Текст книги "Небо в огне. Штурмовик из будущего"

– А ты отдай его мне? – сам того не ожидая, вдруг попросил Дивин. – Отдай, а?

Вот так экспат и обзавелся зверем. У кота оказалась повреждена задняя лапа, ребра торчали так, что становилось боязно, почему они до сих пор не пробили ему шкуру, шерсть выпадала клоками, но Григорий был счастлив. Он по возвращении в полк тщательно отмыл страдальца, вместе с Таей прочистил и перебинтовал лапу и, самое главное, накормил бедолагу. Ко всеобщему удивлению, кот не набросился на еду, а брал ее из миски осторожно, можно даже сказать, деликатно.

– Надо же, – удивлялся больше всех Прорва, – я думал, он у тебя пальцы вместе с миской откусит.

Младший лейтенант устроил зверя под своим топчаном в ящике из-под патронов. Всей эскадрильей долго придумывали коту имя.

– Авиационное что-то должно быть, – доказывал Малахов. – На хрена нам все эти деревенские Васьки-Мурзики?

– Ну да, назови его тогда Элероном или Фюзеляжем, – не соглашался с ним экспат. – Чем тебе обычное имя не угодило?

– Погодите, – осенило вдруг сержанта Катункина. – А помните, нам недавно комиссар рассказывал, что фрицы наши самолеты «шварце тод» прозвали?

– И что с того? – недоуменно обернулся к нему Малахов.

– Ну как же, – улыбнулся летчик. – Шварце – это черный в переводе с немецкого. И найденыш этот подходящего колера.

– Тогда уж пусть целиком прозвище носит, – засмеялся комэск. – Черная смерть! Особенно для мышей.

Да, мышей в землянке водилось много. По ночам они бегали по полу, противно пищали, грызли одежду и даже кусали иногда спящих пилотов.

– На том и порешим, – подвел черту под обсуждением Григорий.

Но Шварце Тод в итоге не прижилось. Как-то незаметно сократили просто до Шварца. Тем более, что котейка не возражал. А немного окрепнув, он как-то ночью устроил обнаглевшим грызунам настоящую бойню и разложил на полу в центре землянки с десяток задушенных мышей.

– Истинный штурмовик, – довольно щурился Дивин, глядя на результаты труда своего питомца. – Ишь как причесал серых тварей, хоть наградные документы оформляй. Даже фотоконтроль для подтверждения не требуется, все наглядно! Учитесь, салаги, – шутливо подначивал он ведомых.

– Я бы не меньше фрицев набил, – отшутился Валиев, – но «Ил» ночью не летает!

А Шварц устало спал, свернувшись в клубок на одеяле Григория.

* * *

В блиндаж, где размещался полковой командный пункт, почти не проникал дневной свет. И поэтому здесь практически круглосуточно горела коптилка, искусно сделанная из снарядной гильзы.

Командиры эскадрилий и их заместители расселись вокруг большого деревянного стола, на котором, помимо коптилки, стоял полевой телефон и лежала сложенная гармошкой карта района боевых действий.

Хромов разговаривал с дивизией, получая, судя по отрывочным репликам, задание на день, а начштаба о чем-то шушукался с комиссаром.

Григорий наклонился к комэску и тихонько поинтересовался:

– Леша, как думаешь, куда сегодня полетим, опять на станцию?

– Вряд ли. Мне тут сорока на хвосте принесла, что немцы перешли в контратаку, ввели в бой танковые части. Так что будем выбивать у них бронетехнику, надо помочь пехоте.

– Откуда дровишки, если не секрет?

– С начальником разведки после завтрака перекурили.

Комполка закончил разговор и аккуратно положил трубку.

– Гитлеровцы яростно атакуют наши позиции у станции Никитинка. Алексей Алексеевич, давай на карте поглядим, что к чему.

Капитан Зотов, начальник штаба полка, расстелил на столе карту. Аккуратист до мозга костей, он обладал высочайшей штабной культурой, а его исполнительность давно стала притчей во языцех. Всегда безукоризненно выбритый, в отутюженной форме, Зотов слыл педантом и сводил с ума подчиненных требованиями соблюдать такой же образцовый внешний вид.

Но при этом он являлся высококлассным профессионалом и энтузиастом своего дела. Его карты являлись настоящим произведением искусства: обстановка была нанесена аккуратнейшим образом, обозначены линия фронта, минометные и артиллерийские батареи, командные пункты противника, разноцветными карандашами выделены цели, по которым наносили удары летчики полка. Так же четко были указаны и позиции наших войск, штабы полков и дивизий в глубине обороны, полевые аэродромы.

Хромов не раз ставил начштаба в пример. И особенно напирал на его умение читать карту буквально с одного взгляда.

– Посмотрел на карту, сличил ее по-быстрому с местностью, а потом точно вышел на цель – вот к чему нужно стремиться! – поучал майор. И Дивин в этом с ним был абсолютно согласен. И пилотов эскадрильи дрючил нещадно. Хотя Зотова и недолюбливал, считал, как и многие, сухарем.

Начальник штаба коротко назвал очередность групп, которым предстояло лететь на задание, еще раз напомнил, кто по какой цели наносит удар, назвал ведущих и перечислил составы групп.

– Вопросы?

– Наводчик в боевых порядках пехоты будет? – Зотов поморщился и сделал вид, что расправляет на карте какие-то видимые только ему одному складки.

– Будет, будет, – вмешался комполка. – И «маленькие» вас сегодня прикрывают, и наземные войска немцев ракетами укажут, чтобы вы ненароком по своим не вмазали. Главное, выбивайте танки! Еще вопросы будут? Идите готовиться к полету.

Пока шагали на КП эскадрильи, экспат несколько раз с неудовольствием взглянул на небо. Погода установилась солнечная, видимость «миллион на миллион», а это означает, что в воздухе они обязательно столкнутся с «мессершмиттами». Значит, следовало особо обратить внимание летчиков и стрелков на это обстоятельство, напомнить им план отражения атаки вражеских истребителей.

– Не о том думаешь, – легко угадал его мысли Малахов. – Лучше еще раз объяснить – особенно молодым – где искать танки. А то будут тыкаться под каждый куст, как твой Шварц в миску с молоком.

– Когда это он тыркался? – возмутился Григорий. – Шварц всегда аккуратно ест, не болтай. А про танки и в самом деле лучше сказать. Ты знаешь, я никак в толк не возьму, чего в наших парнях больше – глупости или самонадеянности? Почему вдумчивая подготовка к полету, попытка предугадать действия противника воспринимается многими как нечто странное и даже оскорбительное, что ли? Мол, принимать решение нужно непосредственно над полем боя, а не заранее.

Капитан искоса глянул на него, тяжело вздохнул, но промолчал.

При всей своей безусловной выучке гитлеровцы все-таки иногда грешили шаблонностью действий. Опытные летчики хорошо знали, что их танки обычно сосредотачивались на лесных опушках, в лощинах, за домами населенных пунктов. А гаубичные и минометные батареи следовало чаще всего искать на обратных скатах высот.

В эскадрилье было семь экипажей, но на самолете Катункина мотористы второй день меняли двигатель, а Челидзе подломил во время небрежной посадки «ногу» и тоже выбыл из игры. Так что идти на штурмовку предстояло впятером. И это добавляло проблем, потому что для построения эффективного круга требовалось минимум шесть машин.

Жмурясь от яркого солнца и ослепительного снега, Дивин сидел в кабине своего самолета в ожидании сигнала на взлет и наблюдал за тем, как бойцы батальона аэродромного обслуживания и местные жители расчищают взлетную полосу. Все в полку уже привыкли к тому, что после снегопадов женщины, старики и даже дети приходят, чтобы помочь. За время оккупации люди пережили столько ужасных минут, что готовы были лечь костьми, но не допустить повторного прихода гитлеровцев в их дома.

– Командир, ракета!

– Вижу, старшина.

Дивин вырулил на старт и дал мотору полные обороты. Подняв за собой тучи снежной пыли, груженный под завязку штурмовик пробежался по взлетной полосе, нехотя оторвался от земли и стал медленно набирать высоту.

Над аэродромом, где базировались истребители, сделали несколько кругов, дожидаясь, пока шестерка «Як-7» поднимется в воздух и займет свое место над «Илами». Набрали высоту в полторы тысячи метров и пошли к линии фронта.

Там вовсю шел бой. На земле то и дело расцветали облака взрывов, сновали маленькие жучки танков, сверкали огненные точки орудийных выстрелов. В воздухе так же завязалось сражение. Советские штурмовики и бомбардировщики пытались помочь своим наземным войскам, гитлеровские – своим. А истребители и одной и другой стороны старались прикрыть одних и помешать другим. К земле уже протянулись несколько черных следов от упавших самолетов и висели белые купола парашютов.

В эфире творилось черт знает что: висел густой русский мат, лающие команды на немецком, крики радости и боли. Экспат пытался уловить в этой какофонии команды своего наводчика, но пока что без особого успеха. А без команд с земли действовать было тяжело – разобраться самостоятельно с целями для штурмовки практически невозможно.

Григорий посмотрел в сторону «Яков» – не бросят ли они их, вдруг поддадутся искушению и рванут в бой? Но нет, истребители прикрытия ходили над ними ножницами, страхуя от возможных атак «мессеров».

– «Горбатые»! – пробился вдруг сквозь кашу и треск в наушниках чей-то знакомый голос. – Здесь «Волна-5», вы слышите меня?

– «Волна-5», я – «Штык-2», слышу тебя хорошо. Дайте обстановку, – мгновенно отозвался Малахов.

– «Штык-2», – обрадовался авианаводчик, – берите правее. Курс восемьдесят. Еще правее! Вот, теперь правильно идешь. Танки на опушке леса, атакуйте!

– Принято. «Штыки», атака.

Экспат привычно подал в баки углекислый газ и закрыл бронезаслонку маслорадиатора. «Ил», повинуясь его приказу, опустил нос и вошел в пике. Земля прыгнула навстречу, начала стремительно расти, но Григорий ловил глазами прячущиеся танки. Ага, вот они! Дивин дал очередь из пулемета, сделал небольшую поправку и выпустил эрэсы. Четыре огненные кометы вылетели из-под крыльев, устремились к цели. Сегодня оружейники подвесили на направляющие не привычные РС-82, а гораздо более мощные крупнокалиберные РОФС-132. Внизу расцвели огненные бутоны, экспат отчетливо увидел, как один танк, получив прямое попадание в моторное отделение, взорвался.

К штурмовикам протянулись первые трассы зенитных снарядов, и летчик мгновенно выполнил маневр, уходя с линии огня. Поймал в перекрестие прицела выползающие из своего укрытия туши, дождался, пока они окажутся в нужном месте, и нажал кнопку. «Ильюшин» резко «вспух», освободившись от бомб, и Григорий потянул ручку, выводя машину из пикирования.

– Есть попадание! – крикнул по СПУ стрелок. – Здорово врезали гадам, командир!

«Илы» прорвались сквозь заградительный огонь, сбросили бомбы и обстреляли эрэсами изготовившиеся к атаке фашистские танки. Вышли из зоны действия зенитных орудий и встали в круг.

– Отлично, «Штык-2», хорошо отработали! – похвалил наводчик. – Сделайте еще заход.

– Понял, выполняю.

Эскадрилья закружила над полем боя, самолеты по очереди заходили на цель и обстреливали немцев из пушек и пулеметов. Гитлеровцы среагировали на их действия, несколько «мессершмиттов» свалились сверху и попытались атаковать штурмовики. Но им наперерез сразу же бросились «Яки».

Ведущий истребителей попался опытный, он не стал кидаться на врага сразу всеми своими силами. Фашисты ведь обычно нападали двумя группами: одна сковывала наше прикрытие, другая в это время спокойно, без помех била по штурмовикам. Поэтому «Яки» тоже разделились, и четыре подкравшихся со стороны солнца «Ме-109» встретили достойный отпор. Причем воздушные стрелки «Ил-2» так же не остались в стороне и угостили фрицев хлесткими пулеметными очередями.

– Размочили! – крикнул кто-то, когда один из зазевавшихся фрицев вдруг вспыхнул и начал падать. Остальные сразу же снизили натиск и стали выходить из боя. Пара «Як-7» рванулась за ними, а оставшаяся четверка продолжила бдительно охранять штурмовики.

– Молодцы, «горбатые», можете идти домой, – поблагодарили с земли.

Группа легла на обратный курс. Дивин по привычке пересчитал самолеты: все пять на месте. Да и «Яки» тоже не понесли потерь. А навстречу уже спешили самолеты первой эскадрильи – Григорий узнал их по красным кокам винтов. Экспат отсалютовал товарищам, покачав крыльями, и мысленно пожелал им удачи. На душе было светло и радостно.

* * *

Правду говорят, что двух одинаковых вылетов не бывает. В этом Григорий убедился очень скоро. Хотя, казалось бы, задание то же самое: штурмовать немецкие танки, район прежний, знакомый по первому вылету, ан нет – пойти наперекосяк все может в любую секунду. Поэтому не ленись, не полагайся на авось, а думай, много думай – пытайся предугадать, чем враг может ответить на твои действия.

Ведь предлагал комэску немного изменить маршрут, зайти на цель с другой стороны, но тот отмахнулся от него как от назойливой мухи и легкомысленно ответил:

– На воду дуешь, Гришка, фрицам сейчас не до нас. Видел, как их с утра приложили? А пехота еще добавила. Так что не майся дурью. Лучше напомни, чтобы за высотой следили и ниже четырехсот метров не снижались, танки враз гостинец выпишут.

Что верно, то верно. Когда штурмовики опускались слишком низко над землей, немецкие танкисты частенько расстреливали их в упор. Но ведь поговорить стоило не только об этом! Дивин прикусил губу, круто развернулся и направился к своему самолету. Там кипела работа: машину заправляли горючим, маслом, водой, подвешивали бомбы и реактивные снаряды, пополняли боезапас пушек и пулеметов. Старшина Пономаренко возился с УБТ, не доверяя никому обслуживание своего оружия.

– Андрей, все в порядке? – осведомился на всякий случай экспат. Стрелок молча поднял большой палец. – Не затягивай, скоро опять полетим.

Неприятности начались очень скоро. Когда штурмовики подошли к аэродрому истребителей, там не оказалось ни одного «Яка». А на запрос Малахова с земли ответили, что все самолеты вылетели по приказу комдива прикрывать переправу – немцы устроили на нее мощный налет.

Чертыхнувшись, капитан приказал продолжать полет. До линии фронта добрались без каких-либо происшествий. Вышли к цели. Авианаводчик на этот раз не смог пробиться к ним на связь, в эфире стоял дикий шум-гам, треск и улавливались лишь обрывки слов.

Правда, и без всяких подсказок летчики быстро нашли вражеские танки. Вот только вместо заявленных разведкой двадцати – двадцати пяти на позиции советских войск ползли минимум сорок бронированных машин. Наша пехота держалась из последних сил, а артиллеристы огрызались вяло. Хотя и небезуспешно – на поле горело около десятка вражеских танков.

Ко всему прочему в воздухе стаей потревоженных галок вились несколько десятков самолетов различных типов. Складывалось такое ощущение, что воздушный бой как начался с самого утра, так и не затихал до сих пор.

«Илы» с ходу пошли в атаку. Сбросили бомбы, сделали повторный заход, обработали фрицев эрэсами. Закрутили круг, поливая немцев пулеметно-пушечным огнем. Несколько танков задрали хоботы орудий и стреляли по штурмовикам. В этот момент ведомый Малахова, забыв, видимо, в горячке боя о предупреждении Григория, чересчур снизился. И очередной снаряд ударил в машину неосторожного летчика. «Ил-2» вздрогнул и клюнул носом.

– Прыгай! – закричал экспат, увидев, как пламя вырвалось из-под радиатора и быстро перекинулось на плоскости и на фюзеляж, но тут же осекся. Куда прыгать, под ними поле боя. Попадешь в лапы гитлеровцев, они церемониться не будут, в лучшем случае пристрелят на месте. Ну а в худшем… доводилось видеть, что они вытворяли с пленными, лучше уж самому…

Самолет неуклюже отвалил в сторону с неработающим мотором. Начал планировать, потом, не выпуская шасси, плюхнулся на брюхо, пополз по полю, но практически сразу натолкнулся на какое-то препятствие, скапотировал, перевернулся и упал на спину. Один из вражеских танков неторопливо подполз к месту падения и выпустил по самолету несколько снарядов в упор. Взрыв, к небу взметнулся язык пламени и черного дыма.

– «Штыки», уходим! – немедленно скомандовал комэск. Надежный круг из четырех машин не построишь, испытывать судьбу дальше – форменное самоубийство. – Идем правым пеленгом, компактно, сократить дистанцию, стрелкам не зевать!

Но беда, как известно, не приходит одна. Только-только перетянули через линию фронта, оказались над территорией, занятой советскими войсками, и облегченно выдохнули, как с земли вдруг прорезался авианаводчик:

– «Горбатые», на хвосте «мессеры»! Сзади «мессеры», слышите меня?! «Маленькие», фрицы преследуют наши штурмовики. Все, кто меня слышит, помогите «горбатым»!

Застучал пулемет Пономаренко, через мгновение к нему присоединились и другие стрелки. Но шестерка «худых» уже заняла выгодную позицию, повисла на хвосте группы и начала энергично поливать «Илы» огнем. Четверо атаковали сверху, а пара норовила зайти снизу.

– Гриша, крен вправо, – командовал старшина. – Давай! Резче!

По крылу ударила хлесткая очередь, управлять самолетом сразу стало тяжелее. Еще один сильный удар, экспат услышал, как вскрикнул Пономаренко и перестал стрелять. Дивин не успел спросить его, что случилось, а новый снаряд задел фонарь, и летчика обдало осколками. Хорошо, прикрыла бронеспинка кресла. А дальше удары посыпались один за другим.

Григорий затравленно оглянулся. Неужели все? Увидел приближающийся «мессер», успел рассмотреть довольное, улыбающееся лицо фашистского летчика и бессильно ругнулся. Сейчас его будут добивать!

Но что это? Фриц вдруг резко потянул вверх. Дивин во всех подробностях рассмотрел выкрашенное желтой краской брюхо, черные кресты на плоскостях, успел удивиться столь странному поведению немца, а в следующий миг тот с ревом пронесся над ним, заставив вжаться в сиденье.

На хвосте у удирающего «мессершмитта» повис наш «Як-7». Экспат машинально запомнил номер на стабилизаторе – 17. Буквально через секунду фашист вспыхнул и рухнул на землю, а краснозвездный «ястребок» крутанул лихую бочку и устремился в погоню за новым врагом.

Ситуация резко поменялась. Вовремя подоспевшие истребители разогнали немцев, сбили при этом трех из них. Григорий закрутил головой, выискивая товарищей, но не обнаружил никого из них поблизости. Видать, в момент атаки группа окончательно рассыпалась.

– Пономаренко! Андрей, ты жив?

– Нормально, – донесся по СПУ слабый голос стрелка. – Царапнуло по башке чуток, я и отключился на время. И плечо, кажется. Голову, зараза, кровью залило, ничего не вижу. Как наши дела, командир?

– Не переживай, – обрадовался экспат. – «Яки» выручили, идем домой. Ты держись, пожалуйста!

Пара «Як-7» подошла сбоку, пристроилась к поврежденному штурмовику. Передатчиков у них явно не было, потому что ведущий при помощи жестов попытался узнать, может ли Григорий продолжать полет, не собирается ли прыгать. Дивин, как мог, ответил тем же способом, что, мол, хрен его знает, но будет тянуть, сколько получится. Истребитель явно неодобрительно покачал головой, а потом отвалил, заняв место чуть выше и позади искалеченного «Ила».

– Старшина, слышишь меня? Нас «ястребки» сопровождают. Так что не дрейфь, не сожрут гансы! Ты, главное, держись, скоро приземлимся. Андрей?

– Понял, – очень тихо ответил стрелок. – Я постараюсь.

Все последующее время полета экспат сидел как на иголках, с ненавистью поглядывая на часы. Минуты тянулись невыносимо долго, стрелки словно застыли на месте. Пару раз Григорий только неимоверным усилием воли останавливал начинающийся процесс трансформации – настолько его выводило из себя собственное бессилие, отсутствие возможности оказать помощь раненому товарищу.

Оказавшись, наконец, над родным аэродромом, Дивин сразу, без привычного круга, зашел на посадку. Машина сильно ударилась о землю, как он ни старался приземлиться как можно более мягче, понеслась по взлетке, едва-едва реагируя на его команды. Чиркнула крылом по сугробу, подняв снежный фонтан, прокатилась еще несколько метров и устало замерла, будто исчерпала все силы.

Экспат быстро освободился от привязных ремней, отстегнул парашют и, поминая тихим незлым ласковым словом чью-то мать, с усилием сбил назад фонарь. Выскочил на крыло и метнулся к месту стрелка. Ствол пулемета нелепо задран вверх, кабина порядком раскурочена, а самого Пономаренко не видно. Дивин перегнулся через борт, не обращая внимания на торчащие осколки стекол.

Старшина скорчился на полу и тихонько постанывал. В глаза бросились пятна крови на щеке и темное пятно на левом плече. Григорий ухватился за воротник комбинезона и потянул стрелка на себя. Тот вскрикнул и обмяк – видимо, потерял сознание.

– Осторожно! – закричал подбежавший Свичкарь. – Давай вместе, командир.

Вдвоем они извлекли стрелка из кабины. К штурмовику уже подъехала санитарная машина. Из кабины выскочил полковой эскулап, а двое бойцов тащили из кузова брезентовые носилки.

– Кладите его, – суетился врач, – только, ради бога, аккуратнее. Вот так. А теперь несите в машину, и срочно ко мне! Лейтенант, вы ранены? – он обратил внимание на Дивина.

– Нет, со мной все в порядке, – вяло ответил экспат. – Доктор, как он, жить будет?

– Разберемся, – врач повернулся, разом потеряв всякий интерес к Григорию, и полез в машину вслед за носилками. – Но вы потом ко мне загляните на всякий случай! – крикнул он уже из кузова.

– Ладно, – отмахнулся от него младший лейтенант.

– Хорошо тебя приласкали, командир! Скажи, как ты на нем вообще летел?

Григорий обернулся. Свичкарь с задумчивым видом разглядывал самолет. Дивин перевел взгляд на машину, судорожно сглотнул, медленно обошел ее по кругу, и холодок запоздалого страха пробежал по спине.

Правый элерон полностью отбит. В левом – пробоина примерно двадцать на пятнадцать сантиметров. Правая половина руля высоты совершенно разбита. Поперечные пробоины в киле достигали, на глаз, тридцати сантиметров. Полотняная обшивка руля поворота сорвана. Лонжерон центроплана поврежден в нескольких местах. Фонарь вдребезги разнесен пулеметной очередью. Множество пробоин и в планере самолета.

– Это ж сколько раз в тебя попали-то? – прищурился техник. – Эй, хлопцы, – окликнул он застывших с разинутыми ртами оружейника и прибориста. – А ну, давайте-ка вместе посчитаем.

Дивин потянулся за папиросами. Но не успел закурить, как на него налетел Малахов в компании с весело гомонящими летчиками и стрелками.

– Живой, Кощеюшка! – облапил друга комэск. – А я уж думал, что тебя «мессы» срубили! Нас-то тоже погоняли изрядно, едва отбились – хорошо, «маленькие» на выручку подоспели. Глянули, а тебя нет… Итическая богомышь, вы только посмотрите! – капитан заметил состояние дивинского штурмовика и остолбенел. – Пономаренко жив?

– Ранен, – тихо ответил экспат. – Сейчас отдышусь маленько и пойду проведаю его в санчасти. Ну что, сколько там, Миша?

Свичкарь озадаченно скреб в затылке, сверяя свои подсчеты с результатами других техников.

– Ерунда какая-то, – доложил он. – У нас тут вышло – плюс-минус – около ста пробоин. Как же ты летел, командир?

– Ну что ты заладил: «как» да «как», – криво усмехнулся Григорий. – Не знаю! Леш, а у нас вино осталось? Ну то, что нам пехотинцы подарили?

* * *

– О чем ты? – удивился Малахов. – Какое вино, тут две, а лучше сразу три наркомовские нормы нужно. Ты ж, по сути, заново родился. С такими повреждениями прилетел, да еще и сесть умудрился. Свичкарь, просвети нас – вы его машину ремонтировать возьметесь?

Техник переглянулся с товарищами и решительно ответил:

– Нет! Ее теперь только на списание. Снимем мало-мальски уцелевшие узлы, приборы – и в утиль. Бесполезно ремонтировать, пустая трата времени и сил. Ты уж извиняй, командир, – добавил он виновато.

– Брось, Миша, – экспат наклонился, зачерпнул немного снега и, зашипев словно разъяренный кот, энергично умылся им. – Я и сам вижу, что «четверка» свое отлетала.

– С тобой точно все в порядке? – подозрительно осведомился капитан, глядя на окрасившийся в розовый цвет снег в руках Дивина. – Может, доктору показаться?

– Ерунда, – фыркнул Григорий, – несколько пустяковых царапин. А про вино я у тебя спросил не для себя. Хочу на аэродром к истребителям съездить и ребятам тамошним проставиться – если бы не они, то хана нам с Андрюхой. Гарантированно!

– А, – кивнул Малахов, – понял. Что ж, дело хорошее. Тем более, что ты теперь все равно безлошадный, так что не вижу препятствий. Думаю, и Батя тоже возражать не станет. Съезди. Только мой тебе совет, лучше коньяк возьми.

Когда летчики осматривали один из освобожденных нашими войсками городов, к ним подошли несколько красноармейцев во главе с лейтенантом в коротком ватнике. Поздоровались, поинтересовались, на каких именно самолетах летают товарищи летчики. Узнав, что на «Ил-2», неожиданно пришли в бурный восторг, долго трясли руки, благодарили.

Оказалось, что во время недавних боев на подступах к городу эту стрелковую часть прижали к земле плотным огнем вражеские доты. Красноармейцы залегли на снегу, не смея поднять головы, и не чаяли уже выбраться живыми из этой передряги.

– А тут несколько «горбатых» откуда ни возьмись, – улыбался лейтенант. – Низко-низко, чуть ли не у нас по головам прошли и как врезали фрицам! От них только рожки-ножки во все стороны полетели. А мы, как такое дело увидали, поднялись и одним броском в город ворвались. Выручили, ребята! Очень здорово выручили!

– Да ладно, – смущались пилоты, – что такого – это же наша работа. Сегодня мы вас, а завтра, не дай бог, плюхнемся где-нибудь поблизости, ваш черед наступит нам на подмогу идти.

– Нет, братья-славяне, – засмеялся лейтенант, – вы уж лучше не падайте. Летайте там, повыше, и нас огоньком, огоньком поддерживайте! Глядишь, так бесноватому хребтину сообща и переломим. Кстати, не побрезгуйте, мы тут от лица всех наземных войск хотим отблагодарить вас, как положено. Эй, старшина, одна нога здесь, другая там – быстро сюда пойло трофейное волоки! Накрыли тут, – пояснил он задорно, – штаб или склад – хрен поймешь. Они драпать собрались, шмотки свои погрузили, да не вышло – мы раньше подоспели. В одном грузовике кучу ящиков с бутылками обнаружили. Думали, водка или шнапс ихний, а оказалось – вино. Политрук наш вылить собирался, а я не дал. Решил приберечь на подарки. Вот, как чувствовал, – белозубо улыбался пехотинец. – Так что уважьте, не побрезгуйте!

И, не обращая никакого внимания на слабые протесты летчиков, загрузил-таки в их машину несколько ящиков с вином. Прорва, у которого в подобных случаях сразу же просыпалась хозяйственная жилка, мигом раздобыл где-то несколько немецких шинелей и тщательно укутал драгоценный продукт, чтобы тот не полопался на морозе.

После возвращения в часть пилоты втихаря разделили подарок между эскадрильями. Вечером сняли пробу и…

– Хрень какая-то, – высказал общее мнение Рыжков, скорчив недовольную гримасу. – Кислятина! Лучше нашей традиционной водочки все-таки ничего нет. Слышь, Катункин, достань мою фляжку из «сидора», сейчас перебьем эту гадость.

– Подожди, – Катункин достал из ящика пузатую бутылку, покрутил в руках и вдруг ахнул. – Коньяк! Чтоб мне сдохнуть, настоящий коньяк! Французский! Вот это пехота обмишурилась – такую ценность проглядела! А ну, братцы, – под радостный рев пилотов крикнул он, – выливайте этот сочок, подставляйте кружки – сейчас настоящую амброзию дегустировать будем. Нет, это ж надо, почти два ящика французского коньяка на халяву!

А вот экспату вино неожиданно понравилось. Особенно красное сухое. Оно по вкусу напомнило ему то, что они заказали с друзьями на прощальном ужине в Сан-Эндрю перед его отъездом в училище ВКС. Название давно выветрилось из памяти, но вот терпкий аромат темно-рубинового напитка, оказывается, прошел с ним через все это время и реальности.

Поэтому, когда Малахов решил отдать длинные бутылки из темного стекла на кухню, экспат решительно воспротивился и спрятал их под свой топчан, потеснив ради такого случая коробку Шварца. Кот, мягко говоря, не обрадовался такому развитию событий, но оспорить решение хозяина, естественно, не смог. Так, пошипел немного, пообижался, но в итоге смирился. Или просто сделал вид, что смирился, намереваясь отомстить, когда представится такая возможность. Хрен поймешь, что на уме у этого мехового подонка!

Но прежде Григорий навестил в полковом санбате Пономаренко. Старшина щеголял перебинтованной головой и плечом, но выглядел вполне бодро. По крайней мере, доктор однозначно пообещал ему, что в тыл не отправит, а оставит долечиваться в родной части.

– Вот и славно! – искренне обрадовался экспат. – Кстати, мне сказали, что ты крови много потерял. Так вот, держи вино, – младший лейтенант воровато оглянулся и сунул бутылку под одеяло, – красное в таких случаях очень полезно. Не спорь с командиром! Граммов по пятьдесят каждый день принимай.

– Есть, – слабо улыбнулся стрелок. – А как там наша «четверка»?

– Отлеталась, – тяжело вздохнул Дивин. – Сказали, что ремонту не подлежит. Так что лечись спокойно, мы с тобой все равно пока безлошадные.

– Жаль, – расстроился Пономаренко.

– Ладно, ты выздоравливай, я тебя обязательно навещу!

В истребительный полк Григорий поехал через три дня, когда представилась такая оказия. Капитан Зотов отправился в гости к соседям, чтобы обговорить вопросы взаимодействия во время полетов, и захватил с собой экспата.

Когда добрались, уже начало темнеть. Начштаба ушел по своим делам, а Дивин, разузнав предварительно, не на задании ли еще летчики, бодро направился в землянку нужной ему эскадрильи. Истребители, как оказалось, азартно резались в домино. И на вошедшего не обратили никакого внимания. Ровно до тех пор, пока их не обдало потоком холодного воздуха из открытой двери.

– Плотнее захлопни! – недовольно повернулся к Григорию один из игроков. – Оп-па, а ты кто такой? Братцы, гляньте, что за чудо-юдо в карнавальной маске? – Пилоты прекратили стучать костяшками и с интересом уставились на незнакомца. Экспат усмехнулся, снял ушанку и потянул с головы балаклаву.

– Будем знакомы, младший лейтенант Дивин, 586-й штурмовой. – Представился он, проведя ладонью по колючему ежику волос.

– «Горбатый»? – засмеялся кто-то. – Проходи, раздевайся, гостем будешь. Ребята, уступите место. Какими судьбами, лейтенант? Эй, да подвиньтесь вы!

Григорий опустил на дощатый пол вещмешок, снял шинель, аккуратно повесил ее на вбитый в стену гвоздь и прошел к столу.

– Три дня назад мы штурмовали немецкие танки под Никитинкой, – начал Дивин. – Во время отхода нас зажали «мессеры». Спасибо, помогли ваши. Кто в тот день летал на «Яке» с номером семнадцать?

– А, вон оно в чем дело, – разулыбались истребители. – Костя, чего застыл, это к тебе!

Из-за стола поднялся невысокий стройный паренек с приятным открытым лицом.

– Лейтенант Каменский, – представился он.

– Спасибо, друг, – с чувством пожал ему руку Григорий. – Ты тогда меня и стрелка буквально из могилы вынул! Еще несколько секунд, и добили бы нас фрицы.