Текст книги "Черная магия"

Жерар Клейн
Черная магия[1]1
  Magie noir
  © Перевод. Григорьев А.М., 1990.


[Закрыть]

Они парили в рубке управления. Безмятежно плавали между пультами, мигающими лампочками, звездными картами, приборами. Вокруг них по странным орбитам носились самые разные предметы. Так продолжалось уже трое суток. Ели, спали, дышали, читали и считали, плавая по рубке.

Звездолет вышел из строя. Корабль, плод трехвековых усилий астронавтики, двух столетий космических исследований, испытаний и ошибок, миллионов исписанных и исчерченных листов бумаги, еще хранивший дрожь от инструмента тысяч рабочих рук, заснул в бесконечном пространстве.

Они не могли прийти в себя от негодования. Их корабль, первый, который люди решились запустить за пределы орбиты Марса, в опасную область астероидов, первый, покинувший спасительную гавань, ограниченную эклиптикой, первый, созерцавший своими стеклянными очами звезды под новым углом зрения, бесстрастно ждал ремонтного корабля, который не прилетит никогда. И было бессмысленно ремонтировать его. Они могли угадать поломку и с первого раза, и через тысячу лет.

Ежечасно они пытались запустить двигатели, но безуспешно, хотя с надеждой склонялись над приборной панелью, ожидая, что стрелки датчиков наконец дрогнут. Однако замершие стрелки не колебались. Когда двигатели начали глохнуть, едва удалось изменить курс и встать на орбиту вокруг далекого крохотного Солнца.

И с тех пор они ждали в тусклом свете аварийных ламп. Они были в ярости, но избегали резких движений, опасаясь удариться о металлические переборки: они даже старались глубже дышать, чтобы меньше крутиться вокруг собственной оси.

– Ну и пессимист же ты, Бартелеми, – хмыкнул Андре.

– Земля далеко.

– Мы должны были улететь еще дальше.

– А затем вернуться.

– И мы вернемся, – примирительно сказал Гийом. – Мы снова возьмемся за работу и, может, найдем причину аварии.

– Почему бы не разыграть, какой элемент теперь подвергнуть проверке?

Гийом бросил монетку. Та пролетела через кабину, ударилась о переборку, отлетела назад и принялась обращаться вокруг какой-то неведомой звезды.

– Судьба решила за нас. Мы ничего не чиним. Играем в карты и ждем.

– Ремонтного грузовика?

Они помолчали.

– Идиоты, – вдруг вскипел Бартелеми.

– Ты о ком?

– О тех, кто писал те статьи, что я читал перед отлетом. Они говорили, что человек проявляет безумие, увлекаясь скоростью, что бессмысленно возить пустые головы со скоростью света, что прогресс человека тут соответствует его тщеславию. Они говорили, что лучше ходить пешком, чтобы узнать дорогу.

– Ну и что?

– Они ничего не поняли. Они считали себя бессмертными. Они думали, что могут совершить прогулку до Альдебарана и обратно в скафандре, бросая каждые десять километров зернышко риса.

– Быть может, им просто не хотелось на Альдебаран.

– А потому вместо этих идиотов отправились мы. Чтобы через век-другой их потомки капали на мозги нашим: кому нужно завоевание звезд? Границы человеку поставлены самой Солнечной системой. Зачем летать быстрее добрых старых звездолетов? Надо делать так, как делали всегда.

– Тобой все еще владеет космос, Бартелеми. Успокойся. Ты не любишь прошлого?

– А за что я должен его любить? Я его не знаю.

– Послушай. Известно тебе, что делали на парусных судах во время штиля пять или шесть веков назад?

– Ругались.

– Вероятно. И ждали чуда. Нас отсюда может извлечь только чудо.

– А почему бы и нет? – сказал Андре. – Нам необходимо чудо.

Он дернул рукой и отлетел к переборке. Затем поплыл в сторону товарищей.

– Ты с ума сошел, Андре, или шутишь?

– Пока не знаю. Почему бы не попробовать? Это не будет тянуться ни век, ни тысячелетие. А нашего положения не ухудшит.

Гийом и Бартелеми внимательно, огорченные, смотрели на Андре.

– Мы же не в Средневековье.

Андре скрестил руки на груди и уселся в метре от пола.

– А знаете, что я делаю сейчас? – спросил он.

– Строишь осла, – ответили они вместе.

– Нет. Левитирую. Святые иногда занимались этим, и такое называлось чудом.

Бартелеми стал еще озабоченней.

– Почему бы не попробовать? – повторил Андре. – Давайте рассуждать по-научному. Представьте, что параллельно нашей Вселенной, которую мы знаем, расположена другая, которая соответствует... скажем, некоторым верованиям, сознательно отброшенным нами. Сочтите существование Бога научным фактом. Что логически из этого вытекает? Возможность чуда. Статически вероятная реализация молитвы. Дайте мне обет, мог бы сказать Архимед, и я переверну мир.

– Практическая точка зрения, – начал Гийом, – но...

– Точка зрения чокнутого, – сказал Бартелеми. Он медленно двинулся и начал вращаться вокруг собственной оси.

– А как испросить чудо? – поинтересовался Гийом.

– Точно не знаю. Я не неаполитанец.

– Когда-то я бывал в Неаполе, – скривился Бартелеми. – На редкость грязный город. Там до сих пор на улицах попадаются нищие. Какие рожи они строят.

– Им случается донищенствоваться до чуда. Говорят, у них опасная техника, книги с заклинаниями и особые святые. А если они не получают удовлетворения, то ставят рядом с проштрафившимся святым доску с оскорбительными надписями и обращаются к другому.

– Бросим взгляд в будущее, – проворчал Бартелеми. – Теперь в звездолетах рядом с пилотом, штурманом и физиком будет сидеть неаполитанец на случай, если понадобятся его услуги. Он получит право на провоз десяти килограммов свечей и пятисот святых образков. И кроме того, на библиотеку с назидательными произведениями.

– Неаполитанцы действительно читают только назидательные произведения, – вставил Гийом. – Еще в колледже я знал одного неаполитанца...

– Не вижу ничего смешного в этой теории, Бартелеми, – сказал Андре. – И сейчас на звездолетах к физикам относятся со святотатственным опасением.

– Полагаю, вы намекаете на меня! – воскликнул Бартелеми, хватаясь за стенку, чтобы остановить вращение. Недовольный товарищами, он начинал обращаться к ним на «вы».

– Подведем итог, – сказал Андре, – и вернемся к нашим чудесам.

– Надо составить уравнение, – усмехнулся Бартелеми.

Ему хотелось бы хлопнуть дверью, чтобы подчеркнуть свое презрение и осуждение, но по ту сторону переборок, кроме шкафов и грузовых отсеков, ничего не было – только космос и несколько далеких невидимых звезд, да еще безглазые метеориты, да изредка летящий по своим делам атом водорода. Оставалось только отвернуться.

– Нам нужна по крайней мере одна свеча, несколько образков и текст молитвы. Может, мы сочиним ее сами?

– Свеча делается из воска, – проворчал Гийом. – Не думаю, что на борту звездолета есть воск. В крайнем случае можно использовать электрическую лампу.

– Возможно, – кивнул Андре, – но боюсь, этого недостаточно. Насколько мне известно, Бог не любит простых решений.

– Твой Бог – ретроград, – усмехнулся Гийом.

– А вдруг электрический ток помешает нашим молитвам добраться до него...

Они отыскали воск вокруг выводов запасного аккумулятора. Осторожно сняли его и расплавили восковую перемычку, изолировавшую выводы.

Пока они трудились, Бартелеми молчал, закрыв глаза. В аптечке они нашли кетгут, растопили воск на электроплитке. Слили его в пробирку так, чтобы кетгут оказался в центре расплавленной массы. Когда смесь затвердела, они разбили пробирку и получили коричневый цилиндр.

– Теперь надо раздобыть образок, – сказал Гийом.

– У нас есть микрофильм Библии. Может, этого хватит?

Они прогнали книгу по экрану. Вдруг Андре нажал кнопку. И прочел:

Надежда на кощунство равносильна зародышу, унесенному ветром, пене, сдунутой бурей.

– Не очень вдохновляет, – пошутил Гийом.

Они погасили свет во всем звездолете, Андре с трудом зажег свечу. Она загорелась с треском и фырканьем, но вскоре пламя стало гаснуть. Андре удалось поддержать его, обмахивая листом бумаги. Они поместили позади висящей в воздухе свечи фотографию с текстом из Библии, приняли коленопреклоненную позу и начали молиться. И хотя им было трудно вспомнить слова, которых они не произносили долгие годы, молились они вслух и с усердием. Перед их глазами стояла Земля, вращающаяся в пустоте, зеленый укутанный облаками шар; они спрашивали себя, где границы Божьей власти, не пересекли ли они их, или согрешили, перейдя те ограничения, которые были поставлены перед человеком.

Бартелеми остановил вращение вокруг собственной оси. Ему не нравилась его фантастическая, пляшущая тень на стене. Он начал молиться – сначала про себя, потом шепотом, затем его голос окреп, и он присоединился к друзьям. Он тоже молился от всей души. У каждого из них было свое понимание Бога, впрочем, полной ясности в концепции божественного не было ни у кого. Но у них была одна родина, Земля, и в этом мире все люди, когда им угрожала опасность, обращали свои взоры к невидимому властителю. Бартелеми не мог не помнить об этом. Быть может, дело выгорит, думал он, но было и другое. Молитва в дрейфующем звездолете с мертвыми приборами и неподвижными стрелками была делом мирным и чистым. Возможно, повторял он себе, иррациональное поведение вызовет реакцию иррационального мира. Быть может, Бог даст физикам то, чего они ждут, верующим то, чего они желают, лишь

...

конец ознакомительного фрагмента