Текст книги "Неизвестный Сталин"

Хотя разведка продолжала снабжать физиков большим объемом информации, показывающим приближение США к обладанию реальной атомной бомбой, в СССР прогресс в этом направлении был скромным. Причина была простой: в стране не было урана. Для самого маленького уранового котла нужны были десятки тонн чистого урана, а в распоряжении Лаборатории № 2 имелись лишь несколько килограммов этого металла. Урановая руда нигде на территории СССР не добывалась. Геологическая разведка урана уже развертывалась, но быстрых решений не могло быть.

В Европе, как было известно, уран для немецкого проекта добывался в Болгарии, Чехословакии и в Восточной Германии. Болгарские рудники были взяты под контроль в начале 1945 года, почти сразу после освобождения Болгарии. Но болгарская урановая руда была бедной, и обогатительных комбинатов здесь не имелось. Урановые рудники в западной части Чехословакии и в Саксонии подвергались разрушению американской авиацией до прихода сюда Советской Армии.

После высадки союзных войск в Европе в США была создана особая группа «специального назначения», так называемая Alsos Team, в задачу которой входил захват на территории Германии любого оборудования, связанного с урановым проектом, а также немецких запасов урана и тяжелой воды. Эта же группа осуществляла аресты и депортацию в Англию немецких ученых-атомщиков. В результате активных действий американского атомного «спецназа» в первые месяцы 1945 года в Германии разобрали и отправили в Англию два немецких экспериментальных урановых реактора на тяжелой воде, которые не были еще закончены. Один из этих реакторов находился возле Лейпцига в будущей советской зоне оккупации.

НКВД и Лаборатория № 2 несколько опоздали с формированием собственной «трофейной» урановой команды. Группа ученых-атомщиков, знающих немецкий язык, в сопровождении офицеров НКВД, возглавляемая заместителем наркома НКВД Авраамием Павловичем Завенягиным, прибыла в Берлин в середине мая 1945 года, уже после капитуляции Германии. В состав группы входили физики Флеров, Кикоин, Харитон, Арцимович и другие. Все они были в форме полковников Советской Армии. Профессор Николаус Риль (Nikolaus Riehl), главный немецкий эксперт по производству чистого металлического урана, был в это время в Берлине, и он добровольно согласился помогать своим советским коллегам. Риль родился в 1901 году в Санкт-Петербурге в семье немецкого инженера фирмы «Сименс». Он жил в России до 1919 года и свободно владел русским языком. Риль повез советских ученых в Ораниенбург, город к северу от Берлина, где находился главный завод Германии по производству чистого урана для реакторов. Завод, как оказалось, был полностью разрушен американскими бомбежками за несколько дней до окончания войны. Это было сделано вне всякой связи с военными действиями. Поврежденные остатки заводского оборудования тем не менее демонтировались и отправлялись в СССР.

С помощью расспросов Кикоину и Харитону удалось все же найти склад уранового сырья, оксида урана, в другом городке. Там оказалось почти 100 тонн оксида урана. 12 тонн урана были найдены еще в одном населенном пункте. Вслед за ураном в Москву были отправлены и Николаус Риль с семьей, и несколько инженеров немецкого уранового завода. Они поехали добровольно, в Германии им делать было нечего. Физики-атомщики, которые оказались в американо-британской зоне оккупации, были арестованы и больше года провели в заключении в Англии без права переписки. В июле немецкая команда Николауса Риля начала переоборудование завода «Электросталь» в Ногинске Московской области в урановый завод. В конце 1945 года здесь уже началась переработка оксида урана в чистый металлический уран. Первые партии литого металлического урана стали поступать в Курчатовскую лабораторию в январе 1946 года и шли на сборку уран-графитового экспериментального реактора.

Завод «Электросталь» сразу превратили в зону, обнесенную двумя рядами колючей проволоки. Риль в своих воспоминаниях, опубликованных в Германии в 1988 году, объясняет без всякого удивления, что колючая проволока была нужна, «чтобы строительные рабочие, занимавшиеся переоборудованием завода, не могли покидать его территорию… Эту работу выполняли в основном заключенные, преимущественно советские солдаты, вернувшиеся из немецкого плена. По возвращении на родину их встречали не цветами и танцами… Вместо этого они получили несколько лет заключения за то, что проявили трусость на поле боя»[112]112
  Книга Николауса Риля, изданная в Германии в 1988 г. под названием «Десять лет в золотой клетке», была в 1996 г. переведена и издана в США с дополнениями и комментариями участника американского Манхэттенского проекта Фредрика Сейтца. Книга Риля цитируется по американскому изданию: Riehl N., Seitz F. Stalin’s Captive. Nikolaus Riehl and the Soviet Race for the Bomb. USA: American Chemical Society, 1996. P. 152.


[Закрыть].

«Электросталь» превратился в один из первых «островов» атомного ГУЛАГа. В НКВД он стал известен под кодом «Строительство № 713». Число заключенных в этом лагере росло пропорционально росту производства урана. К 1950 году, когда производство чистого урана достигло одной тонны в день, число заключенных, обслуживавших завод, достигло 10 тысяч человек[113]113
  Система исправительно-трудовых лагерей в СССР, 1923–1960: Справ. / Сост. М. Б. Смирнов; О-во «Мемориал». М.: Звенья, 1998. С. 444–445.


[Закрыть]. Для ускорения работ для заключенных и вольнонаемных рабочих «Электростали» был установлен 10-часовой рабочий день.

Отдельно от Николауса Риля команда Завенягина заключила контракты в Восточной Германии еще с двумя группами немецких ученых. Одну из них возглавил знаменитый физик Густав Герц (Gustav Hertz), получивший в 1925 году Нобелевскую премию. Другую возглавил Манфред фон Арденне (Manfred von Ardenne). В состав этих групп входили известные и малоизвестные физики и химики. Главной задачей для каждой из групп были разные методы разделения изотопов урана-235 и 238. Для них были созданы институты на берегу Черного моря возле Сухуми. Несколько позднее был создан еще один немецкий институт для радиохимических и радиобиологических исследований. Всего в СССР с 1945 по 1955 год работали в урановом проекте около 300 немецких ученых и инженеров.

Юлий Харитон, участник находки трофейного немецкого урана, впоследствии вспоминал: «Как-то, я помню, мы ехали куда-то на объект с Игорем Васильевичем Курчатовым, и он сказал, что эти 100 тонн помогли примерно на год сократить срок запуска первого промышленного реактора»[114]114
  Дровенников И. СРоманов С. В. Трофейный уран, или История одной командировки // История советского атомного проекта: Док., воспоминания, исследования. Вып. 1. М.: Янус-К, 1998. С. 226.


[Закрыть].

Первая американская атомная бомба была успешно испытана в пустыне штата Нью-Мексико в день открытия Потсдамской конференции 16 июля 1945 года. Сталин из разведсообщений узнал об этом испытании 20 или 21 июля, за три дня до того, как президент США Трумэн сообщил Сталину и Молотову о наличии у США нового сверхмощного оружия. Сталин, однако, не ожидал, что атомная бомба будет применена уже через две недели. На Конференции союзных держав в Ялте в феврале 1945 года США и Британия настаивали на том, чтобы Советский Союз вступил в войну с Японией примерно через три месяца после капитуляции Германии. Согласие СССР было закреплено секретным протоколом. К началу августа 1945 года была завершена концентрация полуторамиллионной Советской Армии на маньчжурской границе. Сталин известил союзников, что СССР вступит в войну с Японией в середине августа. Ялтинские соглашения предусматривали также, что Советский Союз возвратит принадлежавшие России Южный Сахалин и Курильские острова и получит в длительную концессию Порт-Артур и принадлежавшую России Восточно-Китайскую железную дорогу. В начале 1945 года в США рассматривали вступление СССР в войну с Японией как акцию, способную привести к быстрой капитуляции Японии и к уменьшению их собственных потерь. Теперь лидеры США явно рассчитывали достигнуть капитуляции Японии с помощью атомной бомбы. Это гарантировало США полное господство во всем азиатском регионе.

Вступление в войну с Японией не было для Сталина одним лишь актом помощи союзникам. У Сталина были серьезные стратегические замыслы в Азии. Вступление Советской Армии и Маньчжурию, колонию Японии с 1931 года, было лишь началом их реализации.

Сообщение о взрыве атомной бомбы над Хиросимой 6 августа достигло Москвы утром 7 августа. В этот же день в 16 часов 30 минут Сталин и начальник Генштаба А. И. Антонов подписали приказ о начале военных действий против Японии по всему маньчжурскому рубежу ранним утром 9 августа по местному времени. В этот же день по приказу Трумэна авиация США сбросила на Нагасаки вторую атомную бомбу. 14 августа император Японии объявил по радио о капитуляции. Формальная капитуляция состоялась только 2 сентября 1945 года. К этому времени Советская Армия оккупировала почти всю Маньчжурию и половину Кореи, бывшую японской колонией с 1905 года. Инициатива в решении политического будущего дальневосточного региона Азии перешла к СССР.

Атомные проекты в США и СССР родились как контрмеры ядерному потенциалу гитлеровской Германии. С приближением конца войны в Европе у ученых, работавших над созданием бомбы, появилась уверенность в том, что практического применения этого сверхмощного оружия никогда не потребуется. Рузвельт незадолго до своей смерти в апреле 1945 года считал все же возможным применение атомного оружия против японского флота. Но после того как атомные бомбы, урановая и плутониевая, были использованы против мирного населения двух городов, мгновенно убив от 200 до 300 тысяч жителей, был открыт путь к практическому применению атомных бомб и в других регионах. По сообщениям от Фукса и Понтекорво, производство урана-235 и плутония в США позволяло изготовить восемь атомных бомб в месяц. В этих новых условиях атомный проект стал для Сталина абсолютным приоритетом.

Совещания с главными руководителями урановой программы проводились начиная с 12 августа в основном на даче Сталина в Кунцеве. Для секретных совещаний Сталин обычно использовал свою «ближнюю», а иногда и «дальнюю» дачи. Кремль был официальной резиденцией правительства и со своей сложной системой пропусков, охраны и большим числом разных служб и чиновников не подходил для сверхсекретных совещаний. С 12 по 16 августа 1945 года Сталин приезжал в Кремль для неотложных приемов только к полуночи и работал до двух, а иногда и до трех часов утра. К нему приходили в это время китайские дипломаты, стремившиеся по требованию Чан Кайши узнать о советских намерениях в Маньчжурии. Они боялись, и, как выяснилось вскоре, не напрасно, что в зону советской оккупации в Маньчжурии первыми смогут войти китайские коммунисты.

Днем и вечером на даче в Кунцеве Сталин проводил совещания с руководителями атомного проекта и членами ГКО. Курчатов на эти совещания не приглашался, с ним консультировались по некоторым вопросам по телефону. Краткие и в основном устные воспоминания об этих совещаниях оставил тогдашний нарком боеприпасов Борис Львович Ванников[115]115
  Ребров М. Без грифа «секретно» // Красная Звезда. 1994. 24 авг.


[Закрыть], который вместе с наркомом химической промышленности Михаилом Георгиевичем Первухиным был заместителем Молотова в той комиссии ГКО, которая с февраля 1943 года отвечала за атомный проект. Роль Берии в атомном проекте к этому времени была незначительной, так как внешняя разведка перешла в конце 1943 года во вновь созданное управление при выделенном из НКВД новом Наркомате государственной безопасности (НКГБ). Этот наркомат возглавил В. Н. Меркулов. Берия остался главой НКВД и управлял теперь милицией и ГУЛАГом.

Итогом совещаний в Кунцеве стало подписанное Сталиным Постановление ГКО № 9887 от 20 августа 1945 года, создавшее новую структуру управления атомным проектом. Для общего руководства всеми работами по использованию внутриатомной энергии ГКО создал Специальный Комитет с чрезвычайными полномочиями. Это был директивный орган, своего рода «атомное политбюро». Берия был назначен председателем. Членами комитета, список которого Сталин продиктовал сам, стали Маленков, Вознесенский, Ванников, Завенягин, Курчатов, Капица, Махнев и Первухин. Спецкомитет должен был обеспечить «широкое развертывание геологических разведок и создание сырьевой базы СССР по добыче урана, а также использование урановых месторождений за пределами СССР, организацию урановой промышленности, а также строительство атомно-энергетических установок и производство атомной бомбы». Для непосредственной реализации этих задач при Спецкомитете создавался исполнительный орган, Первое Главное Управление при СНК СССР (ПГУ). Начальником ПГУ был назначен Ванников. В распоряжение ПГУ передавались многочисленные научные конструкторские, проектные, строительные и промышленные предприятия и учреждения из других ведомств. Курчатовский центр также был передан из Академии наук в ПГУ. Научно-технический отдел разведки был передан под контроль Спецкомитета.

Заказы Спецкомитета и ПГУ другим наркоматам по изготовлению различного оборудования, поставкам стройматериалов и технических услуг должны были выполняться вне очереди и оплачиваться Госбанком «по фактической стоимости», без предоставления смет и расчетов. Это означало неограниченное финансирование, или так называемый открытый счет в Госбанке. Строительные проекты, утвержденные Спецкомитетом, оплачивались банком «по произведенным затратам», и все учреждения атомного проекта освобождались от регистрации своих штатов в финансовых органах.

ПГУ превратился в огромный секретный супернаркомат. Самой большой и мощной строительной системой, которая была передана ПГУ из НКВД, было Главное управление лагерей промышленного строительства НКВД (ГУЛПС). Этот промышленный ГУЛАГ состоял к концу 1945 года из 13 лагерей, в которых находились 103 тысячи заключенных. Одновременно с этим в ПГУ было передано также и Главное управление лагерей горно-металлургических предприятий НКВД (ГУЛГМП), объединившееся с ГУЛПС. В лагерях ГУЛГМП находилось и начале 1946 года 190 тысяч заключенных, треть которых относилась к так называемому спецконтингенту (бывшие военнопленные, репатрианты и другие, попавшие в ГУЛАГ без суда). Объединенная система лагерей, известная в последующем как Главпромстрой, приказом по НКВД № 00932 была объявлена «специальной организацией для строительства предприятий и учреждений Первого Главного Управления»[116]116
  Система… С. 113–114.


[Закрыть].

По существовавшей в то время кодовой классификации приказов в НКВД два нуля перед цифровым номером приказа означили, что он издан по директиве или резолюции лично Сталина. Имелась в виду не устная директива Сталина, а тот или иной документ Государственного Комитета Обороны, Совета народных комиссаров или Политбюро, подписанный Сталиным. В преамбуле приказов по НКВД в этом случае обычно указывалось, что он издается «во исполнение решения» с указанием директивного органа. В американском атомном проекте участвовало, как известно, 125 тысяч человек. В советском к концу 1945 года было втрое больше. Но уже в 1950 году число людей, вовлеченных в систему ПГУ, превысило 700 тысяч. Больше половины из них составляли заключенные, треть – военно-строительные части МВД. Только около 10 % приходилось на вольнонаемных, свобода передвижения которых была, однако, сильно ограничена.

К концу 1946 года существовало уже одиннадцать специальных строительств ядерных объектов. Лагеря заключенных, которые обслуживали эти строительства, выводились из общей системы НКВД и включались в систему ПГУ. Некоторые льготы, существовавшие в системе НКВД, такие как освобождение из заключения хронических и тяжело больных, беременных женщин или престарелых, бесполезных для исправительно-трудовых лагерей, не распространялись на «атомный ГУЛАГ». Никаких освобождений из атомного ГУЛАГа не было, так как находившиеся в нем узники были также «носителями» особо важных государственных секретов.

Директива Сталина обязывала ПГУ обеспечить создание атомных бомб, урановой и плутониевой, в 1948 году.

Частых встреч Курчатова и Сталина, о которых иногда пишут, не было. Не было и показа Сталину макета атомной бомбы и плутониевого «шарика», который якобы приносили в Кремль Курчатов и Харитон незадолго до испытания. В действительности Курчатова приглашали к Сталину только два раза, 25 января 1946 года и 9 января 1947 года. При первой встрече вместе с Курчатовым к Сталину вошли Берия, Молотов, Вознесенский, Маленков, Микоян и Жданов. Были приглашены также С. В. Кафтанов и президент АН СССР Сергей Вавилов. Курчатов вошел к Сталину вместе с другими в 20 часов 15 минут и покинул кабинет Сталина через 50 минут вместе с Вавиловым. Другие деятели оставались у Сталина еще два часа[117]117
  Посетители кремлевского кабинета И. В. Сталина// Исторический архив. 1996. № 4. С. 116.


[Закрыть].

Вернувшись в институт, Курчатов записал свои впечатления от встречи со Сталиным. Эта запись хранилась в сейфе Курчатова и была недавно опубликована. По характеру записи видно, что Курчатов был в кабинете Сталина в первый раз. Я привожу здесь отрывок этой записи, датированной днем встречи: «Во взглядах на будущее развитие работ т. Сталин сказал, что не стоит заниматься мелкими работами, а необходимо вести их широко, с русским размахом, что в этом отношении будет оказана самая широкая всемерная помощь…

По отношению к ученым т. Сталин был озабочен мыслью, как бы облегчить и помочь им в материально-бытовом положении. И в премиях за большие дела, например, за решение нашей проблемы. Он сказал, что наши ученые очень скромны и они никогда не замечают, что живут плохо, – это уже плохо, и хотя, он говорит, наше государство и сильно пострадало, но всегда можно обеспечить, чтобы [несколько тысяч?] человек жило на славу, свои дачи, чтобы человек мог отдохнуть, чтобы была машина…

Надо также всемерно использовать Германию, в которой есть и люди, и оборудование, и опыт, и заводы. Т. Сталин интересовался работой немецких ученых, той пользой, которую они нам принесли…

[Затем?] были заданы вопросы о Иоффе, Алиханове, Капице и Вавилове и целесообразности работы Капицы.

Было выражено [мнение?], на кого [они?] работают и на что направлена их деятельность – на благо Родине или нет.

Было предложено написать о мероприятиях, которые были бы необходимы, чтобы ускорить работу, все, что нужно. Кого бы из ученых следовало еще привлечь к работе.

Обстановка кабинета указывает на [оригинальность?] ее хозяина. Печи изразцовые, прекрасный портрет Ильича и портреты полководцев»[118]118
  У истоков… С. 128–129.


[Закрыть].

Вторая встреча Сталина с Курчатовым 9 января 1947 года была частью совещания по атомным проблемам, которое продолжалось почти три часа. Вместе с Курчатовым к Сталину были приглашены Харитон, Кикоин и Арцимович, научные руководители уже возникших к этому времени атомградов. На совещании присутствовали Молотов, Берия, Маленков, Вознесенский и Первухин, а также члены Спецкомитета Ванников, Завенягин и Махнев. Присутствовал и генерал-майор НКВД А. Н. Комаровский, начальник Главпромстроя ПГУ – атомного ГУЛАГа[119]119
  Посетители кремлевского кабинета И. В. Сталина // Исторический архив. 1996. № 5–6. С. 4.


[Закрыть]. Никто из присутствующих на совещании не оставил никаких заметок. Режим секретности запрещал делать записи о таких встречах. Лишь через много лет из воспоминаний одного из сотрудников, Первухина, стало известно, что Курчатов доложил на этой встрече об успешном пуске в декабре 1946 года в Лаборатории № 2 первого в Европе экспериментального физического реактора. «Сталин с большим пристрастием расспрашивал И. В. Курчатова и других о значении этого события. Убедившись в достоверности наших сообщений и соображений, он предложил этот факт держать в самом строгом секрете…»[120]120
  Петросъянц А. М. Решение ядерной проблемы в 1943–1946 гг. // Создание первой советской ядерной бомбы. М.: Энергоатомиздат, 1995. С. 59.


[Закрыть]

От Фукса, и независимо от него также и от Понтекорво, в 1945 году были получены подробные описания и чертежи плутониевой бомбы того типа, которая была взорвана над Нагасаки. Но в СССР в это время производство плутония еще не начиналось. Небольшой экспериментальный реактор, который был построен в 1946 году в Лаборатории № 2, использовал трофейный уран. Промышленный реактор требовал 150 тонн урана. В конце 1945 года возобновили работу Яхимовские урановые рудники в Чехословакии, известные с начала века, и в Восточной Германии. Для эксплуатации немецких рудников в Саксонии было создано советское акционерное общество «Висмут». К работе на этих рудниках привлекли немцев, интернированных на Балканы, и немецких военнопленных.

В 1946 году были найдены месторождения урана в различных районах Советского Союза. Разработка месторождений урана, особенно в отдаленных местах, является очень трудной задачей. Первые партии отечественного урана стали поступать лишь в 1947 году из построенного в рекордно быстрые сроки Ленинабадского горно-химического комбината в Таджикской ССР. В системе атомного ГУЛАГа этот комбинат был известен лишь как «Строительство № 665». Места разработки урана были засекречены до 1990 года. Даже рабочие на рудниках не знали про уран. Официально они добывали «спецруду», а вместо слова «уран» в документах того времени писалось «свинец» или продукт «А-9». Месторождения урана на Колыме были бедными. Тем не менее и здесь был создан горнодобывающий комбинат и при нем лагерь Бутугычаг. Этот лагерь описан в повести Анатолия Жигулина «Черные камни», но и он не знал, что здесь добывают уран. В 1946 году урановую руду из Бутугычага отправляли на материк самолетами. Это было слишком дорого, и в 1947 году здесь была построена обогатительная фабрика.

Первый промышленный реактор и радиохимический завод «Маяк» начали строить на Урале, возле города Кыштым, в 100 километрах к северу от Челябинска. Инженерный проект реактора составлялся под руководством Николая Антоновича Доллежаля, директора Института химического машиностроения. Закладкой урана в реактор руководил лично Курчатов. Строительством всего центра, известного позже как Челябинск-40, руководил начальник ПГУ Ванников. Объем строительства был очень большой, и здесь работали более 30 тысяч заключенных нескольких лагерей и три полка военно-строительных частей МВД.

В 1947 году было развернуто строительство еще трех атомградов, два из них в Свердловской области; Свердловск-44 и 45, для промышленного разделения изотопов урана, и один в Горьковской области, Арзамас-16, предназначенный для изготовления плутониевых и урановых бомб. Научными руководителями свердловских объектов были Кикоин и Арцимович. В Арзамасе-16 научное руководство проектами осуществляли Харитон и Щелкин. Все эти, сейчас знаменитые ученые, в конце 40-х годов не были никому известны. Их имена были засекречены. Строительные работы шли быстрыми темпами. Главпромстрой ПГУ не жаловался на дефицит рабочей силы. Но урана не хватало. Даже в начале 1948 года первый промышленный реактор не мог быть запущен. Не хватало урана и для работы свердловских объектов. Правительственные сроки для изготовления первых атомных бомб были пропущены.

Экспериментальный реактор Ф-1, который был успешно запущен в Лаборатории № 2 в Москве в декабре 1946 года, был крайне упрощенным и не содержал систем водного охлаждения. Это обеспечивало большую компактность расположения урановых блоков и графита как замедлителя нейтронов и при использовании природного урана, в основном вывезенного из Германии. Для начала управляемой цепной реакции оказалось достаточно около 45 тонн урана. Предполагалось, что и в этом экспериментальном реакторе можно будет получить некоторое количество плутония и изучить его свойства. Но без систем водного охлаждения экспериментальный реактор быстро перегревался и поэтому мог работать лишь очень короткими периодами.

Промышленный реактор, который проектировался в уральском центре, имел систему непрерывного водного охлаждения и достаточно сложную конструкцию. В этом случае управляемая цепная реакция начиналась лишь при 150 тоннах урана, помещаемого в особые алюминиевые каналы, в которые все время поступала вода. Основным топливом в реакторе являлся уран-235. Нейтроны, выделяющиеся при распаде ядер этого изотопа при столкновении с ядром урана-238, преобразовывали некоторые из них в элемент с массой 239. Это и был плутоний, из которого после его выделения изготовлялся заряд атомной бомбы. Критическая масса у плутония примерно в десять раз меньше, чем у урана-235.

Курчатов планировал, что при завершении строительства промышленного реактора те 45 тонн урана, которые были заложены в экспериментальный реактор в Москве, можно будет использовать в промышленном реакторе. В 1946 году ни Курчатов, ни его коллеги не знали, что распад ядер урана-235 под действием мощных нейтронных потоков идет не с образованием нескольких новых осколочных элементов, бария и других, а с образованием около двухсот разных изотопов, большинство из которых были неустойчивыми и радиоактивными. Именно накопление таких радиоактивных нуклидов, даже после сравнительно кратковременных запусков реактора Ф-1, сделало его урановые блоки негодными для переплавки их в урановые блоки для промышленного реактора, имевшего другие размеры и другую форму. Завод «Электросталь», который готовил урановые блоки для отправки на Урал, не был приспособлен для переплавки урана, уже загрязненного множеством высокорадиоактивных элементов.

Накопить нужные 150 тонн урана для загрузки в промышленный реактор удалось лишь к началу 1948 года. К этому времени, однако, обнаружилось, что система разгрузки реактора, проверявшаяся до этого лишь на стенде на единичном канале, не годилась для реактора, имевшего больше тысячи каналов. Пришлось срочно разработать и изготовить новую систему разгрузки. Это задержало пуск реактора на несколько месяцев.

Испытательные пуски реактора на низких мощностях начались 8 июня 1948 года, почти на год позже, чем планировалось. 22 июня 1948 года реактор был выведен на проектную мощность в 100 тысяч кВт. Началась круглосуточная работа реактора, прерывавшаяся довольно частыми авариями. Это приводило к остановкам реактора и необходимости ремонта. Некоторые ремонтные работы производились по директивам Курчатова и Ванникова на работающем реакторе, «что приводило к загрязнению помещений, переоблучению сменного персонала и бригады ремонтников»[121]121
  Круглов А. К. От опытного реактора Ф-1 в Лаборатории № 2 к первому промышленному ядерному реактору в Челябинске-40 // Создание первой советской ядерной бомбы. М.: Энергоатомиздат, 1995. С. 84.


[Закрыть].

Особенно серьезная авария произошла в конце 1948 года. В январе 1949 года реактор был остановлен на капитальный ремонт, продолжавшийся почти два месяца. Нужно было производить замену всех каналов и проводить фактическую разборку и новую сборку всего реактора. При проведении этого ремонта подверглись переоблучению несколько тысяч человек в связи с необходимостью «привлечения к этой «грязной работе» всего мужского персонала «объекта»»[122]122
  Там же. С. 85–86.


[Закрыть].

Весь 1948 год и почти половину 1949 года Курчатов, Ванников и Завенягин находились на Урале, решая на месте все возникавшие проблемы. Несколько раз приезжал сюда Берия. Ему нужно было давать объяснения Сталину о причинах задержки сроков изготовления атомной бомбы. Именно в 1948 году происходили решающие сражения гражданской войны в Китае. Летом 1948 года Сталин начал блокаду Западного Берлина, что вызвало наиболее серьезный послевоенный кризис между СССР и западными странами. Отсутствие атомного оружия ограничивало для Сталина возможность вести свою внешнюю политику с позиции силы.

К маю 1949 года радиохимический завод «Маяк» начал выделение плутония из «выгоревших» урановых блоков, не дожидаясь полного распада короткоживущих продуктов деления урана-235, что обычно требует трехмесячной выдержки этих блоков под водой. Это приводило и к переоблучению радиохимиков.

По недавнему свидетельству профессора Ангелины Гуськовой, которая молодым врачом работала в 1947–1953 годах на уральском объекте, в лаборатории по выделению плутония работали в основном молодые девушки. Это была группа особого риска, и среди этих людей зарегистрировано 120 случаев лучевой болезни, которую называли «пневмосклероз плутониевый»[123]123
  Жертвы плутония: Интервью А. Гуськовой // Общая газета. 1999.19–25 авг. С. 15.


[Закрыть].

Радиоактивные отходы плутониевого комбината «Маяк» сливали в то время в небольшую речку Теча, протекавшую через промышленную зону. Это привело к сильному загрязнению реки на десятки километров вниз по течению за пределами объекта и к большому числу радиационных заболеваний среди местного крестьянского населения.

Десять килограммов плутония, количество, заложенное в американскую бомбу, сброшенную на Нагасаки (над Хиросимой была сброшена урановая бомба), были накоплены в СССР уже в форме металла в июне 1949 года. По расчетам физиков, можно было бы провести испытательный взрыв и с половинным количеством столь дорогого вещества. Но приказ Сталина требовал делать точную копию. Экспериментировать никто не хотел.