Текст книги "Мегрэ"

– Проводите до дому?

– Обязательно, только чуть позже.

Он вышел в туалет, угадал, где прятался Филипп, увидел в глубине зала кабинет, дверь которого была приоткрыта. Но все это не интересовало его. Еще до того, как Мегрэ вновь появился на улице Фонтен, он уже знал, как выглядят декорации. Что представляют собой актеры – тоже. Он мог бы обойти зал и, ткнув пальцем в любого клиента, объявить: «За этим столиком сидят молодожены с Юга – у них медовый месяц. А вон тот уже пьяный чудак-немец утром окажется без бумажника. Дальше – платный танцор с уголовным прошлым и пакетиками кокаина в карманах. В доле с ним метрдотель, отсидевший три года. Вот эта пухленькая блондинка отработала десять лет у „Максима“ и заканчивает на Монмартре свою карьеру…»

Он вернулся в бар.

– Можно мне заказать еще один коктейль? – спросила женщина, которую он уже раз угостил.

– Как тебя зовут?

– Фернандой.

– Что ты делала вчера вечером?

– Была с тремя сынками богатых родителей, пожелавшими нюхнуть эфира. Меня потащили в какой-то особняк на улице Нотр-Дам-де-Лоретт…

Мегрэ даже не улыбнулся, хотя мог бы и сам дорассказать остальное.

– Сначала каждый поочередно зашел в аптеку на улице Монмартр и купил пузырек эфира. Дальнейшее в деталях я уже запамятовала. Первым делом все разделись. Но на меня даже не взглянули. Потом мы вчетвером улеглись на кровать. Когда все надышались эфира, один встал и каким-то чудным голосом объявил: «Ух ты! На шкафу-то ангелочки сидят. И какие хорошенькие!.. Сейчас я их поймаю…» Он попробовал встать, но тут же рухнул на коврик. Меня мутило от запаха. Я спросила, чего они от меня еще хотят, и снова оделась. Мне даже удалось посмеяться. На подушке между двумя головами сидел клоп. До сих пор слышу, как один из этих типов сонным голосом произнес: «У меня под носом клоп». «У меня тоже», – отозвался другой. И они не шелохнулись. – Женщина залпом допила коктейль и заключила: – Вот чокнутые! – Тем не менее она забеспокоилась: – Останешься у меня на всю ночь?

– Конечно-конечно, – заверил Мегрэ.

От входа и располагавшейся сразу за ним вешалки бар был отделен занавесом. Сквозь щель в нем Мегрэ мог видеть входящих. Неожиданно он сполз с высокого табурета и сделал несколько шагов вперед. Появился мужчина, негромко осведомившийся у гардеробщицы:

– Ничего нового?

– Здравствуйте, господин Кажо!

Это сказал Мегрэ, держа трубку в зубах и руки в карманах. Новоприбывший медленно повернулся кругом, оглядел говорившего с головы до ног и процедил:

– Вы здесь? Вы?

Позади них были красный занавес и музыка, перед ними – открытая дверь на холодную улицу, где прохаживался швейцар. Тот, кого назвали г-ном Кажо, заколебался, снимать ему пальто или нет.

Фернанда, все еще не успокоенная, высунула нос из зала, но тут же отпрянула.

– Разопьете со мной бутылочку?

Кажо принял наконец решение и, не спуская глаз с собеседника, сдал пальто на вешалку.

– Раз вы приглашаете… – согласился Мегрэ. Подоспевший метрдотель проводил их к свободному столику. Не взглянув на карту вин, Кажо распорядился:

– Мумм[1]1
  Сорт шампанского. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] двадцать шестого года.

Он был не в смокинге, а в дешевой темно-серой тройке такого же скверного покроя, что и у Мегрэ. Он даже не побрился, и щеки его покрывала сероватая щетина.

– Я думал, вы в отставке.

– Я действительно в отставке.

Хотя на первый взгляд этот обмен репликами ничего не означал, Кажо все-таки нахмурился и жестом подозвал продавщицу сигар и сигарет. Фернанда в баре широко раскрыла глаза. Что до молодого Альбера, игравшего роль хозяина заведения, то этот ломал себе голову, подойти или не подходить.

– Сигару?

– Благодарю, нет, – отказался Мегрэ, выбивая трубку.

– Надолго в Париж?

– Пока убийца Пепито не сядет в тюрьму.

Они не повышали голоса. Рядом с ними люди в смокингах развлекались, перебрасываясь шариками и серпантином. Между столиками важно шествовал саксофонист со своим инструментом.

– Вас вызвали расследовать это дело?

У Жермена Кажо было длинное тусклое лицо, кустистые брови цвета серой плесени. Такого человека меньше всего ожидаешь встретить там, где развлекаются. Говорил он медленно и холодно, следя, какое впечатление производит каждое его слово.

– Я приехал без вызова.

– Работаете на себя?

– Вы сами это сказали.

Все это ровным счетом ничего не значило. Фернанда и та наверняка думает, что ее спутник знаком с Кажо лишь по какому-то невероятному стечению обстоятельств.

– Давно приобрели это заведение?

– «Флорию»? Ошибаетесь. Она принадлежит Альберу.

– Как до этого Пепито?

Кажо не стал спорить, ограничившись невеселой улыбкой, и жестом остановил официанта, собиравшегося разлить шампанское.

– И что дальше? – спросил он тоном человека, нащупывающего тему для разговора.

– Какое у вас алиби?

Ответом была новая, еще более равнодушная улыбка, и Кажо не моргнув глазом отчеканил:

– Я лег в девять вечера: слегка грипповал. Привратница, которая заодно ведет мое хозяйство, принесла мне грог и подала его в постель.

Ни тот, ни другой не замечали оглушительного шума, стеной отгораживавшего их от зала. Они привыкли к нему. Мегрэ курил трубку, Кажо – сигару.

– По-прежнему строго на Пугской воде? – полюбопытствовал бывший комиссар, когда собеседник налил ему шампанского.

– По-прежнему.

Они сидели лицом к лицу, серьезные, чуть нахмуренные, как авгуры, а какая-то женщина, сидевшая за соседним столиком и не знавшая, кто они, пыталась угодить кому-нибудь из них в нос ватным шариком.

– Быстро, однако, вы добились разрешения вновь открыть лавочку! – заметил Мегрэ между двумя затяжками.

– Я всегда был в хороших отношениях с «конторой».

– Вам известно, что один мальчишка по-дурацки скомпрометировал себя в этой истории?

– Я что-то читал на этот счет в газетах. Полицейский спрятался в туалете и с перепугу убил Пепито.

Джаз не смолкал. Какой-то англичанин, уже пьяный и державшийся поэтому особенно прямо, проходя, задел Мегрэ и извинился:

– Простите.

– Пожалуйста.

Фернанда у стойки бара беспокойно поглядывала на Мегрэ. Он улыбнулся ей.

– Молодые полицейские так неосторожны, – вздохнул Кажо.

– Именно так я и сказал своему племяннику.

– Ваш племянник интересуется подобными вопросами?

– Он как раз и есть тот мальчишка, что прятался в туалете.

Побледнеть Кажо не мог – лицо у него и без того было землисто-серое. Зато он поспешил сделать большой глоток минеральной воды, после чего утер губы.

– Тем хуже, не правда ли?

– Именно это я ему и сказал.

Фернанда подбородком указала на стенные часы: было уже половина второго. Мегрэ знаком дал понять: «Сейчас иду».

– Ваше здоровье! – бросил Кажо.

– Ваше!

– Хорошо у вас там в деревне? Мне рассказывали, что вы перебрались за город.

– Да, хорошо.

– В Париже зимой нездоровый климат.

– Я так и подумал, узнав о смерти Пепито.

– Полно-полно! – запротестовал Кажо, видя, что собеседник достает бумажник.

Тем не менее Мегрэ бросил на столик пятьдесят франков, встал и попрощался:

– До скорого!

Он прошел мимо бара, на ходу шепнув Фернанде:

– Двинулись.

– Ты расплатился?

На улице она не решилась взять его под руку. Он, как обычно, засунул руки в карманы и шел медленным крупным шагом.

– Ты знаком с Кажо? – спросила она наконец, слегка запнувшись на местоимении «ты».

– Он мой земляк.

– Смотри, остерегайся его. Он скользкий тип. Говорю тебе это, потому что ты, по-моему, славный малый.

– Ты спала с ним?

И Фернанда, у которой на каждый шаг спутника приходилось два, ответила так же просто:

– Он ни с кем не спит.

В Мен-сюр-Луар, в доме, где пахло сгоревшими дровами и козьим молоком, г-жа Мегрэ досматривала первый сон. На улице Дам, в номере гостиницы, Филипп тоже в конце концов уснул, положив очки рядом, на ночной столик.

Глава 3

Мегрэ присел на край кровати, а Фернанда, скрестив ноги, со вздохом облегчения разулась. Столь же непринужденно приподняла зеленое шелковое платье и отстегнула подвязки.

– Ты не разденешься?

Мегрэ покачал головой, но женщина не заметила этого, потому что стаскивала платье через голову.

Фернанда занимала небольшую квартирку на улице Бланш. На лестнице, застланной красной дорожкой, пахло восковой мастикой. Взбираясь по ней, Мегрэ видел у каждой двери пустые молочные бутылки. Затем они прошли через заставленную безделушками гостиную, и теперь гость поглядывал из спальни на чистую кухоньку, где все предметы были педантично и тщательно расставлены по своим местам.

– О чем задумался? – спросила Фернанда, стянув чулки со своих длинных белых ног и с блаженством шевеля пальцами.

– Ни о чем. Курить можно?

– Сигареты на столе.

Расхаживая по комнате с трубкой в зубах, Мегрэ остановился перед фотопортретом женщины лет пятидесяти, затем перед медным горшком с каким-то зеленым растением. Пол был натерт, и у двери виднелись два куска войлока в форме подошв: Фернанда, видимо, пользовалась ими, чтобы не пачкать квартиру.

– Ты с Севера? – спросил он, не глядя на нее.

– Как ты догадался?

Теперь он стоял перед ней. Она была блондинка с волосами неопределенного, скорее рыжеватого оттенка, неправильным лицом, широким ртом, остреньким веснушчатым носом.

– Я из Рубе.

Это чувствовалось по ухоженности квартиры, натертым полам, в особенности по порядку на кухне. Мегрэ был уверен, что по утрам Фернанда устраивается там поближе к плите, наливает себе огромную чашку кофе и читает газету.

Сейчас она не без тревоги поглядывала на гостя.

– Ты не разденешься? – повторила она, вставая и подходя к зеркалу. И тут же подозрительно осведомилась: – Зачем ты тогда пришел?

Она почувствовала, что что-то не так, и голова у нее заработала.

– Ты права: я пришел не за этим, – с улыбкой признался Мегрэ.

И улыбнулся еще шире, увидев, как она, словно внезапно застыдившись, схватила халат.

– Что же тебе нужно?

Она все еще не догадывалась, хотя давно уже привыкла разбираться в мужчинах. Сейчас она присматривалась к ботинкам, галстуку, глазам посетителя.

– Ты, часом, не из полиции?

– Сядь и поговорим по-дружески. Ты не совсем ошиблась: я долго был комиссаром уголовной полиции.

Фернанда нахмурилась.

– Не бойся. Я больше не служу. Перебрался в деревню, а в Париж приехал сегодня потому, что Кажо учинил большую подлость.

– Вот оно что! – вырвалось у нее. Она, видимо, вспомнила, как странно выглядели оба мужчины за столом.

– Мне нужно это доказать, а я уже не вправе кое-кого допросить.

Она вновь перешла с ним на вы:

– И вы хотите, чтобы я вам помогла? Так ведь?

– Угадала. Ты же не хуже меня знаешь, что «Флория» – змеиное гнездо.

Фернанда вздохнула в знак согласия.

– Всем заправляет Кажо, который владеет также «Пеликаном» и «Зеленым шаром».

– Похоже, он открыл какое-то заведение и в Ницце.

В конце концов оба уселись за стол, и женщина осведомилась:

– Выпьете чего-нибудь горяченького?

– Не сейчас. Ты, конечно, слышала об истории на площади Бланш две недели назад. Около трех утра по ней проехала машина, где сидело несколько человек. Между площадями Бланш и Клиши дверца распахнулась, и один из пассажиров вылетел на мостовую. Перед этим его прикончили ударом ножа.

– Барнабе! – уточнила Фернанда.

– Знала его?

– Он захаживал во «Флорию».

– Так вот, это подстроил Кажо. Не знаю, был ли он сам в машине, но Пепито в ней сидел. А прошлой ночью настал его черед.

Женщина отмолчалась. Наморщив лоб, она соображала – ни дать ни взять озабоченная хозяйка.

– А вас-то это как касается? – полюбопытствовала она наконец.

– Если я не доберусь до Кажо, вместо него осудят моего племянника.

– Это такой высокий рыжий парень, смахивающий на налогового инспектора.

Теперь удивился Мегрэ:

– Ты-то откуда его знаешь?

– Он вот уже несколько дней торчит в баре «Флория». Я засекла его потому, что он не танцует и ни с кем не разговаривает. Вчера он поставил мне стаканчик. Я попробовала вытянуть из него что-нибудь, и он, хоть не раскололся до конца и в основном только мямлил, все же признался, что не может ничего сказать, потому как выполняет важное задание.

– Кретин! – Мегрэ встал и пошел напролом: – Итак, договорились? Поможешь мне взять Кажо, получишь две тысячи франков.

Она невольно улыбнулась. Происходящее забавляло ее.

– Что я должна делать?

– Для начала мне нужно знать, не заходил ли прошлой ночью наш Кажо в «Табак улицы Фонтен».

– Сходить туда сегодня?

– Если не возражаешь – немедленно.

Она сбросила пеньюар и с платьем в руке уставилась на собеседника.

– Мне в самом деле одеться?

– Конечно, – вздохнул он, кладя на камин сто франков.

Они вместе поднялись по улице Бланш. На углу улицы Дуэ, обменявшись рукопожатием, разошлись, и Мегрэ направился вниз по улице Нотр-Дам-де-Лоретт. Подходя к своей гостинице, он поймал себя на том, что насвистывает какой-то мотивчик.

В десять утра он засел в пивной «У Нового моста», выбрав такой столик, на который то и дело падала тень от прохожих. В воздухе уже чувствовалась весна. Уличная жизнь становилась оживленнее, шумы – пронзительнее.

На набережной Орфевр было время доклада. В конце длинного коридора, вдоль которого располагались отделы уголовной полиции, начальник ее принимал своих сотрудников, являвшихся с папками разработок. В числе прочих был и комиссар Амадье. Мегрэ чудилось, что он слышит голос начальника:

– Ну-с, Амадье, что с делом Палестрино?

Амадье наклоняется, дергает себя за ус, изображает любезную улыбку.

– Вот донесения, господин начальник.

– Правда, что Мегрэ в Париже?

– Говорят.

– Какого же черта он не заглянет ко мне?

Мегрэ улыбался. Он знал, что все идет именно так. Представлял себе, как вытягивается и без того длинное лицо Амадье. Слышал, как тот нашептывает:

– У него, возможно, есть на то причины.

– Вы всерьез полагаете, что инспектор стрелял?

– Я ничего не утверждаю, господин начальник. Я знаю одно: на пистолете его отпечатки. В стене отыскали вторую пулю.

– Но почему он так поступил?

– Потерял голову… Нам навязывают в инспектора молодых людей, не подготовленных к…

Как раз в эту минуту в пивную вошел Филипп, направился прямо к Мегрэ и заказал:

– Кофе с молоком… Я раздобыл все, что вы просили, дядя, хотя это было не просто. Комиссар Амадье не спускает с меня глаз. Остальные проявляют подозрительность.

Он протер очки и вытащил из кармана бумаги.

– Прежде всего Кажо. Я сходил на чердак в картотеку и скопировал его учетную карточку. Уроженец Понтуаза, пятьдесят девять лет. Начинал клерком у адвоката в Лионе, заработал год за изготовление и использование подложных документов. Через три года – еще шесть месяцев за попытку мошенничества со страховкой. Это уже в Марселе.

Затем на несколько лет следы его теряются, но я отыскал их в Монте-Карло, где он становится крупье. С этого же момента он осведомитель Сюрте,[2]2
  Французская общенациональная уголовная полиция, штаб-квартира которой помещалась на улице де Соссэ.


[Закрыть] что не мешает ему оказаться замешанным в каком-то деле с азартными играми, так и не расследованном до конца.

Наконец, еще пять лет спустя, Париж, где Кажо делается управляющим «Восточного клуба», представляющего собой обычный игорный притон. Клуб вскорости прикрывают, но Кажо не трогают. Это все. С тех пор он живет на улице Батиньоль, где у него бывает лишь приходящая прислуга. Продолжает навещать улицу де Соссэ и набережную Орфевр. Владеет по меньшей мере тремя ночными кабаками, записанными, однако, на подставных лиц.

– Пепито? – бросил Мегрэ, сделав нужные заметки.

– Двадцать девять лет. Уроженец Неаполя. Дважды высылался из Франции за торговлю наркотиками. В остальном чист.

– Барнабе?

– Уроженец Марселя. Тридцать два года. Три судимости, причем одна за вооруженный грабеж.

– Товар во «Флории» обнаружили?

– Ничего – ни наркотиков, ни бумаг. Все унес убийца Пепито.

– Как зовут типа, который толкнул тебя и поднял на ноги полицию?

– Жозеф Одиа. Бывший официант, теперь ошивается на скачках. Определенного местожительства не имеет, письма получает на адрес «Табака улицы Фонтен». Думаю, промышляет букмекерством.

– Кстати, – вставил Мегрэ, – я встретил твою подружку.

– Мою подружку? – покраснев, переспросил Филипп.

– Да, высокую девицу, в зеленом шелковом платье, которую ты угостил стаканчиком во «Флории». Мы с ней чуть было не переспали.

– Я – нет, – отрезал Филипп. – И если она уверяет в противном…

Только что появившийся Люка топтался неподалеку, не решаясь подойти к ним. Мегрэ жестом подозвал его.

– Занимаешься этим делом?

– Не совсем так, шеф. Проходил мимо и решил предупредить вас, что Кажо снова в «конторе». Приплелся четверть часа назад и заперся с комиссаром Амадье.

– Выпьешь кружечку?

Люка набил трубку из кисета Мегрэ. Был час уборки, и официанты протирали мелом зеркала, посыпали опилками пол между столиков. Хозяин пивной, уже в черном пиджаке, проверял закуски, расставленные на рабочем столе.

– Думаете, это штучки Кажо? – спросил Люка, понизив голос и протягивая руку за кружкой.

– Убежден.

– Невесело, однако!

Филипп помалкивал, почтительно поглядывая на проработавших двадцать лет бок о бок ветеранов, которые время от времени, между двумя затяжками, произносили несколько слов.

– Я видел вас, шеф?

– Я сам пришел ему сказать, что посажу его… Официант, еще две кружки.

– Он ни за что не расколется.

За окнами, желтые от солнца, катили фургоны «Самаритен».[3]3
  Один из крупнейших парижских универмагов.


[Закрыть] За ними, оглушительно названивая, поспевали длинные трамваи.

– Что собираетесь делать?

Мегрэ пожал плечами. Он и сам этого не знал. Его маленькие глазки неотрывно смотрели поверх уличной сутолоки и Сены на Дворец правосудия. Филипп поигрывал карандашом.

– Мне пора бежать, – вздохнул бригадир Люка. – Занимаюсь сейчас одним парнем с улицы Сент-Антуан, поляком, выкинувшим кое-какие номера. Пробудете здесь до вечера?

– Вероятно.

Мегрэ тоже поднялся. Филипп занервничал:

– Я с вами?

– Лучше не надо. Возвращайся на Набережную. Встретимся здесь за завтраком.

Он сел в автобус и полчаса спустя уже поднимался к Фернанде. Открыла она не сразу, потому что спала. Комната была залита солнцем. Простыни на разобранной постели сверкали белизной.

– Уже? – удивилась Фернанда, запахивая на груди пижаму. – Заспалась я. Обождите минутку.

Она вышла в кухню, зажгла газ и, не умолкая ни на секунду, налила в кастрюльку воды.

– Как вы велели, я пошла в «Табак». Меня там не опасаются, это заметно. Вам известно, что хозяин заведения одновременно содержит публичный дом в Авиньоне?

– Продолжай.

– Там был стол, за которым играли в белот. Я сделала вид, что впустую прошлялась весь вечер и здорово устала.

– Ты не заметила чернявого коротышку по имени Жозеф Одиа?

– Минутку… Один Жозеф там, во всяком случае, был. Он рассказывал, что провел вторую половину дня у судебного следователя. Но вы же знаете, как это бывает. Играют в карты. Белот! Двойной белот! Твой ход, Пьер… Потом кто-то что-то говорит… Кто-то отвечает из-за стойки… Хожу… Беру… Твой ход, Марсель… Хозяин тоже играл… Был там еще и негр. «Выпьешь чего-нибудь?» – спросил меня какой-то высокий брюнет, указав мне на соседний стул. Я не отказалась. Он дал мне заглянуть к нему в карты. «Во всяком случае, – продолжал тот, кого звали Жозефом, – по-моему, опасно припутывать сюда легавого. Завтра утром мне опять устроят с ним очную ставку. Мурло у него, правда, идиотское». Черви козыри… Четыре картинки… – Фернанда спохватилась. – Выпьете со мной кофейку?

Запах кофе уже разлился по всем трем комнатам.

– Сами понимаете, я не могла тут же с ходу заговорить с ними о Кажо. Я спросила: «Вот так у вас каждый вечер?» «Вроде», – отозвался мой сосед. «И вы ничего не слышали прошлой ночью?»

Мегрэ снял пальто и шляпу и приоткрыл окно, дав уличному шуму ворваться в комнату.

– Отвечая, он как-то странно взглянул на меня, – продолжала Фернанда. – Я видела, что он распаляется. Играя, он поглаживал мое колено и пояснял: «Мы никогда ничего не слышим, понятно? Жозеф не в счет: он видел то, что должен был увидеть». Тут они все грохнули со смеху. Что мне оставалось делать? Отодвинуться я не могла. «Опять пики. Три картинки и белот!» – «Он все-таки занятный тип!» – вставил Жозеф, отхлебнув грога. Но тот, кто тискал меня, кашлянул и буркнул: «Лучше бы он поменьше шился с псами». Сечете?

Мегрэ отчетливо представил себе сцену. Он, пожалуй, мог бы повесить каждому на шею бирку с именем. О том, что владелец «Табака» содержит бордель в Авиньоне, он знал. А высокий брюнет – это хозяин «Купидона» в Безье и еще одного заведения в Ниме. Что касается негра, то это оркестрант из джаза по соседству.

– Имена никакие не называли? – осведомился бывший комиссар у Фернанды, помешивавшей кофе.

– Имена – нет. Несколько раз помянули «нотариуса». Я подумала, что это Кажо. Он действительно смахивает на нотариуса, пошедшего по дурной дорожке. Но не торопитесь – я еще не кончила. Поесть, случаем, не хотите? Было уже наверняка три. Слышно было, как во «Флории» закрывают ставни. Мой сосед, продолжавший обжимать мне колено, начал меня нервировать. Тут открылась дверь, и вошел Кажо, поднес руку к шляпе, но не поздоровался ни с кем в отдельности. Никто не поднял головы. Чувствовалось, что все поглядывают на него исподлобья. Хозяин поспешил обратно за стойку. – «Дай-ка мне полдюжины вольтижеров[4]4
  Сорт сигар.


[Закрыть] и коробок спичек», – бросил Нотариус. Коротышка Жозеф не шелохнулся, уставившись в свой стакан с грогом. Кажо раскурил сигару, сунул остальные в карман пиджака, вытащил из бумажника банкноту. Слышно было, как муха пролетит. Надо сказать, наступившая тишина не смутила Кажо. Он повернулся, поочередно обвел всех спокойным холодным взглядом, опять поднес руку к шляпе и вышел.

Пока Фернанда макала свой хлеб с маслом в кофе, пижама на ней распахнулась, приоткрыв острую грудь.

Ей было, вероятно, лет двадцать семь – двадцать восемь, но тело оставалось девчоночьим, а едва оформившиеся соски – бледно-розовыми.

– Больше они ничего не сказали? – осведомился Мегрэ, непроизвольно подрегулировав газовую плитку, на которой уже запел чайник.

– Нет. Они посмотрели друг на друга. Обменялись взглядами. Хозяин со вздохом занял свое место за стойкой.

– Это все?

– Жозеф, казавшийся смущенным, объяснил: «Знаете, это вовсе не потому, что он такой гордый».

В это время дня улица Бланш выглядела почти провинциальной. Слышно было, как цокают копыта лошадей, везущих тяжелую телегу пивовара.

– Остальные ухмыльнулись, – прибавила Фернанда. – Тот, кто облапил мое колено, проворчал: «Как же, как же, вовсе он не гордый! Только достаточно хитрый, чтобы всех нас попутать. Вот я и говорю: по мне, лучше бы не шлялся он каждый день на набережную Орфевр».

Фернанда, постаравшаяся ничего не упустить, завершила свой рассказ.

– Домой вернулась сразу же?

– Нельзя было.

Это, похоже, не понравилось Мегрэ.

– Нет-нет, – торопливо оговорилась она, – этого я сюда не приводила. Таким лучше не показывать, что у тебя тоже есть кое-что. А отпустил он меня только в пять.

Она встала и пошла подышать к окну.

– Как зовут…

Мегрэ озабоченно прошелся по комнате.

– Как зовут твоего клиента?

– Эженом. На портсигаре у него инициалы: две золотые буквы – «Э» и «Б».

– Сходишь еще раз в «Табак» нынче вечером?

– Раз надо.

– Займись в первую голову тем, кого зовут Жозефом, коротышкой, что навел полицию.

– Но он же не обратил на меня внимания.

– Я тебя не об этом прошу. Просто хорошенько запоминай все, что он скажет.

– А теперь, с вашего позволения, мне надо заняться хозяйством, – объявила Фернанда, повязывая голову косынкой.

Они пожали друг другу руки. Спускаясь по лестнице, Мегрэ не подозревал, что сегодня же ночью на Монмартре состоится облава и что главной целью агентов явится «Табак», и Фернанду они увезут в предвариловку.

Зато это знал Кажо.

– Мой долг – указать вам с полдюжины женщин, не соблюдающих установленный порядок, – распинался он в эту минуту перед начальником отдела охраны нравственности.

Первой угодить в полицейский фургон предстояло Фернанде.