Текст книги "«Гроза» против «Барбароссы»"

Часть 3
«Союз нерушимый Республик Свободных»

05 августа 1940 года, 17:15, СССР. Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина.

Только что закончилось очередное совещание, в котором принимали участие: Молотов, Ворошилов, Тимошенко, Рычагов, Кулик, Шапошников, Смородинов, Аржанухин, Кобелев, Шахурин, Яковлев, Берия, Вознесенский…

Как можно догадаться по составу участников, посвящено это совещание было состоянию военно-воздушных сил и их взаимодействию в ходе боевых действий с общевойсковым командованием. Халкин-Гол, Освободительный поход в Западную Белоруссию и Западную Украину, Финская война – все эти вооруженные конфликты показали, что самолеты в ВВС есть, летчики, готовые драться в воздухе – тоже, даже авиационные генералы имеются. А вот решать соответствующие задачи в небе над полем боя советская военная авиация не в состоянии. И если на малюсеньком Халкин-Гольском ТВД (70 на 23 километра) на расстоянии прямой видимости у наших летчиков еще как-то получалось противостоять японским асам, то в Финляндии и Польше их помощь наземным войсками была минимальна.

А между тем на Западе шла война. Франция пала после месяца немецкого блицкрига – не помогла и помощь британского экспедиционного корпуса. Немецкие войска торжественным маршем прошли под Триумфальной аркой, и теперь целью Гитлера становилась Британия… Или все-таки СССР? Ведь Гитлер никогда особо не скрывал своей цели уничтожить большевизм и завоевать для германской нации жизненное пространство на Востоке. «Лебенсраум» – на немцев, зажатых в центре Европы, это слово действует, как валерьянка на кота.

Участники совещания еще не знали, что как раз в этот день на стол Гитлера лег следующий документ:

№ 78. ИЗ ПРОЕКТА ПЛАНА ОПЕРАЦИИ «ОСТ», РАЗРАБОТАННОГО НАЧАЛЬНИКОМ ШТАБА 18-й НЕМЕЦКОЙ АРМИИ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРОМ МАРКСОМ

5 августа 1940 г.

Цель кампании – разгромить русские вооруженные силы и сделать Россию неспособной в обозримое время выступить противником Германии. В целях защиты Германии от русских бомбардировщиков следует захватить Россию до линии: нижнее течение Дона – Средняя Волга – Северная Двина. Главные военно-хозяйственные области России, расположенные в богатой продовольствием и сырьем Украине и в Донецком бассейне, а также в центрах военной промышленности вокруг Москвы и Ленинграда. Восточные промышленные районы достаточной производственной мощностью еще не обладают.

Среди всех этих областей экономическим, политическим и духовным центром СССР является Москва. Ее захват разрывает взаимосвязанность русской империи.

Правда, никаких судьбоносных решений на этом совещании принято так и не было. Их примут позже, и они предопределят дальнейшие поражения и триумфы в будущей войне, которая становилась неизбежной.

Да и без этого немало делалось для того, чтобы улучшить положение в наших военно-воздушных силах. Правда, считалось, что для усиления советских ВВС достаточно принять на вооружение новые современные типы самолетов, превосходящие по своим скоростным характеристикам основной истребитель вероятного противника Ме-109Е, и вооружить их мощными пушками и авиационными пулеметами. А дальше летчики сами разберутся.

Слово «гробы» еще не прозвучало, но Главком ВВС, генерал Рычагов, особо напирал на то, что, по сравнению с «мессершмиттами» и «юнкерсами», основные самолеты советских ВВС: И-15, И-16 и СБ – являются морально устаревшими. Но при этом он совсем ничего не говорил ни о недостатках в организационной структуре авиационных частей и соединений, ни о плохом взаимодействие с наземными частями РККА, ни о низком качестве летной и боевой подготовки советских летчиков. Меньше чем через год все это аукнется Красной Армии и ее военно-воздушным силам реками крови. Но это будет через год… А пока никто не понимал, что скоростные бомбардировщики СБ-2 действительно окажутся устаревшими, если посылать их на цели малыми группами, без связи и без истребительного прикрытия.

От всех этих разговоров у Сталина осталось тяжелое чувство недоговоренности и скрытой угрозы. Хотелось вернуть вышедшего последним товарища Берию и сказать: «Лаврентий, займись…» Позже он так и поступит, но будет поздно…

Взяв со стола в одну руку свою знаменитую трубку, а в другую пачку папирос «Герцеговина Флор», Сталин отошел к окну – покурить, подумать, осмыслить весь тот сумбур, который остался после разговора с генералами и наркомами. Как сделать так, чтобы первое в мире государство рабочих и крестьян не разделило судьбу Польши, Дании, Норвегии, Бельгии, Голландии и Франции? Чем остановить уже поймавшего кураж Гитлера?

Неяркая голубоватая вспышка и негромкий звук за спиной заставили вождя вздрогнуть. Обернувшись, он не обнаружил ничего подозрительного, кроме лежащих на столе четырех книг, которых там несколько секунд назад не было – это он помнил точно. Ощущение такое, словно их уронили с небольшой высоты. Сталин мог поклясться, что никто в его кабинет не входил. Да хоть подвесь на дыбу Поскребышева – но не входил никто, и все тут. Книг не было, и вдруг они появились…

Впервые со времен учебы в Тифлисской семинарии Сталину захотелось перекреститься и прочесть молитву, пусть даже самую короткую и простую. Ведь даже самому слабоумному ежу понятно, что если что-то было, а потом исчезло, то значит, ты это потерял или у тебя украли. Все просто. Но если вдруг на твоем столе появляется то, чего ты никогда в глаза не видал…

Осторожно, словно приближаясь к притаившейся под книгами змее, Сталин подошел к столу. При этом ему в голову пришла мысль, что вождь советского народа, крадущийся по собственному кабинету, должен выглядеть нелепо и смешно. И не дай Бог, если сейчас в кабинет заглянет по какой-либо надобности Поскребышев. Человек он хоть и не болтливый, но все равно картина будет крайне неприятной…

На обложке верхней из книг были написаны имена авторов: Алексей Исаев и Артем Драбкин, изображено число «1941» на фоне разбитых и горящих танков, и написано, по всей видимости, название книги: «22 июня. Черный день календаря».

Можно было, конечно, вызвать начальника личной охраны генерала Власика вместе с его орлами. Они бы перевернули тут все вверх ногами, раздергали бы эти книжки по страницам, устраняя действительную или мнимую опасность… Но тогда гарантированно можно будет забыть о сохранении тайны, присутствие которой Вождь ощущал буквально собственной кожей. Пусть люди Власика и не любят болтать, но он сам, первым, должен прочесть то, что написано в этих книгах, и уже потом решать, с кем и в каком объеме делиться этими упавшими неизвестно откуда знаниями. Уж больно неожиданным способом эти книги попали в его кабинет.

«Товарищ Сталин, – спросил он сам себя, – вы храбрый человек? Если да, то вы должны открыть эту книгу, и прочесть то, что в ней написано. Или вызвать охрану, чтобы люди Власика взяли руками, одетыми в резиновые перчатки, эти книги, отнесли в подвал и сожгли в печке… А потом, 22 июня 1941 года, уже задним числом узнать, почему этот день был назван «черным»… Так что, товарищ Сталин, бомбы, которые обычно закладываются в книги, врываются не в руках, а в головах. И вы прекрасно это знаете, поскольку сами в свое время заложили немало подобных бомб…»

Так, разговаривая сам с собой, Сталин перевернул обложку верхней книги и глянул на титульный лист. «Москва, издательство ЭКСМО, 2008 год». Невозможная книга – сама или по чьей-то воле таинственным образом попавшая на его рабочий стол! Каким бы невероятным это событие ни выглядело, надо еще будет разобраться, каковы истинные интересы того, кто способен вот так запросто подкинуть артефакт пусть пока и неформальному, но все же главе СССР.

Перелистнув еще одну страницу, Сталин прочел: «22 июня 1941 года. Этот день навсегда обозначен в отечественных календарях черным траурным цветом. Это – одна из самых страшных дат в нашей истории. Это – день величайшей военной катастрофы. Как такое могло случиться? Почему врагу удалось застать СССР врасплох? Почему немецкой авиации позволили в первый же день войны безнаказанно расстрелять на аэродромах сотни наших самолетов, а многочисленные дивизии РККА были смяты и разгромлены в считанные недели? Как случилось, что колоссальная военная машина Советского государства дала сбой в самый ответственный момент? Подробная, по часам и минутам, хроника трагических событий 22 июня 1941 года и анализ причин разгрома, воспоминания ветеранов и свидетельства очевидцев трагедии – в первом совместном проекте самых популярных отечественных историков Артема Драбкина и Алексея Исаева».

«Это уже бомба, – подумал Сталин, – я должен во всем этом разобраться и принять решение, единственно верное решение. В таком случае у нас нет право на ошибку, надо будет все взвесить и решить, что опаснее – болезнь, или лекарство от нее…»

Аккуратно отложив верхнюю книгу в сторону, Вождь прочел название следующего тома: «Соколов А.К., Тяжельникова В.С. Курс советской истории, 1941–1999». Быстро посмотрев оглавление и перелистав некоторые страницы, Сталин нахмурился и отложил в сторону и эту книгу. Еще ни одному величайшему политическому деятелю, находящемуся на вершине власти – вроде Александра Македонского, Чингисхана или Наполеона Бонапарта – не удавалось заглянуть в свое посмертие и увидеть там крах всего того, за что он сражался всю свою жизнь.

Две нижних книги были от одного автора, Александра Бушкова, и одного издательства «ОЛМА пресс». «Хроники мутного времени» 2007 года издания, и «Владимир Путин: полковник, ставший капитаном» 2008 года.

Сев на стул, Сталин, наконец-то закурил забытую им трубку и критически обозрел разложенные на столе книги. Они были разного возраста и разной степени потертости, что говорило о том, что их уже по многу раз читали. К новеньким томикам он бы, наверное, отнесся с сомнением. Но вот эти захватанные страницы и потертые обложки внушали некоторое доверие. Все книги он прочтет внимательно, с карандашом в руках, стараясь не упустить ни одного факта, и ни одного скрытого противоречия. То, в каком порядке их сложил неизвестный доброжелатель, тоже, наверное, имеет какое-то значение, как и личность героя последней книги.

Вздохнув, Сталин отложил в сторону погасшую трубку и достал из стаканчика, стоящего на столе, заботливо заточенный секретарем двухсторонний карандаш – с одной стороны синий, а с другой красный. Предстояла долгая и кропотливая работа. Чутье подсказывало ему: то, что несколько минут назад произошло в этом кабинете, не должна пока знать ни одна живая душа. Сначала он прочтет все эти книги, а потом поймет, что сказать, когда и кому…

Сняв трубку телефона, соединявшего его с приемной, Сталин сказал Поскребышеву:

– Никого не пускать, я занят!

– А если… – начал было сталинский секретарь.

– Никого, я сказал! – жестко оборвал его Сталин. – Даже если явится сам Нечистый на пару с Христом. И, товарищ Поскребышев, будьте добры распорядиться, чтобы сюда принесли чаю, да заварите его покрепче…

06 августа 1940 года, 7:15, СССР. Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина.

За окном кабинета вождя серые сумерки давно сменились ранним утром. Весело защебетали птицы, приветствуя восход солнца. В советской стране начинался новый день. Сталин выключил бесполезную уже настольную лампу, закрыл и отодвинул от себя последнюю из книг. Потерев рукой покрасневшие от переутомления глаза, глава СССР по-новому вгляделся в портрет человека на обложке. Справа от него на столе возвышалась стопка исписанной цветными карандашами бумаги, а прямо перед ним лежал ослепительно-белый официальный бланк, на котором, под шапкой с двуглавым орлом, было написано следующее:

Уважаемый товарищ Сталин.

В связи с нависшей над СССР военной угрозой предлагаю Вам начать переговоры между СССР 1940 года и Российской Федерацией 2017 года о заключении всеобъемлющего, равноправного и взаимовыгодного договора о дружбе, торговле, сотрудничестве и взаимопомощи. Помимо него может быть подписано соглашение о коллективной обороне.

Президент Российской Федерации

Владимир Владимирович Путин

23 февраля 2017 года.

Сталин задумался, внимательно разглядывая портрет человека с холодным взглядом профессионального разведчика. Затем, видимо, приняв решение, он кивнул сам себе, снял трубку телефона и, дождавшись ответа телефониста кремлевского коммутатора, сказал:

– Товарища Берию, пожалуйста… – Тайну такого уровня он не мог доверить больше никому из ближайших соратников, ни Молотову, ни Ворошилову.

Услышав в трубке «Алло», сказанное знакомым голосом, Сталин коротко произнес:

– Лаврентий, срочно приезжай в Кремль, ты мне нужен, очень нужен!

Берия так же коротко ответил:

– Еду, товарищ Сталин!

Вождь повесил трубку и, вспомнив о своем вчерашнем распоряжении, позвонил по внутреннему аппарату Поскребышеву, сказав, что сейчас приедет товарищ Берия, и его, и никого более, надо немедленно впустить к нему в кабинет.

Затем Сталин аккуратно собрал свои записи, сложил их в папку из плотного картона и, завязав шнурки, убрал в верхний ящик стола, подальше от любопытных глаз. Потом он замер, уставив взор в обшитую мореным дубом стену кабинета, и задумался.

Заглянув в будущее, он осознал, что перед ним разверзлась зияющая бездна. И дело даже не в войне, которая должна была начаться в июне будущего года. Предупреждение получено; с потомками или без них, но СССР войну выиграет. Выиграл же тогда, когда был застигнут Гитлером врасплох, и когда советские войска, неся огромные потери, были вынуждены отступать до Волги, Москвы, Кавказа и Ленинграда.

Дело совсем в другом. Все, ради чего он жил, чему принес в жертву личную жизнь – все это вскоре после его смерти пошло прахом. Соратнички свалили все свои грехи на товарища Сталина, а потом пустили в распыл все: партию, страну, армию, народ. Еще тогда ночью, прочитав о событиях пятьдесят третьего и пятьдесят шестого годов, у него возникло огромное желание прямо сейчас поднять с постели Берию и отправить его сотрудников арестовать этих мерзавцев: Хрущева, Маленкова, Кагановича, Булганина, Ворошилова, Молотова. Бросить их в застенки Лефортова, устроить еще один грандиозный Процесс, еще одну Великую Чистку. Пусть каются, кричат, плачут, рыдают – он будет непреклонен. Гореть им всем в аду!

Потом это желание прошло. Тут надо поступать умнее. Нужно скосить не только верхушку заговора, которого еще не существует. Нет, необходимо найти способ раз и навсегда зарубить на корню карьеру людям, которые стремятся жить только для себя. Пусть они так и остаются на нижних уровнях номенклатурной пирамиды. В противном случае та же история может повториться и безо всякой войны. Те же люди, в конце концов, проникнут в партийные и государственные структуры и развалят их, чтобы безнаказанно пользоваться всем тем, что создается сейчас в стране с таким трудом и с такими жертвами.

Именно так и поступил тот, проклятый еще при жизни, последний Генеральный секретарь Коммунистической партии, как его там? А, черт с ним, не все ли равно! В конце концов, на его месте мог оказаться и другой, внешне не похожий, а по сути такой же Иуда Искариот.

А затем наступит то, что Бушков назвал «Мутным временем». Февраль семнадцатого тоже был таким же «Мутным временем». Летом семнадцатого он в Петрограде тоже делал все, чтобы большевики смогли взять власть мирным путем. Но болтун и фигляр Керенский разваливал страну с такой скоростью, что не оставил им никаких шансов на мирную передачу власти. Нужно было что-то делать, и это что-то оказалось единственным возможным вариантом – вооруженным восстанием.

А что же ему делать сейчас? Принять протянутую руку помощи от, как он уже понял, буржуазной России? Или с презрением отвергнуть это предложение и попробовать выкарабкаться самостоятельно? В тот раз, если верить одной из их книг, ради победы над Гитлером он пошел на союз со своими злейшими врагами – британскими и американскими империалистами. И какой черной неблагодарностью они отплатили за все Стране Советов после Победы, объединившись в альянс против СССР, и угрожая ему самым ужасным оружием в мире…

Нет, надо идти другим путем. Но Советский Союз, не завершивший процесс индустриализации, один не выстоит против гитлеровской Германии, покорившей всю Европу. Или выстоит, но, как и в их истории, понесет ужасные людские и материальные потери. Сейчас ему, Сталину, это очевидно как никогда. Кроме того, а разве он может отказаться от сотрудничества с силой, способной доставить вот эти книги к нему в кабинет? А ведь вместо них могла оказаться бомба или пуля, выпущенная в затылок. Одним словом, обстоятельство непреодолимой силы.

С другой стороны, раз речь идет о «дружбе, торговле, сотрудничестве, взаимопомощи и коллективной обороне», значит, и этому Путину что-то нужно от товарища Сталина. Наверное, надо начать переговоры, и в ходе их постараться выяснить дальнейшие намерения партнера в отношении СССР, советской власти вообще, и лично в отношении него. При этой мысли Сталину вдруг показалось, что Путин на портрете подмигнул ему левым глазом.

«Наверное, это от переутомления, – подумал Сталин, – надо бы отдохнуть. Но времени нет, и в ближайшие годы не предвидится. Ведь работы много, и ее не каждому доверишь. Скорее, наоборот: страшно мало тех людей, которым можно по-настоящему доверять, кто работает не за страх, а за совесть и идею. Остальных, стремящихся употребить свое положение в партии или на государственной службе в личных целях, надо в свою очередь использовать на все сто процентов, а как только они становятся бесполезными, то освобождать без сожаления от всех занимаемых постов. Какой мерой мерили вы, дорогие товарищи, такой вам и воздастся – в лагерном бараке, или у расстрельной стены…»

От размышлений Сталина отвлек появившийся на пороге кабинета Генеральный комиссар Госбезопасности Лаврентий Берия. Ну не был он ни садистом, ни бабником, а был человеком, до конца преданным Советской власти. А все страшные сказки рассказал о нем люто его ненавидящий Никита Хрущев. Ненависть эта была не меньшей, чем та, которую «кукурузник» питал к Сталину. Так ничтожества, у которых, за что бы они ни взялись, все выходило сикось-накось, могут ненавидеть только по-настоящему талантливых людей. Но теперь тому Никите самому оставалось жить очень недолго – скорее всего, до первого чиха Хозяина.

– Проходи, Лаврентий, – Сталин сделал приглашающий жест рукой, – присаживайся. Разговор будет серьезный. Учти: о том, что я тебе сейчас скажу, не должна знать ни одна живая душа. Когда будешь давать задание своим сотрудникам, никто из них не должен понять общей картины – что делается, по какой причине, и с какой конечной целью. Он, – Сталин указал на дверь в приемную чубуком трубки, – знает только то, что после вчерашнего совещания я приказал никого не пускать, а потом всю ночь работал с документами.

– А на самом деле? – непроизвольно поинтересовался Берия, и тут же поправился: – Я вас слушаю, товарищ Сталин.

– А, ничего, – махнул рукой Сталин, – действительно работал с документами. Только вот документы эти, как говорится, «из ряда вон»… Привет из будущего! Поневоле тут поверишь во всякую чертовщину… Вот, полюбуйся, Лаврентий, – Сталин взял со стола одну из книг, – история СССР с сорок первого по девяносто первый год. Причем, если верить этой книге, в девяносто первом году кончается не только история, но кончается и сам СССР. Реставрация капитализма – исключительно по причине измены партийной верхушки.

– Провокация? – поинтересовался Берия. – Британская или германская разведка…

– Разве немцы или англичане могут сделать так, чтобы в моем кабинете эти книги появились из ничего и упали прямо на мой стол? – спросил Сталин, и сам тут же ответил на свой вопрос, подавая Берии еще одну книгу: – Они не могут, а этот может! Между прочим, Лаврентий, человек в прошлом работник твоего наркомата.

– Хитрющий, сразу видно, – заметил Берия, посмотрев на портрет на обложке, – но ничего, и не таких обламывали…

– Обламывать пока не надо, – сказал Сталин, и подал Берии письмо с предложением о переговорах, – сначала надо понять, что этот человек хочет получить от нас и что согласен предложить взамен. А также продумать методы по предотвращению – как это будет по-научному – побочных явлений.

– Эффектов, – машинально поправил Берия вождя, – побочными бывают только эффекты.

– А, ладно, – махнул рукой Сталин, – ерунда!

– Потом Лаврентий Павлович долго читал письмо, вникая в каждое его слово, а прочитав, положил на стол и задумчиво сказал:

– Значит, все-таки война? С Гитлером?

– 22 июня 1941 года нас придут убивать, – ответил Сталин, – это будет не обычная война за территорию или выгодные условия торговли – это будет библейская война на истребление одного народа другим. Может, мы справимся сами, а может, и нет. Как-никак, теперь на Гитлера фактически работает уже вся Европа. Даже нейтралы, мать их за ногу… В ТОМ прошлом мы заключили союз с британскими и американскими империалистами. И потом слишком дорого за это заплатили. Самое главное, что это дело немыслимо доверить кому-нибудь из НКИДа. Там еще не вычищен до конца литвиновский гадюшник. А это значит, что все секреты станут тут же известны англичанам. Придется этими переговорами заняться нам с тобой лично.

– Понятно, – сверкнул стеклами пенсне Берия, – тайный договор…

– Действительно тайный, – согласился Сталин. – Лаврентий, пойми: 31 июля этого года Гитлер уже поставил перед своими штабистами задачу разработать план нападения на СССР. А вчера ему уже были предоставлены первые наброски. И, самое главное, я знаю, что он нападет на нас через год – независимо от того, состоится высадка на Британские острова в этом году или нет. Гитлер считает, что если ему удастся разгромить СССР, то Америка не вступит в игру, сохраняя нейтралитет, а Британия, потеряв последнюю надежду, капитулирует. Так что, товарищ Берия, можно сказать, что война уже началась, и то, что на ней пока не стреляют, еще ни о чем не говорит. Победит в ней тот, кто еще до начала боевых действий наилучшим образом подготовится к сражениям. Я думаю, что это будет не столько дипломатический договор в прямом смысле этого слова, сколько сверхсекретная военная операция. Ее надо хранить в тайне и от большей части наших генералов, которые, как я понял, оказались в критический момент далеко не на высоте…

– Кхм, кхм… – как бы ниоткуда раздался вдруг мужской голос, – коллеги, разрешите присоединиться к вашей беседе?

– Путин Владимир Владимирович, если не ошибаюсь? – не дрогнув лицом, так же в пустоту спросил Сталин.

– Он самый, товарищ Сталин, – ответил голос. – Вы не ошиблись.

– Ну, присоединяйтесь, коль уж появились, – кивнул Сталин, – проходите, присаживайтесь.

– Да нет, спасибо, – ответил голос, – я уж лучше пока на своей стороне постою. А то ведь у вас там, коллеги, сесть легче, чем потом встать…

– Ну, как хотите… Стойте на своей стороне, – усмехнувшись ответил Сталин. – Кстати, как вас лучше называть – «господин» или «товарищ Путин»?

– Лучше, товарищ Сталин, пока называйте меня нейтрально – «коллега», – ответил российский президент, появляясь в овальном окне темпорального канала, примерно в полутора метрах от Сталина с Берией.

– При этом меня вы почему-то упорно называете товарищем? – усмехнулся в усы Сталин.

– Это потому, что я о вас знаю почти все, а вы обо мне почти ничего, – чуть прищурив один глаз, ответил Путин.

– Хорошо, КОЛЛЕГА Путин… – Сталин сел на свое место за столом и взял в руку отточенный карандаш. – Присаживайся, Лаврентий, поговорим…

– Итак, – спросил Сталин, – хотелось бы знать, что вы имели в виду под Договором «О дружбе, торговле, сотрудничестве и взаимопомощи», также включающем в себя и «Соглашение о коллективной обороне»? Давайте начнем с дружбы…

Путину на той стороне тоже принесли стул, он уселся на него и задумался.

– Наверное, дружба должна подразумевать то, что обе высокие договаривающиеся стороны будут воспринимать друг друга, что называется, «как есть», и не будут вмешиваться во внутренние дела партнера. То есть вы не будете экспортировать к нам социализм, а мы к вам – свою суверенную демократию. Какая-то конвергенция будет, не без этого. Но это должны быть совершенно естественные процессы, идущие на благо обеим сторонам…

– Например? – поинтересовался Сталин.

– Имея перед глазами пример успешной экономики СССР, – сказал Путин, – мы могли бы активней вести процесс возвращения крупных предприятий к государственной и общественной собственности. Коллапс тотально огосударствленной позднесоветской экономики так всех напугал, что теперь возврат любого предприятия под контроль государства проходит под вопли о возврате к неэффективной советской системе и о будущем ее крахе. Ради такого положительного примера мы поделимся с СССР промышленными и сельскохозяйственными технологиями и в полном объеме осуществим поставки соответствующего оборудования.

– И вы думаете, что это позволит нам лучше подготовиться к войне с Германией? – с недоверием спросил Сталин.

– Если говорить о вероломном нападении фашистской Германии на СССР, то надо обращаться к пункту «о коллективной обороне», – отчеканил Путин. – А то, что я вам сейчас предложил, позволит СССР выиграть экономическую гонку на длинной дистанции.

– А что вы с этого будете иметь? – спросил Берия.

– Как что? – удивился Путин. – От сотрудничества с СССР мы будем иметь деньги, рынки сбыта, развитие промышленности, рост экономики. В ТОТ раз на советских военных заказах поднялась американская экономика. И очень неплохо поднялась. Товарищ Сталин знает, чем это все закончилось.

– Уже знаю, – кивнул Сталин и сделал на листе бумаги какую-то пометку. – В свою очередь, мы бы тоже не хотели, чтобы ваша буржуазная Российская Федерация села нам потом на голову.

– Я, товарищ Сталин, опасаюсь как раз обратного – ответил Путин. – Укрепившийся СССР вполне может сесть на голову Российской Федерации. Вы просто не представляете степень своей популярности в народе даже в наше время. И, наоборот, так называемые «десталинизаторы» не имеют никакой опоры в обществе, а тем более во власти, и дальше воплей в прессе их деятельность не пойдет.

– А ваш крупный капитал? – спросил Сталин. – Ведь он пойдет на все, чтобы снова уничтожить воскресшее вдруг из небытия государство рабочих и крестьян. Для ваших крупных капиталистов – этих, как его, олигархов – процветающий по соседству СССР будет как бельмо на глазу.

Путин грустно улыбнулся.

– Товарищ Сталин, если бы вы знали, сколько раз эти, как вы выражаетесь, крупные капиталисты пытались самыми разными способами сковырнуть вашего покорного слугу! И что? Из тех, кто пользовался нечестными методами, некоторые отдали концы в эмиграции, промотав на это дело все до последнего гроша, а другие за десять лет на казенной швейной машинке научились шить брезентовые рукавицы для таджикских гастарбайтеров. Те же господа, чьи методы были относительно законными, истратили на пропаганду огромную кучу денег, и добились прямо противоположного. У нас все-таки суверенная демократия – то есть демократия, отделенная от капитала. А народ за годы, прошедшие с распада СССР, приобрел устойчивый иммунитет к пропаганде подобного рода. Если не верите мне на слово, то давайте обменяемся делегациями. Мы в качестве первого дружеского шага отправим в СССР специалистов и самое современное оборудование для разведывательной и контрразведывательной деятельности, а вы направите к нам военных для ознакомления с возможностями нашей техники, а также специалистов из наркомата Лаврентия Павловича для анализа народных умонастроений. Дадим им дней десять на все, а потом снова встретимся и продолжим этот разговор.

Сталин и Берия переглянулись. Это предложение им явно понравилось.

Затем Берия вкрадчиво спросил:

– Скажите, что вы имеете в виду под разведывательной и контрразведывательной деятельностью?

– Все, – ответил Путин, – подслушивание, подглядывание, просмотр радарами воздуха и сопредельной территории до самого Ла-Манша, прослушивание радио и телефонных переговоров противника, расшифровка зашифрованных радиограмм любой степени сложности.

Берия хотел еще что-то спросить, но Сталин нахмурился и сказал:

– Погоди, Лаврентий, погоди… Я тебе еще не сказал, что у нас тут, кажется, созрел заговор – похлеще, чем в тридцать шестом. Вершки мы тогда вырвали, а корешки остались. Спасибо ТОВАРИЩУ Путину за это предложение… Подберешь самых надежных людей, придумаешь для них легенду, чтобы сохранить все в тайне, и пусть они вместе с товарищами из будущего займутся этим делом. Все надо вычистить до белых костей. Гнили у нас не место! Я должен точно знать, на кого мы можем положиться, а кто при первом удобном случае нас продаст за тридцать сребреников. – Он посмотрел на сидящего напротив Путина. – Делегацию для поездки к вам мы подготовим в течении… – вождь на секунду замолчал, – трех суток. Обмен людьми лучше провести в другом месте, а то мой секретарь просто сойдет с ума, если ко мне в кабинет войдут одни люди, а выйдут совсем другие…

Берия предложил:

– Можно провести обмен делегациями в здании моего наркомата…

– Не стоит, – покачал головой Путин, – там слишком много народа, и не за всех вы, товарищ Берия, можете ручаться. Уж я-то знаю. Подберите в качестве базы какую-нибудь загородную дачу, а операцию по обмену через три дня, в полдень по вашему времени, проведем вот здесь… – На листе бумаги Путин крупными буквами написал название подмосковной деревни и показал Берии.

Лаврентий Палыч память имел совсем не девичью, и поэтому, прочитав название, только кивнул. Можно было не сомневаться, что он запомнил эту информацию на веки вечные.

Сталин же сделал еще одну пометку на листе бумаги и удовлетворенно кивнул:

– Хорошо, товарищ Путин. А что, по-вашему, мы в СССР можем позаимствовать у такой политической системы, как ваша так называемая «суверенная демократия»?

– Пост Президента, – коротко ответил Путин. – Вы, товарищ Сталин, все время старались отделить партию от государства, и у вас это как-то не получалось. Дело в том, что так уж сложилось исторически, что на просторах одной шестой части суши обязательно должно быть Первое Лицо. Неважно, как оно будет называться: Великий Князь, Царь, Император, Генеральный Секретарь или Президент. Но этот человек – гарант всего и вся. Сейчас в умах советский людей вы неформально занимаете как раз эту должность. Но лишь неформально. Надеюсь, вы не сомневаетесь, что, если завтра провести всенародное голосование, то девяносто процентов людей скажут «Да». Страна, находящаяся под единым централизованным управлением, имеет совсем другой уровень мобилизационной готовности, чем существующая сейчас партийная система. Кроме того, это совершенно другой уровень легитимности на международной арене. Ведь одно дело – руководитель правящей партии, а совсем другое – всенародно избранный глава государства. При этом вам никто не помешает оставаясь лидером партии, управлять ее развитием в желательном направлении. И гораздо легче будет в случае необходимости обратиться напрямую к массам. В ТОТ раз централизация полномочий прошла за счет поста Генерального Секретаря, которого избирал узкий круг членов Политбюро. От важнейшего вопроса определения политического руководства оказались отстранены не только беспартийные граждане СССР, но и рядовые члены самой партии. И решался этот вопрос кулуарно, в весьма узком кругу высших партийных бонз. Чем все это закончилось, вы уже знаете.