Текст книги "Ранняя смерть"

7

Проснувшись, Кэтлин не сразу поняла, где находится. За окном светало. Обыкновенно она просыпалась еще затемно, а светать начинало, когда она уже ехала на машине к тому месту на берегу озера Лох-Катрин, с которого начинала утреннюю пробежку. Ни комната, ни вид из окна не были ей знакомы. Вот уже месяц она любовалась из окна на церковь Святого Кессога{ Святой Кессог – ирландский миссионер, живший в V в. и проповедовавший христианство в Шотландии. Считается покровителем Шотландии.}, сейчас она посмотрела и не увидела знакомой колокольни. Потребовалось некоторое время, прежде чем она сориентировалась в обстановке.

Калландер – маленький, вытянувшийся узкой полосой городишко с тремя тысячами жителей. Его еще называют преддверием к нагорной части Шотландии. Располагается он на восточных подступах к национальному парку «Троссакс» и озеру Лох-Ломонд. В бывшей церкви Святого Кессога теперь разместилось туристическое бюро, носящее имя Роб Роя. Роб Роя, произведенного в шотландского Робин Гуда, прославленного Даниэлем Дефо, сэром Вальтером Скоттом, Уильямом Вордсвортом, а спустя двести с лишним лет еще и киноиндустрией. Кэтлин подумала: «Интересно, сколько лет должно пройти, чтобы возвышенная цель стала оправданием преступления, совершаемого ради ее достижения? И начиная с какого времени тебя могут возвести за это в ранг национального героя?»

Она приподнялась на цыпочки и запрокинула голову, чтобы разглядеть побольше. Очевидно, она находилась на другом конце городка и все время оставалась в пабе «Мертл Инн» с тех пор, как пришла сюда вчера вечером. По крайней мере, она была все в той же одежде. Туфли она сняла (или кто-то сделал это за нее), так как они стояли под кроватью.

Там же она обнаружила свою сумочку и мобильный телефон. Она заглянула в «памятки»: вечером встреча с Беном Эдвардсом из «Скоттиш индепендент». А который час? Уже половина восьмого. Если поспешить, она еще успеет вовремя на работу. Только пробежку она пропустила в первый раз за все время, но это не такая беда – ведь ей больше не от кого убегать.

Бегать она начала после первой беременности.

– Тебе не хватает здоровья, – сказал ей тогда Томас. – Тренированности. Нужно хоть немного заниматься спортом, без этого нельзя. Если бы ты следила за своим физическим состоянием, то не потеряла бы ребенка.

Он пристал к ней, чтобы она записалась в фитнес-центр. Но одна лишь мысль об этом так испугала ее, что она чуть не заплакала. Она быстро повернулась к нему спиной, чтобы он не увидел ее мокрых глаз.

– С этой же недели ты начнешь тренировки. Тебе это пойдет на пользу. Я сейчас же договорюсь по телефону.

Она покачала головой:

– Лучше вот что: я займусь бегом! Тогда я буду дышать свежим воздухом.

Конечно, это как сказать – есть ли вообще в Лондоне свежий воздух? Впрочем, Кью все-таки расположен в западной части города, где дышится легче. От их дома до Ботанического сада всего несколько минут пешком. Она выберет маршрут вдоль Темзы. Томас вроде бы не возражает.

– Ладно, как хочешь, – сказал он. – Главное, не отступаться. И не надейся, что я не замечу, если ты вздумаешь меня обмануть.

Он велел, чтобы она бегала не меньше двух раз в неделю, но скоро пробежка вошла у нее в привычку и стала ежедневным ритуалом. Сразу после того, как он уходил на работу в Сити, она одевалась и отправлялась бегать. Сперва это была получасовая пробежка, затем часовая. И вскоре она стала бегать все дальше и дальше, сама не замечая, что удлиняет свой маршрут. В ее каждодневном распорядке это был единственный промежуток времени, когда она принадлежала самой себе и которого никто не мог у нее отнять.

Начав бегать, она бросила пить. А это было единственное, что еще как-то объединяло ее с Томасом и что они делали вместе. У нее случилось еще два выкидыша, а Томас с тех пор стал пить еще больше, словно взялся пить не только за себя, но и за нее.

После развода она продолжала бегать, потому что к Томасу это не имело никакого отношения. Она стала бегать по собственной инициативе, он иногда начинал подозревать ее в обмане и думал, что она пропустила пробежку, но на самом деле обман заключался лишь в том, что она быстренько простирывала и прятала спортивный костюм, чтобы муж не догадался, какое удовольствие ей доставляет это занятие и как она им увлеклась. Она боялась, как бы он ей не запретил бегать просто потому, что ей это понравилось. После развода она переехала в северо-восточную часть Лондона, в район, где Томас не мог ее найти. Новый маршрут целиком пролегал по асфальту. А теперь вот она бегает среди такой красоты, какой никогда еще не встречала. В последние четыре недели перед ней каждое утро разворачивалась панорама Троссаксских холмов, нереально прекрасных в студеном утреннем воздухе.

Говорят, от собственного прошлого не убежишь. Кэтлин была уверена, что ей это удастся. Теперь, когда Томас умер, с прошлым, казалось бы, покончено навсегда. Но нет! Этот чертов Томас даже после смерти умудрялся все испортить, не оставив ей ничего хорошего. Теперь полиция полезет в ее жизнь, начнет копаться и вытащит на свет все без остатка. Стоит ли вообще продолжать борьбу за эту шотландскую жизнь? Или лучше сразу собрать вещи и начать все заново где-нибудь еще? Бороться или бежать? У нее не было ответа.

В крошечной ванной Кэтлин нашла нераспечатанную зубную щетку и все необходимое, чтобы помыться и привести себя в порядок. Затем она собрала свои вещи и вышла из комнаты. В прихожей не было видно ни души, но откуда-то доносился запах свежесваренного кофе и запеченной фасоли. Запах привел ее в кухню «Мертл Инна». Дженна в кухонном фартуке жарила на плите яичницу.

– Садитесь, – распорядилась Дженна.

Кэтлин села и стала ждать, когда хозяйка обратит на нее внимание.

– Это завтрак для вас. Я как догадалась, что вы сейчас встанете.

Она поставила перед Кэтлин громадную тарелку с тостами, печеной фасолью, жареными шампиньонами и глазуньей из двух яиц со шкварками.

– Это входит в счет, – заявила Дженна, усаживаясь напротив.

Кэтлин налила себе кофе и принялась за еду.

– Ну как вы – получше? – спросила Дженна без особой озабоченности в голосе. – Вам надо первым долгом зайти в полицию, – добавила она, не дожидаясь ответа Кэтлин.

Кэтлин подняла на нее глаза:

– Почему это? Мне надо на работу. У меня назначено несколько встреч.

Дженна встала и, гремя посудой, начала загружать посудомоечную машину:

– Я тут ни при чем. Я только говорю то, что мне велели передать.

Что там сказал Берни вчера вечером? Что Дженна, мол, такая добрая душа, какой еще поискать. Только не любит это показывать. Кэтлин решила попробовать, что получится.

– Мне нужен адвокат? Могли бы вы мне в этом помочь?

Посуда перестала греметь. Дженна посмотрела на нее и коротко бросила:

– Я переговорю с одной женщиной. Она тогда встретится с вами прямо в полиции.

Больше она ничего не сказала и продолжила молча загружать посуду в моечную машину.

Оставив половину обильного завтрака на тарелке, Кэтлин попрощалась и, не получив ответа, пешком отправилась по делам.

Ее адвоката звали Софи Несбит, она приехала из Калландера и прямо явилась в полицию, где их уже поджидал инспектор уголовного розыска Риз во временно предоставленном ему кабинете. В помятом костюме, в котором она проспала ночь, Кэтлин почувствовала себя рядом с этой дамой жалким чучелом – от Несбит пахло дорогими духами, на ней был сшитый на заказ светло-серый костюм с юбкой, волосы были уложены, лицо накрашено, словно она собралась на фотосессию для журнала «Вог».

Софи Несбит долго не канителилась. Не успела подзащитная и слова сказать, как Несбит уже заявила Ризу:

– У вас нет ничего против моей клиентки.

– Нам… – начал Риз, но Несбит оборвала его на первом же слове:

– Вам повезло, что я не успела повидать судью Уэлша. Но я гарантирую вам, что еще поговорю с ним об этом обыске. Потому что у меня есть обоснованные сомнения насчет того, что все происходило как положено.

Риз побагровел:

– Вы обвиняете меня в том, что я…

– По-моему, мы все обсудили? Мою клиентку я забираю с собой. Она уже ответила на все ваши вопросы. Если настоящий виновник позволяет себе какие-то безобразные шутки с мобильным телефоном своей жертвы, это еще не основание для того, чтобы срывать ее с работы, а потом портить весь вечер. Но вы ведь знакомы с такой вещью, как жалобы на полицейский произвол? В таком случае вы представляете себе, что вас ожидает в ближайшие дни.

– Вы на меня собираетесь…

– Психика моей клиентки на пределе. Это доказывает ее вчерашний обморок. И вина в этом в значительной степени лежит на вас, Риз. Как удачно, что сегодня вечером я встречаюсь с заместителем главного констебля, мы ужинаем в ресторане. Я поговорю с ним об этом деле. Всего хорошего, инспектор!

Она подхватила Кэтлин под локоть и провела ее мимо задохнувшегося от возмущения Риза к выходу. На ходу она кивнула сержанту Керру.

– Передайте привет Дженне! – сказал тот вдогонку.

– С удовольствием передам! – ответили в один голос Софи Несбит и Кэтлин.

Вскоре Кэтлин опять сидела за столиком в «Мертл Инн» с чашкой чая, которую поставила перед ней Дженна, а рядом Софи Несбит разбирала ее бумаги.

– Спасибо, что вы мне… – начала Кэтлин, но адвокат, по-видимому, имела привычку всех прерывать на полуслове: как полицейских, так и своих клиентов.

– Дженна еще вчера мне сообщила. Так что у меня было достаточно времени ознакомиться в общих чертах с вашим делом.

«В общих чертах! Интересно, что же бывает тогда, когда она вникает обстоятельно?» – подумала Кэтлин, но вслух ничего не сказала.

– Между прочим, ваш бывший муж приезжал в Шотландию, чтобы пройти курс лечения от алкоголизма в Центре Харлана Трента. Вам это название что-нибудь говорит?

Кэтлин искренне удивилась:

– Томас собирался лечиться от алкоголизма?

– Именно так, – невозмутимо подтвердила Софи. – Советую вам уволиться из фонда «We help».

Кэтлин удивленно помотала головой:

– Вы хотите сказать – уйти в отпуск. Взять больничный. Уйти временно. Или как?

Софи провела рукой по волосам, проверяя, в порядке ли искусно уложенная прическа:

– Я имела в виду ровно то, что сказала: уволиться. Причем не дожидаясь, пока выяснится, кто вы на самом деле.

– Вы считаете, что я убийца? Зачем тогда было вызволять меня сегодня! – возмутилась Кэтлин, однако она уже смутно почувствовала, что речь совсем не о том.

– Чепуха! Убили вы там кого-то или не убили – это сейчас не важно. Но если вы хотите, чтобы к вам относились как к человеку, заслуживающему доверия, то увольняйтесь, не дожидаясь, пока там начнут проверять ваши личные данные.

– Я сменила имя и фамилию в законном порядке.

– Я говорю о вашей автобиографии. Я спрашиваю себя: есть ли где-то предел человеческой глупости? – Молча посмотрев на Кэтлин, Софи спросила: – Неужели до сих пор никто не удосужился проверить?

Кэтлин пожала плечами:

– Тогда бы меня, наверное, не взяли туда на работу.

– Вы ежедневно имеете дело с журналистами, которые в силу своей профессии привыкли все проверять. Неужели вы не боялись?

В первый раз за долгое время Кэтлин улыбнулась:

– Да нет, вообще-то. Мне просто интересно было, сколько это продлится, а пока пользовалась удачей. О том, как быть дальше, я решила подумать потом, когда придет время.

– Не могу понять, чего в этом больше – наивности или храбрости, – сказала на это Софи Несбит и продолжила уже более мягко: – Почему вы выбрали именно связи с общественностью?

– Да я и не выбирала. Я подавала заявления в разные места: где повезет, там и ладно. В «We help» меня взяли.

Адвокат молча посмотрела на нее. Затем рассмеялась:

– И сколько же этих поддельных, черт бы их побрал, биографий вы нарассылали?

Кэтлин попробовала вспомнить:

– Штук двадцать, наверное.

– И никто не потребовал справок?

Кэтлин помотала головой.

– Чего у вас не отнимешь, так это креативности. А теперь поезжайте-ка на службу и подайте заявление об уходе. Скажите, что в ближайшие дни вы будете на больничном. Ну, как наврать начальству, у вас уже есть опыт. Скажите, что вам нужно вернуться в Лондон, по какой-нибудь там причине. А после мы с вами подумаем, как вести себя дальше. К сожалению, то обстоятельство, что через два часа вы станете человеком без постоянного места работы, вызовет у Риза опасения, как бы вы не скрылись от следствия. Так что вы будете как паинька сидеть в Калландере и не выкидывать никаких фокусов. А я попытаюсь их убедить, что вы не сбежите. Хорошо бы поступить на другую работу. В какой области у вас еще есть опыт?

– Ни в какой.

Такого адвокатесса явно не ожидала.

– Да, не густо! – протянула она. – Интересно, как вы со мной будете расплачиваться.

Затем она покосилась на дверь, за которой скрылась Дженна:

– Я попробую узнать, куда вас можно пристроить. Так вы действительно никогда нигде не работали?

– Разве иначе мне пришлось бы подделывать свою автобиографию? – вопросом на вопрос ответила Кэтлин.

– Для этого бывает тысяча других причин: незаконченное высшее образование, начальник со старого места работы, которого не хотелось бы включать в список тех, кто может дать о тебе отзыв… У вас хотя бы есть какое-нибудь хобби, на которое можно опереться?

– Раньше я пела, – сообщила Кэтлин. – И еще я люблю бегать.

Адвокат безнадежно закатила глаза и поднялась. Для нее беседа на этом кончилась. Она достала из сумочки мобильный телефон, ее мысли уже были заняты другим. Между двумя звонками, во время которых она давала кому-то краткие, четкие указания, она попрощалась с Кэтлин и пошла к своему «мерседесу». На ней были туфли на шпильках, но она ни разу не споткнулась и, несмотря на мороз, несла пальто, перекинув через руку.

Кэтлин проводила ее взглядом, а затем увидела, что Дженна тоже вернулась в зал и, так же как она, провожает глазами Софи. Когда Дженна поймала ее взгляд, Кэтлин сразу же опустила глаза, как будто подсмотрела что-то запретное. Собравшись с мыслями, она сосредоточилась на том, что необходимо сейчас сделать.

Ей нужно съездить на работу и забрать оттуда свои вещи. Нужно как-то объяснить Дэну и Ленни, почему она уходит. Отговорки она придумывала довольно ловко, вот только сейчас ничего не приходило в голову. Но какие у нее варианты? Сказать правду? Из всех вариантов этот – самый худший.

Она посмотрела на свои часы: почти десять. Срочно позвонила Ленни и предупредила, что придет попозже, и попросила его договориться с шефом, чтобы тот ее принял. Дженне она сказала, что еще вернется и заплатит по счету.

Затем она отправилась за своей машиной, оставленной на другом конце городка перед домом, в котором жила. Ей очень хотелось бежать бегом, тело жаждало движения, адреналина. Но она не решилась. Вдобавок и обувь на ней была неподходящая, и одежда не та. Идти было всего десять минут, улицы были безлюдны, но Кэтлин не покидало чувство, что за ней наблюдают. Ей казалось, что за каждым окном кто-то стоит и следит за ней. В каждой проезжающей машине ей мерещились преследователи. Она с трудом заставила себя пройти милю пути до своего дома размеренным шагом. Пытаясь как-то отвлечься от этих мыслей, она стала вспоминать, как обиделась на адвокатшу, когда та так пренебрежительно отнеслась к ее любимым занятиям. Ну ладно, пускай бегать – не трудно, и любой это может, не только она. Но слова Кэтлин о том, что она умеет петь, эта Несбит вообще не удостоила внимания, даже из вежливости ничего не спросила. А ведь в пение Кэтлин вкладывала всю душу, только им и жила, пока Томас ее этого не лишил. Она ведь сумела поступить в Лондонскую школу исполнительского искусства и технологий в Кройдоне, и это было самое потрясающее время в ее жизни. Чего стоили одни лишь вступительные экзамены! Никогда еще у нее так не колотилось сердце, она не спала ночами. Сначала от переживаний – примут или не примут. Затем от волнения, что добилась и ее приняли. В Лондонскую школу исполнительского искусства! А Софи Несбит об этом даже и слушать не стала. Что эта женщина сказала бы по поводу ее диплома по специальности «средства массовой информации», по поводу того, что она училась в Открытом университете?{ Открытый университет (Open University) – британский университет, основанный в 1969 г., в котором широко используются методы дистанционного обучения.} «Диплом для домохозяйки», – сказала бы она. Как хорошо, что Кэтлин об этом не упомянула!

Пройдя церковь Святого Кессога, она свернула за угол и очутилась перед домом, который должен был стать ей родным и привычным, но сегодня казался еще более чужим, чем в тот день, когда она впервые в нем ночевала. Она постояла в нерешительности.

Нет, она не может туда войти. Не потому, что в нем недавно рылась полиция. Она хотела переодеться, ведь сегодня ее последний день в офисе фонда, но не смогла пересилить себя и подойти к двери. Чем дольше она стояла, разглядывая дом, тем нереальней становился он в ее глазах. В следующий миг каменное здание восемнадцатого века стало вдруг плоским, и ей почудилось, что стены надвигаются на нее.

Кэтлин села в машину и спаслась бегством.

8

Колин Макфедден захлопнул дверь у него перед носом. Бен упорно продолжал стучать и громко крикнул:

– Мистер Макфедден, пожалуйста, только несколько вопросов!

– Да пошел ты!

С той стороны что-то бабахнулось о дверь. Судя по звуку, большое и увесистое. Бен отступил на шаг и оглянулся: длинный, темный коридор, на полу окурки и раздавленные консервные банки, любопытные соседи, высунувшиеся из дверей поглазеть. Над всем этим – разноголосый гомон идущих в это время по телевизору передач. Снизу вонь, в которой смешались запахи мочи, застоявшегося дыма и горелого масла. Бен вернулся на лестничную площадку, где пахло мочой и выдохшимся пивом. Стараясь не дышать, он стал спускаться по лестнице, как вдруг услышал за спиной шаги.

– Погодите! – раздался у него за спиной мужской голос. Бен остановился и обернулся. Это был не Макфедден, а один из глазевших соседей. Ничего не говоря, Бен подождал, что скажет мужчина.

– Вы насчет Кэмерона? – спросил тот.

На нем был дырявый синий махровый халат, из-под которого торчали тощие длинные ноги в серых носках. Бену показалось, что они с этим человеком ровесники. Но жилец с верхнего этажа давно махнул на себя рукой, в то время как Бен все еще верил, что впереди его что-то ждет. Что-то большое. Что-то выдающееся. Что-то такое, ради чего стоит постараться, а не просиживать вечера в драном халате перед телевизором, по которому крутят какую-нибудь мыльную оперу.

– Допустим, – сказал Бен.

– Полицейский или журналист?

– Журналист, – признался Бен.

Мужчина подошел ближе, спустившись на несколько ступенек:

– Дождитесь, когда вернется жена Макфеддена. Соня всегда возвращается в это время. Она где-то подрабатывает уборщицей. Если кто из них двоих и станет говорить, то скорее она.

– Как я ее узнаю?

– Маленькая, сухонькая блондинка. Лет тридцати, но выглядит старше.

«Тридцать, – подумал Бен. – Кэмерону было уже пятнадцать».

Он сразу представил себе Соню: школу не окончила, специальности не получила, зато забеременела, и Кэмерон был у нее первым, но не единственным ребенком.

– Спасибо вам, – сказал Бен, догадавшись, почему этот сосед Макфедденов был с ним так любезен.

Он сунул руку в карман и, выудив оттуда несколько фунтовых монет, протянул их своему советчику.

– О’кей? – спросил он.

Тот расплылся в щербатой улыбке.

– Все в порядке. Желаю удачи! – сказал щербатый и с этими словами ускакал к себе наверх, скрывшись в длинном коридоре.

Бен продолжал спускаться по лестнице, но уже не торопясь. Лифт был сломан, так что с Соней Макфедден они не могли разминуться. На последней ступеньке ему повезло: в подъезд вошла Соня. Согнувшись, точно старуха, она тащила потертую, вытянувшуюся пластиковую сумку с надписью «Aldi».

– Позвольте, я помогу! Такая тяжесть! – сказал Бен, кивая на мешок, который Соня испуганно прижала к груди.

– Иди давай, тут тебе ничего не отломится! – огрызнулась женщина.

Голос у нее тоже был старушечий, прокуренный и пропитой. Но было заметно, что когда-то она была очень хорошенькой девушкой.

– Простите, миссис Макфедден, если я нечаянно вас испугал!

Она устало усмехнулась:

– Когда меня называют миссис Макфедден, это всегда не к добру. Ну, из какого ведомства на этот раз прислали по мою душу? – Поставив пластиковую сумку на пол, она потянулась, держась рукой за поясницу.

– Никто меня не посылал. Меня зовут Бен Эдвардс. Я репортер из «Скоттиш индепендент». С вашего разрешения, я бы хотел поговорить с вами о Кэмероне.

Соня нагнулась, схватила сумку и, прижав ее к груди, попыталась, не глядя на Бена, проскочить мимо него на лестницу. Он удержал ее за локоть.

– Прошу вас! Я ничего не напишу без вашего согласия, – а затем добавил: – Мы не просим, чтобы вы сделали это бесплатно. Просто скажите мне, сколько вы за это хотите.

Она все еще отворачивалась, но от неожиданности застыла на месте.

– Миссис Макфедден, вашему мужу необязательно знать о нашей беседе. Если хотите, можно договориться и встретиться потом в другом месте. Никто ничего не узнает, поверьте мне. Я только хочу поговорить с вами о смерти Кэмерона. Я понимаю, для вас это было большое горе…

Она рванулась от него изо всех сил. Пластиковый пакет выпал у нее из рук, и его содержимое вывалилось на пол. Сумка была набита детской одеждой, совершенно новой с виду. Похоже, что в благотворительном секонд-хенде великолепный ассортимент. Или это ношеные вещи, из которых выросли дети в той семье, куда она ходит убираться? Он помог ей собрать одежду.

– Отвяжитесь вы с вашей помощью! – зашипела она, замахиваясь для удара.

Он отступил на шаг, увидел, что она плачет. Он засунул ей в сумку свою визитную карточку и, не оглядываясь, направился к выходу, слыша за спиной торопливые шаги вверх по лестнице.

На улице тем временем уже стемнело. Удаляясь от дома, Бен размышлял на ходу. Родители отказываются с ним говорить. Тут и горе, и негодование – это понятно. Но они не соглашаются поговорить даже за деньги. Может быть, им есть что скрывать? Но что? Нарушения, связанные с исполнением родительских обязанностей? Вряд ли, раз речь идет о пятнадцатилетнем подростке. Что же тогда они могут скрывать? Мальчик сорвался с крыши. Несчастный случай, возможно, самоубийство, так, кажется, считают многие. Большинство здешних родителей согласились бы об этом поговорить, тем более когда за это предлагают деньги. Но может быть, смерть Кэмерона не была ни несчастным случаем, ни самоубийством.

«В Эдинбурге погибло трое детей, и на этом дело не кончится».

На что намекал отправитель анонимного факса? Вряд ли на то, что дети совершали самоубийства от отчаяния под влиянием какой-то дурацкой программы фонда «We help». Может быть, кто-то приложил руку к смерти этих детей? Чепуха, подумал Бен. Эти люди собрались для того, чтобы помогать детям. Пускай даже некоторые ребята плохо отзываются о работе фонда, это все-таки еще не причина. Нет, работа фонда только-только началась, и в обществе она встретила позитивный прием. Кроме того, у фонда появились именитые жертвователи, сделавшие солидные взносы, и акции фирмы «Дункан Ливингстон фармасьютикс» котируются высоко. Большая часть денег по-прежнему поступает от ДЛФ. Никто не может быть заинтересован в том, чтобы фирма обанкротилась. За всеми этими событиями должно крыться что-то другое: кто-то решил нанести вред фонду. Фонду и фирме «ДЛФ». Как только поступил факс, Бен сразу же связал выдвигаемые против фонда обвинения с курсом акций ДЛФ. А теперь задача состоит в том, чтобы выяснить, что кроется за этими обвинениями. Чего добивается автор анонимного сообщения? Чтобы Бен или кто-нибудь из его коллег выяснил, что у этих детей имелись суицидальные наклонности, а работники фонда не обратили на это внимания, а не то и поддерживали в своих подопечных такие настроения? Или чтобы кто-то выступил с сенсационной статьей, обличающей фонд в несостоятельности? Может быть, анонимный автор сам замешан в этом деле…

«…и на этом дело не кончится».

Мимо Бена промчался светло-серый родстер. Бен с любопытством проводил его взглядом и, увидев, что машина остановилась перед домом, где жили Макфеддены, понял: родители Кэмерона срочно вызвали кого-то на подмогу. Кого и почему? Может быть, они не по собственной воле отказались разговаривать с журналистом. Бен подождал, чтобы посмотреть на водителя. Из машины вышла женщина. Блондинка с волосами до плеч. Она была в костюме с юбкой. Больше ему ничего не удалось рассмотреть. Женщина скрылась в подъезде.

«Curiouser and curiouser»{ «Все удивительнее и удивительнее» (англ.) – слова, с которых начинается вторая глава книги.}, – вспомнил Бен слова из «Алисы в Стране чудес». Затем повернулся и пошел к автобусной остановке.

– Кто-то хочет навредить фонду? – удивленно повторил Седрик Дарни.

– Или дело вообще не в фонде, а в ДЛФ, – продолжил Бен излагать свои соображения. – И тогда следующий шаг…

Он остановился, оставив последнюю фразу незаконченной.

Они сидели в кабинете на втором этаже, удобно расположившись в глубоких креслах за журнальным столиком. Незнакомый Бену слуга подал чай. Взглянув на него, Бен подумал, что выглядит он так, словно его только что выпустили из Школы дворецких Айвора Спенсера, и мысленно отметил: дворецкий в Великобритании – представитель вымирающего вида? Где-то он читал, что многие выпускники школы в настоящее время работают в арабских странах. Карикатурные образы дворецкого представляют его чопорным, педантичным и лишенным каких-либо человеческих эмоций. Между тем человек, подававший чай, выглядел куда более бодрым и жизнерадостным, чем бледный и болезненный Седрик.

Когда Седрик, извинившись, ненадолго отлучился, чтобы переговорить о чем-то с дворецким, Бен встал и огляделся: книжные полки до потолка, отделанные деревянными панелями темно-зеленые стены, на полу – толстые ковры. Библиотека занимала добрую половину всего этажа. Из окон открывался вид на сад позади дома. Сад оказался гораздо больше, чем думал Бен. Громадные деревья, идеально подстриженные газоны.

Седрик вернулся и выслушал подробный отчет Бена о том, что ему удалось выяснить. Слушая, он внимательно смотрел на собеседника, время от времени кивал и, где надо, соответственно подавал голос. Бен умел ценить хорошего слушателя. Как правило, ему приходилось иметь дело с коллегами, у которых средняя продолжительность внимательного слушания составляла в лучшем случае десять секунд, да и то не всегда, а лишь при исключительно хорошем настроении и при условии, что в этот день они как следует выспались.

Когда Бен начал излагать выводы, Седрик встал и заходил взад и вперед по комнате, засунув руки глубоко в карманы костюма, сшитого, должно быть, в одном из самых дорогих ателье на Севил-роуд.

– Кто-то решил мне навредить, – согласился он. – Но почему таким окольным путем, через фонд?

– А как еще?

– Как еще? – повторил Седрик.

Он остановился, устремив взгляд себе под ноги:

– Через газету, через другие филиалы?

– Факс поступил только в вашу газету…

Седрик кивнул, но ничего не сказал.

– Возможно, ДЛФ наиболее уязвим, – продолжал Бен.

– Только если они в чем-то проштрафились.

– Может быть, так и есть.

– Тогда в фонде действительно что-то нечисто?

– Не имею понятия, – признался Бен. – Пока мы не узнаем, кто или что за этим кроется.

В дверь тихо постучали. Дождавшись разрешения Седрика, в комнату вошел дворецкий.

– Да, Дэвид? – вежливо спросил Седрик.

– Звонила миссис Ливингстон, сэр. Она спрашивала, возможно ли ей с вами встретиться.

– Отвечу через десять минут, – сказал Седрик, и Дэвид тихо затворил за собой дверь.

– Бри Ливингстон. Знаете ее? – обратился Седрик к Бену.

Разумеется, Бен знал. Это была внучка основателя фирмы Дункана Ливингстона. В отличие от отца и деда, она, поступив в Даремский университет, выбрала вместо химии юриспруденцию. Окончила ли она полный курс, осталось неизвестным. Сегодня она управляла делами фирмы вместе с финансовым директором Эндрю Митчеллом, карьеристом из Стерлинга, болезненно мечтавшим быть допущенным в знатное общество. Женившись на деньгах, он стремился проникнуть через жену в высшие круги. Однако дело пошло не так успешно, как он рассчитывал. Он все еще топтался у закрытых дверей, которые сами распахивались перед его женой. Ходили упорные слухи о его связи с Бри, поскольку она, а не жена, таскала его за собой на балы и приемы. За спиной эту парочку называли «Дрим Тим»{ Dream Team (англ.) – «Команда мечты». Так журналисты прозвали американскую сборную по баскетболу на Олимпийских играх 1992 г., составленную из звезд Национальной баскетбольной лиги.}.

– Она хочет со мной повидаться. Как вы смотрите на то, чтобы тоже пойти на эту встречу? – неожиданно предложил Бену Седрик.

– Я? – переспросил Бен и тут же торопливо согласился: – Конечно, с удовольствием.

– Прекрасно, – усмехнулся Седрик. – Ведь если мы хотим выяснить, в чем дело, неплохо побывать в ДЛФ и послушать, что там говорят. Верно?

Бен кивнул и тоже усмехнулся:

– Верно.

– А кто вы такой, мы ей не скажем…

Уж тут-то у Бена разгорелся настоящий интерес. Он радостно заулыбался:

– Дайте мне время до середины завтрашнего дня, чтобы я мог хорошенько приглядеться к этой Анджеле Кин, которая руководит эдинбургским проектом фонда. На встречу придет также пресс-секретарь фонда Кэтлин Андерсон. Может быть, к тому времени и ребята, участвующие в программе, станут поразговорчивее, – перечислил он свои доводы.

Седрик достал из кармана маленький приборчик, похожий на пульт от телевизора. Нажал на кнопку, и через несколько секунд в дверях возник дворецкий Дэвид.

– Сэр?

– Я встречусь с Бри Ливингстон завтра вечером. Сможете вы тогда отвезти нас с мистером Эдвардсом в фирму?

Дэвид ответил кивком и закрыл за собой дверь.

– В среду вечером, – обратился Седрик снова к Бену. – Во сколько, я сообщу вам попозже. Используйте оставшееся время.