Текст книги "Человек Точка"

Зоя Кураре
Человек Точка

Правильный выбор

Самолет тяжело, нервно гудел и периодически, как несмышленый щенок, мерзко повизгивал. Он жаждал взмыть ввысь, чтобы продемонстрировать хозяину виртуозные чудеса пилотажа. Как он умеет восхитительно летать, разрезая безграничное небесное пространство острыми, как бритва, крыльями…

Черт, недовольный поведением собственного воздушного судна, заметно нервничал. Он не курил три года, терпел, дорожил здоровьем, а когда нервное напряжение достигло апогея, сорвался и задымил. Поступил словно школьник, который, тайком от строгой классной руководительницы и ничего не подозревающих родителей, бессовестно курит. Слегка трясущейся рукой Черт поднес сигарету к узким губам, сделал глубокую затяжку, здоровые легкие постепенно заполнились табачным едким дымом. Черт закашлялся. Вулканический кашель, рвущийся наружу из недр его грудной клетки, случайно выдавил из глаз единственную скупую слезу, и она предательски побежала по небритой, породистой щеке. Он сделал еще одну затяжку, организм смирился и больше не протестовал. Кашель прошел, хорошо.

Как хорошо! Черт запрокинул голову и посмотрел в небо. Темные, скорбные облака сгущались над аэродромом. В воздухе запахло надвигающейся грозой. Перезагрузка. Необходимо торопиться! Черт широко расставил руки, как в детстве, чтобы почувствовать силу природы, подзарядиться ее сверхмощной энергетикой жизни. Небесное божественное пространство небрежно перечеркнула молния. Яркая вспышка осветила аэродром. На минуту Черту показалось, что он сам господь Бог, что он способен спасти, если не человечество, то жизнь одного маленького человечка – это точно.

Какова цена жизни?

В лицо дунул злой, безнравственный, колючий ветер, проникая в самое уязвимое место – в душу Черта. Душа Черта, как рудимент, утративший в процессе эволюционного развития истинное предназначение: любить, страдать, сомневаться, сопереживать, помогать ближнему своему и просто плакать. Его душа явных признаков жизни не подавала.

Минута слабости прошла…

Или нет? Прошла, прошла. А может, ее и не существовало вовсе? Зазвонил мобильный…

Черт встрепенулся, он напоминал злобного орла в мистических, старинных, скрипучих, но таких надежных механических часах, которые вне времени и пространства показывают точное время до секунды. Резким, уверенным движением руки Черт достал звонивший мобильный из кармана новой, дорогой, спортивной куртки.

– …,– молчание в трубке означало – он на связи.

– Пора подписать договор, жду вашего подтверждения.

Пауза. Договор шел о жизни. Чужой жизни, а создавалось впечатление, как будто речь шла о продаже автомобиля, загородного дома, недорогой яхты. Черт ясно представил мускулистое, загорелое лицо начальника службы безопасности. Одиннадцать лет назад отличный опер впервые сделал для него маленькую услугу, потом еще одну, и еще… Черт любил профессионалов, поэтому пригласил Пашу Шамана к себе на работу. Шаман вкалывал, как проклятый. Двое детей, кредит на квартиру, новую машину. Черт любил зависимых от денежных знаков подчиненных. Он владел их телами, их временем, их душами. Он их хозяин, их повелитель. Он – земной Бог.

– Жду подтверждения, – нервничал голос, на том конце беспроводной связи.

– Жди, – отрезал Черт.

– Время, – напомнил звонивший.

Черт не ответил. Шаман возглавлял особый отдел, его парни в течение пяти лет успешно прослушивали мэра, прокурора, депутатов, конкурентов. И вот, силовики изъяли дорогое оборудование, арестовали сотрудников службы безопасности. Шаман прокололся. Он его подставил. Черт смял в холеной ладони дотлевшую сигарету, бросил ее под ноги и зверски растоптал. Как будто окурок являлся причиной его больших неприятностей. Черт не хотел вспоминать о том, что его шантаж, угрозы первым лицам региона, стали весомым поводом для адекватных мер силовиков. Теперь активно прослушивался его телефон. Он так думал, поэтому разговаривал с собеседником лаконично.

– Я подтверждаю, – сказал Черт, как выстрелил. Связь мгновенно прервалась, словно этого разговора не существовало.

Самолет разогрелся, вошел в активную фазу, он готов служить хозяину беспрекословно. Черт легкой спортивной походкой преодолел трап и вошел на борт дорогого частного самолета. Этот самолет принадлежал ему. От дизайнерского кожаного салона до мельчайшего винтика в новом надежном авиадвигателе.

– Ваш кофе, горячий, – заискивающе промяукал его худосочный помощник Вениамин Зюскинд, он же Веня, прозвище Веник.

Черт недовольно взглянул на помощника, представляющего собой нечто среднее между женщиной и мужчиной. Очевидное достоинство, с мужчинами Веня на равных, а с женщинами верткий помощник превращался в истинного дамского угодника. Евреи Зюскинда обожают, а их в системе управления страной и регионом не счесть. Раб модных шмоток и автомобилей, Зюскинд, находился у Черта на самом надежном крючке. Он являлся его рабом в прямом и переносном смыслах. Платил Черт помощнику щедро, а потому позволял себе все, что душа пожелает. А душа у Черта – бесконечно темная, как Вселенная! Впрочем, как и финансовые возможности, являющиеся надежным фундаментом в формировании культа его личности.

– Веник, я жрать хочу, что у нас есть?

– Сом, приготовленный по специальному рецепту, вкусный, сочный, отменный! Раечка говорит, его доставили из частного пруда. Их выращивают для VIP-клиентов. Готовил рыбу ваш любимый повар, – суетился Зюскинд.

– Ты хочешь сказать, что рыбаков и сточные фекалии этот сом не пробовал?

– Как можно! Конечно, нет.

– Давай сома, живо. А то тебя съем.

– Хи-хи, было бы, что есть, – одобрил шутку хозяина худосочный помощник и театрально запрокинул осветленную длинную челку назад, обнажив перед шефом выпуклый, припудренный лоб. Черт не любил театр, особенно, когда второстепенные роли в нем исполняли знакомые ему гомики. В животе у Черта неприлично бурчало. Желудочные соки, подобно совести, разъедали его молодой и здоровый организм изнутри.

Бортпроводница Раечка оперативно выкладывала на фарфоровое, с вычурным рисунком, блюдо жирного сома, который сегодня аппетитно дебютировал пред хозяином, в окружении маринованной морковки, огурчиков и неприлично кустистой, а главное, свежей зелени. Самолет набирал высоту.

– Давай, давай, Рая, – торопил хозяйку небесной кухни Зюскинд.

– Веня, минуточку, еще один огурчик положу, вот видишь, все готово!

– Я сам отнесу, он сегодня не в духе, – сказал помощник и затолкал себе, как ему показалось, лишний огурец в рот, – Хрустит, как живой, – веселился Зюскинд.

Он надеялся, что шеф, пропустивший обед, накинется на сома. Однако надежда умерла практически сразу, как только помощник заглянул в глаза самого средоточия зла.

– Я полагаю, это Русалка? Она свежая и молодая? – безапелляционно спросил Черт у помощника. Ни один мускул на породистом лице босса не дрогнул, как Веня ни присматривался, щурил свои близорукие глаза, улыбка у Черта отсутствовала.

– Плавала русалка, а стала сомом, – пошутил неудачно Зюскинд, понимая – началось.

– Я не люблю неопределенности, забери это блюдо, и принесли мне мясо русалки. Свежее, сочное мясо. А пока я выпью холодной водки. Поторопись, ты знаешь, я ждать не люблю.

Водка у Черта своя, он ее папа и мама в одном лице, потому что ее любимую производит. И хотя, как красноречиво вещает реклама, водка в муках рождается на мистической воде, сам хозяин огненного напитка ее редко пьет, бережет здоровье, но сегодня особый случай. Он сделал выбор. Единственно правильный выбор. Черт выбрал себя, а это означает – ему необходимо подумать о новом руководителе службы безопасности. Безопасность превыше всего.

Самолет утонул в мутных, густых облаках, земли практически не видно. На такой высоте, в собственном самолете Черт чувствует себя комфортно. Пьет холодную водку из маленьких фирменных рюмочек, на которых золотыми буквами нанесена его дорогая, любимая торговая марка «Родненькая».

– Я знала, что у него плохое настроение, но не до такой, же, степени! Веня, что делать? Какая русалка? Он что, издевается над нами? – металась по крохотной кухне бортпроводница. Она отчаянно махала ручками, словно курица короткими крыльями. «Рая, ты в небе, бежать некуда», – шептал ей внутренний голос. Откуда на борту самолета может появиться мясо мифической русалки?

– Значит, мясо русалки? Русалка – это пустяки! Главное чтобы он Нептуна не заказал. Где я ему возьму Нептуна в небе? Думай, думай, Зюскинд, – настраивал себя вслух на решение сверхзадачи верткий помощник.

– Веня, это мой последний рейс. Как хочешь. Все, точка, достал! Черт, черт, черт!!! Голые модели на борту – понимаю. Медведя перевозили, артистов…

Артисты тоже люди. Экстрасенсы над городом колядовали, вреда никто не заметил; попы за борт после двух литров с парашютом прыгали, логично. Глупо, но понятно. А мясо русалки! Все, он меня достал. Окончательно, бесповоротно. Черт – он и на земле и в небе самый настоящий «Черт»!

– Рая, девочка моя. Главное – не суетись, прорвемся, есть идея! Есть!!!

Зюскинд убежал в салон самолета, пулей возвратился обратно на кухню. В руках он держал аккуратно упакованный подарок предназначавшийся любимому племяннику. Веня нервно разорвал яркую бумажную упаковку, открыл коробку, на пол синхронно упала пара новых зеленых ласт.

– Ты дурак?

– Да, Рая, я внеземной дурак, и зарплата у меня дурацкая. За такие выкрутасы шефа мне с то штук зеленых в месяц необходимо платить. Ох, продешевил я, ох, продешевил с этим контрактом! Шеф желает мясо русалки, не вопрос, – молвил помощник и без сожаления отрезал от детской ласты самую функциональную ее часть. Ласта фантастическим образом превратилась в плавник русалки.

Рая на скорую руку украсила блюдо, пристроила плавник. Помощник вставил посредине рыбного изыска два сваренных яйца. Яйца – это несостоявшийся ужин Раи, но чем не пожертвуешь ради шефа. Хвост есть, грудь у русалки правда маленькая, но зато сваренная вкрутую. Туловище из сома. Голова? Рая, не раздумывая, разрезала пополам маленький моченый арбуз, украсила его морской капустой. Длинные темно-зеленые пряди свисали с тарелки аппетитно и натурально. Русалка вышла на славу! Зюскинд на полусогнутых ногах двигался в направлении логова нечистой силы. Сила надежно обосновалась в модном кожаном кресле комфортного салона.

– Вот, Александр Евгеньевич, как просили – мясо русалки! – произнес помощник, как будто всю жизнь играл в драматическом театре самую востребованную роль, в которой по сценарию, он, непревзойденный кумир галерок, громко произносил единственную, но такую роковую фразу: «Кушать подано!».

Шеф взглянул на блюдо и разразился истерическим смехом. Он смеялся запредельно громко, устрашая дьявольской энергетикой: пилотов, бортпроводницу, помощника и грозовые облака. Самолет от страха рухнул в глубокую воздушную яму. Судну понадобилось немало усилий, чтобы выровнять горизонт, расправить крылья и, не отвлекаясь на очередные чудачества хозяина, идти прямо по курсу на Берлин.

– Молодец! Уважил, давай есть твою русалку, – откашлявшись, произнес шеф.

Веник хотел возразить ему, мол, русалка не моя, а ваша, но не посмел. Даже в минуту душевной слабости шеф оставался Чертом. Его боялись, ненавидели, уважали, а некоторые особи женского пола страстно вожделели. Он – водочный барон, олигарх, депутат, работодатель года. В модных глянцевых изданиях – уважаемый, великий и могучий Александр Евгеньевич Чертков, а в быту и за глаза, просто Черт. Он знал, как величают его подчиненные, партнеры, конкуренты, друзья, приятели, и, как будто специально, ежедневно убеждал их в единственно правильном прозвище, которое подходило к его персоне – господин Черт.

В то время, когда Александр Евгеньевич Чертков бороздил усеянное густыми облаками воздушное пространство над любимой родиной, успевая с аппетитом поедать мясо мифической русалки, начальник его службы безопасности на огромной скорости мчался в славный город Приморск. По заданию Александра Черткова, он обязан в кратчайшие сроки разобраться с недостачей «Родненькой», которая странным образом исчезала мелкими партиями на самом крупном складе в Приморске. Черт не любил, когда его водку воровали. Строго следил за каждым литровым детищем. Одного не мог понять Павел Шаман, складом в Приморске руководил двоюродный брат шефа, и вдруг недостача. Странно! Новенький BMW начальника службы безопасности летел, как загнанный зверь, шипы на колесах безжалостно счесывали провинциальный асфальт, углубляя и без того до неприличия огромные дорожные выбоины. Автомобиль в очередной раз подбросило вверх, сердце Шамана неприятно пронзила боль.

– Может, не стоит торопиться, – укоризненно сказала медсестра, сидящая рядом на переднем сидении в автомобиле, которая за последние три месяца стала настоящим ангелом-хранителем для Павла Шамана.

– Черт просил ему перезвонить по прибытии в город. У нас нет времени на раскачку. Надя, простите, но вам придется потерпеть! И спасибо, что вы не напоминаете мне об инфаркте.

– Я молчу… А сердце, Павел Аркадьевич, не камень, его беречь необходимо. Вчера капельницу пропустили? Пропустили! А я должна за вашим здоровьем следить.

– Вот и следи!

– А как следить, если вы все время работаете на максимальных оборотах и сверхскоростях. У вас на сердце рубец не зажил, а вы, как гонщик «Формулы – 1», быстрее ветра мчите.

– Надежда, не бурчи!

Настойчиво зазвонил мобильный, Шаман без промедления ответил, это позволило ему отвлечься от заботливой медсестры, которая периодически проявляла к нему навязчивые материнские чувства.

Надя умела молчать, говорила только по делу, даже с домочадцами она немногословна. Павел Аркадьевич об этой особенности медсестры знал, ее домашний и мобильный телефоны прослушивались круглосуточно. Надя являлась невольным свидетелем его деловых разговоров. Поэтому, когда ее принимали на роботу в корпорацию ЗАО «Родненькая» девушке пришлось подписать строгий контракт о конфиденциальности. Ее интересовало исключительно больное сердце Шамана, а не маленькие и большие секреты алкогольного бизнеса, которому он верой и правдой служил. Она с нежностью смотрела на Павла Аркадьевича, сурово разговаривавшего по телефону со старшим сыном, младшему в этом году исполнилось три года. Воспитывает на скорости под двести километров в час. Все успевает, все контролирует. «Вот повезло мужику, – подумала Надя, – у него дружная семья, любимая работа, только со здоровьем проблемы. Серьезные проблемы! Сжигает себя на работе». Шаман почувствовал пристальный взгляд медсестры и весело моргнул ей в ответ, мол, сама понимаешь, на связи старший сын. Надя медленно перевела взгляд на дорогу и закричала:

– Павел Аркадьевич, грузовик!

Шаман успел прохрипеть сыну: «Я перезвоню…» и бросил мобильный.

Навстречу BMW по встречной полосе с огромной скоростью несся груженый металлом грузовик. Изо всех имеющихся в арсенале лошадиных сил, внедорожник выкрикнул хозяину: «Родненький, правее, правее». Новый ухоженный автомобиль с номерным знаком АР 6669 ВК двигался навстречу судьбе. Он успел испугаться, похоронив в дальнем углу своего багажника лучшие воспоминания о заботливом механике корпорации «Родненькая», который лелеял офисную машину, как собственную. Лобовое стекло запотело, протекторы на колесах обмякли, машина чувствовала, как безнадежно громко стучит больное сердце Шамана, как учащенно бьется пульс Нади, но помочь людям она не в силах.

Сильный удар грузовика отправил холеный BMW в дорожный нокаут. Машина отключилась мгновенно, как только лоб грузовика протаранил ее мощную броню, подушки безопасности не спасли.

Надя первой пришла в сознание, она стояла рядом с обезображенной машиной и смотрела на себя со стороны, накрахмаленный халат постепенно пропитывала теплая, густая кровь. «Нижнюю пуговицу пришить не успела», – подумала Надя. Она осмотрелась и увидела в траве лежащего на обочине дороги с распростертыми руками Павла, подошла. Шаман, как будто спал, к нему на грудь медленно приземлилась огромная белая бабочка. Она бесцеремонно шевелила длинным хоботком и радостно хлопала крыльями. «Радоваться нечему», – рассердилась Надя и ухоженной ладошкой отогнала насекомое. По привычке, медсестра прощупала пульс у пострадавшего, пульс отсутствовал. Шаман медленно открыл глаза, сильно щурясь от солнца, посмотрел на Надю. Вс е страхи остались в прошлом.

– Пойдем со мной, – сказала медсестра тихим, спокойным голосом, как должны говорить профессиональные медицинские работники, находясь в эпицентре чрезвычайной ситуации.

– Надя! Мы живы, слава Богу, я испугался. Думал, это конец. Откуда появился на дороге грузовик? Чертов грузовик…Ужас! Представляешь, ничего не болит. Удивительно!!!

Шаман встал, очистил брюки от пыли, он любил, когда его одежда находилась в идеальном порядке. Покрутил головой, улыбнулся, голова на месте. Подвигал плечами, подергал ногами, присел. Живой!!! Посмотрел на часы, они остановились, хотя внешних повреждений не видно.

– Часы тю-тю, хваленая Швейцария! Не выдержала дружественного рукопожатия отечественного грузовика! Главное, Надя, мы целы, здоровы, – успокаивал Шаман медсестру.

Она, смотрела на него с грустью и, казалось, находилась вне доступа его повседневных шуточек. Надя подошла к Павлу, трепетно взяла его за руку и вывела на дорогу. Он увидел себя в развороченной машине с изуродованной головой, проломленной грудной клеткой и ее, сидящую рядом в окровавленном халате с запрокинутой назад кудрявой головой. Ее рыжие волосы купались в июньских солнечных лучах, не утратив природной красоты. Надя не успела закрыть глаза. Павел подошел к груде изуродованного металла, которая опиралась на два уцелевших задних колеса, еще ближе, он не верил тому, что видел. Наклонился над телом Нади и успел рассмотреть, как в ее открытых миру зеленых глазах отражались плывущие по небу молочные облака.

– Я не хочу, Надя, я не хочу! Мы мертвы?!! Надя, что это?!! Надя!!!

– С точки зрения медицины необъяснимый факт. Мы мертвы и мы живы одновременно. Смотри, вон водитель грузовика нервно курит, давай подойдем, поговорим с ним.

Немолодой водитель в грязной одежде, на которой отпечатались мелкие капли крови, медленно курил, он не реагировал на резкие движения двух бестелесных созданий. Шофер грузовика напоминал запрограммированного робота, который курил, потому что сейчас в данный момент времени он должен курить. Дым валил из его грубых, волосатых пролетарских ноздрей. Телефонный звонок превратил робота в обыкновенного человека, мужик затушил бычок. На короткое телефонное приветствие виновник ДТП ответил собеседнику предельно скупо.

– Я сделал все, как вы просили.

– Он мертв? – уточнил хрипловатый голос.

– И он мертв и девушка, которая сидела впереди. Я могу надеяться, что с моим сыном все в порядке? Вы обещали!

– Раз обещали, значит выполним.

Водитель достал из потрепанной в аварии пачки папиросу, помял ее немного и снова закурил. По его небритой щеке неторопливо стекала слеза. Спешить мужской скупой слезе некуда. Что сделано, то сделано. Он убил двух незнакомых ему людей ради Лешки. Сыну нужны большие деньги на операцию, пересадка костного мозга. Живи Лешка, отец сядет в тюрьму, но будет знать, что единственный продолжатель его рода спасен. Слеза скатилась и упала на пыльный асфальт, мокрый след на небритой щеке быстро высох.

Шаман догадался, почему Черт настаивал на срочной поездке в Приморск. Столько неотложных дел, а шеф послал его, начальника службы безопасности, разбираться с обычной кражей на складе.

– Надя, я так это не оставлю! Черт у меня за все ответит. У меня осталось двое детей. Маленьких детей. Надя! Я обещал им, я обещал, что мы вместе поедем на море через пять дней.

– Павел Аркадьевич! Павел, успокойся, возьми себя в руки. Ты – призрак, ты пустота. Нас нет на этой земле. Мы уже ничего не можем сделать!

– Тебе легко говорить. А мои мальчишки будут расти без отца. Понимаешь, я им нужен, они будут расти без отца.

– Я тоже потеряла ребенка.

– Что?

– Я беременна, шесть недель, муж не знает. И не узнает. Интересно, кто у меня мог родиться, мальчик или девочка? Пять томительных лет ожидания, и вот свершилось, я забеременела. Хотела мужу сообщить радостную новость. А ему сегодня сообщат, что я погибла в автомобильной катастрофе.

Павел промолчал в ответ. Все сказано. Пустота, как вечность пространства и мудрость бытия. Пустота! Жизнь, как хочется жить, находясь в крепких объятиях смерти. Тебе выдан билет в один конец. Последняя станция. Выход… Страшно, хотя ты уже умер. Больше ничего не будет, никогда, нигде, ни с кем…

Неожиданно сотни тысяч белых бабочек спустились с небес, они порхали повсюду, источая знакомый запах ладана. Надя решительно взяла Павла за руку и повела на поляну, подальше от трассы, от места аварии, где собрались любопытствующие водители. Они бойко тревожными голосами сообщали по телефону в ГАИ и в скорую помощь о происшествии. Не зная о том, что спасать больше некого. В изувеченной машине остались одни тела. Три души: двое взрослых и неродившийся ребенок готовились к переходу в мир иной. Хаотично порхающие бабочки, далекие от математических формул и теорем с филигранной точностью создали живую спираль, указывая мертвым путь наверх. Надежда шагнула первой в порхающую воронку, ее подхватили бабочки и унесли в незнакомый медицинскому работнику мир. Павел Шаман, очарованный увиденным, сделал уверенно шаг навстречу живому коридору. «Пора, пора», – шептали бабочки, синхронно хлопая белыми полупрозрачными крыльями.

– Нет, я останусь. У меня на земле есть одно незавершенное дело.

– Пора, тебя ждут наверху, торопись, – шептали крылатые создания.

– Я, конечно, вас очень уважаю! У вас своя неблагодарная работа, мертвые души на небо транспортировать, это я понимаю. Но, туда я всегда успею, – уверенно заявил Павел Шаман и стал руками разгонять божественные создания. – Как хотите, но мне с вами не по пути.

Он быстро, как только смог, бежал через густой лес, царапая ветками деревьев лицо и руки. Бабочки назойливо летели за ним по пятам и тихо шептали: «Пора, пора», – надеясь на взаимность. Через два часа непрерывного бега Павел рухнул на землю, под старый пенек, где росла сочная трава. Широко распластав прозрачные контуры тела, лежал он, начальник службы безопасности корпорации «Родненькая» Павел Аркадьевич Шаман, уставший и злой. Тишина, такая божественная тишина бывает только в лесу, ее позволено нарушать птичкам. Как они сладко поют. Хорошо. Спокойно. Он сел, осмотрелся. Пить, есть не хочется, хоть какая-то выгода существует в жизни призрака! На правом плече сидела она – большая белая бабочка, вывалившая свой длинный хоботок, словно язык, на плечо беглеца. Посланница небес тяжело дышала, даже крыльями не хлопала.

– Разведчица, значит. Следишь за мной. Давай договариваться, я завершу на земле одно важное дело, а потом позову тебя и мы вместе с твоими насекомыми соратницами отправимся в гости, на небо. Хоть в рай, хоть в ад. Понимаешь, я не могу уйти сейчас. Человек ты или нет? Ах, да, ты же не человек!

Бабочка запротестовала, она резко замахала большими крыльями перед лицом Павла, в лицо ему дунул горячий поток воздуха, как от мощного электрического фена. Он вдруг вспомнил любимую жену, назойливый звук работающего по утрам фена, который его раньше страшно раздражал, а сейчас этот миг стал блаженным. Шаман осознал, бабочка – это человеческая душа, а значит, она все чувствует и понимает.

– Родненькая, ненавижу это слово, оно напоминает мне корпорацию, за безопасность которой я заплатил собственной жизнью. Родная, дорогая, любимая бабочка, прошу, отпусти меня, дай мне время, – взмолился Павел Шаман и покорно опустил голову, скрестив руки на груди. – Мне рано покидать этот мир, дай мне шанс, один единственный шанс наказать виновного в моей смерти, и я сделаю все, о чем ты меня попросишь!

Через минуту он открыл глаза, готовый сдаться крылатому небесному правосудию, но рядом никого не оказалось. Тишина. Ему позволили остаться здесь, на Земле. Он благодарно посмотрел в небо и прошептал, как в церкви на исповеди, куда он никогда не ходил: «Спасибо».

Надя, вместе с душой неродившегося ребенка, в живой спирали из белых бабочек медленно двигалась в загадочный для нее мир. Странно, подумала девушка, я человек здравомыслящий, атеистка, прагматик, а лечу в живом коридоре между небом и землей. Лечу и сама не верю в происходящее. Фантастика! Читала разные умные книги, физиологию человека, анатомию, а, на самом деле, все так просто и понятно. Душа отправляется на небо, а тело предают земле.

Вдруг, медсестра поднебесья заметила движущийся посреди густых облаков самолет, принадлежащий человеку, о котором ей сейчас меньше всего хотелось думать. На корпусе белоснежного самолета виднелась характерная надпись золотыми буквами «Родненькая». Он там, в своем частном самолете, решила медсестра. Этот самолет с другим воздушным судном не перепутаешь. И, как всякая женщина, сотканная из противоречий, Надя решила хоть одним глазком взглянуть на человека, лишившего ее и ребенка жизни. Медсестра подумала, и мгновенно оказалась на территории частной собственности, куда при жизни ее никто и никогда не приглашал.

Александр Евгеньевич Чертков запрещенными Министерством здравоохранения дозами «Родненькой» довел свой организм до нужной кондиции. Сильно пьяный, он казался еще более злым. Переживает, подумала Надя, расположившаяся в кресле напротив водочного олигарха. На мельчайшую долю земной секунды в ее душе поселилось сострадание к нему, богатому, и такому несчастному. Но только на долю. Рядом с пьяным Чертковым в соседнем кресле примостился Зюскинд, который в ноутбуке подыскивал ему красивых девок, и тут же презентовал их тела и лица патрону. Молодой олигарх морщил лицо и в каждой находил существенные изъяны. А если не находил, кричал, что телку отфотошопили, и, вообще, всех красивых баб в этой стране он уже отымел.

Надя не заметила, как к горлу подступила обида и боль, она вспомнила отчаянье Павла, вспомнила о своем неродившемся ребенке, чье маленькое сердечко перестало биться в тот момент, когда умерло ее, еще молодое и сильное тело. Медсестра демонстративно встала с насиженного места и отчаянно плюнула в лицо убийце. Ко лбу Черткова мгновенно прилипла белая большая бабочка, она не могла взлететь с низкого старта, мешали влажные крылья.

– Что за черт? – завопил Чертков.

– Моль, какая-то моль, невероятно больших размеров, – сообщил помощник заплеванному небесной бабочкой патрону. – Рая, Рая, что у тебя в салоне какая-то дрянь летает?!! Скорее сюда!

Бортпроводница Рая прибежала с влажными салфетками и тщательно вытерла высокий лоб самого Александра Евгеньевича. Шеф злился, ему впервые в жизни сели на голову, он такого никому не позволял.

– Какая у тебя зарплата? – поинтересовался владелец самолета.

– Пятьсот евро, – отчеканила, как на плацу Рая, скрывая природную сутулость и неуверенность в себе.

– Ты оштрафована на двести, работать надо, а не «байдыки бить», скоро у тебя черти по салону начнут бегать!!!

«Один Черт уже есть», – подумала расстроенная бортпроводница…

– Иди и помни, любая моль при посадке на мой лоб обойдется тебе в двести условных единиц. Ферштейн?

– Так это не моль, это бабочка – альбинос. Большая какая, откуда она только взялась в самолете, я не пойму.

– Свободна.

Рая убежала на кухню, чтобы утопить в своих слезах накрахмаленное кухонное полотенце. Хоть бы Черт не услышал! Опять штраф, в прошлом месяце ему не понравился песочный цвет салфеток, в этом – бабочка. Заплаканная бортпроводница решила положить крылатое существо стоимостью двести евро в толстую книгу, фантастический роман она не могла осилить уже второй год. Дочке подарок будет, засушу проказницу, посмевшую Черту на голову сесть, подумала Рая. Бабочка бесцеремонно выкатила свой длинный хоботок на ладонь женщине, по хоботку, как по желобу стекла единственная липкая желтая капля, сильно пахнущая ладаном.

– И ты туда же, сопли распустила. Отлеталась подруга! – с грустью в голосе произнесла Рая.

– Отпусти ее, – попросила Надя, чей необдуманный плевок обошелся бортпроводнице в солидную сумму.

Медсестра пожалела о своем бессмысленном поступке. Зря я плюнула. Хотела наказать убийцу, а пострадал невинный человек.

– Отпусти ее, прошу, – шептала Надя на ухо заплаканной женщине.

Рая невидимую пассажирку не услышала и не увидела, хотя та стояла за ее спиной, но что-то в ее женской душе щелкнуло. Она глубоко вздохнула и торжественно произнесла вслух.

– Не все изверги на этом свете. Живи! Прилетим в Берлин, я тебя выпущу. Еще пару часов, и ты – на свободе. Ох, церковью запахло. Господи спаси и сохрани, – бортпроводница набожно перекрестилась.

Затем, Рая бережно положила бабочку на полку, чтобы та хорошенько высохла. С влажными крыльями не полетаешь, даже на берлинских сытых и ухоженных луговых полях.

– Рая, сделай нам крепкий кофе, – заскулил прибежавший на кухню Веня Зюскинд.

Для работников корпорации «Родненькая» распоряжение Черта два раза не повторяли. Рая всегда справедливо считала себя чемпионом по завариванию ароматного кофе.

Надя с удовольствием наблюдала за бортпроводницей, за ее четкими, профессиональными движениями, медсестра тоже любила кофе, крепкий, но с молоком. Она смотрела на любимый напиток, однако пригубить его не хотелось. Странно!

Рая ушла в салон самолета с подносом, на котором стояли две чашки кофе, пиала с орешками, а также большая фирменная плитка черного горького шоколада, который Черт обожал.

Надя воспользовалась паузой, отсутствием хозяйки на кухне, она взяла пострадавшую бабочку на свою ладонь и тихо сказала ей:

– Прости меня, я не буду больше плеваться, даже в убийцу, я хочу назад. Я хочу скорее забыть этот земной ужас.

Надя закрыла глаза. Через секунду медсестра оказалась летящей в небесной спирали, состоявшей из живых белых бабочек. Сильно пахло ладаном. Зазвучали колокола, проникновенно. Бесконечность стала реальной, как никогда. Души Нади и ее ребенка покорно покидали жестокий, циничный мир людей. В судьбе двух женщин (у Нади должна была родиться девочка) поставлена точка, реальная, конкретная. Возврата не будет. Точка.

В Берлине шел дождь, посадку долго не разрешали. Когда самолет, с трудом для членов экипажа, приземлился на посадочную полосу, Рая вспомнила о бабочке. Не судьба, подумала бортпроводница, нужно красавицу срочно засушить. Не пропадать же добру! На улице противно моросил дождь, выпустить в немецкие поля украинскую бабочку не получалось. Рая взяла опостылевшую и не прочитанную книгу, молчаливый укор ее скудному интеллектуальному развитию, и направилась к заветной полке, где вместо двухсот евро должна лежать крылатая альбиноска с длинным хоботком. Моли, как обозвал ее Зюскинд, на месте не оказалось, в толстую книгу положить и засушить нечего. Рая занервничала, на месте бабочки осталось только мокрое пятно, бортпроводница дотронулась до него ухоженными дамскими пальчиками. Липко. Поднесла руку к лицу, понюхала. Так пахнет ладан. Рая, как обиженный ребенок, уселась на пол в кухне и осознала – тело диковинной бабочки отсутствует, остался один запах…