рушатся все чаяния, надежды и мечты.

Тогда ей показалось, что она не любит Глеба и никогда его не любила.

Эту мысль она старательно изживала после, рассуждая и оценивая произошедшее. А случилось вот что: редкое событие! Глеб пригласил в гости несколько коллег, устроив на площадке перед домом барбекю в честь своего дня рождения. Поздно вечером накануне он привез коробки с продуктами, шампанским, соками и виски, и Полина взялась за готовку. Она замариновала мясо и разделала форель, пахнущую арбузом. Она поспешно нарезала два больших контейнера салатов, подготовила все, чтобы соорудить утром быстрый перекус приехавшим гостям: тарталетки с икрой и маскарпоне, печеные баклажаны. Утром она пекла фокаччо (Глеб не любил хлеб и считал его едой бедняков), прослаивала бисквитные коржи кремом и готовила глазурь двух цветов: черного и белого.

Приехали гости: какая-то Валентина Александровна с длинной таксой под мышкой, какие-то Павел и Игорь – почти одинаковые молодые люди, оба с бородками клинышком; Софья Артемьевна – нестарая еще женщина с голосом и повадками педагога.

Еще кто-то, кого Полина не запомнила. Она вышла во двор, всем улыбнулась, всех приветствовала, посчитала бокалы, побежала за забытым подносом, потом за графином воды со льдом для Валентины Александровны, потом отгоняла таксу, взявшуюся рыть лаз у крыльца. Потом она бесконечно обновляла закуски, в перерывах украшая торт, и в итоге в спешке пролила горячий шоколад на пол: кинулась отмывать…

Когда она присела и взяла себе тарелочку, уже вечерело. Солнце стремительно близилось к горизонту. Гости, сытые и немного пьяные, хохотали и что-то обсуждали.

Она прислушалась. Речь шла о недавнем большом контракте, о том, как усложнились условия участия в тендере, о том, как Павел составлял техническое задание, как Игорь заложил в контракт лишние деньги на откат…

Глеб активно участвовал в разговоре: откаты он осуждал, но признавал, что без них не найти ни грамотного поставщика, ни хорошего подрядчика, что выигравший без договоренности тендер подрядчик – это кот в мешке, и что государство само виновато, что поставило бизнес в такие условия…

Полине было скучно. Она мало что понимала в разговоре, ее клонило в сон от усталости и неожиданно свалившегося на нее покоя. Она сидела в уголке террасы, поджав ноги под себя, ела маленькими кусочками перчики-гриль и думала о том, что столько уборки и мытья предстоит после празднества, что, может, Глеб позволит все-таки помыть все в посудомойке…

И вдруг к ней обратилась одна из гостий: кто это был, владелица таксы или суровый педагог, Полина не помнила.

– Что вы думаете об этом, милочка?

– О чем? – удивилась Полина. – А-а-а, о работе Глеба? Я думаю… Не знаю, мне кажется, это нечестно – вот так заранее выбирать подрядчика, потому что люди стараются, готовятся, пытаются выиграть тендер, а там уже заранее все схвачено…

И тут она увидела глаза Глеба.

Он смотрел на нее так, будто она его ударила. С ненавистью и удивлением.

– Ах, ну, с моральной точки зрения вы правы, – спокойно ответила гостья, и общий разговор возобновился.

Глеб в нем уже не участвовал. Он молча доел все, что лежало на его тарелке. Улыбнулся и извинился перед гостями:

– Время большого сюрприза, – сказал он.

Уже стемнело. Горели только фонари на террасе, а за ними стояла чернота.

Глеб поманил Полину за собой, и та пошла на негнущихся ногах.

– Ты прости, что я влезла, – сразу же извинилась она, как только они вошли в дом. – Просто она спросила, было бы невежливым молчать…

Он стоял перед ней в полумраке, как огромный медведь. Напряжение повисло в воздухе, напряжение грозовой тучи, медленно ползущей от горизонта.

– Никогда больше не смей открывать рот на темы, в которых ни черта не соображаешь, – прошипел Глеб и схватил ее за руку. – Что ты должна была сказать?!

– Я не знаю… – застонала Полина, – я не знаю… я же правда не понимаю… Отпусти, отпусти, пожалуйста!

Ей было очень больно, а Глеб все так же сжимал ее запястье.

– Что ты должна была сказать?

– Что ты прав! – догадалась Полина. – Что я думаю, как ты!

Он отпустил ее.

– Неси торт.

Она пошла на кухню, взяла тяжелое блюдо с бело-черным тортом и понесла его на террасу. В голове шумело, рука болела так, словно она упала на нее всем своим весом. Когда она появилась, гости зааплодировали и кто-то даже засвистел. В темноте двора грянул гром. В небо устремились золотые, серебряные и бриллиантовые кометы. Они рассыпались искрами, опадали в кусты и цветы, взрывая все новые и новые фонтаны света и огня: закрутилось брызжущее блестками колесо, потом еще одно. Гости ахали и ревели от восторга: звенели бокалы, раздавался смех. Полина поставила торт на стол. Никто не заметил ее перекошенного от боли лица.

После салюта все отправились в сауну: Полина выдала гостям стопку выглаженных полотенец, а сама под предлогом плохого самочувствия удалилась. Она спряталась под одеялом на кровати, в темноте, и горько плакала от обиды.

Утром Глеб вел себя как ни в чем не бывало: снова называл ее «девочка моя» и даже извинился:

– Я не хотел этого делать, – сказал он, целуя синяк на ее руке, – ты меня просто заставила… своим поведением. Но я ни за что не сделал бы тебе больно, поверь… так получилось.

И она поверила. Поверила, потому что понимала: ей действительно не стоило лезть туда, где она ничего не смыслит, и подрывать авторитет Глеба в глазах его коллег.

Неужели и в этот раз она совершила подобную непоправимую ошибку?

Ворочая в голове эти тяжелые мысли, Полина сама не заметила, как добралась до торгового центра «Спорт – ВСЕ!». Перед ней бесшумно раскрылись стеклянные двери, и показались ряды розовой, оранжевой, салатовой, голубой спортивной одежды. Яркие цвета манили Полину, как свет – мотылька. Она собиралась было взять первые попавшиеся шорты и маечку, но неожиданно для себя озадачилась выбором. Взять ли ей леггинсы? Или – коротенькие совсем шорты «под попу»? Взять примерить и то, и другое? Глеб бы однозначно выбрал леггинсы: они у Полины были, лежали дома в шкафчике.