Текст книги "Стихотворения. 1903–1909"

Зинаида Гиппиус
Стихотворения. 1903–1909

Петербург

Сергею Платоновичу Каблукову

Люблю тебя, Петра творенье…

 
Твой остов прям, твой облик жёсток,
Шершавопыльный – сер гранит,
И каждый зыбкий перекресток
Тупым предательством дрожит.
 
 
Твое холодное кипенье
Страшней бездвижности пустынь.
Твое дыханье – смерть и тленье,
А воды – горькая полынь.
 
 
Как уголь, дни, – а ночи белы,
Из скверов тянет трупной мглой.
И свод небесный, остеклелый
Пронзен заречною иглой.
 
 
Бывает: водный ход обратен,
Вздыбясь, идет река назад…
Река не смоет рыжих пятен
С береговых своих громад,
 
 
Те пятна, ржавые, вскипели,
Их ни забыть, – ни затоптать…
Горит, горит на темном теле
Неугасимая печать!
 
 
Как прежде, вьется змей твой медный,
Над змеем стынет медный конь…
И не сожрет тебя победный
Всеочищающий огонь, –
 
 
Нет! Ты утонешь в тине черной,
Проклятый город, Божий враг,
И червь болотный, червь упорный
Изъест твой каменный костяк.
 

1909

СПБ

Петухи

П. С. С.

 
Ты пойми, – мы ни там, ни тут.
Дело наше такое, – бездомное.
Петухи поют, поют…
Но лицо небес еще темное.
 
 
На деревья гляди, – на верхи.
Не колеблет их близость рассветная…
Всё поют, поют петухи, –
Но земля молчит, неответная…
 

1906

Париж

Брачное кольцо

 
Над темностью лампады незажженной
Я увидал сияющий отсвет.
Последним обнаженьем обнаженной
Моей душе – пределов больше нет.
 
 
Желанья были мне всего дороже…
Но их, себя, святую боль мою,
Молитвы, упованья, – всё, о Боже,
В Твою Любовь с любовью отдаю.
 
 
И этот час бездонного смиренья
Крылатым пламенем облек меня.
Я властен властью – Твоего веленья,
Одет покровом – Твоего огня.
 
 
Я к близкому протягиваю руки,
Тебе, Живому, я смотрю в Лицо,
И, в светлости преображенной муки,
Мне легок крест, как брачное кольцо.
 

1905

СПБ

К ней

 
О, почему Тебя любить
Мне суждено неодолимо?
Ты снишься мне иль, может быть,
Проходишь где-то близко, мимо,
 
 
И шаг Твой дымный я ловлю,
Слежу глухие приближенья…
Я холод риз Твоих люблю,
Но трепещу прикосновенья.
 
 
Теряет бледные листы
Мой сад,  Тобой завороженный…
В моем саду проходишь Ты, –
И я тоскую, как влюбленный.
 
 
Яви же грозное лицо!
Пусть разорвется дым покрова!
Хочу, боюсь – и жду я зова…
Войди ко мне. Сомкни кольцо.
 

1905

Благая весть

 
Дышит тихая весна,
Дышит светами приветными…
Я сидела у окна
За шерстями разноцветными.
 
 
Подбирала к цвету цвет,
Кисти яркие вязала я…
Был мне весел мой обет:
В храм святой завеса алая.
 
 
И уста мои твердят Богу
Сил мольбы привычные…
В солнце утреннем горят
Стены горницы кирпичные…
 
 
Тихо, тихо. Вдруг в окне,
За окном, – мелькнуло белое…
Сердце дрогнуло во мне,
Сердце девичье, несмелое…
 
 
Но вошел… И не боюсь,
Не боюсь я Светлоликого.
Он как брат мой… Поклонюсь
Брату, вестнику Великого.
 
 
Белый дал он мне цветок…
Не судила я, не мерила,
Но вошел он на порог,
Но сказал, – и я поверила.
 
 
Воля Господа – моя.
Будь же, как Ему угоднее…
Хочет Он – хочу и я.
Пусть войдет Любовь Господняя…
 

Март 1904

Спб

Ночью

 
Ночные знаю странные прозрения:
Когда иду навстречу тишине,
Когда люблю ее прикосновения,
И сила яркая растет во мне.
 
 
Колдует ли душа моя иль молится, –
Не ведаю; но радостна мне весть…
Я чую, время пополам расколется,
И будущее будет тем, что есть.
 
 
Все чаянья, – все дали и сближения,
В один великий круг заключены.
Как ветер огненный, – мои хотения,
Как ветер, беспреградны и властны.
 
 
И вижу я, – на ком-то загораются
Сияньем новым белые венцы…
Над временем, во мне, соприкасаются
Начала и концы.
 

1904

Днем

 
Я ждал полета и бытия.
Но мертвый ястреб – душа моя.
Как мертвый ястреб, лежит в пыли,
Отдавшись тупо во власть земли.
Разбить не может ее оков.
Тяжелый холод – земной покров.
Тяжелый холод в душе моей,
К земле я никну, сливаюсь с ней.
И оба мертвы – она и я.
Убитый ястреб – душа моя.
 

1904

Свобода

 
Я не могу покоряться людям.
Можно ли рабства хотеть?
Целую жизнь мы друг друга судим, –
Чтобы затем – умереть.
 
 
Я не могу покоряться Богу,
Если я Бога люблю.
Он указал мне мою дорогу,
Как от нее отступлю?
 
 
Я разрываю людские сети –
Счастье, унынье и сон.
Мы не рабы, – но мы Божьи дети,
Дети свободны, как Он.
 
 
Только взываю, именем Сына,
К Богу, Творцу Бытия:
Отче, вовек да будут едино
Воля Твоя и моя!
 

1904

Всё кругом

 
Страшное, грубое, липкое, грязное,
Жестко-тупое, всегда безобразное,
Медленно рвущее, мелко-нечестное,
Скользкое, стыдное, низкое, тесное,
Явно довольное, тайно-блудливое,
Плоско-смешное и тошно-трусливое,
Вязко, болотно и тинно застойное,
Жизни и смерти равно недостойное,
Рабское, хамское, гнойное, черное,
Изредка серое, в сером упорное,
Вечно лежачее, дьявольски косное,
Глупое, сохлое, сонное, злостное,
Трупно-холодное, жалко-ничтожное,
Непереносное, ложное, ложное!
 
 
Но жалоб не надо; что радости в плаче?
Мы знаем, мы знаем: всё будет иначе.
 

1904

СПБ

Не здесь ли?

 
Я к монастырскому житью
Имею тайное пристрастие.
Не здесь ли бурную ладью
Ждет успокоенное счастие?
 
 
В полночь – служенье в алтаре,
Напевы медленно-тоскливые…
Бредут, как тени, на заре
По кельям братья молчаливые.
 
 
А утром – звонкую бадью
Спускаю я в колодезь каменный,
И рясу черную мою
Ласкает первый отсвет пламенный.
 
 
Весь день – работаю без дум,
С однообразной неизменностью,
И убиваю гордый ум
Тупой и ласковой смиренностью.
 
 
Я на молитву становлюсь
В часы вечерние, обычные,
И говорю, когда молюсь,
Слова чужие и привычные.
 
 
Так жизнь проходит и пройдет,
Благим сияньем озаренная,
И ничего уже не ждет
Моя душа невозмущенная.
 
 
Неразличима смена дней,
Живу без мысли и без боли я,
Без упований и скорбей,
В одной блаженности – безволия.
 

1904

Победы

 
Звезды люблю я и листья весенние, –
Темную землю и алую кровь.
Чем сочетанья во мне совершеннее,
Тем горячее и тем неизменнее
Жадного сердца живая любовь.
 
 
Шорохи теплые, прикосновения
Хаоса черного, – вас ли губить?
О, не пред образом мрака и тления,
Не пред угрозою всеразрушения
Может живая любовь отступить!
 
 
Темные шорохи, слепорожденные,
Я ли закрою пред вами лицо?
Безблагодатные и беззаконные,
Вас я хочу разбудить, мои сонные,
Вас заключить в световое кольцо.
 
 
Небо от крови закатной червоннее…
Мне ль по мостам золотым не идти?
С каждым мгновеньем люблю неуклоннее,
С каждым мгновеньем любовь озареннее,
Ближе воскресная смерть на пути!
 

1906

Успокойся?

 
Своей рукою Вседержитель
К спасенью хочет привести.
И уготована обитель,
И предназначены пути.
 
 
Всё решено от Духа Свята,
Он держит всех судеб ключи,
Он всех спасет. Не трогай брата,
Не убеждай… Оставь. Молчи.
 
 
Но если всем своя дорога,
И есть завет: не прекословь, –
Зачем же нам, по воле Бога,
Дана – бездейственно – Любовь?
 

1904

Дождичек

 
О, веселый дождь осенний,
Вечный – завтра и вчера!
Всё беспечней, совершенней
Однозвучная игра.
 
 
Тучны, грязны и слезливы,
Оседают небеса.
Веселы и шепотливы
Дождевые голоса.
 
 
О гниеньи, разложеньи
Всё твердят – не устают,
О всеобщем разрушеньи,
Умирании поют.
 
 
О болезни одинокой,
О позоре и скорбях
Жизни нашей темноокой,
Где один властитель – Страх.
 
 
И, пророчествам внимая,
Тупо, медленно живу,
Равнодушно ожидая
Их свершенья наяву.
 
 
Помню, было слово: крылья…
Или брежу? Всё равно!
Без борьбы и без усилья
Опускаюсь я на дно.
 

1904

Они

 
Звенят, поют, проходят мимо,
Их не постичь, их не догнать,
Во мглу скользят неуловимо –
И возвращаются опять…
 
 
Игра и дымность в их привете,
Отсветы мыслей, тени слов…
Они – таинственные дети
Еще несознанных миров.
 
 
Не жизнь они – но жажда жизни,
Не звуки – только дрожь струны.
Своей мерцающей отчизне
Они, крылатые, верны.
 
 
А я, разумный и безвластный,
Заворожить их не могу,
Остановить их лет неясный,
Зажечь на этом берегу.
 
 
Я только слышу – вьются, вьются,
Беззвонный трепет я ловлю.
Играют, плачут и смеются,
А я, безвластный, – их люблю.
 

1904

Коростель

А. К.

 
«Горяча моя постель…
Думка белая измята…
Где-то плачет коростель,
Ночь дневная пахнет мятой.
 
 
Утомленная луна
Закатилась за сирени…
Кто-то бродит у окна,
Чьи-то жалобные тени.
 
 
Не меня – ее, ее
Любит он! Но не ревную,
Счастье ведаю мое
И, страдая, – торжествую.
 
 
Шорох, шепот я ловлю…
Обнял он ее, голубит…
Я одна – но я люблю!
Он – лишь думает, что любит.
 
 
Нет любви для двух сердец.
Там, где двое, – разрушенье.
Где начало – там конец.
Где слова – там отреченье.
 
 
Посветлеет дым ночной,
Встанет солнце над сиренью,
Он уйдет к любви иной…
Было тенью – будет тенью…
 
 
Горяча моя постель,
Светел дух мой окрыленный…
Плачет нежный коростель,
Одинокий и влюбленный».
 

1904

Между

Д. В. Ф.

 
«На лунном небе чернеют ветки…
Внизу чуть слышно шуршит поток.
А я качаюсь в воздушной сетке,
Земле и небу равно далек.
 
 
Внизу – страданье, вверху – забавы.
И боль, и радость – мне тяжелы.
Как дети, тучки тонки, кудрявы…
Как звери, люди жалки и злы.
 
 
Людей мне жалко, детей мне стыдно,
Здесь – не поверят, там – не поймут,
Внизу мне горько, вверху – обидно…
И вот я в сетке – ни там, ни тут.
 
 
Живите, люди! Играйте, детки!
На всё, качаясь, твержу я „нет“…
Одно мне страшно: качаясь в сетке,
Как встречу теплый, земной рассвет?
 
 
А пар рассветный, живой и редкий,
Внизу рождаясь, встает, встает…
Ужель до солнца останусь в сетке?
Я знаю, солнце – меня сожжет».
 

1905

Дома

 
Зеленые, лиловые,
Серебряные, алые…
Друзья мои суровые,
Цветы мои усталые…
 
 
Вы – дни мои напрасные,
Часы мои несмелые,
О, желтые и красные,
Лиловые и белые!
 
 
Затихшие и черные,
Склоненные и ждущие…
Жестокие, покорные,
Молчаньем Смерть зовущие… –
 
 
Зовут, неумолимые,
И зов их всё победнее…
Цветы мои, цветы мои,
Друзья мои последние!
 

1908

Париж

Нелюбовь

З. В.

 
Как ветер мокрый, ты бьешься в ставни,
Как ветер черный, поешь: ты мой!
Я древний хаос, я друг твой давний,
Твой друг единый, – открой, открой!
 
 
Держу я ставни, открыть не смею,
Держусь за ставни и страх таю.
Храню, лелею, храню, жалею
Мой луч последний – любовь мою.
 
 
Смеется хаос, зовет безокий:
Умрешь в оковах, – порви, порви!
Ты знаешь счастье, ты одинокий,
В свободе счастье – и в Нелюбви.
 
 
Охладевая, творю молитву,
Любви молитву едва творю…
Слабеют руки, кончаю битву,
Слабеют руки… Я отворю!
 

1907

Овен и стрелец

Я родился в безумный месяц март…

А. Меньшов

 
Не март девический сиял моей заре:
Ее огни зажглись в суровом ноябре.
 
 
Не бледный халкидон – заветный камень мой,
Но гиацинт-огонь мне дан в удел земной.
 
 
Ноябрь, твое чело венчает яркий снег…
Две тайны двух цветов заплетены в мой век,
 
 
Два верных спутника мне жизнью суждены:
Холодный снег, сиянье белизны, –
 
 
И алый гиацинт, – его огонь и кровь.
Приемлю жребий мой: победность и любовь.
 

1907

Мудрость

 
Сошлись чертовки на перекрестке,
На перекрестке трех дорог.
Сошлись к полнбчи, и месяц жесткий
Висел вверху, кривя свой рог.
 
 
Ну, как добыча? Сюда, сестрицы!
Мешки тугие, – вот прорвет!
С единой бровью и с ликом птицы, –
Выходит старшая вперед.
 
 
И запищала, заговорила,
Разинув клюв и супя бровь:
«Да что ж, неплохо! Ведь я стащила
У двух любовников – любовь.
 
 
Сидят, целуясь… А я, украдкой,
Как подкачусь, да сразу – хвать!
Небось, друг друга теперь не сладко
Им обнимать да целовать!
 
 
А вы, сестрица?» – «Я знаю меру,
Мне лишь была б полна сума.
Я у пророка украла веру, –
И он тотчас сошел с ума.
 
 
Он этой верой махал, как флагом,
Кричал, кричал… Постой же, друг!
К нему подкралась я тихим шагом –
Да флаг и вышибла из рук!»
 
 
Хохочет третья: «Вот это средство!
И мой денечек не был плох:
Я у ребенка украла детство,
Он сразу сник. Потом издох».
 
 
Смеясь, к четвертой пристали: ну же,
А ты явилась с чем, скажи?
Мешки тугие, всех наших туже…
Скорей веревку развяжи!
 
 
Чертовка мнется, чертовке стыдно…
Сама худая, без лица.
«Хоть я безлика, а всё ж обидно:
Я обокрала – мудреца.
 
 
Жирна добыча, да в жире ль дело!
Я с мудрецом сошлась на грех.
Едва я мудрость стащить успела, –
Он тотчас стал счастливей всех!
 
 
Смеется, пляшет… Ну, словом, худо.
Назад давала – не берет.
„Спасибо, ладно! И вон отсюда!“
Пришлось уйти… Еще убьет!
 
 
Конца не вижу я испытанью.
Мешок тяжел, битком набит!
Куда деваться мне с этой дрянью?
Хотела выпустить – сидит».
 
 
Чертовки взвыли: наворожила!
Не людям быть счастливей нас!
Вот угодила, хоть и без рыла!
Тащи назад! Тащи сейчас!
 
 
«Несите сами! Я понесла бы,
Да если люди не берут!»
И разодрались четыре бабы:
Сестру безликую дерут.
 
 
Смеялся месяц… И от соблазна
Сокрыл за тучи острый рог.
Дрались… А мудрость лежала праздно
На перекрестке трех дорог.
 

1908

Перебои

 
Если сердце вдруг останавливается… –
на душе беспокойно и весело –
Точно сердце с кем-то уславливается…
а жизнь свой лик занавесила…
Но вдруг –
Нет свершенья, новый круг,
Сердце тронуло порог,
Перешло – и вновь толчок,
И стучит, стучит, спеша,
И опять болит душа,
И опять над ней закон
Чисел, сроков и времен,
Кровь бежит, темно звеня,
Нету ночи, нету дня,
Трепет, ропот, торопь, стук,
И вдруг –
Сердце опять останавливается… –
Вижу я очи Твои, Безмерная,
под взором Твоим душа расплавливается…
о, не уходи, моя Единая и Верная,
овитая радостями тающими,
радостями, знающими
Всё.
 

1905

Узел

 
Сожму я в узел нить
Меж сердцем и сознаньем.
Хочу разъединить
Себя с моим страданьем.
 
 
И будет кровь не течь –
Ползти, сквозь узел, глухо.
И будет сердца речь
Невнятною для духа.
 
 
Пусть, теплое, стучит
И бьется, спотыкаясь.
Свободный дух молчит,
Молчит, не откликаясь.
 
 
Храню его полет
От всех путей страданья.
Он дан мне – для высот
И счастья созерцанья.
 
 
Узлом себя делю,
Преградой размыкаю.
И если полюблю –
Про это не узнаю.
 
 
Покой и тишь во мне.
Я волей круг мой сузил.
……….
Но плачу я во сне,
Когда слабеет узел…
 

1905

Земле

 
В рассветный вечер окно открою
Навстречу росам и ветру мглистому.
Мое Страданье, вдвоем с тобою
Молиться будем рассвету чистому.
 
 
Я знаю: сила и созиданье
В последней тайне, – в ее раскрытии.
Теперь мы двое, мое Страданье,
Но будем Два мы, – в одном совитии.
 
 
И с новым ликом, без рабства счастью,
В лучах страданья, в тени влюбленности,
К рассветным росам пойдем со властью,
Разбудим росы от смертной сонности.
 
 
Сойдем туманом, веселым дымом,
Прольемся в небе зарею алою,
Зажжем желаньем неутолимым
Больную землю, сестру усталую…
 
 
Нет, не к сестре мы – к Земле-Невесте
Пойдем с дарами всесильной ясности.
И если нужно – сгорим с ней вместе,
Сгорим мы трое в огне всестрастности.
 

1905

Оправдание

 
Ни воли, ни умелости,
Друзья мне – как враги…
Моей безмерной смелости,
Господь, о помоги!
 
 
Ни ясности, ни знания,
Ни силы быть с людьми…
Господь, мои желания,
Желания прими!
 
 
Ни твердости, ни нежности…
Ни бодрости в пути…
Господь, мои мятежности
И дерзость освяти!
 
 
Я в слабости, я в тленности
Стою перед Тобой.
Во всей несовершенности
Прими меня, укрой.
 
 
Не дам Тебе смирения, –
Оно – удел рабов, –
Не жду я всепрощения,
Забвения грехов.
 
 
Я верю – в Оправдание…
Люби меня, зови!
Сожги мое страдание
В огне Твоей Любви!
 

1904

Ты

 
Вешнего вечера трепет тревожный –
С тонкого тополя веточка нежная.
Вихря порыв, горячо-осторожный –
Синей бездонности гладь безбережная.
 
 
В облачном небе просвет просиянный –
Свежих полей маргаритка росистая,
Меч мой небесный, мой луч острогранный –
Тайна прозрачная, ласково-чистая.
 
 
Ты – на распутьи костер ярко-жадный –
И над долиною дымка невестная.
Ты – мой веселый и беспощадный, –
Ты – моя близкая и неизвестная.
 
 
Ждал я и жду я зари моей ясной,
Неутомимо тебя полюбила я…
Встань же, мой месяц серебряно-красный,
Выйди, двурогая, – Милый мой – Милая…
 

1905

Стекло

 
В стране, где всё необычайно,
Мы сплетены победной тайной.
Но в жизни нашей, не случайно,
Разъединяя нас, легло
Меж нами темное стекло.
Разбить стекла я не умею,
Молить о помощи не смею;
Приникнув к темному стеклу,
Смотрю в безрадужную мглу,
И страшен мне стеклянный холод…
Любовь, любовь! О дай мне молот,
Пусть ранят брызги, всё равно,
Мы будем помнить лишь одно,
Что там, где всё необычайно,
Не нашей волей, не случайно,
Мы сплетены последней тайной…
Услышит Бог. Кругом светло.
Он даст нам сил разбить стекло.
 

1904

Если

 
Если ты не любишь снег,
Если в снеге нет огня, –
Ты не любишь и меня,
Если ты не любишь снег.
 
 
Если ты не то, что я, –
Не увидим мы Лицо,
Не сомкнет Он нас в кольцо,
Если ты не то, что я.
 
 
Если я не то, что ты, –
В пар взлечу я без следа,
Как шумливая вода,
Если я не то, что ты.
 
 
Если мы не будем в Нем,
Вместе, свитые в одно,
В цепь одну, звено в звено,
Если мы не будем в Нем, –
 
 
Значит, рано, не дано,
Значит, нам – не суждено,
Просияв Его огнем,
На земле воскреснуть в Нем…
 

1905

Три формы сонета

1

 
Веленьем не моим, но мне понятным,
Ты, непонятная, лишь мне ясна.
Одной моей душой отражена, –
Лишь в ней сияешь светом незакатным.
 
 
Мечтаньям ли, молитвам ли невнятным
Ты отдаешься средь тоски и сна, –
От сна последнего ты спасена
Копьем будящим, ядом благодатным.
 
 
Я холод мертвый ядом растоплю,
Я острого копья не притуплю,
Пока живая сила в нем таится.
Но бойся за себя… Порою мнится,
Что ложью острое копье двоится –
И что тебя я больше не люблю.
 

2

 
Я все твои уклоны отмечаю.
Когда ты зла, – я тихо утомлен,
Когда ты падаешь в забвенный сон, –
С тобою равнодушно я скучаю.
Тебя, унылую, брезгливо презираю,
Тобой, несчастной, – гордо огорчен,
Зато в глубокую всегда влюблен,
А с девочкою ясною – играю.
 
 
И каждую изменчивость я длю.
Мне равно святы все твои мгновенья,
Они во мне – единой цепи звенья.
Терзаю ли тебя, иль веселю,
Влюбленности ли час, иль час презренья,
Я через всё, сквозь всё – тебя люблю.
 

3

Б. Б-у

 
…И не мог совершить там никакого чуда…
Не знаю я, где святость, где порок,
И никого я не сужу, не меряю.
Я лишь дрожу пред вечною потерею:
Кем не владеет Бог – владеет Рок.
Ты был на перекрестке трех дорог, –
И ты не стал лицом к Его преддверию…
Он удивился твоему неверию
И чуда над тобой свершить не мог.
 
 
Он отошел в соседние селения…
Не поздно, близок Он, бежим, бежим!
И, если хочешь, – первый перед Ним
С бездумной верою склоню колени я…
Не Он Один – все вместе совершим,
По вере, – чудо нашего спасения…
 

1907

Париж

Только о себе

Нат. Гиппиус

 
Мы, – робкие, – во власти всех мгновений.
Мы, – гордые, – рабы самих себя.
Мы веруем, – стыдясь своих прозрений,
И любим мы, – как будто не любя.
 
 
Мы, – скромные, – бесстыдно молчаливы.
Мы в радости боимся быть смешны, –
И жалобно всегда самолюбивы,
И низменно всегда разделены!
 
 
Мы думаем, что новый храм построим
Для новой, нам обещанной, земли…
Но каждый дорожит своим покоем
И одиночеством в своей щели.
 
 
Мы, – тихие, – в себе стыдимся Бога,
Надменные, – мы тлеем, не горя…
О, страшная и рабская дорога!
О, мутная последняя заря!
 

1904

СПБ

Возьми меня

 
Открой мне, Боже, открой людей!
Они Твои ли, Твое ль созданье,
Иль вражьих плевел произрастанье?
Открой мне, Боже, открой людей!
 
 
Верни мне силу, отдай любовь.
Отдай ночные мои прозренья,
И трепет крыльев, и озаренья…
Отдай мне, Боже, мою любовь.
 
 
И в час победы – возьми меня.
Возьми, о, жизни моей Властитель,
В Твое сиянье, в Твою обитель,
В Твое забвенье возьми меня!
 

1904

Час третий

 
Три раза искушаема была Любовь моя.
И мужественно борется… сама Любовь, не я.
 
 
Вставало первым странное и тупо-злое тело.
Оно, слепорожденное, прозрений не хотело.
 
 
И яростно противилось, и падало оно,
Но было волей светлою Любви – озарено.
 
 
Потом душа бездумная, – опять слепая сила, –
Привычное презрение и холод возрастила.
 
 
Но волею горячею растоплен колкий лед:
Пускай в оврагах холодно, – черемуха цветет!
 
 
О, дважды искушенная, дрожит пред третьим разом!
Встает мой ярко-огненный, мой беспощадный разум!
 
 
Ты разум человеческий, его огонь и тишь,
Своей одною силою, Любовь, – не победишь.
 
 
Не победишь, живущая в едином сердце тленном,
Лишь в сердце человеческом, изменном и забвенном.
 
 
Но если ты не здешнего – иного сердца дочь, –
Себя борьбою с разумом напрасно не порочь.
 
 
Земная ярость разума светла, но не бездонна.
Любовь! Ты власти разума, как смерти, неподклонна.
 
 
Но в Третий час к Создавшему, приникнув, воззови, –
И Сам придет Защитником рожденной Им – Любви.
 

1906

В черту

 
Он пришел ко мне, – а кто, не знаю,
Очертил вокруг меня кольцо.
Он сказал, что я его не знаю,
Но плащом закрыл себе лицо.
 
 
Я просил его, чтоб он помедлил.
Отошел, не трогал, подождал.
Если можно, чтоб еще помедлил
И в кольцо меня не замыкал.
 
 
Удивился Темный: «Что могу я?»
Засмеялся тихо под плащом.
«Твой же грех обвился, – что могу я
Твой же грех обвил тебя кольцом».
 
 
Уходя, сказал еще: «Ты жалок!»
Уходя, сникая в пустоту.
«Разорви кольцо, не будь так жалок!
Разорви и вытяни в черту».
 
 
Он ушел, но он опять вернется.
Он ушел – и не открыл лица.
Что мне делать, если он вернется?
Не могу я разорвать кольца.
 

1905

Святое

 
Печали есть повсюду…
Мне надоели жалобы;
Стихов слагать не буду…
О, мне иное жало бы!
 
 
Пчелиного больнее,
Змеиного колючее…
Чтоб ранило вернее –
И холодило, жгучее.
 
 
Не яд, не смерть в нем будет;
Но, с лаской утаенною,
Оно, впиваясь, – будит,
Лишь будит душу сонную.
 
 
Чтобы душа дрожала
От счастия бессловного…
Хочу – святого жала,
Божественно-любовного.
 

1905

Она («В своей бессовестной и жалкой низости…»)

 
В своей бессовестной и жалкой низости,
Она, как пыль, сера, как прах земной.
И умираю я от этой близости,
От неразрывности ее со мной.
 
 
Она шершавая, она колючая,
Она холодная, она змея.
Меня изранила противно-жгучая
Ее коленчатая чешуя.
 
 
О, если б острое почуял жало я!
Неповоротлива, тупа, тиха.
Такая тяжкая, такая вялая,
И нет к ней доступа – она глуха.
 
 
Своими кольцами она, упорная,
Ко мне ласкается, меня душа.
И эта мертвая, и эта черная,
И эта страшная – моя душа!
 

1905

СПБ

Она («Кто видел Утреннюю, Белую…»)

А. А. Блоку

 
Кто видел Утреннюю, Белую
Средь расцветающих небес, –
Тот не забудет тайну смелую,
Обетование чудес.
 
 
Душа, душа, не бойся холода!
То холод утра, – близость дня.
Но утро живо, утро молодо,
И в нем – дыхание огня.
 
 
Душа моя, душа свободная!
Ты чище пролитой воды,
Ты – твердь зеленая, восходная,
Для светлой Утренней Звезды.
 

1905

СПБ