Электронная библиотека » Зигфрид Штейнберг » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 22 декабря 2020, 06:06


Автор книги: Зигфрид Штейнберг


Жанр: Исторические приключения, Приключения


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Разработка шрифтов

За пятнадцать лет после смерти Гутенберга в 1468 году печатные станки появились во всех странах западного христианского мира от Швеции до Сицилии и от Испании до Польши и Венгрии. Одно поколение спустя, в начале XVI века, западное сообщество наций уже решило относительно внешней формы, в которой они хотели бы видеть предоставляемый им печатный материал. Мы могли бы рассмотреть страну за страной, отмечая, какой интеллектуальный вклад внесли в европейскую цивилизацию печатники каждого народа, но разработка начертания шрифтов изначально имела наднациональный характер и поэтому будет кратко рассмотрена в хронологическом порядке.

По внешнему виду книги, напечатанные между 1450 и 1480 годами, почти неотличимы от современных им рукописей. Печатники переняли практически весь спектр почерков, использовавшихся в Европе в середине XV века: текстуру литургических произведений, бастарду юридических текстов, ротонду и готико-антикву – оба итальянских компромисса между каролингскими и позднесредневековыми шрифтами, формальную lettera antica и скорописную cancellaresca, любимую итальянскими гуманистами, и так далее. Ни рукописные, ни печатные книги не имели титульного листа и нумерации страниц; когда требовались цветные буквицы и другие иллюстрации, их выполнял особый мастер, не писец и не печатник. Один и тот же материал, от самой грубой до самой тонкой бумаги и от самого грубого до самого гладкого пергамента, использовался для книг одних и тех же более-менее установленных размеров, самыми популярными из которых были кварто и фолио.

Почему печатники так старались подражать переписчикам? Иногда говорят, что они хотели обмануть читателя, сделав свою «замену» как можно более похожей на «настоящую» книгу. Однако истинное объяснение следует искать в позиции потребителя, а не производителя. Одним из главных свойств читающей публики был чрезвычайный консерватизм в отношении того, в каком виде представлен материал для чтения. «Книжная типографика требует повиноваться традиции, обладающей почти абсолютной силой» и «чтобы новая гарнитура имела успех, она должна быть настолько хороша, чтобы лишь немногие распознали в ней нечто новое» – это одни из «первейших принципов типографики», кратко изложенных Стэнли Морисоном на основании изучения пяти веков книгопечатания. Те же правила применяются к форме отдельных букв и к виду всей страницы или целого разворота. Книга, которая так или иначе «отличается», перестает быть книгой и становится коллекционным предметом или музейным экспонатом, которым можно любоваться, может быть, даже восхищаться, но, разумеется, не читать: такова была участь буквально всего, что выходило из «частных типографий».

Печатники инкунабул были мастерами и ремесленниками без каких-либо претенциозных амбиций и иллюзий, которые не давали покоя английским, французским и немецким «реформаторам» с 1880 по 1910 год. Иными словами, хотя они и гордились – и гордились по праву – качеством своей продукции, им приходилось зарабатывать на жизнь и, следовательно, продавать такие товары, которые их клиенты готовы покупать. Правильность каждой буквы, убористость каждой строки, плотный узор каждой страницы, сравнимый с решетчатым готическим окном или восточным ковром, – добиться всех этих эффектов, а не четкости и разборчивости, стремился квалифицированный писец. И печатник без колебаний согласился на эти условности. Адвокат, которому требовалась копия «Декреталий», точно знал, как они должны выглядеть, ведь он занимался ими всю свою жизнь. Издания Шёффера, Рихеля, Венслера, Кобергера или Грюнингера с комментариями, напечатанными на полях вокруг текста, без пробелов и отступов, изобилующие лигатурами и аббревиатурами, без титульного листа, оглавления и алфавитного указателя адвокат XV века сразу признал бы знакомыми, тогда как любой современный аннотированный «Кодекс канонического права» со сносками и приложениями привел бы его в полное замешательство.

Желание сделать печатную книгу похожей на рукописную отнюдь не исчезло, но теперь его следует считать романтическим заблуждением, а не законной разновидностью типографского искусства. Все попытки создать шрифт, похожий на рукописный почерк, даже при помощи каллиграфа уровня Грейли Хьюитта, обречены на провал, как и стремления воспроизвести каллиграфические рукописи фотомеханическим способом, даже если они написаны типографом уровня Анны Симонс, – это если назвать только два современных примера оригинальности, направленные в ложную сторону.

Именно признание принципиальной разницы между эффектами, которых добивается мастер по металлу и переписчик-каллиграф, привело к победе пуансониста над писцом, а вместе с ним и к замене имитации рукописи на подлинную книгу. К 1480 году второе поколение печатников уже осознало автономность, присущую их ремеслу.

В течение примерно полувека после смерти Гутенберга первоначальное обилие шрифтов разделилось на два потока: с одной стороны – гарнитуры актиквы прямого и курсивного начертания; с другой – готические гарнитуры фрактура и швабахер. Все эти названия – причудливые измышления авторов более позднего времени. По существу, прямые римские шрифты впервые появились в Страсбурге в 1467 году и были доведены до совершенства в Венеции французом Николя Жансоном в 1470 году. Курсив италика происходит от скорописного почерка гуманистов, который приспособил для печати пуансонист Франческо Гриффо, работавший у Альда Мануция в Венеции около 1500 года, и почерка папской канцелярии, приспособленного для печати римскими каллиграфами Людовико Арриги и Антонио Бладо около 1520 года. Фрактура выросла из различных почерков, использовавшихся по всей Европе XV века. Английское название гарнитуры gothic (готический) до сих пор указывает на ее происхождение, тогда как французский термин caracteres allemands («немецкие литеры») намекает на то, что она приобрела свою окончательную форму в Аугсбурге и Нюрнберге около 1510—1520 годов. Швабахер, также один из множества готических шрифтов, имевших хождение в то время, появляется примерно с 1480 года в Нюрнберге, Майнце и других городах; совершенно ясно, что он возник не в мелком франконском городке Швабахе.

Прямой римский шрифт

Победа антиквы над ее готическим соперником в основном объясняется предпринимательским гением печатника Альда Мануция. Правда, его поддерживала мощная традиция, в которой воспитывались его самые влиятельные клиенты еще с дней флорентийских гуманистов Колюччо Салютати и Никколо Никколи. Они ввели тот принцип, что надлежащим средством для передачи древних текстов является littera antiqua.

Поэтому вполне естественно, что шрифт самой первой книги, отпечатанной в Италии, был больше похож на «округлый почерк» ренессансных писцов, нежели на «готическую» текстуру майнцских печатников, ибо это был классический текст «Об ораторе» Цицерона, напечатанный Свейнхеймом и Паннарцем в Субьяко в 1465 году. Аналогичным образом первопечатники Франции использовали гарнитуру антиква, ибо их заказчики, два профессора из Сорбонны, хотели использовать печатный станок в деле распространения гуманизма, и первым текстом, напечатанным в Париже (1470), было наставление в искусстве изящной словесности на латыни – Epistolarum libri, «Письмовники», Гаспарино да Барцицца. Округлый шрифт Свейнхейма и Паннарца в слегка видоизмененной форме, которую ей придал римский печатник Ульрих Хан, долгое время пользовался благоволением римских типографов, пока этот прямой римский шрифт немецкого печатника не был вытеснен венецианским римским шрифтом француза Николя Жансона. Он был, однако, достаточно красив, чтобы сэр Джон Хорнби, взыскательный типограф, возродил его для своей типографии Ashendene Press в 1902 году.

Жансон, один из великих шрифтовиков всех времен, тоже вырезал свою римскую гарнитуру для публикации «римского» текста – Epistulae ad Brutum, «Письма к Бруту», Цицерона (1470). Николя Жансон, родившийся около 1420 года в Сомвуаре возле Труа, по профессии был гравером и чеканщиком, и, по слухам, король Карл VII послал его в Майнц, чтобы разведать новый секрет печати – один из первых примеров промышленного шпионажа. По всей видимости, он действительно выучился типографскому делу в Германии, вероятно в Майнце, а затем обосновался в Венеции незадолго до 1470 года; во всяком случае, он был первым не немецким печатником, который нам известен. Мы уже не разделяем чрезмерного энтузиазма Уильяма Морриса, утверждавшего, что «Жансон довел развитие римского шрифта до предельного совершенства», но сила и благородство этого первого истинного римского шрифта сразу же установили высочайший стандарт для всех последующих римских гарнитур. Однако сам Жансон позднее вернулся к готическим шрифтам, и по крайней мере печатную продукцию на местных языках какое-то время даже в Италии и Франции продолжали набирать не антиквой, а другими шрифтами. Готический курсив, так называемый lettre batarde, созданный в Париже в 1476 году, несколько десятков лет оставался шрифтом, которым обычно набирали французские тексты.

Перемены произошли благодаря публикациям Альда Мануция. Ему чрезвычайно повезло с находкой художника-шрифтовика Франческо Гриффо из Болоньи. Прежде всего, Гриффо представил ему новую гарнитуру, которая не пришла в голову Жансону. Она основана на cancelleresca cor-siva папской канцелярии, которую гуманисты переняли в качестве своего неофициального письма, а позднее она получила название италического или курсивного. Как в рукописных текстах, так и в печатных она оказалась идеальным компаньоном для формального римского шрифта. Гриффо также вырезал несколько гарнитур последнего, и особо их выделяет то, что Гриффо искал образец за рамками письма гуманистов (которые перепутали каролингское письмо с продуктом классической эры) – в буквах из надписей времен императорского Рима. Самые годные римские гарнитуры Гриффо – это первая, которая была впервые использована в издании De Aetna, «Об Этне», Пьетро Бембо, 1495 год, и третья, которой напечатана любопытная Hypnerotomachia Poliphili, «Гипнэротомахия Полифила», в 1499 году. Оба эти шрифта продолжали очаровывать последующие поколения типографов от Симона де Колина и Робера Этьенна в XVI веке до ван Дейка и Гранжана в XVII веке, Каслона в XVIII и Стэнли Морисона в XX веке.

Но типографские качества гарнитур Гриффо едва ли смогли бы окончательно изгнать готические, как и римские, шрифты Жансона, если бы они не имели покровительства величайшего издателя того времени. Альд Мануций выбрал курсив Гриффо для своей популярной серии классических авторов, но не за красоту, а потому, что она удовлетворяла его коммерческим соображениям – тем, что ее знаки были компактные и узкие и, таким образом, позволяли наиболее экономично использовать печатную площадь.

При такой поддержке международной репутации печатника-издателя Альда Мануция отныне не осталось сомнений, что антикве суждено стать самым типичным европейским шрифтом. Поскольку в XVI веке Франция переняла у Италии ведущее положение в типографском искусстве, важную роль сыграло то, что французские печатники в скором времени перешли на шрифты по типу шрифтов Альда Мануция даже в издании часословов и других молитвенных и богослужебных книг, в которых дольше всего держалась средневековая текстура. Этот решительный шаг сделали Тильман Кервер и Жоффруа Тори, первый в качестве опыта, а второй – принципиально.

Венцом творений Тори в качестве профессионального печатника стал первый в мире трактат по теории создания шрифтов-Champ fleury, «Цветущий луг» (1529). От Франциска I автор получил титул imprimeur du roi – королевского печатника (1530). Тори также отстаивал использование надбуквенных штрихов, апострофа и седили во французском книгопечатании, писал неплохие стихи и прекрасно переводил с греческого, а также – и это не мельчайшая из его заслуг – был учителем Клода Гарамона.

Клод Гарамон (1480—1561) первым ограничился разработкой, резьбой и литьем шрифтов – все это прежде входило в обучение и профессию печатника. Сам Гарамон не был печатником, но с 1531 года создал ряд римских гарнитур (которые ему заказала и впервые применила издательская фирма Этьенна), которые оказывали влияние на стиль французской типографики вплоть до конца XVIII века.

Последнее усилие по созданию подлинно «новой» гарнитуры, которая бы заняла место римской и италики, предпринял Робер Гранжон. Он, сын парижского печатника, сам был и пуансонистом, и литейщиком, и печатником, и издателем в одном лице. С 1556 по 1562 год он жил в Лионе и уже успел снабдить разнообразными гарнитурами лионского печатника де Турна. Для собственной фирмы Гранжон в 1557 году разработал особую гарнитуру под названием Civilite, которая, по его задумке, должна была стать национальным шрифтом Франции. Это была адаптация готического курсивного письма, получившая свое имя оттого, что ее часто использовали в заголовках книг для детей, например de Civilite Puerile (о детских приличиях). Но к тому моменту италика Гриффо слишком уж прочно укоренилась в привычках печатников и читателей, чтобы пропустить соперника в качестве вспомогательной гарнитуры типа антиквы. Более того, идея «национального» шрифта шла вразрез со всем развитием печати как способа международной коммуникации. Хотя Civilite сохранила свое место в подборках шрифтовых образцов французских, голландских и немецких печатников еще более чем на 200 лет, она так и не стала применяться в качестве повседневного шрифта. Ибо, Civilite Гранжона, неожиданно для создателя, явилось первой гарнитурой, превосходно подходящей для разнообразной мелкой коммерческой продукции, например циркуляров, высококлассной рекламы и тому подобного, – не соперником, а ценным дополнением к обычным книжным шрифтам.

Готический шрифт

К моменту смерти Альда Мануция (1515) Германия уже встала на путь к собственному типографскому стилю. Около 1510 года аугсбургский печатник Иоганн Шёншпергер создал несколько гарнитур с начертанием, основанным на стиле писарей имперской канцелярии. Десять лет спустя, около 1520—1522 годов, эта протофрактура была упорядочена и приняла свою окончательную форму в руках нюрнбергского каллиграфа Иоганна Нойдёрфера (1497—1563) и нюрнбергского пуансониста Иеронима Андреэ. Фрактуре суждено было оставаться типичным немецким шрифтом еще 400 лет.

Фрактура Нойдёрфера сменила шрифт швабахер, который с 1480 по 1530 год был самым популярным шрифтом немецких печатников. Или, вернее сказать, фрактура оттеснила швабахер на второе место своего рода курсива рядом с доминирующей гарнитурой. Но швабахер, хотя и более округлый и открытый, чем фрактура, в целом так мало отличается от нее, что его нельзя считать самостоятельным вспомогательным шрифтом. Этот недостаток и является одной из причин, почему фрактура так сильно уступает антикве. Кроме того, у фрактуры нет малых прописных, а ее собственные прописные нельзя составить таким образом, чтобы получить читабельное слово.

Первоначальная причина того, что готические шрифты преобладали в Германии, а также скандинавских и славянских странах, находившихся от нее в культурной зависимости, возможно, состоит в том, что в Германии теологические сочинения преобладали над гуманистическими. Сначала этому способствовали строго томистические учения Кёльна, а позднее – лютеранская теология Виттенберга, двух университетских городов, которые в то же время были оживленными центрами печати.

Однако представляется, что негерманские тексты, как классические, так и современные, всегда набирались антиквой; и вплоть до конца XVIII века «иностранные слова» (Fremdworter) часто набирались ею, даже если для всех остальных использовался готический шрифт.

Распространение книгопечатания

Ввиду того что печать с помощью подвижных литер была изобретена в Германии и впервые появилась в немецком городе Майнце, неудивительно, что первые мастера нового искусства во всех странах Европы и даже некоторых частях Нового Света по национальности были немцами. Изобретение Гутенберга без преувеличения можно назвать самым важным даром Германии цивилизации. Но совершенно иное дело – превозносить распространение печати под маркой «истинно мирного проникновения германского ума в Западную Европу», что стало любимой темой немецких историков.

В действительности же тех печатников, которые начиная примерно с 1460 года отправлялись по дорогам и весям из Майнца, мало заботила германская культура. Это были ремесленники и деловые люди; они хотели заработать на жизнь и охотно приспосабливались сами и приспосабливали свое искусство к условиям международной торговли. До тех пор, пока печатная литература прочно не укоренилась как товар повседневного спроса, точнее, до первой половины XVI века, география места, где обустроились печатники, в буквальном смысле слова совпадала с географией мест, где могла бы открыть свой филиал какая-либо коммерческая фирма.

Совершенно бессмысленно перечислять десятки захолустных городишек в Абруцци или Савойе, которые могут похвастаться одним или, может быть, даже двумя ранними печатными станками, или прослеживать путь этих бродячих печатников в их поисках покровителей и клиентов. Сколь бы захватывающим ни казалось погружение в историю отдельных из этих мастеров и их продукции для интересующихся темой инкунабул, но история книгопечатания слишком тесно связана с историей «большого бизнеса», чтобы останавливать взгляд более чем на одном из числа этой мелкой рыбешки. Не считая высокого качества его работы, карьера Иоганна Ноймайстера из Майнца типична для многих его коллег. Возможно, Ноймайстер был учеником самого Гутенберга, и некий ученый-гуманист пригласил его поработать в Фолиньо, где он отпечатал первое издание «Божественной комедии» Данте в 1472 году; затем он вернулся в Майнц, позднее открыл типографию в Альби в Лангедоке, и, наконец, кардинал д’Амбуаз вызвал его в Лион, где он отпечатал великолепный Missale secundum usum Lugduni, «Лионский миссал» (1487).

Отдельных покровителей, однако, было недостаточно, чтобы гарантировать печатнику средства к существованию и обеспечить стабильную продажу его книг. С самого начала печатник (который, надо помнить, был своим собственным издателем и книготорговцем) стоял перед альтернативой, не изменившейся с тех пор: либо основать свое дело на поддержке организованных институтов, либо положиться на довольно устойчивый рынок грамотных людей, постоянных и состоятельных клиентов, любящих и покупающих книги. Официальную поддержку и прежде, и сейчас предоставляют в основном власти, церкви и школы; частное покровительство – образованный городской средний класс.

Аристократы, которые в последующие века будут создавать свои роскошные книжные собрания, причем большинство из них в конечном счете найдет свой последний приют в публичных библиотеках, встретили новое изобретение без особого энтузиазма, если не с откровенным осуждением. В то время, около 1490 года, большинство знатоков разделяло отношение герцога Урбино Федериго, о чем нам рассказывает Веспасиано да Бистиччи. В блестящей коллекции герцога «все книги были превосходного качества и писаны пером; если б там нашлась хоть единая печатная книга, она устыдилась такого соседства».

Таким образом, в первую очередь печатники искали себе клиентов среди людей со скромными средствами, которые не могли позволить себе особенно придираться к внешнему виду необходимых принадлежностей их профессии. Это были скорее переплетчики, чем печатники, кому удалось преодолеть презрительность надменных книголюбов, и те все-таки впустили печатные книги в свои величественные книжные шкафы; и вплоть до настоящего момента роскошь высококачественных переплетов часто контрастирует с на редкость плохим качеством печати и малой ценностью содержания.

Вполне в русле хорошо организованной и всемирной сети международной торговли конца Средних веков печать распространялась отнюдь не расширяющимися кругами из Майнца по Южной Германии, Центральной Европе и вплоть до окраин известного тогда мира. Напротив, легкость хорошо налаженных коммуникаций, охватывавших весь континент, позволила печатникам сразу же добраться до тех мест, которые предлагали самые блестящие перспективы, иначе говоря, до процветающих центров международной торговли. Так и случилось, что печатные станки быстро друг за другом появились в Кёльне (1464), Базеле (1466), Риме (1467), Венеции (1469), Париже, Нюрнберге, Утрехте (1470), Милане, Неаполе, Флоренции (1471), Аугсбурге (1472), Лионе, Валенсии, Будапеште (1473), Кракове, Брюгге (1474), Любеке, Бреслау (1475), Вестминстере, Ростоке (1476), Женеве, Палермо, Мессине (1478), Лондоне (1480), Антверпене, Лейпциге (1481), Оденсе (1482), Стокгольме (1483). Университетские города как таковые не привлекали печатников: ученость и усердие не заменяют живой наличности. Кёльн, Базель, Париж, Валенсия, Севилья и Неаполь тянули их, как магниты, поскольку это были процветающие торговые, финансовые и транспортные центры с резиденциями светских и церковных властей.

Единственный университетский город, который, по всей видимости, стал исключением из правил, – это Виттенберг; но там был один профессор, который обеспечил успех печати, и это место не встречается в анналах истории книгопечатания ни до, ни после того, как с Виттенбергским университетом был связан Мартин Лютер. Фактически Виттенберг, можно сказать, отчасти обязан своей славой одному промаху прозорливого нюрнбергского печатника Антона Кобергера – когда он в кои-то веки отклонил предложение Лютера стать его издателем.

Церковь и особенно монашеские ордена и конгрегации с их разветвленными связями тоже служили легкими путями для распространения нового искусства, не зависящими от политических границ. Когда в 1463 году два печатника, Свейнхейм и Паннарц, отправились в бенедиктинское аббатство в Субьяко возле Рима, чтобы открыть первую типографию за границами Германии, скорее всего, они ехали через Аугсбург, так как аугсбургское аббатство Святых Ульриха и Афры поддерживало тесные связи с Субьяко (которое, между прочим, населяли главным образом германские монахи). Оба аббатства отличались великолепными скрипториями и книжным рвением, и именно в аббатстве Святых Ульриха и Афры несколько лет спустя открылась первая аугсбургская типография. Так как субьякское аббатство находилось под началом великого испанского кардинала Торквемады, для обоих печатников было вполне естественным шагом вскорости перебраться в Рим. Позднее их литературный советник Джованни Андреа Бусси получил в награду епископство на Корсике; а Свейнхейм – место каноника в храме Святого Виктора в Майнце (1474).

Однако крыши монастыря и покровительства князя церкви было недостаточно, чтобы поддерживать стабильное производство и продажи. Интеллектуальный импульс и экономическая мощь давно уже перешли к мирянам. Именно крупные города и промышленно-коммерческий мир и стали главным местом книжного производства.

В Северной Европе сеть международной торговли, раскинутая ганзейскими городами от России до Англии и от Норвегии до Фландрии, предоставила удобные возможности для ремесла печатника. По торговым путям, проложенным южногерманскими купцами в Милан и Венецию, Лион и Париж, Будапешт и Краков, теперь пошли печатники и книготорговцы. Самый первый печатник после Гутенберга – Иоганн Фуст умер в 1466 году в Париже, куда уехал по делам. Великая торговая компания Равенсбурга, обладавшая буквальной монополией на торговлю с Испанией, способствовала появлению типографий в Валенсии, Севилье, Барселоне, Бургосе и других испанских городах; а один из ее эмиссаров Хуан (Ганс) Кромбергер из Севильи доставил книгопечатание в Новый Свет, когда в 1539 году отправил печатный станок в столицу тогдашних испанских колоний в Мексике.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации