Текст книги "Осенняя женщина (сборник стихотворений)"

Спи, женщина

 
Спи, женщина. Покуда ночь права.
Дышать тобою – высшая награда.
Но сны полны губительного яда
И пробивает наст разрыв-трава.
 
 
Верь, женщина, я сызнова прощу
Твою игру краплеными страстями
И в галок над соборными крестами
Кольцом воспоминаний запущу.
 
 
Знай, женщина, в сумятице веков,
Среди балов, в лорнетах перекрестье
Мы проходили об руку и вместе,
Но стал невнятен звук твоих шагов.
 
 
Жди, женщина, хоть я уже не жду,
Что станет жизнь, как прошлое,
прекрасна,
Что будет снова солнечно и ясно
И слышен птичий гомон за версту.
 
 
Спи, женщина. По Млечному Пути
Любовь уходит из земной юдоли,
Оставив пуд невыплаканной соли
И вечное российское «прости!».
 
 
Что ж, женщина, да не судима будь!
Среди сугробов зимнего пространства,
Быть может, нам достанет постоянства,
Чтоб встретиться в былом когда-нибудь.
 
 
В ту ледяную пору января,
Когда любовь качали в колыбели
Крещенские московские метели,
Спи, женщина. Спасенья якоря
 
 
Опустятся с небес процветшим древом,
Чтоб, расплескав губительную ночь,
Двоим вернуться в прошлое помочь.
Спи, женщина, и сна не верь химерам!
 

Новогоднее

 
Год уходит. Декабрь в эпилоге,
И печаль новогодней пурги
Белым снегом легла на дороги,
На былые стихи и грехи,
 
 
На тропинки, рокады, проселки,
Что уводят из прошлого прочь
В край, где звезды украсили елки
В эту долгую-долгую ночь.
 
 
Тишина и серебряный иней
Опустились на наш палисад.
Бьют часы, и к былому отныне
Невозможно вернуться назад —
 
 
В январи, сентябри и апрели,
Что дарили нам календари.
Но свистят за окном свиристели,
Утром зори зажгут снегири.
 
 
И не надо печали ложиться
На склоненное грустью чело.
Свет любви, свет лампады-божницы…
И душе в Новогодье светло!
 

Опять начинается месяцев лествица

Завещаю Россию

 
Задолго до Светлого праздника вешнего
От комля столба, у заставы стоящего,
Под кашель простуженный старого лешего
И шорохи льда, переправы мостящего,
 
 
Метет по дорогам пурга-околесица.
Но дело неметно, как водится исстари.
Опять начинается месяцев лествица
От печки, где ели горят серебристые.
 
 
Беременна прошлого года загадками,
Пришла января суетливая проза.
Опять Рождество с надоевшими Святками,
Опять на Крещенье не будет мороза.
 
 
Под утро опять одолеет бессонница
И скрип половиц под шагами неслышными.
И дело к разлуке негаданной клонится,
Печальной разлуке под старыми вишнями.
 
 
И Виевы веки сомкнутся усталые.
Века разомкнутся в пространстве и времени.
И лишь снегириные сполохи алые
Рассыплются искрами в траурной темени.
 
 
Но звон колокольный густою октавою
Разбудит вчерашние сумерки синие.
Я в них остаюсь за чертой, за заставою,
А вам, сыновья, завещаю Россию,
 
 
Где никнут березы над прахом отеческим,
Над зимником битым стальными полозьями
В края, где не пахнет жильем человеческим
И звезды висят самоцветными гроздьями
 
 
Над русской землею, как ворот распахнутой,
От скал, где бушует волна океанная,
До степи полынной, нагайкой распаханной,
Где Разина песня звучит окаянная.
 

Размышление в сочельник

 
Царапая пальцами стылую твердь,
Кружит завывая метельколоверть
Средь сосен.
Но, словно «бессмертье» в наградных
листах,
 
 
Сочится сукровицей клюквы в лесах:
Жди весен!
 
 
Суставами веток скрипят дерева,
Спеша одолеть ледяной перевал
Николы.
И, прахом снегов по погостам пыля,
Идет в наступленье зима на поля
И долы.
 
 
Белее венчального платья парчи
И ярого воска молебной свечи
Свет снега.
И, с лютым морозом бороться устав,
Река начала слюдяной ледостав
От брега.
 
 
Пусть выпьет простор лубяные глаза
Того, кто забыл голоса, образа России!
Их душ купину согреют костры,
И вороном ночь упадет на кресты Косые.
 
 
Мне вечно блуждать между русских
равнин,
Рождеств и Крещений, святых именин
Любимых
И слышать, как мерзлую землю грызет
Стремящийся к солнцу зеленый народ
Озимых.
 

Рождественское

 
Непроглядны сумерки под елками.
В таинстве рождественской ночи
Холода сквозят меж рамы щелками,
Щелкают поленьями в печи.
 
 
Вся Россия ждет, на небо глядючи,
Первозвездья драгоценный дар:
Кривичи, радимичи и вятичи
По деревням, селам, городам.
 
 
На земле, где мною столько хожено,
Где делил с друзьями черный хлеб,
Вьюгой бездорожье запорошено.
Долог путь в рождественский вертеп,
 
 
От острога и горючей паперти
На Руси не зарекаться стать.
В женщине с глазами Богоматери
Узнаю свою родную мать.
 
 
Над землей, которой Богом дадено
Мужества на долгие века,
Проплывают о́блаки из ладана,
Мчатся снеговые облака.
 
 
Но в сугробы страхи и сомнения
Опадут, как прошлого листва.
В полночи высокое мгновение
Светлого начала Рождества.
 

На морозных равнинах

 
Запечатана речка
прощальным письмом.
Оплывает свеча
догоревшей зари.
На морозных равнинах
крещенским постом
Шелестят снегири
да свистят снегири.
 
 
Разгулялась метель,
превратилась в пургу,
И, хотя не размежит
волна берега,
Я тропинку к тебе
проложить не смогу,
Потому что зима,
потому что снега,
 
 
Потому что не греют
холодные сны
И по швам разошелся
нагольный тулуп,
И медведи в берлогах
не чуют весны,
И застыли слова
в узкой проруби губ.
 
 
И до первой травы
ни мизинным перстом
Не ударят
в зеленых лугах косари.
На морозных равнинах
крещенским постом
Шелестят ковыли
да свистят снегири.
 

Крешение

 
Не рассветает. Смутен зимний сон.
Метели бьют на вылет и на вынос.
На аналое – инея анти́минс,
На колокольнях – куколи ворон
 
 
Чернеют.
Непрогляден окоем.
Не рассветает. Сон медвежий смутен,
И не понять, толь сумерки, толь сутемь
Витают над разбуженным огнем
 
 
Лампады.
Но простуженный тропарь
Вещает, что близка весны примета —
День встречи с Новым Ветхого Завета,
День Сретенья, говаривали встарь
 
 
В России.
Здесь весомы, но нежны
Снега ложатся в тракты и дороги.
И чаще встреч – разлуки на пороге,
И чаще песен – ектеньи слышны
 
 
Под небом,
на которое рассвет
Вернется и с надеждой будет встречен
В день Сретенья, который свят и вечен
Для тех, кто верит, что разлуки нет.
 

Был снега шепот

 
На окна новорожденным узором
Ложился абрис птичьего пера.
Клубился пар. Зима брала измором.
Была люта, дебела, матера́.
 
 
Снегов февральских ровное круженье
Неслось поземкой, гранями шурша.
Был снега шепот, как остереженье
И как преодоленье – каждый шаг
 
 
В безмолвии, безвременьи, безверьи,
В бесправии бессолнечной любви.
В лесах, кишащих чудью, вепсью, мерью,
Где правят бесы гульбища свои,
 
 
Зрел март, всходя опарою сугроба.
Подрезы троек клали виражи.
В колючий панцирь ледяного гроба
Стучали струи пульсом синих жил.
 
 
Тянулся день – зимы в опереженье.
Свирель сосулек рассыпала звон…
Был снега шепот, как остереженье.
Был снега холод тягостен, как сон.
 

Весеннее возрождение

 
О, это чудо светового дня
В окне, открытом в уличные шу́мы!
И пусть сугробы важны и угрюмы —
Под ними затаились зеленя.
 
 
Тинь-тинь – капель, синица —
тинь-тинь-тинь.
Неисчислимы милости Господни.
Какая синь расплескана сегодня!
И в полыньях и в небе —
синь, синь, синь.
 
 
Такая синь не даст сойти с ума,
А уведет за стены городские,
Где по застрехам плачет Евдокия
И в Масляну сгорает Кострома,
 
 
Где все вершится возрожденья для
И в пору наступает льдин кочевье.
И на крылах несет весну Грачевник
В урочный день весны календаря.
 

Великий пост

 
Канон византийских слов
Псалты́ря покрыл страницы.
На утлых плечах крестов —
Смолье прилетевшей птицы.
 
 
С утра тверез пономарь
И дьякона рык раскатист.
Сейчас допоют тропарь,
Но не начнут акафист.
 
 
А в поле – уже весна
И робкая всходит озимь.
И клетка поста тесна
Душе, устремленной в просинь.
 
 
Но грузом вериг на ней
Лежит в ледяных оковах
Россия апрельских дней,
Россия страстей Христовых,
 
 
Распята меж двух миров
На двух веков перекрестке.
И отблеск свечей багров
Над черным оплывом воска.
 

Зарисовка

 
Все чаще капелей пульс,
Все ближе весны истома.
Отвалишь запора брус,
Шагнешь на приступок дома.
 
 
Осипший вороний грай.
Скупой воробьиный попрыг.
Протекший в углах сарай.
Загруженный льдами погреб.
 
 
Кривой колеи провал
От неба поля открыжил.
Кот зиму огоревал
И басом орет на крыше.
 
 
И Масляной блин забыт,
И в печку кулич не всажен,
Лишь кол февралю забит
На десять весенних сажен.
 
 
Под утро нырнет мороз
В гремящие жестью ведра.
Когда же пора стрекоз?
Когда же наступит ведро?!
 

Весна

 
Весна! Не едено, не пито
На мясопустную неделю:
Опять небесная орбита
Земли приблизилась к апрелю.
 
 
Искомкан лист бумаги в клетку,
Течет вода из буксы крана,
Сирени сломанная ветка
В грядущем завтра… слишком рано.
 
 
Еще земля, как с недосыпа,
Еще глаза, как с перепою,
Но жаворонок трель рассыпал
Над деревянной городьбою.
 
 
И воробей – Аникавоин
Кричит с распятия скворешен.
Весенний воздух чист и хвоен,
А запах хвои чист и вешен.
 
 
И падает капель ночами
На равноденствья равновесье,
И утро падает грачами
На растревоженные веси.
 
 
И кружит головы на круче
Обрыва волжского откоса
Весна, летящая из тучи
Лебяжьей нежностью на плесы.
 

Благовещенье

 
Залежалого снега шуршанье.
Перекресток веков и суде́б.
В молчаливых глазах ожиданье:
Минет ночь?
Будет день?
Будет хлеб?
Все мерещится: поле, колосья
Головою склонились к земле.
Но скрипят, примерзая, полозья
К ледяной поутру колее.
 
 
Кру́жит ветер поземки поло́вой.
Разгорается звездный пожар.
Над дорогами – сумрак лиловый
И дыханья морозного пар.
Будет день Благовещенья, сполох
Колокольный в безгласной ночи.
И взорвутся сугробы, как порох,
И взовьются, как сажа, грачи.
 
 
И великую истину снова
Приоткроет небесный чертог:
Будет свято Архангела слово.
Будет день!
Будет хлеб!
Будет Бог!
 

Апрель

 
Уже вот-вот закружится метель
Черемух, задурманящих округу.
Плескал в протоках синевой апрель
И прошлогодним дымом плыл по лугу.
 
 
Листва чадила, мокрая листва,
С Покрова утаенная под снегом.
И не было, казалось, колдовства,
Чтоб стать неодолимым оберегом
 
 
От позадавних сумрачных потерь,
Случившихся как будто ненароком.
Но ты настал, целительный апрель,
И, как водой живою, брызнул соком
 
 
Берез, освобожденных ото льда
Стремительным пришествием апреля.
Когда уходят в землю холода,
Сердца, хоть чуть, становятся добрее.
 
 
И покаянью в душах место есть,
И Вербное приходит воскресенье,
И на крылах несут благую весть
Посланники пасхального веселья.
 

Вербное

 
На Вербное кружился снег.
И дрожь метельных лихорадок
Ломала птичьих стай порядок,
Устроенный из века в век.
России вечная зима!
На Благовещенье сурово
Упали памятью Покрова
Снега, как оттиски клейма,
Из високосного былого,
Из продувного октября.
Но провозвестная заря
Сочилась с неба голубого.
И зажигала краснотал
Великопостными свечами.
И под холодными лучами
На склонах вереск расцветал.
И шла шуга по руслам рек
Зимы исходом и итогом.
И, как неправда, по дорогам
На Вербное ложился снег.
 

Светлый канун

 
Хмурень, просинец, снежень
проминули,
Март низринул зимы алтари.
Божьи длани над Русью раздвинули
Занавески пасхальной зари.
 
 
В небе белые лебеди маются.
Под шугой мечут щуки икру.
Колоколенки звонами каются
На простылом осеннем ветру.
 
 
И горит обветшалою лопотью
Прошлогоднего лета трава.
В мире пасмурно, сыро и хлопотно,
И бессмысленны всуе слова.
 
 
В кисее фиолетовой сутеми,
На исходе ненастного дня
Перед ликом Вселенского Судии
Строг молитвенный сполох огня.
 
 
И лежит за великими поймами
Рек, смывающих прошлого груз,
Гулевая, святая, пропойная,
Неуемная – вечная Русь.
 

И снова лето

 
И снова лето. Преклони
Перед влюбленностью колени!
Какие солнечные дни
И полдни без намека тени!
 
 
Как раскаленный воздух сух!
Какой дурманный дух от сена!
Кружится тополиный пух,
И перед ним склони колена.
 
 
Взойди на холм. Взойди вдвоем,
Чтоб лучше виделось с обрыва,
Как светозарен окоем,
Как замерло неторопливо
 
 
Литое зеркало воды
И чаек вычурные позы.
И только блестками слюды
Парят над озером стрекозы.
 
 
И я, запутавшись во лжи
И в объясненьях с кем попало,
Спешу упасть в объятья ржи,
Чтоб, руки разметав устало,
 
 
Следить, как снизойдет на нас
Ликующе и вдохновенно
Благословенный летний час —
Июня час благословенный.
 

Сырой июнь

 
Июньской погодой не балует лето,
Считая себя августейшей особой.
Но все же закаты живут до рассвета,
Но все же стрекозы кружат над осокой.
 
 
И чайки, с волны поднимаясь устало,
Кричат, как всегда, о минувшем тоскуя.
И дрогнуло сердце в кустах чернотала,
И вспомнили губы ожег поцелуя…
 
 
Но рано грустить, если ягоды скоро,
И колос по ветру пускает пшеница,
И синим огнем полыхает цикорий,
И силу в полях набирает душица.
 
 
С небесного свода дождинки-веснушки
На теплую землю прольются излиха.
Устав куковать, затаятся кукушки.
На Тихона день поубавится тихо.
 
 
Последнюю пятницу сирого лета
Отметим на празднество Лавра и Фрола.
А ныне – закаты живут до рассвета
И хмурая осень наступит не скоро.
 

Вдохновение

 
Когда туманы млечны и легки
И утвердилось лето на престоле,
Как женщина, тропинкой вдоль реки
Выходит утром вдохновенье в поле.
 
 
Как короток зари июньской век,
Вознесшей в небо вдохновенья пламя,
Но остановит время плавный бег
И пухом закружит над тополями.
 
 
И нежный абрис женского лица
Проявится в строке неясной тенью.
И нету слаще крестных мук Творца,
Спешащего навстречу вдохновенью.
 

Троица

 
Все тот же обрыв и все тот же песок,
И сосны щепо́тью трехперстья…
Я болен и слаб, и седеет висок,
И грустная сложится песня.
 
 
Скрипит колесо, набирая воды,
А раньше скрипело едва ли.
И рыбы не чертят в стремнине следы,
А ранее в сеть заплывали.
 
 
На Троицу ныне шальная жара
И высохли серые срубы.
И губы, что встарь целовал до утра,
Опять неприветливо-грубы.
 
 
Но в Троицин день со смятенной душой,
Забывшей про Божие слово,
Пребудут в скорбях над тщетой, надо лжой
Три лика Андрея Рублева.
 
 
Три ангела в блеске цветенья поры,
В июньской, безоблачной сини
Раскинут крыла от библейской горы
До северных храмов России.
 
 
И ляжет на мир благодатная сень,
Даруя живому прохладу,
И символом веры отмеченный день
Со звонниц шагнет за ограду.
 
 
И будет ниспослан березовый дух
Развеять уныния иго.
Я болен и слаб, но легка, словно пух,
Блаженного Васьки верига.
 

Пока светло

 
Скоро ласточкам ставить птенцов на крыло,
Скоро вспыхнут багрянца осеннего блики,
Но пока на просторах России светло
И покрыты поляны ковром земляники.
 
 
Удержать этот миг! Поддержать этот свод
Поднебесья, пока не разверзнулись хляби.
Только где то плечо? Где надежный заплот,
За который до срока не глянет сентябрь?
 
 
Разнотравного лета высокий венец.
Вековая услада второго покоса.
И шагает домой враспояску отец,
И бежит твое детство навстречу с откоса.
 
 
И журчит, разливаясь по плесам, река,
И играет в струе златоперая стая,
И глаза прикрывает от солнца рука,
И гремит у колодца бадейка пустая.
 
 
И до самого края заветной земли —
Малой родины – вечного счастья юдоли,
Синеву прошивают стрижи да шмели
И распахнуто в скатерти клевера поле.
 
 
И от зеркала луж, где вода, как стекло,
Отражаются сныть и лесные гвоздики.
И хотя на просторах России светло —
Скоро вспыхнут багрянца осеннего блики.
 

Успение

 
Лето кануло солнцем за ра́менье.
Медь заката пошла за пустяк.
Спас Ореховый – осени зна́менье —
На утиный встает перетяг.
 
 
Затихает церковное пение.
Неподвижна осока в пруду.
Богородицы кроткой Успение
Бабье лето ведет в поводу.
 
 
Стадо кленов гусиными лапами
Вперевалку топочет жнивье,
И развешано белыми флагами
Облаков кучевое белье.
 
 
Вот и все… Улыбаясь измученно,
Жаркий август бредет на погост,
Лишь пылится дороги излучина
Да Успенский кончается пост,
 
 
Да ложится роса на обочины,
На которых не видно души.
И ведут заполо́шные кочеты
Перекличку в осенней тиши.
 

Осеннее равноденствие

 
Как совесть – себе неверна,
Природа свершает злодейство.
Приходит за лето цена —
Осеннее равное денствье.
 
 
Как горек презрительный зрак
С коростою клюквы болота.
На цепи сажают собак
И в дом запирают ворота.
 
 
И осень играет в бору
В орлянку листами,
без правил.
Распяты на зябком ветру
Рябинные Петр и Павел.
 
 
И воронов черных зола
Кружит посреди мелколесья.
И с памятью худы дела
В качнувшийся миг равновесья.
 
 
Поземки, как лисьи хвосты,
Юлят средь проселочной грязи,
И жгут без пощады мосты,
И рушат судьбинные связи.
 
 
И ночь набирает права,
И день в половине седьмого
Угаснет, как эти слова,
Как это прощальное слово.
 

* * *

 
И снова – чадящее пламя зари,
И снова – туман пеленою.
Опять над Россией кружат снегири —
Кружат снегири надо мною.
 
 
Опять на кострах погребальных палят
Кленовые листья резные,
Опять над Россией метет листопад —
Метет листопад над Россией.
 
 
И медленно канут в былые века
Объятья на клеверном стоге.
Опять на Покров выпадают снега —
Снега покрывают дороги.
 
 
И, ведая наши худые дела,
Летят, унесенные грустью,
Крестом распростертые птичьи крыла…
Предзимье кочует над Русью!
 

Запоздалая осень

Дни поздней осени бранят обыкновенно,

Но мне она мила…

А. С. Пушкин

 
В предутреннем качании дерев
Есть место ворожбе и святотатству.
Зачем их растревоженному братству
Случайной птицы утренний напев,
 
 
Когда зиме вот-вот настанет срок
И рубище листвы укроет озимь?
Но буйствует невиданная осень
И уходить не хочет за порог
 
 
Очерченный, прогнозам вопреки,
Безжалостной, но мудрою природой.
Сто лет такою теплою погодой
Не хвастали друг другу старики.
 
 
И снова лес смятением объят,
Что затаился где-то лютый холод
И будет ветер, мрак и волчий голод
И снегопадом станет листопад.
 
 
Но ночь ясна. И будет ясен день,
Хоть смысл загадок осени не ясен —
Ее закат печален и прекрасен
И осия́нна сумрачная сень.
 
 
И, с птичьей стаей в воздухе паря,
Кружится над заветными местами
Несбывшимися осени мечтами —
Последний лист, как лист календаря.
 

Предзимье

 
Погружаюсь в зиму, словно в Лету.
Разбиваю сердцем первый лед.
Наблюдаю снежного балета
Без души исполненный полет.
 
 
Вспоминаю, лежа на диване,
Пасторально-выставочный вид:
Бабье лето в пестром сарафане
По-над Рузы берегом стоит.
 
 
Но в излом покрытых пылью стекол
Торопливо, душу бередя,
Мокрыми копытами зацокал
Мутный вал холодного дождя.
 
 
Отойдут сомнения и сроки.
Все покроют грузные снега:
Грязно-таракании дороги,
Треугольно-колкие стога.
 
 
Вот и все… Кончается предзимье.
Гонит ветер придорожный прах.
Вот и все… Осталось только имя,
Да и то застыло на губах.
 
 
Вот опять особенное что-то
Для чего, не знаю, губишь ты.
Отступаю с боем, как пехота,
И стихи сжигаю, как мосты.
 

Дорога к храму

 
Тоска над русскими равнинами.
О прошлом грезит каждый стог.
Опять над мокрыми купи’ нами
Стожары зажигает Бог.
 
 
Опять над заводью рассеянно
Курлычат в небе журавли.
Опять на родине Есенина
Свечу крестильную зажгли.
 
 
Застыла на осенней паперти
Россия с нищенской сумой.
С печальным взором Богоматери
Над скоморошьей Хохломой.
 
 
Над вековым Рязанским углищем,
Познавшим ратную беду.
Над воровским набатным Угличем,
Не уберегшим сироту.
 
 
Но в мире нет желанней болести
И нет прекраснее пути,
Чем по великой русской волости
Стезей осеннею пройти.
 
 
Чтоб вновь успеть вернуться,
к зазимью
В юдоль отцовскую спеша,
Чтоб не упало небо на землю
И не обуглилась душа.
 

* * *

 
На города, леса и веси,
На скаты крыш и поймы рек,
Как телеграмма с грустной вестью,
Неотвратимо падал снег.
 
 
О, сколько нежности и лени
В снегах, летящих без конца…
Сугробов белые колени
Согнула вьюга у крыльца.
 
 
Лежало русское пространство,
Надсадно кашляя пургой,
Передний край степного ханства,
Окраин запада изгой.
 
 
Но Божьим промыслом хранимо
Из края в край, из века в век…
Над всей землей неутомимо,
Неотвратимо падал снег!
 

Сны декабря

 
Был сон тягуч – не тот, который в руку,
А тот, который длится, как кошмар.
В дымящуюся холодом излуку
Речной пращи скатился солнца шар.
 
 
Смутны пути, судьба на перекрестьи,
И высоко до утренней звезды.
На волчьей свадьбе снова будут песьи
Предательски поджатые хвосты.
 
 
Что служится: заутреня, вечерня?
Закатный сполох яростен и ал.
Где козыри? Пошлет Никола черви
Иль вновь Аггей кресты наколдовал?
 
 
Декабрь хмур, и смотрят даты хмуро
С оставшихся листов календаря.
Безвременье… В чащобах сонных Бурый
Не ведает коварства декабря.
 
 
И длятся сны, и нет тому прощенья,
Кто предал соловьиные сады.
И тянут нить до праздника Крещенья
Раздвоенные ворога следы.
 

Час сумерек

Владимиру Фирсову

 
Час сумерек… Клеймена, но чиста,
Россия спит под ватным одеялом
Порош, укрывших землю снежным палом
В преддверии рождения Христа.
 
 
Час сумерек… Уже не ждешь гостей.
Вот-вот огонь затеплит печи дома.
Сиренева полоска окоема,
И в рамках окон нежная пастель.
 
 
Час Родины, раздумий о судьбе
Насельников бескрайнего простора,
Наследников величья и позора,
Неистовых в работе и гульбе.
 
 
Грязь Родины – не Божия роса.
Противовес крестов и обелисков.
Наград посмертных и расстрельных
списков,
И ангелов России голоса.
 
 
Час сумерек… Вечерняя заря
Открыла в небо горние ворота
Душе, что ждет канун солнцеворота,
Терзая горло песней снегиря.
 

Мы все уходим

 
Мы все уходим в чужедальний мир,
Не ведая назначенного часа.
Лишь елей запорошенных ампир
Застынет, как прощальная украса
 
 
Короткого последнего пути.
Когда одна останется забота,
Как от ворот родительских пройти
В разверзнутые Вечности ворота.
 
 
Земля хранит тепло твоих шагов,
И носит ветер отголоски эха,
Звеневшего средь низких берегов
Осколками русалочьего смеха.
 
 
Но затихает, одурманив слух,
Былое, беззаботное веселье.
Покров снегов – не Вознесенья пух.
И прошлому не будет Воскресенья!
 
 
Нить памяти, обрезавши живьём,
Бумажным змеем над родным погостом
Парит душа, курлыча журавлём
И плача заполошным Алконостом…
 
 
Мы все уходим в предрассветный час
Дымком, над почерневшим тёсом
кровель —
Не пропустить в безмолвье Судный Глас,
И встать строкой с ушедшим веком
вровень!