Текст книги "Бердолька Чарли и Гертруды Богранд"

– Игра удалась? – К Гертруде подошла полная девушка с чёрными крыльями в сером хитоне и передала Гертруде меню. Она говорила со странным акцентом.

– Ещё не совсем. – В меню Гертруда не поняла ни слова и попросила, чтобы официантка принесла что-нибудь на своё усмотрение.

– Совершеннолетняя? Шучу-шучу. Сейчас сделаем горячую амриту[27]27
  В индуистской мифологии – напиток богов, делающий их бессмертными.


[Закрыть] «Green». Дай руку. – Незнакомка воткнулась носом в ладонь Гертруды. – Кавалеры. Незнакомцы. Письма. Двадцать девять. Февраль. Этот день – несчастливый для тебя. Не забудь тапочки.

Гертруда ждала Эдварда больше часа. На столах спали уже четверо мужчин, женщина в малиновом хитоне продолжала раскладывать пасьянс.

Часы над барной стойкой показывали начало четвёртого. Гертруда не знала, хватит ли времени на поиск места для концерта. Но она обязана была услышать, из-за чего в Монастыре Святой Марии произошёл пожар; виновен ли мистер Гробб, а главное – что осталось в монастыре. И почему они с Чарли там оказались.

Треск и появление «молнии» на столе застали Гертруду врасплох. «Молния» была от Эдварда. Тут же распечатав конверт, Гертруда прочитала:

Меня слов. гренад. Конц. буд. на 156-й ул. в д. 91 7-й остров:)

Эд

Вместе с запиской прилагался и билет на концерт.

Не теряя ни минуты, Гертруда подозвала официантку. Та была уже навеселе – икала, произнеся с ужасным акцентом:

– Ещё амриты?

– Нет. Нужна помощь. Как долететь до 156-й улицы?

– А что мне за это будет?

Гертруда положила на стол две золотые монеты.

– Марв! Просыпайся! – Официантка крикнула одному из спящих на столе мужчин, затем сказала Гертруде: – Марв сейчас тебе покажет. Полетите вместе. Марв!

– Постойте! Нет. Может быть, вы мне… э-э-м… нарисуете? Или… у вас есть карта?

– Карта. Карта… – Официантка задумалась. – Марв! Просыпайся! У нас есть карта? – затем снова обратилась к Гертруде: – Марв всё знает. Он хозяин трактира «Pagan».

Огромный мужчина с чёрными крыльями подошёл к столу Гертруды. Было понятно, что он в состоянии разве что вылететь из окна. Ни о каких полётах на 156-ю улицу не могло быть и речи.

– Что? – Марв еле держался на ногах.

– Что-что… – Официантка стукнула Марва по спине. – «Пылающие жуки» в городе! Вот что! Меня не отпустил. Хотя бы скажи, где карта! – Она снова обратилась к Гертруде: – Месяц его просила. Не отпустил!

– Помолчи! Голова уже от тебя кругом! – Марв присел за стол Гертруды. – Карта в ящике моего стола.

И с этими словами Марв уснул прямо на столе.

– Прошу вас! – Гертруда обратилась к официантке. – У меня очень мало времени!

– Всё будет, подруга! За два золотых я бы и сама тебя туда на себе довезла. Но…

Полная официантка через минуту вернулась с картой. И затем продолжила:

– Гляди! Площадь Трёх, значит. Первый Остров и первый круг – вот, – показала она на дорогу вокруг площади. – Остров Седьмой – вот. Тебе пятнадцатый круг нужен. Забралась, конечно, в тот ещё зад. Ну, слушай. Мосты сведут только к утру. Так что будешь лететь. Что там на 156-й? Дом?

– Да. Номер девяносто один.

– Ну, точно! Тот ещё зад. Угораздило же тебя… Смотри. Не вижу. Так. Восемьдесят первый. Восемьдесят седьмой. Восемьдесят девятый. Есть! Взлетаешь, значит, высоко-высоко и смотришь! Тебе нужны фиолетовые сигнальные маяки – Линии Розы. Ты же знаешь, что это? Или ты новенькая? Ох, понаехали. Слушай тогда. Линии Розы в городе остались от древних часов. Простираются через все острова, а дальше – к городам. Компас Розы изображён на каждой карте. Видишь? Он показывает, где находятся север, юг, запад и восток. Раньше указывал направление тридцати двух ветров. Тебе нужен восемнадцатый. И фиолетовая Линия Розы. Если, конечно, дом номер девяносто один на том же месте. Карта-то вчерашняя.

Поблагодарив, Гертруда решила не терять ни минуты – до начала концерта осталось полчаса. Выбежав на балкон, она расправила крылья и взмыла высоко-высоко вверх.

Как и сказала полная официантка, весь город был пронизан сигнальными маяками (Гертруда раньше не придавала этому значения). Зелёные, жёлтые, красные, оранжевые, синие – они змейками тянулись во все стороны. Гертруда увидела фиолетовые и полетела прямо над ними.

Несколько раз она теряла силы, но всё же с усталостью пока справлялась.

Вокруг, следя за сигнальными линиями, летели другие участники игры в масках подлецов. Они весело кричали Гертруде, стреляя в неё жёлтыми искрами. Видимо, уже не боялись гренадёров.

В начале пятого утра Гертруда приземлилась на куст сирени возле дома номер девяносто один на 156-й улице. Это был старый заброшенный дом-сарай с забитыми ставнями. На деревьях висели тысячи пар старой обуви. Заросший терновником забор с огромным замко́м на дверях и неухоженный сад будто кричали, что это здание не может быть трактиром для «грандиозного концерта».

Как вдруг Гертруда увидела троих девушек в масках подлецов. Открыв дверь (замо́к висел просто чтобы висеть), они со смехом побежали в дом-сарай. Гертруда поторопилась за ними – и через минуту сама зашла внутрь дома.

Старый коридор, разбросанные вещи, пыль, разбитая посуда и неприличные надписи на стенах – в этом доме уже давно никто не жил.

И тут Гертруда услышала музыку где-то в подвале. Тихо пройдя по коридору, переступая через стекло, она подошла к двери. Приоткрыв её, Гертруда схватилась за уши. Дверь вела не просто в подвал, а в огромнейшее помещение, где наверняка могли поместиться три Левиафана. На стенах висели факелы, вспышками зажигались и выключались огни. Здесь были тысячи людей в чёрных хитонах и масках подлецов. Они кричали и прыгали под громкую музыку. Где-то далеко на сцене играли музыканты. У них были красные крылья, кожаные хитоны и пугающие маски. Повсюду – их плакаты: Джон, Джордж и Стюарт.

– Билет! – Дорогу Гертруде преградил огромный мужчина с чёрными крыльями. Он был больше Марва.

– Да. Конечно. – Гертруда протянула билет.

Здоровенный мужчина зубами оторвал часть билета, остальное вернул обратно Гертруде.

Крики сменялись танцами. Высоко под потолком кружились девушки в красных хитонах и масках подлецов.

Это было удивительно. Сотни бокалов с алой жидкостью, песни, искры.

Среди толпы – несколько гренадёров. Вместо патрулирования города они танцевали, не снимая масок подлецов.

Гертруда не заметила, как и сама влилась в безумный танец. Казалось, здесь она – со всеми. И будто сама по себе.

Танцы. Музыка. Танцы. Свет.

И Гертруда поддалась.

* * *

БАХ! Неподалёку послышался треск появившейся «молнии». Сама же Гертруда обнаружила, что… уснула. Как и многие другие, она лежала возле фонтана с усыпляющей алой жидкостью. Музыка уже играла тихо. Несколько гостей кружились в медленном танце.

Гертруда распечатала конверт и прочитала:

Привет!

Ответ на твой вопрос – за сценой.

Верный Незнакомец

Гертруда приподнялась – голова кружилась. Кое-как она направилась к сцене, за которой находилась узкая дверь в длинный коридор. Повсюду – плакаты: Джон, Джордж и Стюарт.

Ей потребовалось сделать лишь семь шагов, чтобы услышать голоса. Один из них – она могла поклясться – принадлежал мистеру Агнусу Гроббу:

– Прошу, не уходите, послушайте меня, – мямлил Гробб. – Меня преследует смерть. Он умирает. Мне нужно ещё время!

– Pagan! – прозвучал хриплый голос. Гертруда слышала его не впервые. – Ты снова лжёшь!

– Проявите милосердие.

Его собеседник рассмеялся. Но Гробб продолжил:

– Прошу! Мне нужно лишь немного времени. Он узнает, где в монастыре находится Непроницаемый Зал… Я вернусь! Я всё сделаю! Прошу! Обещайте сохранить мою тайну. Освободите его! Позвольте мне умереть!

Только сейчас Гертруда заметила, что со стен прямо на неё смотрели горгульи, уродливые монстры и искажённые мукой человеческие лица. И только сейчас она поняла, почему концерт группы «Пылающие жуки» здесь был запрещён на самом деле.

Хриплый голос продолжал кричать на Гробба, в ответ он умолял его простить.

Как вдруг Гертруда услышала за спиной какие-то шорохи: со стены на неё посмотрела голова чёрного козла.

Нужно бежать. Немедленно!

Быстрым шагом, но стараясь не привлекать к себе внимание, Гертруда направилась к выходу из трактира «Без названия». Снова бешено колотилось сердце.

Она не знала, всё ли хорошо у Эдварда. Не знала, вернулась ли домой бабушка Матильда. Не знала, как добраться на 66-ю улицу. Но теперь знала главное: Гробб хочет вернуться за чем-то в монастырь. И ради этого он готов умереть.

Глава 10
Вечер Не всех святых

Домой Гертруда не смогла добраться самостоятельно. Она устала от ночного полёта, а многие экипажи отказывались её подвозить: всё из-за чёрного хитона и чёрных крыльев. Поэтому когда Гертруда оказалась в доме 6/66, было уже позднее утро. Чарли успел позавтракать и сидел в своей комнате (он отказывался гулять с друзьями). А бабушка Матильда на залитой солнцем кухне следила, как перемывается грязная посуда. По радио невыносимо громко пели:

Прикоснусь к твоим крыльям

и перья подержу в руках.

Бабушка Матильда ничего не сказала, когда Гертруда закрыла за собой дверь. И даже не посмотрела на внучку.

На кухонном столе лежало распечатанное письмо:

Уважаемая Матильда Потатуй!

Уведомляю, что Ваша внучка Гертруда Бо́гранд продолжает оказывать негативное влияние на моего сына Эдварда: её подстрекательства вынудили его нарушить не один десяток правил! Вместе с Вашей внучкой он участвовал в запрещённом мероприятии «Пылающих жуков» – что совершенно ЗДЕСЬ недопустимо!

В настоящий момент мой сын находится под домашним арестом! Надеюсь, и Вашу внучку ждёт серьёзное искупление вины. В первую очередь – за подстрекательство!

Вам ведь известно, что за проступки Эдварда и Гертруды всех участников Сообщества «Плющ» теперь ждёт искупление вины!?

В связи с тем, что моё первое письмо было Вами проигнорировано и Вы не запретили Вашей внучке общаться с моим сыном, я вынуждена сделать Вам последнее предупреждение.

Если Вы и дальше продолжите меня игнорировать, я буду вынуждена обратиться в Верховный СтраСуд и уведомить о несоблюдении Общих правил Consolamentum.

Учитывая Ваше шаткое положение, нет оснований полагать, что Вас могут ожидать какие-либо снисхождения.

С наилучшими пожеланиями,

Роданна Диаволикк

– Бабушка! Матильда! – Гертруда подбежала к бабушке и обняла её.

– Что такое? – перекричала та играющую по радио песню (женщина пела: «Ты осыпал перья во имя любви, как же так? На меня теперь не смотри!»). – Сейчас!

– Письмо, – сказала Гертруда, когда бабушка Матильда сделала радио потише. – Это из-за Гробба! Я следила за ним на концерте «жуков»! И могу всё объяснить. Он хотел…

– Родная, успокойся. И давай без разговоров о Гроббе, пока ты не вспомнишь. Мы уже это обсудили. Для начала присядь. – Бабушка Матильда закрыла дверь на кухню и села рядом с внучкой. – Я испекла вишнёвый пирог! Чаю?

– Нет, спасибо.

– Зря. Очень хороший. Тутси передала – малиновый. Я уже четыре чашки выпила. Теперь бегаю туда-сюда. Пенелопа смотрит на меня как на… Ладно, не важно, родная. По поводу концерта. Да, я должна тебя наказать. Прочитать тебе лекцию. Но… – сказала бабушка Матильда. – Когда-то и я была в твоём возрасте. И мне до сих пор нравятся некоторые песни группы. Зря они сменили название на «Пылающие жуки». Легендарная тройка вместо «великолепной четвёрки». Мы ведь с дедушкой Филиппом познакомились на их концерте. Не здесь, разумеется.

– А как же маски подлецов?

– В моё время никаких масок не было. Девушки теряли сознание при виде Стюарта. К слову, я очнулась в объятиях дедушки Филиппа. И с тех пор мы не расставались ни на день. Сейчас – о другом, родная. До получения разрешения Consolamentum ты должна хорошо себя вести. Постарайся летать так, чтобы я об этом не знала.

– Но нам разрешили летать над парками.

– Летать? Или вспоминать, как летать?

Бабушка Матильда на минуту вышла из кухни, а затем вернулась со старой чёрно-белой фотографией. На ней улыбался добродушный с солидными усами юноша. Гертруда догадывалась, где сейчас находится дедушка Филипп, но решила не задавать вопросы об этом. И бабушка Матильда продолжила:

– Что касается концерта – здесь мы всё решили. Если будут спрашивать, можешь сказать, что ты наказана. И очень строго. – Бабушка Матильда улыбалась. – Что касается Эдварда. Вы с ним…

– Мы с ним просто знакомые. Даже не друзья, ведь видимся очень редко: только когда получаем повестки.

– Я должна тебя попросить перестать с ним видеться вовсе.

– Но почему? Он единственный здесь, с кем я общаюсь.

Бабушка Матильда посмотрела на письмо:

– Его мать, Роданна, она очень состоятельная. И очень влиятельный дипломат. Преследует определённые цели. Уверяю тебя: её письмо… Здесь дело не в концерте. Просто Роданна до сих пор не смирилась, что её сын общается с теми, кого её общество не приемлет. Для неё это определённого рода предательство. А виноваты мы только в одном, родная: живём здесь вместе с ними.

– Pagan?

– Не совсем. У тебя есть крылья. И у Чарли. – Бабушка Матильда тяжело вздохнула. – Pagan для Роданны – это такие, как я.

– Прости, но… Я не понимаю.

– У меня не будет крыльев, родная. Этому мешают некоторые обстоятельства. Я снова хочу сказать о другом. Нужно учиться сосуществовать мирно. К этому я тебя призываю. Ты, наверное, пока не помнишь, что происходило двенадцать лет назад. Ужасное время. Было страшно выйти на улицу. Было страшно жить! Многих изгоняли, заставляли предавать родных и близких. Я рада, что всё изменилось. И продолжает меняться. Я горжусь, что живу здесь. И мне безразлично, что всякие там Роданны не могут до сих пор с этим смириться. Единственное, что оскорбительно: такие, как Роданна, – они всё ещё могущественны, родная. И именно они диктуют правила.

– В письме говорится, что она уже не первый раз жалуется?

– Первую «молнию» она прислала ещё до вашего с Чарли появления здесь, – сказала бабушка Матильда, доставая из стенного шкафа старую коричневую коробку. – Предупредила, что будет следить за поведением всех членов нашей семьи.

– Да кто она такая? Что мы ей сделали?

– Как она написала в первом письме: вы… появились на свет.

– В этом наша вина?

– Ох, не должна была я об этом говорить. – Бабушка Матильда сделала радио погромче, чтобы песня «Кружится голова, и нимба больше нет» заглушала их с Гертрудой голоса. Она села возле внучки и взяла её руки в свои. – Ты уже знаешь, что ваше с Чарли появление – очень важное событие. Мистер С. должен был вам напомнить, что этого события ждали очень многие. К сожалению, многие так и не дождались. Сейчас о тех временах не принято говорить. Все упоминания, имена, события – всё уничтожено. Осталась лишь память. А родители… Погоди, родная. – Бабушка Матильда раскрыла старую коробку. В ней лежали фотографии, детские игрушки, гусиные перья, письма. И обгоревший снимок мужчины и женщины. Их лиц не было видно.

– Это они? – Гертруда взяла фото. Она впервые в жизни увидела своих родителей. Прижавшись друг к другу, те прятались под одним хитоном от летнего дождя.

– Их союз был незаконным. Ты видишь. У твоего отца – чёрные крылья. А у мамы – белые. Но они сделали свой выбор. И пошли до конца. А теперь – нет даже свидетельств об их существовании. Вообще ничего! Осталась лишь эта фотография. – Бабушка Матильда тяжело вздохнула. – Ваши родители понимали, что их союз не будет принят обществом. Даже сейчас на это многие не могут смотреть… спокойно. А раньше – и представить сложно! Но их союз стал для многих символом. Наверное, ты уже знаешь: долгое время ваши родители скрывались. Они расстались со своими жизнями ради спасения ваших. Твоей и Чарли. Но, как я уже говорила, Роданна и ей подобные смириться с этим не могут. Слишком многое они тогда поставили на кон. Даже сегодня говорить о тебе и Чарли не принято. И не принято говорить о ваших родителях. Но, скажу тебе, каждый год мы все в тайне отмечаем Ваш День. Да, это может кому-то не нравиться. Но только в единстве мы сильны. А наша память – то, что даже гренадёры отобрать не в силах.

В кухню постучались. Это был Чарли. Он прошёл возле Гертруды и бабушки Матильды, посмотрел на них удивлённо и взял с подноса кусок вишнёвого пирога. Он ничего не сказал. И тогда бабушка Матильда произнесла:

– Родные! – Она выключила радио. – У меня для вас есть один подарок. Я хотела подождать. Но, наверное, пора. Идите за мной.

Они вышли в гостиную, а затем направились в старый кабинет, дверь в который всегда была закрыта. Внутри пахло затхлым. Было темно. На полу стояли десятки коробок для шляп, красные мешки, светильники, свечи, несколько старых выпусков газет («Предвестник», «Пантеон. Светская жизнь», «Журнал полезных изобретений»), блокноты и свитки. Бабушка Матильда зажгла на рабочем столе восковую свечу. Оказалось, за одной из пустых картин на стене был спрятан ключ. Открыв им выдвижной ящик стола, бабушка Матильда достала две круглые коробки, в таких обычно хранят шляпы. Обе коробки были перевязаны старыми золотыми лентами.

– Это принадлежало вашим родителям, – сказала бабушка Матильда. – Все эти годы Мистер С. хранил их у себя. Ваши родители просили вернуть их вам, когда вы будете готовы.

Бабушка Матильда передала коробки внукам и сняла занавеску со старинного зеркала Пустозвон, которое раньше висело в каморке на втором этаже:

– Примерьте их! Ну же!

Чарли положил кусок пирога на пыльный стол и взял в руки коробку. Гертруда уже раскрывала свою. В ней лежало что-то непонятное. Круглое. Светящееся. Гертруда непонимающе смотрела на бабушку Матильду.

– Надень его, – улыбнулась та.

– Эм. – Гертруда достала из коробки непонятный предмет. На ощупь он был хрупкий, словно сделан из тонкого стекла, и совершенно прозрачный.

Гертруда не поняла, что произошло дальше. Не могла бы это даже описать словами. Будто вокруг всё преобразилось. Новые цвета, запахи. Она чувствовала, как дышит. Она чувствовала, как бьётся сердце Чарли. И будто ощутила новую часть себя.

– Ох, какие же вы милые. – Бабушка Матильда плакала от счастья.

Гертруда смотрела в зеркало. Она расправила чёрные крылья и попробовала прикоснуться к светящемуся тусклым светом нимбу. Руки будто окунались в тёплую воду.

– Обычно они появляются с самого рождения и служат до самой… – Бабушка Матильда запнулась.

* * *

С каждым днём Чарли становился невыносимее – настоящей занозой в большом пальце. С ним невозможно было общаться: он мог нагрубить, сердился без повода. Утверждал, что его «никто не понимает», и просил «оставить его наедине с Рупертом». Чарли игнорировал приглашения друзей и предпочитал в свободные от повесток дни проводить в своей комнате.

Бабушка Матильда старалась эти перемены не замечать. Чем больше перемен – тем громче звучала музыка из радиоприёмника и граммофона в доме номер 6/66.

Гертруда выполнила просьбу Роданны Диаволикк – в августе, во время немногочисленных совместных повесток, они с Эдвардом свели общение к минимуму, бросая лишь короткие фразы, а также слова «привет» и «пока». Хотя, казалось, Эдвард пытался сгладить острые углы между собой и Гертрудой.

Саму Гертруду больше беспокоила не Роданна Диаволикк, а мистер Агнус Гробб. Она поняла, откуда Эдварду было известно, что священник будет на концерте группы «Пылающие жуки». Учитывая происхождение матери Эдварда. Но ни разу не заговорила об этом: понимала, на какой риск пошёл Эдвард, поделившись планами Гробба.

Как сообщалось в обвинительных повестках, Эдварда и Гертруду, а также всех участников Сообщества «Плющ» теперь ждало искупление вины.

Несколько раз Гертруда хотела рассказать о своих переживаниях бабушке Матильде. Но она просила больше посвящать время воспоминаниям, «чтобы все вопросы об Агнусе Гроббе отпали сами собой».

Гертруда улетала. Каждую ночь. От проблем и беспокойств. Она нашла одно тайное место для будущего Клуба Полуночников далеко-далеко за скалами, где не было ни одной живой души. Компанию ей составляли крик чаек, лунная радуга и храп Левиафана. Где-то внизу проплывали парусники «Джойта» и «Летучий Голландец».

Это были лучшие мгновения в жизни Гертруды.

* * *

Незаметно наступила осень. Радуга над городом становилась бледнее на фоне разбрасываемых ветром пожелтевших листьев. Всё чаще шёл дождь. И реже выглядывало солнце. За первые дни сентября Чарли и Гертруда получили две повестки. Одна из них была от миз Азарии Рафаи́л (требовалось несколько раз явиться к Александрийскому маяку «для закрепления воспоминаний о полётах»), вторая – от миз Евы Лили́т (новая экскурсия по Верхнему Саду на тему «История лабиринтов Минотавра»). Геката и Дэмьен Мэффисы – мальчик-толстяк и его худая сестра из Сообщества «Пентакл» – не упускали случая уколоть Гертруду словами о «предательстве предателя».

Со второй недели сентября повестки посыпались одна за другой. Эдвард ни разу по ним не явился.

Свободного времени не оставалось: бабушка Матильда заставляла Чарли и Гертруду читать нуднейшие книги: «Персеваль» Кретьена де Труа (1181–1191 гг.), «Мерлин» Робера де Борона (1190–1198 гг.), «Gradalis», «Книга Ланселота», «Смерть Артура» (1215–1236 гг.) и многие другие. Пока Гертруда не понимала, что объединяет все эти произведения. Хотя и чувствовала: ответ лежит на поверхности.

Также бабушка Матильда требовала заучивать каждый день по десять слов на латыни и арамейском. Но самое главное – вести дневники.

За это время Чарли и Гертруда получили несколько подарков от незнакомых людей. Часть из них – с сопутствующими письмами: «Спасибо, что вы с нами!»

Гертруда успела сродниться со своим нимбом и не могла представить, как раньше могла жить без него. С ним она казалась выше, его тусклый свет помогал ходить ночью за плюшками без зажжённых свечей, и – что самое главное – теперь Гертруда могла видеть нимбы других людей! Также она могла видеть и кота по имени Кот – но не благодаря нимбу. А благодаря Коту, который, видимо, решил снова наведаться на 66-ю улицу. Каждый день он забирался на одну и ту же яблоню, устраивался в старом вороньем гнезде и мог там проспать хоть целый день. До первой капли осеннего дождя.

Чего Гертруда до сих пор не умела – это отправлять «молнии». Ну и хорошо. Ведь если бы умела, давно бы уже отправила письмо Эдварду.

Гертруда не знала, сердился ли на неё Эдвард. Не знала, какое наказание он получил за «Пылающих жуков».

Роданна Диаволикк за это время также не прислала ни одной «молнии» с жалобой.

Гертруда представляла, что Эдварда приковали цепями в подвале – как будто он в Средневековье. Или у него отобрали все перья и пергамент. Или закончился воск для запечатывания. Да. Наверняка Эдвард хотел отправить письмо, но у него закончился воск для запечатывания. Когда Гертруда понимала, что «зациклилась», она включала погромче старый приёмник в своей комнате. Иногда по нему можно было слушать запрещённое «Пиратское радио».

Чарли за это время так и не вышел из своего странного состояния. Он по-прежнему отказывался разговаривать.

Что до мистера Гробба, то его Гертруда больше не видела. И пока в доме 6/66 он, судя по всему, не появлялся.

* * *

Казалось, жизнь в доме номер шесть идёт своим чередом. Ежедневно бабушка Матильда ходила к Тутси «Ласточке» Фридерман. В их компанию (Матильда Потатуй, Тутси Фридерман и Эндора Пипкин) на «Бридж с картами Таро» записался застенчивый сосед – сэр Роберт Готли. И хотя игры в карты не были официально разрешены, Тутси «Ласточка» Фридерман всем говорила: «Что не запрещено, то разрешено».

Никто не знал, что Гертруда летает по ночам. Дождавшись, когда вся 66-я улица погрузится в сон, Гертруда выходила на лужайку, взмахивала крыльями и улетала на набережную к скалам, вслушиваясь, как шумят волны. Гертруда любила наблюдать за мерцающим сквозь ночную радугу месяцем. Это была та жизнь, о которой она всегда мечтала. И та жизнь, которую она наконец обрела.

Всё изменилось 28 сентября.

День не предвещал ничего необычного, кроме новой повестки от миз Азарии Рафаи́л:

Приветствую!

К сожалению, вынуждена вас видеть в полночь. Экипаж будет ждать у вашего дома.

Миз Азария Рафаи́л

В повестке не указывалось, что нужно взять с собой. Поэтому Гертруда собрала в рюкзак перья, пергаменты, чернила и запасной хитон. Вечером того же дня она отправилась в старинный дворец имени Карла Лотарингского, который находился на окраине города – на Последнем Острове – неподалёку от Мрачного Тумана.

Это был первый вызов по повестке только для Гертруды.

Дорога к дворцу проходила через густой сосновый лес. Его пронизывал доносившийся из тумана детский плач, завывания ветра и звуки, похожие на человеческие крики и стоны.

– Не обращайте внимания! – предупреждал кучер.

Показались десятки плакатов с огромными буквами:

Великолепное зрелище! Главное Событие Года!

Хранители тайны, молчите!

Как вдруг на окне экипажа появилась грязь. Кто-то размазывал её по стеклу, а затем писал неприличные слова. Послышались громкие царапающие звуки и ворчание.

В книге «Мифы и легенды этой земли» Чарльза М. Скиннера, которую Гертруда пролистывала летом, было написано, что «некоторые шалости здесь лучше просто не замечать».

Пытаясь скоротать время и отвлечься от глупых мыслей, Гертруда придумывала истории про кота по имени Кот и записывала их в дневник. Она и не заметила, как пролетел час: экипаж остановился возле дубовых ворот старого дворца. Повсюду слышались свист, голоса, смех и пение.

В вестибюле прибывших встречала миз Азария Рафаи́л. На ней был бледно-голубой хитон и белоснежные перчатки. Седые волосы миз Азарии Рафаи́л традиционно были собраны в пучок, а на остром носу сидели маленькие круглые очки. В правой руке женщина держала остриженное птичье перо. Напомнила: это «для смазывания ран».

Миз Азария Рафаи́л осматривала собравшихся – тринадцать человек:

– Добрый вечер! Следуйте за мной. Мистер Никльби, вашей сестре требуется помощь? Она потеряла обувь.

Все посмотрели на Рупертину. По какой-то причине та стояла босиком в сером дорожном хитоне, поправляя очки.

Миз Азария Рафаи́л повела всех по крутой деревянной лестнице наверх; по длинным коридорам, открывая и закрывая двери; по узким проходам. Она попросила не обращать внимания на временные стуки, временно прыгающую мебель и временно ползающих по потолку змей.

Наконец все оказались на широком балконе высокой башни.

На каменных выступах сидели десятки белых и чёрных воронов. Птицы кричали, будто у них здесь был зал заседаний.

– Каждый из вас уже наверняка вспомнил о важности гармонии. – Миз Азария Рафаи́л приподняла руку. На её перчатку тут же прилетел белый ворон. Довольный, он поглядывал на собравшихся. – Поговорим о личностях. Я – личность с большой буквы «Л». Вы – без воспоминаний. Личности бывают разными. Однако никто – вам также нужно это вспомнить – никто и ничто не появляется в вашей жизни просто так. Ведь если звезды зажигают – значит, – это кому-нибудь нужно.

Собравшиеся раскрыли рты. Гертруда могла поклясться, что увидела подлетевшего к босоногой Рупертине маленького мальчика, который сбросил ей деревянные башмаки. Но так как никто этого не заметил, Гертруда сделала вид, будто продолжает слушать миз Азарию Рафаи́л.

– Сегодня мы попробуем вспомнить о во́ронах. На заднем столике находятся белые перчатки. Возьмите их, – скомандовала женщина. – Побыстрее. Побыстрее, пожалуйста. Я ведь прошу надеть их, а не сшить. Наконец-то! Слава небесам! Теперь – каждый – расступитесь! Приподнимите правую руку. Выберите ворона, который на вас смотрит, и пригласите его. С уважением. Помните о личности. Никаких команд и приказов! Оу! Линда Глум, прекрасно!

К бледной девочке с белыми волосами и томным взглядом прилетел на руку ворон. Мими Меенвольд сердилась – ворон боялся подлететь ней, ведь в её сумке сидел маленький пёс. А Рупертина «Бедняжка» Никльби гонялась за воронами, громко стуча деревянными башмаками.

– Мисс Никльби, это не так делается. – Миз Азария Рафаи́л закатила глаза, будто говоря: «Безнадёжный случай».

Следующий час все только и занимались тем, что бегали от воронов. Генри Никльби помогал своему ворону делать мёртвую петлю, а Томас Кропот чуть не сделал мёртвую петлю сам. Гертруде же было легко «общаться» с птицами.

– Прекрасно. – Миз Азария Рафаи́л улыбнулась. – Вороны – прекрасные попутчики. Вы можете летать вместе с ними, они укажут вам нужное направление. Вы можете намного больше, чем думаете. Нужно только вспомнить. К следующей нашей встрече прочитайте книги Папюса «Ключ к наукам», «Методическое руководство», «Генезис и развитие символов». Мы поговорим с вами о бегемотах – символе плотских желаний, обжорства и чревоугодия. Мисс Никльби!

Пока никто не видел, Рупертина схватила ворона и с радостными криками полетела с балкона вниз.

– Как всё быстро здесь происходит, – пожаловалась Мими Меенвольд. – За временем невозможно угнаться! Ведь будто только приехали во дворец!

– Все свободны! – неожиданно миз Азария Рафаи́л расправила крылья и взмыла в небо.

Собравшиеся посмотрели друг на друга непонимающими взглядами. Никто ведь ещё не получил разрешения на полёты. Миз Азария Рафаи́л не возвращалась. Ни через пять минут, ни через полчаса. И тогда Козетта Пипс прыгнула с балкона, расправив крылья. За ней последовали и все остальные.

* * *

Возвращаясь по дороге домой, Гертруда увидела… Эдварда. В чёрном хитоне он сидел на одном дереве с котом по имени Кот (на 66-й улице) и бормотал себе что-то под нос, подыгрывая на гитаре. Ему «подкрикивали» два чёрных ворона. Эдвард был настолько увлечён, что не сразу заметил Гертруду.

– Хм, – смущаясь, произнесла Гертруда. Первым с дерева спустился кот по имени Кот. Однако он не удосужился даже поздороваться – сразу отправился по своим делам в сад мистера Роберта Готли.

– Ты не отвечала на мои письма. – Эдвард спрыгнул вниз, прохаживаясь взад-вперёд в кедах с развязанными шнурками. – Привет.

Гертруда удивилась. Рассказала, что за всё время не получила от Эдварда ни одного письма. Ей было стыдно признаться, что сама она не умеет отправлять «молнии».

Эдвард покопался в рюкзаке, достав из него воск для запечатывания писем:

– Пахнет мёдом. – Он понюхал воск. – Вероятно, ма его подменила. Получается, я все свои письма просто сжигал?

– Мне запретили с тобой общаться. Я думала, ты сердишься. От твоей мамы такое письмо грозное пришло!

– Хм. Мне ма сказала, что письмо получила от вас, что ты…

– …на меня плохо влияешь, – закончили они фразу оба.

– Твоя мама обещала пожаловаться на мою бабушку, – заметила Гертруда. – Если я буду с тобой общаться.

– А ещё она обещала выкинуть Харгеста на улицу, если он не перестанет носить в дом грязь. Он всё ещё живёт со мной и носит грязь в дом каждый день. Да! Я вот зачем пришёл. – Эдвард достал из рюкзака потрёпанную тетрадь, в которой лежала вырезка из газеты «ʞинɯɔǝʚɓǝdu». – Мы ездили домой. Ма не хотела меня даже отпускать обратно сюда. Если бы не тётя… В общем, в местном «ʞинɯɔǝʚɓǝdu» ты такого бы не прочитала. А вот в нашем пишут много чего интересного.