Текст книги "ТАСС не уполномочен заявить…"

Кабы знала я, кабы ведала…

Лариса была благодарна Антонине за то, что та посоветовала ей сходить в «Экспоцентр» на выставку итальянской мебели. Она столько узнала о заинтересовавшем ее «объекте»!

Во-первых, получасовой документальный фильм, главным рассказчиком в котором выступал сам Атонио. Фильм, правда, был на итальянском. Но референт или секретарь, обслуживающая экспозицию, когда набиралось достаточное число посетителей, на плохом русском языке вкратце комментировала наиболее интересные моменты.

Журналистка, надев темные очки, была само внимание. И сразу поняла очень многое. Возможно, даже гораздо больше, чем бы того хотелось несимпатичной крашеной блондинке лет тридцати трех с плоской грудью, длинным лицом, крупным носом и не очень хорошей кожей лица. В конце своего рассказа Симона (так женщина представилась посетителям) добавила, как бы, между прочим, что является дальней родственницей Антонио. И Ларисе сразу стало понятно: как же хочется этой секретарше стать близкой, самой близкой его родственницей…

Наблюдательная журналистка невольно усмехнулась своему открытию. Впрочем, Симона ей не конкурент. Явно.

Так значит: потомок знаменитого аристократического рода. Владелец домов в Венеции, Флоренции, Риме и фамильных мебельных фабрик. Образованный (Гарвардский университет), молодой и красивый. Ой! И как она смогла всё это вычислить еще в театре, лишь глянув на его осанку и горделиво-изящный поворот головы?

Лариса посмотрела документальный ролик дважды. Она бы посмотрела еще и третий раз, но посетителей становилось всё меньше, и ей не хотелось, чтобы Симона обратила на нее внимание. Пусть на сегодня она, всё же, останется мисс Инкогнито, потому что вполне возможно, что ей сюда придется заявиться еще с «открытым забралом» – уже в качестве корреспондента.

Женщина вышла из «Экспоцентра» и радостно вздохнула. На душе у нее было хорошо. Глаза заблестели, кровь веселее потекла по жилам.

Она становилась прежней Ларисой, которая желала нравиться и сама готова была увлечься.

По дороге домой журналистка заехала в книжный магазин и купила русско-итальянский словарь в надежде выучить хотя бы 100 наиболее употребимых слов. А вечером позвонила Тоньке.

– Вижу, запала ты на аристократа, – усмехнулась коллега. – Я тебя, Ларка, просто не узнаю… Да приди ты на их выставку, как журналист…

– Нет, нет, – возразила Лариса, – работа от меня никуда не убежит. Это запасной вариант. Здесь нужен эффект неожиданности, эффект случайности. Тонь, ну, придумай что-нибудь…

В трубке на время воцарилась молчание.

– Послушай, Ларка, по-моему, и придумывать ничего не надо, – радостно засопела Антонина. – Через пару дней я уезжаю в командировку в Карелию. Я, ведь, этих итальянцев сопровождала несколько дней. У меня куча их фотографий накопилась, причем, неофициальных, которые я должна им просто отдать.

– Ну, ну… – оживилась Лариса.

– Так вот, я позвоню Антонио и скажу, что, мол, срочно уезжаю. И что фото он сможет забрать у моей коллеги в ТАСС – некой Ларисы. По-моему, повод самый нейтральный, непреднамеренный и даже – невинный…

– Тонька, это было бы здорово, – сказала подруга, – но только надо, чтобы пришел именно он, а не кто-то другой из их делегации.

– Да не волнуйся, придет именно он. Атонио заказывал эти фотографии. И, вообще, он у них – самый главный и ответственный. Больше я уже ничего не могу придумать для тебя, – вздохнула Антонина.

– А мне больше ничего и не надо, – обрадовалась молодая журналистка.

И открыла русско-итальянский словарь.

… На следующий день в ее отдел прискакала Тонька, принесла фото.

– Можно, я себе это оставлю? – Лариса прямо-таки обмерла, откладывая снимок, на котором был изображен брюнет с тонкими чертами лица, умными глазами, глядящими сквозь стекла в изящной и дорогой оправе.

– Бери, мне не жалко, – сказала Антонина, положив на стол большой специальный конверт, на котором было написано: «Фото для Антонио».

Улыбнувшись, Лариса взяла этот конверт и, недолго раздумывая, с правой стороны внизу крупными буквами еще дописала: «Передаст Лариса».

– Смотри, голову не потеряй, – усмехнулась Тонька.

– Уже. Совет запоздал, – вздохнула коллега. – Давно не получала такого эстетического удовольствия, глядя на мужское лицо…

Антонина ушла, а молодая женщина всё рассматривала и рассматривала фото, подмечая какие-то новые оттенки, нюансы и, радуясь своему – женскому и сокровенному.

«Да, влюбилась. Да, ей радостно и хорошо. Да, в ее власти сделать так, чтобы, якобы случайное знакомство, получило продолжение. И она знает, как. И ей это совсем не сложно. Потому что она – женщина, которая знает, чего хочет. Она так долго спала. А теперь ожила. Она снова прежняя. Она – охотница, которая выходит на свою женскую охоту. И как это здорово. И как это прекрасно. Она влюбилась».

А поздно вечером в этот же день, когда журналистка уже собиралась ложиться спать, позвонила ее знакомая – молодая актриса и тезка – Лариса Василькова, предложившая два бесплатных билета в Малый театр.

– Ларочка, как вовремя ты нарисовалась, – обрадовалась женщина. – А я как раз обдумывала культурную программу с одним человеком.

Они условились, что Василькова занесет ей билеты прямо на работу в первой половине дня. А во второй… А во второй половине того же дня должен был приехать Антонио за фотографиями.

«Билеты не помешают, – размышляла женщина. – Такой повод. И к тому же, театр, как и ресторан, поздно заканчивается, только театр – намного приличней», – усмехнулась она.

Своим знакомством с тезкой-актрисой Лариса была в некотором роде тоже обязана Антонине.

Как-то в прошлогодний субботник начальник Кирилл Петрович (будь он неладен), сам, естественно, отдыхая после своих ежедневных вечерних возлияний в Доме журналиста или еще в каком другом творческом доме, обязал Ларису, как самую молодую и единственную незамужнюю сотрудницу их отдела (незамужнюю – всегда подчеркивалось им с особой оскорбительностью) прийти в выходной и стойко отпахать за себя и «за того парня». То есть, одной – за вес их отдел.

Ладно, еще б просто отсидеть на рабочем месте, отдежурить формально, а то, ведь, надо было еще мгновенно отрапортовать конкретной корреспонденцией по актуальной теме дня.

Злая, невыспавшаяся в свой выходной день, Лариса проклинала своего начальника Кирюшу и вместе с ним того человека, который много-много лет назад поднес бревно на коммунистическом субботнике в Кремле. Собственно, которому они все и были обязаны этими пожизненными субботниками теперь.

«Уже кто-то откровенно говорит о выносе тела вождя из Мавзолея, а мы всё рапортуем и рапортуем по привычке», – зло подумала женщина, нервно просматривая телефонный справочник Москвы в поисках адреса состоявшегося субботника.

Ее сердитые мысли неожиданно прервала Антонина, влетевшая к ней в кабинет.

– Ларка, айда, за мной, быстро, – прокричала коллега, – куй железо, не отходя от ТАСС…

Фотокорреспондентке тоже хотелось, очевидно, побыстрее «отстреляться» в этот идеологический день. Заходя в агентство, Тонька высмотрела, что их соседи – актеры театра «У ворот» вышли на бульвар с метлами и лопатами.

Когда тассовские журналистки подошли к группе молодежи театра (а была исключительно молодежь), двое юношей уже обкапывали деревья, а девушки лениво, чисто символически, мели метлами по уже подметенному до них, очевидно, дворниками, бульвару. И знакомство состоялось. Фото получилось. Лариса с Антониной тут же были приглашены творческой молодежью в театральный буфет на чаепитие с пирожными.

То, что начиналось скучной обязаловкой с утра, неожиданно закончилось интересным знакомством. И даже могло бы иметь продолжение, если бы Лариса ответила на многозначительные взгляды одного из актеров. Могло бы… При условии, если б в багаже ее знакомств представителей этой профессии не было. Но один уже значился. Наступать второй раз на те же самые грабли ей не хотелось…

А их совместный с Антониной фоторепортаж был признан лучшим и еще долго красовался на «доске почета» для внутреннего пользования, как лучший журналистский материал на тему субботника…

Знакомство же у Ларисы завязалось не с актером, а с актрисой. Причем, дружба оказалась не только обоюдоприятной, но и обоюдополезной. Особенно, в такое смутное время.

Актриса Лариса Василькова, конечно же, была в курсе всех театральных новостей и тусовок, куда она была вхожа, и тянула туда за собой благодарную за это ей журналистку.

А тассовская корреспондентка, в свою очередь, в силу тематики своей работы, часто имела приглашения на театральные премьеры, а иногда – предварительные «прогоны» новых спектаклей, куда не раз приглашала свою тезку.

Последний раз они виделись около месяца назад на одной творческой встрече в Центральном «Доме актера». Актриса была там со своей подругой – Таисией, очень красивой молодой женщиной. Такой красивой, что Лариса подумала, что она тоже из мира театра и кино. А та оказалась дизайнером одежды.

Впрочем, сама тезка-актриса была вне всякой конкуренции. У нее было удивительное, запоминающееся лицо. Человек, хотя бы мало-мальски знакомый с искусством, глядя на нее сразу вспоминал известную картину «Рождение Венеры», даже если и запамятовал почему-то фамилию художника. Те же удивительно мягкие черты лица, милый овал, пышные роскошные волосы с едва заметным медным отливом, струящиеся по плечам… Глядя на нее, казалось, что копией остается картина, хранящаяся в далеком заграничном музее, а живым воплощением, оригиналом, так сказать, является именно она – Лариска Василькова.

К тому же, веселый нрав и коммуникабельность молодой актрисы делали ее весьма ненавязчивой в обычном человеческом и дружеском общении, что особенно ценилось журналисткой.

* * *

… Лариса сидела перед зеркалом. Она только что сняла питательную маску с лица и раскручивала крупные бигуди, заглядывая при этом в русско-итальянский словарь, бормоча и запинаясь, заучивая певучие, благозвучные слова, которые плохо шли ей на ум. Затем взяла фен и стала выравнивать «волны», кое-где образовавшиеся от бигуди. Она знала: всё основательное надо сделать сегодня, чтобы завтра утром только подправить.

Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появилась тетка Катерина, только что громко спорившая с отцом в его кабинете.

– Марафетишься? – понимающе усмехнулась генеральша. – Есть для кого? – и своим мощным торсом втиснулась в кресло.

Лариса вздохнула.

– Могу погадать, хочешь? – интригующе предложила тетка.

– А почему бы и нет? – племянница быстро достала из ящика стола карты.

Вообще-то, она не очень в это верила. Где-то: пятьдесят на пятьдесят. Но тетка действительно умела гадать. А завтра у нее такой волнительный день…

– Сдвинь своей рукой, – попросила генеральша, протягивая колоду карт Ларисе и присаживаясь на тахту, чтобы раскидать бумажные картинки понятным ей узором в определенной последовательности.

Племянница всё еще сидела перед зеркалом, прореживая пинцетом брови.

– В общем, – в казенном дому ждут тебя хлопоты, – начала генеральша, – очень близкие хлопоты.

– Прямо завтра с утра, – предположила Лариса.

– Может и так, – кивнула тетка Катерина. – Еще какой-то злодей и злодейка тебе выпадают в том же казенном дому. И от них – даже удар…

– Кажется, я даже знаю, о ком речь. Злодей – это мой начальник. А злодейка – его секретарша, которая наушничает, во сколько я прихожу на работу и когда ухожу. В моем казенном доме это незыблемо, – вздохнула Лариса.

– Да, хоть, король этот тебе нехорошо падает, – продолжила генеральша, – но тебе повышение по службе выходит, не глядя на все его козни… Переплюнешь ты через него.

– Так я плююсь в его сторону постоянно, – усмехнулась Лариса, – а вот насчет повышения – это вряд ли… Мой начальник непотопляем и ему еще девять лет до пенсии. Карты врут, – заключила она с грустью.

– Ларка! – тетка так зычно вскрикнула, что племянница даже вздрогнула. – Не каркай под руку. И запомни: в моих руках карты никогда не врут. Ну, вот, всю мысль перебила, – сказала она с досадой.

– Молчу, молчу, – виновато вздохнула Лариса.

Какое-то время генеральша сидела молча, созерцая карты и всё еще недовольно сопя.

– Значит, – начала она снова, – король этот поганый станет тебе по барабану. Отскочит от тебя, как горох от стенки. И знаешь, почему? Потому что тут один благородный король очень клинья к тебе подбивает. И именно он своим благородством всю твою грусть и печаль перекроет. Понимаешь? И ложится его масть к тебе со свиданьицем, расположением и любовью. О как.

После этих слов родственница замерла на время, внимательно изучая карты.

– Ой, Ларка! – вскрикнула она вдруг, всплеснув руками, Ларка, что я вижу! С королем-то этим у тебя постелька выходит, да еще какая…

– Что, прям, завтра? – игриво поинтересовалась племянница, откладывая пинцет в сторону и разворачиваясь лицом к тетке.

– Насчет завтра – сказать не могу. Но очень близко, совсем рядом выходит, – тут генеральша вздохнула и неожиданно перешла на шепот, – такая постелька, о которой все бабы мечтают, да не всем суждено…

– Какая – такая? – не поняла Лариса. – Страстная, что ли, очень?

– Любовь без страсти не бывает, – назидательно сказала тетка. – Но я не об том сейчас толкую. Я о постельке, которая… – и женщина запнулась, подбирая слова, – про которую говорят, что она… судьбе – порог.

– Как? – переспросила племянница и засмеялась. – Тетка, тетка Катерина, по тебе словарь крылатых народных выражений можно составлять.

И Лариса повторила в задумчивости, глядя в зеркало: «Судьбе – порог»…

– К жизненным переменам, что ли?

– К очень жизненным, – кивнула генеральша.

– К замужеству, что ли? – неуверенно переспросила Лариса.

– Тсс, – тетка Катерина приложила палец к губам. – Тсс. Экая ты бестолочь, Ларка. Не видишь разве: я слова этого избегаю всячески, чтобы вслух его не произносить, чтобы не спугнуть удачу, – и она быстро-быстро перемешала на тахте карты, сбив их в бесформенную кучу. – И ты слова этого вслух не произноси. И никому про гаданье это не рассказывай. Ни подружкам. Ни даже им, – генеральша кивнула на двери Ларисиной комнаты, за которыми находились родители. – Я тоже молчать буду.

И, видя ироничную улыбку на лице племянницы, добавила:

– Можешь даже не сомневаться, Ларка. Всё: отпрыгалась, девка. Стопроцентно. Да и пересидела ты уже. Перестарочка-тридцатилеточка, сама знаешь. Давно пора. Скоро платье будешь шить или покупать… тсс… сама знаешь, какое. Вспомнишь еще мои слова. Очень скоро вспомнишь…

И генеральша, с видом заговорщицы, приложив палец к губам, покинула комнату племянницы, посмотрев на нее восторженным взглядом, словно на засватанную уже невесту.

В ожидании радости

Лариса глянула в зеркало и вздохнула. Ну, тетка, ну, тетка Катерина… Но на душе у самой посветлело. Гадание родственницы было, сейчас, словно, сеанс психотерапии. И так кстати. Особенно, для поднятия самооценки. А что там у нее с самооценкой? Всё замечательно.

Она двинулась к гардеробу, извлекая оттуда свои многочисленные наряды. И взгляд ее упал в этот момент на телефонный аппарат. Как же ей уже давно хотелось сделать этот тайный, секретный звоночек.

Журналистка подошла и быстро набрала номер телефона, который дала ей Антонина, предварительно плотно прикрыв трубку рукою.

– Пронто, – отозвался на другом конце провода мягкий баритон. – Пронто, – услышала Лариса дважды повторенный итальянский аналог русского «алло», и далее еще быстро прозвучало несколько певучих слов, которые Лариса не разобрала.

Женщине просто хотелось услышать его голос, она столько думала о нем, смотрела на его фото. Какой приятный тембр… Сердце ее колотилось. Нет, сегодня еще нельзя. Это она так. Просто из женского любопытства. Не выдержала. А вот завтра… Завтра утром она позвонит с работы, и они уже точно условятся о встрече. Спасибо Тоньке. Уезжая, она предупредила Антонио, и завтра он будет ждать ее звонка.

Лариса посмотрела на часы. Они показывали одиннадцать вечера. Женщина на минутку попыталась представить этого итальянца в его номере «Интуриста» на улице Горького, куда он пришел отнюдь не после праздного, а насыщенного встречами и делами трудового дня. Конечно же, он устал. И, наверное, уже собирается ложиться спать.

Баритон, еще звучавший в ней отголоском, безошибочно помог выбрать и наряд для завтрашнего дня.

Журналистка быстро натянула на себя темно-синюю удлиненную юбку, которая так красиво подчеркивала ее изящную фигурку, а к ней примерила нежно-бирюзового цвета кофточку из тончайшего кашемира с глубоким вырезом. От выреза шел ряд маленьких очаровательных перламутровых пуговиц.

«Надо всё предусмотреть на всякий случай, – усмехнулась женщина, – рассматривая себя в облегающей кофточке, – а вдруг… Какие симпатичные пуговки. И начинаются на уровне такой соблазнительной ложбинки. А не слишком уж соблазнительной и откровенной? Может, сюда какой кулончик прицепить»?

Она открыла ящик и быстро порылась в своих украшениях, и, найдя там золотую цепочку, которую венчал изящно обработанный камень бирюзы, осталась очень довольна.

Качнувшийся, как маятник, кулон замечательно сочетался с расцветкой кашемира. «Украшение будет одновременно привлекать и чуть отвлекать взгляд собеседника, – подумала Лариса. – И утомленному, наверняка, холодной и серой Москвой итальянскому путнику, блеск бирюзы может напомнить о теплых водах южных морей, в которых можно понежиться и согреться»…

– Стоп, – приказала себе вслух женщина. – Не будем бежать впереди паровоза. Я устала, а мне надо еще слова итальянские повторить. И я должна выспаться, чтобы завтра хорошо выглядеть.

Лариса еще раз окинула себя оценивающим взглядом.

– А еще будут высоченные каблуки… И завиток к завитку, и ресничка к ресничке, и пухлые губки бантиком… И запах «Шанели». Море «Шанели № 5»… Даже, если какая-то сердечная дама у него уже есть в Москве на примете или в далекой Италии, что для такого красавца весьма вероятно, – размышляла вслух женщина, – увидев меня, он мимо просто так не пройдет. Антонио, ведь, ничего не знает о том, что ждет его завтра. А поджидает его Мадам Неожиданность – союзница женщин. И эта Мадам – залог ее завтрашнего успеха. Особенно, если к нему, успеху, подготовиться заранее…

И Лариса самой себе в зеркало состроила лукавые глазки.

Уже засыпая, она вспомнила, что у нее завтра разгрузочный день, который она себе делает раз в неделю. Просто попивает тихонечко минералку из бутылочки, а вечером позволяет себе легкий ужин. И пару дней после этого не ест мяса и рыбы.

Впрочем, если возникнут определенные обстоятельства, при которых ее пригласят поужинать в кафе или ресторан, она, конечно, это свое правило нарушит. Ну, а так – ничего менять даже не стоит. Потому что в этот день она во всем теле чувствует легкость необыкновенную, порхая, как бабочка. И глаза ее блестят как-то по-особому. Пусть блестят. Завтра ей это даже очень кстати.

Это только мерзкий начальник Кирюша говорит, что у нее в этот день блеск голодной тигрицы в глазах, и, мол, к «зловатой» и в обычные дни, Ларисе Паллнне лучше не подходить, потому что «сожрет с потрохами». Но что может понимать этот алкаш и урод…

Если он принесет цветы…

Утром, проходя мимо вахты при входе в агентство, журналистка оставила дежурному свой телефон, попросив позвонить, когда ее будет спрашивать гражданин Италии по имени Антонио.

– Спросить Ларису Павловну, – услужливо повторил мужчина пенсионного возраста, глядя на бумажку, которую журналистка загодя написала дома.

– Ой, погодите, – женщина взяла листочек у вахтера, быстро достала авторучку и вычеркнула отчество, – спросить Ларису. Просто Ларису…

Затем она вошла в рабочий кабинет и, улучив момент, когда двое ее коллег вышли, быстро набрала заветный телефонный номер гостиницы «Интурист».

После Ларисиного «бонжорно» последовали еще несколько итальянских слов вперемешку с русскими, которые она заготовила в качестве приветствия.

Когда Антонио от неожиданности проговорил сразу и быстро пару предложений на родном языке, женщина сказала «скузи» (извините) и «нон каписко» (не понимаю). Но этого было вполне достаточно, чтобы вызвать массу приятных ассоциаций у гражданина Италии.

Они условились встретиться где-то в промежутке от часа до двух. Но предусмотрительная Лариса, заверила, что, даже если Антонио и выбьется из этого графика, ничего страшного не произойдет, так как она целый день всё равно будет находиться на работе. А когда напоследок журналистка еще произнесла «чи вдьямо», что означало – «увидимся», то Антонио просто просиял. И она смогла уловить это «сияние» даже из телефонной трубки. На то она была Лариса.

«Всё идет по плану, – радостно вздохнула женщина. – И всё будет именно так, как я задумала, если он принесет цветы. А он принесет мне цветы. Я это чувствую. Я его уже заинтриговала».

Из рабочих мероприятий сегодня намечалась лишь летучка отдела, которая всегда проходила в кабинете начальника – Кирилла Петровича. «Нудное занудство», как называла это мероприятие журналистка, продолжалось не более двадцати минут. Происходило это обычно с утра.

Но сегодня почему-то секретраша-злодейка, которая должна была уже пригласить на летучку сотрудников отдела, этого не сделала. Ларисе очень хотелось побыстрее «отстреляться» от обязательного официоза, чтобы полностью освободить свои мысли и чувства ожиданию совсем иного «мероприятия». Поэтому, отпив немного минералки из бутылочки, которая стояла у неё на столе, женщина не поленилась заглянуть в кабинет начальника и поинтересоваться, будет ли сегодня летучка.

– Будет, будет, – неопределенно буркнул Кирюша, – бесцеремонным, как всегда взглядом, глянув на напомаженную и сексуально соблазнительную сотрудницу своего отдела.

– Секретарша оповестит? – поинтересовалась подчиненная.

– Секретарша заболела, – начальник посмотрел на часы, – я сам вас всех скоро приглашу.

Однако «скоро» не последовало.

К Ларисе уже вот-вот должна была прийти подруга с театральными билетами, которой она заранее заказала пропуск. И журналистка снова заглянула к начальнику, потому что уж очень хотелось «отстреляться» от обязаловки.

– Не иначе, на свидание торопишься? – развязно и в то же время ревниво сказал Кирилл Петрович.

– На интервью, – парировала Лариса.

– Что, в принципе, одно и то же, – насмешливо сказал он. – Уж замуж невтерпеж…

– А причем тут «замуж»? – невольно дернулась сотрудница. – У меня такое чувство, что вы боитесь, что однажды это в моей жизни всё же произойдет… Это тем более странно, при вашей здравствующей ныне жене, и том разнообразии девиц, которые любят сидеть у вас на коленях в баре Дома журналиста…

– А ты видела своими глазами?

– Конечно. И не раз. Пить надо меньше…

– Компромат на меня собираешь?

– Ну, что вы. Больше, чем вы сами, никто вас скомпрометировать уже не может, – насмешливо сказала Лариса, покидая кабинет начальника.

– Стерва, – услышала она из-за только что прикрытой ею двери.

– Мразь, – тихо проговорила женщина, – теперь он специально будет тянуть время, потому что понял, что мне хочется побыстрей освободиться.

И еще с тоской подумала о том, как же ей надоело это нескончаемое противостояние подчиненной и начальника. Причем, дряхлеющего и отвергнутого начальника, который был бы очень даже непротив приволокнуться за своей сотрудницей, если бы… Если бы это было возможно. Именно невозможность и безответность желаемого рождали это состояние «ненавистной любви» руководителя к постоянно раздражающему его объекту. Причем, ненависти было гораздо больше. Целый океан ненависти. И нескончаемое желание делать гадости, подлости – большие, маленькие и – бесконечные…

Когда корреспондент возвращалась в рабочий кабинет, навстречу ей по коридору уже шла актриса Василькова.

– Ларочка, – бросилась ей навстречу журналистка, и они обнялись, – пойдем ко мне, поболтаем.

Актриса лишь успела достать из своей дамской сумочки театральные билеты, как дверь кабинета отворилась, и на пороге показался Кирилл Петрович.

– Дамы, прошу на ковер…

Две Ларисины коллеги быстро покинули комнату вслед за начальником.

– Даже поговорить не успели. Я быстро, минут через двадцать буду. Дождись меня. Журнальчик почитай, – и молодая женщина выпорхнула из кабинета.

Посетительница, пользуясь моментом, набрала нужный ей номер театра «У ворот».

– Репетиция начнется через полчаса, – оповестили ее.

– Хорошо, буду. Я совсем рядом, в двух шагах от театра – в здании ТАСС», – сказала кому-то актриса.

* * *

… Лариса слушала, но не слышала очередной дежурный бред своего начальника, думая о том, что каждая минута приближает ее к долгожданному моменту. Поэтому даже вздрогнула, когда неприятный голос вдруг приказным тоном сказал:

– А вы, Лариса Паллнна, задержитесь…

Журналистка, желавшая быстрее покинуть кабинет, молча, остановилась у дверей.

– Садись, садись, – сказал начальник, пересматривая на своем столе небрежно лежавшие бумаги.

Женщина неохотно присела на ближайший к выходу стул.

– Не могу найти этот график, – с раздражением сказал Кирюша. – И секретарши нет. Ну, да ладно. По графику, который я попросил вести секретаря, видно, что ты постоянно опаздываешь на работу.

– Что… что такое? – не поверила своим ушам Лариса. – Я обязательно поинтересуюсь, ведется ли такой график в других подразделениях, или это только исключительно бюрократические замашки моего руководства?

И она засмеялась.

Руководитель открыл рот, чтобы ответить, но коллега резко его перебила.

– А я-то, наивная, думала, что вы меня похвалить решили за то, что сразу три моих корреспонденции за последний месяц висят на «Доске лучших материалов», – сказала она.

– Трудовую дисциплину никто не отменял, – нагло сказал он, всё еще роясь в бумагах на своем столе.

– Пусть ваша секретарша со мной на театральные премьеры и концерты ходит, которые начинаются после обычного трудового дня и заканчиваются часто заполночь, и начинает вести новый график – часов переработки.

– Да тебе палец в рот не клади, я знаю, откусишь. Особенно, сегодня, в твой «голодный» день, – сказал он с демонстративной издевкой.

– Журналист – не клерк из государственной сберкассы, который должен отсидеть с 9-ти утра до 6-ти вечера. Позвольте вам напомнить, что журналистика – профессия творческая, в которой важен конечный результат, а не опоздание на двадцать минут.

– Короче, не изменишь стиль работы и манеру общения с начальством, – напишу докладную.

Лариса поднялась со стула. Доведенная до «точки кипения», в таких случаях, она всегда переходила на «ты».

– Мы говорим на разных языках, – женщина смерила начальника презрительным взглядом. – А не пошел бы ты… Читай «Принцип Питера». Особенно, в той части, что называется «Синдром конечной остановки», Кирюша, – и вышла, хлопнув дверью.

Она быстро пошла по коридору, громко цокая высокими каблуками сапог. Машинально глянула на настенные часы, которые показывали половину первого.

«Всё, отстрелялась и на сегодня свободна», – с облегчением подумала женщина.

Но какое-то смутное чувство тревоги неожиданно кольнуло ее. И она ускорила шаг.