Текст книги "Псионик. Месть Безликой"

Псионик. Месть Безликой
Зиля Залалтдинова

© Зиля Залалтдинова, 2023

ISBN 978-5-0059-4839-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Враг насмешливо улыбался, словно Рушан угодил в ловушку. Нет, это он попался в их сети, и он сотрёт эту усмешку с его лица! Конечно, он умён и коварен, более того – недаром он носил прозвище Мориарти, так как он занял место короля преступного мира с помощью интеллекта гения, но и сам Рушан не лаптем щи хлебал.

Сокрушительный удар по голове, из-за чего он не может удержаться на ногах и падает. Его напарник, до этого защищавший от приспешников Мориарти, вдруг решил нанести подлый удар. Она переступила через него и встала рядом с бывшим шефом – или уже не бывшим? – ожидая приказа к действию.

– Я же говорил, что блеск победы ослепляет и заставляет потерять бдительность!

Рушан задался вопросом – что же он сделал не так?

По автостраде, прямой как стрела, мчался поддержанный автомобиль. Его пассажирами были две девушки-мусульманки, одна из которых недовольно говорила:

– На самолёте было бы быстрее!

– Ничего ты не понимаешь, Сури. Нужно уметь наслаждаться дорогой, – ответила ей девушка с бирюзовыми глазами.

– Сомнительное удовольствие – трястись на колымаге!

– Ты ещё в России не была – там действительно отвратительные дороги! Неужели ты не чувствуешь, как это прекрасно – смотреть на мелькающие пейзажи, слышать рокот мотора, ощущать, как дует ветер из окна?

– Ты удивительный человек, Сель – умудряешься найти романтику даже в катании на старой железяке. Ты когда успела на права выучиться?

Асель смутилась:

– Честно говоря, тут автоматическая система управления. У меня нет возможности выучиться на права – я итак еле выбила себе сокращённый отпуск. Наверно мне придётся переехать жить в клинику.

– Как Харун? Не злится, что ты пропадаешь на работе?

– Не, его самого учёба изматывает, так что мы просто приползаем домой и падаем на кровать. Давай не будем о грустном, мы же на отдыхе! Собственно, зачем мне права? Хочу ехать со скоростью восемьдесят километров в час по сухому асфальту в ясный день – программа этого не запрещает. Я же не собираюсь ловить преступников или гнать со всей дури!

– К примеру, что больше всего тебе понравилось на последней выставке?

– Просто скучное мероприятие, чтобы показаться в высшем свете. И тебе там понравилась одна жуткая картина!

– Она не жуткая, она великолепная! Стая черных воронов летит ночью в свете луны, лишь их черепа вместо голов сверкают в темноте. Они окружили человека, который стоит к нам спиной, но в его позе видно отчаянное стремление сражаться до конца. Отчаянное – потому что он понимает, что схватку ему не выиграть, но сдаваться он не собирается.

– Тебе бы идти в искусствоведы. Может картина и хороша, но я не люблю всякие страшилки, потому что мне на работе хватает чернухи по самое не балуйся.

– Почему ты злишься, Сель?

– Потому что о зле хорошо рассуждать только когда оно не ворвалось в твою жизнь, а если долго что-то звать, то обязательно докличешься и маловероятно, что будешь рад этому.

Асель замолкла, всматриваясь в зеркало заднего вида.

– Что тебя напугало?

– Кажется, наша увеселительная поездка превращается в борьбу за выживание.

– Ты не пугай меня! Это такая шутка?

– Я бы всё отдала, чтобы это было следствием моего отвратительного чувства юмора, но это правда. Нет, не поворачивайся – не давай понять, что ты что-то заподозрила. Лучше посмотри в зеркало заднего вида.

Мансура увидела едущий вслед за ними автомобиль.

– Это просто автомобиль, – но это прозвучало так, словно она сама себе не верила.

– Это не просто автомобиль. Мы едем сравнительно медленно, но, тем не менее, он до сих пор не обогнал нас. И моя интуиция кричит, что мы в опасности. Похоже, меня заказали киллеру, – Асель взяла её за руку, – пообещай мне, Сури, одну вещь.

– Какую?

– Если я скажу тебе: беги и спасайся – значит, без пререканий бежишь и спасаешься. Киллер действует по принципу нашёл, убил, смылся и, если у него нет возможности быстро прикончить случайного свидетеля – он не будет за ним гоняться.

– Асель, я прошла обучение в элитном отряде, да и ты тоже не шита лыком! Мы не можем просто так сдаться.

– Я не предлагаю тебе сдаться, но мало что может произойти! И раз ты проходила обучение в элитном отряде – значит, там должны были научить тебя не заниматься бессмысленным геройством! – Асель нажала на тревожную кнопку. Сигнал с неё автоматически отслеживается спутником и на место происшествия приезжают пожарная бригада, полиция и скорая помощь. Только если это ложный вызов – за это придётся заплатить колоссальный штраф или даже сесть в тюрьму, но Асель была готова пойти на это, чтобы остаться в живых.

Произошло то, чего они боялись – водитель автомобиля стал их преследовать, более того, он начал стрелять по колёсам. Асель, не давая прицелиться, безжалостно выкручивала руль во все стороны. Машину швыряло туда-сюда и лишь чудом её не опрокинуло в кювет. Во время очередного виража пуля попала в колесо – и автомобиль на полном ходу вылетел с дороги, врезавшись в дерево.

Как только Мансура пришла в себя, она видела Асель зажатой между рулём и сиденьем.

– Беги… – шепчет Асель, – беги.

– Не переживай, скоро будет помощь, ин шэ Аллах.

– Я буду переживать ещё сильнее, если тебя убьют.

– Знаешь, меня учили, как ты выразилась, не заниматься бессмысленным геройством, но! Я выбираю быть с тобой до конца, – Мансура улыбнулась, и эта улыбка намертво врезалась в память Асель. После она не раз задавалась вопросом, знала ли она, кого на самом деле пришли убивать, и самое главное – КТО пришёл убивать? Наверно знала, поэтому, когда она вылезла из автомобиля, не стала никуда убегать, просто встала у окна, вытащив из сумки складной ножик.

Неподалёку остановился автомобиль, и из него вышел убийца в чёрной одежде, единственным ярким пятном была белая маска. Маска была плоской, словно вырезанная из картона и не выражала ничего. Даже прорези на месте глаз казались черными провалами и пусты как глазницы черепа. Было трудно признать, что это не злобный демон из страшной легенды, это человек из плоти и крови. Не хотелось даже смотреть на неё, но невозможно отвести глаз от жуткой маски, от плавных движений.

Безликая без предупреждения сделала несколько выстрелов в голову. Мансура рухнула мешком на землю. Киллер выдернула чеку гранаты и кинула рядом с телом, затем что есть сил побежала прочь. Асель ожидала взрыва, но звука не было – граната просто распылила всё, что было в радиусе трех метров, расщепив до молекулярного слоя. Лобовое стекло окрасилось красным.

Асель молча плачет.

Телефон завибрировал на столе. Рушан увидел номер Асель.

– Алло.

– Алло, вы меня слышите? – спросил незнакомый голос, – понимаю, что это очень странно, но у меня не было другого способа связаться с вами, – незнакомец тоскливо вздохнул, и сердце Рушана заныло от предчувствия, – Асель Закирова попала в аварию и она в крайне тяжёлом состоянии, её пассажирка убита.

– Кто?!

– Личность устанавливается. Вы её муж?

– Нет, я её друг.

– Если есть возможность, пожалуйста, свяжитесь с её мужем. Их обоих доставят в клинику N.

Рушан чувствовал, как земля уходит из-под ног. Это… ошибка, да быть такого не может! Ведь Асель и Мансура поехали отдыхать вместе и той убитой пассажиркой, личность которой не установлена была… Нет!

Мужчина вспомнил, что его просили связаться с мужем Асель. Он обратился по телепатической связи к Харуну.

«Да что ж я всем срочно понадобился! Я сейчас на учёбе!» – прорычал он. Зная Харуна, наивно ожидать иной реакции.

«Это очень важно! Со мной связались по телефону Асель и передали, что она попала в аварию и находится в крайне тяжёлом состоянии. Пассажирка, которая была с ней убита».

«ЧТО?! Это дурной юмор?».

«Я не буду шутить с такими вещами. Слушай, давай отпросись с семинара, и мы вместе отправимся в клинику».

«Встретимся в вестибюле. Но учти, если это розыгрыш, ты об этом горько пожалеешь!» – Рушан чувствовал, что Харун встревожен и изо всех сил надеялся, что это просто отвратительная шутка. Чего греха таить – и Рушан тоже на это надеялся. Он телепортировался, скрыв себя мороком невидимости. Харун уже стоял, поджидая его, и они вместе отправились в приёмное отделение клиники. Там их встретил следователь.

– Что с Асель?!

– Асель Закирова в операционной, врачи бьются за её жизнь. Вас все равно не пустят туда, – следователь покачал головой, – вы знаете, кто был её пассажиркой?

– Эта дурная шутка?! Кто был её пассажиркой? Разве там нет Мансуры… или её тела? – последнюю фразу Рушан произнёс шёпотом.

– Вот именно, что против Мансуры применили особое оружие. Я не знаю, откуда у киллера аннигиляционная граната, её ведь даже на чёрном рынке не купишь ни за какие деньги, но одно очевидно точно – тела и не могло остаться, только следы ДНК.

«Что ж, киллер избрал верный способ убить бионика – просто расщепить тело до молекул!!!» Рушан встал как каменный истукан, держа внутри себя рвущиеся наружу псионические способности. Ему хотелось крушить всё вокруг себя. Харун встал рядом. Он беззвучно плакал, ведь когда-то они вместе с Рушаном любили её и соперничали за неё, но Мансура выбрала Рушана. Асель даже не ревновала своего мужа, зная его исключительную верность, напротив, они стали с Мансурой лучшими подругами.

И врагу не пожелаешь того, что пришлось пережить семье Абузаровых – дважды похоронить свою дочь и второй раз – уже по-настоящему. Наиля отказывалась верить в это и говорила, что раз в первый раз их обманули, то что мешает это сделать во второй раз. У Рушана не было сил убеждать в этом. Вечерами он рассматривал фотоальбом и плакал навзрыд. Раньше он посмеивался над Мансурой, мол, сейчас уже никто не печатает фотографии, зачем это надо, если сейчас есть цифровые варианты? Теперь бы он не отдал это вещественное доказательство их совместной жизни, потому что его жены больше нет на свете. Только фотографии и память, что по сути одно и то же. Память ведь тот же фотоальбом с образами-якорями, которые случайно или специально задевая, пробуждают вспоминания.

Асель перевели в отделение реанимации. Рушан попросил разрешение у Харуна поговорить с ней, тот посмотрел на него как на умалишённого – как можно разговаривать с человеком, находящимся в коме? Но ответ на обещание дать поговорить с ней, он дал согласие. Переодевшись в хирургические костюмы, они зашли к ней палату. Поначалу он не узнал в человеке, замотанного в бинты, как мумия, из-под простыни к которой тянулось множество трубок, своего друга. Человек в жизни и человек в больнице – это две разных величины.

«Асель, ты меня слышишь?».

«Да, я слышу тебя, Рушан. Я слышала, как зашёл вместе с Харуном».

«Ты всё слышишь?».

«Да, я всё слышу, но не могу ответить. Я так рада, что ты связался со мной. Понимаешь, я прекрасно слышу всё, что вокруг происходит, но в то же время я не могу ничего сказать или как-то по-другому дать понять, что я в сознании. И мне остаётся только лежать и думать, думать до бесконечности. С другой стороны – у меня не было времени остановиться и задать себе вопрос, а не крысиными бегами я занимаюсь? Только Харуну не говори, он и так еле сдерживается, видя, как я надрываюсь на работе. Ты не можешь связать меня с Харуном?».

Рушан подключил к телепатической связи Харуна и потом терпеливо ждал, пока супруги не закончат взволнованный диалог. Ему было больно видеть их любовь и беспокойство, понимая, что он потерял по вине того киллера. И он больше всего на свете узнать, кто это сделал.

«Асель, ты знаешь, кто убил Мансуру?».

«Знаю».

«Почему ты мне не говоришь, кто это?».

«Если бы у меня была возможность утаить от тебя имя убийцы – я бы ни за что не назвала бы его. Я не хочу, чтобы ты стал мстить».

«ИМЯ!!!».

«Как ты смеешь так с ней разговаривать?!» – вмешался Харун.

«Хорошо… это Безликая. Рушан, ради всего святого, не вздумай мстить».

«Ты не знаешь, как это больно! Кто бы это ни был – он должен за это заплатить!».

«Ты хочешь сказать, что я не знаю, как это больно терять близких?».

Рушан осёкся – у Асель умер отец.

«Ты не понимаешь! Неужели ты не хотела кому-либо отомстить?».

«Хотела. Ты не знаешь, каково это – знать, как твои опекуны только и мечтают, чтобы завладеть твоими деньгами, но продолжать улыбаться им, сидеть с ними за одним столом, видеть их в своём доме. Я могла сделать так, чтобы они до конца жизни прозябали в нищете. Но я не стала им мстить, видя, что они и так наказали сами себя. Знай и ты, что Аллах все видит и не оставит это просто так».

«И оставить зло бродить по земле!?».

«Не обманывай самого себя, ты не хочешь предать преступницу суду, ты хочешь отомстить ей».

«Можешь говор ить что угодно, Асель, но я не отступлюсь от своего!».

«Я не буду тебя помогать, Рушан, даже и не проси. Я тоже скорблю по Мансуре, она была мне как родная сестра, но я не собираюсь помогать в заведомо сомнительном деле».

«Асель права, – вмешался Харун, – Мы не можем тратить время и усилия ради твоей мести».

«Хорошо, – зло ответил Рушан, – я и без вас справлюсь».

«В моей комнате не было зеркал. Это было странно для молодой девушки, верно? Если конечно её жизнь не пошла под откос из-за несчастного случая. Инвалиды не любят зеркал, потому что они видят в них собственное уродство.

Автобус, на котором я возвращалась с работы, попал в страшную аварию. Я была в шоковом состоянии, поэтому не воспринимала происходящее вокруг меня, помню, как два хирурга в приёмном отделении спорили надо мной. Один говорил, что вряд ли я смогу выжить, да и не стоит мне выживать, потому что я буду только страдать, а не жить. Второй говорит, что сделает всё для моего спасения. Он собрал по кусочкам моё изувеченное тело, подключил офтальмолога, которые сделал просто ювелирную работу, восстанавливая обожжённые веки, чтобы сохранить зрение, каждый день навещал меня в реанимации, добился перевода в отделение реабилитации. С одной стороны, он сделал для меня очень много, но в то же время он своей помощью оказал мне медвежью услугу.

Когда родители навестили меня в реанимации, я вспомнила, что один врач рассказывал, что у него на родине родственников вообще не пускают в реанимацию и правильно делают, потому что здесь кто-то пытался поить бульоном больного с нарушенным глотательным рефлексом, ладно ещё вовремя заметил. И я тогда поняла, что в этом запрете был смысл. Они стали мне твердить, что все, что произошло со мной это из-за того, что я упорствовала в своём неверии, но Христос милостив, поэтому он дал мне шанс одуматься. Я знала, что в сектах умеют промывать мозги, превращая людей в зомби. Скажут им: перережь родной матери горло – они это сделают, не задумываясь, что в этом может быть неправильного. Поэтому я просто безмолвно слушала бред, который они несли, даже не имея возможности прогнать их, потому, что как назло рядом не было никого из медперсонала – они решили оставить меня наедине с родителями.

Я шевельнула губами:

– Идите к чёрту.

– Что ты сказала?

– Идите… к чёрту… я не хочу вас ви…, – и стала кашлять. Я задыхалась – жидкость, булькающая в моей груди, превращалась в пену, забивающую мои лёгкие, – видеть… никогда…! Врача!

– Доченька, лучше прими веру Христову и прямо сейчас окажешься в раю.

Я больше всего хотела сказать им, что они могут задушить меня собственными руками, но я умру только мусульманином. Сил хватило только на то, чтобы поднять руку с вытянутым указательным пальцем – жестом, обозначающим Единобожие и прохрипеть:

– Нет Бога, кроме Аллах-х-х-х-х-х-к-х-р-р-р-р!!!

Последнее слово утонуло в кровавой пене. Я почти потеряла сознание, когда врач случайно заметил, что что-то не то происходит, и решил вмешаться:

– Хельга, быстро сюда, у неё отёк лёгких! Когда ей стало плохо? – и сам, поняв всё, стал крыть матом «этих ненормальных сектантов».

Надо ли было говорить, что в этот день меня хотели переводить в отделение, уже отключили все приборы, а после подобного мне снова пришлось ставить трахеостому и переводить на искусственную вентиляцию лёгких? Но кошмар только ещё начинался. В общем, он спас меня – но стоила ли овчина выделки? Не зря же тот хирург, который говорил, что мне лучше не выживать, потому что знал, что меня ждёт участь нищего инвалида. И поступили соответственно, как с нищим инвалидом – дали пособие и выкинули как мусор.

Помощь приходит оттуда, откуда её совсем не ждёшь. Вот и сосед-наркоман Джефри по кличке Джеф, к которому я относилась с пренебрежением и единственное, что от него требовалось – делай что хочешь, только не превращай квартиру в наркопритон.

– Ты решила заморить себя голодом? Если ты думаешь покончить с собой, то глубоко ошибаешься, тебе просто вырежут желудок, и будешь питаться внутривенно.

– Я не хочу есть. Я не хочу жить. Как жаль, что в исламе нельзя совершать самоубийство.

– Знаешь, что я делаю, когда у меня паршиво на душе? Пойдём, я покажу.

Джеф повёл её в свою комнату и включил тяжёлый рок. Песни, наполненные гневом и отчаянием, да чего греха таить не зря же рок называют сатанинской музыкой, потому что пелось по насилие, наркотики, самоубийство. Но шоковая терапия оказалась эффективной – Рахиль сбросила апатию. Джеф признался, что много раз пытался завязать с наркотиками, и они стали помогать выбираться из тьмы. Пришли черные дни, когда Джеф обнимался с унитазом и бегал по всей квартире, выискивая лекарства, а Рахиль заставляла пить чай с имбирём и стирала мокрый лоб. Сама же Рахиль нередко впадала в апатию и могла неподвижно пролежать весь день.

По закону за помощью по оплате дорогостоящего лечения можно было обращаться только в благотворительные фонды. Запрещалось создавать страницы вроде «Помогите такому-то, такому-то собрать деньги на операцию/реабилитацию» в связи с участившимися случаями мошенничества. Но помощь в фондах получали далеко не все.

– Ничего не вышло Рахиль?

– Ничего… Захожу в мусульманский фонд. Говорят: «денег нет». Я отвечаю: «Я не прошу деньги, просто откройте на меня дело, а кто захочет, тот даст». Они говорят: «Нет, мы не сделаем этого, потому что в таком случае деньги, которые могли бы пойти на лечение больных детей, уйдут на вашу операцию». Я иду жаловаться начальнику, но тот тоже начал заливать, что сейчас дети умирают от лейкоза, не дождавшись лечения на кибермедике, а вы сейчас не умираете. Действительно, подумаешь, у меня вместо лица келоидный рубец! Это был не последний фонд, в который я обращалась, но мне каждый раз приводили одни и те же лживые аргументы! Тогда от отчаяния я сорвала с лица маску, помню, что некоторые отпрянули от ужаса, увидев моё лицо. Я спросила: вы мне с этим предлагаете жить? Когда как тех самых детей можно лечить и весьма эффективно с помощью химиотерапии за счёт государства, в то время как пластические операции нужно выплачивать из своего кармана! Но те самые мамочки, услышав про химиотерапию, чуть не разорвали меня на мелкие кусочки. Хотя лучше бы разорвали.

– Эх, Рахиль, наивная ты душа. Благотворительность – это очень выгодный бизнес, где ворочают не миллионами – миллиардами. Никто не знает точную сумму, которая пойдёт на лечение, поэтому называют приблизительную сумму. Если остаётся разница – часть идёт на помощь другим нуждающимся, ну а часть – в карман.

– То есть их интересует только то, сколько денег они смогут заработать на больных?

– Разумеется их интересует рентабельность того или иного человека, поэтому они так охотно берут детей – детей всем жалко, и на них жертвуют охотнее, к тому же в большинстве случаев они хорошо поддаются лечению. Ничего личного, это всего лишь бизнес.

– Откуда ты знаешь?

– Один мой друг хотел завязать с наркотиками и хотел пройти курс реабилитации, и он обращался в различные фонды, но ему все под различными предлогами отказывали, а то и просто выкидывали на улицу, пока ему один сочувствующий охранник не объяснил, что ему никто не поможет. Наркоманы у большинства людей вызывают лишь презрение, так что много денег на них давать не будут и значит, фонду придётся тратить на них свои средства. К тому же наркомания неизлечима, и завязавший может сорваться в любой момент.

– Что стало с твоим другом?

– Сказал, что какой смысл ему бороться за жизнь, если обществу безразлична его судьба и вкатил себе огромную дозу.

– У меня есть шанс?

Джеф закусил губу:

– Операции дорогостоящие, их понадобится много, прежде чем получится добиться удовлетворительного косметического эффекта. Люди склонны к разовому благородству, чем к постоянному подвигу, им легче отдать тысячу долларов и потом благополучно забыть об этом, чем каждый месяц выделять по сто долларов. Поэтому фонды очень не любят людей, которым требуется длительное лечение, потому что на первых порах будут работать с энтузиазмом, а потом просто надоест и кому придётся раскошеливаться?

– И потерять возможность купить трёхэтажный особняк или очередной Мерс?

Джефу было бы не так страшно, если бы Рахиль заплакала – тогда бы они пошли в комнату пить выдохшийся чай и рыдать под обнимку под слезливую музыку. Но когда Рахиль открыла глаза, они были покрыты сеткой полопавшихся сосудов, но из них не пролилось ни слезинки. Нет ничего больнее, чем потерять надежду, и эта боль была слишком сильна, чтобы облегчить её слезами. Невыплаканные слёзы жгли сердце как кислота, перекипая в лютую жестокость.

– Я уже не знаю куда идти, кого просить. Аллах испытал мною людей, но люди не пошли испытание. Как только мусульмане стали жить хорошо, из их сердец исчезло милосердие. Пусть же Аллах снизошлёт на них страдание!

Однажды утром на старенький нетбук пришло сообщение:

«Зайку бросила хозяйка

Под дождём остался зайка

Зайка зубы отрастил

И хозяйку задушил».

И далее приписка: «Яков ждёт свою Рахиль в Гайд-парке в 12—00. Он сам тебя найдёт». Между строками можно прочитать: «не иди туда, худо будет». Рахиль скептически подняла бровь: а может ли стать ещё хуже? Решив, что не может, девушка взяла сумку Джефа, полагая, что он не обидится, если прихватизирует её на сегодня. Тщательно замотала лицо на манер никаба. На неё таращились на улице и не думали, что под маской радикальной мусульманки прячется человек без лица.

Оказавшись в Гайд-парке, она села на свободную скамейку. Как только стрелка часов остановилась на цифре двенадцать, перед ней возник человек в бежевом костюме, который двигался по-кошачьи плавно. Он тут же сел рядом с Рахиль.

– Ты и есть тот самый Яков?

– В каком-то роде да. Меня зовут Джеймс Мортимер, но моё прозвище Мориарти.

– Почему же вы решили взять фамилию злодея из Шерлока Холмса. Неужели вы глава преступного мира?

– Прямолинейность не есть хорошо, Рахиль. Нельзя же такие вопросы задавать в лоб, – ответил, укоризненно качая пальчиком.

– Меня ваша клоунада начала утомлять. Говорите, что вам надо или катитесь отсюда.

– Я предлагаю вам стать киллером. Работка непыльная и даже приятная, хороший оклад, частые премии и полный соцпакет. Хватит на множество пластических операций.

– Вы что, совсем обалдели? – закричала Рахиль, вскочив со скамейки, – да я сейчас в полицию пойду!

– Тише, тише, не кричи, – с неизменной улыбкой обратился Мортимер, – ну пойдёшь ты в полицию, ну скажешь, что я предложил тебе вакансию киллера, а я заявлю, что пошутил. У тебя нет доказательств, так что сядь и выслушай.

– Я. Не буду. Убивать.

– Да-да-да, заповедь «не убий» или «кто убьёт душу не за душу, тот как бы весь мир погубит». Можешь дальше делить квартиру с завязавшим наркоманом, слушать Linkin Park и размышлять, продать ли свою комнату, чтобы сделать пластическую операцию.

– Но как вы об этом узнали? Следили за мной?

– E-mail ты оставила в резюме на бирже труда. Сумка явно не твоя – одежда на тебе чистая и аккуратная, что говорит о твоей чистоплотности, и вряд ли бы стала доводить сумку до такого состояния. Сумку вам мог дать только тот, с кем ты жила бок о бок длительное время. Ты безработная и у тебя нет средств, чтобы снимать квартиру, но, тем не менее, живёшь в ней – значит, получила её в наследство, но частично. То, что сосед – наркоман говорят подозрительные пятна на сумке, а то, что он завязал – пятна давнишние. И это же доказывает, что ты получила квартиру не полностью, потому что ты бы не стала терпеть этого человека рядом с собой, но сейчас вы в дружеских отношениях, раз спокойно берёшь его вещи. Но почему ты живёшь практически одна? Либо ты сирота, либо тебя бросили родители.

– Вы угадали, – прошипела она, – они вступили в секту Свидетелей Иеговы (признаны в России экстремистской организацией и запрещены Верховным судом) , и даже когда я лежала в реанимации, они говорили, что все мои несчастья от неправильной веры и уговаривали меня вступить в секту. Я послала их к чёрту и сказала врачу, чтобы их больше не пускали ко мне.

– Думаю, та сама понимаешь, что одной пластической ситуации будет мало, а стоимости твоей комнаты хватит на одну, максимум на две. Но ещё на что-то нужно жить, есть и пить.

– Но, если я стану киллером, я рано или поздно попаду в тюрьму.

– Конечно.

– Меня могут убить

– Конечно.

– Предать, в конце концов.

– Конечно.

– Почему я должна соглашаться на это?

– Ты посмотри на свою жизнь. Почему ты влачишь жалкое существование? Наверно для тебя больше всего обидно то, что тебя предали, представь себе, братья-мусульмане. Хотя бы они могли скинуться по десять долларов и набрать на операцию, могли бы задействовать связи и надавить на главврача какой-нибудь больницы, чтобы ты могла работать. Да хотя бы оказать моральную поддержку, когда родители бросили тебя. Им на тебя просто наплевать. Разве ты не хочешь стать болезненной пощёчиной, которая унизит и заставит плакать?

– Вы очень наивны, мистер Мортимер.

– Да потому что ты человек высоких моральных качеств, образец порядочности, который сейчас редко встречается. В другое время ты не стала меня слушать ни одной лишней секунды, стоило бы мне заикнуться об этом. Но сейчас ты возмущаешься, трясёшь кулаками, а всё-таки ловишь каждое слово. Я ведь предлагаю тебе счастливый билет.

– Счастливый билет? Да вы шутите!

– Я не шучу, дорогая Рахиль. Твоя жизнь превратилась в борьбу за выживание, кошмар без конца и без края. Но самое худшее для тебя это даже не то, что твоя жизнь превратилась в кошмар, а то, что ты ничего не можешь с этим поделать. Ничего. Ты бьёшься лбом об стену и упорства тебе не занимать, но скорее ты раскроишь череп, чем действительно чего-то добьёшься. Я даю шанс изменить твою жизнь, и совсем не случайно не добавил слово «к лучшему».

– Спасибо, что вы честны со мной.

– Значит, ты согласна?

– Да, – вполголоса произнесла Рахиль.

– Не слышу.

– ДА!!!

На следующий день после своей мнимой смерти Рахиль летела в аэромобиле Джеймса Мортимера. Раньше о поездке в аэромобиле она не могла и мечтать, теперь же она летела вперёд к цели к тихоокеанской полосе в загадочную страну Японию.

– У меня есть подарки для тебя, Рахиль, – Мортимер достал из безразмерной сумки маску. Рахиль с недоумением уставилась на вещь, которая больше была похожа на картонку из детской аппликации с дырками для глаз.

– Вижу, это тебя не впечатлило. Маска держится на лице без каких-либо завязок и других приспособлений. Она сделана из очень прочного и гибкого полимера, а в прорези встроена оптическая система, обеспечивающая полноценный обзор. Примерь же её.

Рахиль хмыкнула, но все же приложила маску к лицу. И сначала растерянно смотрела на свои руки – куда же она девалась? Только достав зеркало, она убедилась, что маска на лице – она вообще не ощущалась и не мешала зрению. Выглядела она… безлико. Точнее и нельзя передать того факта, что у неё нет лица.

– Нравится? Но это ещё не всё, – и он вытащил длинный изогнутый меч в ножнах, – это катана, сделана по последнему слову металлургической техники и с соблюдением древних японских традиций.

Рахиль слегка обнажила клинок. На зеркальной поверхности она увидела отражение глаза, и ей показалось, что это меч смотрит на неё.

– Благодарю вас мистер Мортимер, вы очень щедры ко мне.

– Я предпочитаю дарить полезные подарки.

– Но куда мы летим?

– Мы летим к Мудрецу.

– Кто такой Мудрец?

– Мастер боевых искусств. Очень эксцентричный старик, надеюсь, ты ему понравишься.

– Почему я должна ему понравиться?

Джеймс многозначительно промолчал, и Рахиль, не желая злить его, не стала дальше расспрашивать о Мудреце, подозревая, что тот являлся тем самым крепким орешком, который был не по зубам даже Джеймсу Мортимеру. Тем временем аэромобиль снизился, пролетая над горной речушкой и, наконец, они вскоре увидели хижину.

Глядя на Мудреца, понимаешь одно – это вообще не то, что ожидаешь увидеть от прославленного мастера боевых искусств. Это очень толстый, можно сказать, жирный старик, который ростом едва доставал до пояса. Если соотнести его рост и толщину, то можно вспомнить Колобка из русской народной сказки. На его круглом как луна лице добродушная улыбка. Джеймс Мортимер очень часто, несмотря на свои угрозы, видел презрительное выражение лица предполагаемых учеников: «И этого жиртреста называют сенсеем»?

– Что вы скажете о новом ученике?

– Ученике? Не говори гоп, пока не перепрыгнул.

– Это значит, что вы отказывайтесь?

– Это значит, что для начала я бы хотел познакомиться с ней. Не злитесь, мистер Мортимер, вам это не к лицу.

– Я устал терпеть ваши капризы!

– Но всё-таки продолжаете их терпеть. Что мешает вам оставить старого маразматика дальше предаваться медитации?

Рахиль смеялась про себя, – если на свете существовал человек, способный вывести Джеймса Мортимера из себя, то это был Мудрец.

– Ладно, общайтесь с ней, сколько хотите! Но, сдаётся, она вас заинтересовала.

– Вам нельзя отказать в проницательности, мистер Мортимер. А теперь я советую поехать в Токио. Я знаю одно место, где проводят замечательные чайные церемонии, могу его вам посоветовать. Знаете, девочка вас побаивается, да и ваша негативная энергия нарушает циркуляцию ци.

– Обойдусь без ваших советов!

– Очень зря, мистер Мортимер, вы многое упускаете.

Когда разозлённый король криминального общества исчез в аэромобиле, Рахиль вздохнула с облегчением – пребывание рядом с ним было трудным испытанием для её нервной системы.

– Не страшно дёргать тигра за усы?

– Иногда надо напоминать напыщенному индюку, что он не властелин мира. Пошли, смородина.

– Смородина?

– Твои глаза похожи на чёрную смородину.

– Но у меня на лице маска, откуда вам знать, какого цвета у меня глаза?

– Я умею видеть суть и твоя маска мне не преграда.

– Собственно, от моего лица только глаза и остались. Я урод. И меня зовут Рахиль!