Текст книги "Констанция. Книга третья"

Уже немного заскучавшая графиня Лабрюйер распорядилась позвать музыкантов, тот самый квинтет, который играл на полянке в лесу. И вновь зазвучала та же мелодия. Мадлен вздрогнула.

– Я приглашаю вас, – перед ней стоял виконт.

Она подала ему руку и ощутила, как сжимается ее сердце только от одного его прикосновения. Она танцевала, неотрывно глядя в глаза виконту. Тот тоже не отводил своего взгляда, но не проронил за время танца ни слова.

» Вы не обманываете меня?«– вопрошал взгляд Мадлен.

» Что вы, мадам, разве можно усомниться в моей искренности?«– отвечал взглядом Анри.

» Прошу вас, оставьте меня!«

» Я не могу «.

» Исчезните отсюда, виконт, оставьте меня в покое!«

» Никогда!«

» Тогда я пропала «.

И тут на лице виконта появилась улыбка, словно бы он и впрямь прочитал мысли женщины, танцевавшей с ним.

Музыка стихла, пальцы виконта разжались, а Мадлен, сделав над собой усилие, улыбнулась.

– Я благодарен за танец, – Анри поклонился, Мадлен сделала реверанс.

– Ну что же вы, маркиз, – сказала старая графиня, – у нас не так уж много мужчин, и вы могли бы пригласить кого-нибудь из дам.

– Нет-нет, – ответил маркиз Лагранж, – после виконта показывать свое умение в танце небезопасно. Пусть он танцует.

Анри пригласил к следующему танцу Констанцию.

– Так вы помните о нашем уговоре? – шептала мадемуазель Аламбер.

А Анри, ведя ее за руку, не поворачивая головы, отвечал:

– Только после того, как Мадлен окончательно потеряет голову.

– Но ведь не можете вы оставить меня без помощи?

– Что ты, Констанпия, я обязательно помогу тебе, но не так скоро. Ты же видишь, я занят другим.

– Тогда, Анри, я попрошу тебя еще об одной услуге.

– Лишь бы она не была такой сложной.

– Я очень устала, а девочке нужно написать письмо своему возлюбленному, оставшемуся в Париже. Сама она этого не сделает, а ты с твоим великолепным слогом справишься за несколько минут.

– Это, Констанция, я тебе обещаю.

Закончив танцевать с Констанцией, Анри пригласил маркизу Лагранж. Женщина смотрела на молодого человека, не скрывая своего восхищения, а маркиз невесело улыбался, следя за своей женой.

– Мы еще с вами встретимся, виконт? – шепотом спрашивала маркиза во время танца.

– Нет, мадам.

– Отчего же?

– Я заходил к вам всего лишь поговорить о вашем муже, и вы мне все рассказали, удовлетворили мое любопытство.

– Так вы не придете?

– Я сожалею, мадам, но не в моих правилах возвращаться к женщинам.

– Вы чудовище, виконт, – приторно улыбалась маркиза.

– Мне часто говорят это, но стоит взглянуть в зеркало, я понимаю – меня хотят оболгать. Ведь невозможно же, маркиза, согласитесь, любить чудовище.

– Любовь… – задумчиво произнесла маркиза Лагранж, – я никогда не злоупотребляю этим словом.

– И правильно делаете, маркиза, никогда не стоит говорить, что ты кого-то любишь, если это не так.

– Но вы же, виконт, любите повторять это слово.

– Я говорю лишь то, о чем хотят от меня услышать, не больше.

– Так вы обманываете женщин?

– Ничуть. Когда я произношу слово» люблю «, я и в самом деле испытываю это чувство. Но вы же сами убедились, любовь может быть разной – любовь тела, любовь души, любовь сердца, глаз.

– Мужчины всегда находят оправдание для себя, – немного раздраженно бросила маркиза и танец на этом завершился.

Только тут спохватились, что старая графиня уснула. Анри тут же дал знак музыкантам и те удалились.

– Мадам! Мадам!

– А? Что? – графиня вскинула голову.

– Мадам…

– Ты хочешь пригласить меня на танец?

– Нет, бабушка, я уже отпустил музыкантов и, по-моему, настало время ложиться спать.

– А ты спать собираешься? – лукаво улыбаясь, поинтересовалась графиня Лабрюйер.

– Я слишком молод, чтобы спать каждую ночь. Дворецкий стоял в двери с непроницаемым лицом. Ему-то прекрасно были известны все ночные похождения молодого виконта. Но пожилого слугу уже трудно было чем-либо удивить. За время службы у графини Лабрюйер он насмотрелся всякого. А самое главное, он научился

Ничем не выдавать своего удивления, а это главное для слуги.

– Я вас провожу, – виконт подал руку своей бабушке и та, распрощавшись с гостями, двинулась к своей спальне. Распрощались и супруги Лагранж.

Мадлен, поколебавшись, подошла к Констанции и поблагодарила ее:

– Мадемуазель, спасибо вам за заботу, я, наверное, воспользуюсь вашим советом покинуть имение.

– Да, мадам, вам лучше всего уехать. Но только не расставайтесь с воспоминаниями.

– Спокойной ночи.

Мадлен Ламартин выглядела несчастной. Она сгорбилась и двинулась в одиночестве по коридору.

» Какая странная женщина, – подумала Констанция, – быть влюбленной – и так не обращать внимания на свою внешность «.

– А мы чего ждем, Констанция? – поинтересовалась Колетта.

– Подожди, посиди здесь немного, я сейчас вернусь.

Констанция выглянула в коридор.

По коридору легкой походкой возвращался Анри. На его губах блуждала задумчивая улыбка. Он остановился у двери Мадлен Ламартин, ибо та была приоткрыта, словно приглашала войти.

» Нет, это ловушка, – подумал виконт, – я сделаю по-другому»– и он осторожно прикрыл дверь.

Мадлен, ожидавшая, что виконт вот-вот зайдет к ней, опустила голову на руки и расплакалась. Но тут же, не выдержав, сорвалась с места и выбежала в коридор. Виконт удалялся.

Констанция посчитала нужным спрятаться за портьеру.

– Погодите, виконт! – Мадлен не узнала своего голоса.

Тот обернулся.

– Простите, мадам, если я поступил не правильно, закрыв дверь. Я всего лишь боялся за ваше здоровье. Сквозняки в этом доме такие холодные!

– Я должна поговорить с вами.

– Я к вашим услугам, – виконт распахул дверь своей спальни, – входите же, не бойтесь.

Мадлен огляделась. Коридор был пуст, если не считать дворецкого, сидевшего за столом перед зажженными канделябрами.

– Я слушаю вас, мадам, – напомнил своей гостье виконт, которая потеряла дар речи и лишь смотрела на молодого человека глазами, сверкавшими от обилия слез.

– Вы должны оставить меня, виконт.

– Я не могу этого сделать, мадам.

– Но я прошу вас!

– Я тоже прошу вас не говорить подобного.

Но неужели вы не видите, как я страдаю?

– Я страдаю тоже.

Но я уже не в силах переносить страдания.

В вашей воле, мадам, прекратить их, только условности удерживают вас от этого.

– Я ненавижу вас! – закричала Мадлен, но по ее глазам было нетрудно догадаться, что эти слова далеки от истины.

– Вы обманываете сами себя.

– Но я прошу вас, – взмолилась Мадлен, – не заставляйте меня произносить эти страшные слова!

– Какие?

– Не могу же я сказать, что я люблю вас, – и женщина, заплакав, выбежала из спальни виконта.

Он слышал, как щелкнула задвижка двери ее спальни. Улыбнувшись, Анри вышел в коридор. Констанция уже шла ему навстречу.

– Ну что, Анри, ты обидел эту чудесную женщину?

– Нет, я всего лишь хотел дать ей один чудесный совет.

– А что сказала она?

– Это секрет. Но думаю, тебе, Констанция, узнав его, не станет легче.

– Мне станет легче, если ты выполнишь обещание.

– Насчет письма?

– Насчет письма тоже.

Когда виконт Лабрюйер и Констанция Аламбер вошли в гостиную, то увидели, что Колетта, заждавшись возвращения своей покровительницы, уснула, сидя на козетке. Ее голова свесилась на груди, и она мирно посапывала.

– Чудесная картина, – залюбовался виконт, – она так же глупа, как и прекрасна.

– Не так уж много, Анри, найдется умных женщин, а еще меньше – мужчин.

– Но ведь мы с тобой умны, Констанция?

– Не знаю… Временами, Анри, мне кажется, бог обделил меня рассудком.

– Рассудок и ум – не одно и то же. Но именно рассудительности мне иногда не хватает.

– Так помоги бедной девушке. Неужели ты хочешь, чтобы она досталась невинной этому чудовищу Эмилю де Мориво?

– Раньше ты не считала его таковым.

– Чудовищами, Анри, не рождаются, ими становятся.

– Только письмо, Констанция, только письмо. Колетта спросонья что-то пробормотала и открыла глаза. Было ясно, что она еще не соображает, где находится.

Констанция подошла к своей воспитаннице и взяла ее за руки.

– Ты помнишь, что обещала написать письмо Александру?

– Ой!

– Вот видишь, только учти, письмо должно быть немного сдержанным.

– А ты поможешь мне, Констанция?

– Я не могу, – уклончиво отвечала мадемуазель Аламбер, – но я думаю, виконт поможет тебе не хуже, чем я.

Глаза Колетты загорелись.

– Давайте, мадемуазель, – и Анри предложил ей руку, – чернила и бумага у вас найдутся?

– Конечно, я запаслась всем необходимым, мне же нужно каждый день писать.

– Спокойной ночи, Констанция, – бросил через плечо Анри, входя в спальню Колетты.

Девочка сначала хотела запереть спальню на задвижку, но потом передумала, это выглядело бы немного нескромно.

– Но здесь нет стола…

Колетта отыскала бумагу и чернила, потом прихватила толстую книжку, легла на кровать и приготовилась писать под диктовку. Ноги в белых кружевных чулках она согнула в коленях и весело болтала ногами.

– Дорогая мадам!

Колетта удивленно посмотрела на виконта, тот тут же спохватился.

– Ах, да, пиши: «Дорогой месье!» или как ты его там называешь…

– Шевалье, – подсказала Колетта.

– Ну да, «Дорогой шевалье! Я помню нашу последнюю встречу…»

– Вы знаете о ней?

– Но вы же встречались? – раздраженно воскликнул виконт.

– Да.

– Значит, последняя встреча была? Колетта старательно записывала, стараясь не делать ошибок.

А виконт продолжал:

– «…Я помню ваш образ, чудесный и манящий…» Колетте сперва показалось, что эти слова скорее бы подходили для обращения к женщине, но спорить с таким искушенным в делах любви человеком как виконт ей не хотелось и поэтому она записала все буквально.

Виконт смотрел на пухленькие ножки, затянутые в кружевные шелковые чулки, смотрел, как девушка сгибает и разгибает пальцы ног, словно пытаясь пощекотать себе ступни. Это зрелище умилило его.

– «…Только сейчас я понимаю, насколько была холодна к вам и не могу простить себе, что не дала волю чувствам. Ваш образ, дорогой шевалье, преследует меня, и я понимаю – любовь разбила мое сердце».

Колетта старательно выводила букву за буквой, строчки получались ровными, даже несмотря на то, что девушка писала, лежа в постели. Она так увлеклась своим занятием, что не заметила, как виконт Лабрюйер подошел к ней и опустился рядом на постель.

Колетта вздрогнула лишь когда виконт придержал рукой ее ноги.

– Ты не даешь мне сосредоточиться, – объяснил свое поведение Анри, – пиши дальше: …«Ваш образ преследует меня по ночам, и я ничего не могу с собой поделать. Стоит мне закрыть глаза – и вы, дорогой шевалье, предстаете передо мной, такой же прекрасный, как и во время нашей последней встречи».

– Я не успеваю, – прошептала Колетта.

– Пиши, пиши…

Рука Анри скользнула по шелковым чулкам и замерла на колене девушки. Сердце ее похолодело, и она испуганно посмотрела на виконта.

Лицо виконта выглядело одухотворенным. Он вознес взор к потолку, словно ища там слова для продолжения письма.

И Колетта, побоялась о чем-либо спросить.

«…Я, наверное, любила тебя давно, сама не подозревая об этом, – диктовал Анри, – меня сжигает страсть, которую ничто не может насытить».

Виконт не спеша взял в пальцы кружево подола платья Колетты и подняв его, отбросил на спину девушки. И тут же его ладонь скользнула по обнаженному бедру.

– Зачем..? – только и спросила Колетта.

– Ты почему не пишешь? – строгим голосом учителя поинтересовался виконт.

Девушка машинально принялась писать… Голос виконта доходил до нее словно издалека, словно заглушенный густым туманом. В глазах у нее все поплыло, по телу разошелся странный приятный озноб…

– «…Когда я закрываю глаза, – диктовал Анри, и в самом деле он прикрыл веки, – я вспоминаю твою нежную кожу, ее запах… Я даже вспоминаю тонкий шрам на твоем теле…»

Колетта выронила из рук перо.

– Ты почему не пишешь? Разве я тебе мешаю?

– Вы толкаете меня, – дрожащим голосом произнесла Колетта, – и я поставила кляксу на бумаге.

– Это будет черновик, пиши дальше»«…Я закрываю глаза и вдыхаю аромат твоего тела, я вспоминаю твое неровное дыхание…»

Виконт медленно раздвинул ноги Колетты и потерся о ее бедро щекой.

– А теперь отложи в сторону перо, чернильницу и не спрашивай меня ни о чем.

Девушка послушно выполнила просьбу. Перо, бумага и чернильница оказались на полу, а руки виконта уже скользили по телу, сбрасывая платье.

– Закройте дверь, – прошептала Колетта.

– Нет.

– Но могут войти!

– Согласись, это только придает волнения, обостряет чувства.

– Вы любите меня? – спросила девушка.

– Я просил тебя не задавать вопросов, – и Анри заставил замолчать Колетту поцелуем.

И хотя Колетте пришлось пережить боль и слезы, она была счастлива.

Анри лежал рядом с ней на смятой постели, и его рука покоилась у нее на груди. Девушка молчала, глядя в потолок. Виконт, не произнеся ни слова, тряхнул головой и поднялся. Он одевался не спеша, совсем не стесняясь пристального взгляда

Колетты.

– Мы не дописали письмо, – напомнила ему девушка.

– Теперь ты не только умеешь писать письма, – улыбнулся виконт.

– Мы напишем его в другой раз? – спросила Колетта.

– Нет, теперь ты будешь всегда писать их сама, – и Анри покинул ее спальню.

Он шел по коридору, поглядывая на двери маркизы Лагранж, Мадлен, Констанции.

Дворецкий, едва удерживая глаза открытыми, навытяжку стоял возле стола.

Виконт небрежно толкнул дверь своей спальни и, не раздеваясь, бросился на кровать.

– Жак, – негромко позвал он, – сними с меня сапоги.

Из соседней комнаты появился заспанный слуга. Он молча принялся раздевать своего хозяина.

Лишь только дворецкий уселся и решил заснуть, как тихонько скрипнула дверь, и ему вновь пришлось подняться.

На этот раз в коридор выбежала Колетта. Она придерживала руками незастегнутое платье, вдобавок прижимая к груди свои туфли. Завидев дворецкого, она на какое-то мгновение замерла, но поняв, что тот не станет ни во что вмешиваться, бросилась к двери спальни Констанции.

Та лежала в кровати. В изголовье горело три свечи. Мадемуазель Аламбер читала.

Завидев взъерошенную, насмерть перепуганную свою воспитанницу, Констанция обеспокоилась.

– Что случилось. Колетта?

– Там… – только и смогла сказать девушка, указывая рукой на дверь.

– За тобой кто-то гонится?

– Нет.

– Так что же случилось?

– Виконт Лабрюйер… – и Колетта зарылась лицом в подушку Констанции.

– Он что, обидел тебя?

– Нет.

– А-а, – догадалась мадемуазель Аламбер, – виконт поступил с тобой как мужчина, да? Отвечай же.

– Да, только прошу тебя, Констанция, не выдавай меня матери.

– Глупая девочка, – гладила Констанция по голове Колетту, а на ее губах сияла улыбка, – наконец-то ты приобщилась к взрослой жизни. Наконец-то ты поняла, для чего родилась на этот свет.

– Но если мать узнает…

– Я ей ничего не скажу.

– А как же Александр? – воскликнула, вспомнив о своем возлюбленном, Колетта и вновь залилась слезами.

– А что Александр, он будет твоим любовником.

– А как же виконт?

– Разве вы с ним договаривались встретиться вновь?

Колетта в изумлении посмотрела на свою старшую подругу.

– Но ведь… я была с ним…

– И что, дитя мое? – Констанция и в самом деле чувствовала себя намного старше Колетты. – Вы были вместе…

– Да.

– И тебе было приятно. Колетта покраснела.

– А как же мой будущий муж? Он же поймет, что я потеряла невинность.

– Ну и что? Он жениться на тебе не столько из-за невинности, сколько из-за денег твоей матери.

– Но ведь любовь… – попробовала вставить Колетта, – я обещала выйти замуж за Александра.

– Замужество по любви… – рассмеялась Констанция, – нет ничего глупее и безрассуднее такого брака.

– Ты так считаешь, Констанция?

Колетта явно хотела найти себе оправдание, а мадемуазель Аламбер и не пыталась доказать, что любовь – главное при замужестве.

– Ты будешь счастлива, глупышка, если выйдешь за Эмиля де Мориво. А если Александр Шенье станет твоим любовником, виконт де Лабрюйер останется лишь воспоминанием. А теперь ложись спать.

– Я боюсь одна оставаться в своей спальне.

– Ты боишься, к тебе вновь придет виконт Лабрюйер? – вновь улыбнулась Констанция.

– Нет, я просто боюсь.

– Тогда ложись ко мне в постель, – предложила мадемуазель Аламбер.

Колетта с радостью согласилась и вскоре уже спала на плече своей старшей подруги. Констанция сладко потянулась.

«Ну все, теперь я отмщена. Эта юная девушка не достанется в руки Эмилю невинным существом. Она уже узнала вкус измены и не задумается перед тем, как нарушить верность. Я отомстила тебе, Эмиль, так, как сумела. Жаль, что ты только не знаешь, что это моих рук дело. Я могла бы расстроить и свадьбу, но такая месть мне более по душе».

– А ты, глупышка, спи, – пробормотала Констанция, поглаживая Колетту по длинным распущенным волосам, – спи и пусть во сне тебя навестит образ Александра или Анри. Лишь бы только не Эмиля. И тут Констанция спохватилась:

«Ведь Анри отправился к Колетте диктовать письмо, – и мадемуазель Аламбер вполне представила себе сцену, разыгравшуюся в спальне Колетты, – скорее всего, они оставили письмо где-нибудь на виду».

Сама еще не понимая, почему бы не подождать до утра, Констанция вышла в коридор.

Дворецкий приоткрыл лишь один глаз и вновь упал головой на руки.

«Так и есть, – всплеснула Констанция руками – недописанное письмо лежит на полу, а рядом чернильница и перо».

Она сложила лист вчетверо, поставила под кровать письменный прибор и вновь вернулась к себе в спальню.

«Завтра утром Колетта перепишет письмо. Нельзя же посылать его с такой отвратительной кляксой, оборванное на полуслове!»И мадемуазель Аламбер, вполне удовлетворенная сегодняшним днем, уснула сном праведницы.

ГЛАВА 3

Лишь только дворецкий в доме графини Лабрюйер уверился, что наконец-то ему удастся выспаться, вновь тихо скрипнула дверь. Он тут же встрепенулся, вскочил из-за стола, при этом чуть не обернув канделябр.

«Когда же они угомонятся? – думал дворецкий. – Ведь ночью всем нужно спать. Такого здесь до появления виконта не было».

В коридор тихо выскользнула Мадлен Ламартин. Она посмотрела на дворецкого с такой тоской в глазах, что тот тут же забыл свои обиды.

«Несчастная женщина, – подумал дворецкий, – неужели прямо сейчас она отправится к виконту?»

Но многоопытный дворецкий ошибся. Мадлен Ламартин взялась за ручку двери комнаты Констанции Аламбер и замерла: у нее не хватило духа постучать.

Дворецкий застыл, как статуя, и Мадлен тоже.

«Ну, решайтесь же…»– говорил про себя мужчина, глядя на растерявшуюся вконец женщину.

Если бы Мадлен оказалась одна в коридоре, возможно, она и не решилась бы постучать в дверь к Констанции, но взгляд дворецкого подстегнул ее, и маленький кулачок трижды ударил в золоченую дверь.

Да, Констанции Аламбер решительно не везло сегодня ночью, вернее, везение не было относительным. И так всю жизнь – если удавалось одно, другое обязательно расстраивалось.

Констанция заслужила спать эту ночь без приключений, видеть приятные сны. Но получилось совсем иначе.

Мадемуазель Аламбер приоткрыла глаза и вслушалась в шорох за дверью.

«Показалось мне или нет? – думала женщина. – По-моему, кто-то стучал».

Колетта мирно посапывала у нее на плече, а больше посетителей, вроде бы, не предвиделось. Не мог же виконт прийти, чтобы похваляться своей победой над Колеттой!

Констанция уже было уверила себя, что ей почудилось, как тихий стук повторился. Она прикрылась одеялом и негромко, чтобы не разбудить Колетту, сказала:

– Входите!

Из коридора в темную комнату упал косой луч света и на блестящий паркет легла тень. Мадлен медленно, стыдливо входила в комнату Констанции Аламбер.

Заметив, что та в постели не одна, Мадлен хотела покинуть спальню, но Констанция остановила ее:

– Мадам, не бойтесь, это моя воспитанница Колетта.

– Колетта? – переспросила Мадлен.

– Ну да, ей страшно спать одной, и она прибежала ко мне, ну совсем как маленькое дитя!

– Простите, мадемуазель, но я должна поговорить с вами.

Констанция даже не выказала удивления.

– Сейчас. Лучше всего это сделать в коридоре или гостиной, иначе Колетта проснется.

Констанция быстро набросила на плечи шаль и в одной ночной рубашке вышла вслед за Мадлен из своей спальни.

– Еще раз простите меня. Констанция нахмурилась.

– Да не извиняйтесь же, мадам, я прекрасно понимаю ваше состояние.

– Я говорила вам сегодня…

– Подождите, нас могут услышать, – Констанция обернулась и увидела дворецкого, стоявшего навытяжку перед горящим канделябром. – Любезный, зажгите свечи в гостиной.

Дворецкий, немного пошатываясь со сна, взял канделябр и, капая расплавленным воском на паркет, двинулся впереди женщин. Яркий свет канделябра сжался в три небольшие сферы, таким плотным был мрак в огромной гостиной. Но

Вскоре запылали бра, огоньки свечей, умноженные зеркальными рефлекторами, раздвинули границы видимого.

Констанция уселась на диван и поджала под себя зябнущие ноги. Мадлен устроилась рядом с ней, но не могла заставить себя вести так раскованно.

– Я понимаю, что-то случилось? – спросила Констанция.

– Да.

– И это связано с виконтом Лабрюйером.

– Вы угадали, мадемуазель. Констанции хотелось зевнуть, но она сдержалась. «Боже мой, еще одна невинная жертва, принесенная на алтарь любвеобильного виконта. Анри, что ты делаешь? Когда-нибудь один из обманутых мужей проткнет тебя шпагой. Такие люди, как ты, не доживают до седых волос, но зато по тебе останется прекрасная память. Но ведь женщины не умеют забывать былых любовников и всегда сравнивают мужчин во времена настоящие с мужчинами из своей молодости. Ты продлил себе жизнь еще на одно поколение. Вот только жаль, нет у тебя сына и некому передать свое искусство».

– Вы о чем-то думаете, мадемуазель? – голос Мадлен вывел Констанцию из задумчивости.

– Это нельзя назвать размышлением, дорогая, скорее, это воспоминания.

– Я решилась вас потревожить, мадемуазель, поскольку мне кажется, вы единственный человек в этом доме, способный меня понять.

– Вы переоцениваете мои возможности, мадам.

– Нисколько. Констанция улыбнулась.

– Вы просто плохо знаете меня.

– Я уверена в вашей искренности.

– Ни в чем нельзя быть абсолютно уверенной, мадам.

– Я хочу поговорить с вами о виконте Лабрюйере. И вновь Констанция не смогла скрыть улыбку.

– О нем многие хотят поговорить, мадам Ламартин.

– Что вы можете мне сказать об этом человеке?

– Сегодня мы уже говорили о нем.

– Но этого мало, мадемуазель.

– Он один из самых моих преданных друзей.

– Но ведь вы такие разные…

– Ровно настолько, насколько могут быть разными мужчина и женщина. А в душе мы очень близки.

– А я думаю, это не так. Глядя на вас, мадемуазель, сразу можно понять – вы чисты, хоть и стараетесь выглядеть иной.

– Вы хотите, мадам, оскорбить меня? Ведь я столько стараний приложила, чтобы создать себе образ при дворе, а вы его хотите разрушить парой фраз.

– Нет, что вы, мадемуазель, меньше всего я хотела обидеть вас и уж конечно не стала бы будить вас среди ночи, чтобы сообщить такую банальность.

– Тогда спрашивайте.

– Кто он такой, виконт Лабрюйер?

– Мужчина – и этим сказано все, мадам.

– А как вы, мадемуазель, сами относитесь к нему.

Констанция задумалась.

– Если бы у меня был брат, я бы хотела видеть на его месте виконта Лабрюйера.

– Это достойный ответ, мадемуазель. Но что бы вы посоветовали мне?

– Днем вы меня обманули, мадам. Мадлен опустила взгляд.

– Да.

– Я не думаю, что вы это сделали специально, скорее всего, вам не хотелось верить в собственное открытие. Не правда ли, довольно сложно признаться в любви своему избраннику, но еще сложнее признаться постороннему человеку. Или я не права, мадам?

– Я и сама не знаю, что мне делать.

– Так вы любите его или еще сомневаетесь?

– Да, я люблю виконта.

– А он вас?

– Он говорит, что любит.

– Уверяю вас, мадам, он никогда не обманывает. Глаза Мадлен вспыхнули огнем надежды.

– Так и вы, мадемуазель, верите, что он по-настоящему влюблен в меня? Констанция рассмеялась.

– Но под любовью Анри, наверное, понимает нечто иное, чем вы, мадам. Для него любовь – нечто мимолетное, то, чего невозможно удержать руками. И поверьте мне, мадам, если вы окажетесь вместе, то долго это не продлится.

– Но ведь любовь – это не обязательно постель.

– Анри считает по-другому и будет вас любить до тех пор, пока не овладеет вами, а дальше… – Констанция развела руками, – дальше начнутся страдания.

Мадам Ламартин сидела задумавшись. Ей очень хотелось остаться здесь, в имении, ведь после этого разговора с Констанцией она поняла, что не сможет отказаться от любви.

– Но как же быть с мужем? Он любит меня и если я спрошу у самой себя, то с удивлением буду должна признать – я тоже люблю его.

Констанция словно прочла мысли Мадлен. Сложного в этом ничего не было. Почти все женщины одинаковы, во всяком случае, рассуждают очень похоже. Большинство из них не считает возможным делить свою любовь, им подавай или все, или ничего.

– Если вы хотите сохранить мужа, мадам, то вам следует покинуть общество виконта Лабрюйера и никогда более с ним не встречаться.

– Я тоже об этом думаю.

И мой вам совет – покидайте имение как можно скорее, потому что вы уже не в силах владеть своими чувствами.

Мадлен слушала эти спокойные слова Констанции, и на ее глаза наворачивались слезы. Она сама своими пуками убивала любовь. Счастье было так близко, стоило протянуть руку.

– Я так и сделаю, – прошептала Мадлен, – я сейчас же покину имение.

– Сейчас же? – брови Констанции в изумлении поднялись. – Но ведь ночь…

– Иначе утром я не найду для этого силы. Констанция схватила в свои ладони холодную руку Мадлен и сжала ее.

– Простите меня, мадам.

– За что?

– В душе я не желала вам счастья.

– Но ведь вы совсем не знали меня.

– А это и не нужно.

Внезапный приступ искренности обжег душу Констанции. Ей хотелось рассказать Мадлен обо всем, и она знала, мадам Ламартин простит ее. Но мадемуазель Аламбер вовремя спохватилась, – каково же будет мадам Ламартин жить потом с таким грузом на сердце?

– Я не желала вам счастья лишь потому, что за ним следует отчаяние, – тихо проговорила мадемуазель Аламбер, чувствуя, как дрожит рука Мадлен. – И если вы хотите сохранить мужа, то немедленно покидайте имение.

– Благодарю вас, мадемуазель Аламбер! воскликнула Мадлен Ламартин. – Я услышала от вас именно то, что хотела, и теперь знаю, поступаю правильно.

– Насчет правильности я сомневаюсь, – улыбнулась Констанция, – но рада, что смогла помочь вам.

– Помогите мне еще в одном…

– В чем же?

– У меня у самой не хватит духа отдать распоряжение.

– Хорошо, сидите здесь, я сейчас все устрою.

Констанция взяла в руки подсвечник и двинулась по коридору. Дворецкий даже не проснулся, когда она остановилась напротив него.

– Любезный!

Тот встрепенулся и вытянулся перед виконтессой Аламбер.

– Если возможно, распорядитесь, чтобы заложили экипаж мадам Ламартин, она срочно уезжает в Париж.

Дворецкий в душе выругался, но ни единый мускул на его лице не дрогнул.

– Слушаюсь, мадемуазель.

Констанция хотела дать дворецкому монету, но только сейчас спохватилась: на ней была ночная рубашка.

– Напомните мне завтра, что оказали любезность, – с улыбкой сказала она дворецкому, – и я вознагражу ваши старания.

Констанция вернулась к Мадлен. Та вся дрожала, но лицо ее казалось спокойным. Наконец – то она знала, что ей надо делать, в каком направлении двигаться. Да, она покинет человека, которого любит, ради мужа и, наверное, никогда не пожалеет о своем поступке.

– Я думаю, вам надо одеться, мадам.

– Простите, я обо всем забыла. Моя служанка уже упаковала вещи и больше я не буду тяготить здесь никого своим присутствием. Я так благодарна вам, мадемуазель, и если вам что – то понадобится в Париже, можете рассчитывать на мою помощь.

– Я не премину воспользоваться вашим предложением, мадам.

– И пожалуйста, извинитесь от моего имени завтра перед графиней. Я даже не знаю, что и придумать…

– Я найду слова, не беспокойтесь, мадам. Главное, вы почувствуете себя в безопасности.

– И передайте виконту, чтобы он и не пытался искать меня.

– Это я сделаю с удовольствием. Счастливой вам дороги! Простите, но ждать отъезда у меня уже нет сил.

Мадлен обняла Констанцию и побрела в свою комнату проследить за сборами.

«Ну почему все считают своим долгом досаждать мне злилась Констанция, устраиваясь в постели около спящей Колетты. – Каждый считает своим долгом посоветоваться со мной и всю ответственность за свои поступки переложить на меня. Ну ничего, я сделала еще одно доброе дело и это зачтется мне на страшном суде».

Констанция острожно обняла Колетту и поняла, что уснуть ей будет очень сложно. Но спокойное дыхание девушки скоро убаюкало ее, и мадемуазель Аламбер уснула. Если бы она только знала, что это еще далеко не все. Еще одно испытание ждет ее с самого утра.

В Париже в этот вечер произошло еще одно событие, которое чуть было не привело к ссоре Франсуазы и Констанции. Баронесса, оставшись одна, без дочери, стала переживать. Шутка ли, Колетта находится без ее присмотра! Конечно, рядом Констанция Аламбер, на которую можно положиться, но Колетта еще такая несмыш-ленная! Если, находясь в своем доме, да еще под присмотром слуг и матери, она умудрилась влюбиться в учителя музыки и даже завести с ним переписку, то чего можно от нее ожидать в далеком имении?

Чтобы хоть как-то заглушить свои мрачные мысли, Франсуаза решила отправится на прием, от которого прежде отказалась.

Предложение исходило от некоего графа Армана де Бодуэна, постельничьего короля Пьемонта. Баронессе приходилось видеть его всего лишь пару раз в жизни, и он не произвел на нее особого впечатления. Франсуаза была равнодушна к мужчинам и смотрела на них только с точки зрения того, хочет ли он соблазнить ее дочь или этот человек благородный. Других оттенков для нее не существовало.

Прием был устроен со вкусом, но без достаточного для Парижа размаха. Франсуазу немного утешило лишь то, что среди гостей был и Эмиль де Мориво.

Она тут же отыскала своего будущего зятя и обратилась к нему:

– Месье, я думаю, мое решение отправить на несколько дней дочь к графине Лабрюйер не привело вас в замешательство?

Эмиль впервые услышал о том, что Колетта покинула Париж. Ему и самому приходилось бывать вместе с виконтом Лабрюйером у его бабушки в имении, и он себе прекрасно представлял, что может там твориться.

– Простите, мадам, она отправилась туда вместе с виконтессой Аламбер?

– Да, я попросила виконтессу присматривать за ней и до свадьбы Колетта будет находиться под ее попечительством.

Еще немного поговорив о том о сем, Эмиль передал Франсуазу в руки ее подруги, а сам отправился разузнать, где сейчас виконт Лабрюйер. И каким же большим было его недовольство, когда Эмиль узнал, что Анри находится в имении.

А тут еще и Констанция. Всякой мести можно ожидать от считавшей себя обиженной любовницы. Констанция Аламбер могла отомстить страшно, в этом Эмиль не сомневался ни минуты. Но как-то повлиять на ход событий у него практически не было никакой возможности. Напрямую заговаривать о своих опасениях с баронессой