Текст книги "Мегрэ ошибается"

Жорж Сименон
«Мегрэ ошибается»

Глава 1

Часы показывали двадцать пять минут девятого, когда Мегрэ, допив чашку кофе, поднялся из-за стола. Хотя на дворе был еще только ноябрь, в комнате горел свет. Стоя у окна, мадам Мегрэ пыталась сквозь туман рассмотреть спешивших на работу прохожих.

Тебе бы стоило потеплее одеться, – сказала она. Сейчас я дам тебе пальто.

Когда зазвонил телефон, Мегрэ еще держал в руке чашку Поднимая трубку, он, в свою очередь, глянул в окно. Дома напротив были почти невидимы в желтоватом тумане, опустившемся ночью на улицы города.

– Алло! Комиссар Мегрэ? Это Дюпе из квартала Терн.

Удивительно, что звонил именно комиссар Дюпе, пожалуй, во всем городе было трудно найти человека, столь гармонирующего с этим туманным, сырым утром. Дюпе был комиссаром полиции на улице Этуаль. Он был косоглазым, как и его жена. Говорили, что три его дочери, которых Мегрэ не знал, были тоже косоглазые. Дюпе был необыкновенно добросовестным служакой. Он был настолько старателен, что буквально заболевал от сознания невыполненного долга. Все, с чем он сталкивался, становилось мрачным и, хотя все знали, что это прекрасный человек, под любым предлогом старались избегать его общества. Не говоря уже о том, что зимой и летом он постоянно ходил с насморком.

– Извините, что я звоню вам домой, но я полагал, что вы еще не ушли, и я подумал…

Оставалось ждать, пока Дюпе выговорится. У него была постоянная потребность объяснять, почему он делает то или это, словно он был в чем-то виноват

– Я знаю, что вы всегда любите лично осматривать место происшествия. Возможно, что я ошибаюсь, но у меня такое впечатление, что дело довольно необычное. Правда, я почти еще ничего не знаю. Я только что прибыл на место.

Мадам Мегрэ стояла тут же с пальто в руках, комиссар тихо шепнул ей:

– Это Дюпе.

А тот продолжал своим монотонным голосом:

– Я пришел в комиссариат, как обычно, в восемь часов и как раз просматривал утреннюю почту, когда в семь минут девятого позвонила какая-то уборщица. Она нашла тело, когда вошла в квартиру на авеню Карно. А поскольку это в двух шагах от нас, мы с помощником сразу же помчались туда.

– Убийство?

– Смахивает на самоубийство, но я подозреваю, что это преступление.

– Кто убит?

– Некая Луиза Филон, я никогда о ней не слышал. Молодая женщина.

– Я сейчас приеду.

Широкие аллеи, расходящиеся от площади Этуаль, были совершенно пустынны. Лишь кое-где мусорщики очищали уличные урны. В большинстве окон шторы были еще задернуты, и лишь из-за нескольких пробивался свет.

Перед домом на авеню Карно дежурил полицейский в пелерине.

– Какой этаж? – спросил Мегрэ.

– Четвертый.

…Комиссар вошел в подъезд. Медная кнопка звонка была начищена до блеска. В комнате консьержки горел свет. Женщина взглянула на комиссара сквозь стекло в двери, но не двинулась с места. Лифт поднимался бесшумно, как и во всех комфортабельных домах. Навощенная дубовая лестница была устлана дорожкой красного цвета.

На четвертом этаже Мегрэ вышел из лифта и в нерешительности остановился перед тремя дверями. Почти сразу же раскрылась дверь с левой стороны. На пороге стоял Дюпе, как и ожидал комиссар, нос у него был покрасневшим.

– Прошу вас, входите. На всякий случай мы ничего тут не трогали, ждали вас. Я даже не допрашивал уборщицу.

Миновав прихожую, где находились лишь вешалка и два стула, они вошли в освещенную комнату.

– Уборщицу-то и удивило, что в комнате горит свет, – сказал Дюпе.

На желтой софе, в самом ее углу, сидела в странной скрюченной позе молодая темноволосая женщина. На ее халате расплылось темно-красное пятно.

– Стреляли сзади, в голову, с очень близкого расстояния. Видите, она даже не упала.

– Где уборщица?

– На кухне. Попросила разрешения сварить себе кофе. Пришла она сюда, как утверждает, в свое обычное время – в восемь утра. Ключ от квартиры у нее есть. Вошла, увидела труп и сразу позвонила в полицию. Говорит, что ничего не трогала.

Лишь только теперь Мегрэ понял, что его поразило во всей этой истории. Обычно на месте происшествия его встречала толпа зевак, да и жильцы дома толпились на лестничной клетке. А тут все происходило совершенно спокойно, словно ничего и не случилось.

– Кухня там?

Дверь в кухню, находившуюся в конце коридора, была открыта. Темноволосая и темноглазая женщина, одетая в черное платье, сидела у газовой плиты и пила кофе, дуя в чашку, чтобы остудить напиток.

Мегрэ показалось, что он с ней уже где-то встречался. Нахмурив брови, комиссар внимательно приглядывался к женщине. Но та спокойно выдержала его взгляд, продолжая пить кофе. Она была такой маленькой, что, сидя на стуле, едва доставала ногами до пола. Обувь и одежду она носила явно не по размеру – платье болталось на ней как на вешалке.

– Мне кажется, что мы с вами встречались, – произнес Мегрэ.

– Вполне возможно, – произнесла женщина, не моргнув и глазом.

– Как ваше имя?

– Дезире Броль.

Имя Дезире напомнило ему об одном старом деле.

– Не вас ли когда-то судили за кражи в универмагах?

– И за это судили.

– А еще за что?

– Ну… всего ведь не упомнишь!

Страха на ее лице не было, оно вообще ничего не выражало. Мегрэ заметил, что женщина присматривается к нему. Она отвечала на его вопросы, но о чем думала на самом деле – угадать было невозможно.

– В тюрьме вы сидели?

– В моем досье в полиции все указано.

– За проституцию?

– А что в этом плохого?

Судя по ее возрасту, все это было довольно давно. Сейчас ей можно было бы дать лет шестьдесят, а ее волосы не то что поседели, а стали настолько редкими, что сквозь них просвечивала кожа черепа. Вся она была какой-то высохшей.

– Давно вы здесь работаете?

– Через месяц исполнится год…

– Вы работаете полный день?

– Нет. С восьми утра до двенадцати.

Кофе пахло так аппетитно, что Мегрэ не удержался и налил себе чашечку. Комиссар Дюпе робко стоял в дверях.

– Не желаете ли, Дюпе?

– Спасибо. Еще и часа не прошло, как я позавтракал.

Дезире Броль встала и налила себе вторую чашку.

– Вы работаете еще где-нибудь?

– Еще в паре мест, но в другие дни.

– Вы живете одна?

– Нет, с мужем.

– Он тоже отсидел?

– Он никогда не сидел.

– Не работает?

– За пятнадцать лет он ни дня не проработал, а дома далее гвоздя в стенку не вбил.

Она говорила это ровным голосом, в котором не чувствовалось горечи, но в нем не было и иронии.

– Что произошло здесь утром? Она кивнула в сторону Дюпе:

– Разве он вам не говорил? Ну, ладно, я пришла сюда в восемь часов…

– Где вы живете?

– Возле площади Клиши. Я приехала на метро, открыла дверь своим ключом и тут заметила, что в гостиной горит свет.

– Дверь в гостиную была открыта?

– Нет.

– Хозяйка квартиры обычно спала, когда вы приходили?

– Она вставала около десяти, а иногда и позднее.

– И чем она занималась?

– Ничем.

– Что же было потом?

– Я толкнула дверь гостиной и увидела ее.

– Вы к ней не прикасались?

– Это было совершенно ни к чему, и без того я поняла, что она мертва. Вы разве видели когда-нибудь, чтобы человек просто отдыхал с разможженным черепом?

– Что было потом?

– Я позвонила в полицию.

– И не стали сообщать ни соседям, ни консьержке?

– Стоило ли беспокоить людей?

– А чем вы занимались, позвонив в полицию?

– Ждала вас.

– А во время ожидания что вы делали?

– Ничего.

Ее простодушие было просто потрясающим.

– Вы уверены, что ни до чего не дотрагивались?

– Абсолютно уверена.

– Револьвера вы не нашли?

– Я ничего не нашла.

– Мы осмотрели все, но оружия не нашли, – вмешался комиссар Дюпе.

– У Луизы Филон был револьвер?

– Если и был, я его не видела.

– В квартире что-нибудь запирается на ключ?

– Нет.

– Полагаю, вам известно, что находится в ящиках шкафов?

– Да.

– И вы никогда не видели оружия?

– Никогда.

– Скажите, Луиза Филон знала, что вы сидели в тюрьме?

– Я ей все рассказала.

– Это не отпугнуло ее?

– Скорее, развеселило. Не знаю, сидела ли она, но это не исключено.

– Что вы хотите этим сказать?

– А то, что прежде чем поселиться здесь, она была проституткой.

– Откуда вам это известно?

– Она мне сказала. Да если бы и не говорила ничего…

На лестничной площадке послышались шаги, и Дюпе пошел открыть дверь. Это был Моэрс со своими сотрудниками и необходимой аппаратурой.

– Подожди минутку. Я сейчас закончу, а ты пока позвони прокурору, – сказал Мегрэ Моэрсу.

– Как вы думаете, кто мог убить вашу хозяйку Луизу Филон? – продолжил допрос Мегрэ.

– Понятия не имею.

– Гости у нее бывали?

– Я никогда никого не видела, кроме разве что врача из нашего квартала, да и то один раз, когда у нее был бронхит. Правда, я работаю только до полудня.

– Вы знаете кого-нибудь из ее знакомых?

– Единственное, что я знаю, так это то, что в шкафу находятся мужской халат и домашние туфли. Кроме того, там лежит коробка сигар, а она их не курит.

– Вы знаете, кто этот мужчина?

– Я никогда его не видела.

– И как его зовут не знаете? Он никогда не звонил сюда в вашем присутствии?

– Несколько раз звонил.

– Как Луиза Филон обращалась к нему?

– Пьеро.

– Она была у кого-то на содержании?

– Кто-то же должен был платить за квартиру и все остальное, не так ли?

Мегрэ поднялся из-за стола, поставил чашку и набил трубку табаком.

– А что мне теперь делать? – спросила домработница.

– Ничего. Но вам придется еще побыть здесь.

Он вернулся в салон, где люди Моэрса ждали его распоряжения. В помещении царил порядок. В пепельнице, стоящей рядом с софой, Мегрэ обнаружил пепел от сигарет и три окурка. На двух из них имелись следы губной помады.

Сквозь полуоткрытую дверь, ведущую в спальню, Мегрэ с некоторым удивлением заметил, что постель смята, словно кто-то на ней спал.

– Врача еще нет?

– Его нет дома. Жена разыскивает его по телефону у пациентов.

Мегрэ заглянул в шкафы, выдвинул ящики стола. Одежда и белье молодой женщины были не из дорогих, к тому же не свидетельствовали о ее вкусе. Для обитательницы дома на авеню Карно это было несколько неожиданно.

– Займись отпечатками пальцев и всем остальным, Моэрс. А я пойду побеседую с консьержкой.

– Я вам еще нужен? – спросил комиссар Дюпе.

– Нет, спасибо. Пришлите мне рапорт в течение дня. С вами отлично работается, Дюпе.

– Понимаете, я сразу же подумал, что это дело вас заинтересует.

Дюпе продолжал говорить и на лестнице, но Мегрэ оставил его перед дверью консьержки.

– Здравствуйте, мадам.

– Доброе утро, господин комиссар.

– Вы меня знаете?

Консьержка утвердительно кивнула.

– Значит, вам известно, что произошло?

– Я расспросила стоявшего перед домом полицейского, и он сказал, что мадемуазель Луиза мертва.

Консьержке было лет сорок, и одета она была даже с некоторым кокетством. Черты ее лица были довольно правильны, хотя несколько грубоваты.

– Ее убили? – спросила она Мегрэ, когда тот устроился возле окна.

– Почему вы так думаете?

– Если бы она умерла естественной смертью, то полиция не стала бы нас беспокоить с утра пораньше.

– Но она могла покончить с собой.

– На таких, как она, это не похоже.

– Вы хорошо ее знали?

– Не очень. Она приходила ко мне только за почтой и никогда не задерживалась надолго. Она не чувствовала себя достаточно уверенно в этом доме, вы понимаете, о чем я говорю?

– Вы хотите сказать, что она была из другого социального сословия, чем жильцы этого дома?

– Да.

– А к какому слою она по-вашему принадлежала?

– Точно не знаю. И вообще, у меня нет никакого повода говорить о ней плохо. Она была спокойна и вежлива.

– А ее домработница никогда не говорила с вами о ней?

– Мы с госпожой Броль вообще не разговариваем.

– Вы ее знаете?

– И не желаю ее знать. Я вижу, как она приходит и уходит. Этого мне вполне достаточно.

– Луиза Филон была содержанкой?

– Вполне возможно. За квартиру, во всяком случае, она платила регулярно.

– Ее кто-нибудь посещал?

– Время от времени.

– Регулярно?

– Нельзя сказать, что регулярно.

Мегрэ чувствовал ее внутреннее сопротивление. В отличие от Дезире Броль она нервничала и время от времени бросала быстрый взгляд в сторону застекленной двери.

– Доктор идет.

– Скажите, мадам… Да, кстати, как вас зовут?

– Карне.

– Скажите, мадам Карне, вы ведь пытаетесь от меня что-то скрыть?

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Просто так. Мне хотелось бы это знать. К Луизе Филон всегда приходил один и тот же мужчина?

– Во всяком случае, я видела одного и того же.

– Кто он такой?

– Музыкант.

– Откуда вы знаете?

– Пару раз я видела, как он приходил с футляром от саксофона.

– Вчера вечером он приходил?

– Да, около десяти.

– Вы открыли ему дверь?

– Нет. До одиннадцати часов вечера, пока я не ложусь спать, дверь остается незапертой.

– Но вы всегда видите, кто приходит?

– Вообще-то да. Мои жильцы, в основном, важные и спокойные господа.

– Значит, вы утверждаете, что музыкант приходил около десяти часов?

– Да. Он пробыл минут десять, не больше, и когда выходил из квартиры, то мне показалось, что он спешит. Я слышала, как он быстрым шагом направляется в сторону площади Этуаль.

– Вы не обратили внимания на выражение его лица? Был ли он взволнован или…

– Нет.

– Никто больше не приходил к Луизе Филон в течение вечера?

– Нет.

– Значит, если врач установит, что преступление было совершено между десятью и одиннадцатью часами, можно быть почти уверенным, что…

– Я этого не говорила. Я только сказала, что вчера вечером к Луизе Филон приходил только он.

– По-вашему, музыкант был ее любовником? Немного помолчав, она прошептала:

– Не знаю.

– Понятно. Музыканту не по карману снимать ей квартиру в таком шикарном доме.

– Вот именно.

– И вы не удивились, узнав об убийстве?

– Я не ожидала этого, но меня это событие не удивило.

– Почему?

– Да так. Мне кажется, что женщины подобного сорта более других подвержены опасности.

– Составьте список всех жильцов, входивших или выходивших из дома вчера вечером после девяти часов. Я приду за ним попозже.

– Хорошо. Это не трудно.

Выйдя от консьержки, Мегрэ встретил прокурора и его заместителя.

В доме по-прежнему, за исключением третьего этажа, царило спокойствие. Глазеть на полицейских сквозь щели в дверях было не в обычае жителей этого дома. Моэрс и его эксперты заняли своей аппаратурой всю квартиру, а врач уже завершил осмотр тела.

– Когда произошло убийство? – спросил комиссар.

– Между девятью часами и полуночью. Точнее сказать, между девятью и одиннадцатью часами вечера.

– Вероятно, смерть была мгновенной?

– Вы же сами видели. Выстрел произведен в упор.

– Сзади?

– Сзади и чуть сбоку. Моэрс вмешался в разговор:

– В момент выстрела она курила сигарету, которая упала на ковер и тлела. Счастье, что он не загорелся.

– В чем здесь, собственно, дело? – спросил заместитель прокурора, не введенный еще в курс дела.

– Я и сам еще пока не знаю. Быть может, банальное преступление. Но это меня бы удивило.

– У вас уже есть какая-нибудь версия?

– Никакой. Пойду поговорю еще раз с домработницей.

Но прежде чем снова направиться на кухню, Мегрэ позвонил на набережную Орфевр и попросил Люка, находящегося в бюро, чтобы он немедленно приехал.

Мадам Броль сидела все на том же месте. Кофе она уже выпила и теперь курила сигарету, что не соответствовало всему ее облику.

– Курить-то мне можно? – спросила она, перехватив взгляд комиссара.

Мегрэ, кивнув, сел напротив нее.

– Рассказывайте.

– О чем?

– Обо всем, что знаете.

– Я уже все сказала.

– Как Луиза Филон проводила время?

– Я могу говорить лишь о том, что она делала по утрам

Просыпалась часов в десять, но с постели не вставала. Кофе я приносила ей в постель. Она пила, курила и читала.

– Что именно она читала?

– Иллюстрированные журналы и романы. Часто слушала радио. Вы, вероятно, заметили, что на ночном столике стоит приемник.

– Она никому не звонила?

– Часов в одиннадцать.

– Каждый день?

– Почти.

– Пьеро?

– Да. К полудню она одевалась, чтобы пойти в город пообедать, но это случалось нечасто. Обычно она посылала меня к мяснику за холодным мясом или полуфабрикатами.

– Вы не знаете, чем она занималась после обеда?

– Думаю, куда-то ходила. Утром ее туфли бывали грязными. Наверное, она бегала по магазинам, как и все женщины.

– Она не ужинала дома?

– Столовая посуда редко бывала грязной.

– Вы считаете, она встречалась с Пьеро?

– С ним или с кем-то другим.

– Вы уверены, что никогда его не видели?

– Уверена.

– А какого-нибудь другого мужчины вы тоже никогда не видели?

– Разве что монтера, что возился с газовым краном, или мальчишку-рассыльного из магазина.

– Давно вы на свободе?

– Шесть лет.

Из гостиной послышался шум. Оттуда выходили санитары из Института судебной медицины.

– Недолго же ей пришлось пожить в свое удовольствие! – заметила мадам Броль.

– Что вы хотите этим сказать?

– До двадцати четырех лет она жила в нищете и лишь два года пожила по-человечески.

– Она сама поведала вам об этом?

– Мы иногда болтали с ней чисто по-женски.

– И что она рассказывала о себе?

– Она родилась в восемнадцатом районе, можно сказать, прямо на улице. Лучшие годы провела в квартале около бульвара Шапель. Вам, я думаю, не стоит объяснять, что это такое. Поэтому, когда она устроилась здесь, ей казалось, что у нее начинается райская жизнь.

– Она не чувствовала себя счастливой?

Домработница пожала плечами и посмотрела на Мегрэ чуть ли не с сочувствием, словно удивляясь, как он плохо разбирается в людях.

– А по-вашему, она должна была прыгать от радости, что живет в таком доме, где люди не удостаивают ее даже взглядом, встречая на лестнице?

– Почему же она тут поселилась?

– Очевидно, на это были свои причины.

– Ее содержал тот музыкант?

– Кто вам рассказал о нем?

– Неважно. Пьеро – саксофонист?

– Наверное. Я знаю только, что он играет в каком-то кафе.

Мадам Броль сказала лишь то, что хотела, и не больше того. Теперь, когда у Мегрэ сложилось более или менее точное представление о погибшей, он был уверен, что по утрам женщины довольно откровенно болтали друг с другом.

– Не думаю, – возразил Мегрэ, – чтобы музыкант, играющий в кафе, мог платить за квартиру в этом доме.

– Я тоже так не думаю.

– Тогда?..

– Тогда это должен был делать кто-то другой, – докончила она.

– Пьеро приходил к ней вчера вечером?

Мадам Броль продолжала спокойно смотреть Мегрэ в глаза.

– И вы, конечно, решили, что именно он ее убил? Могу сказать вам только одно: они любили друг друга.

– Она вам об этом говорила?

– И не только любили, а мечтали пожениться.

– Почему же они этого не сделали?

– Возможно, потому, что у них не было денег. А может, и потому, что тот, второй, не выпускал ее из рук.

– Тот второй?

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду того, кто платил за квартиру. Или вам надо это объяснять?

Внезапно Мегрэ в голову пришла мысль, и, решив ее проверить, он прошел в спальню, открыл гардероб, вынул оттуда мужские домашние тапочки, купленные в дорогом обувном магазине на улице Сент-Оноре. А сняв с вешалки шелковый халат каштанового цвета, он нашел на подкладке марку магазина с улицы Риволи.

Люди Моэрса уже ушли, но сам он ждал комиссара в комнате.

– Что-нибудь нашел?

– Как обычно, отпечатки пальцев. И старые, и довольно свежие.

– Мужские?

– Одни – точно мужские. Через час будут точные сведения.

– Проверь отпечатки по картотеке и заодно захвати с собой вот эти тапочки и халат. Передай их Жанвье или Торрансу. Пусть установят, где они куплены.

В квартире снова наступило спокойствие, и Мегрэ пошел на кухню к домработнице.

– Можете не сидеть здесь больше.

– Можно начать уборку?

– Не сегодня.

– Что же мне тогда делать?

– Идите домой, но уезжать из Парижа я вам запрещаю.

– Понимаю.

– Вы уверены, что вам больше нечего мне сказать?

– Если я что-нибудь вспомню, то дам вам знать.

– Еще один вопрос: вы абсолютно уверены, что не выходили из квартиры с того момента, как обнаружили труп, и до прибытия полиции?

– Клянусь, что нет.

– И никто не входил в квартиру?

– Ни одна живая душа.

Она сняла с вешалки сумку с покупками. Мегрэ на всякий случай осмотрел ее – револьвера там не было.

– Можете и меня обыскать, если вам хочется. Но он не стал ее обыскивать, а лишь провел рукой по болтающемуся платью. Скорее, для очистки совести.

– В свое время это доставило бы вам удовольствие… – с этими словами мадам Броль и Мегрэ вышли из квартиры и на лестнице столкнулись с Люка, в мокром плаще и шляпе.

– Дождь идет?

– Уже минут десять. Что мне теперь делать, шеф?

– Сам толком не знаю. Может быть, останешься здесь. Если будут звонить, постарайся узнать – откуда. Возможно, кто-то позвонит около одиннадцати. Предупреди стол подслушивания. Ну, а кроме того, поройся тут еще. Хотя обыск и проведен, но никогда не вредно лишний раз покопаться.

– АО ком, собственно говоря, идет речь?

– Об одной девице, околачивавшейся под фонарем на бульваре Барбе, которую кто-то поселил здесь. Насколько известно, у нее был любовник, какой-то музыкант из кафе.

– Это он ее убил?

– Он приходил к ней вчера вечером. Консьержка утверждает, что больше никого не видела.

– Есть его приметы?

– Сейчас спущусь к консьержке и еще раз расспрошу.

Консьержка как раз разбирала почту. Судя по ее словам, Пьеро был молодым человеком лет тридцати, крепко сложенный блондин и напоминал более продавца из мясной лавки, чем музыканта.

– Это все, что вы можете мне сообщить?

– Все, господин комиссар. Если я что-нибудь еще вспомню, то обязательно дам вам знать.

Странно. Таким, или почти таким же, был ответ домработницы. Мегрэ подумал, что они обе, только по разным причинам, не хотят рассказать ему все, что знают.

Подняв воротник пальто и засунув руки в карманы, комиссар зашагал по улице. Туман перешел в холодные, тонкие капли дождя, невольно навевавшие мысль о простуде. Мегрэ вошел в угловой бар выпить грога.