Текст книги "Реквием по солнцу"

Она продолжала прижиматься к Эши, вслушиваясь в голос трехкамерного драконьего сердца. Эти звуки действовали на нее успокаивающе, медленные, музыкальные, подобные плеску волн в море. Вибрация воздуха, ощущение мира и удачи, сливались с ударами сердца избранника ее души – ошеломляющие чувства, заставившие ее раскраснеться в сиянии заходящего солнца.

Она попыталась успокоиться, понимая, что если сейчас же не придет в себя, то надолго погрузится в блаженные грезы, из которых будет до боли трудно выбраться. И тогда они останутся на балконе до полного наступления темноты, наслаждаясь звуками ночи, теплым ветром и присутствием друг друга. Пряные ароматы лета мешались с острыми запахами рынка.

Рапсодия осторожно высвободилась из объятий Эши и подняла к нему сияющее лицо. Эши заморгал и улыбнулся.

– Хорошо, я вижу, что ветер не принес тебе тревог.

– Верно. И вообще сейчас ничто меня не тревожит.

– Чудесно.

Он взял ее руку и нежно поцеловал тонкие пальцы, а потом повел в комнату, где уже успели зажечь множество тонких ароматизированных восковых свечей.

Повсюду были расставлены фарфоровые вазы с благоухающими летними лилиями огненных оттенков, туберозами и другими цветами, оказывающими благотворное влияние на людей. Посреди комнаты, на краю стола стояла деревянная тарелка с сочными красными ягодами, облитыми белым и черным шоколадом, рядом — бутылка кандеррского бренди, два хрустальных бокала, на тонкой поверхности которых играли отсветы мерцающего пламени свечей. В центре стола весело журчал крошечный фонтан, проливавшийся на стеклянный цилиндр, внутри которого плясал маленький огонек, посылая волны света по комнате и превращая ее в волшебный грот.

– Что все это значит? Неужели Ирман простил меня за то, что я разрешила болгам уйти? – удивленно спросила Рапсодия.

— Нет, наверное. – Эши неторопливо подошел к столу и принялся откупоривать бутылку с бренди. – Это от меня.

– От тебя? Почему? Разве мы ссорились?

Эши рассмеялся:

– По-моему, нет. Во всяком случае, пока.

Рапсодия наклонилась, чтобы вдохнуть изысканный аромат тубероз.

– Значит, у нас праздник? – Да.

Она посмотрела на Эши. Мерцающее пламя свечей отражалось в его небесно-голубых глазах, на губах играла улыбка.

– Что мы празднуем?

Эши налил янтарную жидкость в два бокала.

– Твой день рождения.

Рапсодия склонила голову набок и вопросительно посмотрела на мужа.

– Но мой день рождения только через два месяца.

– Не предстоящий, Ариа, а тот, который будет в следующем году.

– День рождения, который наступит в следующем году? Но почему?

Он пересек комнату и отдал ей бокал.

– Потому что подарок, который я намерен тебе подарить, нужно еще сделать, и на работу уйдет около тринадцати месяцев. И я хочу заранее быть уверен в том, что ты хочешь его получить.

Рапсодия поднесла бокал к губам и слегка пригубила янтарную жидкость. Жидкость была теплой и, как огонь, приятно обжигала рот. Рапсодия проглотила бренди и вдохнула, чтобы охладить горящее горло.

– Ну, какой подарок ты собираешься мне преподнести? Эши, не спуская с Рапсодии глаз, сделал большой глоток и засунул руку в карман. Через мгновение он вытащил маленький кожаный мешочек, стянутый бечевкой, и бросил его Рапсодии. Она поймала его, едва не расплескав бренди.

– Я чуть все не разлила, – проворчала она и поставила бокал на стол.

Развязав бечевку, Рапсодия высыпала содержимое кожаного мешочка себе на ладонь.

Пять тяжелых золотых монет, более древней чеканки, чем она видела в Роланде до сих пор, с мелодичным звоном упали ей на руку. Рапсодия принялась внимательно их разглядывать.

– Малькольм из Бетани, – прочитала она и недоуменно посмотрела на Эши. – Это отец Тристана?

Эши сделал еще глоток и кивнул.

– Спасибо, – с сомнением сказала Рапсодия.

– Ты когда-нибудь видела такие монеты?

— Нет, кажется.

Он разочарованно вздохнул:

– Ну ладно. Их искали для меня по всему Яриму. И похоже, напрасно.

– А где я могла их видеть? – нетерпеливо спросила Рапсодия.

Эши поставил свой бокал на стол, подошел к ней, взял за плечи и заглянул в глаза.

– На лугу, где гулял свежий ветер, по другую сторону Времени, – нежно проговорил он. – Я предложил тебе точно такие же монеты, потому что больше у меня ничего не оказалось, а на следующий день был твой день рождения.

Рапсодия отвернулась, крепко сжав монеты в руке. На нее обрушились обжигающе горькие и прекрасные воспоминания об их встрече в старом мире, о которой знали лишь они двое.

Иногда, даже в последнее время, ей казалось, что это лишь сон, превратившийся в воспоминание.

Эши взял ее за плечи и развернул к себе, потом ласково приподнял подбородок. Их взгляды встретились, и в мерцающем пламени свечей Рапсодия увидела, как сокращаются и расширяются его зрачки с вертикальным разрезом.

– Сквозь все эти годы и кошмары, по бесчисленным дорогам я пронес воспоминание о тебе и той лунной ночи, Эмили, – едва слышно заговорил он, назвав ее именем, которое ей дали родители в старом мире. – Я по-прежнему не знаю, какая магия или поворот судьбы забросили меня в твой мир перед праздником урожая, но я обязан им своей душой. Без тебя я бы давно ее лишился.

– Не спеши благодарить, – покачала головой Рапсодия, глядя на свой кулак с крепко зажатыми в нем золотыми монетами. – Тот, кто это сделал, был жесток, поскольку он вырвал тебя из нашего мира уже на следующий день.

Эши широко улыбнулся:

– Верно. Боль едва не убила нас обоих и почти разрушила наши жизни.

– И ты благодарен тому, кто сотворил с нами такое?

– Да. За все. За хорошее и плохое, за боль и наслаждение. Потому что таким было наше начало, Ариа. И тогда мы прекрасно знали, чего хотим, – хотим друг друга, в любом мире. Все казалось таким простым, у нас не возникло никаких вопросов. Ты была готова оставить все и уйти со мной, я согласился забыть о своей жизни в будущем, даже зная, что близится страшная война, – чтобы быть с тобой. Мы не думали о возможной неудаче, мы не думали ни о чем другом, кроме нашей любви. Таким чистым и священным получилось наше начало. И ничто – ни мое возвращение в будущее, ни чудовищный катаклизм, заставивший Серенда-ир опуститься на дно моря, ни длившееся многие столетия путешествие в глубинах земли, ни разлука, непонимание, боль, смерть, предательства, – ничто не сумело уничтожить любовь, родившуюся в ту ночь.

Он ласково провел рукой по щеке Рапсодии, и она улыбнулась.

– И ничто не сможет, – добавила она.

– Каждое новое начало в нашей жизни становилось возрождением. Всегда существует риск неудачи, который мы, планируя будущее, взвешиваем, а потом отбрасываем, веря в то, что мы делаем, – продолжал Эши. – Взгляни на твой замысел с Энтаденином. Ты сильно рисковала: возмущение горожан, потенциальный конфликт между Яримом и Илорком, угроза уничтожения древней реликвии, что для тебя, Певицы и ценительницы древних легенд, было бы ужасно, – и все же ты понимала, что нужда в воде важнее риска. Ты вмешалась в будущее, не испугавшись того, что герцоги, народ Роланда и фирболги станут думать о тебе хуже, поскольку у тебя не было возможности никому из них гарантировать положительный результат или защиту. Как однажды ты сказала мне в Наварне, в жизни нет ничего, что не стоило бы риска. Даже Акмед согласился рискнуть, какими бы ни были его мотивы.

– И это особенно поражает, поскольку Акмед верит только Грунтору и мне, – согласилась Рапсодия. – Именно доверие позволяет ему идти на риск, хотя для него чуждо само понятие риска. Он ненавидит действовать, не имея четкого плана и возможности полностью контролировать ситуацию, и это при том, что сам Акмед обладает множеством умений, позволяющих ему успешно преодолевать самые разнообразные трудности. Но он абсолютно лишен терпения.

Улыбка Эши слегка померкла.

– Не думаю, что ты права, Ариа, – медленно проговорил он. – Мне кажется, Акмед гораздо терпеливее, чем мы думаем. Вопрос лишь в том, чего он ждет.

Рапсодия остановила его руку, которой он гладил ее по щеке.

– Отвлекись от Акмеда. Что ты хотел мне сказать, Сэм? – мягко спросила она.

Эши нежно сжал ее руку:

– Если ты согласишься, если захочешь рискнуть, мы можем сегодня заказать твой подарок на день рождения.

Рапсодия приблизила к нему свое лицо, так что их губы почти соприкоснулись.

– И что ты планируешь мне подарить?

Эши посмотрел на нее, и любовь в его глазах запылала ярче пламени множества свечей.

– Того, кто сможет составить тебе хорошую компанию во время утренних и вечерних молитв, – сказал он.

Все тревоги и сомнения, так долго мучившие их, исчезли, словно их унес порыв ветра, оставив лишь мягкий неровный свет множества свечей, аромат тубероз, илеск воды в маленьком фонтане. И Рапсодию с Эши.

И все же воздух был полон предчувствия, нервного, головокружительного ожидания, которое они уже испытали однажды, много столетий назад, по другую сторону Времени.

Ожидание чуда и радости, охватившее Рапсодию, когда она стояла на балконе, а легкий ветерок овевал ее разгоряченное лицо, только усилилось, в нем не было ни кайли зла, ни даже намека на сомнения.

Лишь однажды Рапсодия заговорила:

– Почему?..

– Шшш, любовь моя, – перебил Эши, приложив палец к ее губам. – Не спрашивай сегодня. Оставь этот вопрос до завтрашнего утра.

И она поцеловала его без малейших колебаний.

Свет от огненного цилиндра, омываемого прозрачной водой, бьющей из крошечного фонтана, повторял их движения, медленный, нежный танец слияния противоположных элементов, невероятный в своем взаимном стремлении, прекрасный в своем союзе.

Могущественные стихии, неразрывно связанные с их душами, пели в каждом из них. Сверкающая страсть огня – Рапсодия – и терпеливая безжалостность морских вод формировали новый элемент, пышущий жаром, остывающий с приливом, прекрасный и бесконечный, как их любовь друг к другу.

Стихия времени.

Когда Рапсодия на несколько мгновений пришла в себя – все ее существо было охвачено наслаждением, – она ощутила, как в ней возникла новая нота, отличная от «элы», ее собственной Именной ноты, и «соль», ноты Эши. Эта новая нота резонировала внутри ее тела и сознания, а потом исчезла, оставив лишь смутный след.

Еще никогда ей не приходилось слышать такого прекрасного звука.

Вода в фонтане взметнулась вверх, огонь в цилиндре запылал ярче, иска не закончилось масло, после чего пламя стало гореть почти идеально ровно, а вода зажурчала, словно напевая тихую колыбельную.

Над горизонтом встала луна, омывая красную глину Ярима белым светом, и город засиял, словно в сказке. Казалось, молчаливые кирпичные здания и пустые рыночные прилавки светятся сами по себе.

Лунный свет проник сквозь распахнутую дверь балкона и замер на двух влюбленных, заснувших в объятиях друг друга. Не забыл он и другие пары, мирно спящие в это время.

Лунный свет на цыпочках пробрался в детские, укрыл ребятишек своим блистающим одеялом, ярко засиял в их снах.

И еще свет пролился на печальную, безжизненную реликвию, стоящую в центре бассейна, заставил сверкать покрывавшую Энтаденин слюду.

Из глубин расчищенного туннеля послышался вздох и легкое журчание.

Яркая лунная дорожка замерцала в первом облачке тумана, поднявшемся над вершиной Фонтана в Скалах, заискрилась в пологе блистающих водяных паров.

И пока усталый, засыхающий город спал, овеваемый прохладным ночным ветром, дающая жизнь вода с ревом хлынула из Энтаденина.

18

УТРО ВОРВАЛОСЬ в город звоном колоколов дворцовой башни, перекрывающим громкие крики на еще темных улицах.

Эши неуверенно сел, пытаясь стряхнуть туман драконьего сна, от оглушительного шума у него тут же разболелась голова. Он пробормотал неразборчивое проклятие и потер глаза. Блаженство сна медленно рассеивалось.

Первыми к нему вернулись чувства дракона – огонь в комнате погас, а жаркое солнце еще не успело прогнать ночную свежесть. Услышав радостные крики горожан, звон колоколов и гром барабанов, Эши сразу же понял, что Энтаденин, находящийся в нескольких кварталах от дворца, проснулся. В Ярим-Пааре наступило утро самого чудесного дня. Количество воспринимаемых деталей было огромным, дракон ощущал каждого человека, пришедшего на площадь, – четыреста двадцать три, четыреста двадцать четыре, считал дракон; каждого из трехсот семи, нет, девяти производящих шум; каждую из ста одиннадцати искорок в камине; каждую каплю взлетающей ввысь воды – семь миллионов четыреста шестьдесят семь тысяч триста тридцать шесть, семь, восемь – считал завороженный дракон. В результате голова у Эши мучительно заболела, и он постарался унять свою вторую натуру, защищая разум от бубнящего голоса, чтобы не мучиться целый день от чудовищной мигрени.

Рядом крепко спала бледная Рапсодия и что-то тихонько шептала. Половину ночи она проспала крепко, а потом начала метаться по всей постели, словно преследуя кого-то. Поэтому Эши не удалось хорошенько отдохнуть, и по алебастровому лицу своей жены он видел, что и она чувствует себя не лучше.

Он наклонился и поцеловал ее в шею, теплые губы коснулись холодной влажной кожи. Он положил руку ей на плечо и слегка потряс.

– Рапсодия? Скоро рассветет. Ты собираешься петь свою утреннюю молитву?

Она застонала и подтянула колени к груди. Эши охватила тревога. Он обнял жену, которая дышала часто, но неглубоко, на ее лбу выступил пот.

– Рапсодия?

Она слабо оттолкнула его и передвинулась к краю постели. Потом вскочила и бросилась в ванную.

Почти сразу же Эши услышал, что ее вырвало, и его тревога немного улеглась.

Он встал и быстро оделся, дожидаясь ее возвращения. Прошло несколько минут, но Рапсодия не выходила. Эши подошел к двери ванной:

– Рапсодия? С тобой все в порядке?

– Пожалуйста, уйди, – послышался в ответ ее слабый голос.

— Может быть, тебе принести чего-нибудь?

– Нет. Уйди.

Он нервно провел рукой по медным волосам.

– А ты…

— Эши, – теперь она говорила громче, – уйди хотя бы ненадолго, иначе, когда я выйду отсюда, я тебя прикончу.

– Ага. Ну, поскольку умирать мне еще рано, я отправлюсь на балкон, – ответил он, и улыбка тронула уголки его губ – он не знал, плакать ему или смеяться. – Если тебе что-нибудь потребуется, ты только щелкни пальцами, и я тут же прибегу.

– Спасибо, а сейчас уйди.

– Хорошо.

– Прямо сейчас.

– Как пожелаете, миледи.

Король намерьенов отвернулся, услышав, что Рапсодию вновь вырвало, и решительно отправился на балкон. Начинался рассвет, первые лучи рыжим жидким огнем окатили здания из красного кирпича. Эши глубоко вздохнул и почувствовал крошечные частички влаги, которые появились ночью в воздухе и подарили ему удивительную свежесть.

На улицы выходило все больше людей, толпа, собравшаяся на площади, намного превышала ту, что стояла там, когда в город прибыли болги. Все рвались к центральной части площади, чтобы собственными глазами увидеть возродившийся фонтан. Почти у всех в руках были кувшины и другие сосуды для сбора драгоценной воды, ночью вернувшейся в город.

Без особого интереса Эши отметил, что появились жрицы шанойны. Толпа расступилась, пропуская двадцать женщин в опущенных капюшонах и светло-голубых годинах на городскую площадь, где бассейн уже успел переполниться и вода выливалась прямо на мостовую. Одна заметно отличалась от других неуверенностью в исполнении ритуальных движений, которые они совершали, подходя к Фонтану в Скалах. Если бы Эши занимало происходящее, он бы обратил на странную жрицу внимание, но ему было не до этого.

Он смотрел на источник – Энтаденин потемнел, подобно влажной глине, и стал коричневым. Тонкие вкрапления зеленого и синего цвета, пока невидимые человеческому глазу, но доступные взору дракона, пересекали его поверхность. К концу цикла Фонтан в Скалах вернет себе прежние краски. Эта мысль обрадовала Эши. Он закрыл глаза и сосредоточился на чуде, которое происходило в нескольких кварталах от дворца.

В нем пела стихия воды, сформировавшая сущность его души. Вода Энтаденина радостно ему отвечала. Несколько мгновений Эши стоял неподвижно, погрузившись в эту безмолвную песнь, затем вошел в комнату, снял висевший на стене Кирсдарк и вытащил из ножен древний меч, созданный магией воды. Рука крепче обычного сжала рукоять. Сегодня меч казался более живым, чем обычно, обрадованный присутствием родной стихии, способной возродить былую славу Ярим-Паара.

Эши вернулся к окну и поднял меч к свету. Клинок, по которому обычно текли голубые потоки от острия к рукояти, выполненной в форме волны, сейчас вскипел пеной, подобно прибою, набегающему на каменный пирс. Вода искрилась в лучах утреннего солнца, посылая привет бурлящим струям фонтана. Эши ощущал его мощь, энергию и трепет жизни. Казалось, меч устремился навстречу ребенку, полному радости и надежды.

Сроднившийся с Кирсдарком Эши прекрасно понимал возбуждение своего клинка.

Скоро он и сам сможет приветствовать своего ребенка, в жилах которого будет течь его кровь.

И они смогут разделить любовь к одной и той же женщине.

Дверь ванной медленно приоткрылась, и оттуда вышла Рапсодия. Эши сразу почувствовал ее появление, тут же убрал меч в ножны, бегом вернулся в спальню и взял Рапсодию за руку. Она была белой, как молоко, глаза с трудом сохраняли осмысленное выражение.

– Со мной все в порядке, Сэм, – едва слышно прошептала она, предвосхитив его расспросы, – но у меня словно пелена перед глазами. Ты поможешь мне дойти до постели?

– Ты ничего не видишь? – нервно спросил Эши, осторожно поддерживая жену, пока она медленно шла по холодному полу. – Мне не доводилось слышать о подобных вещах.

Она сжала его руку, поморщившись от болевого спазма, остановилась, пытаясь сохранить равновесие, и кивнула:

– Сколько раз ты встречал женщин с кровью людей и лиринов в жилах, и при этом беременных от дракона?

– Ни разу, – признался Эши, – но я не ожидал, что ты сразу почувствуешь себя плохо.

– И я тоже, – проворчала Рапсодия. Эши довел ее до постели, и она с облегчением опустилась на подушки.

– Моя мать выносила шестерых детей, ни разу не обратившись к нам за помощью. И все это время выполняла свою обычную работу. А я чувствую ужасную слабость. И мне страшно холодно. – На мгновение ее взгляд прояснился, она взяла Эши за руку и улыбнулась. – Но я очень счастлива.

Эши поцеловал Рапсодию в лоб. Ее кожа по-прежнему была влажной, но теперь стала еще и горячей.

– Да, и я тоже. – Он заглянул в ее зеленые глаза, которые вновь затуманились. – Скажи, что я могу для тебя сделать.

Эши изо всех сил старался, чтобы в его голосе не слышалось отчаяния и тревоги.

Рапсодия поморщилась от острой боли, пронзившей живот, и повернулась на бок, борясь с вновь подступившей тошнотой.

– Отвези меня домой, – попросила она, спрятав лицо в подушку. – Я хочу в Хагфорт.

Когда Эши вернулся в спальню, Рапсодия уже вышла из ванной, успела одеться в дорожное платье и сидела на одном из стульев неподалеку от камина. Она выглядела немного лучше, но ее лицо по-прежнему оставалось слишком бледным. Эши подошел к ней, обнял за плечи, наклонился и поцеловал.

– Сегодня совсем нетрудно незаметно выскользнуть из Ярим-Паара, – сообщил он и провел тыльной стороной ладони по ее волосам, еще влажным после купания. – Все население города – мужчины, женщины и дети – – танцуют вокруг фонтана и наполняют сосуды водой. Никто не обратит на нас внимания, если не считать нашей охраны.

– Вот и хорошо, – ответила Рапсодия и сжала ручки кресла, когда на ее тело обрушилась новая волна боли.

Эши вздохнул расстроенно и сочувственно одновременно.

– Надеюсь, ты меня простишь, но тебе придется путешествовать в карете. – В его голосе, полном тревоги, проскользнула нотка юмора. – И хотя я рискую вызвать твой гнев, но все же замечу, что тебе следует как можно больше отдыхать.

– Спасибо, – выдохнула она, когда боль отпустила. – Ты очень заботлив. Рискуя новым приступом, я попрошу тебя ответить на вопрос, который я задала тебе вчера.

– Да, а о чем речь?

– Помнишь, ты сказал, что мы можем… заказать подарок на мой день рождения, при этом ты упомянул, что для его доставки потребуется тринадцать месяцев. – Трогательным жестом она положила руки себе на живот. – Почему?

Эши удивленно поднял брови:

– Я думал, ты все это знаешь. Но раз так, хорошо, объясню. Потому что ты наполовину лиринка, а беременность у лиринов длится дольше, чем у людей. – Видя, как на ее лице появляется комический ужас, он приложил все силы, чтобы не рассмеяться. – Как тебе наверняка известно, женщина лиринской крови вынашивает ребенка от обычного мужчины в течение тринадцати месяцев. И это еще оптимистический прогноз. А если учесть, что я наполовину дракон, невозможно предсказать, сколько времени потребуется в нашем случае.

– Как долго твоя мать вынашивала тебя? – потрясенно спросила Рапсодия.

– Два с половиной года. Точнее, почти три.

Королева намерьенов вскочила со стула, прижав руку ко рту.

– Извини, ~ быстро проговорила она, бросаясь в ванную.

Эши немного подождал, затем вышел из спальни и позвал стражника.

– Попроси интенданта побыстрее подготовить карету, — распорядился он.

Поездка по тряским дорогам на окраинах Ярим-Паара получилась мучительной. Каждая рытвина отзывалась в теле Рапсодии новой волной боли, за которой следовал приступ тошноты. Когда они подъехали к подножию гор, начинавшихся сразу за городскими стенами, Рапсодия уже не могла сидеть и улеглась под тяжелым одеялом, мучительно вздрагивая на ухабах.

Эши начал терять самообладание, хотя старался скрывать свое состояние от жены. Он снова и снова повторял слова прорицательницы, стараясь найти в них утешение:

«Рапсодия не умрет, когда на свет появятся твои дети. Беременность не будет легкой, но она не убьет Рапсодию и не причинит ей вреда. Точно».

«Если ты солгала, тетя, я приду за тобой», – мстительно подумал он, хотя и понимал, что прорицательницы не могут лгать. Но сейчас логика не помогала. В конце концов, его собственная бабушка, сестра Мэнвин, более ста лет назад обманула его, сказав, что не видит Рапсодии среди живых.

Добравшись до перевала, с которого открывался великолепный вид на Ярим-Паар, Эши выглянул в окно, а потом окликнул возницу:

– Останови здесь, пожалуйста.

Приказ короля был отправлен в начало и конец каравана, а сам Эши опустился на колени рядом с Рапсодией и нежно провел ладонью по ее волосам и лицу. Она дрожала, в глазах застыло отрешенное выражение. Он приблизил губы к ее уху и прошептал:

– Ариа? Ты меня слышишь?

Она едва заметно кивнула.

– Я хочу остановиться и вынести тебя наружу, чтобы ты подышала свежим воздухом.

Рапсодия лишь едва слышно застонала.

Он осторожно взял ее на руки, ударом ноги открыл дверцу кареты и вынес ее из темноты под ослепительное летнее солнце.

Ветер подхватил полы его туманного плаща, разметав в жарком воздухе капли воды, сдул волосы с лица Рапсодии. Ее глаза оставались закрытыми, но она слегка сжала руку Эши.

Он отнес Рапсодию к краю скалы и остановился.

– Ариа, посмотри, если сможешь.

Сначала Рапсодия никак не отреагировала на его слова, но после очередного порыва ветра, освежившего ее лицо, открыла сначала один глаз, а потом второй и наконец посмотрела на Ярим-Паар, распростершийся под ними в красно-кирпичной долине.

В центре далекого города, над крошечным обелиском, еще вчера мертвым, искрился голубовато-белый туман. В ярком свете летнего солнца переливались капельки воды, многоцветное чудо – радуга – поднималась к золотой туче.

Вода Энтаденина, выплеснувшаяся через бортики бассейна, текла по улицам города, превращая сухую красную глину в коричневую слякоть. Радостный смех, праздничная музыка и веселые крики доносились даже сюда, эхом отскакивая от скалистых гор и тревожа обычно молчаливую равнину.

Рапсодия приподняла голову и, опершись на сильную руку мужа, соскользнула на землю. Она глубоко вдохнула жаркий воздух, улыбнулась, но так ничего и не сказала, продолжая смотреть на радугу, сияющую над пустыней.

Место, где небесные цвета касаются земли.

Эши обнял ее за плечи.

– Видишь, Ариа? Видишь, что подарила Яриму твоя вера?

Рапсодия прижалась к нему и, продолжая улыбаться, наблюдала за счастливыми людьми, которые собрались вокруг дарующего жизнь Фонтана в Скалах.

– Наша вера и знания фирболгов. И то, что Акмед не обращал внимания на дурное воспитание жителей Ярима.

– Быть может, таковы составные части чуда – вера и знания, а также умение идти к цели, не обращая внимания на легкие трудности.

Его рука осторожно коснулась ее живота. Через мгновение Рапсодия накрыла его руку ладонью.

– Уверена, что ты прав.

Эши отвел ее обратно к карете. Рапсодия опиралась на его руку, но шла сама. Когда они устроились внутри, он бросил прощальный взгляд на древнее чудо, оставшееся в долине, и крикнул вознице:

– А теперь в Наварн, и не слишком торопись.

Кузница, Илорк

– ОСТОРОЖНО, ШЕЙН, стекло разобьется до отжига, оно недостаточно охладилось.

– Будь ты проклят, Песочник, – прорычал Шейн, сжимая огромные клещи дрожащими от напряжения руками.

Он переместил цилиндр только что расплавившейся фритты, первичной фазы при изготовлении стекла, к краю горна, а потом положил на наковальню, где его предстояло расплющить и превратить в лист.

Акмед постарался сдержать нетерпение.

– Цвет неправильный, – произнес он сквозь стиснутые зубы. – Красный получился слишком бледным, ближе к розовому.

– Нужно прогреть его в течение нескольких часов, – высказал предположение Омет, встав между королем и мастером, замершим возле печи для отжига, которая находилась рядом с горном. Люди и болги тяжело дышали от усталости, пот заливал им глаза. – Цвет меняется в процессе отвердения. Потом стекло потемнеет.

Акмед отвернулся и лягнул почти пустой горшок с порошком кобальта, стоявший возле горна. Последовала вспышка голубого цвета, минерал загорелся, но тут же погас.

Щейн повернулся на звук и уронил клещи на стеклянный цилиндр. Раздался громкий треск и дружный вздох.

– Хватит! – заорал Шейн и швырнул тяжелые клещи в каменную стену, от которой они отскочили и упали на деревянный помост, разметав в разные стороны сосуды, инструменты и кусочки смальты. Его поведение менялось на глазах у всех, точно стекло в печи для отжига. – Я больше этого не вынесу, даже за все золото из сокровищницы Гвиллиама! Проект проклят, проклят!

– Успокойтесь, мастер Шейн, – вмешался Омет, с тревогой переводя взгляд с мастера на короля фирболгов, в чьих глазах загорелся нехороший огонек.

Послышалось негромкое покашливание. Акмед обернулся и увидел, что ему подает знаки стоявший возле горна стражник-фирболг.

– Возвращайся к работе, Шейн, иначе я передам твоей матери, что ты опять устроил скандал, – угрюмо бросил Акмед и подошел к солдату. – Что случилось?

– Посланец из Сорболда.

– Посланец из Сорболда? Он прибыл с почтовым караваном?

Солдат покачал головой, и Акмед отер пот со лба.

– Ладно, сейчас я подойду.

В Большом зале Акмеда поджидал мужчина, одетый в цвета императрицы и доспехи горцев. Его взгляд был устремлен на куполообразный потолок. Как только появился король, посланец небрежно поклонился:

– Ваше величество.

– Что тебе нужно?

Мужчина смотрел на него со смесью страха и презрения. Жители Сорболда никогда не славились учтивостью, грубость являлась отличительной чертой национального характера, однако солдаты полка, к которому принадлежал гонец, специально обучались этикету, чтобы их поведение не провоцировало скандалов во время выполнения дипломатических миссий. Он вытянулся в струнку и откашлялся.

– Благословенный Сорболда, Найлэш Моуса, приветствует короля Акмеда из Илорка и передает…

– Чего ты хочешь? – нетерпеливо перебил его Ак-мед. – Я занят.

Посланец, которому пришлось проглотить заранее приготовленную речь, замолчал и посмотрел королю в глаза.

– Ее величество, вдовствующая императрица, покинула наш мир во время сна, – коротко ответил он.

– Сожалею, – кивнул Акмед. – Ее сын, вероятно, полон нетерпения.

– Сомневаюсь, – буркнул сорболдец, отбросив в сторону правила этикета, чтобы побыстрее сообщить то, ради чего он прибыл в Илорк. – Он тоже мертв.

– Что произошло? У вас наняли нового повара? Посланец некоторое время молчал, стараясь прийти в себя и не вспылить на такое немыслимое оскорбление.

– Ее величеству было девяносто четыре года, наследному принцу – шестьдесят два. Исполнилась воля Единого Бога, и ничего больше.

Некоторое время король фирболгов молча смотрел на посланца, потом протянул руку:

– У тебя есть официальное письмо?

– Да, ваше величество, и просьба Благословенного принять участие в похоронах.

Акмед сломал печать, вскрыл сложенный пергамент и быстро пробежал его глазами. В нем сообщались факты, изложенные посланцем, но только в куда более цветистых выражениях, с добавлением одного длинного абзаца в конце.

«Поскольку кронпринц не оставил наследников, принято решение созвать совет, на котором будет поставлен вопрос о будущем правителе Темных земель. Приглашение отправлено королю и королеве намеръенов, суверенам Союза, в который входит Сорболд, а также главам сопредельных государств – его величеству королю Акмеду из Илорка, ее величеству Рапсодии, королеве Тириана, лорду Тристану Стюарду, регенту Роланда, и Вайдекаму, верховному правителю Неприсоединившихся государств. И разумеется, представителям церкви, аристократии, купечества и армии, для проведения переговоров сразу же после похорон и траура, который продлится одиннадцать дней».

Король болгов долго смотрел на письмо, а затем перевел взгляд на гонца, словно только сейчас вспомнив о его присутствии.

– Ты можешь быть свободен.

Он жестом отпустил сорболдца и кивнул собственной страже.

Посланец поклонился и вышел.

Акмед подождал, когда стихнут шаги представителя суровой горной страны, имевшей общую границу с Илорком, и, охваченный тревогой, уселся на мраморный трон. Он еще раз прочитал послание, и до него постепенно начало доходить, что означает смерть императрицы и ее единственного наследника. Акмед выругался на языке болгов:

— Хрекин!

19

Трансорлапдский тракт, Бетани

КОРОЛЕВСКАЯ КАРЕТА, двигавшаяся не слишком быстро, поехала еще медленнее. Маленькое окошко в передней части открылось, и послышался голос возницы, перекрывший шум притормаживающего каравана:

– Приближается один из ваших полков, милорд.

Эши наклонился над Рапсодией, которая спала, свернувшись калачиком на сиденье, и потянулся к бархатной занавеске, закрывавшей окно кареты.

– Один из моих полков?

– Да, милорд. Такое впечатление, что его ведет Анборн.

– Очень хорошо. Осторожно остановись. Постарайся, чтобы Рапсодия не проснулась.

– Слушаюсь, милорд.

Стоило карете остановиться, как топот копыт и голоса, выкрикивающие приказы, зазвучали громче. Эши поудобнее устроил Рапсодию на подушках, накрыл одеялом и, быстро выскользнув наружу, тут же притворил за собой дверь, чтобы яркое солнце не пробралось в уютный сумрак кареты.