Текст книги "Мегрэ и человек на скамейке"

Глава 7
Продавец плащей

– Жеф Шрамек, по прозвищу Фред Клоун или Акробат, шестьдесят три года, родом из Риквира в Верхнем Рейне.

Возбужденный успехом, инспектор Невё так отрекомендовал своего клиента, словно объявлял цирковой номер.

– Теперь припоминаете, шеф? Лет пятнадцать назад, а то и больше, и тоже поблизости от бульвара Сен-Мартен, где-то между улицами Ришелье и Друо.

– Шестьдесят три года? – повторил Мегрэ, глядя на посетителя, а тот, явно польщенный, ответил ему широкой улыбкой.

Наверное, из-за худобы он выглядел моложе. По сути, у него вообще не было возраста. Он не выглядел пожилым прежде всего из-за выражения лица. Даже сейчас, скорее всего напуганный, он, казалось, подсмеивается и над другими, и над самим собой. Вероятно, потребность строить гримасы и смешить окружающих превратилась у него в своего рода дурную привычку.

Самое удивительное, что ему было больше сорока пяти, когда история на Бульварах на несколько недель сделала его знаменитостью.

Мегрэ нажал на кнопку звонка и снял трубку внутреннего телефона:

– Принесите досье Шрамека, Жефа Шрамека, уроженца Риквира в Верхнем Рейне.

Он точно не помнил, как это все началось. Было около восьми вечера, толпа на Больших бульварах, террасы кафе забиты до отказа. Наверное, было начало весны, потому что уже стемнело.

Кажется, кто-то заметил приглушенный свет, мелькавший в окнах одного из административных зданий. Во всяком случае, подняли тревогу. Примчалась полиция. Как водится, сгрудились зеваки, толком не зная, что происходит.

Никому и в голову не могло прийти, что представление продлится часа два, что за драматическими эпизодами последуют комические и что к концу соберется столько народу, что придется ставить заграждения.

Грабитель, оказавшийся в западне, вылез в окно и начал передвигаться вдоль фасада, цепляясь за водосточные трубы. Когда он занес ногу на подоконник этажом выше, в окне не замедлил показаться полицейский, и тот продолжал свою эскападу, а женщины внизу визжали от ужаса.

Это было одно из самых драматичных преследований в истории полиции, полицейские метались по зданию, взбирались на верхние этажи, открывали окна, тогда как грабитель, казалось, развлекался тем, что демонстрировал публике цирковой номер.

Он первым добрался до крыши, довольно покатой, а полицейские не осмеливались вылезти туда. Не боясь головокружения, он перепрыгнул на крышу соседнего здания и таким образом – с одной крыши на другую – оказался на углу улицы Друо, а затем исчез в чердачном окне.

Его потеряли из виду, но через четверть часа обнаружили на крыше неподалеку. Люди указывали пальцами и кричали: «Он там».

Никто не знал, есть ли у него оружие и что он натворил. Поползли слухи, что он убил нескольких человек.

В разгар эмоционального накала прибыли пожарные со своими лестницами и врубили прожекторы на крышах.

Когда в конце концов его арестовали на улице Гранж-Бательер, он даже не запыхался. Гордый собой, он подсмеивался над теми, кто его поймал. И в тот момент, когда его запихивали в машину, он как угорь выскользнул из рук полицейских и чудом растворился в толпе.

Это был Шрамек. Многие дни в газетах писали только об Акробате, которого потом совершенно случайно задержали на скачках.

Еще мальчиком он начал выступать в бродячем цирке, разъезжавшем по Эльзасу и Германии. Позднее, в Париже, выступал на базарных площадях, если не сидел в тюрьме за ограбления.

– Не думал я, – усмехнулся Невё, – что на старости лет он окажется в моем квартале.

А тот ему в ответ серьезным тоном:

– Я уже давно взялся за ум.

– Мне говорили об одном типе – высоком, худом, уже немолодом, которого видели на скамейке в компании месье Луи.

При этом собеседник Мегрэ добавил: «Такие обычно сидят на скамейках…»

Фред Клоун был из тех людей, которые, не привлекая внимания, часами бесцельно сидят на скамейках, пялятся на прохожих и кормят голубей. Весь он был таким же серовато-неприметным, как серые плиты тротуара, а на лице – такое выражение, словно он уже ничего не ждет от жизни.

– Прежде чем вы его допросите, хочу рассказать, как он мне попался. Я зашел в бар на улице Блондель, в двух шагах от арки Сен-Мартен. В этом баре размещается и букмекерская контора. Называется он «У Фернана». Фернан – бывший жокей, мой давний знакомый. Я показал ему фото месье Луи, а он взглянул, и сразу стало ясно, что узнал.

«Один из твоих клиентов?» – спросил я.

«Нет, не он. Но он заходил сюда два-три раза вместе с моим старым клиентом».

«Это с кем же?»

«С Фредом Клоуном».

«Акробатом? Я-то думал, что он давно умер или в тюрьме».

«Жив-здоров и заходит сюда каждый день пропустить стаканчик и сделать ставку. Кстати, он уже несколько дней не объявлялся».

«Сколько?»

Фернан подумал, пошел на кухню спросить у жены.

«Последний раз появился в понедельник».

«Вместе с месье Луи?»

Он не мог точно вспомнить, но был уверен, что не видел Акробата с понедельника. Понимаете?

Оставалось только добраться до него. Теперь было ясно, где искать. В конце концов я разузнал, как зовут женщину, с которой он живет уже несколько лет, она торгует на улице овощами и фруктами, зовут ее Франсуаза Биду.

Стоило раздобыть ее адрес на набережной Вальми, напротив канала, как я тут же нашел его – он с понедельника прятался у нее в спальне. Прежде всего надел на него наручники, боялся, что опять выкинет трюк и исчезнет.

– Я давно растерял всю свою ловкость! – пошутил Шрамек.

В дверь постучали и положили на стол Мегрэ толстое досье в желтой обложке. Всю историю Шрамека, точнее, всю историю его отношений с правосудием.

Не торопясь, покуривая трубку небольшими затяжками, Мегрэ заглянул в досье.

Он предпочитал проводить допросы такого рода именно в это время. В самом деле, с полудня до двух многие кабинеты пустуют, меньше беготни по коридору, реже звонят телефоны. Как и ночью, создается впечатление, что ты один во всем здании.

– Ты не голоден? – обратился Мегрэ к Невё.

Поскольку тот не знал, что сказать, он предложил:

– Иди перекуси. Может, тебе скоро придется меня подменить.

– Ладно, шеф.

Расстроенный Невё ушел, а задержанный с насмешкой смотрел, как тот удаляется. Мегрэ же раскурил новую трубку, похлопал своей большой рукой по досье, посмотрел Фреду Клоуну прямо в глаза и пробормотал:

– Теперь поговорим наедине!

Этот допрос нравился ему гораздо больше, чем допрос Моники. Но прежде, чем начать, он из предосторожности запер дверь на ключ и даже закрыл на щеколду смежный со своим кабинет инспекторов. Поскольку он даже выглянул в окно, Жеф шепнул, состроив забавную гримасу:

– Не бойтесь, я уже не смогу разгуливать по карнизам.

– Полагаю, ты знаешь, почему тебя привели сюда?

Фред прикинулся дурачком.

– Всегда хватают одних и тех же! – пожаловался он. – Мне это напоминает старые добрые времена. Сколько лет со мной такого уже не приключалось…

– Твой приятель Луи убит. Не притворяйся удивленным. Ты прекрасно знаешь, о ком идет речь. И не менее хорошо понимаешь, что есть все шансы обвинять тебя в убийстве.

– Это была бы очередная судебная ошибка.

Мегрэ снял телефонную трубку:

– Соедините меня с баром «У Фернана» на улице Блондель.

И, когда Фернан подошел:

– Говорит комиссар Мегрэ. Это по поводу ваших клиентов, Жефа Шрамека… Акробата, да… Хочу узнать, он играл по-крупному? Как?.. Ах да, понимаю… А в последнее время?.. В субботу?.. Благодарю вас… Нет, пока достаточно…

Вид у него был довольный. Жеф, напротив, выглядел слегка встревоженным.

– Повторить то, что мне сказали?

– Говорить-то можно что угодно…

– Всю жизнь ты просаживал деньги на скачках.

– Если бы правительство их запретило, такого бы не произошло.

– Много лет подряд ты покупаешь билеты Мютюэль[2]2
  Система «Пари мютюэль» («Пари между собой») была изобретена французом Пьером Олером в 1872 году. Игроки покупали билеты в неограниченном количестве, а после окончания заезда сумма банка делилась среди всех угадавших лошадь-победителя. Выигрыш был пропорционален количеству билетов, имевшихся на руках у каждого из удачливых игроков.


[Закрыть] у Фернана.

– Это официальное агентство.

– Но чтобы играть на скачках, нужны деньги. Так вот, еще примерно два года назад ты тратил совсем небольшие суммы, иногда даже за выпивку не мог заплатить, и Фернан наливал тебе в кредит.

– И очень зря. Тем самым только поощрял мое пьянство.

– Потом ты стал играть по-крупному, иногда делал очень большие ставки. А несколько дней спустя снова оказывался на мели.

– И о чем это говорит?

– В прошлую субботу ты выложил очень крупную сумму.

– А что вы скажете о тех, кто рискует и ставит на лошадь целый миллион?

– Откуда у тебя эти деньги?

– У меня жена работает.

– Кем?

– Убирает квартиры. Иногда еще подрабатывает в бистро на набережной.

– Ты что, издеваешься надо мной?

– Никогда бы себе такого не позволил, господин комиссар.

– Послушай. Давай попробуем не терять время.

– Если я могу хоть чем-то помочь, вы же понимаете…

– Я все-таки хочу разъяснить тебе твое положение. Несколько свидетелей видели тебя в обществе некоего месье Луи.

– Очень порядочный человек.

– Не важно. Это уже давняя история. Вы познакомились с ним около двух с половиной лет назад. Тогда месье Луи был безработным, едва сводил концы с концами.

– Я знаю, что это значит! – вздохнул Жеф. – А концы эти ну никак не сходятся.

– На что ты жил тогда, неизвестно, думаю, на деньги, которые зарабатывала Франсуаза. Болтался со скамейки на скамейку. Иногда рисковал и ставил несколько франков на лошадь, имел долги в бистро. Что касается месье Луи, то ему пришлось взять в долг по крайней мере у двоих.

– Это только доказывает, что на свете существуют бедняки.

Мегрэ не обращал внимания. Жеф настолько привык острить, что у него вошло в привычку строить из себя шута. Комиссар терпеливо продолжил:

– Неожиданно вы оба вдруг разбогатели. Следствие это установит и определит точные даты.

– У меня всегда была плохая память на числа.

– С тех пор бывают периоды, когда ты играешь по-крупному, а бывает, что пьешь в долг. Каждому понятно, что вы с месье Луи нашли способ добывать деньги, и притом неплохие. Впрочем, нерегулярно. Этим вопросом мы займемся позднее.

– Жалко. Хотел бы я знать этот способ.

– Скоро тебе будет не до смеха. В субботу, повторяю, денег у тебя было выше головы, но ты все промотал за несколько часов. В понедельник днем в тупике возле бульвара Сен-Мартен был убит твой сообщник месье Луи.

– Это большая потеря для меня.

– Ты уже стоял когда-нибудь перед судом присяжных?

– Только перед уголовным. Много раз.

– Так вот, присяжные – простые люди, которые не любят шуток, особенно если речь идет о человеке с таким богатым уголовным прошлым, как у тебя. Велика вероятность, что они единогласно решат, что ты единственный, кто знал все передвижения месье Луи и был заинтересован в его смерти.

– В таком случае они – придурки.

– Это все, что я хотел тебе сказать. Уже половина первого. Мы пока сидим у меня в кабинете. В час придет судья Комелио, и я отправлю тебя с ним объясняться.

– Это такой невысокий брюнет с усами щеточкой?

– Именно.

– Мы уже как-то встречались. Он недобрый. К тому же, должно быть, уже не молод. А если мне не хочется с ним общаться?

– Ты знаешь, что тебе нужно делать.

Жеф Клоун глубоко вздохнул:

– Не найдется ли у вас сигареты?

Мегрэ вынул из ящика пачку, протянул.

– А спички?

Он покурил минуту.

– Полагаю, выпивки у вас здесь не водится?

– Будешь говорить?

– Еще не знаю. Я сейчас обдумываю, есть ли у меня что сказать.

Это могло продолжаться долго. Мегрэ знал этот прием. На всякий случай он открыл дверь в соседний кабинет.

– Люка, сгоняй на набережную Вальми и приведи мне даму по имени Франсуаза Биду!

Клоун сразу же заерзал на стуле, поднял руку, как в школе:

– Комиссар, не делайте этого!

– Говорить будешь?

– Думаю, стаканчик меня подбодрит.

– Погоди, Люка. Не уходи, пока я не скажу.

И, обращаясь к Жефу:

– Боишься жены?

– Вы обещали дать мне выпить.

Мегрэ закрыл дверь, вынул из стенного шкафа бутылку хорошего коньяку, которая всегда там стояла, и плеснул на дно стакана.

– Я что, один буду пить?

– Ну?

– Задавайте вопросы. Заметьте, как говорят адвокаты, что я не буду препятствовать ходу следствия.

– Где ты встретил месье Луи?

– На скамейке бульвара Бон-Нувель.

– Как вы познакомились?

– Так, как знакомятся на скамейках. Я заметил, что уже весна, а он ответил, что воздух теплее, чем на прошлой неделе.

– Это было приблизительно два с половиной года назад?

– Примерно. Число в своем ежедневнике я не записал. В последующие дни мы снова встречались на той же скамейке. Он, казалось, радовался, что есть с кем поговорить.

– Сказал тебе, что он безработный?

– В конце концов он рассказал мне свою историю. Что работал двадцать пять лет на одного хозяина, а тот без предупреждения закрыл свою лавочку, и он не осмелился ничего сказать жене, которая, между нами, мне кажется редкой стервой и все время давала ему понять, что он всего-навсего кладовщик. По-моему, он впервые мог с кем-то поделиться, и ему полегчало.

– Он знал, кто ты?

– Я сказал, что работал в цирке.

– А потом?

– Что именно вас интересует?

– Все.

– Сначала посмотрите мое дело и посчитайте, сколько раз я был осужден. Мне интересно, если на меня повесят еще один приговор, это пахнет пожизненным заключением? Что-то мне это не улыбается.

Мегрэ сделал, как он просил.

– Если это не убийство, то у тебя в запасе еще два.

– Я так и думал. Но боялся, что мы считаем по-разному.

– Кража со взломом?

– Тут все тоньше.

– Чья идея?

– Его, конечно. Я не такой умный. Как вам кажется, еще плеснуть на донышко я не заслужил?

– Потом.

– Это еще долго ждать. Придется рассказывать по-быстрому и кое-что пропускать.

Комиссар уступил и налил каплю алкоголя.

– По сути, все началось на скамейке.

– Что ты имеешь в виду?

– Поскольку он подолгу сидел на скамейке и почти все время на одной и той же, он начал наблюдать за тем, что происходит вокруг. Вы знаете на бульваре магазин плащей?

– Знаю.

– Скамейка, на которой любил сидеть Луи, как раз напротив того магазина. Он как-то невольно начал приглядываться к тому, что творится внутри, к поведению продавцов. Это, собственно, и натолкнуло его на одну мысль. Если целый день не работать, то начинаешь думать и строить планы, даже такие, которые невозможно осуществить. Как-то он поделился ими со мной, просто так, от нечего делать. В этом магазине всегда полно народу. Там куча плащей всех моделей – мужские, женские, детские, они висят во всех углах. И еще есть много на втором этаже. Слева от здания, как это часто бывает в этом квартале, начинается тупик, который ведет во двор.

Он предложил:

– Хотите, я нарисую?

– Не теперь. Рассказывай дальше.

– Луи сказал мне: «Я вот думаю, как это может быть, чтобы никто до сих пор не обокрал кассу. Это же так просто!»

– Ну а ты, стало быть, навострил уши?

– Я заинтересовался. Он рассказал мне, что в двенадцать или самое позднее в четверть первого, когда уходят последние покупатели, сотрудники идут обедать. Хозяин – старичок с бородкой – тоже. Он ест неподалеку в ресторане «Кружка темного пива».

«А что, если кто-нибудь из покупателей захочет, чтобы его закрыли…» Не возражайте. Сперва я тоже подумал, что это невозможно. Однако Луи целыми неделями наблюдал за магазином. Перед обедом продавцы не удосужатся осмотреть все закоулки, отодвинуть тысячи плащей, чтобы убедиться, что никого не осталось. Понимаете, им и в голову не приходило, что кто-то может специально спрятаться в магазине. В этом вся хитрость. Хозяин, уходя, тщательно запирает дверь.

– И ты решил спрятаться там? Потом сломать входной замок, чтобы выйти с выручкой?

– Ошибаетесь. И вот здесь начинается самое забавное. Даже если меня заметут, меня нельзя ни в чем обвинить, потому что против меня нет никаких улик. Да, я опустошил кассу. Потом пошел в туалет. Рядом с бачком есть окошко, через которое не пролезет и трехлетний ребенок. А вот просунуть туда пачку денег – это пара пустяков. Окошко выходит во двор. Луи совсем случайно проходил мимо и поднял пакет с деньгами. Я же подождал, когда вернутся продавцы и соберется побольше покупателей, чтобы не привлекать к себе внимания. Короче, я вышел так же спокойно, как и вошел.

– Вы поделились?

– По-братски… Самое трудное было решиться. Он придумал это просто ради развлечения, творчески, можно сказать. Когда я предложил рискнуть, он почти возмутился. Согласился только потому, что иначе ему пришлось бы признаться жене, а она ведь совсем бессердечная… Кстати, заметьте, что план этот имеет еще одно преимущество. Меня будут судить за кражу, поскольку я сам во всем признался. Но нет ни взлома, ни применения оружия, а это минус два года. Разве не так?

– Мы вместе посмотрим уголовный кодекс.

– Я вам все рассказал. Жили мы себе с Луи очень славно, и я ни о чем не жалею. Магазин плащей помог нам продержаться почти три месяца. Сказать честно, моей доли не хватило на такой срок из-за любви к жеребцам, но Луи иногда подкидывал мне несколько франков. Когда мы увидели, что запасы кончаются, мы сменили скамейку.

– Готовились к новому ограблению?

– Ну, раз метод себя оправдал, не было смысла придумывать другой. Теперь, когда вы знаете фокус, вы пороетесь у себя в архивах и найдете все магазины, где я давал себя запереть. Во втором продавали лампы и электротовары, чуть дальше, на том же бульваре. Там нет тупика, но подсобка выходит во двор, откуда можно пройти на другую улицу. Все одно и то же. Редко когда в уборной в этом квартале нет маленького окошка во двор или в тупик.

Один только раз меня застукала продавщица, она открыла стенной шкаф, в котором я прятался. Я изобразил пьяного. Она позвала хозяина, они вытолкали меня на улицу и угрожали, что вызовут полицию. Теперь объясните мне, ради чего мне было убивать Луи? Мы были корешами. Я даже представил его Франсуазе, чтобы успокоить ее, потому что она недоумевала, где это я провожу время. Он принес ей конфеты, и она решила, что это очень порядочный человек.

– Вы совершили ограбление на прошлой неделе?

– Газеты писали об этом. Магазин готового платья на бульваре Монмартр.

– Полагаю, что, когда Луи убили в том глухом переулке, он высматривал, есть ли в ювелирном магазине окошко, выходящее во двор.

– Возможно. Он всегда намечал места, поскольку выглядел прилично. А таких, как я, люди остерегаются. Даже когда я шикарно одевался, на меня все равно косились с подозрением.

– Кто его убил?

– Вы меня об этом спрашиваете?

– Кто мог быть в этом заинтересован?

– Не знаю. Может, его жена?

– Почему жена?

– Потому что она стерва. Если она пронюхала, что он водит ее за нос почти два года и завел подружку…

– А ты с ней знаком?

– Он нас не представил друг другу, но рассказывал о ней, и я видел ее издали. Он ее очень любил. Ему была нужна ласка. Мы все такие, правда? У меня есть Франсуаза. И у вас наверняка кто-то есть. Они ходили в кино или болтали в кафе.

– Она была в курсе?

– Наверняка нет.

– А еще кто-то знал?

– Я, прежде всего.

– Само собой!

– Может быть, дочка. Он все переживал из-за нее, все боялся, что она состарится и будет похожа на мамашу. Она все время требовала у него денег.

– Ты бывал у него на улице Ангулем?

– Никогда.

– Знаешь, где его дом?

– Он мне показывал.

– Почему ты не заходил туда?

– Потому что не хотел, чтобы у него были неприятности. Хозяйка считала его солидным человеком. А если бы увидела меня…

– А если я тебе скажу, что в его комнате найдены отпечатки твоих пальцев?

– Я отвечу, что это шутка.

Он держался совершенно спокойно и продолжал в своем репертуаре, изредка поглядывая на бутылку.

– Кто еще знал?

– Послушайте, господин комиссар, я такой, какой есть, но стукачом не был и не буду.

– Хочешь, чтобы тебя посадили?

– Это было бы несправедливо.

– Кто еще знал?

– Приятель дочки. Вот тут я не дам голову на отсечение, что он без греха. Не знаю, наверное, это с подачи девчонки, но он стал следить за Луи целыми днями, приходил к нему дважды, требовал денег. Луи дико боялся, что сопляк расскажет обо всем жене или пошлет ей анонимное письмо.

– Ты с ним знаком?

– Нет. Знаю только, что он совсем щенок и до обеда работает в книжном магазине. Последнее время Луи ждал беды. Твердил, что это не может продолжаться бесконечно, что жена в конце концов узнает…

– Он рассказывал тебе о своих зятьях?

– Частенько. Их ему ставили в пример, чтобы доказать, что он ничтожество, неудачник, мокрая курица, что хуже его нет на свете. Я был потрясен.

– Чем?

– Когда прочел в газете, что он умер. К тому же я ведь был неподалеку, когда это случилось. Фернан может подтвердить, что я выпивал в его заведении.

– У Луи были при себе деньги?

– Не знаю, но за два дня перед этим мы хорошо заработали.

– Он обычно носил их в кармане?

– В кармане или прятал в своей комнате. Самое забавное, что вечером, перед поездом, ему приходилось переодевать ботинки и галстук. Один раз он забыл про галстук. Он сам мне рассказывал. Заметил только на Лионском вокзале. Не мог же он купить какой придется. Нужен был тот самый, в каком он уехал утром. Пришлось вернуться на улицу Ангулем, а потом объяснять, что задержался из-за срочной работы.

– Почему ты со вторника не выходил из квартиры Франсуазы?

– А что бы вы делали на моем месте? Когда во вторник утром я прочитал газету, то подумал, что люди видели меня с Луи и сразу же опишут меня полиции. На таких, как я, всегда падает подозрение.

– У тебя не возникла мысль уехать из Парижа?

– Просто я сидел тихо, надеясь, что полиция про меня забыла. А сегодня утром услышал голос вашего инспектора и понял, что влип.

– Франсуаза в курсе?

– Нет.

– А что она думает, откуда деньги?

– Во-первых, ей перепадают крохи, то, что остается после ставок. Во-вторых, считает, что я по-прежнему тырю бумажники в метро.

– А ты и этим баловался?

– Вы же не станете прислушиваться к тому, что я тут болтаю. А вас жажда не мучит?

Мегрэ последний раз плеснул ему коньяка.

– Все выложил, точно?

– Так же точно, как вижу вас.

Мегрэ открыл дверь соседнего кабинета и сказал Люка:

– Отведи его в камеру.

Потом посмотрел на Жефа Шрамека и добавил, вздохнув:

– А наручники все-таки на него надень.

И наконец, когда Акробат повернулся с дурацкой улыбкой на своем гуттаперчевом лице, произнес:

– Пусть с ним там не слишком строго…

– Спасибо, господин комиссар. Только не говорите Франсуазе, что я просадил столько денег. С нее станется, не будет посылать мне сладкого.

Мегрэ натянул пальто, взял шляпу, собираясь пойти пообедать в пивную «Дофин». Спускаясь по большой серой лестнице, он услышал внизу шум и перегнулся через перила.

Какой-то молодой человек с растрепанными волосами отчаянно барахтался в руках здоровенного полицейского с расцарапанной щекой. Тот ворчал:

– Утихомиришься ты наконец, засранец? Если не перестанешь дергаться, схлопочешь по физиономии.

Комиссар еле удержался от смеха. Это был Альбер Жорис, именно его препроводили сюда таким образом, и теперь он вырывался и кричал:

– Оставьте меня! Говорю же, я сам пойду.

Наконец они поравнялись с Мегрэ.

– Я только что задержал его на мосту Сен-Мишель, сразу опознал его. А когда попытался остановить, он бросился бежать.

– Неправда! Он врет!

Парень задыхался, лицо раскраснелось, глаза горели, полицейский держал его на весу за воротник пальто, как марионетку.

– Скажите, чтоб он меня отпустил!

Он пытался лягнуть его, но промахивался.

– Говорю же, что хочу видеть комиссара Мегрэ. Я шел к нему. Сам шел…

Одежда у него смялась, отвороты брюк в засохшей вчерашней грязи. Под глазами – большие темные круги.

– Я комиссар Мегрэ.

– Велите, чтобы он меня отпустил.

– Старина, можете отпустить.

– Как скажете, но…

Полицейский медлил, пока парень извивался в его руках как уж на сковородке.

– Он меня ударил, – запыхавшись, говорил Альбер Жорис. – Он обращается со мной, как с…

В ярости он не мог найти нужных слов. Невольно улыбаясь, комиссар указал на ссадину на щеке полицейского:

– А мне-то кажется, все наоборот…

Жорис посмотрел, впервые увидел царапину и крикнул с торжеством в голосе:

– Так ему и надо!!!