Текст книги "Танец со смертью"

Танец со смертью
Зиля Залалтдинова

© Зиля Залалтдинова, 2023

ISBN 978-5-0059-5375-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГЛАВА 1

Воздух сотряс дребезг будильника, возвещая, что пора вставать. Симона отключила его и опустила ноги на пол. В последнее время было всё тяжелее и тяжелее отрывать голову от подушки. Хотя, если постоянно работать в ночную смену, неудивительно, что слабость будет беспокоить. Плюс на ноге появился новый синяк. «И когда я успела удариться? Кажется, во время сна в меня вселяется другая личность и шатается в сомнительных местах, иначе другого логического объяснения нет». К вящей радости ещё и горло стало болеть. К счастью, чтобы играть на фортепиано, голос не требовался.

Симона натянула водолазку и старомодный пиджак. От прежнего костюма, который Перрен насмешливо называл «подранный собаками», пришлось отказаться – в нём стало слишком холодно. Она заперла свою крохотную комнатушку на ключ и отправилась на работу. Поприветствовала охранника и отправилась к своему станку – то есть фортепиано. Не сказать, что она мастерски играла, но публика была не сильно требовательная, так что от неё не требовалось исполнять третий концерт Рахманинова или этюды Листа. И в этот раз, когда она иногда попадала не по тем клавишам, никто не обратил внимания.

Охранник имел хороший слух, потому отметил, что Симона допускает ошибки в игре. Кроме того, он увидел, что девушка побледнела и стала совсем уж вялой. Охранник сказал ей отправиться в больницу, но проводить её не мог – у него ещё смена не закончилась. Ландре и сам отметила, что боль в горле стала совсем уж нестерпимой, а саму донимал озноб – верный признак высокой температуры. Она в бессознательном состоянии дошла до приёмного покоя больницы и села на стульчик в коридоре.

– Эй, девушка, что с тобой? – кто-то тормошил её за плечо.

Лицо расплывалось, а голос доносился сквозь вату. Ландре скорчила страдальческую гримасу – и чего этому человеку неймётся, оставил бы её в покое.

– Как тебя зовут?

– Ландре… Симона, – ответ был получен с большим запозданием.

Доброхот вбежал в кабинет.

– Эй, врача сюда! Тут человеку плохо!

– Тут всем плохо! – огрызнулись в ответ.

– Да нет же, девушка горячая, как печка, и на вопросы толком не отвечает! Она сейчас откинется!

Выползло нечто в белом халате, ругаясь матом. Симоне запрокинули голову, заглядывая в глаза, она ощутила холод от мембраны фонендоскопа на груди.

– Тащите реаниматолога и грузите её на каталку!

Дальше вокруг неё засуетились люди. «Зачем меня трогаете? Просто оставьте в покое!»

Ландре открыла глаза. Свет от лампы бил в глаза, и она болезненно поморщилась. «Господи, почему ночью не выключают свет? Прямо как в концлагере!». Симона тут же задалась вопросом, а точно ли сейчас ночь? Сил у неё не было, потому она повернула голову, чтобы осмотреться. Она увидела кровать, на которой лежал голый мужчина, прикрытый лишь простыней. Из его рта торчала трубка, а рядом аппарат раздувал меха, и грудь мужчины механически вторила в такт движениям.

«Аппарат ИВЛ! – догадалась Симона, – значит, я в реанимации!». Она скосила глаза вниз. Ландре тоже была раздета догола, а к её груди было прилеплено куча датчиков. Рядом мерно пищал монитор, отмечал показатели. Два молодых медика – судя по всему, интерны, – сидели на посту и разговаривали. Они друг другу рассказывали, как ВИЧ-инфицированные скрывают диагноз и трахаются направо и налево, как беременная пошла в женскую консультацию, сдала положенный анализ – и у неё обнаружили ВИЧ. Муж, оказывается, наградил. Всякую жуть рассказывали.

– А что с этой девушкой? У неё тоже ВИЧ?

– Нет, экспресс отрицательный, но зато в крови громадное количество бластных клеток, тяжёлая анемия, – непонятно, как она жила с такими показателями. Не знаю даже, выживет ли.

– Почему не должна выжить? Лейкоз же хорошо лечится.

– Если у тебя есть деньги на лечение – то да, лечится хорошо. Эта девушка нищая как Иов, да к тому же одна как перст. Неоткуда ей деньги взять. Да и не возьмут на лечение – с такими показателями крови она просто не перенесёт его.

– Наше дело маленькое. Спустить её в отделение, и пусть у лечащего врача голова болит.

Ландре перевели в отделение. В палате кровати стояли так близко, что еле-еле можно было поставить каталку, и на каждой кровати лежало по больному. Раз в день заходил злой, уставший врач с тёмными, как у панды, кругами под глазами. Он раздражался в ответ на любой вопрос. Симона решила не донимать его – дороже выйдет. Всё равно всё в выписке напишут.

Однажды в палату зашла незнакомый врач. Ландре отметила, что она разительно отличалась от врачей отделения – лицо было свежим, без следов усталости, а волосы уложены в причёску. «Должно быть, консультант» – подумала девушка.

– У вас острый лимфобластный лейкоз.

Симона лишь пожала плечами. Гематолог, уже привыкшая к слезам и крику, поразилась её хладнокровием.

Ещё больше она поразилась, когда девушка сказала:

– Я не дура, более того, у меня IQ сто пятьдесят два балла. Потому я хочу знать, стоит ли овчинка выделки или просто дольше помучаюсь. Обещаю, я не буду закатывать истерику или крушить вещи.

– С такими показателями крови, – вздохнула гематолог, – вы можете сойти с дистанции уже на стадии химиотерапии. А ведь надо пройти облучение костного мозга, и, собственно, саму пересадку, которые тоже не назовёшь лёгкими и приятными процедурами.

– Благодарю, – Ландре вежливо попрощалась.

Свой приговор она приняла спокойно, даже с иронией – ну что ж, вот закономерный итог её ничтожной жизни. Рождение в семье чопорных аристократов. IQ 152 балла, но это стало проклятием, а не благословением. Профессор-педофил, которого она забила насмерть словарём, чтобы избежать домогательств. Семья откупилась от тюрьмы, но не желала её знать. Ну и пусть, всё равно она не видела от них любви, только попытки понять, чего Ландре стоит и как это использовать. Бродяжничество. Бригада Леграна. Предательство босса. Симона отказался к ним присоединяться. Потом окольными путями до неё дошли вести о смерти Перрена, Юдина и Леграна. Раймунд Бертран – загадочный новичок – стал боссом мафии.

Распорядок дня. Проснуться под будильник. Пожалеть, что ещё не сдохла. Выпить парацетамол, чтобы не сильно лихорадило. От такого количества таблеток должна отвалиться печень, но Симоне плевать. Умыться, почистить зубы, сплюнуть в раковину кровь – у неё кровоточили дёсны. Кое-как запихать в себя пару йогуртов, больше ничего попросту не лезло. Одеться, надеть маску. Симона угрюмо смеялась над ней – ага, защитит она от вирусов, как же. К счастью, место работы было недалеко от комнатушки, потому что поездку в общественном транспорте она бы просто не пережила, – достаточно больному ОРВИ чихнуть на неё, чтобы Симона слегла с тяжёлой пневмонией. Добраться до места работы. Поздороваться с охранником.

– Как дела? – спрашивали его.

– Паршиво.

Охранник и так видел, что дела у неё идут плохо. Симона сильно похудела – пиджак болтался на ней, как на вешалке, а запястья стали такими тонкими, что их можно было обхватить указательным и большим пальцем. На лице был толстый слой грима, чтобы не пугать посетителей своим больным видом. Она всё чаще исполнял вальс номер семь Шопена.

ГЛАВА 2

Ландре закуталась в одеяло, как в кокон, тщетно пытаясь согреться. Не зря она злобно зыркала на посетителя, который кашлял весь вечер. Теперь температура под сорок, боль в груди, кашель, одышка – тут и к пульмонологу не ходи, чтобы выставить верный диагноз. Хреновая выйдет смерть. Симона надеялась, что у неё потихоньку откажут внутренние органы и однажды она просто не проснётся. Но судьбе было угодно, чтобы она умирала в полном сознании, ощущая все прелести агонии. Клеткам и тканям было плевать, что Симона хочет уйти без мучений – они будут бороться за жизнь до последнего. Такая генетическая программа.

– Так-так-так, – человек, пришедший к Симоне, открыл дверь пинком, – забилась в свою норку и надеялась, что тебя не найдут? Вставай, кому говорят!

– И тебе всего хорошего, Эмиль, – отозвался Ландре, – вставать не буду, хоть застрели.

– Ха-ха, смешно, – Эмиль не оценил шутку, – как тебе живётся? Кошмары не мучают, совесть не грызёт?

– Живётся мне очень хреново, – Симона оскалилась, – если тебя это утешит – подыхаю как собака.

– Не пытайся меня разжалобить!

– Даже и не думала. Мне на самом деле мало осталось. Вон, выписку почитай. – Симона столкнула на пол бумажку.

– Не буду я ничего читать. Чем ты можешь болеть таким смертельным в твоём возрасте?

– От моей болезни как раз молодые и мрут. Слышал о лейкозе?

– Что?

– Рак крови, дубина!

– Правда?!

Эмиль, наконец, пригляделся к Ландре. Кожа была землистого оттенка, губы потрескались, глаза блестели, как у наркоманки.

– Как так-то… Неужели нельзя вылечить?

– Лечение есть – денег нет, – Ландре закашлялась, – к тому же, я упустила время.

– Почему ты раньше к нам не обратилась?!

Симона из последних сил приподнялась на кровати.

– Ты не понял? – она зловеще ощерилась, – тебе не показалось странным, что я не жалуюсь, не проклинаю судьбу, не умоляю спасти меня? А? Ты же знаешь мой отвратный характер – и тут такое смирение.

– Я тебя не понимаю.

– Я не стала просить помощи, потому что я не хочу жить.

Ландре замолчала – устала разговаривать. Эмиль стоял потрясённый – как это можно добровольно отказаться от весёлых разговоров, вкусной еды, красивых пейзажей?

– Ты не мог бы пустить мне пулю в лоб? Это будет куда лучше, чем умирать от пневмонии или кровотечения.

– Симона… Раймунд может тебя вылечить.

Ландре лишь рухнула на кровать, уставившись в потолок.

– Я не хочу жить, а наложить на себя руки кишка тонка. Пожалуйста, если не хочешь убивать – просто оставь меня.

Тишину прервал жуткий кашель. Девушка едва успевала сделать вдох, чтобы согнуться в новом приступе.

– Симона! Симона, что с тобой?! – на подушке появились крупные пятна крови.

– Мать твою пернатую!!! – Эмиль схватил Симону в охапку и потащил её на улицу. Он поймал автомобиль и запрыгнул в него.

– Гони на улицу… – там находился дом Бертрана.

В груди Симоны булькало. Эмиль наклонил её вперёд, чтобы она не захлебнулась кровью, которую она откашливала себе на колени, на водолазку Эмиля, на салон автомобиля.

– А ну выметайтесь отсюда! – закричал водитель, – я не повезу её! Вдруг она заразная!

Стрелок достал пистолет.

– Во-первых, она не заразная, а во-вторых, если ты будешь недостаточно расторопен и она умрёт здесь, я тебе голову прострелю. За испорченный салон я тебе ущерб возмещу. Гони давай!!!

Водитель нажал на газ и автомобиль рванул с места. Симона пыталась закрыть глаза, но Эмиль то и дело тормошил её, заставляя держаться в сознании. Стрелок хоть и не имел медицинского образования, но инстинктивно чувствовал, что если Ландре отключится, то у неё артериальное давление упадёт до нуля и времени на спасение не останется, а его было и так катастрофически мало.

– Может его в больницу? – опасливо спросил водитель.

– Я куда сказал везти? – рявкнул стрелок, – В больнице ей не помогут!

Остановившись у дома, Эмиль, не глядя, кинул купюру и рванул к дому с Симоной на руках. Он пинком открыл дверь и заорал на весь дом:

– Раймунд, быстрее!!! Симона умирает!!! Она уже в отключке!!!

Раймунд вприпрыжку спустился по лестнице.

– Клади её на пол! – босс всегда сохранял спокойствие. Потенциал склонился над телом, и от его рук появилось свечение.

– Едва успели. Ещё пара минут – и спасать бы было уже некого.

Ландре выглядела уже не такой бледной, и, хотя она по-прежнему была без сознания – это был целительный сон, а не кома умирающего человека.

– Помоги перетащить её на кровать и позови Присциллу.

Эмиль положил её на постель. Девушка принесла тазик с водой и тряпку. В несколько рук они стали избавлять Симону от окровавленной одежды.

– Mon Dieu, выглядит, словно из концлагеря бежала, – сказала девушка.

– А это что за херня? – Эмиль ткнул в надпись на её груди.

По торчащим рёбрам красным маркером написано: «Не реанимировать».

– Не знаю, что бы это значило, но это мне уже не нравится, – отозвался Раймунд. Присцилла оттирала тело Симоны от крови, – Эмиль, ты тоже прими душ.

– Боюсь, что сменной одежды у тебя не будет, – проворчал стрелок, – твой размер мне маловат.

– Но это не дело – ходить в кровище и пугать народ. Кстати, кровь какая-то странная, ты не находишь?

Кровь имела лаковый оттенок и не сворачивалась.

– Эмиль, она случаем не говорила, что у неё за болезнь?

– Рак крови, вроде.

– На будущее – не говори при медиках «рак крови», чтобы они не препарировали тебя с особой жестокостью. Правильно – лейкоз.

– Именно так она и сказал – лейкоз.

ГЛАВА 3

Раймунд и Эмиль вошли в комнату Симоны. Помещение было обставлено старой, рассохшейся мебелью, а постельное бельё имело желтоватый оттенок и красовалось множеством заплаток. Бертран отметил чистоту и порядок помещения – Ландре до последнего оставалась верной себе. На прикроватном столике лежали облатки с таблетками, книга «Утраченные иллюзии» Бальзака и бумаги. Раймунд развернул документы, прочитал и нахмурился.

– Что ты там интересного вычитал? – спросил стрелок.

– Отказ от реанимации.

– Она хотела, чтобы врачи её не спасали, когда она начнёт откидываться?

– Да. Потому и сделала надпись на груди, потому что врачи скорой помощи в запарке не стали бы читать бумажки, а так это бы заставило их обратить внимание на её пожелание.

– Я не пойму! То она умирать не хотела, то наоборот, ищет смерти! – Эмиль был озадачен.

– Как раз-таки всё понятно, – отозвался Бертран, – она сломалась.

– Что?!

– Люди тоже ломаются. Как табуретки или часы.

– Совесть что ли её замучила?!

– Это словами не объяснить. Но если тебе удобно – да, можешь считать, что её замучила совесть.

Эмиль решил не загружаться по этому поводу. Раймунд умный, пусть он и думает, а Эмиль будет заниматься тем, что лучше у него получается.

Когда Симона проснулась, она увидела девушку со шрамами на лице.

– Меня зовут Присцилла, – представилась она, – мне поручили приглядывать за тобой.

Ландре чувствовала слабость, но хотя бы не было лихорадки, которая отравляла её существование последние дни.

– Ты будешь есть?

– Да.

Присцилла ушла, чтобы распорядиться насчёт завтрака. Симона привела себя в порядок. Они со Присциллой сели за стол. Еда на вид была хорошей, но Ландре механически жевала, не чувствуя вкуса. Она давно научилась сомнительному навыку – кушать, когда не хочется. Симона бы вообще перестала есть, так как из-за постоянной лихорадки не было аппетита, но тогда она не смогла бы работать, и хозяин вышвырнул бы её на улицу. А она не была готова, как Юдин, бомжевать на улице.

– Добрый день, – поприветствовал её Раймунд.

– Добрый.

– Как ты себя чувствуешь?

– Удовлетворительно.

Симона не стала закатывать истерику «зачем вы меня спасли?!», но и не благодарила за помощь. Эмиль решил перейти в наступление:

– Твоя жизнь принадлежит нам!

– Хорошо.

Тут и Жаме стало не по себе. Хоть бы Ландре вспылила, затопала ногами, закричала. Но только не это равнодушие.

«Она действительно сломалась! Не знаю, что Раймунд имел в виду, но Симона сдала!» – панически думал стрелок. Злость на Симону испарилась уже тогда, когда Эмиль застал её захлебывающейся кровью. Теперь ему стало жалко Симону.

«Можно ли будет её починить?» – Жаме с надеждой посмотрел на Раймунда. В зелёных глазах босса ничего не отражалось.

– Теперь её никуда не отправишь, – ворчал Эмиль, – у неё инстинкт самосохранения приказал долго жить! Если её убивать будут – она даже не трепыхнётся!

– Можно подумать, у тебя инстинкт самосохранения сильно развит, – ответил Раймунд, но подумал, что Эмиль в чём-то прав.

Дружба дружбой, а дело на первом месте. Симона и в самом деле стала бесполезна для полевых заданий, но ей не дали скучать – у Бертрана была куча бумажной работы. Ландре выполняла её методично, – Раймунд уже перестал перепроверять, зная, что ни один пункт, ни одна запятая даже не будет пропущена. Но без огонька. Хотя какой в бюрократии может быть огонёк? Бюрократия может только раздражать своей нудностью, но Симоне было всё равно.

Не сказать, что Раймунд не пытался понять, как привести её в чувство. Он наблюдал за ней. Ландре ела неохотно, поэтому медленно набирала вес. Это плохо, потому что любовь к еде – это любовь к жизни. Отсутствие аппетита – нежелание жить.

– Ты ни в чём не виновата.

– Ладно. – Симона рассеянно смотрела в окно.

Раймунд начинал злиться – ну нельзя быть до такой степени равнодушной! Даже тот факт, что Бертран и Эмиль простили Симону, не заставил её встрепенуться. Хотя именно уход из бригады на самом деле и заставил её сломаться. Ландре думала, что она поступила правильно, а они всего лишь безумцы, которым пора бронировать место на кладбище. Но потом она поняла, для неё нет места на земле без Леграна, и нет никакой семьи, кроме её бригады. Именно это имел ввиду Перрен, когда говорил, что может найти покой только рядом с ним. Потому и пошёл на верную смерть, лишь бы оставаться рядом с ним до конца. Ландре же совершила ошибку, которую она не сможет никогда исправить.

– Встряхнись ты уже!

Ландре хлопала глазами, не понимая, что от неё хотят. Раймунд хотелось взять её за плечи и тряхнуть её от души, да так, чтобы голова мотнулась. Вот только и боль она примет безразлично.

«Неужели нет никакой вещи, которая заставила бы тебя возмутиться?!» – и некстати вспомнилась какая-то мыльная опера, где девушка бьёт по щеке ухажёра, который посмел её поцеловать.

Раймунд взял Симону за подбородок и развернул её лицо к себе. Голубые глаза выражали недоумение. Бертран впился в её губы поцелуем. Именно впился, сминая безвольные губы и засовывая язык внутрь. Ландре задёргалась, а потом и вовсе шарахнулась назад.

– Не нравится? – и устрашающе улыбнулся. Симона невольно поёжилась – в ангельских чертах юноши появилось нечто демоническое.

ГЛАВА 4

Один из начальников попросил расследовать дело о самоубийстве сына у друзей. Бертран отправил Симону.

– Здесь бы понадобился Перрен.

– Перрена с нами нет, так что придётся тебе применить свой аналитический ум.

Ландре была рада оказаться подальше от Бертрана. С ней отправилась Присцилла. В поезде Симона раскрыла папку и стала изучать материалы дела.

Морис Вилларе, студент второго курса юридического факультета. Преподаватели отзывались о нём как о прилежном студенте. Был членом студенческого профсоюза. Активно участвовал в мероприятиях от университета. Подозревали убийство, но многократная экспертиза с привлечением лучших судебных медиков доказала, что это самоубийство и ничего другого тут быть не может. В ходе допросов сокурсники утверждали, что Морис – оптимистичный и весёлый человек, всегда был разговорчив и постоянно шутил. Девушки у него не было, хотя существовали поклонницы.

«Надо ещё раз тет-а-тет поговорить со студентами и преподавателями. Они могли не доверять полиции и не слишком откровенничать, да и следователь в запарке мог упустить важные детали».

На следующий день Ландре взяла с собой Шейлу и отправилась в университет.

«Вы замечали, что он в последнее время стал подавленным?».

«Нет, он всё такой же весёлый».

«Он раздавал свои вещи?».

«Нет».

«Вы замечали его с девушкой?».

«Вокруг него постоянно вились девушки, но у него ни с кем не было постоянных отношений».

«Он не общался с подозрительными людьми?».

«Морис? Да не в жизнь!».

Все были в полном недоумении, как Вилларе мог совершить суицид и искренне не понимали, что могло его сподвигнуть. Ландре поневоле задумалась о действии Потенциала. Но кому он мог так насолить, чтобы кто-то решил довести его до суицида?

Настала очередь невзрачной блондинки по имени Беатрис. Она была вся какая-то бесцветная – волосы мышиного цвета, белёсые серые глаза, которые она сердито отвернула, стоило в них попытаться посмотреть.

– Можно я буду разговаривать так? – повернулась она боком.

– Ладно, – Симона была слегка ошарашена такой грубостью, – ты аутистка?

– Нет, социальная тревожность. Я прекрасно поддерживаю зрительный контакт, просто я сейчас не хочу этого делать. Глаза меня отвлекают.

– Ладно, в каких отношениях вы находились с Морисом?

– Не сказать, что в близких, так, общались пару раз.

– Что вы можете сказать о нём?

– Он не из тех людей, которые будут жаловаться, но он упоминал мельком, что у него проблемы с родителями.

Симона склонила голову – это что-то новенькое.

– С этого места поподробнее.

– Родители – самые лучшие пособники самоубийства. Те, кто должны любить больше своей жизни, на самом деле выживают со свету как могут. Хотя с виду может выглядеть, что всё в порядке. Не так ли?

Ландре вздрогнула.

– Кто заказал расследование? Родители? Дохлое дело, ребята. Вам придётся сказать, что они и только они виноваты в суициде своего сына. Ни несчастная любовь, ни карточный долг, ни разборки с мафией.

– Ты ни с кем больше не делилась своими соображениями?

– Нет. С вами откровенничала только потому, что вы посторонние люди. Не думаю, что моим сокурсникам понравится, если они узнают о моих способностях.

– Каких твоих способностях?

– Эмпатия. Не бойтесь, я сама не горю желанием узнавать о «богатом внутреннем мире» у всех встречных-поперечных, в первую очередь неприятно от этого мне самой.

– Меня можешь прочитать?

Беатрис задумалась:

– Ты совершила ошибку и из-за этого хотела умереть. И тебе это почти удалось, но тебя заставили жить.

– Откуда ты это узнала?!

Девушка вздохнула:

– Я не читаю мысли, – сказала она с раздражением, – я считываю эмоции и облекаю их в слова. Делаю предположения, что могло их вызвать, и, как правило, не ошибаюсь. Извините, мне на занятие пора.

Ландре и Присцилла переглянулись. Вечером Симона отчитался Бертрану о проделанной работе, в том числе и о словах «ненормальной студентки». Раймунд заинтересовался Беатрис и пожелал встретиться с ней лично, а пока приказал им поговорить с родителями Морис, уточнив, что у Присциллы есть подходящий Потенциал.

Ландре сильно нервничала перед предстоящим разговором. Присцилла невозмутимо шла рядом. Они уже договорились, что она начнёт разговор и задействует свой Потенциал.

Вилларе встретили их в роскошной квартире. Отец Мориса окинул их взглядом «ты взвешен на весах и найден очень лёгким». Мать имела брезгливое выражение лица. Симона поёжилась – они до жути напоминали её родителей.

– Мы провели расследование и нашли виновных в смерти Мориса, – начала Присцилла.

– Кто они? – требовательно произнёс отец.

– Вы каждый день видите их в своих зеркалах.

– Что?! Да как вы смеете? Да я вас в порошок сотру!

Девушка призвала Not Listening и он ударил по стене. На поверхности обоев возникли множество губ.

«Папа, не делай мне больно!».

«Заткнись! Ты провинился!».

«Ну хоть здесь не опозорился».

«Мне некогда! Я занята!».

«Как же ты мне надоел!».

«Если что – дверь там!».

«Папа, я не хочу быть юристом! Меня воротит от этой профессии!».

«Ты сделаешь, как я сказал!».

– По-моему, здесь комментарии излишни, – говорит Присцилла.

У Симоны закружилась голова и она не могла отследить реакцию Вилларе. Морис был в отчаянии. Ландре избила профессора насмерть из-за отчаяния, потому что она знала, что родители не станут её защищать.

«Те, кто должны любить больше своей жизни, на самом деле выживают со свету как могут».

– Тебе плохо? – Присцилла обратилась к ней.

– Просто слабость, – отмахнулась девушка.

Родители наплевали на то, что Морис ненавидит юриспруденцию и страдает на этой специальности. Ландре и Морис отчаялись. Только выход нашли разный.