Текст книги "Охотники на колдунов. Часть 2. Рахима"

– Спи.

Я лежала, уткнувшись лицом в спинку дивана. Пока я не думала ни о чём, просто находилась у кого-то дома и только что проснулась. Когда я собралась поправить плед, левая рука отозвалась болью. Я подняла её к глазам и увидела на ней повязку.

Тут я вспомнила события вчерашнего дня. Тогда мне было некогда думать – выбраться бы живой из этой переделки. Но сейчас, когда перед глазами встал нож, торчавший в четвёртом межреберье, я поняла, что случилось нечто непоправимое, словно я отрезала от своей души кровоточащий кусок, который не приставишь обратно. В природе человека заложена ненависть к убийству себе подобного, я же переступила через это табу.

Меня затрясло.

– Ассаляму алейкум ва рахматуллахи ва баракатух, – сказал вошедший.

– Валейкум ассалям, – голос мой звучал крайне неласково, словно у меня был ларингит. Честно говоря, как и при нём, мне так же не хотелось говорить. Зверь не рычал – уже хорошо, но до конца, конечно, не доверял, – на то он и Зверь.

Это был смуглый дородный мужчина лет тридцати, с полным лицом, с характерной складкой века, присущей чистокровным татарам, усатый и с маленькой бородкой. Он глядел на меня с добродушной усмешкой и слегка устало.

– Как ты себя чувствуешь?

– Отлично, – ответила я с раздражением. Конечно, не видно же, как мне «хорошо».

– Не злись. Я тебя понимаю. Когда колдун убил мою жену – он наслал безумие на какого-то человека и послал его сделать это – я горел жаждой мести. Но когда я нашёл и уничтожил его, потом всю ночь сидел и смотрел в окно – Боже, я убил. Всё.

– Простите.

– Ничего. Инна илейхи, ва инна лилляхи раджигун.55
  Все мы Аллаху принадлежим, и все мы к нему вернёмся


[Закрыть] Меня звать Ибрагим, я охотник на колдунов.

– Вы не похожи на него.

– Я – старший охотник, моё поле совсем другое. Но раньше оно было такое же, как у тебя.

– Неплохо, наверное, с таким, – отметила я, глядя на его мощное поле. И как охотник он наверняка сильнее меня.

– Я бы так не сказал. Перестройка весьма болезненная, но могу обрадовать – это тебя ждёт ещё не скоро – примерно лет в двадцать три-двадцать пять. Тебя-то как зовут?

– Рахима.

– В честь жены пророка Айуба?

– В честь милости Аллаха, за то, что Он оставил меня в живых.

– Почему?

– У мамы были преждевременные роды, я родилась недоношенной. Врачи не надеялись, что я выживу, но мои родители помолились Аллаху.

– Я тебя никогда не видел, ты как здесь оказалась?

– Вы правы, я не местная. Просто, когда я стала охотником (правда, тогда я не знала об этом), мне снился сон, что я вижу, как в Казани одна колдунья зарабатывает с помощью колдовства. Потом мне снилось, как я сражаюсь с колдуньей, и поняла, что я должна приехать в Казань, отыскать и убить её. Я было отказалась, но мне приснилась женщина в чёрном и привела достаточно весомые аргументы, почему я должна выполнить задание, – я ощутила неприятный холодок, вспомнив пронизывающий взгляд, который не мог принадлежать живому человеку.

– Сны – одна сороковая часть пророчества. Хорошо, пока переоденься. В моде не разбираюсь, но других вещей у меня нет. Руку я пока лечить не буду – твоё поле ещё ослаблено, да она пока тебе не нужна.

В моде я и сама не разбиралась, но вещи действительно были старыми. Было слегка неуютно надевать одежду его покойной жены: нет, я не суеверная, но всё равно как-то странно носить наряд незнакомого тебе человека. Выбора нет – моя одежда была в бурых пятнах крови.

Крови убитой колдуньи.

Зверь еле слышно заворчал – это его беспокоило. Решив его не нервировать, я всё-таки переоделась. Ибрагим-абый66
  Абый – дядя


[Закрыть] поставил чайник. Мы сели пить чай и стали разговаривать. Ибрагим рассказал, как после смерти жены он захотел посвятить жизнь уничтожению колдунов и для этого поехал в Иорданию учиться лечить людей от джиннов, потому что чаще всего люди рассказывают шейхам о странных вещах, происходящих с ними. Так в Казани он нашёл других охотников на колдунов и сформировал своё войско. Потом от бессистемного выслеживания он перешёл к изучению деятельности колдунов, и в этом ему немало помогла сектология, потому что колдуны не только занимаются магией сами, они хотят и простых людей вовлечь в это занятие и для этого печатается множество книг по эзотерике и создаются различные секты. Я ничего особенного не могла сказать – что же интересного в жизни обыкновенного шестнадцатилетнего подростка? Разве что про колдунью у подъезда, которая была настолько стара и больна, что не могла уже ничем навредить, но вот ненавидеть – это запросто. Его заинтересовало, что же я так поздно превратилась в младшего охотника – обычно это происходит в одиннадцать-тринадцать лет.

– Что ты сейчас хочешь сделать?

– Вернуться домой.

– Но ты же стёрла им память.

– Знаю… я так хочу их увидеть, но тогда я не смогу остаться в Казани.

– Почему не сможешь? Ты говорила, что учишься в десятом классе,77
  Тогда было десятилетнее обучение


[Закрыть] почему бы тебе не поступить учиться сюда?

– Поступить в Казанский университет – это же проще пареной репы! Да и не согласятся родители отпустить меня сюда – скажут: чего ездить за семь вёрст киселя хлебать?

– Какого же университета у тебя в городе нет?

– Хм… Вроде медицинского нет. Но я не хочу быть врачом.

– Но после того, как получишь диплом, не обязательно идти работать врачом. И, более того – не обязательно доучиваться именно на медицинском.

Я поняла, на что он намекает. Ну что ж, попробуем воплотить этот план в жизнь.

Любой ребёнок завидует взрослым – что захотят, то и делают, а ему всё запрещают. Но когда, наконец, берёшь право на свободу поступков – вот тогда и понимаешь, какая же это ответственность и что в этом очень мало приятного. Вот и теперь – никто за меня ничего делать не будет, всего сама добивайся.

Я начала обрабатывать родителей, что всю жизнь мечтала стать врачом и как будет хорошо поступить в КГМУ. Хотя, только мне вспоминался тот самый врач из приёмного отделения, как симпатия к этой профессии резко снижалась к нулю. Конечно, я понимала, что мне просто не повезло, но я и так не испытывала особую тягу к медицине, да ещё и он не вовремя подвернулся.

Я чувствовала себя начинающим дипломатом. Улыбаться, разговаривать неторопливо, вежливо, да ещё не забывать следить за полем, чтобы видеть ход их мыслей и успевать сказать нужные слова. Мне удалось добиться того, что мне позволят участвовать во вступительных экзаменах, и если смогу поступить – то флаг мне в руки и барабан на шею. Но, разумеется, никто не собирался выделять мне дополнительное время на подготовку к экзаменам. Хорошо быть охотником на колдунов в том плане, что они могли не спать по несколько дней и не терять при этом силы. Поэтому я посреди ночи уходила на кухню читать учебники или решать вступительные задачи по химии. Приходилось готовиться в полной темноте (ладно ещё я неплохо видела при отсутствии света), да ставить сигнальные поля – вдруг кому посреди ночи захочется пить? Не попалась, и это было хорошо.

Я получила свою золотую медаль и поехала-таки в Казань брать штурмом КГМУ. Это была не шутка, а суровая реальность – СССР ещё не скоро было суждено распасться, так что мусульманку встретили, скажем так, не с распростёртыми объятиями. К чести приёмной комиссии, пусть приняли меня и не слишком доброжелательно, но своё отношение сформировали, глядя всё-таки на мои знания, а не на платок. Хотя была сатира в стиле Галиаскара Камала88
  Галиаскар Камал – татарский советский писатель, классик татарской драматургии и общественный деятель


[Закрыть]: когда я сдавала экзамен по биологии, профессор сразу же невзлюбил меня и решил завалить. Я из вредности читала его мысли и отвечала на его вопросы так, как он думал, слегка переиначивая слова, чтобы он ничего не заподозрил, что его разозлило ещё больше, и он начал задавать вопросы из вузовской программы. Другая преподавательница не выдержала и сделала ему замечание:

– Ну что вы так на неё набросились? Носит она платок, так это её личное дело, это не значит, что нужно на неё спускать собак!

Преподаватель понял, что выставил себя дураком перед своими же коллегами, скрипя зубами, поставил мне отлично. Странно, что атеисты набрасываются на нас за то, что мы верим в Аллаха, в то время как мы даже ни слова не говорим по поводу их неверия. Хотя все возмущаются, когда дети проявляют неблагодарность по отношению к своим родителям, а ведь Создатель, который сотворил человека в наилучшем облике, тем более достоин гнева за неблагодарность к Нему. Поступить-то я поступила, даже надеялась – может быть, мне понравится медицина, может быть, я в неё втянусь. Но, проучившись неделю, я поняла, что это – не моё. К тому же я должна была обучаться навыкам охотника на колдунов, а, поди, сделай это, если каждый день по пять-шесть пар и на дом кучу всего учить. Поэтому я перевелась на заочное отделение биологического факультета. Видела ехидное лицо того профессора из приёмной комиссии, когда я забрала документы. Ну и пусть порадуется человек. Я не стала ничего объяснять. Родителям пока не сказала о смене учёбы. Это было малодушием, но мне было легче снова вступить в схватку с колдуньей, чем объяснять, с каких это фиников, потратив столько усилий, чтобы поступить в медвуз, я так легко бросила его.

Нас учил Юсуф-абый – бывший спецназовец, теперь старший охотник на колдунов. Спуску он никому не давал – даже мне, но я не возражала, прекрасно зная, что колдуны не блещут благородством, не посмотрят, что я девушка. Особенно после того, как на моих глазах убили ни в чём не повинного человека, причём только для того, чтобы я потеряла бдительность. Но я была единственной девушкой среди младших охотников, к тому же, когда у меня произошла перестройка поля, у большинства уже было несколько лет опыта. Только безошибочная интуиция и реакция моего Зверя не позволили мне окончательно опозориться. Зверь, кстати, был крайне недоволен тем, что являлся аутсайдером этой стаи. Да и гордость за первый поединок испарилась без следа, когда Юсуф-абый, разбирая его, нашёл множество грубых ошибок, лишь чудом не закончившихся фатально. Мораль сей басни: на Зверя надейся, но и своей головой думай. Зверь тоже вносил свою лепту, чтобы жизнь сахарной не казалась – как я говорила, он был очень зол на то, что занимает одно из последних мест, и всё время норовил сорвать свой гнев на ком-либо.

Вот на очередной тренировке мы отрабатывали «удар в сердце» – сшибали консервные банки при помощи полевых ударов. Это было не так легко, как кажется – недостаточно сильно ударишь или плохо сконцентрируешься – и банка стоит на месте. Сегодня явно был не мой день – банка из-под кукурузы стояла, не шелохнувшись, словно издеваясь надо мной.

– Смотри, как надо, девчонка! – крикнул Рашид и заставил свою банку улететь.

Спору нет – он это умеет. Я решила промолчать – рано или поздно так же смогу, только нужно больше тренироваться.

– Можешь не стараться, всё равно ты не станешь по-настоящему сильным охотником!

Зверь начал рваться, желая проучить этого наглеца. Обычно я сдерживала подобный порыв, но сегодня мне очень хотелось сделать обратное.

– Только из-за того, что я девчонка? – я спросила тихо, чтобы никто не слышал прорывающийся рык. Мне очень трудно было говорить по-человечески, что было верным признаком потери контроля над Зверем.

– Да! Даже если ты будешь сражаться во всю силу, ты не сможешь победить меня.

– Хочешь в этом убедиться? – от гнева я приняла окончательное решение. Ладно, но только Зверь – не я, он точно жалеть не будет. Я выпустила его на свободу.

Дальнейшее помню смутно. Сначала я яростно набросилась на противника, но, получив несколько ударов, одумалась, и стала просто защищаться, ожидая ошибки. Рашид, решив, что на большее я не способна, потерял бдительность и за это поплатился – на этот раз «удар в сердце» вышел безупречно, отправив его в полёт до ближайшей стенки. Но разве Зверь на этом остановится? Конечно, нет, только он больше уважал физическую силу, поэтому я допрыгнула до Рашида и принялась его избивать. Юсуф-абый учил нас и боевым искусствам, и я не была физически сильна, поэтому моим преимуществом была скорость. Но сейчас ярость удесятерила мои силы, и я била со всей дури, вымещая на нём всю чашу унижений, которую мне пришлось испить по каплям.

– Рахима, остановись, ты же убьёшь его!

Только Зверь разлютовался настолько, что его нельзя было остановить простыми воплями, а подойти ко мне остальные боялись. Но всё-таки Зверь был зверь, а не кровожадное чудовище, поэтому, решив, что с парня достаточно, он оставил его в покое. Когда прибежал Юсуф-абый, я уже стояла рядом со стонущим Рашидом.

– Пришла в себя? Тогда пойдёшь со мной к Ибрагим-хазрату на серьёзный разговор.

Его боялись все, кроме меня. Я часто заглядывала к нему на чай, и эти чаепития стали для меня отдушиной. Он был отличным собеседником с великолепным чувством юмора, но умел быть и серьёзным. Ибрагим часто рассказывал об Аллахе, джихаде, смерти, людях, погибших на пути Аллаха, о терпении, о многобожии, колдунах, и он весь уходил в рассказ, забывая о слушателе…

– Что на этот раз, Юсуф?

– Что на этот раз? Да эта девчонка чуть не покалечила моего парня!

– И как он теперь?

– Как-как – в лазарете лежит. Как охотник она довольно слаба (Зверь недовольно зарычал, только я велела ему заткнуться – из-за него мне и так попало на орехи), но Рашид разозлил её – и она сначала отправила его в полёт до ближайшей стенки, а затем избила его!

– Видите, какой в ней потенциал, а говорите, слаба как охотник.

– Я и сам не понимаю. Ей не даётся «удар в сердце», но парни говорили, что она сбила Рашида с ног именно им! Что теперь, каждый раз её злить?

– Злить-то как раз не надо. Рашиду – поделом, нечего насмехаться над другими. Никогда не относись пренебрежительно к своему противнику, каким бы слабым он не казался.

– Я уж надеялся, что вы хоть как-то припугнёте её, а она совсем вас не боится!

– Пугать – не метод воспитания. Ступай.

Когда Юсуф ушёл, я мимолётом заметила:

– Надоело быть отстающей.

Не люблю жаловаться – в этом есть что-то жалкое, да и проблемы мои за меня никто не решит. Так какой смысл ныть?

– Ты слышала сказку о зайце и черепахе?

– Нет.

– Однажды хвастливый заяц решил посоревноваться с черепахой в беге. Они встали у старта и побежали. Заяц чуть-чуть не добежал до финиша, оглянулась назад – и видит, что черепаха только начала двигаться от старта. Тогда он пошёл на капустный огород, сытно пообедал. Его припекло на жарком солнце, и он лёг подремать, и не заметил, как заснул. Когда он опомнился – солнце уже катилось к горизонту. Заяц изо всех сил побежал к финишу, но черепаха уже пересекла черту и, тем самым, выиграла соревнование. Так черепаха обогнала зайца.

– Что вы хотите сказать?

– Мораль этой сказки такова – побеждает не тот, кто быстрее, а тот, кто идёт, не останавливаясь, к своей цели.

И сейчас я попадала в консервную банку, в лучшем случае, один раз из десяти попыток. Только над этим не смеялись, потому что мало кто мог отбросить взрослого человека ударом на несколько метров. Я – смогла.

– Ибрагим, ты слишком много ей позволяешь, – сказал ему Юсуф, – признайся, ты привязался к ней. Она ведь напоминает тебе Нурлыбике?

Тот от удивления крякнул – мало, кто мог уесть его. Юсуф же смог.

– Когда моя жена погибла, она ждала ребёнка. Я сказал: «Мы принадлежим Аллаху и к Нему возвратимся. О Аллах, вознагради меня за переживаемое мною несчастье и возмести мне лучшим». Тогда я не знал, как это будет, потому что я решил больше никогда не жениться.

– Рахима – это…

– Так могла бы выглядеть моя дочь, если бы она родилась. Может быть, я бы назвал её Рахимой.

– Честно – я сам был в шоке, когда в первый раз увидел её. Как двигается, как разговаривает, – ну точь-в-точь как Нурлыбике. Даже глаза у них одинаковые, даже взгляд… Но ты понимаешь, что она охотник на колдунов?

– Ин шэ Аллах,99
  Если захочет того Аллах


[Закрыть] ты увидишь, что привязанность к ней не помешает мне быть беспристрастным. Я возьму её на ближайшее задание.

Глеб всё больше и больше разочаровывался в людях. Он сидел, нахохлившись на остановке, зная, что за опоздание ему влетит. Он мог заставить любого таксиста повезти его, куда ему захочется, совершенно бесплатно, но он этого не хотел. Настроения не было вообще, и он мечтал о том, чтобы маршрутка, нужная ему, не приезжала как можно дольше.

«Люди – это животные, обуреваемые страстями, способные перегрызть друг другу глотки ради удовлетворения своих желаний», постоянно твердили ему. Глебу было невыносимо это слышать. Он решил учиться колдовству, чтобы помогать людям. Наставник понял, что, упорствуя, он ничего не добьётся, и предоставил возможность самому в этом убедиться. Глеб, общаясь с людьми, разочаровывался в них всё больше и больше. До последнего он надеялся, что ему просто не везёт, что люди не такие. Но сильнее убеждался, что как раз «такие» они и есть.

«Неужели всё действительно так ужасно?». У остановки собралась толпа студентов, ожидавших автобуса. Мусульманка, повязанная в голубой платок, занудливо объясняла своему не очень умному однокурснику какой-то митоз.

– В пресинтетическую фазу происходит удвоение ДНК…

– В синтетическую ДНК реплицируется! А в пресинтетическую синтезируется большое количество белка и РНК. Это даже интерфазу не можем разобрать, а вот сам митоз…

– Рахима, не нуди!

«Ну посмотрим, какая ты праведная». Он вгляделся в поле – и оторопел. До этого он не встречал таких людей. Её внутренняя сущность напоминала свет, заключённый в светильник из хрусталя высочайшей чистоты. Свет был мягкий, не резал глаза, но, тем не менее, чувствовалось, в случае чего, он мог гореть ослепительно ярко, зажигая сердца.

Глебу стало понятно, что врал наставник, говоря, что все люди – животные. Не могут животные удостоиться такого света, не могут… Он было захотел заговорить с ней, но пришёл автобус, и студенты дружной толпой побежали к нему.

Старшие охотники собрались у Ибрагима, чтобы обсудить детали предстоящей операции. Здание колдунов было окружено огромным сигнальным полем, которое было невозможно обойти. Чтобы уничтожить его, планировалось взорвать машину с бомбой. После взрыва охотники проникли в здание: часть – через главный вход, часть – через чёрный, и последовательно очистили помещения. Всё было просто и деловито, без всяких высокопарных слов, какие колдуны нехорошие и почему их надо уничтожать. Только мне требовались огромные усилия, чтобы не усмехнуться – вот и попробуй, докажи, что мусульмане не террористы, раз собрались ни больше, ни меньше как организовать теракт.

Мне было дано отдельное задание – здание раньше согревали с помощью камина, теперь же перешли на горячее водоснабжение, но дымоходное отверстие осталось на месте. От меня требовалось через него проникнуть на чердак и преподнести колдунам небольшой сюрприз в виде гранаты Ф-1, а потом – убраться оттуда. Я не стремилась участвовать в битве, мне хватило той схватки с колдуньей, так что я не хотела рваться туда раньше времени. Мужчины не возражали против моего участия, только на поле Юсуфа что-то промелькнуло. Ну что ж, я ему с первого взгляда не понравилась.

Операцию начали рано утром, когда было меньше всего народа, чтобы никто не пострадал. Я была в «свёрнутом» состоянии – заставила усиливающие вихри спрятаться. Поля видеть я могла, а вот воздействовать на них – нет, но моё задание было совсем другого плана, мне не нужно было сражаться.

Грянул взрыв. Сигнальное поле разорвало в клочья, охотники распределились по группам и направились к выходам, я же побежала к дальней стене на пожарную лестницу. Я прыгнула, вцепилась за нижнюю рейку, подтянулась – спасибо Юсуфу за физподготовку. Забравшись на крышу, я нашла дымоходное отверстие. Помянув про себя Аллаха, полезла туда. Я могла видеть в темноте, но всё равно было страшновато ползти в узкой трубе, где было темно, как в гробу, и так же тесно – боязнь замкнутых пространств, куда деваться. Наконец, слабый свет – в этом месте была повреждена кирпичная кладка, а благодаря русскому разгильдяйству её так и не заложили, когда подключили центральное отопление.

Я пролезла сквозь дыру, успев оцарапать локоть.

Итак, навесной потолок. Сделан он был качественно – по конструкциям можно было спокойно ходить пешком. Конечно, кому охота, чтобы, пока ты обсуждаешь злодейские планы, на тебя обрушилась многотонная конструкция? Жаль, конечно, что нельзя так сделать, но у меня была одна граната, а не двадцать кило тротила.

Осторожно ступая по листам, я пыталась найти брешь – невозможно, чтобы работу сделали абсолютно безупречно. Разговор был невнятным, да мне некогда было прислушиваться. Надо было, конечно, ведь колдуны почему-то насторожились, но я не придала этому значения. Само собой, когда рядом с вами бабахнул автомобиль с динамитом – это как минимум повод для беспокойства. Не могли же они заподозрить…

Под ногой скрипнул гипсокартон. У меня всё напряглось от ужаса – не приходилось сомневаться, что это провал и нужно было уносить ноги. Самобичеванием можно будет заняться потом, для начала нужно выжить.

Я прыгнула – и как раз вовремя, потому что на место, где я стояла, пришёлся удар, от которого гипсокартон треснул. Дальше я превратилась в подвижную мишень, я только успевала петлять из стороны в сторону, не давая противнику прицелиться. Из-за множественных ударов потолок потерял прочность и при очередном прыжке лист гипсокартона раскололся прямо под моими ногами…

Я успела сгруппироваться, но всё равно была оглушена – попробуй-ка сигануть с высоты второго этажа. Меня встретил раскатистый смех – что, деточка, добегалась? Но, поистине, странное существо человек – меня же вот-вот убьют, однако больше всего я переживала из-за того, что так позорно провалила задание.

– Глупая девчонка! Думаешь, ты подвела своих товарищей? Да как бы ни так, ты была для них всего лишь пушечным мясом, которое в случае чего не жалко отдать в расход!

Свет померк вокруг меня. Ибрагим-хазрат, неужели это правда? Почему ты так со мной поступил? «Никогда не верь словам колдуна, даже если он сказал правду». Я разозлилась – а хотя бы и так! Правильно, кем вожак должен дорожить – опытными воинами или желторотым новобранцем? Таков закон войны – ничего личного.

Мне говорил одноклассник Коля: «Если ничего не можешь поделать – держи себя как королева». Действительно, что мне оставалось делать? Поэтому я стояла с видом царицы, перед которой находились её подданные, хотя по пути в дымоход я собрала на себя всю возможную грязь, прибавьте к тому и пыль от гипсокартона, и тот факт, что я порядком струхнула после падения. Колдуны, увидев подобное, ещё пуще рассмеялись.

– Вы только посмотрите – настоящий моджахед! А гордости-то у неё – как у последних из могикан! Где твой Аллах, почему Он тебе не помог? Конечно, когда Он тебя бросил, ты можешь только умереть красиво!

Как ни странно, услышав подобное, я испытала только сильнейший гнев. Да как они – позор всего живого, проклятые язычники, поклоняющиеся Сатане, неблагодарные твари посмели посмеяться над своим Создателем???

Мне хотелось напоследок устрашить их, дать понять, что «есть и Божий суд, наперсники разврата! Есть грозный суд: он ждёт; он не доступен звону злата, и мысли и дела он знает наперёд». Тогда был издан поэтический перевод Корана Шумовского, и я знала одну из устрашающих сур.

Я не клянусь ни Воскресеньем, ни укоряющей душой!

Ужели мнится человеку, что слишком он для Нас большой,

Что никогда Мы на кладбищах не соберём его костей?

Да Мы способны даже пальцы собрать кладбищенских гостей!1010
  Коран. Стихотворный перевод с арабского Теодора Шумовского. Сура 75 «Воскресение»


[Закрыть]

На лице колдунов я увидела мимолётный ужас, который бывает у человека, который просыпается посреди ночи и незамутнённым взглядом смотрит на свою жизнь. И мне стало понятно, что я должна сделать. Я достала гранату, зажала усики, выдернула чеку и, отправив её в полёт, сказала:

– Ля иляха илля ллах.1111
  Нет бога, кроме Аллаха


[Закрыть]

Энтропия – мера беспорядка системы, состоящей из многих элементов. Жизнь живого существа с точки зрения термодинамики – это стремление сохранить свою упорядоченность, борьба с энтропией. Но рано или поздно наступает смерть, и тогда то, что было живым, распадается на простые элементы.

Мне же было нанесено повреждение, в результате которого систему будет невозможно восстановить. Болото энтропии медленно затягивало меня, но мне было не страшно. Волчица бегала на берегу, требовательно рыча.

– Оставь меня!

У меня не было сил бороться – да и зачем? Жизнь – это боль, сплошная боль, а тут такой шанс прекратить это. Зверь замер, а потом, рыча, вцепился мне за шиворот и начал меня тянуть. Я очень сильно увязла в болоте, и поняла, что меня нельзя вытащить.

– Брось! Это бесполезно!

Зверь не знал слов «бесполезно», «всё равно», «бросать». Он вытягивал меня сантиметр за сантиметром, останавливался, чтобы отдохнуть, и снова брался за дело. Мне стало стыдно, что надрываются ради моего спасения, а я ничего не делаю, и стала собирать себя по молекулам. Как только тело стало восстанавливаться, постепенно проявлялось свойство живого – способность чувствовать боль. Иногда у меня не оставалось сил терпеть её, и тогда Зверь вытаскивал меня без всякой помощи с моей стороны. Но, передохнув, я снова преодолевала энтропию, снова заставляла всё вставать на своё место. Сначала Зверь вытянул меня по грудь – стало биться сердце. Потом поднялся живот – заработали лёгкие. Дальше становилось всё легче и легче, и Зверь последним рывком окончательно затащил меня на берег.

Глеб зашёл в главный зал и увидел мёртвых и умирающих колдунов. Ему хотелось убежать, но он обратил внимание, что на полу посреди зала лежала та самая мусульманка, которую он видел тогда на остановке. Только ей уже ничем нельзя было помочь – осколки гранаты прошили шею, сердце, грудную клетку и живот.

Бежать! Чего же ты ждёшь? Но он почему-то не хотел уходить, не сделав чего-то важного. Глеб поднял тело охотницы и потащил его прочь.

Тепло было не от остывающего трупа – оно было живым. Странности на этом не кончились: юноша ощутил под пальцами толчки – сначала неуверенные, потом быстро набиравшие обороты. Он не сразу понял, что это билось сердце. Судорожный вздох – Глеб от неожиданности чуть не уронил девушку. Но не уронил, тем более, что движения её рук стали вполне осознанными – она уцепилась за шею несущего. Поле, почти погасшее, стало светиться ослепительно ярко.

– Стоять!

Тот вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Перед ним стоял грозный охотник. От ужаса юношу парализовало, и он едва не выронил свою ношу.

– Успокойся. Я ничего тебе не сделаю, – сказал охотник устало и уже с беспокойством взглянул на девушку. Та дёрнулась, застонав от сильной боли.

– Невероятно! Она не только выжила, но и запустила перестройку поля!

– Она будет жить? – Глеб спросил с надеждой.

Поле охотника тут же потускнело.

– Не знаю. Она очень слаба, а вторая перестройка поля… После того, как я стал старшим охотником, у меня самого несколько дней сердце работало с перебоями. Пошли.

В дальней комнате собрались потрёпанные охотники. В углу толпились перепуганные юноши – бывшие ученики колдунов.

– Не надо бояться, – мягко разговаривал с ними старший охотник, – вы лучше скажите, кто из вас христиане и кто – мусульмане.

Те, не веря в своё спасение, начали наперебой называть конфессии, к которой они принадлежали до того, как попали к колдунам.

– Значит так, те, кто исповедуют христианство – поступают в христианский форт, глава – отец Александр. Вас отвезёт Саид. Мусульмане – под предводительство Юсуфа.

Вдруг вбежал растрёпанный молодой охотник и начал что-то кричать

– Успокойся, приди в себя и скажи, что хотел сообщить, – приказал ему Ибрагим.

– Одному колдуну удалось прорваться! Он ранил моего товарища и сбежал!

– Плохо дело, теперь другие колдуны будут знать о нашей диверсии. По машинам! – Я поеду в Дрожжановский район, свяжемся по приезду. Как тебя звать, парень?

– Глеб.

– Глеб, поедешь со мной.

Их ждала машина. Ибрагим сел впереди, а Глеб с Рахимой расположились на заднем сиденье. Через пятнадцать минут они оказались на скоростной трассе. Глебу стало страшно. Рахима лежала у него на руках, и, несмотря на сильную боль, лишь время от времени делала глубокий вдох и не стонала – скрипела, словно у неё в груди сломался какой-то механизм. Она жила, но, тем не менее, была слишком слаба, раз старший охотник сомневался, сможет ли она выжить.

– Господи Иисусе, – пытался он вспомнить какую-либо молитву.

– Не надо, – услышал он слабый голос, – Иисус – не Бог.

Девушка была в сознании и всё слышала.

– Кому же тогда молиться?

– Богу… Он один… другого нет…

Юноша, не выдерживая переживаний, стал беззвучно плакать. Одинокие капли побежали по щёкам, падая на окровавленную одежду, оставляя мокрые пятна.

– Ин шэ Аллах, выживет. Она – сильный человек, – отозвался Ибрагим

– Вам её совсем не жаль! – закричал он.

– Легко обвинять других в бессердечии, правда? Но на самом деле я отличаюсь от тебя лишь тем, что держу свои эмоции под контролем, а так я знаю, что чувствуют родители, когда умирает их ребёнок.

Глеб, несмотря на то, что Ибрагим сидел на переднем сиденье и, соответственно, не мог видеть его лица, знал, что по неподвижному лицу стекала скупая слеза.

Мы приехали в какой-то заброшенный дом. Глеб уложил меня на диван. Весь мир превратился в боль, я была никем – ни мусульманкой, ни муджахидом, всего лишь жалким существом, скрученным раскалёнными цепями боли. Я ничего не соображала, не думала, не чувствовала.

Задребезжал старый телефонный аппарат.

– Кто это, интересно, уже прибыл на место? – спросил Ибрагим и пошёл в прихожую снимать трубку.

Разговор длился недолго, но новости, которые он узнал, были не просто плохие. К тому же какая-то из них касалась непосредственно меня и его очень тяготила. Он поднял воспалённые глаза и словно умолял меня не произносить это вслух. Он несколько мгновений набирался мужества и как будто бы безмолвно говорил: «Крепись, Рахима».

– Твои родители, брат и сестра убиты.

Вначале я отказалась это принимать, мне просто не верилось, что это могло произойти…

Я думала, что мне больно. Я ошибалась. Может ли душа болеть? И как именно она болит? Я чувствовала, что в мою грудь вставили стержень и раскалили до термоядерной температуры. Тогда я поняла смысл слов «Душа горит». В самом деле, в сердце горел пожар, и даже телесная боль осталась в другой вселенной. Дыхание стало физически невозможным, я думала, что умру, задохнувшись от этой боли.

– Я не хочу быть охотником на колдунов, – произнесла сдавленным голосом.

– Поплачь, легче станет.

– Я… не хочу… охотником.

Именно сейчас я не могла заплакать – просто открывала рот, как рыба, не имея возможности дышать. В ушах пульсировало, и я чётко слышала, как сердце сбивается с ритма, не выдерживая нагрузки, собираясь остановиться.