Текст книги "ЦУ ГЕЗУНД!"

Проводив добровольных помощников, Татьяна вошла в комнаты к сыну и присела на краешек кровати. То, что Мишка очнулся, она поняла по донёсшемуся до неё тихому шёпоту: «Спать… Песня…» Татьяна поправила Мишке одеяло, наклонилась к его голове и тихонько запела:

«Баю-баю, баю-бай…

Спи, мой сына, засыпай.

Спи, мой сладкий, крепко спи

И смотри цветные сны.

Про медведей, лошадей,

Белок, зайцев и ежей,

Про слонов и про мышей,

Воробьев и голубей.

Спи, мой милый, спи, малыш.

Почему же ты не спишь?

Глазки крепко закрывай,

Поскорее засыпай.

А-а-а-а, а-и-ай,

Ай-я-а-а, а-а-ай.

Баю-баю, баю-бай.

Спи, мой Мишка, засыпай…»

Мальчик заснул очень быстро. Он спал в пустой, не обставленной ещё комнате и улыбался во сне. Что ему снилось, не знал никто… А из открытого окна мягким светом мерцали звезды, доносились трели лесных птиц и тянуло запахом луговых цветов…

Жизнь продолжалась… «Всё… Хорошо!»

Год Кролика, или ЕПДыть!
Памяти Марины Чащиной (Слиньковой)
/Евдокии Дозорной/ (01.10.1975—23.03.2011)
посвящается.

Жила-была на границе Садового кольца одна кошка. Очень признавала путассу и всей своей сущностью отрицала сухой корм. Кошку звали Дусей. Полностью – Евдокией. Хозяйка звала её Лаской, но внутри для себя и остальных вовне кошка слыла Дусей. Считала своё место жительства заслугой и гадила.

Гадила Дуся, где хотела и как ей только заблагорассудится. Благо позволялось. Не последнюю роль в этом играло то, что похожа Евдокия была на сиамку, а порода сия отличается норовом крутым. Соответствовать же надо? Да и в доме, где жила Дуся, гадить в те времена можно было где угодно, никто значения не придавал.

В дом её принёс некто Павлов. У него ещё дружок «Тираннозавр Васька» был. Отец сына дочери хозяйки, но, на момент отцовства, уже не муж, а позже и не отец. Остановимся, на том, что в историю он вошел, уже дав Евдокии отчество Павловна, и более о нём не будем.

Дочь хозяйки родилась в Год Кролика. Позже, снова в Год Кролика, родила первого и, как показала жизнь, единственного сына, которого, в попытках обмануть судьбу и пользуясь иными источниками, альтернативно именовавшими Год Кролика Годом Кота, называла Барсом. В один из последующих Годов Кролика она и умерла. «Мы не больные люди, мы – здоровые кролики» – именно эта её фраза могла бы стать исчерпывающей эпитафией на её надгробии.

Когда люди занимались сексом, кошка Дуся была тут как тут. По меткому определению дочери хозяйки: «Заступала в дозор». Пристально наблюдала, и иногда даже пыталась участвовать. За что и была наречена Евдокией Павловной Дозорной. Мной, а потом и всеми остальными обитателями трехкомнатной квартиры с входом из переулка и окнами на Садовое кольцо.

Дочь хозяйки писала стихи. Хорошие. Очень. По крайней мере, маститые литературоведы вниманием их старались не обделять. «Неосимволизм», – говорили они. И даже не представляли, насколько были близки. Не к правде, но к истине. Когда подошло время поэтический багаж опубликовать, то сам собой встал вопрос о выборе творческого псевдонима. Ничтоже сумняшеся она нареклась по имени кошки своей матери – Евдокией Дозорной, благо сиамское в ней было тоже и даже в некотором избытке.

Как и положено поэтессе и предначертано псевдонимом, жизнь она со временем начала вести кошачью. Пока вдохновлённые музыканты писали на её стихи песни, а копирайтеры вставали в очередь за её афоризмами, она, в поиске творческих сил, ела, спала и ласкалась. И писала, писала, писала… Это было правильно. Поэту – поэтово, промискуитету – промискуитетово. В определенные, интимные, моменты этой своей кошачьей жизни она была готова откликаться на псевдоним Вера Каторжанина. Её отец, которого она помнила лишь по выцветшим от времени фотографиям, был хроническим сидельцем, и «понятия», несмотря на всю свою неуживчивость, она вживляла себе с истовым дочерним упорством. Но это уже совсем другая история, не публикуемая, потому что ни ей, ни мной не написанная. Извините…

Мы потерялись с ней в момент окончания её творческого галлюциниума. Как мне кажется, ассоциативно это слово наиболее точно может передать то, что тогда с ней происходило. Ну как потерялись… Два медведя в одной берлоге… Вытеснили друг друга. Связь не поддерживали, но и не теряли. Звонила исключительно в случаях крайней необходимости. То она открывала частную детективную практику, то вдруг собиралась переезжать в «на Украину». То ставила меня перед фактом, что оформила со мной развод, и мне требуется подписать необходимые бумаги, то вдруг вновь предлагала пойти в ЗАГС. И мы шли. Но берлога оставалась одна, а учёные с ответом на вопрос: «Как из медведей превратиться снова в нормальных людей?» не спешили.

В последние полгода она подружествовала с моей музой, даже посвящала ей стихи. Бывало, они подолгу висели на проводах, кляня через меня свою нелёгкую женскую долю. Со мной предпочитала общаться через свои произведения. Ровно до тех пор, пока одним пасмурным мартовским утром вдруг… «Привет! Не разбудила? Если вдруг со мной что-то случится, я могу рассчитывать на твою помощь?»

Она была необыкновенно для себя в такой ранний час взволнованна. Мне показалось, что даже чем-то напугана. Естественно, она всегда могла рассчитывать на любую помощь, и она это знала. Достаточно было только поднять телефонную трубку. «Я тебе наберу, если что. Не выключай телефон только. Хорошо?» Не набрала.

О её смерти я узнал постфактум, спустя неделю после похорон, на которые собирали всем поэтическим миром. Ровно в тот день, когда раздался тот горячечный звонок. Инфаркт. В очередную годовщину нашей первой с ней свадьбы. Скорая ехала к ней почти час, хотя подстанция была аккурат через Садовое кольцо.

В тот день она написала, как оказалось, своё последнее стихотворение «Я приветствую Вас»:

 
«Я приветствую Вас, госпожа Паранойя,
мы не виделись верную тысячу лет.
Со времен декаданса. Вы краситесь хною?
Вам идет этот рыжий… Хотите омлет?
Не вопрос – приготовлю. Устали с дороги?
Мойте руки, родная. Садитесь за стол.
У меня окормлялись и дети, и боги…
Не махнуть ли нам водочки, граммов по сто?
За окном непогода, и дома не славно…
Оцените колор, я купила на днях
Занавески в горошек. Не будем о главном…
Всех давно утомила моя болтовня.
И не спорьте, прошу. Бесполезное дело.
Да! Упряма как сто… неумытых чертей.
К ангелочкам, увы, я почти охладела,
но само ожидание добрых вестей
Вас приводит сюда… Нет претензий, конечно:
аппетит не испорчу, салфетку подам…
Кто-то третий прошепчет: целую вас нежно,
двух, по сути, морально устойчивых дам».
 

В сноске явно для кого-то было указано, что «истинное значение слова „окормлялись“ Автору известно».

Написала, и Год Кролика на мгновение остановился. Вместе с её сердцем. Чтобы вскоре продолжиться, но уже без неё.

С той поры минуло уже достаточно лет. Евдокия Павловна Дозорная, как величина для моей жизни, сократилась до инициалов ЕПД.

Чтобы в ком-то видеть, в первую очередь, человека, человеком необходимо быть самому. Предмет изучения должен соответствовать твоим понятиям о «человечности», да и большое видится на расстоянии. С годами мне всё чаще кажется, что это ЕПД – её последнее мне пророчество. Не только и не столько непосредственно она – Евдокия Павловна Дозорная, сколько уже выписанный мне где-то и кем-то Единый Платёжный Документ. Со сроком оплаты в один из грядущих Годов Кролика.

Год Петуха, или Романтичная натура

Что женщина кушает, так она в постель и ложится. Катя, к примеру, обедала заварной лапшой с сарделькой. Нет, ну как обедала, так, промеж дел заглатывала. Иногда с яичком. Небольшим таким, перепелиным. Иногда, по ситуации, не сардельку, а сосиску там, или шпикачку какую. Колбаску там… охотничью. Но в сопровождении лапши – обязательно. Потому что лапша для Кати была тем, от чего вечно голодные бабочки в её животе самодовольно засыпали, а под ложечкой до вечера сосать переставало…

В самой лапше особого разбора Катя не делала. Единственное, что «со вкусом курицы» отвергала напрочь, впрочем, как и куриные яйца в качестве основного блюда к ней. Во-первых, в рот целиком не помещались, во-вторых, рождена Катя была в Год Петуха, хотя для неё, как для девочки, правильнее было бы сказать: в Год Курицы. Своих она предпочитала не есть. «Ну не каннибалка же я, в конце концов!» – если что, оправдывалась она и до яиц свой ежедневный рацион старалась не низводить.

А когда все дела по работе, конечно, не сами по себе, но всё-таки рассасывались, наступал вечер, и Катя шла в клуб, где вместе с такими же Катями, как она, посасывала коктейли, не чуралась смузи и иногда, когда становилось совсем уже невмоготу, принимала на грудь. От смузи и коктейлей бабочки тоже более-менее утихомиривались, но не так, как от лапши. Лапши ей явно не хватало. Поэтому, приходя после клуба домой, Катя первым делом распускала лапшу. Себе и сама. После садилась у окна и с задумчивым видом потребляла. В постель потом ложилась споро и быстро, завтра ей было необходимо вновь идти на работу, где между дел её ждал обед в виде сардельки, сопровождаемой новой порцией столь необходимой для её жизни лапшички.

Пусть даже и без мясного, с колбасными изделиями всякое может случиться, но с ляшкой – обязательно! Потому что без топинга, такая девушка, как Катя, прожить себе вполне может, а вот без щедро приправленной остреньким загогулистой лапшички – ну нет и никак. Что поделаешь, Катя – романтичная натура!

Как-то раз в воскресенье Катя лежала на диване и смотрела телевизор. На экране умненькие дяденьки учили тупеньких тётенек, как тем нужно быть женщинами. Хрупкими, нежными и чьими-то. Время Кате девать было некуда, а потому она молча внимала и от неимения бóльшего посасывала чупа-чупс. Сам Бóльший в клуб мог завалиться только к вечеру, а потому времени у неё были вагон и маленькая тележка.

Чуть позже позвонил и Бóльший, сказал, что денег у него сегодня уже нет, а потому в клубе он не появится. Катя расстроилась, ибо жизнь дала трещину. Трещина Катя в своё время безоговорочно отшила, так как у него, в отличии от Бóльшего, денег не было вообще и никогда.

Передача подходила к концу, тётеньки на экране просветлялись и умнели. «Если у вас есть вопросы к умненьким дяденькам – пишите им на электронненькую почточку» – провещала, обращаясь будто к Кате, одна из них. – «Они вам обязательно помогут, потому что дяденьки они действительно умненькие и нам же помогли!». На экране возник адрес почтового ящика, который Катя, чтобы не брать в голову лишнего, сфоткала на свой подержанный яблофончик. Позвонил Лишний. Катя сделала вид, что никого нет дома.

Дососав чупик до его логического завершения палочкой и снова вспомнив Большего, Катя окончательно расстроилась: «Ну почему мне так не везёт с мужиками?» Даже попробовала всплакнуть, но, вовремя вспомнив про тушь, споро овладела собой. «Умненькие дяденьки, говорите? Ну что же, посмотрим…» Она открыла ноутбук, переписала адрес электронной почты с экрана телефона в поле «кому» и начала писать: «Уважаемые дяденьки! У всех моих мужчин постоянно нет на меня денег, и мне приходится довольствоваться сардельками и лапшой. Поэтому личной жизни у меня нет, так как мужчина без денег – это подруга. Подскажите, как мне жить?»

Перечитав письмо и на всякий случай дописав «Всегда ваша Катя» с номером своего телефона, она нажала на кнопку «Отправить» и пошла на кухню запаривать лапшу со вкусом креветок.

К вечеру, когда бабочки в Катином животе стали настойчиво требовать привычных им уже коктейлей, смузи и «на грудь», призывно пилимкнул яблофончик и на Катин почтовый ящик пришёл ответ от умненьких дяденек.

«Здравствуйте, Катя! Спасибо за Ваше обращение в Научно-исследовательский институт базовой аттестации, тестирования и централизованного обучения (НИИБАТЦО). В своём письме Вы спрашивали: «Мужчина без денег – подруга. Как жить?» Попробуем решить проблему с помощью математического подхода. Итак…

Дано:

Мужчина – Деньги = Подруга

Вопрос:

Как жить?

Решение:

Если выражение «Мужчина – Деньги = Подруга» верно, то:

Подруга + Деньги = Мужчина

Мужчина – Подруга = Деньги

Мужчина + Деньги = -Подруга

|Подруга| = |-Подруга|

|Подруга| + Мужчина = -Вы

|-Вы| = |Вы|

|Вы| + |Подруга| = Мужчина + Деньги

Ответ:

|Вы| + |Подруга| = Мужчина + Деньги

Дорогая Катя! Мы всесторонне изучили Ваш вопрос и пришли к математически обоснованному выводу: исходя из поставленных Вами условий, лучше всего Вам жить с подругой. В таком случае, по модулю, у Вас будет всё!»

«Ну, всё, так всё!», – подумала воодушевленная таким ответом Катя, и, скоренько подмывшись и напомадившись, подпоясалась и направилась в клуб. Денег в Катином кошельке как раз хватало только лишь на то, чтобы полизать мороженое…

Что было ночью в клубе, Катя помнила смутно. В памяти отпечаталось только, что сначала она лизала мороженое, потом её нализали подруги, а потом, должно быть, она нализалась алаверды уже сама. Причём, судя по всему, не мороженого, так как горло с утра не болело, горел язык, а точнее его кончик.

Утром понедельника по офису Катя ходила как неприкаянная. Начальник на рабочем месте отсутствовал, и прикаять её было некому. От мыслей о традиционной сардельке с очередной порцией лапши её непривычно тошнило, зато эксцентрично хотелось нетрадиционных суши с чаем «Молочный улун» и вина «Молоко любимой женщины». Больший больше не проявлялся, Лишний тоже пока что оправдывал свою кличку. Бабочки в Катином пузике похмельно дремали…

К обеду начальник всё-таки приехал. И былым гастрономическим вкусам тоже волей-неволей, но вернуться пришлось. Мысли о суши теперь будоражили только голову, отзываясь у бабочек лишь тревожно-взволнованным маханием крылышек. Язык прошёл, уступив место чуть саднящему горлу. «Что бы там не говорили, а без мяса мне никак», – подумала Катя, и остаток рабочего дня пролетел незаметно.

По окончании трудового буднего в клуб как-то не хотелось, поэтому Катя поехала прямиком домой. Уже под ночь позвонил Лишний. Против обыкновения, Катя взяла. Из признательности Лишний сгонял за пивасиком с рыбкой, и вечер Катя провела, посасывая вяленую пелядь и запивая её время от времени разливным «Жигулёвским». Когда довольный собой Лишний отвалился, Катя интенсивно почистила зубы и легла спать.

Во сне ей снились всех мастей суши и шарики разноцветного мороженного, имевшие почему-то вкус мисо-супа. Сам суп Катя никогда не пробовала, но была уверена – по ощущениям он должен быть именно таким – рассоловатым и терпким. Под утро внезапно приснился начальник, который сулил крайний яблофончик, если она согласится пойти с ним в ресторан японской кухни и даст попробовать гёдзе.

«Что за бред?», – подумала Катя и проснулась. «Сам сардельками пичкает, так ему ещё и гёдзе подавай?!», – бубнила себе под нос девушка, заливая кипятком брикет макаронных изделий со вкусом кимчи. – «Может ему ещё и сосиску в тортилью на блюдечке завернуть?» О том, что такой шедевр кулинарии во всём цивилизованном мире принято называть «рулле», она пока ещё не знала, ведь каждая Катя с какой-нибудь одной стороны, но обязательно должна быть девственной. За окном наступало холодное утро вторника…

А вторник, как любил речетативить на мотив чужого шлягера один Сергей, «день так себе, среда ещё туда-сюда, четверг – жди бед. Пятница или Робинзон Крузо? Суббота, а провались она эта работа! Воскресенье – нет спасенья… Понедельник? Понедельник день тяжелый…» Хороший день мандей не назовут. В общем, жизнь продолжалась. Катя жила, любила лапшу под колбасно-сосисочные изделия, тайком мечтала о суши и блюла девственность. Для мужа. Хоть и гипотетического, но своего. Такую, чтобы после первой брачной ночи простынь соседям в глаза. На зависть и обозрение. Ничего не поделаешь, как ты ни крути, но Катя – романтичная натура!

Год Лошади, или Лихие девяностые, где вы?
Светлой памяти
Владимира Михайловича Григорьева
посвящается

Говорят, если какие-то гипотетические бабушка с дедушкой вдруг ведут себя «не очень хорошо», то в Новом году Дед Мороз неминуемо подкидывает им внуков.

Наши бабушка с дедушкой были вовсе не гипотетическими. Он и могли себе позволить вести себя не то, что «не очень хорошо», а очень даже себе и «местами плохо». Хорошо они себя вели до пенсии. Очень хорошо. Даже показательно хорошо. Служба обязывала. Государева. Бабушку «проводили» с должности прокурора района, дедушка закончил карьеру в чине начальника управления внутренних дел крупного района одного из индустриальных мегаполисов.

К тому же они очень любили своих внуков и внучек, волею судеб, разбросанных по городам и весям когда-то большой великой Родины. Не в последнюю очередь потому, что те достаточно активно мстили за них их успевшим незаметно выросшим дочерям.

Первый в наступившем веке Год Лошади подтвердил меткость народной мудрости, но не стоит забегать вперёд. Обо всём по порядку.

Какие у вас возникают ассоциации, если вы слышите слово «лошадь»? Кому-то, в первую очередь, вспоминаются школьные уроки биологии… Лошадь – пони – зебра… «Слушай… А ты знаешь, что зебра на самом деле белая в черную полоску!» «Да ты – расист! Так могут считать только белые! Негры считают, что зебры – черные… в белую полоску!» «Сам ты расист! Не правильно говорить негры. Называть негров неграми могут только сами негры. «А тогда как?» «Арапы…»

Следом всплывают унылые морды заезженных пони и лошадок неизвестной породной принадлежности, которые с безучастными от измученности мордами тянут тележку с орущими и вопящими детьми на всяких площадных праздниках… Лошадь – зебра – пони… «От работы дохнут кони, только я – бессмертный пони» … А жизнь – далеко не всегда праздник. И даже не «зебра». Хотя и в полоску. Чёрно-белую… Не только для людей, лошадям тоже достаётся… «Но однажды на работе, если вы меня найдёте, без движения лежу и от радости не ржу, знайте, я трудом добита и откинула копыта…»

Пони – зебра – лошадь… Ближе к ночи приходит всколюченный ёжик из классического мультфильма. «Лошадка… Лошадка!..» – несётся в тумане нашего засыпающего сознания, и мы в который раз перелистываем страницу очередного и с таким трудом прочитанного дня.

Те, кто пережил «лихие девяностые», с упоминания слова «лошадь» начинают ощущать себя, возвращающимися с окраинных продуктовых рынков. В памяти всплывают двухколёсные тележки и безразмерные сумки-«челночницы», для компенсации собственной убогости размалёванные крикливыми рисунками. В ряду этих мутировавших авосек яркой тигровой масти, украшенных мимимишными кошачьими мордами, а то и просто рядового клетчатого безобразия, в тот год особо ценились сумки с изображением лошади. Символом года, если не символом тогдашней жизни, так сказать…

Подарок от Деда Мороза за плохое поведение «не заставил себя ждать» недавно успевших выйти на пенсию бабушку с дедушкой в самый разгар жаркого сибирского лета. Дочка проездом на курорт закинула им внучку, не забыв снабдить ту всем на первое время необходимым, аккуратно запакованным вот в такую полипропиленовую сумку с лошадиной мордой.

Гостья старшим поколением была ожидаемо принята на ура, сопутствовавшая ей сумка тоже. Она сразу же составила пару старенькой тележке в её еженедельных посещениях близлежащего рынка с целью запастись доступным по ценам съестным на будущую неделю.

Впрочем, на «челночнице» стоит остановиться подробнее. С одной стороны необъятной пластиковой сумки была изображена улыбающаяся мультяшная лошадиная морда, с другой, соответственно, филейная её часть. А так как по закону еврейского счастья, в руку такая сумка ложится всегда изнутри наружу, получила она внутрисемейное название «жопа». Заранее прошу прощения за слово, которого, в отличие от части тела, в литературном русском языке нет. Думаю, простительно, ибо в те годы жопа была символом вечности.

Тем днём к составу сборной делегации на рынок, с тайной надеждой на «неожиданный» подарок, присоединилась, как вы уже успели догадаться, и внучка-первоклассница. Собрались, взяли тару, выдвинулись. На рынке всё, как обычно. Там «молочка», здесь «на бутерброды», в ряды за мясом. Рыбный павильон, «бакалейка», хлебная палатка… Под конец настал черёд и овощного ряда. Продавец, горячий мужчина южных кровей, изо всех сил нахваливал свой товар, коий параллельно и закупался нашей троицей в мелкооптовых объемах: картошка-моркошка, петрушка-зеленушка, лучок-чесночок и прочий ёк-макарёк. Покупатель выбирает – продавец поёт.

Когда всё необходимое было выбрано, взвешено, оплачено и расфасовано по пакетам и пакетикам, настало время грузить снедь в сумки. Вот здесь-то на сцену и вышла девочка – божий колокольчик. Невинный вопрос, заданный звонким голосом ребенка, поставленного перед Дедом Морозом на табуретку, ввёл горца-продавца сначала в шок, а потом и в трепет. Бабушку-дедушку, дабы они на том же самом месте не сгорели от стыда, стало необходимо тушить. Как минимум пожарным расчетом:

– Деда, баба! У нас столько пакетов, пакетиков!.. Куда мы их складывать будем: на тележку или в «жопу»?

Ретировались с рынка они по-партизански скрытно и по-армейски быстро. Годы работы в органах давали о себе знать. Параллельно обсуждали, является ли пенсия мужа зарплатой его жены. И если да, то должна ли жена платить с неё подоходный налог, являясь сама пенсионеркой. Если да, то кому, а если нет…

Но это уже совсем другая история. Всё в этом мире происходит в строго отведённое ему время. Не раньше и не позже. Если пытаться время торопить или притормаживать – неприятности гарантированы. То, что человек может управлять временем – страшная иллюзия. Время – это, всё-таки, Бог. Ибо только оно с человеком повсеместно, даже там, где нет места любви. А Бог не любит, когда кто-то вмешивается в его промысел.

 
«… «Лихие девяностые» – золотое время,
На шее «Бисмарк», под жопой «Мерин».
«Тульский-Токарев» – надёжная система.
«Лихие девяностые», где вы?..»
 

Облачившись в «зеркальную» нумерацию по протянувшейся через весь центр города набережной, поцокивая, гарцуя, с гордо поднятым храпом, шествовал Год Лошади.