Текст книги "Новобрачная"

– Сядем на велосипеды и покатим за ними, вот для них будет сюрприз!

– Нет, – сказала она, не переставая смотреть в ту сторону, куда скрылось ландо и всадник, ехавший за ним. – Я думаю, лучше вернуться домой.

– А мы ведь хотели еще выпить по чашечке какао в ресторане «Гранд Каскад»?

– В другой раз. Не сердитесь на меня, дядя Юбер, но я, действительно, предпочла бы возвратиться домой.

– Как хочешь…

Возвращались молча. Каждый углубился в свои мысли. Мелани была удручена горем: даже для такой невинной девушки, как она, поведение ее матери с самого первого визита Франсиса на виллу «Морган» означало только одно: Альбина и красавец-маркиз любили друг друга, и это подтверждалось тем, что оная укрылись от посторонних взоров. Конечно, чтобы избежать гнева деда. Все было ясно теперь, и хотя она не имела ни малейшего права на молодого человека, Мелани решила все же поговорить с Альбиной.

Поэтому, едва переступив порог дома, она уселась в будуаре матери, где Люси, одна из служанок, зажигала огонь в камине из бело-синего мрамора.

Вероятно, Альбину предупредили, что Мелани находится в ее комнате, поскольку она не была этим удивлена. Только с раздражением сказала:

– Что ты здесь делаешь, Мелани? Я не люблю, когда ты сидишь у меня. Доставь мне удовольствие, пойди в свою комнату и дай мне отдохнуть! Я немного устала…

– Вас так утомила прогулка в Булонском лесу? – спросила Мелани, не сдвинувшись с места. – Или беседа, которую вы вели с господином де Варенном? Такая тайная беседа, что вам нужно было углубиться в лесные заросли…

– Откуда ты это знаешь? Ты что, шпионишь за мной теперь?

– Нисколько. Дядя Юбер и я прогуливались, катаясь на велосипедах, по аллее Акаций, и я увидела ваше ландо. Маркиз верхом ехал за вами, и мы видели, как вы исчезли.

– Ну и что? Разве тебя касаются мои поступки? И почему мне нельзя прогуливаться с моим другом?.. Я тебе уже сказала, чтобы ты уходила!

– Я не уйду, пока вы мне не ответите на мой вопрос.

– Ты мне будешь задавать вопросы? Ты мне? – сказала Альбина с презрением, которое больно ударило Мелани.

Молодая девушка выпрямилась и с вызовом сказала:

– На этот единственный вопрос я хочу получить ответ. Какие между вами и господином де Варенном отношения?

Пощечина, которую с остервенением дала ей Альбина, больно поцарапала ей щеку шатоном ее кольца, но морально никак не сломила, скорее наоборот. Эта внезапная резкость была доказательством слабости.

– Это не ответ, а скорее доказательство, что я вас уязвила. Неужели так трудно признать, что вы любите маркиза и что он вас любит?

– Ты сумасшедшая! Если хочешь все знать, речь шла о тебе… мы решили поговорить вдали, чтобы никто не слышал нашего разговора.

– Обо мне? – спросила изумленная Мелани. – Но почему столько тайн?

– Потому, что речь шла о несколько щепетильном деле. Франсис… я хочу сказать, господин де Варенн хотел бы знать, как дед отнесется к тому, если он попросит твоей руки. Он желает жениться на тебе…

Глава IV
Розовые жемчуга и черная туча…

В следующий четверг, когда она ехала в экипаже к своему деду, у Мелани было ощущение, что она повзрослела на десять лет.

После того как Альбина объявила своей дочери о предложении, сделанном ей Франсисом, и при этом держалась так, как будто открывала военные действия, она закрылась и весь следующий день не выходила из своей комнаты. Мелани увидела ее лишь через день за завтраком.

Она была одета в крепдешиновое платье, отделанное сиреневой органзой, у нее было свинцового цвета лицо и усталые глаза. Она не ответила на приветствие Мелани, но налила ей чашку чая и зажгла сигарету, что было необычным для нее в такое время дня. Рука ее дрожала, когда она подносила огонь к сигарете. Затем, без всякого перехода, она спросила:

– Ты подумала над тем, что я тебе вчера сказала? Что ты скажешь по поводу предложения, сделанного тебе?

– Я должна высказать свое мнение? В нашем кругу редко спрашивают у девушки ее мнение. Решение должны принять вы и мой дед.

– Мы еще не на этой стадии. Я хочу знать твое мнение, хочешь ли ты… выйти за него замуж?

Альбина смотрела на дочь блуждающим взглядом, внимательно изучая ее лицо, и от этого Мелани почувствовала себя очень скверно. Аппетит пропал, она отложила кусок хлеба, намазанный маслом, кашлянула, чтобы прочистить горло, так как ей показалось, что не сможет произнести ни звука. Тем не менее она произнесла:

– Невозможно ответить на такой вопрос, хочу ли я выйти замуж за человека, которого едва знаю! Я…

– Достаточно, чтоб полюбить, и я уверена, что именно так и есть, иначе ты бы никогда не поступила так дерзко и не задавала бы мне такие вопросы, какие ты себе позволила задать мне позавчера… Отвечай! Ты его любишь?

Агрессивный тон матери распалил Мелани, лицо которой залилось краской, но она распрямилась, чтобы лучше оказать сопротивление в этом неожиданном бою.

– Прежде чем ответить на ваш вопрос, я хотела бы знать: почему господин де Варенн хочет на мне жениться? Потому что он меня любит или потому что я богата?

– Ты не богата, но будешь, если этого захочет твой дед. Ты нравишься маркизу. Это неожиданно, ему трудно угодить, но это так. Теперь остается убедить твоего деда, если ты хочешь стать маркизой де Варенн!.. Хорошая фамилия, подумай об этом! Титул тоже неплохой…

– Мне это совершенно безразлично.

Эти слова сорвались сами по себе, и она теперь об этом пожалела, заметив насмешливый взгляд матери за легкой пеленой дыма, окутывавшей ее лицо.

– Итак, – воскликнула Альбина и слегка принужденно рассмеялась, – все складывается наилучшим образом, вы будете парой по-настоящему влюбленных людей!

– Я вас прошу, мама! Господин де Варенн еще не сказал, что он меня любит. И я за него не выйду замуж, если будет по-другому.

– Он тебе это скажет, не бойся, но прежде чем он сделает официальное предложение, следует знать, как оно будет принято.

– Вы считаете, что у него мало шансов? Ведь дедушка его не знает…

– Скажем так: все получилось нескладно. Поэтому надо, чтобы ты лично добилась его согласия.

– Я? Но это должны делать вы! Вы моя мать…

– Я знаю, что только ты теперь можешь убедить своего деда принять предложение Франсиса. И если ты его любишь, ты сумеешь найти убедительные слова.

– Я вас, мама, не понимаю, – сказала, вздохнув, Мелани. – Мне кажется, что он вам нравится, и вы хотите стать его тещей.

Эти слова, сказанные Мелани с непроизвольной иронией, заставили покраснеть Альбину, которая постаралась исправить ситуацию, нервно рассмеявшись:

– Почему бы ему мне не понравиться. Мне хочется лишь того, чтобы он вошел в нашу семью. Завтра четверг, ты сможешь поговорить?

– Разве с этим надо так торопиться? – сказала Мелани, немного испугавшись такого необычного оборота.

– Это дело не требует отлагательства! – настаивала Альбина. – Тебе надо знать, что вокруг маркиза вертятся многочисленные женщины. Есть одна американка, которая только и ждет, чтобы его заполучить, а в случае отказа это будет возможно. Знаешь, Мелани, мужчины похожи на детей. Если они чем-то разочарованы, они могут поступить самым непредвиденным образом.

– Вы хотите сказать, что если он получит отказ, то он женится на этой женщине? И он утверждает, что любит меня?

– Нет, он, конечно, не женился бы на ней, если бы твой дед отказал ему очень грубо, может быть, он бы позволил ей увезти себя в Нью-Йорк, поскольку она его торопит. Это гордый человек, Мелани. Он может претендовать на руку принцессы… а выбрал тебя. Это о чем-нибудь говорит?

– Конечно, – согласилась Мелани. – Я поговорю с дедушкой.

А теперь, когда этот неприятный момент приближался, Мелани чувствовала, что храбрости у нее не так много. К тому же была скверная погода, дождь сильно стучал по стеклам экипажа, бешено заливая их потоками воды, и это тоже не ободряло. Немного утешало то, что зеленый костюм ей шел больше, чем она думала – У Альбины был приступ великодушия, и она ей сделала сюрприз: надев ей на плечи широкое манто, отделанное беличьим мехом и протянув маленький ток из такого же меха, который великолепно оттенял переливающийся цвет ее волос. Все это было доставлено сегодня утром, и Мелани только что надела на себя этот наряд.

Все началось хорошо. Старый Тимоти был, казалось, в прекрасном настроении, хотя из-за плохой погоды была отложена надолго поездка в Живерни. Он сделал комплимент своей внучке по поводу ее нового наряда, сказав, что она «просто прелесть» и даже подал ей церемонно руку и попел к столу так, как бы он поступил с дамой. Больше того, он попросил Сомса, своего старого метрдотеля, подать шампанское, чтобы отпраздновать это событие.

Она перестала есть едва начатую запеканку, взяла свой фужер и, подняв его слегка, сказала:

– Дедушка, как мило с вашей стороны было поднять бокал за меня. Я хочу вас за это поблагодарить, но мы можем также выпить за мое счастье… то есть за то, чтобы вы дали на это разрешение!

– За твое счастье? О чем идет речь, детка?

– Моя мать мне вчера сказала, что попросили моей руки.

– Твоей руки? О ком идет речь?

Его голос не предвещал ничего доброго, но Мелани не стала обращать на это внимание… и выпила еще капельку вина.

– О маркизе де Варенне.

Звук позолоченного прибора, резко брошенного на тарелку, прозвучал, как первый удар набата. Другого удара просто не было. Он уже отодвинул свое кресло и быстро вышел из-за стола. Один из слуг едва успел открыть дверь перед ним.

Мелани в замешательстве подняла глаза на Сомса:

– Как вы думаете, Сомс, куда он пошел?

– Я думаю… к телефону, мадемуазель Мелани.

– А!

Молодой девушке тишина показалась могильной. Было видно, что дед взбешен и, возможно, уже сейчас топтал ногами робкие ростки ее надежды.

– Немного шампанского? – предложил Сомс.

– Вопрос в том, не злоупотребляю ли я?

– Конечно, нет, если все-таки мадемуазель соблаговолит доесть свою запеканку. Она почувствует себя увереннее.

– Спасибо, Сомс.

Ободренная Сомсом, она съела все, что было на тарелке, и согласилась, чтобы ей еще немного добавили этой душистой восхитительной запеканки. Вошел дед и громко сказал:

– Уберите это, Сомс! И прикажите подать кофе в зимнем саду.

– Месье не будет больше есть?

– Нет, я не голоден…

Не поднимая взгляда, дед допил вино и только потом взглянул на Мелани.

– Твоя мать утверждает, что ты любишь этого человека. Это правда?

– Да… Простите меня, если…

– Не извиняйся! Никто не властен над своим сердцем. Я не скрою от тебя, что у меня на этот счет были другие проекты и что этот молодой маркиз, как бы он ни был хорош собой, меня нисколько не обольщает.

– Может быть, у вас такое впечатление потому, что вы его не знаете, дедушка?

– Ты тоже, как мне кажется? Конечно, на первый взгляд, он подходящая партия, ибо с ним ты будешь вращаться в высшем обществе. Кроме того, твоя мать утверждает, что он не без состояния, но ты по натуре человек простой, и я себе не представляю, чтобы ты могла превратиться в великосветскую даму, как твоя мать. Да и жаль было бы, впрочем. В общем, меня смущает эта поспешность! Если он тебя любит, он может подождать год или два? Или ты так торопишься?

– Не верьте этому, дедушка! Я его люблю всем сердцем, но я думаю, что мы могли бы обручиться и несколько месяцев быть женихом и невестой…

– Я тоже так считаю.

– Вы… и правда, не относитесь враждебно к моему замужеству?

– Я тебе скажу об этом после того, как серьезно поговорю с ним. Передай матери, пусть он мне напишет.

Когда Мелани уехала, старый Тимоти долго стоял, засунув руки в карманы, перед окном и смотрел на ворота, через которые только что выехал его экипаж с внучкой. Гнев, из-за которого он только что бросился к телефону, чтобы без промедления атаковать Альбину, потихоньку проходил, но все еще не мог успокоиться. Он только что сделал для себя открытие, что собой представляла на самом деле его невестка. Он до сих пор думал, что она безмозглая, легкомысленная красивая женщина, кокетливая, эгоистичная и не очень умная, но все же не мог до конца оценить ее хитрость. Она почти со слезами в голосе только что защищала «большую любовь» своей маленькой Мелани и неясное, внезапно возникшее чувство, которое смогла внушить дочь молодому человеку, который мог выбирать среда других блестящих партий. Однако этот человек был ее любовником – он, Депре-Мартель, знал это точно, – и любовником, которого она любила. В таком случае, зачем ей нужно было выдать за него Меланж? Чтобы помешать тому по примеру Бони Кастеллана уехать в Америку искать там «утешающую его» наследницу? В таком случае надо быть уверенной, что ты его удержишь возле себя? И какое разочарование должна будет вынести бедная девочка!..

К счастью, он был здесь и зорко следил за всем: и тот смельчак, который решится претендовать на то, чтобы стать мужем его внучки и тем самый наследником большей части его состояния, должен будет иметь чистую и незапятнанную репутацию.

Возвратившись домой на улицу Сен-Доминик, Мелани почти не удивилась, когда увидела здесь Франсиса. Она во дворе уже заметила его элегантный экипаж, и это ей помогло подготовиться к встрече. Он ее ждал с Альбиной в малом салоне, где стояла красивая арфа прошлого века, на которой ее кокетливая мать любила демонстрировать свою грациозность.

В тот день, однако, у Альбины не было желания кокетничать. Сидя около камина в маленьком низком кресле, она вполголоса беседовала с маркизом, который стоял, прислонившись к мраморной пилястре, но когда вошла девушка, она встала и подошла к ней, а маркиз машинально принял такую позу, в которой не было бы и намека на небрежность.

Не обращая внимания на мать, Мелани подошла прямо к нему и сказала:

– Мой дед желает с вами встретиться в один из ближайших дней. Он хочет, чтобы вы ему написали, когда бы вы могли приехать.

– Я не мог бы ему позвонить? Это было бы быстрее.

– Это человек того поколения, когда телефонов еще не было. Я думаю, что он его считает безликой вещью и даже чрезмерно фамильярной. Поэтому он сказал: написать.

– Это немыслимо! – воскликнула Альбина своим напыщенным тоном, которым она разговаривала в подобных случаях. – Зачем все осложнять? Наш друг тоже человек занятой, и я не понимаю…

Франсис взял с изысканностью, растопившей сердце Мелани, руку своей будущей тещи, поцеловал ее, а затем попросил твердым тоном, отметавшим всякое желание отказа:

– Сделайте мне любезность, дорогой друг, оставьте нас вдвоем с вашей дочерью. Я думаю, что нам очень нужно поговорить вдвоем до того, как я напишу это письмо, которое мне кажется совершенно естественным. Действительно, телефон, хоть он и удобен, вещь не очень почтительная.

Альбина явно не хотела уходить. Вместо того чтобы направиться к двери, она посчитала нужным поправить в вазе высокие японские хризантемы приятного желтого цвета, которые в этом совершенно не нуждались.

– Я вас очень прошу! – настойчиво сказал Франсис, видя явное нежелание Альбины удалиться. Она ему улыбнулась своей обольстительной улыбкой.

– Не нарушаете ли вы принятые правила, дорогой друг? Мне кажется, присутствие матери на первом свидании обязательно. Мелани еще такая юная…

– Вы были бы абсолютно правы, если бы это свидание, как вы говорите, было первым, но позвольте вам напомнить, что мы познакомились во время грозы вечером, и с тех пор прошло уже два месяца… Следовательно, у нас давнишние отношения…

Когда Альбина ушла, он взял руку Мелани, усадил ее на кресло, в котором сидела ее мать, взял диванную подушку, сел на нее у ее ног, совершенно не заботясь о том, что может смять безупречную складку на брюках.

– Теперь поговорим! – сказал он, взглянув на нее своими искрящимися темными глазами. – Скажите, у меня есть хоть какая-то возможность быть принятым благосклонно господином Депре-Мартелем? Последний и единственный раз, когда мы с вами встретились, у меня не сложилось впечатление, что я был ему очень симпатичен.

– Дедушка никогда никого не считает сразу симпатичным. Я долгое время думала, что я ему безразлична. Вы должны завоевать его симпатию, если вы действительно хотите стать моим мужем. Я вам признаюсь, что мне трудно в это поверить.

– Почему? Вам трудно допустить… что я считаю вас очаровательной и уверен, что с вами мне никогда не будет скучно?

– Потому, что я вас чуть не убила однажды на балу?

– Возможно! Вы не допускаете, что это необычная встреча? Я храню о ней самое нежное воспоминание.

Его голос был чрезвычайно ласков. Однако у Мелани хватило мужества противостоять очарованию этой беседы у огня. Отодвинувшись в самую глубину кресла, чтобы увеличить дистанцию между ними, она заявила:

– Мне трудно вам поверить.

– У меня нет никаких оснований вам лгать.

– Нет, у вас есть одно, и очень значительное! Рыжая дама, которую вы целовали…

На мгновение он замолк, а затем взял себя в руки и рассмеялся:

– Какое у вас хорошее зрение! Это пустяк. Поцеловать женщину не признак того, что ее страстно любишь. Это называется флиртовать.

– Флиртовать?

– Да, это старинное французское слово, которое у нас означает «ухаживать», «любезничать»… Вот и все! Это не мешает влюбиться потом в другую рыжую красавицу, разъяренную и вымокшую, а следовательно, еще более пикантную.

Мелани начала смеяться: она находила его очаровательным, красивым, милым. Неужели это возможно – провести с ним всю жизнь… всю… Она вздрогнула от этой мысли.

– Вам холодно? Хотите я позвоню, чтобы вам принесли что-нибудь теплое?

Он уже о ней беспокоился. Как это приятно! И она ему сердечно улыбнулась:

– Не беспокойтесь, мне не холодно…

Чтобы удостовериться в этом, он взял обе ее руки в свои, они были теплыми и ласковыми. Изменив шутливый тон на серьезный и ласково глядя в глаза молодой девушке, он почти прошептал:

– Если ваш дед меня благосклонно примет… могу ли я надеяться, что и ваше сердце примет меня?..

– Вы считаете, что я согласилась бы ему передать вашу просьбу, если бы было иначе?

– Вы меня делаете счастливым, Мелани, и надеюсь, что и вы также будете счастливы, как и я.

– Надеюсь, но я хотела бы все-таки задать вам два вопроса.

Ей показалось, что он вновь потемнел лицом, но это сразу прошло.

– Задавайте! – сказал он весело.

– Вы не рассердитесь? Я хотела бы знать, куда вы отвезли мою мать, когда вы оба уехали из Динара?

– Она вам не сказала?

– Она мне сказала, что в Биарриц на яхту Кларендона и что там были еще другие приглашенные! Вы поехали, чтобы присутствовать на празднике, который устраивался с благотворительной целью в пользу пострадавших от извержения вулкана на острове Мартиника. А когда мы отплывали на «Аскье» из Динара, мы встретили яхту лорда Кларендона, который возвращался в Сен-Серван. Оказалось, что этот праздник состоялся намного раньше.

На этот раз Франсис рассмеялся таким веселым смехом, что Мелани почувствовала себя значительно легче.

– Зачем скрывать правду до такой степени? Ваша мать боялась, что будет скомпрометирована, если примет это предложение?

– Я не знаю. Куда вы ездили?

– В замок маркиза Арканга, который принимали спанских принцев. Не было и речи о том, чтобы ехать на яхте, мы поехали на машине моего друга, графа д'Аранда, совсем новой машине немецкого производства, которая носит имя женщины «Мерседес Бенц», имя дочери конструктора…

– Мама ужасно боится машин, которые ходят на бензине.

– Я вас уверяю, ей очень понравилось. Это великолепная машина, такая комфортабельная, и мы совершили очень приятное путешествие, пересекли Францию туда и обратно.

– Одни, вдвоем?

– Нет, нас было четверо! У Аранда есть сестра Изабель. За нами следовала еще одна машина с багажом. Видите, это не стоит выеденного яйца. Перейдем теперь к вашему второму вопросу.

– Мама мне сказала, что вы хотите быстро жениться. Она, вероятно, это сказала и дедушке, и ему это не понравилось…

– Вам эта поспешность должна была показаться лестной… Я вижу, что вы не торопитесь, как я?

– Признаюсь, я бы предпочла не так торопиться. Мы так мало знаем друг друга… да и помолвка, как говорят, – это самый чудесный период.

– Гораздо менее приятный, чем медовый месяц, если верить откровениям некоторых друзей…

– Но есть другое: моя мать считает, что если не примут ваше предложение, вы уедете в Америку и…

– В Америку, в Африку, и даже в Китай, неважно куда! – выкрикнул он совершенно серьезным тоном. И довольно крепко сжал хрупкие руки, которые держал в своих. Склонив голову, он приник к ним долгим поцелуем. – Если я не получу согласия на брак с вами, я уеду из Фракции и возвращусь сюда очень не скоро: мне невыносима мысль, что я вас потеряю…

Он быстро встал, прикоснулся рукой к подбородку Мелани и очень нежно поцеловал ее прямо в губы, а затем, отступив на три шага, поклонился.

– Я вас люблю, – прошептал он. – Не забывайте это!

Мелани долго неподвижно сидела все в том же низком, глубоком кресле, не открывая глаз, чтоб не спугнуть очарование момента, который только что пережила. Ее самая безумная мечта становилась реальностью: она выйдет замуж за того, кого она любила вопреки всякой логике и здравому смыслу… и он только что ее поцеловал! Можно ли было мечтать о большем счастье?

Она не была способна в данный момент выносить ни вопросы матери, ни даже ее инквизиторский взгляд и покинула малый салон, спасаясь бегством. У себя в комнате, бросившись на кровать, Мелани плакала и смеялась одновременно, прислушиваясь к сильным ударам сердца и дожидаясь, когда оно успокоится.

Она знала, что не сомкнет глаз, пока не сделает что-нибудь, что поможет спасти ее счастье; она спрыгнула с постели, подбежала к небольшому секретеру, стоявшему у окна ее комнаты, взяла лист бумаги, перо, чернила и конверт, затем, подумав мгновение, написала одним росчерком:

«Дорогой дедушка, «Он» будет просить назначить ему свидание. Я вас умоляю, не скажите ему «нет», не делайте, пожалуйста, вашу маленькую Мелани, которая вас так любит, слишком несчастной!»

Она сложила листок, не перечитывая, засунула в конверт, написала адрес, позвонила Леони, протянула ей письмо и попросила отослать его тотчас же со слугой ее деду. А затем, не зная, чем заняться, пошла к Фройлейн пожаловаться на сильную головную боль и сказать, что сейчас же хочет лечь спать.

– Вы не будете ужинать? – с беспокойством спросила она. (Для нее было неприемлемо, чтобы Мелани отказывалась от еды, так как это было, по ее понятию, признаком очень серьезного заболевания, за исключением того случая, когда она сама страдала морской болезнью.)

– У дедушки всегда много едят! Я не смогу больше проглотить ни крошки.

– Хорошо, ложитесь! Я вам принесу вербеновый напиток.

Но когда она вошла к Мелани с подносом, на котором стояла большая чашка с горячим питьем, она увидела, что ее воспитанница спит, а на ее безмятежном лице блуждает легкая улыбка, как будто она видит чудесный сон, который не имел никакого отношения к мигреневым мукам. Возвратившись к себе, Фройлейн, которая не любила, чтобы пропадало съестное и чтобы вознаградить себя за труды, добавила в вербеновый налиток три большие ложки меда и стала медленно его пить, с нежностью вздыхая при мысли, что уже близок тот день, когда она сможет выйти замуж за своего славного жениха и по вечерам приносить ему, сидящему в их салоне у камина, напиток из трав, как этот, подлив в него немного «шнапса», чтобы еще улучшить его живительное свойство…

Через четыре дня Альбина была приглашена к своему свекру, чтобы принять вместе с ним официальное предложение маркиза де Варенна, который будет им представлен единственным его родственником по мужской линии, оставшимся в живых, старым виконтом де Рессоном. Тимоти Депре-Мартель принял предложение при категорическом условии: помолвка будет отпразднована в скором времени, свадьба же состоится только через год.

– Целый год? – спросила Мелани. – Может, это слишком долго? Мне казалось, что около полугода было бы достаточно?

– Твой дед даже слышать не хочет о более близкой дате, – объясняла Альбина. – Счастьем было уже то, что он принял это предложение! Я ожидала, что он откажет раз и навсегда.

– А я так не думала, – сказала, улыбаясь, Мелани, – и надеюсь, что скоро буду невестой.

– Через три недели. Вместо обещанного бала тебе придется удовлетвориться небольшим праздником, но через неделю состоится прием в честь твоей помолвки!

Разочарование быстро прошло. И то, что обручение было немного отложено, не так уж не понравилось Мелани. Она будет видеть Франсиса каждый день, согласно традиции, и сможет – это для нее будет большой радостью в его присутствии и, конечно, в присутствии матери, а может быть, своего дедушки – и это было бы очень здорово! – или в присутствии дяди Юбера обучаться тому, как надо себя вести в высшем обществе, куда она войдет благодаря своему замужеству, в круг той древней аристократии, к которой даже ее мать не всегда имела доступ. Хотя Мелани была родной дочерью Франсуа Депре-Мартеля, она, в отличие от него, не питала пристрастие к титулам, но титул маркизы имел особый аромат: восхитительный и утонченный аромат XVIII века, аромат, исходящий от платьев с картин Ватто и от декоративной вышивки на шелковых панно королевы-пастушки, а также от запаха пудры госпожи маршальши. И так как эта изысканность была связана с именем, которое носил ее жених, это, наверное, будет просто чудесно!

Настал момент, чтобы рассказать обо всем об этом ее подруге Жоанне, которая, наконец, появилась в Париже, отпраздновав в замке Кинских открытие первого бала Венского сезона, на котором она получила так много приглашений, что ее записная книжка оказалась слишком маленькой, чтобы вместить все имена претендентов. И если Мелани думала, что она сообщит ей свою новость, то она ошибалась: Жоанна, едва выйдя из Восточного экспресса, была уже в курсе всего.

– Ты не представляешь, – воскликнула она, – это событие дня: дворянство роднится с новой буржуазией, а когда еще знаешь принципы твоего деда, то приходится удивляться тому, как это произошло… и еще ты ведь выходишь замуж за одного из самых обольстительных мужчин!

– Да, это так, – сказала с некоторым огорчением Мелани. – Удивляются, конечно, потому, что я далеко не так красива, как он.

– Не будь глупой! Ты знаешь, ты очень изменилась! Я тебя нахожу просто очаровательной…

– Благодарю тебя, но это не помешает злым языкам судачить, что он женится на приданом.

– Не очень это будут делать, так как знают хорошо господина Депре-Мартеля: у него репутация очень опасного человека в деловом мире. Можно быть совершенно уверенным, что он составит так брачный контракт, что твоему супругу никогда не удастся тебя разорить, даже если предположить, что у него когда-нибудь могло бы быть такое намерение, и, конечно, красавец Франсис должен будет в течение года доказывать свою любовь. Если он согласился, то это уже хороший признак. Целый год ты будешь получать букеты каждый день!

Мелани рассмеялась:

– Знаешь, я жалею того, кто попросит твоей руки! Ты считаешь, как старый ростовщик. Я же выхожу замуж не для того, чтобы получать подарки. А потому, что я люблю Франсиса.

– Конечно, конечно, но все-таки приятно получать подарки? Для меня период обручения – самый приятный период! Воспользуйся им как можно лучше!

Мелани только этого и хотелось.

В среду, пятого ноября, дядя Юбер привез будущую невесту и ее мать на Елисейские поля в великолепном ландо, запряженном двумя ирландскими жеребцами в блестящей попоне и взнузданных на английский манер. На ужине в узком интимном кругу должны были присутствовать будущие супруги и их семья, состоящая из ближайших родственников (которых было немного), а потом состоится прием, на который съедется почти весь Париж. Особняк Депре-Мартеля был освещен от отдушин подвала до окошек под самой крышей, а двойная вереница слуг в напудренных париках и одетых на французский манер – в бархатных пиджаках зеленого цвета с золотыми галунами и коротких штанах из белого панбархата – образовывали своеобразный почетный эскорт, протянувшийся до этажа, на котором находились приемные залы. Пораженная Мелани не могла узнать помпезный особняк, в котором она провела столько скучных часов. Множество канделябров ярко освещали анфиладу комнат, в которых должен был состояться торжественный прием, вся мебель была без своих серых чехлов с белыми веревочками. Всюду были белые цветы, а вдоль всего длинного большого салона простирался пышный буфет, уставленный корзинами цветов и прикрытый тюлем, стояло неисчислимое количество маленьких позолоченных стульев, взятых напрокат у Катильона и заменивших торжественные кресла стиля Людовика XIV, которые стояли обычно рядом с готическими стульями времен Наполеона III, где лежало много диванных подушек, эти кресла и стулья обычно находились в главном салоне особняка. Все это вскоре будет предоставлено в распоряжение гостей бала, а пока Сомс проводил «этих дам» в зимний сад, где старый Тимоти во фраке ожидал их. Альбина просто сияла в очаровательном платье жемчужного цвета от Пакена. Она шла впереди дочери, одетой в знаменитое белое платье, которое совершенно не нравилось Мелани и заставляло представлять себя молодой пленницей завоевателя, прикованной к его колеснице. Мать явно торжествовала, и Мелани спрашивала себя, был ли этот праздник устроен в ее честь или в честь ее матери.

По всей видимости, дед задал себе тот же вопрос, ибо, когда невестке пришлось пропустить невесту, чтобы она его поцеловала, он сказал, нахмурив брови:

– Скажите мне, это то платье, которое вы «по моему приказу» заказали для моей внучки для бала в честь ее шестнадцатилетия?

– Но, отец, это восхитительное платье! Совсем последняя модель дома «Пакен» и совершенно то, что подходит для обручения молодой девушки…

– Это подошло бы, может быть, если бы ей на жертвенном алтаре перерезали горло. Держу, впрочем, пари, что это очень красивое платье на вас было куплено в один и тот же день?

– Отец! – проблеяла Альбина, став пунцовой. – Я молодая женщина, и имею право в моем возрасте одеваться в соответствии с ним!

– Вы имеете все права, кроме одного: плачу я. Это платье не на тех плечах, но мы сейчас это исправим. Пойдем, Мелани!

Ведя за руку молодую девушку, дед отдал приказ, чтобы «Мадам Дюрюи пришла в бельевую», а сам с внучкой быстрым шагом направился на четвертый этаж, где его уже ждала мадам Дюрюи.

У этой женщины было простое имя Эрнестина, и она была личной камеристкой «дорогой мамочки». Она почти всю жизнь провела возле нее, а после ее смерти была повышена в должности: дед заставил ее снять свои накрахмаленные муслиновые фартучки и, доверив ей ключи от всех шкафов, поставил во главе всего женского обслуживающего персонала. С этого дня она стала мадам Дюрюи и по рангу равнялась Сомсу. Перед ней дед поставил Мелани: