Текст книги "Дослушанный звук"

Зинаида Миркина
Дослушанный звук
Избранные стихи 70-х и 80-х годов

 
Мне в этой жизни довелось
Дослушать каждый звук.
Все вещи доглядеть насквозь
И очутиться вдруг
В потустороннем за судьбой,
Как будто пройден мост,
Соединяющий с собой
И с каждою из звезд.
 

Через ад

«Он так просил хотя бы час…»

 
Он так просил всего лишь час
Быть рядом, не смыкая глаз,
Всего лишь только час один
Быть с Ним на глубине глубин,
Глядеть туда, куда глядят
Его глаза – в кромешный ад,
В такой огонь, в такую тьму,
Каких не вынесть одному.
Он этой ночью приоткрыл
Впервые, сколько нужно сил,
Чтоб солнцем встать из тьмы. И вот
Отёр со лба кровавый пот,
В молчаньи посмотрел окрест
И, встав с колен, пошёл на крест.
 

«Бог – это выход. В полной темноте…»

 
Бог – это выход. В полной темноте.
В пространстве без дорог.
Скажите мне – есть выход на кресте?
– Тогда есть Бог.
 

I. «Крест-на-крест перечеркнут свет…»

 
Крест-на-крест перечеркнут свет —
Чернобыль. Сумгаит.
Армения.
                – Так Бога нет?
– Он на кресте висит.
Зияющая чернота
Завещана живым.
Он – на кресте.
Мы – у креста.
И мы
      Его
                   храним.
Надеждам наступил конец.
Земле – последний час.
Хороним Бога внутрь сердец.
Да встанет Он из нас!
 

II. «Да встанет Бог! Нет, не с небес…»

 
Да встанет Бог! Нет, не с небес
И не с других планет. —
Из сердца нашего воскрес
Бог. Или – Бога нет.
 
 
И есть всего один призыв:
Вот с этою весной
Да встанет Бог, который жив,
Раз вся любовь со мной!
 
 
Огня Господнего печать —
Бог, вдавленный в меня.
О, только бы не растерять
Ни искры от огня!
 
 
Всю грудь, всю плоть мою прожёг
И зреет в глубине.
Да будет Свет! Да встанет Бог,
Схороненный во мне!
 

III. «Вся тяжесть рухнувшей Земли…»

 
Вся тяжесть рухнувшей Земли
И – семя Бытия.
На чаши равные легли
Мой Бог и боль моя.
 
 
И в пустоте качнулась вновь
На дрогнувших весах
Неодолимая Любовь
И неподъёмный Страх.
 
 
Моя душа должна опять
Найти противовес
И неподъёмное поднять,
Чтоб умерший воскрес!
 

«Невозможному поверьте!..»

 
Невозможному поверьте!
Только Дух оборет прах.
Дух живой в средине смерти
И ликующий в скорбях.
Дух мелькнувший птицей белой,
Звоном, таяньем, весной.
Тот, которому нет дела
До всей тяжести земной!
Сквозь и над – всегда в полете,
Ни замкнуть, ни обороть,
Дух, противящийся плоти
И живящий нашу плоть.
Одоленье, легкость груза,
Свет в кромешной темноте,
Радость в боли, воля в узах,
Выход даже на кресте.
Зорче зренья, чутче слуха,
У бездонности на дне…
Помолись Святому Духу
О себе и обо мне…
 

«Как рассказать склонившимся к могиле…»

 
Как рассказать склонившимся к могиле,
Что смерти нет, что свежая листва
И все цветы со мною говорили,
Когда умолкли навсегда слова?..
И как унять великий страх разлуки,
Что чуть отхлынув, подступил опять?
Как разомкнуть сомкнувшиеся руки
И как от сердца сердце оторвать?
Великая последняя дорога,
Сокрывшаяся в непроглядной мгле…
Когда святые хоронили Бога,
Какая скорбь стояла на Земле!
Зачем-то надо это сердце кинуть
Внутрь бездны – перейди, переплыви
Бескрайность боли, слезную пучину, —
Великий, полный океан Любви…
И различи ликующее пенье
С той стороны прорвавшихся осанн…
Ты можешь долюбить до воскресенья,
Вмещая в сердце целый океан.
 

«Так Ты не умер, Ты передо мной…»

 
Так ты не умер, Ты – передо мной.
Твои глаза переглядели смерть.
Она прошла, не выдержала взгляда,
Немеркнувшего в непроглядной тьме.
Твое лицо взошло из тьмы кромешной
И вот стоит в зените Духа.
Мне все равно, во что оделся Ты,
Из плоти Ты глядишь или с иконы.
Ты здесь. Тебя я осязаю сердцем,
Вмещающим всю меру ликованья,
Весь океан любви. Ты здесь. Ты вот,
И если был такой безумный миг,
Когда чело Твое покрылось потом,
И взгляд померк, то этот миг прошел.
А Ты остался, Ты пройти не можешь.
Твое лицо дозрело до бессмертья.
Ты сам и есть Бессмертье, и другого
Бессмертья не бывает.
Тебе причастный, сросшийся с Тобою,
Становится бессмертным.
А те, кто недозрели и упали
С Живого Древа?
Вот за них, за всех…
Ведь потому и был кровавый пот,
Что Ты оставить никого не можешь…
 

Диптих

Держи ум свой во аде

и не отчаивайся.

Св. Силуан

 
…А это слово «человек»
Звучало гордо. О, как гордо!
Какие мощные аккорды
Озвучили железный век —
И заглушили литургию.
Одни намеренья благие
Гремели, как колокола
Победные над силой зла.
Век был уверен и параден.
Он позабыл, что рядом край.
И мы не держим ум во аде.
Нам усыпил сознанье рай.
Мы – сами боги. Нам не надо
Напоминать про пламя ада,
– Про этот внутренний огонь.
Нам нужен гром и лязг погонь,
Нам надо бить по зеркалам
И превращать в руины Храм.
 

 
Но в рай не входят мимо ада.
Так было. И да будет так.
И лишь не знающий пощады
К себе, способен выжечь мрак.
Есть равновесие в природе —
Уму неведомый закон:
И если в мире свет восходит,
То значит в Боге мрак сожжен.
И выносил тоску такую,
И так сегодня солнцу рад,
Что всеми крыльями ликует
Мой дух, прошедший через ад.
И он готов спуститься снова
В кромешный мрак, сойти на нет,
Чтоб беспощадный Иегова
Сказал опять: «Да будет Свет!»
 

«Есть остров Сознанья в разливе Стихии…»

 
Есть остров Сознанья в разливе Стихии.
О, берег размывшие волны морские!
О, бьющие в грудь неуёмные страсти,
Крошащие, рвущие душу на части.
 
 
О нас переросшее грозное горе!
Я – остров, а смерть – бесконечное море,
Я – остров, а боль – это вал океана,
Враждебной стихии прибой неустанный.
 
 
Я – остров Сознания, остров Покоя,
Что врезался точкой в безбрежье морское.
Я – малая точка в огромном просторе,
Но мне по плечу осознание моря.
 
 
Да, есть повеленье душе. Есть заданье —
Стать целостным Морем, стать Морем Сознанья,
Стать Тем, над которым не властны условья.
Открытым простором, бессмертной Любовью.
 

«Тот, пеленами оплетенный…»

 
Тот, пеленами оплетенный,
Тот, одолевший естество, —
Не нарушение закона,
А исполнение его.
 
 
Когда по Божьему приказу,
Высвобождаясь из тенет,
Выходит из могилы Лазарь,
Над миром вновь восходит свет.
 
 
Но чтобы он восстал оттуда, —
Из бездны, с мирового дна, —
В великом напряженьи чуда
Душа безмолвствовать должна.
 
 
И вечно укрощает волны
И по морю ступает Тот,
Кто не нарушить, а исполнить,
Кто созидать сей мир идет.
 
 
И – снова буря… Боже правый,
Опять густеет в мире тень,
И Ты опять в поту кровавом.
И все-таки – восходит день.
 

«Встань в молчаньи и дух собери!..»

 
Встань в молчаньи и дух собери! —
Целый ад загудел над тобой,
Кто промолвил: «Господь мой внутри»,
Тот все внешнее вызвал на бой.
 
 
Духа с плотью тяжелою спор.
У земного предела стою.
Тяжким шагом идет Командор
Обуздать дерзновенность мою.
 
 
Этот шаг в мировой тишине
Сквозь молений ночных немоту…
Кто промолвил: «Господь мой во мне»,
Тот себя приготовил к кресту.
 
 
Смысл и боль моего бытия,
Огнь, горящий в моей черноте,
Дух мой, Мощь моя, Сущность моя,
Не остави меня на кресте!..
 

«Я счастлива сквозь боль, я счастлива сквозь муку…»

 
Я счастлива сквозь боль, я счастлива сквозь муку.
В прорывах ада – рай, в прорывах бездны – свет.
– И к вечной жизни путь – сквозь вечную разлуку.
Тот, кто прошел сквозь смерть,
Тот свел ее на нет. – Ну, а нельзя иначе?
Быть может как-нибудь полегче, стороной?..
Не сквозь, а мимо, так, чтоб эти волны плача
Не разрывали грудь, а – рядышком со мной…
Пусть духу моему судьба предел очертит:
От сих, мол, и до сих, как тварям суждено.
– Да разве можно жить, соседствуя со смертью?
Когда – ни жив, ни мертв? – Нет, что-нибудь одно!
Единый океан, в котором нету края,
Единый небосвод, в котором нету дна…
Когда приходит смерть, я с каждым умираю,
Когда ликует Дух, вся смерть побеждена,
О, Господи, прости за малодушье наше,
За этот вечный страх у роковой черты…
Да, все еще звучит моление о чаше.
Но – не как я хочу, а так, как хочешь Ты…
 

«Нам даются равнины бескрайние эти…»

 
Нам даются равнины бескрайние эти
И молчащих морей синеокая гладь,
Чтоб могли мы всем сердцем, всей жизнью ответить.
Вопрошают они, а душе – отвечать.
Я в сей мир рождена для ответа, я знаю.
И течение дней, нагнетание лет —
Это тихо растущий, как чаща лесная,
Это мой вызревающий в сердце ответ.
Лишь ко мне обращаются сосен вершины
И пронзительный глаз мирового огня.
И никто не поможет ни словом единым, —
Не ответит никто никогда за меня.
Боже мой, мне на смерть Твою надо ответить,
Созерцая Твой крест. Я же слепну от слез
И глаза отвожу уже двадцать столетий,
Задавая Тебе свой ненужный вопрос.
 

«Ответить Богу – значит среди ночи…»

 
Ответить Богу – значит среди ночи
Проснуться вдруг по первому же звуку:
– Я здесь. Я – вот. Твори со мной что хочешь.
Я – тетива натянутого лука.
Не отвлекусь уже ни на мгновенье
От рук Твоих. Я ожидаю взмаха.
Я вся с Тобой в священный миг творенья,
В миг созидания меня из праха.
 

«Они тебя не замечали…»

 
Они тебя не замечали.
И прямо при Тебе кричали,
Как в помещении пустом,
Хотя ведь это был Твой дом.
Они творили, что хотели,
Как будто-бы на самом деле
Ты – миф. И разносили в дым
Твой мир. И это под Твоим
Безмолвным взглядом. Но они
Считали, что совсем одни
И всё способны делать сами.
И вот, ступили сапогами
(Еще минута – и к концу
Придут минуты…) – по лицу
По Твоему, по кротким этим
Глазам, вот так и не заметив…
 

«Так Ты, мой Господи, воскрес!..»

 
Так Ты, мой Господи, воскрес!
И значит были наважденьем
Все муки мира. – Сон исчез.
Душе настало пробужденье…
Да, оказалась смертным сном
Безвыходность тяжелой яви
И этот крик, как дальний гром:
«Отец, зачем меня оставил?!»
Вновь у души есть два крыла,
Чтоб снова вырваться из ада.
Она ведь Господа нашла!
А что ещё ей в жизни надо?
 

«Воскресенье! Воскресенье!..»

 
Воскресенье! Воскресенье!
Боже мой!
Да ведь это свет весенний
Сплёлся с тьмой.
Ликованье – с морем плача,
С Богом – червь.
Кто поймет, что это значит —
Смертью – смерть?
Кто отважится на этот
Крестный путь,
Чтоб пронзить стрелою света
Насквозь грудь?
Стрел скрещенье, – перекрестье
Нет меня!
Взмыл ликующею вестью
Сноп огня.
Ты, восставший из могилы Вещий Свет,
Дай мне смерти, дай мне силы
Кануть вслед!
Дай мне, Господи, отвагу,
Дай упор
Для единственного шагу —
В Твой простор.
 

Тамаре

 
Грех отвлекать тебя. Ты там
Где все крупнее и важнее
Того, что вечно снится нам.
О, эти сны! Кто их навеял?..
Кто мне сказал, что ты мертва,
А я жива? – Жив тот, кто в Боге
И нерожденная листва
Живее, явственнее многих
Живых, но не причастных ей —
Душе невидимой твоей
Любимой… Боже мой, ты там,
Где ткутся листья, ткутся кроны,
И свет, как молоко к губам,
Подносишь этим несмышленым
Живым…
            Поди-ка объясни
Младенцу, чтобы он не плакал,
Что значат дальние огни
Зари среди лесного мрака…
 

 
Я призвана помочь тебе
Найти немыслимую точность
Путей, а я кружусь в мольбе,
И все прошу тебя помочь мне…
Прости меня… Земля тяжка,
Нам эта тяжесть непосильна.
А ты из темноты могильной
Вплываешь прямо в облака
И в сердце. Сердце набухает
Тобой, как светом небеса,
Как новою листвой – леса,
И каждый новый миг – стихами.
И прежде, чем вериги снимет
Смерть, помоги рассеять сны,
И дай мне встретиться с живыми,
Так, как с тобою, без стены.
Единоверцы, иноверцы
Приснились нам…введи нас в явь!
Лишь подведи поближе к сердцу…
Туда в глубь сердца и – оставь…
 

 
Вот так нас всех Господь оставил
Здесь, в бездне сердца Своего.
И мы не видим никого.
Но шагу сделать мы не вправе
Без изволения Его…
И мы бунтуем… Боже мой,
Бунтуем здесь, в безмолвной глуби
Твоей!.. И только если любим,
Душа становится немой
И что-то слышит – пульс, биенье
В разноголосице весенней.
О Господи, какая дрожь
Охватит вдруг, когда поймешь,
Что Ты есть все, что всюду – Ты!
И пусть невидимы черты,
Но, видимости вопреки,
Как сердце, мы Тебе близки.
И что ни капля бытия —
То кровь Твоя и боль Твоя.
 

«Рядом с пропастью…»

 
Рядом с пропастью,
       рядом с криком,
                рядом с вырытою могилой,
Рядом с мукой, такой великой,
Что собою весь мир затмила;
Рядом с черным, как полночь горем,
Рядом с брошенным в гибель Лиром
Можно жить, только ставши морем,
Ставши пламенем, ставши миром.
 

«Навстречу ветру…»

 
Навстречу ветру,
              навстречу свету,
                        навстречу Богу!
Навстречу боли,
              навстречу жизни,
                        навстречу смерти!
Без остановки,
              без промедленья —
                        одна дорога!
Одна дорога —
              извивы Духа,
                        пучина сердца.
Пучина сердца,
              пучина муки,
                        пучина счастья,
Ни дна, ни края,
              ни до, ни после —
                        всё «здесь и сразу».
Кто не дробился,
              кто свод небесный
                        не рвал на части,
Тот постигает
              в одном порыве
                        небесный разум.
Потрогав сердцем
             живое солнце —
                        в само горенье!
Из мрака смерти —
             в огонь творящий,
                       к Творцу в объятья!
Нельзя увидеть,
             нельзя постигнуть
                       блеск воскресенья!
Нельзя увидеть,
             нельзя поверить,
                       но можно стать Им!
 

Крещенье – это погруженье

«Крещенье – это погруженье…»

 
Крещенье – это погруженье.
Внутрь, в сердцевину бытия
По чутким, дрогнувшим ступеням
Беззвучно опускаюсь я,
И наступает миг причастья
Тому, что не имеет дна.
Мир внешний над душой не властен —
Я наконец-то крещена.
 

«Я люблю этот спуск Творца…»

 
Я люблю этот спуск Творца
В растворившиеся сердца,
В темноту, в глубину глубин,
Куда входит лишь Он один.
Спуск последний, последний вход.
Мир оборван, но Он идет.
Почва выплыла из-под ног,
Но по морю ступает Бог,
И я чувствую твердь ступней
В океане души моей.
Шаг один – и, как тяжкий след,
В темноте проступает свет.
Шаг, другой, и – из зыбких вод
Первозданная жизнь встаёт.
Третий… Господи, погоди!
Разорваться не дай груди!..
 

«Снова Вечность в мире медлит…»

 
Снова вечность в мире медлит,
Зацепясь за гребни скал.
Свет уходит в тот последний,
В тот разверзшийся провал,
В то первейшее Начало,
В тот сердечный светоём…
Господи, как мало знало
Сердце о себе самом!..
 

«Свой взгляд внутрь камня углубя…»

 
Свой взгляд внутрь камня углубя,
Бог из скалы всю тяжесть вынул.
Мир погружался сам в себя,
Наращивал свои глубины.
Шёл небосвод в обратный путь,
В ту тайну, где пространству тесно.
И тихо кольцевалась суть
За кругом круг, как ствол древесный.
Молитвенный вечерний свет…
Уподобляясь Миродержцу,
Держало за весь мир ответ
Наполненное миром сердце.
 

«Одинокий простор…»

 
Одинокий простор,
Одинокость небес,
Прекращён разговор,
Звук последний исчез.
Не увидеть следа,
Не прижаться плечом.
Ничего, никогда,
Никому, ни о чём…
Среди всей широты
Нету места для двух.
Во все стороны – Ты,
Мой разросшийся дух.
Бесконечность моя —
Беспрепятственный рост,
Полнота Бытия —
Вес удержанных звёзд.
 

«И смерть и Время обратимы…»

 
И смерть и Время обратимы.
У выцветших смиренных вод
Гора встает, как образ зримый
Того, что вовсе не прейдет.
Безмолвно вечное Начало,
Перечеркнувшее число.
В самой себе гора собрала
Всё то, что время унесло.
Мой образ и моя опора…
В самой себе откроет грудь
Того, кто может сдвинуть гору
И все ушедшее вернуть.
 

«И вынесла из недр душа моя…»

 
…И вынесла из недр душа моя
Познание о всемогущем «Я».
О Том, кому не надо ничего
Иного, кроме самого
Себя. И Кто не обратится ни к кому,
А только лишь к Себе же самому
За помощью. И Сам один за всех
Возьмет ответ за первородный грех.
 

«Я только лишь в детстве не знала…»

 
Я только лишь в детстве не знала,
Как тяжко быть очень большой,
Обычною и небывалой,
Для всех непонятной душой.
Как тяжко быть вечно в ответе
За всех. – Ни одно существо
Не вчуже. – Ведь все мои дети, —
А старше меня – никого.
 

Рембрандт
Блудный сын

 
…И вот вошло другое измеренье.
И стало тихо. Как перед концом.
Или началом. И не нужно зренье
В той тьме, где Сын встречается с Отцом,
Не нужно больше наших блудных глаз,
Лишь только сердце сущее безвестно
Растет, растет и занимает в нас
Своё, ему назначенное место.
В грудном провале, в глубине покоя
Нет посторонних. Смолкло естество.
И разрослось, как Древо мировое,
Одно лишь Сердце. Больше – ничего.
 

 
Окончен путь. Еще в пыли дорожной
Ты весь. Со лба стекает кровь и пот.
Но сомневаться больше невозможно:
Здесь Сердце видит. Сердце узнаёт.
 

 
Свет внешний стих, поник, погас.
И лишь тогда очнулись свечи.
И бездна приютила нас,
Окутывая лоб и плечи.
Слоистый, движущийся мрак,
В котором наше зренье тонет,
Так бережен! Он нам не враг,
Он не чужой, не посторонний…
Вот он коснулся наших ран,
Соединил куски и нити.
Незримый, тихий Океан,
Священный, внутренний Целитель…
И мы уже в ином краю,
Где нет ни щели и ни дверцы.
Мы погрузились в грудь свою,
Упали в собственное Сердце…
 

«О, как затягивает душу…»

 
О, как затягивает душу
Вовнутрь, на Родину!.. Вот так
Орфей спускается во мрак
И за собой все свечи тушит.
Вовнутрь к любимой… Как темно
В той Глубине, где мы – одно.
Какое счастье, что на нет
Сошел нас разделявший свет,
И тайно брезжит только тот,
Что изнутри души встаёт…
 

«Есть в тишине высокогорной…»

 
Есть в тишине высокогорной
Миры творящая любовь.
И бурей вырванная с корнем
Душа в себя врастает вновь.
Там Бог.
                Сорвавшийся с обрыва,
Всей болью мира поражен,
Услышал голос Бога Иов
И внутрь себя вернулся он.
И вот – ветров как не бывало.
И с самой глубины, со дна
Разверзшегося вдруг провала
Взошла, как солнце, тишина.
И стихли все вопросы, кроме
Из недр воззвавшего ко мне…
Приходит Бог в огне и громе.
Но пребывает – в тишине…
 

«A тишина была сейчас…»

 
– А тишина была сейчас
Присутствием. Здесь, среди нас,
Когда пропал последний след,
Когда и мысль сошла на нет,
Когда разжались кисти рук,
Тогда и проступило вдруг
То, что ни спрятать, ни обресть,
То… Сущее… Вот То, что ЕСТЬ
И нас Оно пересекло,
Как Серафимово крыло,
И властно возвратило вновь
Дыханье в грудь и в жилы – кровь.
 

«Когда приходит тишина…»

 
Когда приходит тишина,
Нам ясно слышно, что одна
И та же Жизнь из года в год
Сквозь это Дерево течет
И через сердце… Тайный плод
Растет на Древе Бытия
И этот плод – душа моя.
Но Бог нам трогать не велел
Сей плод, покуда он незрел,
И мы ещё себе самим
До срока не принадлежим.
И надо нам безмолвно ждать,
Когда проступит благодать
Сквозь нашу боль, сквозь наши сны
Переизбытком Тишины.
 

«Не нарушай покой тревогой…»

 
Не нарушай покой тревогой,
Не приходи сюда с бедой —
Гора стоит надгробьем Бога,
И дух трепещет над водой.
И в мире места нет священней,
Чем этих всхолмий тишина,
И тайна смерти – воскресенья
В сей тишине заключена.
Тоска, обида, боль и злоба —
Здесь всё должно сойти на нет,
В молчании застыть у гроба
И смертью смерти дать ответ.
И жизнь, и смерть пришли к границе
Дух веет посреди пустынь.
Кощунство – не остановиться,
Кощунство – не сказать «Аминь!»
 

«Когда на мир заря легла…»

 
Когда на мир заря легла,
Архангел развернул крыла,
И весь глубокий, долгий час
Его крыло хранило нас.
Меж нами и судьбой слепой
Навис архангельский покой
И бесконечно ясный взгляд,
Какого не выносит ад.
И вот, князь мира победим.
Он там внизу, а Мы – над ним.
 

«Здесь нет других, в великой тишине…»

 
Здесь нет других, в великой тишине
Лесной – душа с собой наедине.
Хоть голосов невидимых не счесть,
Здесь нет других. Но здесь ведь кто-то есть…
Белеет ствол, изогнутый дугой,
Шуршит листва… Да, есть – но не другой,
Здесь нет других. И здесь душа должна
Изведать твердь неведомого дна,
Спуститься внутрь, в сгустившуюся тьму
И высветить до дна себя саму.
Установи с самим собою связь,
И лишь тогда, незримо засветясь,
Иди к другим, шепча, как лист лесной:
Я не другой, – вы все – одно со мной…
 

«День умирал, день уходил…»

 
День умирал, день уходил.
Но было так полно значенья
Его последнее мгновенье,
Как будто кто-то говорил,
Во всё залившей тишине:
Остановитесь и поверьте —
У жизни на глубоком дне,
На самом дне лежит бессмертье.
 

После альтового концерта А. Шнитке

 
Как Та, бессмертная – из пены
Богиня – из текучих вод,
Так восстает душа из тлена,
Из смертной тяжести встает.
Совсем в ничем нагая – Божья
Восходит, как дрожащий свет,
Из всех надежд и безнадёжья,
Из поражений и побед.
И невесомей сна и пуха,
Над мириадами – Одна,
Всесовлекающего Духа
Трепещущая Тишина.
Дошелестела, дозвучала
До замирания зыбей. —
И мы – перед своим Началом,
Перед Всецелостью своей.
 

«Я в тишину иду за кладом…»

 
Я в тишину иду за кладом.
Он скрыт в глубокой тишине.
Он на виду, почти что рядом,
Но не дается в руки мне.
И я спускаюсь по ступеням
Туда, где замирает шум,
Туда, где сердце на коленях,
И в полном обмороке ум.
Недвижимое море Духа. —
Простор во все концы открыт.
И слышно, как не только муха,
Как мысль внезапно пролетит.
Теперь бери его руками,
Он – твой, препятствий больше нет, —
Ключ жизни, философский камень
Иль вечной юности секрет.
 

«Мы вышли из себя, мы перешли границу…»

 
Мы вышли из себя, мы перешли границу,
Чтоб где-то впереди искать мечту свою,
Но в рай нельзя придти. – В рай можно возвратиться.
В рай входит только тот, кто был уже в раю.
Лишь только блудный сын, лишь только тот паломник,
Кто весь в слезах замрет у собственных дверей.
Не отыскать, о нет! Ты можешь только вспомнить
Того, кто жил всегда внутри души твоей.
Лишь то, что знала я, вновь встречу и узнáю.
Я видела мой мир еще в домирном сне. —
И тот сосновый ствол, и эта глубь лесная —
Все это было мной. Все это – вновь во мне.