Текст книги "Кровь Кьянти"

Жора набрал своего водителя. К Денису подошел декан, и они стали что-то говорить о шапке. Черный гриб поворачивался то вправо, то влево, открыто кокетничая со своим отражением.

– Красивая шапка, – заметил профессор.

– Я красивый! – отозвался Черный гриб.

– Было приятно познакомиться! – сказала я.

Однако никто из них даже не шелохнулся. Они были полностью поглощены собой и зеркалом.

Мы с Жорой направились к выходу. На улице шел мокрый снег, который тут же превращался в холодный дождь.

Жора открыл передо мной дверь ресторана и, чуть задержавшись, спросил:

– Где твой водитель?

Сзади нас раздался недоуменный возглас:

– А вы что, не вместе едете?!

Декан и Черный гриб выглядели очень озадаченными.

– Нет! – гордо ответила я. А затем повторила: – Приятно было познакомиться!

Ответа так и не последовало.

Жора открыл мне дверь автомобиля, сухо чмокнул в щеку и угрожающе произнес:

– Смотри, я долго не выдержу, меня и украсть могут!

Затем он резко закрыл дверь.

Дождь со снегом нещадно хлестали по лобовому стеклу.

– Домой! – скомандовала я водителю. В голове роились самые разные мысли.

«Как бы и мне научиться так же высоко ценить себя? – думала я. – Как можно так долго собою любоваться, учитывая столь высокую степень непривлекательности?»

Я решила подвести итоги вечера. «Итак, что мы имеем в сухом остатке: жадный, не потративший за два свидания ни рубля пятидесятидвухлетний мужик, жрущий жирную курицу руками, женатый еврей с бритыми яйцами, любящий месячные».

Тут я не сдержалась и начала громко смеяться. Водитель вопросительно посмотрел на меня и уточнил:

– Валерия, домой?

Я сухо ответила:

– Да, Павел! И побыстрее. Я очень хочу спать!

А про себя добавила: «Притом одна в своей постели!»

Этим вечером Жора не пожелал мне спокойной ночи, как и на следующий день доброго утра.

Таки украли курицу с бритыми яйцами!

20.10.2014

Спаситель

Посвящается М. Б.

Бабы дуры не потому что дуры, а потому что бабы.

Народная мудрость

Часть первая

Через месяц мне будет шестнадцать. Все мальчишки уже пробовали «это», а я нет. Они рассказывали, что испытываешь неземное наслаждение, улетаешь в космос и что за «это» можно Родину продать. Ну не знаю, девчонки не вызывают во мне таких бурных чувств – писклявые, плаксивые создания.

То ли дело наша классная! С ней бы я попробовал, и не раз. Пышная грудь – пожалуй, всё, чем могла похвастаться Ирина Петровна, но её декольте как раз и волновало меня больше всего. Девочки в нашем классе были какими-то плоскими и угловатыми, мне же нравились обтекаемые формы женского тела. На уроках я то и дело рассматривал картины Рубенса, Родена, Кустодиева, пялясь в экран телефона. Посудите сами – где я мог взять такую женщину в свои пятнадцать, да еще и для первого раза? Так и сидел в девственниках, не разделяя весь этот ажиотаж вокруг худосочных одноклассниц.

В конце учебного года, сдав все экзамены на «отлично», я как всегда получил льготную путевку в свой любимый лагерь «Орленок» на целых три смены. Море, солнце, песок, костер, песни под гитару – и никаких родичей, как же они мне все надоели! Я рос без матери и никогда не видел своего отца. Меня воспитывала бабушка по материнской линии, которой то и дело норовили помочь бесконечные тети, дяди и другие дальние родственники; жаль, что лишь советами. Моя мама была успешным скульптором и наведывалась к нам нечасто, всегда подшофе, предпочитая нашему с бабушкой обществу свои инструменты, бутылку и компанию непризнанных коллег по цеху. Она так и не смогла простить отца, который исчез сразу, как только узнал о ее беременности. Что касается меня, однажды я попытался наладить с ним контакт и даже написал ему письмо в Нью-Йорк, где он жил последние пятнадцать лет, с просьбой выслать хотя бы одну его фотографию.

Через пару месяцев пришел ответ. В письмо была вложена фотка. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что я – точная копия отца! Такие же темные волнистые волосы, огромные карие глаза, густые черные брови, смуглая кожа, белозубая красивая улыбка… Даже маленькое родимое пятно на лбу досталось мне от него! От матери я унаследовал лишь нос «картошкой», и он здорово спасал меня от угнетения по национальному признаку в школе. Отец писал, что сожалеет, что испугался, потому что был молод. Потом, его пригласили работать в Америку, куда он и переехал. Все сложилось удачно, он стал главой крупной корпорации, женился на армянке из местной диаспоры, и у них двое маленьких детей. Как ни странно, он не попросил в свою очередь ни мое фото, ни мой номер телефона. Его совсем не интересовала моя жизнь – как я учусь, кем хочу стать, на что мы жили все эти годы. Почувствовав, что его ответ носил скорее формальный характер, я больше не стал ему надоедать. Это была единственная весточка от отца за всю мою жизнь. Такие вот невеселые воспоминания нахлынули на меня, пока я трясся на верхней полке скорого поезда Тверь – Туапсе.

На следующий день по приезду в лагерь я был зачислен во второй отряд, а она была вожатой первого. Пышка, кровь с молоком! Ребята сразу стали за глаза называть ее коровой… вот идиоты! Ничего не понимают в женской красоте! Белокурая розовощекая Маша отчего-то вызывала во мне чувство жалости. Была в ней какая-то невысказанная грусть. Я бы мог снять с нее печать уныния, но вожатая первого отряда собиралась замуж в сентябре, сразу после окончания смены. Я как-то видел ее жениха, он приезжал к ней – здоровый примитивный сельский бык. Со мной ей было бы намного интереснее! Я читал запоем и мог бы пересказывать ей классиков каждый вечер, а она бы внимательно слушала, прижимаясь ко мне своей большой налитой грудью, ловя каждое мое слово. Грудь, ее грудь… она не давала мне покоя ни днем, ни ночью.

Я исподтишка наблюдал за вожатой, особенно на пляже – просто глаз с нее не спускал. Но однажды за завтраком Машу я не обнаружил, и уже вечером забил тревогу: нашел ребят из первого отряда и спросил, куда делась Мария Викторовна. Пацаны сказали, что у нее день рождения, и она отпросилась на пару дней в Ярославль, чтобы отметить с женихом свое двадцатипятилетие. Фух, у меня от души отлегло – слава Богу, она вернется, и я еще ее увижу. До конца смены оставалось всего лишь десять дней.

Маша вернулась, ни капли не повеселев, напротив – она стала еще более задумчивой и отстраненной. Была суббота. После просмотра фильма все отряды дружно двинулись на дискотеку. Пошел туда и я. Не люблю такие сборища, но одному в домике было скучно. Я сидел на лавке и наблюдал за Машей. Она не танцевала, по выражению ее лица было понятно, что ее что-то гложет, и мысленно она находится далеко. Заметив мой пристальный взгляд, Маша словно очнулась. Она одернула свое легкое платье и грустно улыбнулась.

Я продолжал внимательно следить за Машей. Она являла собой точную копию тех барышень-крестьянок, которых так четко отобразил в своих полотнах Федот Васильевич Сычков, только у него они были живыми, а Маша была как будто полумертвой. Мы продолжали смотреть друг на друга. Между нами протянулась невидимая нить, наши Души вошли в контакт. Я решился подойти и пригласить ее на медленный танец. Она отказалась и предложила просто поговорить.

Я присел с ней рядом. «Добротная девка», – чуть не слетела с языка фраза из старого фильма. Я почувствовал тепло ее аппетитного тела. «Чего ты всегда такая грустная, Маша? Можно „на ты“?» «Можно, Майк, странное у тебя имя… В честь Майкла Джексона назвали?» «Нет, в честь деда, которого я никогда не видел. У меня папа армянин, мама русская». «Ах, вон оно что…» – простодушно протянула Маша и опять погрузилась в свои невеселые думы.

– Скажи мне, отчего ты все время грустишь? Я помогу!

– Что сказать? Мне не нужна помощь.

– Нет, нужна! Ты – красивая, есть жених, скоро замуж, все хорошо и нет видимых причин для грусти.

– Я – красивая? – наивно и недоверчиво переспросила барышня-крестьянка.

– Да! Для меня ты – самая красивая!

– Не ври! Я жирная!

– Я не вру! Ты – настоящая!

Маша выровняла спину, поправила декольте. От этого зрелища я заволновался. Вновь заиграла медленная композиция. Я решил пригласить Машу на танец повторно. На этот раз она согласилась.

Я был вдвое тоньше Маши. Несмотря на это, она вцепилась в меня, как утопающий в спасательный круг. Ее внутреннее напряжение передалось и мне.

– Спрашиваешь, почему я грустная?

– Да, – ответил я. – Почему ты не радуешься жизни?

– А ты умный!

– Спасибо! На золотую медаль иду! – похвастался я.

– Молодец! Куда поступать будешь?

– Во ВГИК или в МГИМО на экономический – еще не решил.

– Ого… В актеры хочешь податься?

– Вроде того… Тянет меня на сцену. А бабушка говорит, что этим семью не прокормишь. Она права, наголодались мы с ней. Я мечтаю денег заработать и мир бабуле показать. Я всем обязан ей. И даже жизнью! – разоткровенничался я.

– А я вот не вижу смысла жить…

– Что?! – я даже остановился в танце. – А как же свадьба, любовь?

– Я не люблю своего жениха и вообще, – запнулась она, – всех мужчин ненавижу! Они хотят только мое тело и все, используют меня и убегают. И Степану своему я нужна только ради секса. А я любви хочу… Я не кукла деревянная! Я живая! У меня сердце в груди есть!

Ее большое тело затряслось, и она разразилась рыданиями прямо у меня на плече.

Так вот откуда эта грусть! Маша не любит и нелюбима, она страдает!

Мне стало невообразимо жаль Машеньку, я принялся гладить ее по волосам. Оказалось, что на танцполе остались мы вдвоем. Дискотека закончилась.

Нарыдавшись вдоволь, Маша размазала ладонями слезы по своему красному круглому лицу и сказала:

– Проводишь меня до домика?

Я специально повел ее в обход по узкой забытой дорожке. Было темно, Луна освещала наш путь, доносился ласковый шепот волн, трещали цикады. Волнуясь, я взял Машу за руку.

– Чтобы ты не споткнулась! – объяснил я.

Она промолчала, но руки не забрала.

– Ну вот, я и дома! Зайдешь? Я конфеты из Ярославля привезла! Отметим мой день рождения… чаю попьем!

Комнатка Маши была совсем крохотной. Спальное место да тумбочка с чайником. Вещи висели на стуле, а на быльце кровати сушился купальник. Маша включила чайник, он зашумел, я потянулся к вазе. В ней лежали вафли и конфеты «Коровка». Я слопал сразу целых десять штук, обожаю сладкое. Еще пару лет назад я был толстяком. В школе и во дворе все меня дразнили жиропасом – бабушка раскормила своей выпечкой да вермишелью. Но потом я пошел на борьбу, и лишний вес куда-то испарился. Сейчас я в форме – на метр семьдесят девять вешу восемьдесят пять килограммов. Как любил говорить Карлсон: я умный, красивый, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил!

Маша выключила свет.

– Комары налетят… – сказала она и прилегла на кровать. Только тут до меня дошло, что конфеты здесь ни при чем. Как же сказать, что у меня еще ни разу ни с кем не было, и я не знаю, как это… А, Бог с ним! Я встал со стула и лег прямо на большое тело грустной вожатой, оно было податливым и заколыхалось подо мной словно морские волны. Ровно эти же ощущения я испытывал сегодня днем, плавая на надувном матрасе. Её груди, эти два спасительных буйка, закачались подо мной! Мои мечты сбываются прямо сейчас!

Я нежно взял «буйки» в свои руки и начал их слегка мять. Они были влажными.

– Крепче, – прошептала Маша. – Еще крепче!

Я завелся. Целовал, ощущая солёный вкус ее кожи, тонул в волосах и приятном морском запахе ее тела. Я вошел в нее, но ничего особенного не почувствовал. Парни рассказывали, что девчонки любят погорячее, что их надо ставить раком и жестко драть как сучек. «Я так с Машей не смогу», – подумал я, продолжая ритмично раскачиваться на волнах ее полного тела.

– Сильнее, Майк, можешь сильнее, резче? – простонала она.

Я откровенно не сёк, о чем речь. Уже через десять минут мне поднадоело это монотонное качание, я измял уже всё Машино тело, словно тесто для бабушкиных пирожков, а удовольствие ко мне так и не приходило. И это то, о чем все так много говорят? Снимают, пишут, мечтают, женятся, разводятся, убивают, да и еще и войны развязывают? Нет, это какая-то ошибка. На ум пришла Елена Троянская. Не может быть. Люди – идиоты.

– Глубже! – опять простонала «крестьянка». Я начал делать телодвижения, напоминающие забивание гвоздей. Меня стало подташнивать, живот запел трели. «Коровок» переел!» – с ужасом подумал я.

Судя по всему, Маше было хорошо, а я ждал, когда прекратится эта бессмыслица. Вдруг она забилась в каких-то неведомых мне конвульсиях и громко вскрикнула. Я сообразил, что она так оргазм испытывает. Неужели это сейчас закончится, аллилуйя!

Маша успокоилась и замерла. Сквозь открытое окно свет Луны падал на ее лицо. Наконец оно стало счастливым и умиротворённым.

– Ты мой спаситель! – ласково прошептала вожатая. Взяв мой член в руки, она добавила: – Он все еще стоит, не падает, хочет меня…

О Боги, нет! Я сойду с ума от этого грязного танца. Срочно домой, к себе в отряд. Надо что-то придумать!

– Беги, уже совсем поздно, завтра продолжим! – довольно пообещала барышня.

– Спокойной ночи, конечно, продолжим, Машенька! – слукавил я.

«Да чтоб я… да хоть еще раз… Да никогда! Разве что ради детей! Больше на секс меня не разведет никто, не моя тема!» – думал я, шагая к себе в домик.

– Где ты был, Майк? – с порога накинулся на меня Санек. – Старшие обыскались уже! Я сказал, ты пошел к фонтану посидеть и сейчас вернешься. Тебе просто повезло, что они уснули…

– Я был с вожатой первого отряда.

– С коровой, что ли?

– Да, с ней.

– И как? Она дала тебе?

– Да, черт бы ее побрал.

– Чувак, да ты чего, не рад, что ли?

– Нет, представь себе, нисколечко.

– Обалдеть, как так? – не унимался мой друг и одноклассник.

– А вот так, не понравилось, и все тут. Я не понял юмора!

– Ты хоть кончил?

– Не получилось, член до сих пор стоит, а удовольствия ноль.

– Ты сказал ей, что в первый раз?

– Нет, я ж не дебил! Чтоб она меня на смех подняла?

– А вот это ты зря! Бабы любят новичков, им льстит первой быть. Первую женщину запоминают навсегда, понимаешь? Ты вот всю жизнь теперь эту корову помнить будешь…

– Не называй ее коровой, мне и так тошно, а тут еще ты – корова да корова…

– Я тебе по-дружески советую, все-таки скажи ей, что она у тебя первая, что у тебя чувства к ней, и попроси минет сделать. Чел, я тебе гарантирую, это улёт! Точно кончишь!

– Иди в жопу со своим минетом…

– В жопу тоже классно! Тебе понравится!

– Все, замяли, спи! С сексом покончено раз и навсегда!

– Не гони! Спокойной!

Часть вторая

На следующий день я изо всех сил старался избегать Машу, но не тут-то было. Уже за завтраком она подсела к нам с ребятами за стол.

– Жду тебя сегодня после отбоя! – с сияющим лицом сообщила мне вожатая.

Я по-дурацки улыбнулся и ничего не ответил.

– Да ты не стесняйся, влюбился что ли? – залилась Маша румянцем и звонким смехом.

Я молча ковырял вилкой запеканку, обдумывая план исчезновения из лагеря. Маша же, наоборот, ела с аппетитом, немного почавкивая. Разделавшись с куском одной творожной бабки с изюмом, она пошла за вторым и, многозначительно подмигнув мне, развернулась и поплыла обратно к себе за стол. «Фу, отстала, слава Богу!»

Куда же мне вечером податься? Как спастись от телес барышни-крестьянки?

Весь день я ходил сам не свой, обдумывая побег. Казалось, Маше передалась вся моя радость и жажда жизни, а мне – ее грусть, печаль и нелюбовь. Неравноценный обмен!

Ничего лучше я не придумал, как послать Санька к ожившей вожатой с горьким посланием о моем отравлении. Саня вернулся с лимоном и зеленым чаем.

– Вот, держи, твоя передала. Желала скорейшего выздоровления. Сказала, что ждет тебя завтра.

Мы оба рассмеялись, правда, мне было не до смеха.

На следующий день я не пошел на завтрак, чтобы не пересекаться с Машей. Но днем она сама пожаловала в домик нашего отряда.

– Милый, тебе что, совсем плохо? Чем же ты мог так отравиться? Бедненький…

«Тобой», – чуть не слетело с языка.

– Наверное, конфетами, они подтаяли на жаре. Проклятая «Коровка»! – причитала она. В руках Маша держала тарелку с сухарями из столовки. – На вот, погрызи, а я пока чай вскипячу. Ты бы прилег, не сиди, зачем? Ложись, я за тобой поухаживаю!

Я послушно лег. Господи, что же мне теперь делать? Как избавиться от этой коровы?

По-моему, у меня нет другого выхода кроме как узнать, что такое минет. Если завтра не отвянет, сделаю, как советует Санек.

– Ну вот и молодец, – гладила меня по голове вожатая, пока я грыз сухари, изображая из себя больного.

– Спасибо, Маша, надеюсь, завтра меня отпустит.

– Отпустит, отпустит, куда денется… Завтра будешь как огурчик и продолжим! Ты мой сладкий! – при этих словах розовощекая «крестьянка» потянулась ко мне с поцелуями. Я не стал сопротивляться, но подумал – лучше бы ты ходила печальной. Разбудил на свою голову вулкан страстей. Скорей бы конец смены! А жених ее, этот здоровый бык – молодец, пусть уже женится на ней быстрее!

– А знаешь, я сегодня своему написала, что всё…

– Что – всё? – мое сердце в груди бешено заколотило барабанную дробь.

– Так и написала: «Степан, между нами все кончено, я влюбилась!»

Я поперхнулся, хлебные крошки как салют разлетелись в разные стороны.

– Да не волнуйся ты так! – кокетливо взмахнув толстыми руками, засмеялась вожатая.

– Но Маша, я же еще школьник! Живу с бабушкой на ее пенсионные гроши, ночами подрабатываю сторожем в бойцовском клубе…

– Ничего, зато я уже выучилась и работаю. Я же учительница, ты что, не знал?

– Нет… Не знал… А по какому предмету? – я был потрясен до глубины души. О! Круто! Ричард Бах был прав, «Гипноз для Марии» сработал! Я все-таки трахнул учительницу!

– По всем… Учительница начальных классов.

«Бедные дети, – подумал я. – Такая научит!»

– Не пропадем! – пообещала Маша, снова погладила меня по голове и ушла. – До завтра, ученик!

– Ага…

Остаток дня я провел в невеселых думках в кровати. К вечеру меня и вправду стало подташнивать, видимо с голодухи. Хотя есть я нисколько не хотел – было реально не до еды. В комнату зашел Санек, я сразу набросился на него:

– Дружище, выручай! Она прилипла ко мне, как банный лист к жопе. Как ее слить?!

– Боюсь, уже никак, бабы вообще приставучие, учти это на будущее!

– Это ты учти на будущее, что я с бабами завязал!

– Ха-ха-ха, – заржал Санек. – Да ты еще с ними и не развязывал. Говорю тебе, разведи ее на минет, тебе понравится!

Похоже, у меня не оставалось выбора.

На следующий день на зарядке меня аж шатало. За завтраком я два раза просил добавку. Маша подкралась ко мне сзади и через плечо тихо сказала:

– Я смотрю, все-таки отпустило? Приходи после полдника, мои ребята как раз поведут младшие отряды в лес гулять. Я попрошу вожатых, Маринку с Ленкой, присмотреть за моими оболтусами.

– Хорошо, приду! – пообещал я.

Маша ждала меня голой, завернувшись в пляжное полотенце. Она прижала меня к стенке и хотела поцеловать, но тут я запротестовал:

– Подожди-подожди, Машенька, понимаешь – ты у меня первая. Я хочу попробовать минет… пожалуйста, прошу тебя!

– Ах ты мой сокол ясный, что же ты раньше не сказал?! Я у тебя первая, первая… – она стала на колени и, не снимая полотенца, принялась насасывать мой член.

О-о-о, вот это совсем другое дело! Сашка был прав! Это улет, космос, фантастика! Ноги то и дело подкашивались. Вот оно, блаженство! А-а-а! Я взорвался, и вся пена волн моего возбуждения выстрелила прямо в рот упитанной вожатой. Она слегка застонала и всё проглотила. Я помог ей подняться, и мы вместе рухнули на кровать, которая скрипнула и прогнулась под тяжестью наших тел. Проснулись мы от криков малышей, проходивших мимо домика Маши. Я быстро оправился ото сна и выпрыгнул прямо в окно.

– До завтра! – успела крикнуть мне вдогонку «крестьянка».

– Ну, как оно? – вопрошал Сашка.

– Оно? Ну да, это оно… – сказал я, задумчиво глядя в потолок и растягиваясь на своей кровати, вспоминая минет вожатой. Сил совсем не осталось, приятная истома разливалась по всему телу. Разговаривать не хотелось, и я взял с тумбочки книгу. Как это ни парадоксально, но я как раз читал «Машеньку» Набокова.

После ужина мы с Саньком пошли прогуляться к фонтану. Там щебетали и брызгались водой девчушки из третьего отряда. Одни только начинали превращаться в девушек, другие же походили на настоящих женщин с округлыми выступающими формами. Мне приглянулась симпатичная пышнотелая девчонка, и мы стали с ней болтать. Несмотря на ее фигуру, внутри она была еще совсем ребенком, общение с ней меня искренне забавляло. Мы шутили, хохотали, дурачились, как вдруг сзади неожиданно ко мне подкрались и закрыли ладонями глаза.

– Угадай, кто здесь? – раздался голос дородной барышни-крестьянки.

– Мария Викторовна! – выпалил я, как на линейке.

– Правильно, молодец! – Маша убрала руки и присела рядом.

Ну вот и все, я обречен. Теперь она повадилась следить за мной. Я пропал!

Ситуацию спас Сашка. Он резко вскочил и сказал:

– Майк, мы совсем забыли! Нас же пацаны ждут пара на пару в бадминтон играть!

– Точно, погнали! Пока, девчонки, увидимся!

Мы бросились наутек.

– Пока! – крикнула Маша.