Текст книги "Обнаженная со скрипкой"

Сосед сверху, симпатичный пенсионер союзного (увы, в прошлом) значения Илья Лазаревич звонил иногда по городскому телефону справиться у Антона: «Тоша, вам ничем не пахнет?». На что Антон отвечал всегда одним и тем же. Пару раз громко шмыгал носом в трубку, выдерживал пятисекундную паузу и извещал соседа: «Пахнет, Илья Лазаревич! Это запах большого города. Он строится, разрастается, в него приезжают новые люди, они привозят новые запахи. Как ваше здоровье, Илья Лазаревич?». Двухминутный монолог пенсионера можно было и не слушать, чем Антон частенько и грешил. Тем более, что процесс покраски прерывать было никак невозможно.

Осмотром своего жилища Антон удовлетворился и пошел на кухню варить кофе. «Ну, не могу же я напрямую, вот так в лицо ей сказать, что хочу ее?! – рассуждал молодой человек. – В концерт мы ходили, по бульвару гуляли, в кафе были несколько раз. На день рождения к Аркашке я ее зазвал. И ведь хочется мне схватить ее в охапку, зацеловать всю и… И в итоге привожу я ее к подъезду дома на Сивцевом Вражеке, тремся щечками, она выходит, бросив «Пока! Созвонимся!». И я тоже хорош. Пока! Доколе? – боролся с терзаниями плоти Антон. Наверное, тот, что свыше, прислушался и подсказал ответ: «Доколе? Дотоле, пока ты, чадо взрослое уже, а умом – дитя, не сделаешь того, к чему зовет природа, все естество твое мужское!». И Антон решился.

– Хочешь, покажу тебе необычную картину, которую сам смастерил? – предложил он Ларе, услышав в мобильнике ее голос.

– Ты еще и картины пишешь? Хотя, что я удивляюсь?

– Ну, нет. Это необыкновенная картина, такой ты еще не видела. Что-то вроде «Вудс пэйнтинг».

– Ну, если это лесная живопись, то заинтриговал!

– Следовательно, можно расценивать это, как согласие? – осторожно уточнил Антон.

– Ну, по меньшей мере, я расцениваю это так, что ты приглашаешь меня в гости!

В общем – заинтриговал, да и Ларе было интересно посмотреть, как живет столяр. Они договорились о времени, когда Антон подхватит ее после записи Лариного оркестра в студии на улице Качалова.

– И где же твоя чудная картина? – спросила Лара, едва они вошли в прихожую.

– Сейчас увидишь, – ответил Антон, вешая ее куртку на ветку оленьих рогов. – Тут есть один секрет, – пояснил он. – Тебе обязательно нужно помыть руки, причем с мылом и пемзой. Потом увидишь зачем, даже почувствуешь.

– Загадки говоришь, интригу накручиваешь. Впрочем, руки мыть всегда полезно, – согласилась Лара.

Необычная картина, абстракция в коричневых тонах – от светлой сосны до черного дерева, – висела на стене в комнате напротив входной двери и сразу бросалась в глаза. Скорее это была панель, собранная по принципу пластин для малахитовой шкатулки, или панно из пластин янтаря разного цвета и рисунка. Квадратная массивная рама, внутри которой находился круг, составленный из различных по рисунку кусочков дерева – брусков разных пород и разной формы. Этакая своеобразная мозаика. Круг, стянутый стальным обручем, был толщиной в сантиметр – полтора, под ним «подкладка», сплетенная из тонких металлических нитей – как металлический чехол экранированных проводов.

Лара стала рассматривать сочетания пород дерева, ей захотелось потрогать эту полированную поверхность, и она протянула к ней руку.

– Можно? – спросила она Антона.

– Попробуй. Не бойся, скажешь, что чувствуешь.

Лара прикоснулась подушечками пальцев правой руки к картине, потом повела руку над ее поверхностью и вдруг ощутила, что от картины исходит едва уловимый энергетический поток. Причем в разных участках он отличается интенсивностью, где-то она даже уловила небольшие вибрации, от которых она почувствовала легкое возбуждение. С таким Лара сталкивалась впервые, и она прикоснулась к картине другой рукой. Антон стоял вплотную к ней, его рука лежала на ее талии.

– Я никогда такого не видела, – сказала Лара, повернув лицо к Антону. – Ты сам до этого додумался? Это же какое-то открытие?

– Дизайн, рисунок сделал Давид. Я подбирал породы деревьев. Он и для себя также сделал экземпляр, но чуть отличается. Но поток энергии очень слабый, а потому я и сказал, чтобы ты помыла руки с мылом и пемзой. Жировой слой, естественные загрязнения становятся изолятором, эффект пропадает. Энергетика дерева способна отталкивать негатив и притягивать удачу. Из дерева во все времена делали обереги.

Лара слушала Антона очень внимательно – ох, и не прост волгарь. А как «поет», как завораживает, как лапшу на уши вешает. Она повернулась к нему и осторожно убрала руку со своей талии.

– Антон, вот ты зовешь меня картину посмотреть, а сам на мне какое-то хитрое оружие соблазнения испытываешь. Так?

– Ну что ты! Какое же это оружие? Тебе не нравится картина?

– Картина, конечно, нравится. В ней есть и художественная энергетика, и каждый может увидеть, почувствовать свое, но ты все-таки на мой вопрос не ответил – ты меня соблазняешь?

– Ну, если бы не попытался, ты могла бы обидеться на недостаточное внимание, – начал оправдываться Антон, тем самым соглашаясь, что определенные надежды воздействовать картиной на девушку, у него были.

– Сейчас ты меня угостишь кофе, и отвезешь на Сивцев Вражек, домой, к родителям! – почти приказала Лара. Но увидев, как увял Антон, добавила. – А я к тебе сюда вернусь. Скоро.

При этом веселое выражение ее заблестевших глаз придавало словам особый смысл.

Проходя на кухню, она пропела строчки из бардовской песенки: «Мой милый, жди меня, мой милый, и я приду, приду, приду!». А увидев удивленное лицо Антона, указательным пальцем дотронулась до кончика его носа.

– Тут у меня мозолей нет! Чувствую я все, да и просто вижу, как тебя, бедненького, распирает изнутри. У меня завтра нелегкий день: с утра репетиция, потом прослушивание, а вечером квартет. Но я приду, приду, приду! Созвонимся. Я сама тебе позвоню завтра вечером, попозже. Я стараюсь не забывать выключать мобильник, а то, если он вдруг звякнет на репетиции, маэстро устроит скандал грандиозо. А потом не сразу его снова включаю – знаешь, иногда так хочется тишины.

И помимо всего у Лары был еще «тот самый вечер», когда девушки пользуются разными способами, чтобы не оказаться в «неловком положении».

Олег Арнаутов завернул в мастерскую к Антону по старой памяти. Хотя, какая тут старая память, когда бывшие земляки, друзья с детства, не виделись всего-то четыре года, пока Олег учился в училище дальней бомбардировочной авиации. Теперь они по большей части перезванивались, а встречались, когда Олег приезжал со своей «точки» в Москву, где останавливался в служебной гостинице.

Он с удовольствием рассматривал детали шкафов, окладов икон, кресла, ждущие, когда их обобьют красивой шелковой тканью, и они снова станут «дворцовыми». К ним подошел Давид, посидели уже втроем, «у верстака» махнули по маленькой «со свиданьицем», как когда-то, но скоро решили двинуть в ресторан, по старой памяти в «Адриатико», на Маяковке.

– Мужики, у меня был спецвылет, двойные премиальные, так что сегодня я банкую! – сразу, едва взяли в руки меню, объявил Олег.

– Гуляем, капитан? – обрадовался Давид. – Что за полет такой, военную тайну не выдашь?

– Не выдам, но кое-что скажу. К полету готовились долго, маршрут уникальный. В общем, взлетели в Сибири, облетели вокруг света и в Сибирь вернулись. Восемнадцать часов в воздухе, с дозаправками.

– Как это «вокруг света»? – удивился Антон.

– Ну, прошли сначала над Россией до Мурманска, а потом по параллелям, но без захода в чужое территориальное пространство. Понял теперь, как это «вокруг света»? Англичан видели, потом еще канадцы нас «сопровождали». Американцы своих ребят на истребителях поднимали.

Опытный официант знал, как надо «обслуживать быстро, но не спеша». Этакая специальная формула, которая понятна людям, знающим толк в ресторанной процедуре. На самом деле это означало, что морс, водку или вино, первую закуску надо приносить быстро, а вот затем доставлять блюда на стол по мере готовности, пусть гости наслаждаются общением.

Махнули по рюмочке, закусили салатиком «руккола» с креветками, морскими гребешками, осьминожками и колечками кальмаров. Арнаутов продолжил свой рассказ.

– И вот могу вам сказать, что над нашей тайгой в одной точке приборы вдруг зашалили. Знаете, стрелки начали бешено крутиться, а на табло цифры заскакали в обратную сторону, мне даже не по себе стало! По приборам мы вместо десяти тысяч над уровнем моря, вдруг оказались на тысячу метров ниже этого самого уровня. Под землей уже. То есть, гробанулись! – рассказывал о леденящем душу моменте полета Олег. – А мы в воздухе! Летим! Движки в норме! Звезды над нами, вверху. Земля под нами, внизу. Но так было секунд пять, не дольше.

– Это не там ли, где тунгусский метеорит грохнулся? – осведомился Давид.

– Я это место на карте отметил, потом, когда вернулись, поискал в компьютере, – Арнаутов военной тайны не раскрывал, а потому расслабленно мастерил себе бутербродик – на подсушенный кусочек черного хлеба тонко намазал масло и укладывал ломтик розовой семги. – Оказалось, что от Тунгуски это далеко, а близко от Бодайбо, где золото моют, но чуть дальше. Кругом тайга, там только речка Патомка крутится. По этой трассе ведь многие гражданские летают. Москва-Южно-Сахалинск, например. Или Москва-Владивосток. Но, видно, точно над этой точкой не пролетают, а нам вот повезло.

– А что командование? Вы же доложились, как вернулись? У вас же там все нашпиговано «черными ящиками», самописцами и всякой секретной электроникой? – допытывался Давид.

– Конечно, доложили! Тут же, в воздухе связались с землей! И знаете, что самое интересное? – совсем заинтриговал Арнаутов друзей.

– Неопознанный летающий объект? – пошутил Антон.

– Если бы! – отмахнулся Олег. – С земли нам ответили, что здесь это нормально. Они знают. Представляете?! Просто все нормально.

А когда бутерброд готов, в самый раз выпить рюмку. Давид предложил тост по-новомодному: «За полеты! За нормальные полеты!»

Не сговариваясь, все трое заказали по классической мясной солянке и по телячьей котлетке на косточке, хотя это и был ресторан итальянской кухни.

Солянка в тот день была великолепна. Правильного темно-коричневого цвета, с маслинками, с каперсами, с кусочками отварного мяса, в меру наперченная, с блестками на поверхности и с особенным ароматом, когда ложка разрушала целостность поверхностной пленки. Естественно, что все трое произнесли синхронно: «Ну, под горячее!» Выпили и… не почувствовали хмельного – так солянка легла внутрь.

– Обедать надо с удовольствием, – проглотив последнюю ложку солянки, сказал Давид. – Так сказать, наслаждаясь вкусовыми ощущениями. Это в случае, если без спутницы…

– А если со спутницей?

– Тогда удовольствие удваивается. Но тут уже все зависит от спутницы.

Официант был опытный и рюмки пустыми оставались недолго.

– А за такой полет тебе звездочку добавят? – поинтересовался Давид.

– Не знаю. Но сейчас вызвали на небольшую, недельную переподготовку. Если дадут новое назначение, могут и добавить.

– Ну, за твою удачу! – провозгласил Антон. Он всегда предлагал тост за удачу, так как считал, что все начинается именно с поворота головы Фортуны в нужную сторону. А удача, она во всем пригодится. Хоть в делах, хоть в любви.

Олег, как и многие его коллеги, был суеверен, а потому на всякий случай постучал костяшкой среднего пальца сначала по столу, а потом и себя по лбу.

И, наконец, последовало традиционное: «Ну, что? Может, по девочкам?». Антон под каким-то предлогом уклонился от продолжения приключения, проигнорировав понимающую улыбку Давида.

– Берегите приборы, ребята! Приборы, это самое дорогое, что у нас есть! Давид, завтра, как договаривались, без опозданий, генеральский шкаф скучает без наших твердых, не дрожащих рук!

– Обижаешь, начальник! Все будет нормально! – уверил Антона компаньон.

На том и договорились.

Хотя изрядно «помятый», утром следующего дня Давид появился к назначенному времени. Антон не стал подтрунивать над гулякой, наоборот, нагрузил его работой. Ничто так хорошо не снимает похмельный синдром, как отсутствие времени для терзаний плотских и нравственных: «И зачем мешал водку с шампанским? И что обещал энергичной брюнетке Маше? Или Глаше?». Нет, работа и только работа. У Давида по этой части был богатый жизненный опыт. Он знал, что самые трудные, опасные – утренние часы, дальше будет проще. Но проще не стало. Наоборот, проблема возникла на ровном, пустом, как казалось, месте.

– Говорил тебе, надо растворителя больше добавить – что-то опасно долго лак подсыхает! – упрекнул Антон своего компаньона.

– Подожди, подожди, не гони, начальник! – притормозил Антона Давид. – Пропорции были как всегда, ты же знаешь! Лак обычный, каким мы всегда работали эту породу.

– А растворитель?

– Тиккурила! Отличный растворитель!

– Да, отличный! Денег пожалели, на аналог купились! – горячился Антон.

– А чем тебе «горячие парни» не угодили? Зачем переплачивать деньги за склянку с фирменным брендом? Не такие мы уж и бедные, чтобы покупать дорогое дерьмо в красивой упаковке. А тиккурилой сейчас почти все пользуются. Никто не жаловался. Я вон как-то к Валерьичу наведывался, посоветоваться надо было. А он как раз доску под лак готовил. Смотрю, у него бутылка с тиккурилой. Так знаешь, он не то, что пропорции соблюдать, он из бутылки в лак ее нахерачил просто так, на глазок! Представляешь? – оправдывался Давид.

– Сказал! На глазок! У Валерьича глазок – смотрок! Ему уже за восемьдесят, а он с утра – заметь, с утра, с семи часов, а не как мы – у нас утро в десять начинается – он с утра уже в мастерской. На глазок! Да он же – легенда! Живая! Я своими глазами видел, как он на спор с каким-то мудаком, брусок «пао ферро» выиграл! Ты же знаешь, почем в Москве сегодня «пао ферро» идет?!

По правде говоря, Давид не знал, но на всякий случай закатил глаза и всем видом изобразил предельное внимание.

– Так вот, слушай сюда, – продолжил Антон. – Завязывают Валерьичу глаза и раскладывают пять досок. Разных, конечно, пород. А мудак тот решил, что он самый умный и хитрый. Короче, четвертую доску он выдернул и стал напротив Валерьича в позе гончего пса. Аж дрожь его проняла от нетерпения! Валерьич берет первую доску, проводит по ней рукой, нюхает – попадание! Не то, что породу называет, но и возраст деревяшки! Кладет ее на стол, нащупывает следующую. Хитрый умник тихонько так берет эту первую доску и кладет ее после третьей – вот, сейчас Валерьич опозорится! Да где там! Попадания стопроцентные! И больше того, после того, как он все пять досок ощупал и обнюхал, назвал, так он вернулся к четвертой, еще раз ее «обласкал», занюхал и говорит, типа «сдается мне, что эта деревяшка первой лежала!». Вот тебе и глазок!

– Круто! Одного только не пойму, на кой сдалась Валерьичу эта «пао ферро»? – задал вопрос Давид. – Он же с мягкой доской работает!

– На кой, на кой! А вдруг пригодится! Да вообще, просто из принципа!

– Ну, если из принципа, тогда да! Принципам надо следовать во всем и всегда! – согласился Давид. – Вот, сам же подтверждаешь про Валерьича! А он лак «тик-курилой» бодяжит!

– Он не бодяжит, он знает, что делает! А мы если в срок шкаф не сдадим генералу, он нас в ракету посадит и на орбиту запустит! Это в худшем случае! В лучшем – гуд бай, премия!

– А в промежуточном – отлучит от дома! И поселится в сердце чьем-то печаль и тоска по прекрасной Ларе… – завершил экстраполяцию в будущее, Давид. – Что будем делать? По новой?

– Это сколько времени потеряем! Слушай! – оживился Антон. – Есть один трюк, мне его опять тот же Валерьич рассказал. – С растворителем – явно, перебор. Просто засунем доску в сушильный шкаф – риск кракелюр. А вот если пару суток по такой методе попробовать: доска в шкафу, выставляем температуру градусов сорок, часов двадцать дверцу держим закрытой, а потом понемножку начинаем открывать. Так понемножку, понемножку. Растворитель плавно улетучивается, выветривается, лачок так нежно подсыхает, подсыхает и – в космос мы не летим, премию получаем…

– Давид двое суток сидит возле шкафа, не смыкая глаз, приоткрывает, понемножку дышит тиккурилой, травится и умирает. Нет Давида. И зачем ему тогда премия?

– Незачем Давиду премия, согласен! Премию пустим на новую сушилку, с электронной автоматикой, я уже присмотрел.

– Почему я?! – заканючил Давид.

– Хочешь, давай, буду я! – согласился Антон. – А ты поезжай на Курский вокзал, садись в электричку, доезжай до славного города Климовска, отыскивай улицу Полбина, дом четырнадцать, квартира восемь. Клиента зовут Федором Николаевичем. И есть у него старый секретер. Утверждает, очень старый-старый. Чуть ли не Наполеоном брошенный. И хочет он за него много-много денег. Ну, короче, езжай, смотри, договаривайся. Если вещь стоящая, торгуйся до потери пульса. А я тут пару суток посижу спокойно.

– Нет, нет, нет! – даже вздрогнул Давид от открывающихся перспектив большого путешествия в Подмосковье. – Кесарю – кесарево, слесарю – слесарево!

Антон с интересом разглядывал публику, наполняющую зал Дома музыки на Павелецкой. Многие были знакомы ему по телевидению, по публикациям в прессе. Медийные все, как сказал бы классик, лица. На концерт его позвала Лара. Обстоятельства приглашения, правда, слегка смутили молодого человека. Концерт, как сказала Лара, был скрипичным. Но, судя по публике, ожидалось нечто особенное. Имя Жан-Люка Понти ничего Антону не говорило. Разве что, рождало догадки о происхождении скрипача. Билетов в Москве на него в свободной продаже не было ни в кассах, ни в Сети. И совершенно «невероятным чудом» у Лары образовался лишний. Впрочем, творец у чуда был. И был им тот самый олигарх, который или подарил, или передал «в лизинг» Ларе инструмент Нойнера. По каким-то деловым обстоятельствам он не смог составить девушке компанию. Антон клял себя последними словами, но ничего поделать не мог с внутренним голосом: «А если бы олигарх освободился? Каково это быть на «подмене»?

Разумеется, он принял приглашение Лары, но какой-то червячок в душе у него шевелился.

А экстраординарным оказался как раз Жан-Люк Понти. Скрипач с классическим консерваторским образованием, подлинный виртуоз, он не старался поразить зал головокружительными пассажами, как делала это небезызвестная «англо-китаянка» Ванесса Мэй. Нет, вся прелесть его заключалась в звуке. Играл Жан-Люк на «обыкновенной» деревянной скрипке перед микрофоном. Однако тянущийся из-за подставки провод указывал на то, что инструмент был снабжен датчиком-звукоснимателем. Скорее, очень чувствительным пьезоэлементом. И вот сочетание классического скрипичного тона с «электричеством» как раз и формировали необыкновенный насыщенный звук. В репертуаре не было Брамса, Паганини. Но много известных джазовых тем. Из тех, что называется, на слуху. Но то, что делал из них Понти, приводило зал в восторг. Слева от Антона сидел почтенного возраста мужчина в бархатном пиджаке, с бабочкой. Казалось, он забыл про все правила приличия, не говоря уже о своем возрасте. Притоптывал ногой, отсчитывая ритмический рисунок, закатывал глаза, причмокивал губами. И непрестанно склонялся к своей соседке: «Риммочка! Какая великолепная фразировка, ты не находишь? А вот это восходящее легато?! Замечательно!». Та соглашалась и сдерживала эмоциональный порыв своего спутника: «Аркадий! Тебе нельзя волноваться! Подумай о сердце!». Аркадий предпринимал попытку подумать о сердце, но без особого успеха. И вот, отбив ладони после очередной порции аплодисментов и совсем забывшись, он наклонился к Антону и начал: «Риммочка!..» Антон предусмотрительно сдвинулся, упершись плечом в Лару и на всякий случай ответил меломану: «Да, необыкновенная фразировка! Но вы не волнуйтесь так, Аркадий!». Сознание вернулось к мужчине, и он благодарно отозвался: «Да, конечно, конечно! Спасибо, спасибо…». Его спутница потянула мужчину за рукав, а вот спутница Антона, прикрыв рот рукой, едва сдерживала смех…

– Что, попал? – спросила она Антона, когда они вышли в фойе.

– И тебе спасибо, огромное спасибо! Но и ты сегодня попала!

– Это как же? – заинтересовалась Лара.

– Давай ко мне поедем? Я эмоционально переполнен, но у меня нет сил и ты должна меня поддержать. Завтра у меня трудный день, первая сборка важного заказа.

– И насколько важного? – вступила в «игру» Лара.

– Ну, пока не правительственного, но ответственность большая! Один генерал доверил мне семейную реликвию, и уронить свое реноме я не могу.

– Ну, если все так серьезно, и речь идет о реноме, пожалуй, я могу уделить тебе часик-другой.

– Тогда, что мы медлим? Поехали! – подхватил девушку под руку Антон.

– Тише, тише! Да не волнуйся ты так.

Пока Антон на кухне готовил чай, Лара огляделась в комнате. Никаких броских перемен не произошло с ее недавнего короткого визита, разве что шторы на окнах недавно были выстираны.

Она попробовала чай. Чуть красноватого оттенка, это был именно чай, а не фруктовая смесь. Но чай все еще был горячим и она сделал небольшую паузу перед вторым глотком.

– Вкусный чай, – Лара, подняла взгляд на Антона, увидела в его глазах сразу нежность и волнение, чуть улыбнулась и ровным, спокойным голосом добавила, – Хочу секса!

На несколько секунд Антон замешкался. Вот так, в лоб объявила о своем желании. Но он взял себя в руки, подошел к шкафу, двинул створку, достал большое полосатое полотенце, одно из тех, с которыми ходил в баню, и протянул Ларе, которая также поднялась из кресла. Она поцеловала его в щеку и со словами: «Я сейчас, я быстро!» – направилась в ванную.

Через несколько минут Лара появилась с наброшенным на плечи полотенцем.

– Теперь ты, и не задерживайся там, – Лара отбросила полотенце на кресло и решительно двинулась к постели, с которой Антон уже успел сдернуть покрывало. Ее слова прозвучали как команда – пусть чувствует, что она все-таки генеральская дочка.

«Классика! Девушка нордического типа. Стройная, спортивная. С крутыми бедрами. Высокая грудь. Соски, как боеголовки ракет. Живот плоский. Под ним – золотистый шелковистый кустик…» – разворачивалось в голове Антона какое-то эротическое досье на Лару Соколову. В ванной он уставился на сушилку, где были расправлены кружевные синие трусики и такого же цвета бюстгальтер с чашками красивой формы. «Да, в таких кружевах любые мысли спутаются!» – подумал Антон. Вспомнилась реклама женского белья с многообещающим слоганом: «Для девушек, не боящихся брать инициативу в свои руки». И вот – наглядное тому подтверждение.

У Лары было богатое воображение. Сексуальное тоже. Что она задумала, естественно, ни за что вслух не сказала бы. Все должно было выглядеть, как импровизация. Хотя и хорошо подготовленная, как неожиданно крутой трюк у каскадера в хорошем фильме.

Когда Антон вернулся, Лара лежала на животе. Но она не нырнула под легкое одеяло, а, словно дразня, демонстрировала ему свое безукоризненное тело. Немного покатые, самую малость увеличенные плечи, тонкая шея, чуть прогнутая спина, аккуратная талия, рельефные ягодицы, удлиненные бедра, в меру плотные икры и оттянутые носки. Руки она вытянула вперед, соединив ладошки, словно замерла в прыжке в воду. От ее тела исходил какой-то приятный аромат, далекий, но в чем-то даже знакомый – перед тем, как встать под душ, прыснула на себя чуть-чуть мужской туалетной воды из флакона, стоявшего на полке.

Несколько секунд Антон любовался ее наготой, а потом не выдержал и повел средним пальцем от самого верхнего позвонка, перепрыгивая с одного «бугорка» на шее на другой, и дальше вниз, по ложбине на спине до того места, где линия заканчивалась, но вырастали волнующие ягодицы. На лопатках еще не высохли капельки воды. Местами темнели родинки – признаки удачи или счастья. Он удивился, какой прохладной была ее кожа. Дойдя до той точки, где спина теряет свое название, Антон игриво шлепнул девушку по правой ягодице и вдруг услышал от Лары: «А теперь по другой, чтобы эта не завидовала».

Пришлось подчиниться – шлепок оказался не сильным, но звонким, и почти в то же мгновение Лара ловко вывернулась и легла на спину.

– Ты такая холодная! – откровенно признался он.

– Что?! – возмутилась девушка.

– У тебя такая холодная кожа, – быстренько поправился Антон.

– А тебя разве не учили заканчивать душ ледяной водой? Безумно освежающая процедура, знаешь, как бодрит, стимулирует. А теперь ты меня согреешь, и как следует.

Теперь она неожиданно крепко обхватила его, так, что едва ребра не хрустнули. Лара впилась губами в его губы и уже ее руки не спеша скользили по его спине вниз и остановились на ягодицах. Антон напряг мышцы. Лара распахнула колени и обняла ими чуть растерявшегося, но дрожащего от возбуждения партнера.

– Готов? Вперед, – скомандовала она в нетерпении, когда, наконец, он войдет в нее.

Лара то ли тихонько постанывала, то ли урчала, и вдруг неожиданно звонко вскрикнула: «Ой, да! Да! Да!».

Через несколько минут, отдышавшись и лежа рядом с ней на боку, Антон подумал: Что это – крик экстаза или оргазма? Хотя, какое это имело значение?

На самом деле это был крик страсти.

Теперь Антон свободной рукой гладил ее упругие груди, бедра, живот, дошел до «кустика», подбритого так, чтобы умещаться в трусиках бикини, если она окажется на побережье какого-нибудь теплого моря. А может быть, и на пляже в Подмосковье. Прикосновение ладони к ее ласковой коже доставляло ему большое удовольствие. У нее был влажный лоб с очень мелкими капельками пота, и Антону захотелось попробовать их вкус. Он поцеловал ее в лоб – солоноватая влага. Судя по тому, как она в ответ благодарно гладила его, и чмокнула в щеку, у нее было такое же ощущение.

«Правильно папа назвал его «волгарем» – настоящий мужик с настоящей штукой, это надо же так суметь!» – думала Лара, слегка потягиваясь и расслабленно улыбаясь от полученного удовольствия.

Антон решил испытать на себе бодрящий эффект ледяного душа и бодренько пошлепал в ванну. Получилось. Ледяную воду ощутил. Выдержал. Вот только яйца от холода ненадолго скукожились.

– Это ты у папы научилась командовать «вперед»? – поинтересовался Антон.

– Нет! У папы главная команда – «пуск!». Ракета ведь летит сначала вверх, а не вперед, – продемонстрировала свои знания в военно-космической области Лара.

– Никуда тебя не отпущу! – прошептала Лара через несколько минут отдыха, обняв его руками и забросив свою ногу на его бедро. Страсть окрасила все в комнате в какой-то особый цвет, не имеющий словесного определения. Кажется, они вновь «совпали».

– Вот так, а как же права человека, все эти демократические свободы? – съерничал Антон.

– Я – генеральская дочь и никакой демократии, тем более в постели, не потерплю! – кончики ее тонких пальцев запрыгали по его груди, словно она едва касалась скрипичных струн.

– Хорошо, ты генеральская дочь, а я кто? – Антон заинтересовался распределением ролей в сексуальной диспозиции.

– А ты – волгарь, ты как егерь-лесник у леди Чаттерлей.

– А это кто и чем знаменит? – роман Лоуренса Антон не читал.

– О, это фантастический мужчина! Невероятной силы. Сначала был ее любовником, и настолько хорошим, что Констанция – так звали леди Чаттерлей – оставила своего законного мужа – а он, между прочим, был баронетом, и стала жить с лесником.

«Ну, не худшее сравнение в мою пользу», – с некоторым удовлетворением подумал Антон.

– Хочу еще, – то ли попросила, то ли распорядилась Лара.

– Разнузданного секса с провинциальным увальнем? – уточнил Антон.

– Прости! Никакой ты не увалень, ты – мастер! Сильный, уверенный. И хитрый, ловкий – вот как ты меня раззадорил. Как твое реноме? – скользнула Лара рукой вниз, – Нет, не упало. Я бы даже сказала, что наоборот, укрепилось…

После таких слов и команды «вперед!» не потребовалось.

В конце апреля Лара вдруг сказала Антону, что ей нужна его помощь как специалиста. Антон был немного озадачен, но, конечно, даже подумать о том, чтобы отказать, не мог. Да и с чего отказывать, лучше всегда попробовать помочь. Да и вообще он чувствовал, что они становятся близкими людьми.

Лара попросила его съездить с ней на 3-ю Фрунзенскую, посмотреть ремонт в квартире. На самом деле ремонт начался почти год назад – это была ее двухкомнатная квартира, оставшаяся по наследству от деда. Полковник артиллерии Владимир Соколов умер четыре года назад, а через год за ним ушла и бабушка. Квартиру свою они любили и как раз настаивали, чтобы потом в ней жила Ларочка. В детстве она часто у них бывала, а потому для нее это были родные стены.

И вот теперь ремонт выходил на финишную прямую. «Нужно решить половой вопрос: паркет, паркетная доска или половая доска» – пояснила Лара.

Антон сначала прошелся по квартире, потом посмотрел, какой вид из окон на четвертом этаже. Окна выходили во двор, были чуть выше уже старых деревьев. За ними виднелось белое здание балетного училища Большого театра. Красивое место.

– Знаешь, а я бы постелил здесь доски. Лучше всего лиственницу, сейчас она есть свободно. Не дешевое, конечно, дерево, зато благородное, чуть-чуть выделяет полезные ароматы, это как древесные нотки в некоторых духах чувствуются. После настила надо будет выбрать правильный лак. На мой вкус – лучше светлый.

– Хорошо. Вот ты этим и займешься! – засмеялась Лара.

– Так я же не плотник, я реставратор!

– Правильно. Твое дело – организовать, найти правильные доски, мастеров. Я оплачу.

– Наверное, папа с мамой будут платить, – опрометчиво возразил Антон. Он забыл, что никогда не следует задевать чье-либо самолюбие. Особенно девушки.

Ситуация из-за пустяковины, можно сказать ерунды, непроизвольно подходила к ссоре. Но так вот случается часто: он сказал, не подумав, она подумала не о том, потом оба надулись. И оба стали искать выход из положения – ссориться не хотелось.

– Давай так: я спрошу у ребят, где сейчас можно найти хорошую лиственницу, только сейчас мы с тобой все промеряем, а потом я позвоню тебе, и вместе поедем покупать доски, чтобы тебе цвет понравился.

– Ладно, ладно, договорились! Ты только прикинь, во что это обойдется, чтобы я взяла деньги и на доски, и на транспорт, и на лак, ну и на прочее. А у тебя есть знакомые плотники, которые умеют полы грамотно настилать? – Не проблема, найду.

А для начала он нашел в квартире на кухне рулетку, оставленную мастерами, и они вместе стали делать замеры комнат, прихожей и коридора. Антон достал из портфеля тетрадку в клетку и быстро набросал план квартиры. Передал чертеж девушке: «Я буду диктовать, а ты будешь вписывать цифры вот сюда и сюда! Не перепутай!».

В середине мая Антон позвонил генералу и доложил, что шкаф готов, нужно только договориться, когда его привезти и собрать. Но, если есть желание, то можно заехать в мастерскую и посмотреть на готовую работу. Петр Владимирович такой возможности не упустил.